Серия «Радио Промороженных Пустошей»

Над почти идеальными плоскостями ледяных равнин, сценически подсвеченных ни разу не греющими, но до утомительности яркими лучами бесцветного северного солнца, на многие десятки км разносятся яростные звуки ударов железа по железу.

Бум! Хрясь! Банг! Любвеобильная мать и плешивый дед! Последнее – это уже попадание железа по мясу.

Это один сильно поюзанный, но всё ещё более чем рабочий, отечественного производства терминатор, сверхинтенсивно.

Почти на частоте склевавшего случайно закладку с инновационными препаратами для ускорения, дятла.

Молотит урановым ломом по задубевшей механике специального антенно-мачтового сооружения. Проклятые криво спроектированные приводы спутниковой тарелки.

Проклятый кислотно-коррозионный ветер с Моря Мрака. Проклятый аномальный полуостров. Грррр! Удар, удар, ещё один удар. Отдельные лязги-грохоты сливаются в один звук.

Так вроде начинает поддаваться. Пять ведер липких слез счастья и бурная поллюция.

Для разнообразия и ещё по нескольким секретным причинам – утренний сеанс опустошающе-некротического излучения, абьюзивного нарушения всех вообразимых границ, манифестации неутомимо и неугасимо хейтерской, преисполненной искажений и тлена сущности – Радио Промороженных Пустошей.

Ясный ясень, находящегося в тесной связке со своим нелегальным и антигуманным инструментом для воздействия на мир грязной материи.

Сиплым, каркающим, но необыкновенно убедительным голосом, предоставленным в бессрочный лизинг сумеречным существом с большим опытом охоты на суперволков (настоящих) и белочек с чертиками (делириумных) – Джоном-Ледяные-Яйца.

Нынешняя беседа, пожалуй, будет о не очень возвышенном – об оттягивании конца и отпугивании голодной смерти. Опять перебои с поставками.

Плановую вертушку, похоже, сожрали местные черти. А Петрович, хоть и близкий к природе абориген, давно разучился добывать что-то кроме бухла.

Талант, который сложно переоценить. Но когда кончается весь корм, понимаешь, что есть вещи на порядок выше.

Пришлось плюнуть на полученные при заброске вводные и совершить вчера мародерский рейд в развалины расположенной неподалеку (ну, по последнесеверным меркам) заброшенной уже лет 50 спец. в/ч.

М-да, от лабиринта мрачных бетонных прямоугольников со странно частыми черными прорубями окон, стоит к которым повернуться спиной, и невозможно отделаться от ощущения.

Что из темной глубины за ними что-то смотрит с не менее голодным интересом, чем тот, который привел Джона к визиту в это замечательное место. Впечатления супер.

Да, конечно же, нет там ничего живого или квази. Ну, камон, 50 же лет с плюсом прошло. Но в текущем столетии повторно соваться сюда, пожалуй, ни за что.

И сейчас, в общем, не стоило — на «Объекте» так-то оставалось много вкусной, если уметь готовить, кожи. А в Море Мрака, ну, могла быть рыба или ещё что-то пригодное к поеданию.

Однако, щедро употребляя высокоградусное лекарство от страха, заодно и антифризом работающее, миссию удалось добить до конца. Йо-хо-хо!

Правда, в качестве бонусного последействия есть неслабый риск много-много ночей вскакивать в обоссанной кроватке с криком «мама!», затем прибавляя богатый набор эпитетов, очень нехорошо эту маму характеризующих.

Ну, а как ещё можно после замечательного сна, в котором из густой тени полуразрушенного пакгауза тянет к тебе длинные, как дорога к построению коммунизма, руки Черный Прапор.

Со спины тянет, но у кошмаров свои законы, в «нужные» моменты зрение становится панорамным и охватывает все 360 градусов.

И низкий, замедленно-растянутый, словно на зажеванной магнитофонной плёнке, крик-скример Петровича: «Джоооон!», внезапно с отвратным влажным хрустом булькающе обрывающийся.

Короче, сны — это минус. А плюс — героический Джон стал гордым обладателем кучи полезных для выживания штук. Нет, увы, нескольких танков в консервации или хоть парочки РПК в углу арсенала вояки, уходя, не забыли.

Но и несколько ящиков армейского тушняка, ну подумаешь, с маркировкой «1951 г.», полцистерны соляры, несколько гирь и наборная штанга — очень приятные находки, пушистики.

Похоже, жизнь налаживается. Впереди подъём на следующую ступень пирамиды потребностей — признание.

В одном из следующих выпусков нужно попробовать подобрать горячую темку из свежих новостей, добавить жареного кликбейта и кой-каких SEO-фишек и рвануть к славе и признанию.

Продолжение, так сказать, следует.

Roger that.

(…Приглушенный скрежет металла по льду, прерывистый хруст, отзвуки далёких тяжких ударов, хриплое подвывание изношенного нагнетателя фильтро-вентиляции — практически колыбельная.)

Отрывисто роняющий фразы голос Джона:
«Hunger… Не тот, который можно унять древними консервами. Та пустота, что глотает слова в эфире. Вечная тяга к рейдам за грань Мрака. Даже когда и так уже чрезвычайно далеко за этой гранью. Желание странного, мечты о признании. Попытка к бегству по кольцевой дороге. Но всё-таки попытка...»

(…Хрип дыхания не хуже, чем у изношенной турбины, стук пальцев по пластику терминала… Резкий щелчок тумблера, обрубающий сигнал.)

Трансляция №10
В эфире было Радио Промороженных Пустошей
Из «Объекта» в аномальной зоне Таймыр-700
Побережье Моря Мрака (Лаптевых)

Если вы впервые здесь — стоит начать с первой трансляции.

Сильнее и сильнее нарастает ощущение ошибки, которую уже слишком поздно исправлять. Типа как - был ли выключен утюг перед выходом из дома, когда поезд уже вылетел за «Энск-сортировочную».

Или тревожное осознание, что отпечатки пальцев на уликах были недотерты, в момент, когда по всем подсчетам дверь хранилища вещдоков захлопнулась за ними безвозвратно .

Почти материальная студеная капель все интенсивнее начинает капать за шиворот. Иллюзия. Только от воображаемой боли можно схватить такой же одноименный шок, как и от «настоящей».

С теми же вытекающими. А тут пока случай более лайтовый, ненастоящая капель и тянущий по ногам виртуальный ветерок, более чем реально охлаждающий так, будто входной шлюз перестал быть преградой для забортных -65, придуманных гражданином Цельсием.

Настоящее обморожение, конечно, вряд ли он сможет вызвать. Просто такое событие служит ещё одним членом несложного, или только кажущегося таким, уравнения. Субъективным, расплывчатым и туманным признаком.

Признаком приближения приближения бинауральных, деструктивных, как поток радионуклидов, перечно-мятных, беспощадно и бескомпромиссно освежающих, сострадательно завершающих мучения, в которые, правда, сами же предварительно и ввергли, чтобы незамедлительно соорганизовать на замену мучительные желания очень странного, от которых в итоге станет ещё хуже – в общем позывных Радио Промороженных Пустошей.

С ним в комплекте из нафталинового небытия выныривает экспертный мастер нытья – мастера Вин-Чун древности, по легенде своими кислыми харями повергавшие в буквально убийственное уныние бесчисленные легионы врагов, завистливо курят в стороне.

Деятель, прикованный к терминалу, как в Первую мировую приковывали расчет к пулеметам, незримой, но не подлежащей разрыву или перепиливанию цепью, вдобавок сообщающей членам узника такую же прочность – отгрызание лап не проканает – Джон-Ледяные-Яйца.

Ну, а кого ещё вы ждали-то?

И в рамках продолжения своего депрессивного марафона для аудитории воображаемых друзей и реальных белых медведей с суперволками… Хм, как-то, кажется, некоторый есть диссонанс между понятиями «марафон» и «депрессивный»….

А к черту, умничание не по теме. А тема сегодня – судьба и предназначение, пушистики.

Так вот, на англоязычном Западе есть забавное понятие «destiny». На русский по-хорошему непереводимое – буквальные кальки «судьба» или «предназначение» полнейшая фигота.

В родном языке «судьба» – это что-то дурашливое, предмет гусарского зубоскальства: «кому суждено быть повешенным, тот, понимаешь…». Ближе по смысловой нагрузке «рок», но это устаревший раритет. Нормального аналога нет.

А для буржуинов их «destiny» штука бытовая и одновременно вызывающая уважительный трепет в стиле «раз доктор сказал – в морг, то не вякайте, больной, значит, в морг».

Destiny – это исчисленное от пеленки до могильного холма предназначение. Безошибочно предначертанный верховным навигатором маршрут. И даже мысль о попытке изменить его – кощунство, ересь и бред.

Что забавно, нет эквивалентности при этом «фатуму» – исчисленное и предрешенное «destyni» не отменяет необходимости биться с жизнью что есть сил и сверх них желательно.

А вот взаимопомощь и сочувствие при этом – табу. Ведь всё происходит с человеком не тяп-ляп хаотично, а согласно строго отмеренному высшей силой для него плану. И сношаться с этим он должен индивидуально.

Так что не завидуй чужому успеху – значит, такое было предназначение. И не рассчитывай на помощь, если свалился на дно – ну, значит, вот такое предназначение для тебя.

А вмешиваться в чужое предназначение глупо, бесполезно и преступно. Поэтому амеры-европцы и такие бездушные биороботы.

Или, возможно, наоборот – лишь глиняные големы, душа в комплектацию которых не входит, только перфокарта с программой, вложенная в пасть при изготовлении, концепцию такого «предназначения» и могли изобрести.

Отдельно смешно, что от наиболее четкого и лаконичного выражения этой идеи: «Jedem das Seine», нынешние жители Европы нервно дергаются и в суд порываются подать.

После некоторых событий середины 20-го века она режет их толерастные уши. Но на деле внутри у них больше ничего, кроме этого и нет.

С одной стороны, у Джона от такой парадигмы люто горит стульчик – «No Future!». А с другой – реально есть моменты, когда никакое количество движняка не способно сдвинуть ситуацию с места.

Кольцевые дороги никуда не ведут и банку с вареньем снаружи бесполезно лизать с любой интенсивностью.

Так что, может, «destiny» не такая уж и глупость…

Все приборы врут, все, кто с нами, умрут,
Кольцевые дороги никуда не ведут.
Унеси меня ветер на другую планету,
Где чёрное небо, где меня не найдут.

"Розовые очки" - Смысловые галлюцинации

Roger that.

(Фоновый шум: эхо странной метрономной капели, пульсирующий гул, нарастающий шорох неуверенных шагов, практически неразличимый пришепетывающий шёпот.)

С хрустом всё это перекрывает голос Джона, усталый, неровный, пропитанный забортной стужей:
«Destiny, ррр... Инженерно выверенный полётный план к чёткому пункту назначения или цепь непоправимых ошибок типа чрезмерно позднего воспоминания о недеактивированном утюге? Магистральный трубопровод или крысиная нора… Недотёртые отпечатки и ржавчина на рельсах. Иногда кажется, что всё это не важно. Главное помнить только: помощь – табу, а рок не отменяет поисков…»

(Сначала кажется, просто долгая пауза, потом что слишком долгая... Передатчик остаётся включенным, но продолжения нет и не будет, только сурдокамерная тишина)

Трансляция №9
В эфире было Радио Промороженных Пустошей
Из «Объекта» в аномальной зоне Таймыр-700
Побережье Моря Мрака (Лаптевых)

Если вы впервые здесь — стоит начать с первой трансляции.

В тоскливых, мрачных и холодных недрах этой депрессивной полночи вновь зарождается спотыкающаяся, холодная и очень криво модулированная волна радиостанции для белых медведей, волков и неосторожных пушистиков.

Она целеустремленно преодолевает межпространственные бездны, временные пояса и широты, чтобы принести всем, кто вовремя не успел спрятаться или притвориться несуществующим, нечто вроде выброшенного на другом берегу Атлантики мусора.

Не берегу, не Атлантики, не мусора и не выброшенного, конечно, но короче, это незначащие детали. Важно, что эта разумная или псевдо, сущность не пассивна и имеет свои планы на тех, кому с ней не повезло столкнуться.

К счастью, ну, если у вас очень специфическое понимание этого термина, это всё сопровождает вокал бессменного резидента ультраморозного ада – прожженного пошляка, сверхозабоченного мизогина, любителя смотреть правде в декольте, мистера совершенный стиль – Джона-Ледяные-Яйца.

И знаете, о чем он думает, уткнувшись в бликующее стекло терминала ещё более стеклянными гляделками? Правильно! Всегда может быть хуже! Прав был товарищ Марк Аврелий.

С любого дна есть куда спуститься. Каждый взлет конечен. Зато любое падение безгранично. Правда, в отличие от императора-стоика Джон не видит в этом поводов для оптимизма.

Точная (почти) цитата: «Не падайте духом, кончелыги, худшее ещё впереди». Ну, тут, таки да, худшее впереди всегда.

Вообще, в структуре этой жизни есть нечто сродственное попаданию в медвежий или волчий капкан – сразу уже начинаются дела не очень сахар. Но реально главное веселье впереди, когда придет охотник.

Есть, конечно, замечательный вариант выхода – отгрызть себе лапу. В wild nature самые суровые зверята так и поступают – и уматывают на грустных трех, хоть и паршивый, но выход есть.

Жизнь продолжается. До следующего капкана. Keep smiling. Для краткости и ясности текущей трансляции выбросим за её скобки анализ качества жизни в трипод-формате. Глобально о её смысле покашляем.

Не, ну а чё такого? Несколько слабо аргументированных верхушечных утверждений, скрепленных в рыхлый монолит сомнительными связками – это может каждый, а уж тем более такой титан мысли, как Джон.

Итак, мега-срыв покровов и сверхмощные острые струи обжигающей правды. Оставайтесь на линии.

Поджигающее стулья скандальное утверждение – смысл жизни парит только мужчин.

Вот если это не так, чтоб следующим утром Джону провалиться в дыру нужника и там утонуть!

Строго и исключительно обладателей членов и тестостерона заботят такие странные вещи, как: для чего, зачем и что они после себя оставят.

Женщинам же, по данным психологии и личным наблюдениям Джона, такие страдания принципиально не ведомы.

Вероятно, инстинкт продолжения рода или борьба-сублимация с ним успешно замещает им это всё. По самое не могу.

Эта скользкая, но зажигательная тема, пожалуй, заслуживает отдельного распедаливания. Пометим в своём ежедневнике.

А сейчас возврат обратно к самцам человека.

Горестно это признавать, но тут самки проявляют большую рациональность – зря мы, мужики, паримся над этим мазафакерским смыслом.

Нету его. Не было. И не будет.

«Смысл» - это высосанный из пальца искусственный ментальный конструкт, предназначенный для убогих неудачников – жвачка, чтоб их серые лузерские деньки скоротать.

А как только дела с бабосами, уважением окружающих, бабами и с понятно технической возможностью их пользовать устремляются на подъём – сразу и волшебно улетучивается потребность в «смысле жизни».

Когда сам Джон был популярен у самок и не имел нужды разглядывать ценники в кабаках и приличных супермаркетах, никакой смысл жизни его не волновал и близко. Она просто вершилась ради себя самой.

И вполне прекрасно и замечательно было. Зато теперь вот в ледяном аду, в компании с волками, ягелем-пожирателем, медведями, кое-чем не имеющим названия и плюс Петровичем – немыслимый зуд пробудился по его, смысла, поискам.

А то битва за выживание, впрочем, как и любая битва в принципе, без идеологической подложки, эмблем, слоганов-девизов и прочей такой мишуры идет кисло и туго.

Один вопрос, как, блин, найти то, чего нет?

Roger that.

(Фоновый шум: низкий вибрирующий гул, будто мертвая мерзлота Таймыра-700 пытается что-то прошептать, но, к счастью, смысл этого вязнет в толще покрывающей её ледяной брони.)

Голос Джона – усталый и равнодушный, с некоторым отвращением к своему занятию:
«Самцы человечества с каменного века упорно корчатся в поисках смысла, будто айфон уронили в сельский нужник. А самки просто плывут по течению – без лишних вопросов. В итоге не оказывается никакой разницы в месте финиширования. Но кое-кто всё-таки не уродовался всю дорогу с 'рыбалкой' в выгребной яме. Впрочем, в качестве бонуса, там отличные опарыши, говорят. Худшее, как всегда, впереди. Keep smiling».

(В шорохе пустого эфира учащаются ультразвуковые посвисты-взвизги, одновременно сам шорох приобретает некоторую модулированность… Обрыв… Тишина.)

Трансляция №8
В эфире было Радио Промороженных Пустошей
Из «Объекта» в аномальной зоне Таймыр-700
Побережье Моря Мрака (Лаптевых)

Если вы впервые здесь — стоит начать с первой трансляции.

К наличному моменту текущей полночи и кора, и сама древесина мозга уже дымятся, как перекаленные колодки формулярного болида в середине набора крутых виражей.

Сарказм и ирония — ночь в общем-то нежна, мягка и в целом упоительна. Вся проблема в способе взаимодействия.

Так и не особо твердая боксерская перчатка рассекает ткани и ломает лицевые кости не хуже уранового кастета. Стартовавший рывком локомотив разрывает сталь вагонных сцепок, как оберточную бумагу.

Или вода при падении с нужной высоты обладает твердостью бетона достаточно долго, чтобы превратиться в кинг-сайз размера «Митболл». Короче, проблема не в ночи.

Дело в возникновении где-то внутри неё яростного, как шипение загнанного в угол кота, надсадного, как прилив крови к голове после часа висения на турнике, мучительно-сладкого, как воспоминание о несбывшихся мечтах, разряда, заставляющего гальванически дрыгаться, казалось, давно утраченные чувства и эмоции.

Экссудатом выступающего во всех внутренних полостях, патологически лживого обещания симуляции облегчения, штуки, радикально перерисовывающей и необратимо сминающей контурные карты нестойких душ — Радио Промороженных Пустошей.

Плохая идея была пренебрегать сегодня индивидуальными средствами ментальной защиты. И вместе с совершившими эту ошибку неудачниками вынужденно восстал из ждущего рассвета режима к недолгому, но крайне высокоинтенсивному функционированию.

Саблезубый кариозный бурундук, составитель полной антологии правил игры, в которой они отсутствуют, дрессировщик боевых гипножаб, комковатый сгусток безусловных рефлексов со скромной добавкой высшей нервной деятельности, мастер демагогии и портвейной церемонии — Джон-Ледяные-Яйца.

Нет, всё-таки иногда быть живым или хотя бы иметь примерно эквивалентный набор ощущений — очень даже ничотак, пушистики.

Ладно, второе отделение нуар-балета. Поучительно-занимательная беседа в тон этой безотрадной полночи: мечты, конечно же, не сбываются, а желания не исполняются, и это есть хорошо.

Не сбываются и не исполняются, и это, в натуре, так же непреложно и верно, как то, что лягушка зеленая и прыгает, а зебра полосатая. Что бы там не гундели разные ушлёпки, пророки Нью-Эйджа или гуру с курсов успеха.

Мироздание очешуительно равнодушно ко всему происходящему с самозванно короновавшими себя титулом «разумных» комками слизи на расположенном на окраине космоса чуть побольше размером комке грязи, поверхность которого они облепили.

Сколько не мечтай, как ни хоти, какие интенсивные эмоции по этому поводу не испытывай – порожняк абсолютно полный.

А если чему из мечтаемого-желаемого и суждено произойти, то ни дня, ни часа этого волнительного события не угадаешь. И если высшая сила и есть – юморок у неё, как у Джона.

Стопроцентная гарантия – на обе почки против пивной банки можно спорить – что полученный результат будет так же к тому моменту полезен и актуален, как для паралитика беговые кроссовки или дохлого коня клок витаминного сена.

Вроде как хрена ли в таком хорошего? Штош, фишка в том, что фобий и страшилок навязчивых разных это правило ровно так же касается.

Да. Мысль нематериальна и ни черта не притягивает. Сколько не накаркивай – всё звук пустой и зряшный перегруз голосовых связок. Максимальная ржака, что наоборот – то, чего горячее всего боишься, скорее всего никогда не случится.

Крендец (хм, увы или все-таки ура) всегда внезапен, как утренний энурез, и появляется откуда, казалось, никак его невозможно ждать.

Пока сканируешь шнифтами землю, опасаясь рухнуть в канализационный люк, с крыши уже примеривается сигануть хищный кирпич.

Умников, метающихся взглядом от асфальта к небесам, сбоку сносит «Мустанг» с упоротым мажором за рулём.

Пытаясь подстраховаться вообще от всего – сдыхаешь от перенапряга, без внешних причин.

Так что резюме: да, мечтать глупо, но ровно так же, глупо и бояться. А в сумме, Джону кажется, это скорее хорошая новость.

Roger that.

(Фоновый шум: напряженный низкий гул перегретого генератора, атональный скрежет каких-то механизмов, периодические почти ультразвуковые посвистывания в эфире.)

Голос Джона мешая философскую размеренность с холодной яростью:
«Пустоши Таймыра-700 не прощают ошибок, но не всегда торопятся с приговором. Опора здесь только эхо твоих же мыслей, замороженное в вечной стуже. В таком месте отлично становится видно, что все желания просто пар от дыхания в -60, а страхи – всего лишь тени от несуществующих костров. Единственная реальная штука – это просто существование, просто трансляция этого сигнала, просто его прием…»

(Вой ветра, невозможным образом прорвавшегося к самой мембране, треск стеклопластика, резкие отрывистые хлопки. Тишина.)

Трансляция №7
В эфире было Радио Промороженных Пустошей
Из «Объекта» в аномальной зоне Таймыр-700
Побережье Моря Мрака (Лаптевых)

Если вы впервые здесь — стоит начать с первой трансляции.

Недобрая полночь, пушистики. Мир вокруг кажется столь же бессмысленным и пустым, как банка из-под давно сожранной тушенки. Ещё и тщательно вылизанная изнутри. Даже ещё бессмысленнее.

Как продырявленная банка, негодная даже чтоб чаю в ней вскипятить. Да к тому же ещё это фантомное чувство, будто холодное склизкое щупальце осьминога-зомби неуверенно, но настойчиво касается позвоночника в районе поясницы.

И причудливо извиваясь, медленно всползает выше и выше. Явно имея целью его шейный отдел. Мозгиии! Брр. И сколько ни дергай плечами, от него не избавишься.

Один из типичных побочных эффектов от чрезмерно близкого соседства с генератором когнитивных искажений, источником звуков речи на первом универсальном языке, экстерриториального квазисубъекта, разбалансированного метронома, нестабильного заряда аномального вещества – Радио Промороженных Пустошей, короче.

И несмотря на чудовищные и крайне мучительные наводки в магистралях нервной системы, многократно усиленные чудовищным похмельем, за его боевым пультом по-прежнему непреклонно сидит верхушечный гуру полудюжины заброшенных культов, последователь нескольких древних невообразимых ремесел, профессиональный оттягиватель своего конца и демонстратор Кузькиного папы – Джон-Ледяные-Яйца!

Сегодня темы его беседы неожиданно – безысходность. Когда ночи – это сплошные кошмары, каждый сеанс которых аннотируется милым обещанием: «От этого сна тебе не проснуться».

А когда пробуждение всё-таки случается, уже сам бормочешь себе под нос: «Ну проснулся ты от дурного сна, где были одни несчастья. Только наяву совершенно не лучше. Но ты хотя бы не спишь же».

Не спишь, а толку, один хрен происходящее ни черта не поддается никакому контролю и катится по своей непостижимой колее непонятно куда, но вряд ли к чему-то хорошему. Задача – найдите 10 отличий от качественного nightmare.

Подсказка: а нету их ни одного.

Всё, долой. Сегодня будет мрачная сказка, крипипаста, хоррор, трэш-меш и всё такое – городская легенда о разумных хищных кирпичах.

История эта началась во время одной из вечерних прогулок со странного, похожего на обрывок туалетной бумаги клочка, брошенного в лицо Джону ветром, на которой среди подозрительных, не хочется задумываться, ОТ ЧЕГО ИМЕННО, пятен было криво нацарапано: «…кирпичи нас хищно ждут на карнизах».

Но прочитать это вышло позже, а в моменте пришлось сбиться с шага, пытаясь содрать с очков эту мерзкую дрянь. От чего, в свою очередь, сильно отвлек пушечный треск взорвавшегося, расшвыривая острые шрапнельные осколки, на зависть многим оборонительным гранатам, кирпича.

Рухнувшего точно туда, где Джон оказался бы без этой заминки, словно не с крыши пятиэтажной хрущебы, а никак не меньше, чем с одной из башен Москва-Сити. После этого, в длинной цепи невероятных, опасных, чрезвычайно отвратительных и трудно описуемых опытов, выяснилось.

Надпись на отвратительной бумажке не была ни шуткой, ни метафорой. Скорее научным фактом. Некоторые из кирпичей действительно обладают жизнью и целью. Нечто чуждое нашему миру, просачиваясь в его прорехи, накапливается в этих прямоугольных камнях.

И при достижении нужной концентрации дает им медленную, чрезвычайно далекую от всего того, что есть у разнообразного мяса, жизнь.

В подарок получается неяркая, холодная, но очень интенсивная ненависть к этому теплому и мягкому мясу. Ибо существование разумного кирпича состоит из одного сплошного мучения. Бесконечной ломки.

Облегчить которую может только глубокое внедрение в теплую плоть. Так что, со скоростью, сравнимой с течением стекла в оконной раме, они месяцами и годами движутся к краям крыш.

Затем, в точно рассчитанном неустойчивом равновесии, застывают в ожидании на их гранях. Терпеливо выглядывая серым мутным каменным зрением внизу подходящую добычу. Обнаруживают. Отмеряют упреждение.

Не издавая демаскирующего свиста, рушатся на цель. Дополняя ускорение свободного падения, кое-чем достойным хеш-фугаса. Хрясь! Скорая помощь, полиция. А если промах – самым опытным кирпичам иногда удается выжить.

Глупые люди, разумеется, ничего не поймут – случайность, бывает. Значит, через пять-десять больше лет, для кирпича это не время, можно будет попробовать снова. При особом везении, снова.

Roger that.

(Пауза, лёгкий гул ветра за стеной, далёкий треск ломающегося льда, словно камни шепчут в пустоте.)

Возникает усталый голос Джона, почти без интонаций:
Вот так сидишь в своей ржавой норе и, кажется, видишь тени от кирпичей, ползущие на стенах «Объекта», и думаешь, как же они должны ждать шага навстречу… А что, если весь «Объект» — один тротуар под опасным карнизом и наверху уже рассчитано упреждение?
Да ну, расслабься, это просто игра перенапряженного воображения. Всё безопасно, ну насколько это возможно на Таймыре-700.

Вот лучше немного пси-комбикорма.

Пошли герои снежною зимою
На подвиг, оказавшийся напрасным,
И стала кровь их в озере водою,
И озеро Чэньтао стало красным.
В далеком небе дымка голубая,
Уже давно утихло поле боя,
Но сорок тысяч воинов Китая
Погибли здесь, пожертвовав собою.
И варвары ушли уже отсюда,
Блестящим снегом стрелы обмывая,
Шатаясь от запоя и от блуда
И варварские песни распевая.
А горестные жители столицы,
На север оборачиваясь, плачут.
Они готовы день и ночь молиться,
Чтоб был поход правительственный начат.

Оплакиваю поражение при Чэньтао (с) Ду Фу

(Резкий звук, будто тяжёлый кирпич рухнул на металл с гулким эхом, заметавшимся в ледяной тишине.)

Трансляция №6
В эфире было Радио Промороженных Пустошей
Из «Объекта» в аномальной зоне Таймыр-700
Побережье Моря Мрака (Лаптевых)

Если вы впервые здесь — стоит начать с первой трансляции.

Раз, два, три… Раз, два… Контакт!

Разрушая нетронутую гладь эфира, слепо, но очень активно шаря по всем направлениям в поисках ещё тёплых и живых существ, начинают разбегаться сумеречные и тоскливые волны цвета индиго.

При некотором взаимодействии вызывающие отмерзание сегментов большой коры и первичных половых признаков, а также необратимые изменения в восприятии мира.

И похоже, как раз сейчас они наткнулись на чей-то неосторожно включенный радиоприёмник – гостеприимно приоткрытую дверь, неполностью закрытый бронированными ставнями проём окна.

В общем, короче, замечательную возможность перейти из потенции в кинетику. И реализуя её, они стремительно ввинчиваются, наполняются плотностью, разбухают, разрастаются, фонтанируют цепкими щупальцами-протуберанцами.

В итоге воплощаясь в рептильно-хищное, имморальное, турбо-ноуменальное, декадентски-токсично-неполиткорректное нечто – Радио Промороженных Пустошей.

Разумеется, здесь, а также тут и неотделимый от него, как один сиамский близнец от другого, тискающий в потной и подрагивающей руке микрофон несгибаемый эскапист, острый как обсидиановый нож ум, гений анализа, увы, дуб в синтезе, звезда волков и полярных медведей, тактического звена – Джон-Ледяные-Яйца.

Ладно, не надо таких долгих оваций.

В общем, приспело время для очередной пси-деструктивной беседы с аудиторией воображаемых друзей у (нужное подчеркнуть) камина\печки-буржуйки\пионерского костра, со стаканчиком односолодового виски\пузырём картофельного самогона\флаконом стеклоочистителя.

Увы, приходится самокритично отметить – есть на этом фронте проблемы-проблемосы. Как-то стал Джон картонно-показушно мрачен. Никакой глубины.

Просто хеллоувиновская попса имени группы «Агата Кристи». Ужасные, понимаешь, ужасы. Бууу! Тьфу, блин.

А ведь так хочется выдерживать высокий уровень маэстро Лавкрафта. Так чтоб самые слабые души катапультировали свой завтрак, не успев и подумать о броске к белому санитарному другу.

Ну или хотя бы в формате «Призрака»:

«— К нам подкрадываются! — вкрадчиво прошептал Ксенобайт на ухо Махмуду, перетекая ему за спину. — Бесшумно, как тени, они скользят вокруг, сжимая круги, чтобы броситься из мрака, вонзить мелкие острые зубы в горло ничего не подозревающей жертве, впрыснуть ей в кровь яд, а потом…» (с) Призрак

Нет, не хватает пороху для реально забористых страшилок.

Эх, где бы разжиться земснарядом для углубления души. А то её порядочно занесло илом, и судоходна она стала только для мелких, плоскодонных и пластмассовых мыслей.

И раз не срастается с хоррором, что ж — будем тогда без затей и вычурности депрессовать. Вот уж с чем-чем, а с этим проблем не намечается — всё вокруг располагает до крайности.

Хорошая метафора, атомный ледокол, вмёрзший в ледяную толщу примерно в центре Южного океана. В избытке электросвет, сети связи, виски, самогон, абсент и безнадега, и безысходность, пушистики.

Кстати, вот вам ещё не надоело обращение «пушистики»? Джону вот, например, дьявольски надоело, ненавижу вообще.

Но есть такая штука под названием мономания. Тынц! И фокус внимания защелкивается на чём-то крепче, чем челюсти питбуля. Всё.

Далее избавиться от этого можно только непосредственно вместе с мозгами. Это сильнее меня, это сильнее, чем кит, это сильнее, чем слон.

Это чертовски, инфернально, запредельно мощно, пушистики! <Демонический хохот за кадром>

В справке написано, что Джон псих безопасный — итс буллшит — полная ложь. Просто много-много лет назад в стране вообще и в одном заведении для скорбных разумом конкретно решительно кончились деньги.

И постояльцев-пациентов, ну тех из них, кто вроде как на людей бросаться на улицах был прям явно не склонен, волевым решением главврача с пинка выставили за высокие, щедро обмотанный поверху колючкой ворота.

Великолепная получилась экономия скудных средств, ассигнуемых тогда провинциальной психиатрии.

И большая, надо сказать, была ошибка в отношении Джона.

Хотя вот Петрович до сих пор же жив... Хм, а в принципе, приемлемо получилось.

Ну и немного своих гениальных рифм на прощание.

Roger that.

(Фоновый шум — треск ледяных трещин, скрежет металла под тяжестью вечной мерзлоты, далёкие неразборчиво переговаривающиеся нечеловеческие голоса.)

Голос Джона — хриплый, с горькой усмешкой и усталой решимостью:
«Это не радиопередача. Это крик, которому лучше бы остаться не услышанным. Это последняя искра сдыхающего генератора. Каждый раз последняя. Невозможно много раз. А потом всегда включение аварийного питания, и система переподхватывается. Возможно, ужасный конец и лучше ужаса без конца, но «Объекту» нужен смотритель, а значит до конца контракта дезертировать не получится. Так что продолжение шоу следует. Наверное.

Я просыпаюсь поздно утром
И чувствую железной кожей,
Наш мир скрипит и скоро рухнет,
И в шестерни я втянут тоже».

(Звук ломающегося льда, резкий вой ветра — и внезапная, абсолютная тишина. Как будто кто-то рывком выключил передатчик... Или нет, лучше не думать, что это могло быть ещё.)

Трансляция №5
В эфире было Радио Промороженных Пустошей
Из «Объекта» в аномальной зоне Таймыр-700
Побережье Моря Мрака (Лаптевых)

Если вы впервые здесь — стоит начать с первой трансляции.

Нет сил смолчать, да и вообще современная психолохия рекомендует ни в чем себе не отказывать, так что: «Аааа! Нехорошая мать и деревянный макинтош, как же здесь всё-таки холодно, паршиво и навязчиво не одиноко».

А одна из самых замусоленных мантр positive think — «Ты не один!» — если и на самом деле ощутимо не один, хотя должно быть наоборот, начинает звучать, как слоган для фильма ужасов из 80-х.

Ну, это самое всё: «Никто не услышит, никто не увидит, зато ты о как почувствуешь!».

Ницше, короче, скончался бы от ноотропного экстаза, сумев вообразить для своего юберчеловека условия бесплатно и неограниченные, доступные неосторожным посетителям Таймыра-700.

Если кто не догадался, это на нейтронных волнах снова упруго и победительно разносится над заледеневшими пустошами, а удачно переотразившись от Луны, и вообще разлетается над всей планетой — кашляющий и сиплый (зачеркнуто) мужественный и реверберирующий от мощи голос Джона-Ледяные-Яйца!

Итак, ладно, харэ стонать, не всё так и плохо. Ну, то есть не совсем фатально, прям с концами плохо. Не совсем абсолютная труба. Четверти на три всего, на глазок.

Вот и, например, буран с обильным снегопадением внезапно перестали. Можно выбраться на крышу «Объекта» и немного потаращиться на скромное обаяние очень северного звёздного неба.

Южный берег Крыма, без базара, получше в этом плане, но уж что имеем, то и имеем. Делай, что желаешь, желай, что делаешь, не плачь, получая результаты.

Впрочем, любое небо ясной безлунной ночью крайне дивная вещь. Не зря товарищ Кант, составляя список из двух единственно стоящих в этой жизни вещей, занес туда нравственный закон и его.

Звездное небо и нравственный закон. А всё остальное — фуфло, лажа и голяк. И Кант, конечно, чел авторитетный, но безоговорочно ему доверять Джон бы не стал. Как говорится, даже и себе только наполовину можно.

Небо — да, проверено, однозначно реальная тема. А за нравственный закон мог немецкий умник и пурги прогнать — для красоты слога.

Немцы они до того, как в стальной «орднунг» унд «индастриал текнолоджи» удариться, были такие романтики сопливые, что держите Джона семеро, шестеро не удержат.

Ладно, на этом финал ментальной прелюдии и очередной сеанс вещания Радио Промороженных Пустошей объявляется открытым. А его темой будет то самое: «Что такое хорошо, что такое плохо».

Или, точнее, свобода — как её правильно готовить, под каким соусом употреблять и о чрезмерной заковыристости этого блюда в стиле небезызвестной рыбки фугу.

Итак, фоер.

Ну, «что такое хорошо» каждый может сам разобраться, без сопливых.

А вот насчет «плохо» по-настоящему, без дураков, плохо — так паршиво, что крепко сжимается выпускной клапан, хочется взвыть степным волком и хлопнуть граненый стакан абсолютного спирта.

Отдышаться. Снова взвыть. Стакан. Повторить цикл. Ещё повторить.

Некогда Джону казалось, что похожее «плохо» — это впахивать на дядю от темна до темна. Были у него в биографии позорные моменты, когда он горбатился на толстопузых буржуев, таская на шее рабское ярмо «должностных обязательств».

Ну а чё, «жизнь такая» и вообще «один раз не это самое, да и пару-тройку, не нудите». Кофе там, печеньки, ДМС.

Был он, разумеется, не офисным хомяком, скорее полуручной канализационной крысой, в удалении от хозяйской плети и с некоторой автономией в принятии решений.

Один черт, не свобода, а корявая подделка. Да и чем реже вспоминаешь про ошейник и цепь, на которой сидишь, тем они отвратительнее в эти моменты.

No passaran. Liberté, fraternité, égalité! Что ж, всё познаётся в сравнении.

И когда у тебя куча свободы, а ты совершенно не знаешь, её употребить. Распоряжения надсмотрщика за рабами начинают вспоминаться с ностальгией.

Кто ищет, тот добьётся — и вот Джон оказался в своей полярной норе. Нет, вначале это классно и весело — пополам писание и чтение книг, медитации, пей до дна сколько влезет, экзотические пейзажи и биосфера.

Ракетные модули с регулярностью отлаженного механизма рушатся в соседние незамерзающие болота. Притаскиваются за некоторыми из них очень хорошо экипированные и плохо относящиеся к свидетелям человечки.

Сколько-то это развлекает, а затем на мягких лапах подкрадывается схождение с ума. Ну, то есть, переход с условно контролируемого привычного градуса съезда крыши в полнейшую крезу и мрак кромешный.

На тот уровень, когда однажды можно врубиться всему обляпанному субпродуктами над несколькими разделанными тушками. И под приближающиеся вой сирен и красно-синие блики натужно пытаться расчехлить, как же оно, блин, всё так вышло.

Слишком большая легкость бытия без специальной подготовки штука действительно плоховыносимая.

Roger that.

(Фоновый шум — скрип ржавых переключателей, далёкий вой ледяного ветра за стенами «Объекта», редкие трески радиопомех, словно эфир рвёт сам себя.)

Голос Джона — неторопливо, с горькой иронией и усталостью: «Свобода — это такое блюдо, которое нужно готовить строго по инструкции, и всё равно, скорее всего, отравишься. Ну или схватишь галлюцинаторный передоз. Так что в места типа Таймыра-700, где её концентрация сильно повышена, не стоит выбираться без подготовки. И всё равно каждая минута здесь как очередной клац курка в русской рулетке, в револьвере, используемом для которой, примерз барабан. Остаётся только надеяться, что не станет теплее».

…долгий шорох статики…

Арт - деко

Какое захолустье, Боже мой!
За сутки до столицы не доедешь.
Пока сидишь в прокуренной пивной,
где за мадьяра сходит Ласло Вереш.
Но здесь не Будапешт, а городок,
когда-то бывший Габсбургам опорой.
Чужая тень легла наискосок
над первой кружкой, над второй, которой...
Щекою опираясь на ладонь,
в углу вздремнул нетерпеливый парень,
дешевкою разит одеколон,
он, видимо, альфонс из платных спален.
Подвешена "беретта" под пиджак,
остались кроны на бутылку пива,
он и стрелять умеет кое-как
и ждет во сне приказа сиротливо.
А тот, другой, садится в "мерседес",
распахивая дверцу перед дамой,
здесь, в захолустье праздничный конгресс,
к нему и подрулил стрелок упрямый.
Пока, известный всем, нобелиат
читает беспредметные верлибры,
и вспышки папарацци так слепят,
спекается Европа в старом тигле,
сияет зал эпохи "арт деко",
где мрамор плавно переходит в никель,
наган тяжел, но и попасть легко...
И вот он перевел предохранитель.

(с) ЕВГЕНИЙ РЕЙН

(Звуки постепенно растворяются в гнетущей тишине, оставляя лишь слабое эхо статики и шорох снега за пределами бункера.)

Трансляция №4
В эфире было Радио Промороженных Пустошей
Из «Объекта» в аномальной зоне Таймыр-700
Побережье Моря Мрака (Лаптевых)

Если вы впервые здесь — стоит начать с первой трансляции.