Евгений ехал молча, глядя немигающим взором как проносились мимо нас сначала бревенчатые домики, а затем и каменные особняки молодой столицы. Юный граф хмурился и что-то едва слышно бормотал, будто вёл беспрестанный внутренний диалог. Он то супил брови и мрачнел, становясь похожим на своего отца, то вдруг светлел лицом, и в глазах его сияла искра безумного азарта, знакомого мне по каждодневным боям с музами. Однако сразу после он замирал, будто терял нить, и вновь грустнел.
Я не хотел отвлекать коллегу от мыслительного процесса, потому и сам хранил молчание, так несвойственное мне. Приходилось занимать руки и глаза подробным созерцанием цилиндра тонкой работы неизвестного мастера, имя которого, увы, не удастся упомянуть в столь благоприятном свете. Мои мысли то и дело возвращались к истории с пропажей девицы, мне вспомнился идеальный порядок в спальне самой Татьяны Павловны, и ловкость, с которой преступники пробрались в не самый последний дом в Петербурге, будто бы их ожидали.
Когда показалось, что убаюканный ухабами Яшка задремал, я попросил Евгения жестом наклониться поближе, чтобы негромко обменяться идеями.
– Евгений Фёдорович, – начал я шёпотом столь тихим, что и сам едва мог различить звук собственного голоса. – Вы в недавнее время странностей в поведении своей невесты не замечали? Может, новые знакомцы или странные привычки?
– Признаться, я и сам думал об этом, – ответил мне чуть слышно граф Эссен. – Но мы никогда не были с ней особенно близки. Мы много общались детьми, но с возрастом отдалились изрядно друг от друга. Даже после помолвки мы чаще переписывались, отправляя письма через слуг. Но папенька её упоминал, что дочь после возвращения из Европы стала другой: отстранённой и задумчивой, мало участвовала в жизни семейства, почти не общалась с ним, – всё больше читала, да писала письма.
– Не думаете ли, что Татьяна могла попасть под влияние того самого Ментора? В конце концов, он, по словам вашего дяди, прибыл в Россию из Европы.
– Вы намекаете на адюльтер? – поднял удивлённо брови Евгений. Предположение его не оскорбило, скорее заинтересовало, стало зерном для ещё одной версии.
– Ни в коем случае, вполне возможно, что он имел над ней власть иного рода – интеллектуальную или духовную, не даром же он назвался Ментором, учителем?
– Маловероятно, – вновь нахмурился граф. – По нашим донесениям, Ментор этот – бывший студент, из семинарских, отлично владеющий французским, итальянским, английским и латинским языками, сведущий в истории и алхимии, а Татьяна никогда не считала себя поклонницей наук, её всё больше прельщали балы и театры. Но версия интересная, спасибо, что озвучили, Бретёр.
– Надеюсь, что не нанёс вашей невесте оскорбления, заподозрив её, – учтиво ответил я. – В конце концов, каждый из нас может стать невольной игрушкой в руках умного и расчётливого негодяя.
– Вы думаете о деле, здесь не может быть оскорблений, я признателен вам, что личные отношения вы не ставите превыше истины, этого мне на службе и так хватает, – слегка улыбнулся Евгений. – Да и не думаю я, что Ментор мог соблазнить Татьяну, она всё-таки девушка строгих нравов.
– Кстати, почему мы вообще решили, что Ментор – именно мужчина, вам что-то об этом сообщали в донесениях? – решил я уточнить, но Евгений мне не ответил, лишь озадаченно взглянул на меня и вновь углубился в свои мысли.
Тут мы и добрались до штаб-квартиры специального отделения тайной полиции, занимавшегося слежкой за сектами и культами. Экипаж въехал во внутренний двор поближе к чёрной лестнице, у которой дежурили два жандарма с крайне неприятными физиономиями. Возможно, во мне говорили былые обиды на эту профессию, но отчего-то внешний вид этих молодцов в одинаковых синих мундирах мне сразу не понравился. Один из них поначалу потянулся к дубинке, но, увидев выходящего из кареты Евгения, тут же вытянулся в струнку.
– Доброго дня, вашблаародь, чем могу служить-с, – принялся он гаркать.
– Сопроводите арестованного в камеру, пожалуйста, – с этими словами открыл граф дверцу экипажа, предоставив бравым офицерам право самостоятельно вывести задержанного.
– Так, выходим, господин хороший, – потянул руки ко мне второй из полицейских.
– Это наш специальный агент, вы что делаете?! – возмутился Евгений, отчего офицеры вновь выпрямились, прекратив посягательства на мою особу. – Вон того берите, который в дальнем углу сидит.
– Прошу прощения-с, вашблаародь, – извинился почему-то перед Евгением первый дежурный. – Этот мелкий какой-то, худой, я его и не заметил вовсе.
– А, это ж Яшка Полубес! – почти радостно возвестил второй, когда несчастного пассажира вытащили из экипажа на свет Божий. – Что, всё пытаешься чёрту душу продать, а не беруть? – засмеялся он и вместе со своим напарником поволок Яшку куда-то вглубь массивного молочного-белого здания, служившего ордену штабом.
– Не боитесь за него? Слыхал я, что околоточные с такими не церемонятся, – решил я справиться о судьбе несчастного.
– Будет вам, этот юноша собирался уничтожить весь город, вместе со всеми его жителями ради сиюминутного удовольствия. Не знаю, как вы, дорогой Бретёр, а я к такого рода негодяям жалости испытывать не умею, – безапелляционно заявил молодой граф.
– Это потому, что вы, дорогой Евгений Фёдорович, наследник славного дворянского рода и ангельские крылья за плечами носите. Вы той нужды, что довелось испытать несчастному Яшке, и представить себе не можете, – заметил я. – Самое гнусное злодейство – это создать вот такого маленького человека, который готов мир в пепел превратить, лишь бы почувствовать немного власти.
– Знаете, в чём-то я даже согласен, но моя работа – это не маленьких людей спасать, а злодеев отлавливать и мешать их планам, – отрезал Евгений, подняв ворот своего редингота, надеясь укрыться им от холодного осеннего ветра. Выходило скверно.
– В том-то и беда, что это ничья работа, – с сочувствием ответил я и поёжился от холода. Зима в этом году обещалась пожаловать раньше обычного.
Мы уже направились к главному входу, как оттуда выбежал чем-то раздосадованный глава ордена, граф Фёдор Сергеевич Эссен, при параде и с тростью. Евгений тут же поспешил догнать отца и, поравнявшись с ним, с жаром принялся рассказывать тому о расследовании:
– Фёдор Сергеевич, постойте! У нас есть новая информация по делу Татьяны Караваевой и свидетель, который вхож в окружение Ментора. Кажется, что-то серьёзное планируется, причём в самое ближайшее время! Разрешите мне привлечь дополнительные группы для слежки и поиска…
– Не будет дополнительных групп, – мрачно отрезал грозный серафим, торопившийся к экипажу. – Ни патрулей, ни расследования – ничего.
– Что? Как? – опешил Евгений.
– А вот так! Всё твой будущий тесть посодействовал. Только что прибыла депеша из третьего отделения, от самого графа Бенкендорфа, он требовал срочно прекратить все следствия по делу Караваевой и явиться на приём, – с едва скрываемым раздражением процедил граф Эссен.
– Бенкендорф? – с лёгким сипом повторил я, будто фамилия эта сдавливала мою грудь, не давая дышать и говорить спокойно.
– Да, он самый. Доводилось встречаться с Александром Христофоровичем? – уточнил Фёдор Сергеевич.
– Нет, не доводилось, – ответил я самым мрачным тоном. Легенды ходили о главе третьего отделения собственной канцелярии Его Императорского Величества и методах его работы. Народная молва описывала графа Бенкендорфа как жёсткого и целеустремлённого человека, собравшего под своим крылом всех самых отъявленных врагов прав и свобод со всей России. Жандармы под его руководством ежедневно вскрывали чужую почту, искали компромат, шантажировали и угрожали невинным людям. А над ними стоял сам граф, начальник этой страшной полиции, стоящей вне закона и над законом, имевшей право вмешиваться во все.
– Оно и к лучшему, – вторил моим мыслям Фёдор Сергеевич.
– Но почему нужно прекратить следствие? Мы ведь только сегодня утром виделись с отцом Татьяны, Павлом Степановичем! Он сокрушался, что его дочь похитили, и очень просил помочь найти её как можно скорее. Мы весь день занимались расследованием и изрядно в нём продвинулись, – возмущался юный граф, энергично размахивая руками.
– В том и сюрприз, – глава ордена разместился на сидении экипажа, однако дверь не закрывал и кучеру команды не давал, предоставив нам возможность завершить беседу. – Ваш тесть обратился к самому графу Бенкендорфу как к главе тайной полиции и потребовал у него повлиять на деятельность нашего отделения. Дескать, мы лезем в семейные дела, мешаем его личной жизни и работе.
– Лезем в семейные дела?! – от возмущения Евгений почти кричал. – Он же только этим утром чуть не плакал от горя. Бретёр, подтвердите!
– Не стоит, я вам верю, – царственно кивнул старый граф. – Однако ситуация обстоит именно так. Если мы отложим версию, что за день Татьяна вернулась домой, а её отец слегка подзабыл, что сам умолял найти «его душеньку», то остаётся только одно – кто-то на купца Караваева повлиял, чтобы он требовал остановить нас.
– Но кто? – в замешательстве проговорил я.
– Это я и хочу выяснить на приёме у Александра Христофоровича, – ответил негромко глава «Эгиды». – Либо похититель, который пообещал ему жизнь дочери в обмен на молчание, либо кто-то богатый и влиятельный, кому наша работа под крылом третьего отделения давно мешает. Например, сам Бенкендорф.
– Но что же нам делать теперь? – ошарашенный и растерянный Евгений не мог подобрать слов, чтобы выразить всю глубину своего отчаяния.
– Ждите, думайте, допрашивайте своего свидетеля, но с этого двора и носу не кажите, покуда не вернусь, – граф закрыл дверцу экипажа, и кучер тут же щёлкнул кнутом, отчего две гнедые кобылы заржали и двинулись с места.
Карета споро выехала со двора и повернула к набережной, мы с Евгением остались во дворе одни.
– Что ж, ещё раз побеседуем с Полубесом? –решился я заговорить лишь спустя несколько секунд, дав юному графу время отдышаться и собраться с мыслями. – Авось, что-то ещё расскажет, чего мы не знаем. Только я вас попрошу, в моём присутствии никакого насилия!
– Нет, Яшка сказал нам всё, – закусив губу, заговорил Евгений негромко. – А поговорить нам нужно, только не с ним, а с моим тестем.
– Ваш отец же прямо запретил нам делать это! – возмутился я такому повороту истории. – Нам же сказали не покидать штаб.
– Ну, приказ мне никто не отдавал, – решительно заявил граф Эссен. – Да и положение моё позволяет поговорить с Павлом Степановичем. Если не как агенту тайной полиции, то как жениху его дочери. Вы со мной? – деятельность серафима пугала и вдохновляла одновременно.
– Разумеется, – развёл руками я. Всё-таки авантюры были во мне страстию.
Евгений тут же побежал в сторону экипажа, который только-только собрался распрягать наш кучер. Граф жестом попросил возницу остановиться и сопроводил сие командой:
– Не распрягайте, дело ещё не кончено, едем к сталелитейной фабрике Караваева. Той, что у Обводного канала! – скомандовал Евгений и ловко запрыгнул в карету.
– Ваше благородие, так ведь устали лошади, им бы отдыху дать, – взмолился кучер, но потом увидел решительный и суровый взгляд молодого графа, тут же убрал только что приготовленную трубку обратно в карман и взобрался на колки. – Как скажете-с, едем к фабрике.
Едва я успел забраться на своё место и закрыть дверь, как раздался звонкий щелчок хлыста, и уставшие за день лошади вновь потянули карету за собой.
– Почему же на фабрику? – решил осведомиться я.
– На этой фабрике у него излюбленное место работы: инспектирует, беседует с инженерами, в общем, всячески надзирает за предприятием. А ещё там кабинет, где он работает над чертежами. Если я прав – будете должны мне бутылку «Шабли», ежели нет – та же плата с меня. По рукам?
– По рукам, – ответил я и пожал руку графа, подтвердив шуточный наш спор.
Звонко бились колёса о гладкие камни брусчатки, а Евгений в нетерпении отбивал пальцами барабанную дробь по оконной раме, стараясь унять волнение и душевный трепет. Чтобы помочь ему отвлечься от тягостных мыслей, я решил занять молодого графа беседой. Благо, нам было, что обсудить:
– Так что скажете насчёт пола Ментора? Есть информация, что это мужчина?
– Нет, такой информации нет, – мрачно констатировал он. – Те письма, что нам довелось перехватить, Ментор писал на французском…
– А язык Вольтера и Дидро пол автора определить не поможет, – закончил я за Евгения. – Я неплохо владею французским, может, я сумею изучить эти письма и найти что-то полезное, что думаете?
– Дельная мысль, но, сдаётся мне, кабинетной работы вам повидать не удастся, дорогой Бретёр, – сосредоточенно потёр переносицу серафим и придвинулся ближе. – Письма хранятся в штаб-квартире, в сейф-комнате для ценных улик и артефактов, мы до них добраться без санкции отца не сумеем, а у него сейчас есть дела поважнее…
– Понимаю, не каждый день имеешь удовольствие общаться с главным душителем свободомыслия в России тет-а-тет, – выпалил я и тут же пожалел о своей несдержанности. Всё-таки сообщать о своём отношении к высшим полицейским чинам при личной беседе с одним из агентов тайной полиции было не слишком дальновидно. Однако Евгений это замечание пропустил мимо ушей.
– Да, у Фёдора Сергеевича сейчас и других хлопот полно… – задумчиво протянул он. – А насчёт пола Ментора мы сделали вывод лишь из того, что Легион по своей сути – тоталитарная секта, собирающая иные кружки, идолопоклонничества и тайные общества вокруг себя. Как правило, такие, с позволения сказать, организации очень патриархальны и архаичны в своей сути. Сама мысль, что чем-то таким могла бы управлять женщина, никому в голову не приходила.
– А зря, – заметил я. – Недооценивать женщин – вообще серьёзная ошибка, которую допускают многие мужчины, в том числе и мы с вами. Как считаете, могла бы Сонька стать таким главой Легиона?
– Сонька? – с усмешкой переспросил Евгений. – Будет вам, её полностью устраивает существующий порядок дел: она на вершине преступного мира Петербурга, её приказы исполняют самые отъявленные головорезы, а магнаты и фабриканты отправляют неплохие барыши, чтобы «Золотая рота» не оставила от их предприятий лишь пепелище. Откуда, вы думаете, у неё на заводах свои люди? Это те самые агенты, которые вынюхивают, расспрашивают, а потом носят сообщения от своей капитанши с ультиматумами. Искать тут нужно того, кто готов всё уничтожить ради собственных целей. Этим кем-то мог бы стать Яшка Полубес, но мы его уже арестовали, да и серьёзную работу ему никто не рискнул бы доверить.
– То есть искать нужно кого-то из обитателей социального дна?
– Кабы я знал наверняка, мы бы сейчас уже пили «Шабли», – чуть улыбнулся юный граф, ответив мне.
Тут возница неожиданно осадил лошадей, отчего экипаж резко остановился. Я, к стыду своему, упал с лавки и основательно ушибся лбом о дверную ручку, а Евгений лишь вжался в стену за собой, сохранив благопристойный вид.
– Семён, что там стряслось?! – возмутился Евгений, одёрнув свой редингот, сидевший и без того прекрасно.
– Ваше благородие, дорога заблокирована, не проехать! – чуть озадаченно ответил Семён с козлов.
Евгений помог подняться мне, а затем выбрался из экипажа, я последовал за ним. Тут нам стала ясна причина остановки.
Набережная, с которой дорога сворачивала к кузнице купца Караваева, оказалась непроходима ни для экипажа, ни для обычного человека, возжелавшего пофланировать по городу на своих двоих. На несколько сот метров вперёд мостовую, дорогу и тротуары закрывали мешками с песком, а многочисленные рабочие, выходившие с фабрики, несли всё новые и новые тюки, которыми продолжали баррикадировать территорию перед заводом, будто готовились к неожиданному военному вторжению, которым, судя по расположению укреплений, обещался командовать сам Нептун. Евгений окликнул одного из работяг, невысокого жилистого мужика с загорелым лицом, неопрятной чёрной бородой, кустистыми бровями и взъерошенной шевелюрой, что обходил нашу карету с двумя тюками на плечах. Казалось, своей массой мешки должны были уже раздавить работника кузницы, но тот волок их даже слегка небрежно, будто работа такая казалась ему оскорбительно лёгкой.
– Эй, Осип! – неожиданно для меня окликнул Евгений мужика по имени. – Чего это тут творится?
– А, Евгений Александрович, здорово вам! – заулыбался мужик широким щербатым ртом. – Дык надысь тесть ваш собрал нас и приказ дал, шоб к вечеру дорогу перед заводом мешками заложили.
– Сказал, зачем? – осведомился граф.
– Нет! Он ить договорить-то не успел, тошшо торопился в канбинет свой, – всё с той же задорной улыбкой говорил Осип. – Токмо что-то про наводнение сказал, мол, боится его.
– А откуда у него информация про наводнение? Разве время сейчас для паводка? – удивлённо свёл брови к переносице Евгений.
– То не моего ума дело. Я, вашблагародь, из Тульской губернии приехал, у нас там по весне речка разлиться может, а шоб осенью – того ить с великого потопа не бывало! – мужик нетерпеливо поправил мешок на левом плече. – Я пойду, тошшо успеть сделать дело надо. Вы сами у головы спросите, вам-то он рад буде, всё скажить.
– Да, Осип, спасибо большое, – кивнул Евгений, и Осип продолжил свой путь к набережной, на которой виднелась основательная баррикада. Странно, что приготовлениями такими занимались лишь здесь, у этой фабрики. На других дорогах никаких работ не велось.
– Разве что-то говорили про наводнение? Да и, судя по приготовлениям, настолько устрашающее? Ветер не менялся в недавнее время, река спокойна… – задумчиво проговорил я.
– Последние пару дней шли дожди, а сегодня утром подморозило… – мрачно вторил мне Евгений. – Но вы правы, приготовления и вправду странные. Нужно спросить у Павла Степановича, отчего такая обеспокоенность. Идёте со мой?
– Ещё бы, я в этом пандемониуме явно лишний, – проговорил я, пытаясь не корчить чересчур потешные гримасы от жалящего холодного ветра.
Кирпичные стены завода внутри оказались почти такими же, что и снаружи, лишь толстый слой копоти и сажи делал их заметно темнее своих обращённых к набережной собратьев. Недостаток света из высоких узких окон компенсировали могучие плавильные печи, однако сейчас пламя в них погасло. Во внутреннем помещении завода кипела работа, но не привычная для этих стен, а новая, доселе невиданная. Огромные плавильные котлы стыли без огня, а формы и меха лежали в дальних углах, дабы не мешать движению рабочих. Они друг за другом выносили из помещений фабрики всё, что могли бы применить для возведения дамбы. Мешки с рудой и химикатами, уголь для растопки и песок для формовки – всё шло в ход. Казалось, Павел Степанович Караваев решил вдруг похоронить дело всей своей жизни, отправив все нажитые богатства прямо на дно Невы.
Евгений быстрыми шагами взметнулся по винтовой железной лестнице наверх, туда, где располагался кабинет мастера-оружейника. Неизвестно, случайно так вышло, или нет, но там же располагалось единственное помещение, освещённое керосиновыми лампами, отчего из оконцев кабинета лучился тёплый приятный свет. Судя по теням, метавшимся, то в одном оконном проёме, то в другом, внутри кипела нешуточная работа.
Я взобрался по ступеням вслед за молодым графом и остановился, дабы перевести дух. Всё-таки мой образ жизни не располагал к физическим упражнениям, а потустороннее происхождение Евгения в минуты горячечной торопливости заставляло его проявлять неуёмную прыть, так что угнаться за ним в такие моменты становилось решительно невозможно. Потому в кабинет я вошёл чуть позже, когда Евгений уже пробыл внутри несколько секунд.
Зашедши в кабинет, я застал Евгения крепко держащим мастера-оружейника за руки. Сам купец Караваев что-то злобно шипел, пытаясь вернуться к камину, от которого его столь недостойным образом оттаскивал Евгений. В самой жаровне вилось пламя, которое бегало по вороху бумажных листков, сизым пламенем стирая написанные строчки.
– Бретёр, скорее, письма! – Выкрикнул граф Эссен, но было поздно. Когда я пришёл в себя и метнулся к камину, бумажные листы уже превратились в чёрный пепел, более неспособный поведать нам хоть чего-то полезного. Евгений выпустил из мёртвой хватки фабриканта и тот тихонько взмолился:
– Пожалуйста, не нато, они упьют её, упьют… – причитал мужчина, молитвенно прижимая руки к груди.
– Кто они? Похитители Татьяны?! – возмущался Евгений, стоя над сокрушающимся тестем. – С вами на связь выходили преступники? Почему вы молчали? Это же настоящий саботаж расследования! Разве не знаете, что я всё сделаю для того, чтоб найти Таню и вернуть его домой?
– Потому и молчали, – дрожащим голосом начал оружейник. – Фы попытаетесь их остановить, а они просили жандармов не прифлекать, иначе Танюше моей конец… Просили только помошь, совсем немного. Так что не мешайте им, прошу фас… – старик сжал в кулаке полу сюртука юного графа, но тот лишь взъярился пуще прежнего.
– Кому им? Почему это нужно им не мешать?! Вы понимаете, что это злодеи, убийцы и душегубы?! Их слово – ничто, сегодня дали – завтра забрали! Вы лишь себя под удар подведёте, а не дочь спасёте. Говорите, о ком идёт речь!
– Ничефо не скашу, – неожиданно заартачился Павел Степанович. – Хоть режьте меня. Они сказали, прополтаюсь – сразу Танюшку мою убьют, а у меня кроме неё никофо и не осталось, послетняя радость старика…
– Павел Степанович, я вас понимаю, – решил попробовать уговорить несчастного отца я. – Вы боитесь за жизнь дочери и готовы хвататься за любую возможность, пусть и самую призрачную. Только заключать договоры с преступниками – это то же самое, что играть в карты с шулером, никогда добром не кончится. Евгений – достойный мужчина, который не станет действовать во вред вашей драгоценной дочери, доверьтесь ему. Или можете сказать мне, я-то не из жандармов!
– Нет, не скажу, – вновь заупрямился оружейник. – Вы не фидели того, с чем мне пришлось иметь тело, кто со мной разговаривал. Вы не знаете, что там пыли за чудища… Нет, фам никогда с ними не справиться, так что, пожалуйста, ради Танюши, оставьте это место и езжайте томой. А лучше – за город, в именье, потальше от воды.
– Почему надо ехать подальше от воды? – уточнил я, но был проигнорирован.
– Нет, ничефо не скажу, оставьте меня! – пожилой мужчина попытался сбежать, но тут же был пойман в цепкие объятия Евгения.
– Павел Степанович, клянусь вам, что не хотел ничего подобного, но, увы, в этой ситуации иного выхода я не вижу, – тут Евгений наклонился ближе к лицу мелко затрясшегося оружейника и вкрадчивым тоном спросил: – Что вы знаете о похитителях Тани? Кто с вами общался? Скажите мне, пожалуйста, – последнюю фразу он произнёс особенно отчётливо, и глаза его сверкнули холодным голубым блеском чистого онежского льда.
Купец Караваев расслабился и заговорил чуть нараспев, будто блаженный на пороге церкви, просящий подаяние:
– Сегодня тнём ко мне в кабинет пришёл мужчина, жуткий такой, со шрамами на лице, будто бы страшная улыбка такая... Не знаю, как он мимо охраны прошёл, но я этих молодцов и не фидел больше, может, и убил… – безучастно пожал плечами оружейник. – Я поначалу пытался на помощь звать, а он мне рот своей латонью закрыл, к стулу прижал и из кармана достал фот это… – с этими словами мужчина достал из кармана завязанную в тугой узел прядь белых как молоко волос. – Говорит: «Если не хочешь, чтобы мы в этот раз топором пониже взяли – молчи и слушай». А я Танюшины волосы савсегда узнаю, страшно мне стало, я и послушался. Сказал он, что прислал его Ментор, учитель то пишь, он-то и тержал мою доченьку у себя. Говорит: «Отзови ищеек, иначе помрёт тевица молодой». Я и струхнул, сказал, что всё стелаю, только бы тевочку не тронули. А потом этот, со шрамами, и говорит, мол, есть у него предложение для меня, если стелаю всё, как они просят, сегодня же вечером Танюша томой вернётся целой и невредимой…
– Что он просил вас сделать? – не унимался Евгений, глядя в пустые глаза тестя.
– Сказал: «Всех рабочих из цеха выгони, пусть паррикаду со стороны набережной телают, оно приготится. Большой цех запри, а ключ отдай, мы там кое-какое собрание проведём, беспокоить нас не смей, если сами не позофём». Ну я и согласился… – печально добавил мастер-оружейник и грустно повесил седую свою голову. – Теперь-то уже всё кончено, раз я вам рассказал?
– Нет, ничего не кончено, мы их остановим! Как попасть в главный цех? – осведомился Евгений у сидевшего в униженной позе мужчины.
– Так через центральные форота только, нет другого пути, а ключ я отдал. Только если сами позовут, можно явиться, я, фот, и сижу, жду… – развёл руками Павел Степанович, обведя кабинет.
– И нет другого пути? – обеспокоенно вопрошал граф Эссен, но старик, сидевший напротив, лишь грустно помотал головой.
– Есть, только я не хочу вам о нём говорить. Ежели увидят фас, сразу поймут, что это я помогал, и убьют мою Танюшу… А у меня никого польше не осталось.
– Не убьют, я не позволю, – решительно заявил Евгений. – Будьте так любезны, Павел Степанович, скажите, что за путь вам известен? Я спасу её, клянусь честью. Она ведь моя невеста, вы думаете, я могу подвергнуть её опасности?
– Так ведь изфестно, что вы друг другу обещаны пыли, нет любви в таком браке, одна привычка только, а она счастию не замена, – грустно ответил оружейник. – Так что, может, и могли пы, будь фы человек, а я ведь знаю, что вы не просто человек…
– Да, я не просто человек, – согласился юный граф. – Я действующий агент Специальной службы Третьего отделения Его Императорского Величества тайной канцелярии! Ни честь мундира, ни жизни невинных я в опасность ставить не могу. Ни по натуре своей, ни по званию. Так что скажите мне, пожалуйста, что за тайный ход вы скрываете, и я обязательно спасу Таню. Клянусь жизнью, – тут серафим сделал паузу, оценил обстановку и вновь блеснул глазами. – Очень вас прошу.
Более не в силах противиться чудесной силе потомка, оружейник указал рукой на большую карту России, занимавшую всю стену кабинета. Карта была нарисована тушью на грунтованной парусине, отчего выглядела, как трофей с исполинского пиратского фрегата. Держалась карта на шнурах, прибитых к стене железными скобами, благодаря чему рисунок на ней не искажался и оставался чётким. Евгений отпустил руку тестя, которую сжимал всё это время и пошёл к карте, взялся за правый её край, на котором темнели крохотными пятнами далёкие японские острова с чудными названиями, и обратил свой взгляд на Павла Степановича. Тот едва заметно кивнул в знак согласия, и Евгений потянул за край карты, начав отдирать его от стены. Тонкая работа мастера уничтожалась на глазах, но жертва оказалась не напрасной – за картой обнаружилась небольшая деревянная дверь.
На пороге Евгений обернулся ко мне:
– Дорогой Бретёр, если хотите сейчас уйти в безопасное место – я не против. Можете укрыться в штаб-квартире ордена, пока не станет известно, чем всё закончилось.
– Вы меня знаете недавно, но уже должны были понять, что от опасности я не бегу, – возмущённо заметил я. – Мне не по душе бессмысленный риск, но сейчас, кажется, иного пути и нет, так что бросить вас я никак не могу.
– Рад, что вы так ответили, – улыбнулся граф Эссен. – Значит, отец не ошибался на ваш счёт.
Он открыл дверь, за которой обнаружился тёмный узкий проход, и первым бесстрашно шагнул в непроглядную черноту. Я чуток помедлил, бросил взгляд на безутешного Павла Степановича и последовал за Евгением.
