В последние десятилетия очень модно пресекать любой намек на то, что заимствованные вещи или явления можно называть по-русски, ехидным замечанием о мокроступах. Хе-хе, дескать, тогда у нас в языке одни мокроступы будут вместо нормальных галош!

(Можно мы тут не будем делать экскурс в историю девятнадцатого века и пояснять, откуда вообще взялось слово “мокроступы” и кто конкретно придумал им стыдить всех ревнителей русского языка? Не Шишков отнюдь, если что. Это отдельная большая и больная тема.)

Так вот, давайте проведем эксперимент и посмотрим, заменял ли кто-нибудь из европейцев слово “галоши” на свой аналог “мокроступов”?

Что ж, венгры пишут galoshes, греки – γαλότσες (galótses), датчане – galoscher, исландцы – galoshes, итальянцы – galosce, норвежцы – kalosjer, поляки – kalosze, румыны – galoși, французы – galoches, чехи – galoše, финны – kalossit…

Список народов тут, конечно, не полный, но триумф галош очевиден. Однако не все так просто. Есть как минимум два европейских народа, которые выбиваются из этого ряда.

Во-первых, это немцы, которые называют галоши словом Gummischuhe, что в переводе означает буквально “резиновая обувь”. Короче говоря, ходят они там не в галошах, а в “резиноботах”!

А во-вторых, это испанцы, у которых галоши зовутся chanclos (шанклос). Дело в том, что этим словом в старину в Испании обозначали деревянные сандалии, которые подвязывали к обуви в грязную погоду. Для галош, появившихся в XIX веке, просто не стали придумывать нового названия, а воспользовались старым словом.

И как-то мы не слышали, чтобы немцев и испанцев за это стыдили.

Но еще более характерная картина нас ожидает, если мы возьмем слово “компьютер”, которое вроде бы должно на всех языках звучать одинаково. Если, конечно, пользоваться логикой тех, кто все время укоряет окружающих “мокроступами”.

И что же мы видим?

А видим мы, что у венгров компьютер – это számítógép (от слов számít “вычислять, считать” и gép “машина”), у греков – υπολογιστής (вычислитель). У эстонцев – arvuti (от глагола “считать”), у сербов – рачу̀на̄р (то есть буквально “счетчик”), у голландцев – rekenaar (от немецкого глагола rechnen со значением “считать”), у чехов и словаков počítač (то есть тоже счетчик).

Французы используют слово ordinateur, происходящее от глагола ōrdinō (“приводить в порядок”). Шведы и норвежцы пользуются словом datamaskin (машина для данных), финны говорят tietokone (тоже “машина для данных” в переводе).

Исландцы вообще воспользовались двумя древними словами tala “число” и völva “предсказательница”. В результате их сложения у них получилось tölva – так они и называют компьютеры.

Как же так? Получается, что те народы, которые просто взяли и заимствовали в свой язык слово “компьютер”, находятся в меньшинстве? А обычная современная практика – это подбирать аналог из своих собственных корней? То есть по всей Европе живут любители “мокроступов”, фигурально выражаясь?

И только у нас начинается целая буря, как только кто-то посмеет поднять вопрос о замене заимствований на отечественные слова…

Источник: Литинтерес

В стране давно и окончательно пропало еще одно нечто хорошее из прошлых времён: культура галош.

А ведь когда-то это простое изобретение (которому минимум 200 лет) повсеместно и успешно во всех странах пользовалось заслуженной популярностью. И у гражданского населения, и у бедняков, и у богачей, и даже у военных.

Фиг с ними, с заграницами. Вспомните нашу историю и даже упоминание в литературе:
"И ждём, не дождёмся,

Когда же ты снова пришлёшь
К нашему ужину
Дюжину

Новых и сладких калош!" (Чуковский "Телефон")

"Вы напрасно, господа, ходите без калош. Во-первых, вы простудитесь. А во-вторых, вы наследите мне на коврах. А все ковры у меня персидские" (Булгаков "Собачье сердце")

В галошах ходили и дети, и женщины, и особенно мужчины.
Приходя в гости никто не начинал в прихожей стягивать сапоги, разматывать ароматные портянки и просить у хозяки стоптанные несвежие тапочки.
Просто снимали с сапог галоши и дальше ходили в своей чистой обуви.

И между прочим, до сих пор галоши есть на рынке. Не просто есть, их ПОЛНО на любую современную обувь.
Галош полно.
А вот естесственной привычки и культуры их ношения уже нет...

Я бы не написала его имя и фамилию, если бы они были редкими, а их - сашек михайловых- много. Я не нашла того, кого искала.

Мы виделись-то раза три, да по телефону разговаривали раз пять. В 2002 или 2003. Мне около 17, ему примерно столько же. Чебоксары.

Познакомились тогда по номеру 684, билайн. Помните? Мы не держались даже за ручки) Но когда у меня все плохо, я его вспоминаю. Каждый раз.

Что в 17 лет? Кровь кипит, любовь-морковь, с родителями недопонимания. И вот как-то в эти мои 17 лет что-то происходит, и плохо, и плачешь. И позвонил Сашка, я всхлипывала, говорю - Саш, извини, не могу говорить. А он остался все равно на связи, шутил, развеселил) помню только, что спрашивал про галоши - какие они, говорит, у тебя внутри, красные?)

Это сейчас, ну галоши и галоши, а тогда как будто искусственное дыхание сделали, я дышать начала кажется. Потому что в 17 лет страдаешь наразрыв)а он остановил процесс этими галошами)

Помню, он рассказывал, что нес аккумулятор, попало на джинсы и мама ему до шорт обрезала, прикольные шорты были. А ещё я как-то не могла до него дозвониться, потом пересеклись и он сказал, что тот номер ( или телефон) потерял, ну и моего номера соответственно тоже у него не осталось, но! Он надеялся, что я догадаюсь или женская интуиция сработает, что его новый номер точно такой же, как и прежний, кроме последней цифры, она отличалась только на единицу от старого номера)

Больше не помню ничего.

Мне 37, у меня семья, жизнь, и когда плохо, мне так хочется, чтобы позвонил Сашка, послушать про галоши)

Я его слышала раз 5, я не знаю о нем ничего 20 лет.

И очень надеюсь, что у него все хорошо, что рядом с ним люди, которым он не безразличен. Ты до сих пор в моей жизни, Санек)