Фото из 1944 года
Машина учебной танковой дивизии (Panzer-Lehr-Division), подбитая в Нормандии, 1944 год.
Машина учебной танковой дивизии (Panzer-Lehr-Division), подбитая в Нормандии, 1944 год.
Благодаря роману Лотара-Гюнтера Буххайма и одноимённому фильму Вольфганга Петерсена «Das Boot», увидевшим свет в 70–80-х годах прошлого века, резко вырос интерес к действиям немецкого подводного флота во Второй мировой войне. У любителей истории стало возникать много вопросов не только по боевым действиям, но и по быту подводников. Особый интерес вызывает тема питания экипажей, выбора и хранения на подлодке в условиях длительных походов продуктов, в том числе тех, без которых человек не может долго обойтись. Почему немецкие подводники брали с собой свежий хлеб, который в условиях высокой влажности быстро покрывался плесенью, а не сухари, хранящиеся дольше?
Проблемы снабжения
Немцы великолепно снабжали продовольствием свои подводные корабли. После установления в Европе гегемонии Германии продукты на базы подлодок поставлялись из Франции, Дании, Португалии, Испании, Италии и т.д. В поход лодки брали свежее и варёное мясо, свежие овощи и фрукты, сыр, мёд, шоколад, копчёные колбасные изделия, соки, различные консервы и многое другое. Проблема была одна – в походе, в условиях плохой вентиляции и сильной влажности, свежие продукты быстро портились. В итоге подводникам приходилось сидеть на консервно-витаминной диете – чем длительнее был поход, тем хуже было с питанием.
На лодках были предусмотрены и провизионки, и холодильные камеры, но при выдаче технических заданий конструкторам субмарин в мирное время командованию ВМС Германии трудно было представить, что средние лодки типа VII будут действовать у берегов США, Африки и в Карибском бассейне, а большие лодки типа IX – в Индийском океане.
Во время войны приходилось импровизировать, подстраиваться под ситуацию, которая требовала увеличения автономности лодок. Субмарины получали провизию в море с судов снабжения, заходили для пополнения запасов в порты Испании, затем появились «дойные коровы» – транспортные лодки XIV серии. Однако полностью проблему это не решало. Провизия портилась, пропитывалась разными запахами – в общем, гурманам с тонким гастрономическим вкусом на «семёрке» или «девятке» делать было нечего.
Как рассчитывался запас пищи для экипажа
В этом вопросе очень велика была роль двух членов экипажа подлодки – третьего вахтенного офицера (или штурмана) и кока, которые отвечали за заготовку провизии. Кок, или, как его звали подводники, «смутье» (smutje, smut – что приблизительно можно перевести как насмешливое «грязнуля», «замарашка»), был на лодке человеком с особым статусом. Он должен был не только хорошо готовить, но и обладать талантом ресторатора, чтобы составлять меню на каждый день плавания.
Исходя из приблизительной продолжительности похода делался расчёт количества и ассортимента продуктов, которые получались на складе штурманом. После этого провизия грузилась на лодку под контролем штурмана и инженер-механика в места, которые наиболее подходили для хранения. Размещение продуктов на лодке всегда соответствовало трём основным правилам:
Продукты должны были размещаться и закрепляться так, чтобы не падать и не разлетаться во время маневрирования лодки и её атаки глубинными бомбами.
Провизия должна была распределяться по лодке равномерно, чтобы не создавать дифферент или свести его к минимуму, при этом должно было учитываться потребление продуктов. Ежедневно потребляемые продукты взвешивались, чтобы инженер-механик мог компенсировать их вес балластом.
Размещение продуктов не должно было препятствовать свободному доступу ко всем люкам и вентилям. Основными местами хранения провизии были носовой, кормовой и электромоторный отсеки, и это было логично. В дизельном отсеке хранить что-либо было невозможно, так как продукты быстро пропитывались бы запахом соляра, известного всепроникающей способностью. Центральный пост захламлять было ни в коем случае нельзя, так как это место управления кораблём, в жилых отсеках офицеров и старшин много разместить бы не удалось, да и все проходы должны были оставаться свободными.
Вот как выглядел запас провизии на лодке типа IXC при экипаже в 55 человек с расчётом его питания на 12-недельный срок. На лодку грузилось продовольствие и напитки весом более 12 тонн (12 583 кг), в том числе:
свежее и варёное мясо – 224 кг
колбасные изделия – 108 кг
мясные консервы – 2180 кг
рыбные консервы – 150 кг
свежий картофель – 1750 кг
другие овощи – 1555 кг
лимоны – 416 кг
свежие фрукты – 300 кг
свежие яйца – 270 кг
сливочное масло – 50 кг
сыр – 50 кг + 65 кг (твёрдый и плавленый)
кофе – 60 кг
чай – 3 кг
молоко – 784 кг
свежий хлеб – 456 кг
консервированный хлеб – 660 кг
«Хлеба к обеду в меру бери…»
Хлеб на подводной лодке был необходимым продуктом, и с ним же возникали особые проблемы в хранении. Несомненно, в этих условиях решением проблемы стало бы использование сухарей, которые хранятся гораздо дольше, но проигрывают хлебу во вкусе и при длительном употреблении вызывают проблемы с пищеварением, поэтому немцы подошли к вопросу по-другому. Они использовали свежий хлеб, который у подводников получил интересное прозвище «кролик». Вот как писал об этом известный немецкий подводный ас Райнхард Зурен (Reinhard Suhren):
«Самой большой проблемой был хлеб. Мы подвешивали его в сетках так, чтобы обеспечить к нему приток воздуха, но всё равно через некоторое время он портился, начинал плесневеть и становился похожим на белого и пушистого кролика, потому что был покрыт большим количеством плесени. Мы срезали её, насколько это было возможно, и ели хлеб. Когда поход длился больше четырёх недель, питание превращалось в проблему, и удержать здоровье команды в хорошем состоянии становилось нелегко».
Кроме свежего хлеба, был ещё и консервированный, но какого он был качества? На этот вопрос дал ответ весьма необычный свидетель. 21 ноября 1942 года лодка U 163 потопила британское торговое судно «Эмпайр Старлинг» (Empire Starling), затем взяв на борт в качестве военнопленного капитана судна Эрика Монктона (Eric Monckton). Впоследствии Монктон оставил любопытные воспоминания о пребывании на борту U 163, в том числе и о питании:
«Завтрак подавался в семь утра и состоял из молочного супа, кофе и печенья или хлеба с джемом. Хлеб хранился в герметично упакованных цилиндрических банках около 10 см в диаметре и 23 см в длину. В таком виде он сохранялся очень хорошо и, пожалуй, был лишь немного суховат».
В итоге, система снабжения представляется достаточно логичной. Запас хлеба на подлодке делился на две почти равных части, состоящих из свежего и консервированного хлеба. Свежий хлеб, разумеется, долго не лежал, и его старались съесть как можно быстрее. После того как свежий хлеб съедался или приходил в негодность, на лодке оставался ещё достаточно большой запас консервированного хлеба, употребление которого строго лимитировалось.
Если посмотреть на меню экипажа лодки U 93, составленное коком на четвёртую неделю похода (12–18 января 1942 года), то станет ясно, что хлеб подавался к «столу» дважды в сутки (непонятно, чем объясняется отсутствие ужина в четверг – пропущен ли он в меню по недосмотру, или это был официальный «постный день»):
Понедельник:
завтрак: кофе, хлеб, смалец
обед: чечевица и колбаски, сливы
ужин: чай, масло, хлеб, различные колбасы и мясо
Вторник:
завтрак: кофе, булочки, масло, джем
обед: суп, свинина, картофель, овощи
ужин: чай, масло, хлеб, различные колбасы
Среда:
завтрак: кукурузные хлопья, булочки, масло
обед: яйца-пашот, шпинат, картофель, абрикосы
ужин: чай, масло, хлеб, язык, колбаса, сыр
Четверг:
завтрак: кофе, хлеб, масло, джем, сыр
обед: квашеная капуста, свиная рулька, тушеные яблоки
Пятница:
завтрак: кофе, масло, хлеб, яйца
обед: суп, гуляш, картофель, персики
ужин: чай, масло, хлеб, различные колбасы
Суббота:
завтрак: кофе, масло, хлеб, джем
обед: суп-лапша, говядина, пудинг
ужин: чай, масло, хлеб, холодное мясо
Воскресенье:
завтрак: кофе, хлеб, яйца, масло
обед: свинина, капуста, земляника и сливки
ужин: чай, масло, ветчина, хлеб, колбаса
Стоит отметить, что немецкие подлодки имели возможность получать свежевыпеченный хлеб и прямо в море, на рандеву с «дойными коровами» – последние были оборудованы электропечами для выпечки хлеба. Так, в отчёте о первом походе транспортной U 459, головной лодки проекта XIV, говорилось:
«Примерно за 10 часов работы на борту может выпекаться около 80 килограммовых буханок свежего хлеба. Около 800 таких буханок были выпечены ночами, переданы на лодки и с радостью приняты их экипажами. Кроме того, примерно 250 буханок приготовлены для собственных нужд. Выпеченный ржаной хлеб сытный, имеет прекрасный вкус и хорошо хранится…»
К вышесказанному стоит добавить, что на каждой боевой лодке имелся собственный 300-килограммовый запас теста, а также галеты – очевидно, что сухари подчинённым адмирала Деница были не нужны.
Бойцы РККА с немецкими фаустпатронами на улице города Данциг (ныне имеет название Гданьск), Западная Пруссия, Германия, март 1945 г. Фотограф Аркадий Шайхет
Советские солдаты рассматривают немецкие награды, которые так и не были вручены. 2 мая 1945 года.
Польша направила членам палат конгресса США письма о праве получения страной компенсаций за потери во Второй мировой войне от Германии. Об этом сообщил заместитель польского министра иностранных дел Аркадиуш Муларчик.
«Я направил всем конгрессменам США, всем сенаторам США письма с информацией о польских военных потерях», — сказал Муларчик (цитата по ТАСС). По его словам, конгрессмены должны знать о том, что «вопрос Второй мировой войны, польских военных потерь, компенсаций не решен и не является закрытой темой».
Муларчик добавил, что уверен в возможности добиться компенсаций от Германии, но Варшава «должна быть очень эффективной, последовательной». В частности, замминистра заявил о намерениях отправить письма Европарламенту, государственным парламентам Испании, Португалии, Франции и «всех партнеров и союзников».
Польша обращалась к конгрессменам обеих палат и ранее — 10 января Муларчик также обратился с просьбой к США повлиять на Германию. Тогда он заявил, что США «сегодня определяют мировой порядок, это ключевая страна, когда речь идет об уважении международного порядка, прав человека, верховенства закона и международной справедливости».
14 сентября 2022 г. парламент Польши принял резолюцию, в которой призвал политическое руководство ФРГ «безоговорочно принять на себя политическую, историческую, юридическую и финансовую ответственность» за весь нанесенный нацистской Германией польскому народу вред. В резолюции утверждается, что Варшава никогда не получала какой-либо компенсации.
В конце октября того же года польский МИД опубликовал полный список требований к Германии о возмещении ущерба. В частности, Польша требует от немецких властей возместить материальные и нематериальные убытки в размере $1,3 трлн, выплатить компенсации жертвам немецкой агрессии и оккупации и членам их семей и др.
Версия для ЛЛ: #comment_267667195
На Западе утверждают, что весной 1943 года британские десантники и разведчики сорвали работу нацистской Германии над ядерной бомбой. Похожая версия приводится в известном советском фильме «Семнадцать мгновений весны» — только, конечно, там все сделали советские разведчики. Немецкие атомщики после войны предложили свой вариант истории: в нем все остановил именно их саботаж. На деле никто из них не преуспел. Гитлер остался без бомбы совсем по другой, намного менее благовидной причине. Naked Science разбирается, как это получилось и почему первая научная держава своего времени не сумела стать ядерной.
©Roger Viollet
На Западе популярны целые книги, описывающие, как именно действия союзников лишили Третий рейх шансов на ядерную бомбу. Ключевая линия повествования там такая: для получения бомбы Гитлеру нужна была тяжелая вода (такая, где вместо обычного водорода тяжелый — дейтерий).
Восемнадцатого октября 1942 года англичане сбросили четырех диверсантов передовой группы в районе норвежской фабрики по производству тяжелой воды (операция «Шотландская куропатка», традиционно ошибочно переводится как «Тетерев»). Туда же 19 ноября того же года на планерах должны были высадиться 34 диверсанта-англичанина из SAS (операция «Новичок», традиционно ошибочно переводится как «Незнакомец»).
В ходе операции «Новичок» диверсанты обошли ведущий к фабрике мост по ущелью и поднялись к ней по горному склону, где немцы несколько безалаберно не выставили никакой охраны / ©Wikimedia Commons
Два четырехмоторных самолета-буксира тащили два планера Airspeed AS.51 Horsa, где и размещались десантники. Один буксир потерял планер (обрыв троса) не там, где нужно было высадиться. Трое сасовцев погибли, остальных 14 немцы вскоре переловили, допросили и расстреляли. Второй самолет-буксир снизился, чтобы поискать первый планер, и в итоге угодил в скалу: погибли все, и экипаж, и десантники.
В феврале 1943 года туда сбросили еще шестерых (теперь норвежцев), в итоге удалось взорвать электролизное оборудование норвежской фабрики. Это в англо-американской историографии как раз и считают серьезным ударом по немецкой атомной программе.
Однако следует напомнить: уже к апрелю 1943 года фабрику восстановили. Да, с ноября 1943 года ее начали бомбить американцы. В феврале 1944 немцы решили бросить завод, вывезя запасы тяжелой воды в Германию, но один из диверсантов-норвежцев смог взорвать судно, которое ее везло. Погибли 14 гражданских норвежцев и четыре немецких солдата.
Британские парашютисты и элементы норвежской установки по получению тяжелой воды, которую они минировали. Современная музейная реконструкция / ©Wikimedia Commons
Было ли хотя бы это успехом? Нет. Изучение документов в XXI веке показало, что на борту потопленного судна было всего 500 килограммов тяжелой воды, а немцам для реактора (достаточного для создания бомбы) надо было пять тонн.
В целом вся эта история звучит очень героически: десанты, взрывы. Прямо-таки бондиана, пусть и без решающего результата. Но она же вызывает и некоторые вопросы.
Паром D/F Hydro, на борту которого везли тяжелую воду. Подрыв британских диверсантов отправил его на дно местного озера, оборвав жизни 14 местных жителей. В честь этого события в 1948 году был снят целый документально-драматический фильм «Битва за тяжелую воду». Съемки шли в Норвегии, многие из актеров были реальными участниками событий и играли самих себя / ©Wikimedia Commons
Во-первых: почему тяжелая вода для ядерного оружия была нужна Рейху, но не СССР и США, создававшим свои ядерные силы без опоры на нее? Во-вторых, действительно ли немцы всерьез базировали атомный проект на мощностях такой суперпромышленной державы, как… Норвегия?
Да, норвежцы производили тяжелую воду как «отходы» при производстве аммиака. Однако немцы, бесспорно, располагали энергетическими возможностями большими, чем норвежцы. Если бы они действительно хотели этого, то нарабатывали бы тяжелую воду у себя в стране. Так почему это не было сделано?
У победы всегда много отцов, и лишь поражение — сирота. К тому факту, что Гитлер не получил бомбу, как к «победе», желали «приобщиться» многие. Не только западные разведки рассказывали о том, как они срывали немцам ядерный проект: сами немецкие ученые сразу после войны пытались делать вид, что как могли «сопротивлялись режиму».
Желающие понаблюдать за соответствующей словесной эквилибристикой того же Гейзенберга могут сделать это здесь. В основном она сводится к тому, что немецкие физики якобы лишь имитировали работу над реактором для наработки плутония, а на самом деле ее замедляли, будучи фактически саботажниками.
Вернер Гейзенберг, 1940 год, начало работ над немецким ядерным проектом. В 1932 году, в возрасте 31 года, он получил Нобелевскую премию по физике / ©Wikimedia Commons
Как к этому относиться? Так же, как к послевоенным заявлениям немецких генералов, что «Гитлер мешал им выиграть войну». Когда люди, которые до прямого вмешательства Гитлера даже Париж взять не могли, рассказывают, что они-то были ого-го, но Гитлер помешал, они пытаются выгородить себя. Когда немецкие физики после войны делали вид, что «саботировали» создание бомбы, их мотивы очень похожи.
На деле в 1941-1942 годах Гейзенберг и его помощники провели ряд экспериментов, которые показывают: они абсолютно серьезно пытались создать реактор для наработки плутония. В опытах L-III (конец 1941 года) и L-IV (июнь 1942 года), они использовали металлический уран в виде порошка (топливо) и тяжелую воду (замедлитель), чтобы попытаться запустить самоподдерживающуюся цепную реакцию в сферических реакторах (на иллюстрации).
Схема немецкого экспериментального реактора L-IV, справа его фото / ©Cameron Reed
Причем в эксперименте L-III порошок металлического урана загорелся, подвергнув опасности жизнь экспериментаторов. А в опыте L-IV, где было уже 750 килограммов металлического урана и 150 килограммов тяжелой воды,возгорание было куда более масштабным. Некоторые источники даже описывают его как взрыв водорода, выделившегося из перегретой воды бассейна, в который был погружен экспериментальный реактор L-IV. Это утверждение очень сомнительно (ниже мы покажем, почему), но сам факт крупной аварии на реакторе L-IV, безусловно, нельзя отрицать. Точно известно, что Гейзенберг и его ближайший помощник тогда чудом избежали гибели, а шесть человек пришлось лечить от ожогов.
Назовем вещи своими именами: никто не будет рисковать жизнью ради имитации бурной деятельности. Если уж вы желаете показать «объективные трудности», то это надо делать принципиально иначе. Например, дать урану начать гореть тогда, когда лично вас и ваших помощников рядом с экспериментальным реактором не будет. Благо технически это не так-то и сложно.
Чтобы быть объективными, рассмотрим и «русскую версию» провала немецкой ядерной программы. Хорошо известно, что в принципе СССР через разведорганы эффективно влиял на политику западных стран, в частности втянув США во Вторую мировую войну в ходе операции «Снег». Все три ключевых физика «Манхэттенского проекта» также работали с советской разведкой.
Наконец, известно, что советская разведка задолго до войны специально посылала людей учиться в Массачусетский технологический институт и некоторые другие вузы, чтобы в дальнейшем использовать их по линии научно-технической разведки (недостаточно подкованным в таких вопросах кадрам бывает сложно работать по этому профилю).
На первый взгляд некоторые основания для подозрений о советской «антиатомной» работе в Германии есть. Известно, что ряд немецких военнопленных Первой мировой были завербованы ЧК перед их возвращением в Германию. Известно, что в русском плену побывал Вальтер Боте. Боте приехал из плена, свободно говоря по-русски и прихватив русскую невесту (то ли Барбару Белов, то ли Варвару Белову — точных сведений о ней практически нет).
Вальтер Боте, лауреат Нобелевской премии по физике 1954 года / ©Wikimedia Commons
Именно Боте был человеком, нанесшим по бомбе для Гитлера самый сильный удар. В 1941 году он провел тщательно поставленный эксперимент по определению способности графита использоваться в качестве замедлителя для реактора-наработчика изотопа для ядерной бомбы.
Его эксперимент показал:
«С таким [обнаруженным] сечением захвата [графита] машина [реактор] с углеродом [графитом] невозможна. Но истинное сечение захвата, вероятно, меньше, поскольку точное исследование использованного электрографита, проведенное позже, обнаружило в нем небольшое содержание бора. Так как углерод более высокой степени чистоты, чем использованный, практически не может быть изготовлен, то, пожалуй, он едва ли сможет приниматься в расчет как замедлитель».
Слова «Так как углерод более высокой степени чистоты, чем использованный, практически не может быть изготовлен» и стали причиной разворота немецкого атомного проекта в сторону тяжелой воды. Поскольку быстро нарабатывать ее не выходило, экспериментальные реакторы немцы строили очень медленно. Из-за этого плутоний они так и не наработали, а без него не получили и бомбу.
Личный отчет Курчатова от 1943 года показывает, что идея о постройке реактора — наработчика плутония (эка-осмия в документе) возникла у советских атомщиков на основе английских материалов через годы после того, как к аналогичной мысли пришли немцы. Будь Боте агентом русских, это случилось бы существенно раньше / ©Электронная библиотека истории «Росатома»
И все же Вальтер Боте почти наверняка не был советским агентом. Дело в том, что он был в курсе всех нюансов немецкой ядерной программы. А значит, знал местное консенсусное мнение: ядерную бомбу надо делать из плутония, наработанного в реакторе. Если бы он сознательно дал вывод о «негодности» графита, понимая, что графит годен, то советская сторона получила бы от него сообщение: материал для бомбы нужно делать на графитовом реакторе — наработчике плутония.
Вот только СССР ничего об этом не знал. Первый советский документ по атомному проекту от 28 сентября 1942 года вообще не предусматривает строительства реактора. В советских документах 1943 года за подписью Курчатова легко видеть постоянные отсылки к идеям из американской ядерной программы (Курчатов прямо указывает на американский опыт из разведданных). Но там нет ничего ни о каких работах закрытой немецкой ядерной программы, то есть Боте такую информацию не передавал.
Пульт управления первым советским реактором Ф-1. Достигнув критичности в 1946 году, он продолжал работать в черте Москвы до 2012 года. Интересно, что все это время он функционировал без искусственного охлаждения, защитной гермооболочки и некоторых иных атрибутов ядерного реактора наших дней / ©Wikimedia Commons
Сомнительно и то, что он по собственному почину тормозил атомную программу. Дело в том, что аналогичную Боте ошибку сделали французские атомщики еще перед Второй мировой. Они тоже намерили в графите слишком большое поглощение нейтронов, и тоже обратились к тяжелой воде как замедлителю — и даже успели начать получать ее с той самой норвежской фабрики в Вермоке, которую позже взрывали британские агенты.
Да и сама Англия во Вторую мировую приняла решение строить не графитовый, а тяжеловодный реактор, то есть совершила все ту же «ошибку Боте». А значит, его мнение «более чистый графит практически не может быть изготовлен» — не саботаж, а искренняя ошибка, устойчиво воспроизводившаяся в других странах и до, и после него.
О том, что Рейх оставили без ядерного оружия разведки союзников, журналисты «Нью-Йорк Таймс» (и не только) пишут целые книги. Американские физики-ядерщики ничего подобного не пишут, потому что разбираются в технической стороне проблемы. По этой же причине у них есть своя версия случившегося:
Сэм Кин, долго писал для «Нью-Йорк Таймс» и ряда других изданий. Да и популярные книги у него расходятся довольно неплохими тиражами. К сожалению, рассказывая о том, кто именно помешал нацистам получить ядерную бомбу, он немного загибал углы: у читателя его книги создается впечатление, что вмешательство союзников тут сыграло чуть ли не ключевую роль / ©«Альпина Паблишер»
«Причины провала немецкой реакторной программы и успеха союзной (это неверное обозначение, поскольку американская реакторная программа не делилась результатами ни с СССР, ни даже с Британией. — NS) очевидны. Любой большой и сложный технологический проект требует четкого понимания научных основ темы, щедрого и последовательного финансирования, выделения приоритетов, тысяч человек персонала, агрессивного управления и твердой поддержки».
Можно уверенно отвергнуть предположение, что Гитлер не мог обеспечить сложные технологические проекты деньгами, людьми или агрессивным управлением с твердой поддержкой. Ведь все это было сделано, например, в программах создания лодок XXI серии (революции в подводной войне), первых в мире реактивных самолетов и первых в мире баллистических и крылатых ракет. Немцы успешно реализовали все эти программы, и никто из союзных государств до конца Второй мировой войны не повторил их успеха в сравнимых объемах (а по ракетам и подлодкам — и ни в каких объемах вообще).
Обращаясь к немецкому атомному проекту, трудно не заметить, что ему давали то, что его организаторы просили. Они никогда не просили организовать крупное производство тяжелой воды в Германии, хотя объем производства электроэнергии в последней на порядок превосходил норвежский (а если считать Германию в границах 1940 года, то и куда больше, чем на порядок). Именно электричество — главный ресурс при наработке тяжелой воды по технологиям того времени.
Точно так же немецкие ученые никогда не просили создать крупные заводы по разделению изотопов. Исходя из документов, вообще не видно случая, когда власти Германии отказали своей атомной программе в чем-то настолько крупном, что могло бы определить ее успех или неудачу.
Остается первый фактор: «четкое понимание научных основ темы». И вот конкретно он и лишил Гитлера бомбы.
Любой, кто обратится к детальным описаниям экспериментальных реакторов и подкритических сборок немецкой стороны, будет изумлен. Один из первых экспериментов немцы провели, используя как замедлитель нейтронов неохлаждаемый сухой лед. Естественно, он испарялся прямо в ходе эксперимента, делая фиксацию каких-то устойчивых экспериментальных параметров нереальной.
Но забудем первые опыты. Обратимся к экспериментальным реакторам L-III и L-IV, 1941-1942 годов.
Это просто алюминиевые сферы, в которые налита тяжелая вода, а в периферию и центр сферы вставлены слои с порошкообразным металлическим ураном. А почему не с нитроглицерином? Напомним: порошкообразный уран, в отличие от его же слитков, довольно легко воспламеняется на воздухе. И горит очень жарким и очень сложным в тушении пламенем.
Допустим, помощники Гейзенберга были физики, отчего современной им химической литературы не читали. К сожалению, для ученых новейшего времени это норма: даже в своей дисциплине, но за пределами собственной конкретной специализации примерно 80 процентов ученых понимают объективно очень немного.
Один из трех комплексов по обогащению урана в США времен Второй мировой. Число работников этого комплекса было 22 тысячи человек, а на калютроны для него ушло 12 300 тонн чистого серебра. Не удивительно, что немцы сразу, еще на этапе научного анализа, отказались от идеи сделать бомбу из обогащенного урана: в сравнении с реакторным путем наработки этот был крайне неэффективным / ©Wikimedia Commons
Однако в любом новом научном направлении самые важные знания по определению не могут быть охваченными «конкретной специализацией». По той простой причине, что если направление новое, то ученых, которых готовили как специалистов по нему, еще просто не существует. Здесь нужен не просто ученый-специалист, а тот, кто обладает способностью быстро вникать в тему, в которой он исходно не специалист. В любой стране и в любую эпоху лишь меньшинство ученых отвечают этим требованиям.
Но это может объяснить только провал и гибель экспериментального реактора L-III, сгоревшего в ярком урановом пламени (с потерей дефицитной тяжелой воды, что в нем использовали). Аварию реактора L-IV так объяснить уже очень сложно.
Его строили через месяцы после аварии L-III. Все знали, что причиной последней было использование урана в порошке. Все понимали, что уран в слитках (литой, любой формы) так просто не загорится. Так почему же в L-IV опять использовался порошок? В стране, чей аппарат впервые в мире достиг космоса (еще в 1944 году), никто не умел превращать металлический порошок в слитки?
Идем дальше. Во всех этих немецких экспериментальных реакторах нет никаких регулирующих стержней. Вообще. Иными словами, даже если бы немцы имели много тяжелой воды и правильные расчеты, они построили бы реактор, который автоматически взорвался.
Как это вышло? А вот как: Гейзенберг счел, что по мере нагрева реактора резонансное поглощение нейтронов ураном-238 в нем начнет резко возрастать. Правда, он не учел, что непосредственно в уране нейтроны быстрые, то есть такие, которые уран-238 почти не захватывает. Медленными — теми, которые уран-238 при нагреве захватывает лучше, — они становятся в слое вещества-замедлителя. Однако любой мыслимый замедлитель, графит ли, тяжелая ли вода, имеют незначительное резонансное поглощение нейтронов. Поэтому на деле немецкие реакторы, которые, по Гейзенбергу, были бы саморегулирующимися, были бы просто неуправляемыми.
Из этого отчета Курчатова за 1943 год видно, что он, как и Гейзенберг, считал: с ростом температуры цепная реакция (лавина в терминах того времени) может остановиться. И лишь разведматериалы о работе реактора Ферми, так называемой Чикагской поленницы, развеяли его опасения / ©Электронная библиотека истории «Росатома»
Еще больше поражает другой момент. Гейзенберг считал, что температурой стабилизации работы реактора будет плюс 800 градусов, и именно после этой отметки резонансное поглощение остановит дальнейший разгон реактора.
Проблема в том, что немецкие реакторы состояли из алюминиевых деталей. А алюминий плавится при плюс 660. Как он представлял себе работу реактора в расплавленном виде? Мы не знаем ответа на этот вопрос.
Невозможно представить себе, что он не дополнил реакторы стержнями, понимая реальную картину, но пытаясь осуществить саботаж. Ведь он и его сотрудники лично находились в помещении с реактором без контрольных стержней. То есть выступали в роли, фактически, самоубийц.
Даже самые поздние немецкие реакторы, типа B-VIII 1944 года, не имеют полноценной системы аварийных стержней, хотя на сборках Энрико Ферми в Америке они были с самого начала. К счастью для немцев, B-VIII был рассчитан неправильно. Чтобы замедлить нейтроны до уровня, когда в природном (не обогащенном) уране пойдет цепная реакция, нейтронам нужно было дать 11 сантиметров пробега в тяжелой воде. Однако на деле куски урана в реакторе были отделены друг от друга всего пятью-шестью сантиметрами тяжелой воды. То есть такой реактор не мог работать.
Согласно моделированию 2009 года, использующему ПО для расчета современных ядерных реакторов, коэффициент размножения нейтронов в B-VIII всего 0,85. То есть на 100 потраченных нейтронов в нем рождалось всего 85 новых, отчего любая цепная реакция в нем почти мгновенно затухала.
Слева: схема немецкого тяжеловодного реактора B-VIII, 1944 год. Справа: музейная реплика этого же реактора / ©Cameron Reed
Для сравнения: реактор «Чикагская поленница» (деревянный каркас, графитовый замедлитель), который Ферми запустил в черте Чикаго 2 декабря 1942 года, имел коэффициент заметно выше единицы, отчего и запустил ядерную эру.
Вывод: Гитлера лишили бомбы не усилия западных или советских разведок. И не саботаж собственных ученых. Как и во многих других областях, не стоит лишний раз приписывать уму то, с чем вполне справлялась глупость. Если бы немецкие ученые понимали, как реально работают реакторы, то никогда не рисковали бы своей жизнью так, как делали это на практике. На деле ни Гейзенберг, ни его сотрудники просто не понимали физику ядерных реакторов в такой степени, чтобы довести немецкую ядерную программу до плутония в сжатые сроки.
Возникает вопрос: почему так получилось? У Третьего рейха были отличные ученые и инженеры. Любой может поискать снимки лунной поверхности в высоком разрешении и убедиться в этом: следы высадки, обеспеченной мозгами разработчиков из Третьего рейха (ракету для полета на Луну для США разработала группа инженеров под руководством фон Брауна), все еще прекрасно видны там. И будут видны как минимум века.
Именно в Германии в 1938 году физики Отто Ган и Фриц Штрассман открыли сам факт расщепления ядра атома (за что Гану дали Нобелевку). До того, напомним, распад ядра на более легкие части считался невозможным. А до тех пор, пока физики не осознавали саму возможность распада ядра атома, осознать и хотя бы примерно рассчитать, какое количество энергии при этом появляется, было в принципе нельзя.
Оборудование, при помощи которого Ган и Штрассман сделали свое открытие (за которое позже получили Нобелевку), по современным меркам выглядит очень скромным. Однако именно оно открыло атомную эру, показав, что ядра атомов могут расщепляться, о чем никто не подозревал. При расщеплении они теряют часть массы, которая превращается в энергию. Именно этот процесс делает реакцию атомного распада настолько мощнее химических реакций, давая уникальные возможности как ядерному взрыву, так и атомной энергетике / ©Wikimedia Commons
Так что стартовый выстрел в атомной гонке на деле прозвучал именно в Германии, а не где-либо еще. Именно после публикации работы Гана в Naturwissenschaften в начале 1939 года Ферми и Сциллард в США задумались над созданием ядерного оружия.
До открытия Гана это было бы для них (как и для всех остальных в мире) просто невозможно. Ведь Ферми лично был сторонником идеи, что в цепной реакции идет лишь накопление тяжелых трансурановых элементов, а о расщеплении атома и не догадывался. Сделай Ган свое открытие в 1941 году, а не 1938-м — ядерная бомба в принципе не смогла бы сработать до конца Второй мировой.
Что ж, с талантами у немцев все было неплохо. Но важно понимать, что талант таланту рознь. Вернер Гейзенберг, ключевая фигура немецкого атомного проекта, хорошо разбирался в некоторых областях физики (за что получил Нобелевку), но проявил недостаточную гибкость, чтобы быстро встроиться в такую принципиально новую область, как реакторостроение.
Но его ли это вина? Бросим взгляд на французские или английские усилия по созданию ядерных реакторов во Вторую мировую. Французы выбрали как замедлитель тяжелую воду, а не графит. Англичане и канадцы тоже выбрали тяжелую воду. То есть другие западные страны по сути повторили немецкий, «тяжеловодный» путь к ядерному реактору.
Между тем именно он был одной из ключевых ошибок, которые так и не дали немцам создать бомбу до конца войны. Тяжелую воду в ту пору получали путем многоступенчатого электролиза обычной воды. Молекулы легкой воды при электролизе испарялись быстрее, чем у тяжелой. Такой путь производства был чудовищно энергоемким и дорогим. Грамм тяжелой воды исходно стоил 19 долларов (350-400 современных долларов).
Достаточно серьезный реактор — наработчик плутония, способный обеспечить создание бомбы, требовал 5-10 тонн тяжелой воды. Дело даже не в том, что это стоило бы дорого. Важнее то, что быстро получить столько дейтериевой воды без сверхусилий было бы сложно. Требовалось строить большую и дорогую фабрику. Куда больше, чем скромная норвежская в Веморке. Поэтому немецкие реакторы до конца войны и не имели размеров, позволяющих им — хотя бы в теории — быть наработчиками плутония.
Набросок Чикагской поленницы. Первый в мире успешный атомный реактор получил такое название за деревянный каркас, которым была укреплена его конструкция из графитовых кирпичей, между которыми вставлялись стержни из металлического природного урана в тонкой алюминиевой оболочке / ©Wikimedia Commons
Почему в США выбрали графитовый замедлитель? Точно так же, как и в Германии, первые эксперименты показали Ферми и его сотрудникам, что имеющийся в продаже графит содержит слишком много борных примесей, отчего поглощает много нейтронов и делает строительство реактора из него проблематичным.
Но если немцы, натолкнувшись на это, написали «более чистый графит получить практически вряд ли возможно», то Ферми пошел к производителю графита (еще в 1940 году). Поговорил с ними, убедительно объяснив, что от получения сверхчистых графитных материалов в больших количествах зависит очень многое. И через год производители графита создали новый производственный процесс, который позволил получить графит, поглощавший нейтроны на десятки процентов слабее исходного.
За счет этого был получен замедлитель, делающий нейтроны в реакторе достаточно медленными, чтобы они успевали прореагировать с атомами урана. Но при этом не пожирающий эти самые нейтроны борными примесями.
Почему Ферми пошел в эту сторону, а не к тяжелой воде? Потому что он был одним из немногих физиков, успешно работавших как в теоретической, так и в экспериментальной области. Множество физиков-экспериментаторов стабильно сталкиваются с ситуацией, когда исходные материалы недостаточно чистые или поставщик приборов «накосячил». Они понимают, что такие проблемы могут быть как легко исправимыми, так и нерешаемыми — но в любом случае попробуют их решить, поговорив с поставщиком.
Правильный выбор замедлителя — не единственное решение Ферми, где он показал способность исключительно быстро вникать в новую для него тему. Точно так же он прореагировал, когда столкнулся — первым в мире — с проблемой ксенонового отравления реактора В, которым США нарабатывали плутоний для «нагасакской» бомбы. На осознание теоретических корней проблемы у него ушли считаные дни. Недели ушли на принятие контрмер. Кто еще в истории мирового реакторостроения работал с такими темпами?
Группа тех, кто работал над первым успешным атомным реактором. Ферми слева в первом ряду / ©Wikimedia Commons
В западной зоне оккупации Германии в 1945-48 годах союзники насчитали 3,5 млн. немцев, причастных к нацизму, реальные наказания понесли только десятки тысяч. Но в целом вся немецкая нация была признана больной, и прошла денацификацию, самой жёсткой формой которой стало принудительное перезахоронение жертв нацизма голыми руками
В западной оккупационной зоне американцы, англичане и французы разделили всех немцев на несколько групп. Причисление к определённой категории влекло различные наказания. Например, для виновных, в том числе для извлекателей пользы: а) рабочий лагерь до 5 лет, или привлечение к общественным работам, б) дополнительно полная или частичная конфискация имущества, особенно ценного, за исключением предметов повседневного употребления; в) в отдельных случаях лишение избирательного права или запрет на занятие определённых должностей сроком не менее 5 лет.
Для попутчиков: а) разовый взнос или регулярная выплата определённой денежной суммы в фонд компенсации нанесенного ущерба (минимум 50, максимум 2000 рейхсмарок); б) в случае отказа от платы денежный штраф заменялся принудительным трудом в течение не более 30 рабочих дней; в) предусматривалось дополнительное наказание для государственных служащих: судебная камера может предложить понижение в должности или отправку на пенсию. Характерно, что по поводу пункта «в» законодатель замечает: применять «в редчайших случаях».
Базисом для получения свидетельства о прохождении денацификации, а также возможного предъявления обвинения и его запуска в делопроизводство, служила обширная анкета (из 131 вопроса), которая требовала от заполняющего подробнейших сведений о личной, производственной и политической жизни. Чтобы пресечь попытку уклонения от анкетирования, прибегли к самому эффективному в послевоенное время средству: продуктовая карточка выдавалась лишь по предъявлении квитанции, подтверждающей сдачу анкеты в ратушу. Также и проживание в населённом пункте и трудоустройство в учреждение или на частное предприятие (и следующего за приёмом продолжения работы до момента увольнения) требовали наличия упомянутой квитанции.
В случае нелегального проживания серьезным санкциям подвергался сдатчик квартиры. Специально оговаривались наказания тюремным заключением или денежным штрафом за ложные данные в анкете и уклонение от регистрации.
В американской зоне, где подходы к чистке были самые строгие, были рассмотрены 3,5 млн. дел и признаны: главными виновными – 1654; виновными – 22.122; незначительно виновными – 106.422; попутчиками – 485.057; невиновными – 18.454; попавшими под амнистию – 2.789.196. Прекращено по разным причинам производство – 200.207.
В июле 1946 года по инициативе генерала Клея состоялась амнистия молодежи: те, кто родились после первого января 1919 года и не числились в списках активных нацистов и военных преступников, освобождались от прохождения денацификации.
В конце мая 1948 года союзники трёх западных зон прекратили контроль над денацификацией и передали её полностью немцам.
Но в целом союзники определили немцев как больную нацию и начали их «лечить». Сам великий психолог Карл Юнг разработал психологические основы денацификации. В частности, он определял главную проблему межвоенных европейских наций – отсутствие совести. А то, что произошло с немцами – это болезнь, и больны немцы все и сразу в равной мере вне зависимости от политических пристрастий, отношению к Гитлеру и членству в НСДАП.
Новая немецкая элита под надзором союзников не намеревалась ограничиться такими защитными мерами, как осуждение главных военных преступников и наказание крупных и мелких нацистов, а ставила целью полное искоренение рокового духа нацизма и демократизацию общества.
Перевоспитание начиналось в некоторых городах и деревнях с шоковой терапии: население принуждали осматривать концлагерь в их местности, демонстрировали «добровольно-принудительным» зрителям документальный фильм о лагерях уничтожения «Жернова смерти».
Но самым жёстким методом денацификации стало принудительное перезахоронение жертв нацизма руками простых немцев.
Немки из Нойнбург-форм-Вальда несут из леса тела погибших на марше смерти евреев для захоронения на городском кладбище
Под присмотром американских солдат немцы из Гарденлегена откапывают из общей могилы тела сожжённых заживо на марше смерти узников лагеря Дора-Миттельбау
Под присмотром американских солдат жители Нойнбург-форм-Вальда кладут в гробы тела погибших на марше смерти узников концлагеря для захоронения на городском кладбищ
Под присмотром американских солдат местные немцы раскапывают общую могилу недалеко от Цайца
Под присмотром американских солдат немцы из Гарденлегена вытаскивают из общей могилы тела сожжённых заживо на марше смерти узников лагеря Дора-Миттельбау
Вёббелин, Мекленбург. Солдаты 82-й воздушно-десантной дивизии наблюдают за тем, как местные немцы откапывают из общей могилы тела погибших узников концлагеря Вёббелин
Под присмотром американских солдат немцы из Гарденлегена вытаскивают из общей могилы тела сожженных заживо на марше смерти узников лагеря Дора-Миттельбау