В комнату постучал, а затем заглянул папа, уже побрившийся и одетый, и позвал завтракать.
Мама пожарила омлет и блинчики, сварила сосиски, а в турке вскипятила кофе для папы. А себе и Лене залила кипятком в чайном заварнике душистый чёрный чай с цедрой лимона, который они покупали на рынке на развес.
- Поедим и поедем к Марине. Её перевели в палату, - улыбнулся, сообщая хорошую новость, папа.
- Ура! - поддавшись порыву, воскликнула Лена и тоже разулыбалась: на душе вдруг стало так хорошо и легко.
Больничная палата Марины оказалась отдельной, а ещё бесплатной. Из-за беспрецедентного случая, по словам врачей. Но мама была уверена, что вескую роль сыграла их семейная медицинская страховка. Лена с папой со страховкой не спорили, им не терпелось повидать Марину.
Пока родители засыпали сестру вопросами, Лена выкладывала из пакетов на тумбочку фрукты, сок, минералку, любимые маленькие шоколадки сестры в форме животных. Затем в холодильник поставила йогурт, творог и заблаговременно сваренный мамой куриный суп-пюре.
Непривычно тихий, надломленный голос сестры нервировал Лену. Марина с трудом отвечала на банальные вопросы родителей, которые нарочно всеми силами её подбадривали.
Избегали расспрашивать о главном, словно думали: дочка сама им всё скажет. Дверь палаты открылась, и заглянул врач. Поздоровавшись, он сразу пригласил родителей для важного разговора к себе в кабинет. Когда они ушли, то Лена могла наконец поговорить с сестрой.
- Марина, - собравшись с духом, начала Лена. Внутри неё всё трепетало, ведь раньше она никогда бы не осмелилась вести с сестрой подобный разговор и задавать ей прямые вопросы. - Можешь на меня рассчитывать. Скажи, что с тобой случилось. Я не скажу родителям, обещаю...
Марина лишь покачала головой.
- Марина, я действительно волнуюсь и поэтому думаю, ты должна знать, что сегодня в лесополосе нашли твоих одноклассниц – мёртвыми.
Сестра продолжала молчать, но левое веко на её глазу дрогнуло. Затем Марина поджала губы, а между идеальной формы бровей залегла складка. И вдруг она схватила Лену за руку, легонько сжала. А на мгновение в расширившихся голубых глазах Марины промелькнул страх. Она после хриплого вздоха нервным голосом призналась:
- Я была с девчонками в кафе "Гараж". Остальное помню как в тумане, как в кошмарном сне. Знаешь, Лена, ведь я до жути боюсь вспоминать, потому что тогда пережитый кошмар снова станет реальным. А ещё мне страшно умирать, я ведь умираю, чувствую, что это так. Выделения не прекращаются, - она вздрогнула, а затем лихорадочно, скороговоркой попросила: - Ты можешь помочь? Так скажи мне правду! Врачи, я знаю, врут.
Лена покачала головой, слезы душили, а в горле вдруг вырос огромный комок, лишив дара речи.
Марина ждала и напряжённо смотрела с такой отчаянной надеждой, что Лене стало не по себе. Она через силу выдавила из себя: "Я не знаю, прости" и высвободила руку.
К облегчению Лены, зашла медсестра, холодно сказав, что время посещения истекло.
Мама и папа ожидали Лену в коридоре. Оба были очень бледные, растерянные и разом постаревшие лет на десять. У мамы дрожали руки, тушь некрасиво размазалась, а во влажных папиных глазах словно зияла глубокая пропасть.
Мама жестом поманила Лену к себе, затем крепко обняла и тонким, чужим голосом сказала, что надежды нет и Марина умрёт.
От её слов пол под ногами Лены покачнулся, в ушах зазвенело – и тут её успел подхватить папа. Мама истерично закричала: "На помощь!»
Всё вокруг перед глазами Лены стало размытым. Откуда-то взялась медсестра, которая дала понюхать Лене нашатыря, и мир девушки снова обрёл чёткость.
В груди Лены сильно болело, в вопросах больше не было смысла.
Возвращались домой на такси, и непривычно ссутулившийся папа всю дорогу до дома тихо плакал. У Лены не было сил его утешать: сами по себе нахлынули воспоминания, где она снова была пятилетней девочкой. В то счастливое время Лена дружила с сестрой, как с лучшей подругой, доверяя ей все свои секреты.
И Марина по-настоящему её любила, тогда сестра ещё сама была ребёнком, с добрым и чутким сердцем.
Они часто играли в куклы, проказничали и катались на качелях. А ещё Марина всегда стояла за Лену горой.
До сих пор Лена искренне не понимала, почему сестра однажды превратилась в холодную, злую стерву с ледяным сердцем. Почему она вдруг перестала её любить и возненавидела? И ответов не находила.
Лена видела, как в салоне такси с воцарившейся над их семьёй давящей атмосферой безысходности изо всех сил боролась мама. Она "держала лицо", сидя напротив водителя, и вела с ним пустую болтовню, перемежавшуюся песнями из радио.
Дома по приезде из больницы ничего не изменилось, только череда из напряжённого затишья порой взрывалась родительскими криками и руганью. Тогда Лена надевала наушники и плакала. А затем, лёжа на кровати, в бессилье, уставившись в потолок, представляла, как ремиссия сестры затягивается – и происходит чудо, она выздоравливает. Ведь у других людей в мире бывало и не такое, даже по телевизору показывали.
В четыре утра зазвонили телефоны. Сначала стационарный в квартире, затем смартфоны родителей.
В коридоре послышались шаги, затем на кухне раздался заспанный голос папы.
Лена всю ночь практически не спала, но утром чувствовала себя на удивление бодрой. Она сразу встала с постели, как только вслушалась в короткие отцовские реплики по телефону, затем быстро оделась.
Закончив разговор, отец зашёл к ней в комнату. А как только увидел, что Лена не спит, велел собраться и ждать его в коридоре.
По лицу отца, по опущенным плечам и тусклому тяжёлому взгляду Лена поняла, что чуда для Марины не произошло.
- А где мама? - спросила Лена, и папа объяснил, что её сейчас не добудиться, сильно перепила вчера.
«За что нам всё это? Почему Марина умирает? Почему нет никакого лекарства?» Вопросы, на которые Лена не находила ответа, сидя на диванчике в коридоре больницы, ожидая отца из кабинета главврача.
И вот он вернулся, до ужаса бледный, с подрагивающими губами и крепко сжатыми в кулаки пальцами. Отец, не обращая внимания на Лену, некоторое время, просто стоял и отрешённо смотрел в стену. Затем вздрогнул и сел рядом с дочкой, закрыл лицо руками, шумно вдохнул, и выдохнул, и едва слышно произнёс:
- Иди, поговори с сестрой. Ей хуже...
Это отцовское «поговори», прозвучало, как «попрощайся». А то, что Марине хуже, вдруг осознала Лена, значило, что больше увидеться не разрешат.
Лена, собравшись с духом, встала и пошла. И в утренней тишине, царившей на этаже, она хорошо слышала, как отец сквозь зубы крепко выругался, а затем, судя по пиканью электронных клавиш смартфона, собирался кому-то позвонить.
В палате Марины пахло дезинфекцией и чем-то горьковатым, похожим на увядшую сирень. Сестра лежала на спине, глаза закрыты, к руке подключена капельница. Густые волосы Марины, её гордость светло-пшеничного цвета, заметно поседели и поредели, а истончившаяся кожа на лице натянулась. На ней появились резкие, глубокие морщины на лбу и у рта, а под ввалившимися глазами сестры залегли глубокие тени.
Лена некоторое время с ужасом смотрела на Марину, едва её узнавая. Ведь не бывает, чтобы болезнь (какая бы она ни была) протекала так быстро, так резко и фатально?
«Может быть, это и не Марина на кровати?» - на мгновение от шока подумала Лена, чувствуя, что от собственных предположений задыхается.
А вот голос Марины практически не изменился. Она заговорила, тем самым заставив Лену вздрогнуть и резко осознать реальность. В палате никакая не незнакомка, а её сестра Марина и сейчас она умирает.
- Подойди, - попросила сестра, поманив Лену свободной рукой.
Возле функциональной, регулируемой постели стояла табуретка. На неё Лена села. Марина дала понять, что хочет взять её за руку, и Лена протянула свою руку и дотронулась до руки сестры: сухой и холодной с тонкими, как птичьи косточки, пальчиками.
Ей снова до боли стало очень жалко сестру. А ещё, подумалось, что ведь она Марину за все обиды давно простила, и если та сейчас хочет попросить прощения, то не нужно. Лена собралась сказать об этом Марине, как и то, что любит её, но губы задрожали. А сестра тяжело вздохнула и произнесла:
- Лена, знаешь, я кое-что вспомнила и теперь уверена, это был не сон. Выслушай меня, пожалуйста, и не перебивай... - голос Марины внезапно стал твёрдым и непреклонным будто окаменел.
"Я хорошо помню, как вечером с девчонками пошла в клуб "Гараж" поболтать, потанцевать и, как следует, выпить. Мы два года не виделись, а тут всё так благоприятно сложилось. И клуб этот, Лена, ты же знаешь, мой любимый, ещё со школы».
Лене с её хорошо развитым, благодаря чтению, воображением совсем не трудно было представить происходящее.
Душный летний вечер. Солнце садится за горизонт, растекаясь огненно-красным багрянцем в тёмно-синих подступающих сумерках.
Красавица Марина, в стильном коротком платье с блёстками, с сумочкой клатч и модными босоножками на каблуках. На пухлых губах сестры капелька фруктового блеска, ресницы подкрашены. Марине с её идеальной кожей не нужна косметика, а одевается она в любое место всегда нарочно ярко, чтобы ещё больше привлечь к себе внимание. Подруги-одногодки на её фоне всегда выглядят гораздо старше.
Лена хорошо знает клуб изнутри: приходилось заходить в дневное время. Она, в отличие от своей ветреной сестры, всегда по возможности подрабатывала во время каникул то курьером, то на почте со свободным графиком.
И, когда сестра рассказывает дальше, ей легко представляется, как оживает вечером от наплыва людей клуб, как меняется его лениво сонная атмосфера. А на сцене начинают играть местные группы с драйвовыми песнями, безо всякой цензуры.
Марина всегда при деньгах – раньше от родителей, а сейчас неплохой доход приносит ей блог про здоровое питание и упражнения, где она, как прекрасная золотая бабочка, мелькает в весьма откровенных спортивных костюмах.
Наконец сестра с подругами усаживаются за барную стойку, заказывают по коктейлю. Лена как-то во время подработки покупала себе там газировку и знает прайс и то, что цены в клубе не кусаются.
После одиннадцати вечера народа становится ещё больше. Немудрено, репутация у клуба хорошая, этот момент даже в городской прессе освещали. Ночью в клуб приходят как городские обыватели, так и залётные туристы, особенно летом, а ещё здесь частые гости водители международных фур. «Вот с ними общаться, знакомиться – одно удовольствие», - поясняет Марина.
Лена слушает сестру и представляет, как подружки после коктейля, потанцевали, приценились к местным кавалерам и, так никого и не поощрив своим вниманием, перешли на ледяную водку с закусками.
Они оживлённо болтают, смеются, хвастаются, попутно перемывают косточки местным неудачницам из бывших одноклассников. Тем, кто спился, подсел на наркоту или залетел на выпускном, а после кто-то вынужденно вышел замуж и теперь работает в лучшем случае кассиршами в «Пятёрочке».
За разговорами к ним незаметно подсел мужчина. На вид лет тридцати: бледная кожа, светлые волосы модно подстрижены, в левом ухе серёжка. Лицо симпатичное, но, по словам Марины, ничего особенного. Однако сестре хорошо запомнилась его потёртая плотная тёмно-коричневая кожаная куртка, явно искусственно состаренная.
- А я в этом, как никто другой, разбираюсь, - уточнила Марина, - и куртка незнакомца стоит целое состояние, - добавила, чтобы привычно подчеркнуть своё превосходство в любых познаниях.
Даже в болезни она не менялась.
- Так вот, - продолжила Марина, - стоило ему на нас посмотреть и улыбнуться, как мы с подругами буквально не могли отвести от мужчины взгляд, словно тот был какой знаменитый актёр.
Ещё от голоса мужчины у Марины возникло необъяснимое, приятное до мурашек по коже чувство.
- Его голос, - сказала она, - он словно тёплым бархатом обволакивал кожу.
И вот они уже как ни в чём не бывало болтали с мужчиной, как со старым приятелем. Отвечали откровенно на все вопросы, чего обычно никогда с незнакомцами не делали, хихикали, кокетничали и напропалую флиртовали.
- Он будто бы своим голосом и взглядом нас околдовал, ибо помню, как невзначай заметила, что другие посетители его словно не видят. Даже тучный бармен Семён, не в меру болтливый и очень любопытный мужик, смотрел как бы сквозь него, когда наливал нам заказанные напитки.
- Ещё было странно, - отметила сестра, - что всё рассказанное мужчиной о себе мне не запомнилось. Я как будто слушала его вполуха, или… - она замялась, - он на самом деле вообще ничего не говорил.
Зато добавила, что после разговора у неё осталось ощущение, что его слова доносились до неё, как сквозь глубокую воду...
Лена со слов сестры как наяву представила необычные серые глаза незнакомца. Она, словно сама увидела, как мужчина смотрит на Марину в упор, а его глаза при этом на мгновение становятся ярче и светятся жёлтым цветом. И этот свет – он словно возникал изнутри и гипнотизировал. Но стоило Марине моргнуть или опустить взгляд, как его глаза снова были прежними.
Подруги сестры странностей не замечали. И Марина тогда подумала, что алкоголь ударил ей в голову и всё показалось.
- Он заплатил за наши коктейли, за закуски и водку. Подруги и я были им очарованы. А вот имени мужчины, хоть убей, я не помню. А ещё вообще не помню, как ушли из бара и оказались в лесу. Дальше все в моей голове смешалось, словно отрывками из разных фильмов, - Марина горько хмыкнула и продолжила рассказывать.
- Помню, как находилась одна, в темноте. Затем услышала дикие женские крики, которые испугали меня до усрачки.
Марина всхлипнула и, выдержав короткую паузу, добавила:
- Я тогда от страха побежала прочь, но споткнулась и была кем-то подхвачена, не упала. А потом оказалось, что нахожусь в объятиях мужчины из клуба. Его шёлковый голос успокаивал. «Не бойся, сахарок, - сказал он. - Ты будешь у меня на десерт», - и затем рассмеялся холодным и неприятным смехом.
Я от его слов опешила, затем стала просить отпустить меня, но он приложил свой палец к моим губам, шикнул, и я онемела. Затем он нетерпеливо прошептал мне на ухо то, что вскоре собирается со мной проделать.
И приказал не сопротивляться.
А я тогда словно одеревенела и могла только беззвучно плакать, пока и это он мне не запретил тихим словесным приказом, вытирая мои слёзы пальцами, затем слизнув их.
- Знаешь ли ты, Лена, - повысила голос Марина, изойдя хрипом. - Насколько сильно я хотела бы сейчас всё это забыть, но, увы, не могу! Стоит лишь прикрыть веки, как возвращается его лицо, злые, беспощадные глаза; сухие, горячие, как угли, губы, обжёгшие на мгновение поцелуем мои. А ещё мне до тошноты невыносимо помнить, как его омерзительный язык, шершавый и тонкий, жадно лизал мне шею, словно деликатес. Но хуже всего, что вскоре его прикосновения стали мне очень нравиться и возбуждали.
Словно ощутив во мне отклик, он запустил свои пальцы в мои волосы и, притянув мою голову к своему лицу жадно, вдохнул мой запах. Затем резко отпустил, грубо задрал вверх платье, разорвал белье, коленом раздвинул мне бёдра.
И больше не было прелюдий, только сильная боль от проникновения и его глубокие ритмичные толчки.
Наконец он кончил, излив в меня жаркое, словно кипяток, семя. И это было ещё больнее, чем соитие.
После его шёпот раздался прямо в моей голове. "Не бойся, красавица. В тебе мой дар".
От его слов мне стало ещё неприятнее, внутри живота жгло и горело. Я застонала от боли, в голове помутилось, стали дрожать и отказывать ноги. Остальное: как добралась до дома – всё путается, словно в полубреду.
Марина захрипела и попросила воды. Лена налила ей из кувшина в стакан с соломинкой, помогла напиться. От слов сестры, от её невероятного жуткого рассказа горело лицо, а нервы натянулись до предела.
Поэтому она заставила себя медленно дышать и мысленно считать от одного до ста. Лена собиралась сказать Марине, что нужно всё рассказать полиции.
- Мне не поверят, - словно предугадав её мысли, произнесла Марина. - Он заразил меня. Я чувствую что-то страшное внутри себя. Оно изменяет меня.
Марина приподнялась и резко схватила Лену за руку.
- Помоги мне, сестра! Помоги! - заверещала она. Лицо Марины перекосилось, изо рта пошла пена.
Лена не успела ничего сказать, как в палату ворвалась медсестра и выгнала её в коридор.