Русские собрали сильную артиллерийскую группировку для своего удара — к тому же она на сей раз обладала достаточным количеством боеприпасов. Австрийские окопы заволокло густой стеной дыма, и в эту стену орудия продолжали методично вгонять новые и новые снаряды, перемалывая блиндажи и огневые точки. Потом обстрел умолк. Австрийская пехота бросилась в окопы… и попала под бешеный прицельный огонь: прекращение артподготовки было ложным. Такой прием повторился два раза. На третий австрийские солдаты первой линии на некоторых участках просто не вышли из блиндажей и были захвачены прямо в укрытиях атакующими стрелками. 5 июня три из четырех армий ЮЗФ проломили австрийский фронт. На южном фланге 9-я армия генерала от инфантерии Лечицкого сочетанием газовой атаки и обычного артобстрела вычистила окопы перед собой и бросилась в прорыв на Черновцы, к юго-западу от своих позиций. Австрийскую артиллерию удалось подавить практически сразу, сосредоточенным огнем. Русские, заранее разведав наблюдательные пункты австрийцев, выбили их первым делом, а позиции пехоты просто перемололи. На артиллерийские батареи сыпалась смесь обычных и химических снарядов. Эффективность артподготовки оказалась настолько высокой, что один из полков (128-й из Старого Оскола) проломил все три линии обороны, потеряв только троих человек убитыми. В сущности, это означало уничтожение передней линии австрийской 7-й армии одним артиллерийским огнем. Скорость наступления 9-й армии ограничивала скорее необходимость перебираться через воронки, чем сопротивление противника. Нужно отметить, что именно в полосе 9-й армии удалось достичь наилучших результатов артиллерийского удара: здесь его подготовкой руководил полковник Кирей, человек небольших чинов, но большого энтузиазма в том, что касается артиллерийского дела. Перед наступлением он много дней посвятил организации маскировки, отработке расписания действий даже отдельных батарей — и теперь пожинал плоды трудов.
Солдат Евгений Тумилович писал о начале этого потрясающего наступления:
Вдвоем с Золотницким в углу блиндажа вскрыли мы неразорвавшуюся австрийскую бомбу, зажгли тротил и, как обычно, повесили котелок с водой, чтобы согреть чайку, в обществе которого всегда приходит успокоение возбужденных нервов, а его горячая влага выгоняет из организма озноб от сырого ночного тумана. И вдруг в этот короткий миг ничтожного блаженства, в затаенной тишине небесного свода раздался страшный свист, рев и грохот, как будто небо разорвалось на две части и все предшествующие летние громы обрушились на грешную землю. Рев нарастал с невероятной силой и скоростью, блиндаж задрожал, земля посыпалась в котелок и чашки. Мы выскочили на воздух. К грохоту орудий присоединилась нестерпимая трескотня пулеметов. Шестидюймовые снаряды безжалостно разрушали первую и вторую линию обороны противника. Вместе с огнем и столбами черной земли кверху летели бревна, кровати, шинели, трупы людей. Трудно описать и еще труднее представить не видавшему эту ужасную работу нашей прекрасной артиллерии. К ее бешеному урагану примкнули отдельные потрясающие взрывы огромных мин. Австрийская артиллерия пыталась беспорядочно отвечать, но никакого влияния на темп нашей артиллерийской атаки не могла оказать, быстро была подавлена и уничтожена. Линия австрийских укреплений постепенно превращалась в подобие свежевспаханной пашни, поднятой невидимым колоссальным плугом. Пулеметы не ослабляли своего треска, резали и рвали в клочья сплошную сеть проволочных заграждений. Разрушив передние укрепления, артиллерия переместила огонь на более глубокие тылы. Шрапнель осыпала свинцовым дождем ходы сообщений и районы командных пунктов. Солдаты в боевой готовности воспаленными болезненными глазами, полными неясной тревоги, молча наблюдали за работой свистящего металла и ждали атаки.
Интересно, что австро-венгры на участке 9-й армии развили до предела усилия по совершенствованию полевой обороны. Дело дошло даже до электрифицированных проволочных заграждений в 69 рядов. Вся эта машинерия оказалась бесполезна. Австрийские войска откатывались за Прут и Серет, усеивая дороги брошенным имуществом. Этот прорыв сыграл огромную роль в изменении позиции Румынии. Правительство этого государства под впечатлением от операции Юго-Западного фронта окончательно склонилось на сторону Антанты.
Следующей к северу наступление начала 7-я армия Щербачева. Ее усилия не должны были стать такими же заметными: она играла роль перемычки между ударными группировками. Артиллерия Щербачева была вдвое слабее неприятельской, поэтому о столь же эффектном наступлении на этом участке, казалось бы, нечего и думать. Испытывая недостаток орудийных стволов, Щербачев стянул имеющиеся у него огневые средства на узкий участок и собрал в один корпус всю тяжелую и основную часть легкой артиллерии. Место прорыва выбиралось с таким расчетом, чтобы пробить наименее устойчивое звено австрийского фронта: один из тех немногих секторов, где позиции занимали славяне, не особенно желавшие воевать со славянами. Вдобавок русским удалось скормить разведке противника дезинформацию: прибывшие на участок прорыва части якобы только сменяли уже находившиеся там.
Наконец, Щербачев использовал достижения высоких технологий своего времени: слабость артиллерии ему компенсировала эскадра бомбардировщиков «Илья Муромец». В результате при малых средствах русские добились успеха за счет тактической внезапности и правильно выбранного места удара. После многочасовой артиллерийской подготовки пехота ворвалась в окопы противника, а бомбардировщики изолировали поле боя, разрушая коммуникации и воспретив подвоз резервов. «Муромцы» произвели замечательный психологический эффект, далеко превосходящий непосредственный результат бомбардировок. Наступающие собрали массу пленных в тактическом тылу австрийцев — это были солдаты резерва, попрятавшиеся в лес от бомбежки.
Недостаток огневой мощи все равно сказался на масштабах наступления 7-й армии и ее потерях, однако сама по себе ситуация, при которой одна из сторон отступает, оставляя пленных и трофеи, при своем двукратном огневом превосходстве, замечательна. Щербачеву удалось выбить противника из равновесия и навязать встречный бой резервам, где более подвижные русские части имели все козыри на руках. Во фронте в 47 км длиной образовалась брешь. Закрыть эту брешь австрийцы смогли лишь с помощью немецких резервов.
К северу, в сторону Львова, наступала 11-я армия генерала Сахарова. Его задача оказалась наиболее сложной, поскольку русские практически не имели здесь тяжелых орудий и могли полагаться разве что на атаки бронеавтомобилей. Тем не менее тщательная подготовка и разведка местности повысили эффективность удара и здесь. Владение инициативой позволяло русским совершать дерзкие перегруппировки на направлении главного удара. К примеру, командир 3-й пехотной дивизии оставил лишь слабые заслоны на 18-километровом фронте, собрав в ударный кулак все наличные силы. Тем не менее на этом участке прорыв оказался сравнительно неглубоким по недостатку сил: противник имел не только огневое, но и численное преимущество, так что пришлось ограничиться взломом тактической полосы. Как ни странно, Сахаров даже при имевшемся недостатке сил имел возможность добиться большего: австрийцы были деморализованы распадом обороны севернее и южнее. Тем не менее даже такой скромный результат при превосходстве неприятеля выглядит существенным достижением. Любопытной чертой наступления 11-й армии стали успешные атаки броневиков: бронеотряды атаковали вдоль шоссе и добились существенных успехов при прорыве.
Наконец, наиболее масштабным стало наступление 8-й армии Каледина. Алексей Максимович в итоге обеспечил самый масштабный успех всего прорыва. 8-я получила наиболее сильный артиллерийский кулак и вовсю его использовала. Здесь русские располагали численным превосходством (225 тыс. человек, 716 орудий против 147 тыс. человек при 549 орудиях). Несмотря на холодок между Калединым и Брусиловым, последний в интересах дела не пожалел сил и средств для накачки ударной группы.
Эффект от артиллерийского удара оказался едва ли не более страшным, чем в 9-й армии, благо его готовил тот же самый полковник Кирей. Заранее разведанные позиции противника были изувечены скоординированным артналетом, передовая линия окопов смешана с землей. Антон Деникин, тогда командир 4-й дивизии, живописал происходящее:
«С моего наблюдательного пункта видны были, как на ладони, все линии окопов дивизии и вражеские. Никогда еще такого огня стрелки не слышали… Временами орудийный грохот сливался в протяжный рев, словно разверзлись бездны и выбросили в мир хаос звуков, сотрясающих землю. Тысячью фонтанов в окопах австрийских вздымалась кверху черная земля, с обломками бревен, со спутанными комьями колючей проволоки… Наши легкие орудия раскалялись от частой стрельбы, их обливали водой и продолжали огонь. Даже на наших стрелков этот гул производил сильное впечатление, а там был ад: после занятия австрийских окопов в них находили людей помешанных… Первый раз наша артиллерия получила возможность выполнить основательно ту задачу, которая до тех пор достигалась ценою лишней крови. (…) Огневая атака велась блестяще, заслужив полное признание стрелков. К концу первого дня уже были произведены капитальные разрушения в первой полосе неприятельских укреплений, причем легко подавлялся огонь противодействующих австрийских батарей; веденный с 9 ч[асов] вечера в течение всей ночи шрапнельный огонь не допускал исправления повреждений; под прикрытием его батальоны были переброшены за р. Осинище и заняли окраину дер[евни] Жорнище, бывшую в нейтральной полосе. 23-го с 4 ч[асов] утра наша артиллерия продолжала громить первую полосу, доканчивая разрушение. (…) Так как и на других участках ударного фронта армии результаты огневой атаки были благоприятны, ген. Каледин сделал общее распоряжение — начать прорыв в 9 утра. Я отдал краткий приказ: «В 9 часов приказываю войскам дивизии атаковать, и да поможет нам Бог!»»
«Нервное напряжение росло. Бездушная проволока телефонов отражала великое томление от долгого изнуряющего ожидания — людей, густо усеявших передовые окопы; волновались и командиры… В 9 часов наша артиллерия разразилась ураганом, доведя огонь до предельной скорости: полевая — по первой линии, помогая стрелкам преодолеть ее, тяжелая — скачками ко второй полосе, препятствуя подводу неприятелем резервов… На моем наблюдательном пункте большое оживление — много «гостей», инспектор артиллерии фронта, некоторые чины штабов фронта и армии, иностранные военные агенты — свидетельство особого доверия к Железной дивизии… Картина незабываемая!.. В мгновение ожило поле. Тысячи людей высыпали на брустверы и стремительно ринулись вперед; рассыпались по полю, собираясь кучками в проходах проволочных заграждений, и… скрылись. Опять поле — пусто. Идет невидимая штыковая работа в двух линиях, в ходах сообщений, в убежищах первой полосы… Прошло часа два. Артиллерия громила вторую полосу. Вдруг далеко впереди за первой полосой показались редкие цепи наших стрелков — такие, казалось, одинокие и затерянные… Под сильным огнем австрийской артиллерии они шли на вторую полосу; вел их подполковник Тимановский — один из храбрейших железных стрелков, знаменитый «Степаныч», впоследствии — начальник Марковской дивизии. Шел в открытую, опираясь на палку — в атаку он всегда ходил без оружия, — не спеша, останавливаясь, подзывая кого-то рукой. Появление этого батальона произвело большое впечатление на «гостей» наблюдательного пункта; они высыпали на открытый холм, чтобы лучше видеть, а наиболее экспансивный из них, итальянский военный агент, подполковник Марсенго, хлопая в ладоши, надрывая грудь, кричал: — Браво, браво!.. Стрелки не слышали, конечно. Ответом было лишь несколько очередей австрийской шрапнели. (…) К 6 часам вечера дивизия закрепилась на занятой линии, выполнив возложенную на нее задачу и захватив при этом 147 офицеров, 4.400 солдат, 29 орудий и огромную добычу, которую считать было некому и некогда. Там и заночевали.»
Корпус, в который входила дивизия Деникина, шел на острие атаки. Австрийская 4-я армия буквально за день прошла путь от расслабленной позиционной обороны на спокойном участке до полной дезорганизации. Части смешались, из-за разноязычия никто не понимал команд, об управлении и взаимодействии забыли и думать. Через три дня такого наступления Деникин вломился в Луцк на плечах бегущих. Пока дивизия штыками и гранатами зачищала Луцк, рядом другие части форсировали Стырь на плечах отступающих. Вместе с австрийцами русские опрокинули и германский корпус, пытавшийся укрепить оборону более слабого союзника.
Между тем русские, безошибочно проведя первый этап наступления, начали осторожничать. Преследование противника было организовано достаточно вяло, что позволило остаткам австрийских войск отступить, оставляя, правда, массу трофеев. Русские уделяли очень много внимания неразрывности фронта. Понятно, что генералов сдерживал опыт тяжелых битв прошлого, когда немцам удавалось контрударами окружать отдельные части. К тому же резервы, которые могли помочь развить наступление, оставались на Западном и даже Северном фронте. Брусилов постоянно имел в виду возможность контрударов с фланга — от Ковеля. Поэтому наступление сдерживалось. К тому же штаб ЮЗФ надеялся на наступление Западного фронта Эверта. Темпы продвижения снизились. Проблема была в том, что никто — включая самих наступающих — не ждал решительного успеха именно на этом направлении, поэтому штабам приходилось импровизировать: все прежние планы оказались в хорошем смысле опрокинуты.
По всему ЮЗФ противник более или менее быстро отступал. Вдобавок австро-германцам пришлось вкусить все сомнительные удовольствия быстрого латания пробитого фронта. Русским навстречу бросались наспех сформированные маршевые части, которые зачастую сходу попадали в плен.
Первые залпы артподготовки прозвучали всего несколько дней назад, а положение дел серьезно изменилось — в масштабах не то что русского фронта, а всей мировой войны. На месте 4-й австрийской армии зияла дыра, она просто перестала существовать. 7-я армия, попавшая под артиллерийские изыски полковника Кирея как под товарный поезд, бежала. Между ними оставались силы отступившей, но сохранившей организацию 2-й армии. К 23 июня русские взяли 200 тысяч пленных, 400 орудий и бомбометов, и будущее фронта Центральных держав вдруг сделалось смутным. Первым эффектом от русского удара стало свертывание австрийских операций в Италии. Уже 13 июня австрийцы перешли к обороне и начали переброску сил на восток. Одновременно перетасовку сил начали и немцы, снимая дивизии из Франции и с других участков русского фронта. Военачальники Центральных держав знали своё дело, и теперь русским предстояло столкнуться с энергичными контрмерами австрийских и особенно германских войск.
ПОТЕРЯТЬ КОВЕЛЬ, НАЙТИ КАРПАТЫ
Репутацию вооруженных сил Австро-Венгрии прорыв Юго-Западного фронта просто похоронил. Начальник генштаба Германии фон Фалькенхайн характеризовал союзника уничижительно: «Применение Брусиловского способа разведки было, естественно, возможно только при условии, что генерал имел определенные поводы слишком ничтожно расценивать способность к сопротивлению своего врага. В этом он не ошибся.»
Немцы не просто постарались восстановить фронт, они перехватывали управление на участках, за которые прежде отвечали союзники. Австрийцы были сочтены слишком ненадежными партнерами для самостоятельного командования. Впоследствии им оставят для самостоятельных действий лишь небольшой участок на юге.
Правда, на этом этапе сыграли и упущенные возможности. Преследование, к сожалению, оказалось организовано не так хорошо, как можно было ожидать с учетом превосходства русской кавалерии. Это обстоятельство сыграло скверную роль: австрийцы понесли тяжелые людские потери, но сохранили штабы, тылы, часто — артиллерию. Все это помогало им в восстановлении фронта. К участку прорыва быстро подтягивались немецкие и австрийские части. В это время на русской стороне перетряхивали планы. Эверт предложил перенести основной удар своего фронта с Вильно на южную Белоруссию. Ставка согласилась, и Западный фронт начал приготовления к атаке на новом направлении, причем получил отсрочку аж до июля.
В это время Брусилов столкнулся с новой проблемой — снарядные ящики начали показывать дно, а основная масса боеприпасов шла Эверту, готовившему свое наступление.
Сам Брусилов в это время продвигался на Ковель, по-прежнему ожидая поддержки со стороны Западного фронта. Это решение впоследствии обсуждалось, и иной раз осуждалось, но командующий Юго-Западным фронтом имел основания поступить именно так: он по-прежнему не имел резервов, а на ковельском направлении уже начали попадать в плен германцы; от Ковеля можно было ждать контрудара. А продолжение наступления на запад, на Львов и Рава-Русскую могло грозить выходом в тыл Юго-Западному фронту. Однако именно это направление было перспективным, и прорыв на Львов окончательно делал Юго-Западный фронт локомотивом всего наступления, после чего Брусилов легко мог рассчитывать на любые резервы.
При этом Алексеев исходил как раз из того, что ЮЗФ следует наступать именно на Львов. Увы, генералу хватало профессионализма, но не хватало настойчивости, и он просто не смог удержать в руках нити управления. В результате русские оказались перед дилеммой: либо развивать успех в интересах одного фронта — и наступать на запад, либо действовать в интересах стратегии уровнем выше — и идти на Ковель на соединение с Западным фронтом. К сожалению, по ряду причин ни один из этих вариантов так и не был по-настоящему реализован. Фактически двое командующих фронтами вели свою собственную войну, не обращая внимания на распоряжения начальника Генерального штаба, причем если Эверт старался избежать любых проявлений активности, то Брусилову решимости было не занимать — но он перекраивал планы вышестоящего руководства… рассчитывая на активность Эверта. В конечном итоге Брусилов сломал собственного начальника Алексеева о колено и убедил наступать именно на Ковель.
Между тем именно в Ковель, который обороняла группа немецкого генерала фон Линзингена, стягивались прибывающие резервы. Непримечательный волынский городок вскоре должен был оказаться в центре жестокого противостояния.
Эверт, в пользу которого и предпринимались все эти усилия, в принципе не хотел никуда наступать. Трудно сказать, было это мудростью провидца или оправданиями неудачника. В конце концов, убежденность в грядущей собственной неудаче — это прогноз, работающий сам на себя. Отметим, однако, что командир, который заранее отказывается брать на себя ответственность за успех наступления, явно находится не на своём месте.
Как бы то ни было, Эверт постоянно отодвигал сроки — притом что у него имелись на руках значительные силы, и вдобавок Гвардейский отряд из одного кавалерийского и двух пехотных корпусов. Теперь вместо Вильно с его же подачи для наступления был выбран район Барановичей. Объективно это была, конечно, не лучшая идея. Брусилов готовился к своему наступлению долго, теперь для импровизации у Барановичей оставалось меньше времени в худших условиях. Увы, в 1916 году оперативная мысль постоянно бросалась от плана к плану. В итоге после долгих дебатов все же остановились на ударе у Барановичей.
Хотя Эверт был не лучшим генералом, нельзя сказать, что он, получив приказ наступать у Барановичей, целенаправленно саботировал подготовку к наступлению. Проблема в том, что долгие метания и нерешительность сделали успешное наступление на этом участке крайне маловероятным делом. Никаких земляных работ для оборудования исходных позиций, сыгравших такую полезную роль в наступлении Брусилова, провести не успели. Разведка, пристрелка — на все это не хватало времени. Парадокс, но, несмотря на все отсрочки, в конце концов не хватило именно времени.
Первоначально войска, наступавшие у Барановичей, сумели добиться тактических успехов. Отдельные полки даже пробили фронт и начали уничтожать тыловые подразделения противника. Но дальше оказалось, что взаимодействие между частями поставлено плохо. Захватив первые линии окопов, русские встретились с контрударами из глубины. Отдельные части по-прежнему показывали высокие боевые качества, на некоторых участках русским удавалось даже занять позиции тяжелой артиллерии, забрав пушки и пленив обслугу. На немецких позициях шли жесточайшие бои, противник обстреливал химическими снарядами собственные оставленные окопы. Немецкая артиллерия била по ближнему тылу русских, нанося тяжелые потери подходящим резервам. Вообще, битва у Барановичей самым прискорбным образом напоминает мучительное сражение на Сомме — свою сестру-близнеца. Уже через несколько дней Эверт остановил сражение.
Это было неоднозначное решение. Командующий Западным фронтом не хотел посылать своих людей на смерть, это понятно, но немцам сражение у Барановичей тоже обходилось дорого, и резервы армии Войрша были близки к исчерпанию. Решительность в наступлении еще могла принести пользу, однако остановка сделала страдания и смерть солдат бессмысленными. Русские потеряли до 80 тысяч человек убитыми и ранеными, вывели из строя в лучшем случае втрое меньшее число германцев и остановились почти на исходных позициях.
Был ли провал у Барановичей чем-то необычным? Нет. По той же логике развивались десятки сражений Первой мировой. Нарочь, Сомма, Ипр, Аррас, «Бойня Нивеля»… Но и командованию фронта было нечем гордиться. Брусилов с самого начала перетягивал на себя одеяло, а Эверта в итоге с трудом заставили идти в наступление после долгих мучений с выбором направления главного удара.
Слева: беженцы в окрестностях Ковеля. Справа: разведывательный аэроплан под Ковелем
Нет смысла опять ругать Эверта как командира: ему перемывают кости уже сто лет. Бездарностью он не был — он показал себя как неплохой аналитик, старательно рассчитывавший последствия каждого своего шага… и не делавший этих шагов. Вероятно, Эверт превосходно проявил бы себя в роли теоретика, обобщающего опыт войны и на его основании дающего рекомендации. Однако война, по выражению Драгомирова, дело больше волевое, чем умовое, и Эверт — печальный пример командира, так и не переставшего быть кабинетным экспертом.
Между тем южнее тоже разыгрывалась драма.
Несмотря на стоп-приказы, наступление фронта Брусилова продолжалось. На юге Лечицкий разметал с огромным трудом возведенную австро-венграми новую линию обороны и взял Коломыю. Русские упредили австрийский контрудар и застали противника врасплох в неудобной позиции. На севере под Ковелем армия Каледина втягивалась в жестокие встречные бои. В конце июня германцы попытались восстановить свое положение локальным контрнаступлением. Каледин хладнокровно отразил его. Линию фронта формировал обмен ударами: австрийцы и германцы пытались восстановить положение, русские — взять Ковель. Следующим шагом стала контратака австрийцев против 11-й армии. К 8 июля русские отбили и ее. Но Каледин повернулся для помощи соседу, и Линзинген сумел отвести свои помятые войска за речку Стоход. Противник опять отступал тяжело: русские преследовали его по пятам, собирая пленных и трофеи. Наши солдаты все чаще сталкивались с германскими частями: австрийцы в глазах немцев потерпели полное банкротство, и их приходилось подпирать на всех угрожаемых участках. В июле судьба свела на поле боя две элитные дивизии — немецкую 20-ю Стальную и русскую 4-ю Железную. Стрелки Деникина отбили все контратаки противника — 42 за сутки.
Переброска свежих сил тормозила русское наступление, но восстановить положение и вернуть утраченный Луцк немцы уже не могли. Сам город горел под ударами бомбивших его немецких самолетов. Русские в ответ ввели в бой истребительную авиагруппу, завоевав превосходство в воздухе. Фактически Брусиловский прорыв завершился, но инерция успеха толкала войска вперед. Тем более что зримых причин прекращать наступление не было: немецкие контрудары сдерживали продвижение наших частей, но сами по себе неизменно проваливались.
14 июля на станции Киверцы разгружался лейб-гвардии Кирасирский полк. Шедшие на смерть люди успевали насладиться летним утром. Кирасир Георгий Гоштовт вспоминал:
«Заря еще только разгоралась когда кирасиры строились вдоль большой дороги по опушке леса. Золотые полосы протянулись по небу. Вслед за ними начало тихо всплывать летнее багровое солнце. Везде еще блестела роса, — загорались и рдели крупные росинки на свежей, точно вымытой траве. От мокрой земли тянуло здоровыми крепкими запахами. Все дышало свежестью прекрасного летнего раннего утра и радостью жизни!»
Русские входят в Коломыю
Несколько позже он оставил описание Стохода, любопытное с точки зрения условий, в которых приходилось воевать:
«Кирасиры заняли вырытые Волынцами лунки. Перед ними раскидалась широкая болотистая, покрытая поросшими кустарником кочками, зеленая полоса, прорезаемая причудливо извивающимися, серебрящимися на солнце рукавами реки Стоход. Противоположный, более высокий берег поднимался довольно круто. — Там начинались уже засеянные поля, на которых выделялись одинокие невысокие деревья. Среди лохматых зарослей пшеницы и сорных трав, еле различима была линия неприятельских окопов. Немцы притаились… ни одного звука, ни одного выстрела…»
На картах и фотографиях Стоход не впечатляет, ее ширина тогда не достигала и 20 метров. Однако эта речка глубокая, с широкой болотистой поймой, илистым дном и множеством рукавов, ее тяжело форсировать. К тому же резервы, наконец тонкой струйкой потянувшиеся на Юго-Западный фронт, приходили постепенно. Они оказались как нельзя кстати: немцы и австрийцы продолжали отчаянные контратаки. В этих схватках в последний раз блеснула кавалерия старой России: поскольку линия фронта не везде успела закостенеть, всадникам иной раз удавались даже атаки на неприятельскую пехоту в конном строю.
В мешанине атак и контратак русским удалось слету вырваться за Стоход и создать плацдармы. За них тут же развернулись жестокие бои, и на сей раз козыри оказались уже на руках у германцев: с плацдармов было некуда деваться, и тут же сказалось преимущество немцев в артиллерии.
Только теперь, когда уже провалился удар у Барановичей, на Юго-Западный фронт пошли резервы. В частности, в распоряжение ЮЗФ прибыла гвардия. По новому плану гвардейцы наступали на Ковель, Каледин — на Владимир-Волынский, 3-я армия, переданная в ЮЗФ в конце июня из Западного фронта, — на Ковель с севера. Увы, никто не подозревал, как быстро немцы сумеют превратить Стоход в прочную линию полевой обороны.
В заболоченной долине Стохода плохо подготовленное наступление быстро разбилось об оборону противника. Вести массированную атаку не получалось — войска скучивались на узких проходах через трясину. Перед Стоходом гвардейцы и армейские части эффектным ударом взломали немецкий фронт и отбросили неприятеля, однако наступление через болота постиг полный крах. Русские на излете своих усилий сумели вновь создать плацдарм на западном берегу, но этим дело и ограничилось. Бои на Стоходе вылились в многодневную мясорубку под артиллерийским огнем. Наши части лишились 48 тысяч человек убитыми и ранеными, из которых более 30 тысяч потеряла гвардия, но добиться настоящего успеха уже не смогли. Правда, южнее австро-германцы вновь попытались затеять контрудар по армиям русского центра — и вновь разбились о русскую оборону, откатившись на исходные позиции.
Стоход. Последний бой Преображенского полка
Последний успех этого громадного наступления был добыт 9-й армией, на которую никто особенно не рассчитывал. Пока под Ковелем русские бились о позиционный фронт, здесь наступление продолжалось с поразительным для Первой мировой успехом. Австрийские войска окончательно деградировали, поэтому армия Лечицкого, уже давно ведшая свое отдельное сражение, продолжила избиение уже в предгорьях Карпат. 9-я армия, несмотря на минимальную поддержку резервами, продвигалась к венгерской границе. Противник замедлил этот порыв традиционным способом — использовав немцев в качестве пожарной команды. 7-ю армию Австро-Венгрии, впрочем, это уже не могло спасти: бойцы Лечицкого совершенно ее изуродовали. Мало того, попытки австрийцев перейти при помощи немцев в контрнаступление окончились все тем же: русские проломили центр боевых порядков австрийцев и загнали их в горы. Кульминацией этого сражения стало взятие Станиславова. Наша артиллерия задавила неприятельскую чрезвычайно успешным артналетом, а потом стрелки ворвались в город, пополнив свою коллекцию 20 тысячами пленных. Этот успех позволил соседней 7-й армии тоже продвинуться вперед, выровняв линию фронта, и окончательно убедил румын в необходимости вступить в войну на стороне Антанты. Дальнейшие бои уже не дали таких результатов, хотя наступление продолжалось до холодов.
Сражения шли уже без прежнего энтузиазма. Новый штурм Ковеля в октябре ничего не дал. Фронт утонул в грязи и крови. Тяжелейшая кампания 1916 года подошла к концу.
_______________________________________
Прим. @Cat.Cat: текст не умещается на Пикабу целиком, выкладываться будет частями.
Источник: https://vk.com/wall-162479647_106464
Автор: Евгений Норин (@NorinEA).
Альбом автора: https://vk.com/album-162479647_257696437
Личный хештег автора в ВК - #Норин@catx2, а это наше Оглавление Cat_Cat (31.12.2019)
Оригинал: https://sputnikipogrom.com/russia/56759/brusilov-offensive/