В комментариях попросили рассказать, чем закончилась гондоновая эпопея.
***
Перед продолжением истории про судьбу оптовой партии импортных контрацептивов, немного объясню, как жили в то время курсанты высшего летного училища Гражданской Авиации.
Жизнью и бытом курсантов, несмотря на то, что училище было гражданским, заправляли военные под руководством ОСО (Организационно-строевой отдел). Соответственно, порядки у нас в альма матер были практически армейские: роты, взвода, старшины, командиры, подъемы-отбои, построения, увольнительные, строевая подготовка, наряды и прочие прелести армии. А за пределами училища мы были обычными гражданскими людьми, как и прочие студенты цивильных ВУЗов. Зачем нужна была такая сложная система, я могу только догадываться, но было именно так.
Наша рота располагалась в так называемой «казарме» на верхнем этаже длинного пятиэтажного панельного здания. Обиталище курсантов представляло собой длинный коридор с дверями по обе стороны. Основными помещениями были четыре «кубрика» для каждого взвода по 20-25 человек, - по два с каждой стороны, - и всякие прочие вспомогательные помещения: спорт-комната, ленинская комната, методический класс, чайная, каптерка, сушилка, помещение командира роты и что-то ещё. С одного торца был общий туалет, представляющий собой несколько дырок в полу, разделённых невысокими перегородками без дверей, а с другого торца - общий умывальник с железными раковинами и исключительно холодной водой.
Когда все разъезжались на каникулы, дверь с лестничной клетки в роту закрывалась на висячий замок, и, в принципе, помещение больше никак не охранялось, ибо находилось на огороженной территории, которая не предполагала свободного присутствия посторонних. Снаружи по узкому торцу здания, со стороны умывальника, была расположена ходовая пожарная лестница (подобная той, по которой Данила в фильме «Брат-2» поднимался к злому, нечестному, американскому подонку), зарешёченная до второго этажа.
Вот в таких условиях жили тогда курсанты Высшего лётного училища – будущая элита Гражданской авиации.
***
Прилетев с Вовчиком из Львова, мы при холодном и трезвом размышлении поняли, что коммерческая составляющая нашего путешествия представляет собой полный пшик, иными словами – абсолютный провал! У плеера была сломана крышка, а «польский» «Диор» и «Нина Риччи» были приобретены нами за такую цену, что даже если бы они были настоящими, а не поддельными, то и тогда реализовывать их пришлось бы дешевле, чем покупали.
Гондоны, как ни странно, надежд на быстрое обогащение тоже не оправдали. Гондоны, они и есть гондоны, что с них взять?!
Как сказал нам хозяин комиссионного магазинчика к которому, в предвкушениях невиданных барышей, мы пришли с коммерческим предложением:
- Резинки – неходовой товар, тем более импортные. Дорого для местных. Я три месяца пятьдесят пачек продавал. Ну, оставьте для ассортимента пачек тридцать-сорок, - смилостивился над нами капиталист. - Выставлю их по …, - и назвал именно ту сумму, по которой мы оптом и скупили объём контрацептивов, достаточный для месячного снижения рождаемости в небольшом провинциальном городке.
Таким образом мы часть гондоновых запасов разместили мелкими партиями в нескольких комиссионных магазинчиках (да-да, тогда именно в комиссионные магазины на реализацию, только и можно было сдавать частным лицам какой-либо товар, даже такой специфический), часть раздарили своим товарищам, а почти половину оставили до лучших времён, в ожидании большого презервативного бума, с приходом, столь ожидаемого тогда многими, капитализма с его весёлыми борделями и бесстыжими шлюхами.
А там нас закрутили учебные дела, сессия, подготовка к полётам и, чуждая нам коммерция отошла на второй план. Когда пришла пора уезжать в летний отпуск на каникулы, мы с компаньоном бросили жребий, кому брать с собой плеер. С помощью той же монетки поделили «Диор» и «Нину Риччи» и, спрятав в груде старых вещей в большом взводном шкафу примерно половину оставшихся у нас презервативов, с чистой совестью укатили по домам.
Причину, по которой мне потребовалось приехать в училище на два дня раньше всех, я сейчас уже и не вспомню. Приехал, зашел на КПП и спросил, как взять ключи от помещения нашей роты. Дежурный по КПП сказал мне, что часа три назад уже приехал кто-то из наших и забрал ключи. Я двинул в расположение.
И вправду, на плацу, по дороге к казарме я встретил сокурсника из соседнего взвода:
- Привет!
- Здорово! – мы немного потрепались за «как дела» и «что так рано приехал».
- Ключи от роты у тебя?
- У меня. Иди, там открыто. Только не пугайся, там полный капец!
- Что произошло?!
- Да, местные мудаки хорошо порезвились.
- Что, дверь взломали?
- Нет, дверь в роту целая, на замке была. Они по пожарной лестнице поднялись, выставили окно в умывальнике, забрались и устроили лютый погром. У нас во взводе замок на двери сломали, всю одежду из шкафа пораскидали, видимо, и утащили что-то - пока не ясно. Кровати попереворачивали, матрасы и бельё расшвыряли по полу и, суки грёбаные, насрали и нассали везде!
- Вот твари! А у нас?
- А я никуда больше не заходил, и у вас, наверное, тоже. Иди и смотри!
Томимый нехорошими предчувствиями, я поспешил в роту. Замок в нашу взводную комнату был, естественно, сломан. С тяжелым сердцем я распахнул дверь и вошел. С первого взгляда всё, вроде, показалось нормальным, явных следов погрома и вакханалии не наблюдалось. Я первым делом бросился к шкафу, проверять сохранность нашего презервативного капитала.
Ну, так и есть! Пакет, спрятанный под грудой старых хэбэшек, шапок и пальто, был пуст. Нашли же, суки! Эти местные гондоны упёрли все наши презервативы!
Я прошел между двух рядов кроватей до стены, приглядываясь: всё вроде было нормально, вещи не разбросаны, нигде не нагажено, кровати не перевернуты. Повернул голову, посмотрел между кроватей, рядком стоящих со стороны окна, и тут у меня волосы поднялись дыбом, и отпала челюсть …
Я смотрел на пол между двух стоящих рядом кроватей и не верил своим глазам!
Нет, нет, местные не украли у нас кучу презервативов! Они всё, всё истрахали! Всё, весь мешок! Прямо тут, на месте, не отходя, как говорится, от кассы. У меня перед глазами, между двух кроватей высилась здоровенная куча использованных презервативов. Огромная гора отработанных гондонов, напоминающая перевал с двумя, явно выделяющимися, вершинами!
Я думаю, что не надо упоминать о том, что сексуальные практики этих затейников были достаточно разнообразны, на что явно указывал (уж простите меня за излишний натурализм) характерный цвет многих контрацептивов. Жуткое зрелище! Истинно говорю вам, что проще смотреть на выгребную яму, кишащую толстенькими, упитанными, белыми опарышами, чем на такую кучу использованных презервативов. Из многих натекло …
Любой студент на моём месте неминуемо бы блеванул. Но я же был не студент, а курсант! Я же два года питался в нашей курсантской столовой. Поэтому я только поморщился.
Почему для своих сексуальных подвигов эти половые гиганты использовали всего две кровати из двадцати, я не знаю. Но панцирные сетки этих двух кроватей были растянуты, продавлены, и провисали практически до пола. Эти секс-эстеты аккуратно сняли простыни со всех кроватей (даже назад одеяла сверху заправили!) и по мере загрязнения предыдущих, настилали их на ложе траходрома поверх испачканных.
Загадкой для меня стал вопрос, почему, и с какой целью, все использованные контрацептивы были сложены в одну кучу между рабочих кроватей?! Может быть, это было какое-то соревнование, может спор, а может и просто для форсу.
Поверхностный подсчет навскидку подсказал, что для отработки такого количества презервативов необходимо было совершать не менее одиннадцати половых коитусов в день, без праздников и выходных. Как и каким количеством участников они умудрились выполнить такую стахановскую норму?! Титаны! Тут я снимаю шляпу, господа!
А погром и свинство, видимо, не учинили из благодарности за доставленное удовольствие.
Вот так и закончилась эта контрацептивная история.
***
P.S. Да, забыл упомянуть в первой части, что в какой-то момент, во время нашего затейливого путешествия (уже и не вспомню где, но точно где-то на западе) я умудрился купить себе очень модные по тем временам мешковатые джинсы «Пирамиды» и стал примерно на год, практически, иконой стиля. Во всей роте обладателей таких джинсов было - на пальцах одной руки пересчитать. Фасонил я до тех пор, пока переменчивая мода не подняла на фешн-знамёна звезду светло-голубых «Мальвин».