P.S. Я забыл упомянуть первоисточник/вдохновение для этого мема. Это был пост в фейсбуке представителя Нью-Йорка Александрии Окасио-Кортес, которая избрана в палату представителей США. Конечно, я добавил картинку и перевел текст на русский)
На Черной Горе Рогачев переговорил по радиостанции с Комбатом капитаном Есипенко, поднял Седьмую роту, поставил задачу двигаться по хребту над Абдуллахейлем, прикрывать сверху разведчиков. В конце хребта мы должны закрепиться, дождаться, пока разведка вылезет из Абдуллахейля к нам наверх, затем всем дружной компанией планировалось уйти в горы на ночевку.
Бойцы Седьмой роты поднялись с занятых позиций и пошагали в указанном направлении. Противодействие со стороны душманов отсутствовало, они получили пистон и слиняли с такой скоростью, что догнать их не смогли ни разведчики, ни реактивный Карлсон. У меня создалось ощущение, будто их вообще никогда не было в кишлаке, а нам всё померещилось и рота просто так, от нехрен делать, шмаляла по кустам.
Какое-то время Рогачев вёл нас по хребту на юго-запад. Виды с гребня Черной Горы на Абдуллахейль были завораживающие. Казалось бы, всего три с половиной километра прямой видимости до конца «зелёнки», но где я мог в родной Белоруссии насладиться подобной перспективой?
На ровной поверхности до линии горизонта прямая видимость составляет примерно восемь километров. До призыва в армию я жил в такой местности, где горизонт от меня постоянно загораживали то деревья, то леса, то постройки, то города, а иногда и вовсе затмевали белый свет невероятной красотой бесподобные советские женщины всех самых разнообразных национальностей. Поэтому даже простая половина от дистанции в восемь километров, была для меня в диковинку, я смотрел с затаенным дыханием на открывшуюся передо мной небывалую панораму, как будто дыхание могло спугнуть очарование восхитительного пейзажа. Сердце моё застыло от ощущения полёта, на мгновение мне показалось, будто я парю под облаками на восходящих потоках прозрачного воздуха. Подобно Гордому Орлу, я смотрел немигающим взглядом с высоты полёта на развернувшуюся подо мной долину, и боялся моргнуть глазами, чтобы не «проморгать» невиданное диво. А если добавить к общему великолепию вид на гору Мархамхан 4585 за зелёнкой,
до неё взгляду по прямой пришлось «лететь» на орлиных крыльях небывалых десять километров, можно было простить горнострелковому батальону все его тяготы и лишения, вместе с осточертевшим вещмешком.
Мы, люди, как биологический вид, большую часть информации воспринимаем через органы зрения. Именно зрение заставляет нас любоваться движениями балерин, через разглядывание картин мы приходим в восторг от работ замечательных художников, глазами мы смотрим на тексты литераторов и именно зрительные образы возникают у нас при рассматривании графических символов. Зрительные образы долины реки Абдуллахейль заставили меня онеметь от небывалых ощущений, я не мог вымолвить ни слова, разве что промычать от восторга. Небо казалось необъятным, а мне захотелось его обнять, я развел в стороны руки, но в этот момент прозвучала команда «Вперёд».
Мне пришлось скомкать возвышенные душевные порывы и вспомнить мудрость Человека с Востока – Ты либо Гордый Орёл, парящий в заоблачной выси, либо Пингвин, птица нелётная. Боишься высоты? Ну и нормалёк, бойся дальше, это из-за акрофобии возникло кружение головы и ощущение полёта, а местные душманы гуляют здесь без лишних поэтических терзаний. Сейчас развернут ДШК и захерачат длинную очередь прямо в грудак, если зазеваешься.
Так я и пошел над невероятной зелёной долиной на подъём по серому, пыльному, раскаленному осенним солнцем хребту. Любоваться невероятными пейзажами взахлёб больше не пришлось, дыхание сбилось, гимнастёрка насквозь пропиталась пОтом, организм затребовал восстановления водного баланса, началась сильная жажда, отчего красоты местных ландшафтов отошли на дальний, стопятидесятый план. Хотелось лишь воды и сдохнуть.
На первом попавшемся бугре хребта Рогачев неожиданно дал команду спуститься и прочесать кишлак.
Рота пошла на спуск. Во время движения вниз, на одном из привалов, я плюхнулся вещмешком и задом на склон недалеко от Толика Воличенко. Тут же, в нескольких метрах, привалился Замполит. Толян вытащил шоколадку от сухпайка, начал её разворачивать, зашелестел фольгой. Очевидно он поступил точно по инструкции, оставил шоколад «на потом», а я, как лесной олень, выжрал всё сладкое на второй день операции.
- Воличенко! – Громкий голос Замполита заставил меня повернуться, я по привычке вскинул взгляд на начальника, подавшего команду. Замполит указательным пальцем показал Толику на шоколадку, потом тем же пальцем изобразил цифру «1» и затем указал на себя. То есть, жестами подал команду «Одну шоколадку доставь мне». Толян с грустным видом подчинился, скинул с плеч лямки вещмешка, поднялся и понёс Замполиту свою шоколадку из своего солдатского пайка.
Сожрёт или не сожрёт? – подумал я про Замполита.
Сожрал. Тут же, не отходя от кассы. Пипец. Вот интересно, слово «стыд» существует в армии или нет?
Пока Замполит хомячил Толикову шоколадку, поступила команда на выдвижение. Мы встали на ноги, продолжили спуск, дошли до начала «зелёнки». Рогачев развернул роту в цепь и направил в большую долину, заполненную садами, террасами полей и глинобитными домами в несколько этажей. Выглядела долина невероятно красиво.
На одной из делянок пшеницы, которую нам предстояло пересечь, остались следы пребывания людей. Буквально несколько минут назад здесь работали люди. Часть пшеницы стояла на корню, другая часть была срезана и лежала на земле ровным рядком, тут же валялись несколько серпов. У афганцев серпы выглядят не так, как принято рисовать на советских плакатах с рабоче-крестьянской символикой. Афганский серп похож на лопатку, приделанную к длинной кривой ручке, если бы подобный предмет находился не рядом со срезанными колосьями, я бы не вдруг догадался о его назначении. Срезанную серпами пшеницу жители Абдуллахейля не увязывали в снопы, а укладывали на дерюги и перевязывали толстыми грубыми верёвками. И дерюги, и верёвки, и срезанные колосья всё валялось на делянке. Очевидно, работники собирали урожай, потом увидели что-то страшное, побросали всё под ноги и кинулись наутёк, как от чумы. Как-то даже непонятно, я чё, такой страшный что ли?
- Касиян, сматры, навоз ишак. – Бахрам Жуманов остановился рядом со мной и показал пальцем на свежую кучу, от неё поднимался вверх пар.
- Ишак толко что сраль. Ишшо дым идёт. Толко что здэсь быль.
Мне захотелось подшутить над Бахрамом. Он был «дембелем», причем самым непоседливым, вечно доставал «молодых», цеплялся к ним, всегда ему было что-то надо, вот я и решил выставить ситуацию так, будто именно от него люди разбежались с делянки в разные стороны.
- Это ишак с перепугу наделал. Он увидел тебя, наложил в штаны и подался на смотки.
- Пачэму мэня? – Бахрам почувствовал подвох в моих словах, решил оспорить противоречие между заявлением и истиной, однако, русский язык ему был не родной. - Ти Шапка-Нэвидимка хадыль, да? Ти пэрвий хадыль. Сматры рожа какой страшний, чумазый! Шайтан пахож!
- Ы-ы-ы-гы-гы, я скоро умоюсь! А от тебя так и будут все убегать, наложив в штаны!
- Э-э-э-э-э, да, замальчи свой рот. Ти ваще старослужащий нэ уважаешь! – Бахрам скривился, будто я наступил ему на ногу в трамвае, очевидно моя подколка уязвила его.
Несколькими фразами мы с Бахрамом беззлобно подъегорили друг друга возле кучи свежего навоза и двинулись дальше, вперёд.
Как мы не старались, но в кишлаке не нашли ни людей, ни ишака. Никого не нашли, хотя мы спускались с хребта, шли сверху вниз. Сверху вниз удобней смотреть, чем снизу-вверх, но, мы людей не заметили, а они здесь были. Значит у них организована какая-то система наблюдения и оповещения. Во время спуска я пялился во все глаза, смотрел, чтобы из окна или из-за каменной ограды на меня не был направлен ствол, смотрел-смотрел но никого не заметил, а тут на тебе: валяется инвентарь, валяется свежий навоз. Выходит, они нас заметили раньше, чем мы их.
Данное обстоятельство навело меня на печальные мысли, получается, душманы одурачили нас как салабонов. Мне захотелось опровергнуть данное предположение, но для этого требовалось найти хоть кого-нибудь.
Вскоре Рогачев дал команду проверить попавшийся на пути дом, лично мне поручил осмотреть ослятник, я истово кинулся выполнять распоряжение, всеми силами старался найти чуваков, обхитривших нас.
На полу, в ослятнике, я обнаружил толстый слой соломы, не поленился, вытащил из пулемёта шомпол, усердно протыкал им солому. Результат – ноль, я не обнаружил ни людей, ни животных, ни оружия, ни входа в погреб.
На верхних этажах дома результат получился такой же. Логично было бы, если люди побросали инвентарь и спрятались внутри строения. Но их там не оказалось, они исчезли, испарилась. Получилась мистика какая-то, а не прочёска! Это не боевая операция, а обдуривание нас духами. От осознания данного факта мне сделалось обидно. По итогу нам подали команду «вперёд» и мы ушли так ничего и не обнаружив.
Мы с Бахрамом вышли из дома, проверенного нашим взводом, увидели плотные клубы черного дыма, валившие из окон большого трёхэтажного строения, оно горело. Видимо, его подожгли бойцы третьего взвода, не знаю, что они нашли, я не приставал ни к кому с расспросами, но вскоре все три этажа обрушились со страшным гулом, едва мы успели пройти шагов двадцать. Перекрытие прогорело, не выдержало веса наваленного на него пола, проломилось, тонны глины рухнули вниз, по земле прошла вибрация, я оглянулся на грохот, увидел столб черного дыма, облако желтой глиняной пыли и несуразные огрызки глинобитных стен, торчавшие вверх, в синее афганское небо. Вид показался мне жутким, ужасным, отвратительным.
Долину мы прошли, достигли начала подъёма в горы.
Дело двигалось к вечеру, Седьмая рота вылезла на хребет, закрепилась и получила приказ устроиться на ночлег. В силу ряда понятных причин я оказался рядом с Рогачевым, среди огромных пыльных камней. От них распространялся накопленный за день зной, как будто мы залезли в остывающую после рекордной плавки доменную печь, я привалился спиной к вещмешку, попытался термоизолироваться им от теплового излучения. Пулемёт поставил рядом с собой на приклад, затем малёха завошкался, зацепил приклад ногой. Пулемёт проскользил по скале, со звоном грохнулся на камни, я подобрал его, снова поставил рядом.
- Похоже, духи свалили из этого ущелья. - Рогачев в бинокль осматривал окрестности. – Хоть польку-бабочку танцуй.
- Почему бабочку? – Повернулся я на голос командира и снова уронил на камни пулемёт.
- Ну станцуй какую-нибудь другую. Какую ты ещё знаешь? – Рогачев оторвался от бинокля.
- Полечку с подвыподвертом знаю. Полечку с переподвыподвертом.
- С подвы… с подвопердотом…с подвыпердовотом … Блин, ещё раз уронишь пулемёт, я тебе хлебальни кнапинаю!
От греха подальше я поставил пулемёт на сошку, так он будет устойчивее.
Переночевали мы на хребте без приключений, я с радиостанцией был рядом с Рогачевым. Эргеш, при распределении бойцов на ночное дежурство, не дотянул смену до меня. Скорее всего, он придерживался старинной солдатской мудрости и держался подальше от начальства, то есть от Рогачева, а значит и подальше от меня. Достоверно причина мне не известна, потому что правду в наше трудное время никто не говорит, вот никто и не сказал мне каким образом я отвертелся от ночного караула, а сам спрашивать не пошел. Поэтому ночевал спокойно, без подъёмов на пост, почти сносно выспался, а это важно. На войне небезразлично как солдат накормлен и как отдохнул, потому что завтра мы снова проснёмся в горах. И после завтра тоже.
Статуя Будды II в. до н.э. — всего 200 лет после Будды (Кабул, Афганистан)
Седьмая рота понеслась по зелёнке кишлака Абдуллахейль под покровом густой листвы садов, без привалов и передышек. Нагруженные-перегруженные бойцы упирались не за совесть, а за страх. Ни на каком учебном марш-броске ничего подобного солдат из себя выжать не сможет, а здесь, на войне, каждый впахивал на износ с целью ещё немножечко пожить. Если вражеский ДШК после бомбардировки уцелеет, то душманы будут пялиться на зелёнку во все глаза и бинокли, будут искать наши силуэты среди листвы. Стоит нам лишь на секунду присесть, расслабиться и можно угодить под длинную очередь крупнокалиберного пулемёта. Если я хоть немного понимаю в колбасных обрезках, этот гадский ДШК притащили на позицию с целью пострелять по военно-транспортному вертолёту, когда тот привезёт очередную группу десанта. В нас, при высадке, душманы не стреляли, значит мы вывалились в кукурузу неожиданно для них, они спохватились и потащили на позицию пулемёт. Пока мы проверяли окрестные дома и готовили в чайниках суп, душманы установили ДШК и ждали второй рейс вертолёта. Наши Ангелы Хранители старались не летать дважды по одному маршруту, поэтому духи приморились ожидавши и пальнули со скуки по нам. Даже если мои умозаключения ошибочны, всё равно было очевидно – с правого склона ущелья Абдуллахель по Седьмой роте вёл огонь ДШК, значит второго батальона там нету. А это значит, что у душманов может оказаться на позициях ещё один ДШК, а до компании к нему и КПВ, и даже миномёт. Короче, Седьмая рота настойчиво лезла в жопу, а в такой ситуации останавливаться и превращаться в стационарную мишень было страшно – аж жуть!
Потные, взмыленные бойцы Седьмой роты проскакали по зелёнке примерно полкилометра, выскочили к месту примыкания бокового ущелья и упёрлись взглядом в черную гору – фантастическая каменная громадина поднималась в небо из зелёнки. Рогачев сказал, что нам туда, на неё, наверх.
Это было ужасное заявление, я с детства боюсь высоты. «Как же так можно, кудой я полезу? Как без страховок и обвязок карабкаться на это чудище? Полный трындец! Война – это отвратительное занятие, будь она трижды неладна!» - подумал я, захотел родиться филателистом и всю жизнь собирать марки. Хотя нет, это тоже опасное занятие, вот свалится с третьей полки кляссер и прямо по башке! Тоже мало хорошего. Значит надо родиться поваром, много и вкусно кушать поварёшкой прямо из котла.
Рогачев решил не оставлять непроверенным боковой отрог ущелья, ибо там могли водиться душманы. В целях обеспечения правого фланга он дал команду трём взводам закрепиться, а взводу Старцева приказал разделиться на две группы. Одна полезет на черную гору в качестве головного дозора и будет прокладывать дорогу основным силам роты, а вторая ненадолго «занырнёт» в зелёнку справа и глянет что там есть интересного.
Четвёртый взвод Рушелюка развернул, установили на станки АГСы и пулемёты ПК, первый и второй взводы заняли позиции за каменными стенками и стволами деревьев.
Командир Третьего взвода Старцев скомандовал: - «Тимофеев, Фомин! За мной!» – и борзо пошагал к подножию горы, как будто с ног до головы был обвязан страховочными верёвками.
Руха, Панджшер, ст.л-т Старцев С.А. с офицерами Третьего горнострелкового батальона 1984 год.
В правое ответвленье ущелья, в «зелёнку», направили сержанта Манчинского. Дали ему для связи Толика Воличенко со взводной станцией и кинули клич, не найдётся ли пара добровольцев сгонять чутарик на разведку.
- Я пойду. – Вызвался Ахмед Сулейманов, чеченец с Кундузского хлебзавода. – Героя Советского Союза хочу получить.
Непонятно было, пошутил Ахмед насчет звания Героя или сказал серьёзно, но разбираться никто не стал, обе группы пошли по своим направлениям. Рогачев принялся наблюдать за ними в бинокль из укрытия, а я поставил пулемёт на сошку в семи метрах от командира, занял удобную позицию и принялся вертеть башкой, искать душманов.
Достаточно быстро группа Старцева преодолела небольшой ручей на дне ущелья, зелёнку, не обнаружила засады и полезла на скалы.
Группа Манчинского «непонятной колонной» вошла в зелёнку. Если со Старцевым работала визуальная связь, можно было обмениваться сигналами, например, помахать рукой или показать жест откуда кровь из вены берут, то с Манчинским в зелёнке условились держать связь по радиостанции. Если его группа влопается в душманскую засаду, то как говорят мои друзья белорусы: - «Утописся – да дому не прыходь», лишь звони по Р-148, вдруг мы успеем прибежать, пока все будут целыми. Ахмед Сулейманов, похоже, не шутил насчёт звания Героя Советского Союза.
Сержант Александр Манчинский и рядовой Сулейманов Ахмед в кишлаке. Панджшер 1984 год.
Не могу точно сказать, сколько прошло времени, на войне я часов не носил, но, по большому счету, мне было очень сильно похрен, сколько чего и куда прошло, я изо всех сил сосредоточился на мандраже, с ужасом думал каким образом полезу на крутые скалы с тяжеленным вещмешком за плечами. Снаряжение на мне весило килограммов пятьдесят, да сам я – семьдесят. Сколько раз я смогу подтянуть на руках вес более центнера? Нисколько. Значит такую массу надо перемещать за счет силы ног, нижние конечности у человека значительно сильнее верхних. Надо, как обезьяна, хвататься за булыжники ногами и поднимать сто двадцать килограммов вверх по почти вертикальной каменной стене. Эти печальные мысли напомнили старинный анекдот: пацаны разных национальностей заспорили от кого произошли люди на нашей планете. Грузин утверждал – от грузин, первый человек был потомком обезьяны по имени Шемпанидзе. Чеченец возразил – все люди произошли от чеченцев, а чеченцы от обезьяны Чи-чи-чи. Еврей сказал - первым был Абрам Гутан. Армянин уверял – первым был Макакян. Укранинец сказал – Гиббоненко. По версии белоруса прародителем всех людей является белорусская обезьяна Гаўрыла. Получается, я, житель Минска, должен уподобиться Гаўрыле, и хвататься за скалы скрюченными пальцах всех конечностей, как за ветки баобаба. Но у меня ноги в полусапожки обуты, они за камни хвататься не способны!
В армии всем было безразлично, боюсь я высоты, или не боюсь, лечится эта хрень или не лечится. Нам дали приказ забраться на отвесную скалу, и всё сходилось к тому, что я сейчас на неё полезу.
Предчувствия, как говорится, меня не обманули. Группа Старцева на Черной Горе поднялась достаточно высоко. Рогачев по рации перетёр обстановку с Манчинским и дал команду на подъём. Всем на подъём и мне, блин, тоже! Пусть бы он оставил меня под горой, пусть бы придумал какое-нибудь другое задание, я выполнил бы как нефиг-нафиг, только бы не лазать по скалам с вещмешком железа на горбу! Но командир не сделал исключений ни для кого и что мне оставалось? Повалиться на землю и заскулить, как Вова Ульянов: - «Я дальше не пойду»? Не мог я так поступить, был не готов морально обосраться перед пацанами и Рогачевым. Кстати, а куда делся Вова? В вертолёте я его не видел, в кишлаке тоже. Видимо, Рогачев оставил его на броне, но я этого не заметил. Странно, всё время старался держаться на указанном расстоянии от командира – семь метров, но почему-то эпизод про Вову обошел меня стороной.
По команде Рогачева рота поднялась с позиций и двинулась из зелёнки к Черной Горе, я не стал скулить и валяться на тропе, стиснул зубы, подошел к, вертикальной стене из камня и подумал – за что же тут ухватиться? Хвататься было не за что, я перекинул пулемёт с правого плеча за спину, поднял вверх руки, согнул пальцы крючками и, как только они за что-то непонятное зацепились над головой, полез, блин, вверх. За что цеплялся – не понял, вспомнил дурацкий совет, мол, не надо смотреть вниз, иначе закружиться голова… Это полная ерунда, а не совет. После того как я поднялся на несколько десятков метров по вертикальной, раскалённой на солнце черной стене, фактически, с пианиной на горбу, голова закружилась и без взглядов вниз. Пальцам моим пришел трындец, дыхалке - трындец, ногам - трындец, они тряслись от напряжения, а присесть и передохнуть на тубареточке никак не получалось. Потому что не бывает табуреток на скалах с уклоном 81,6 градуса.
Если бы я остановился и попытался перевести дух, мне пришлось бы болтаться над пропастью точно с таким напряженьем, как если бы я лез наверх. Оставался всего один вариант - долезть до конца маршрута и всё, другого варианта действий не было, я попытался переключить внимание, мысленно уйти от осознания полной безнадёги. Подумал – раз бойцы из группы Старцева, до меня здесь прошли, со скал гроздями не падали, значит и я, по идее, должен пройти. Более того, согласно одного из основных Законов Философии, количество завсегда переходит в качество. Значит количество пройдённых вверх метров однозначно перейдет в качество … падения … я уже настолько высоко забрался, если сорвусь и грохнусь с этой отвратительной Черной Горы, то мне даже больно не станет, не будет таких жутких мучений как ежели кляссером по башке. Слабое, конечно, утешение, но оно лучше, чем никакого.
По мере продвижения вверх по отвесным скалам, я ощущал себя хуже и хуже. Воздух казался разреженным, не содержащим кислорода, я задыхался, мои пальцы превратились в какие-то грязные скрюченные загогулины, в грабли, которые больше никогда не смогут рисовать и писать авторучкой, только лишь чесаться прямо через тулуп. Они никогда в жизни не разогнуться и никогда не согнуться. В трамвае билетик в компостер буду засовывать, как бобёр, двумя передними зубами.
Сколько времени длилось это самоистязание, сказать не могу, на Черную Гору я выполз на карачках в полуобморочном состоянии. Между скал и каменных нагромождений кое-где стали появляться просветы земли, я встал раком в одном из них, тяжело дышал в землю и сам с себя тихо дурел - не сдох, не сорвался, до сих пор был жив, невероятно! Руки мои колбасило от перенапряжения мелкой дрожью, ноги колбасило крупной дрожью, грудную клетку разрывало хрипами лёгких. Не знаю, кому было трудней себя преодолеть. Ахмеду, добровольно вызвавшемуся в разведку, или мне побороть боязнь высоты на этих скалах, с-с-сука, если когда-нибудь сделаюсь Министром Обороны, дам себе звание Героя! Нет, ладно, Героя – Ахмеду, а себе дам... себе дам …
- Веселей, бойцы, веселей! – Взмыленный Рогачев поднялся передо мной с четверенек на ноги, пошел по гребню горы, продолжил руководить подразделеньем. – Не расслабляемся, занимаем боевые позиции!
По примеру командира поднялся и я, пошатываясь, пошел по хребту, попытался оценить обстановку и занять правильную позицию для моего пулемёта.
В кишлаке под Черной Горой шел бой - очередями стреляли автоматы, ухал противотанковый гранатомёт. Оказалось, под «нашим» хребтом в одном из домов засела разведрота. Вокруг, как положено, располагалась зелёнка, а в ней засели душманы. Много душманов. Они вели огонь из стрелкового оружия по окнам, не давали разведчикам высунуться и в то же время методично долбили по стене из гранатомёта, старались разрушить дом и завалить обломки на разведчиков. Мне стало понятно куда и зачем Рогачёв так быстро нас вёл - выручить пацанов. Душманы очень плотно наседали, очень близко подобрались к дому, авиацию и артиллерию в такой обстановке применять нельзя, ибо огнём побьёт наших. Поэтому на господствующую высоту «вспорхнула» Седьмая рота с задачей «дать просраться» душманам.
Позицию я выбрал среди больших камней сообразно полученной задачи, стянул с горба пулемёт, поставил на сошку. Дом с разведчиками отсюда был виден отлично, душманы в зелёнке - нифига. Зато их хорошо было слышно по выстрелам. Разведчики находились внутри дома под прикрытием толстых глинобитных стен. Огонь нашего стрелкового оружия тех стен не пробьёт, разведчикам вреда не причинит. А душманам очень даже наоборот. Плотная листва скрывала их от нашего глаза, но никак не защищала от наших выстрелов. Лежащего или сидящего среди камней душару пуля, пущенная сверху, пробьёт навылет и отправит с поля боя в потусторонний мир. Главное, стрелять поплотней, чтобы пули, как говорится, тёрлись друг об друга.
- Рота, огонь! – Скомандовал Рогачев.
- Т-р-р-р-р, тра-та-та-та! – Отозвалось несколько десятков стволов.
Конечно же, я предполагал, что рота вооруженных автоматическим оружием мужиков, может сделать много шума. Но огонь получился настолько плотный, что я немного прифигел.
Внизу в один момент всё стихло.
- Обстреливаем пути возможного отступления противника! – Заорал сквозь грохот стрельбы Рогачев. Сам он практически не стрелял, руководил боем:
– По скоплению деревьев за дувалом! Огонь!
- Т-р-р-р-р, тра-та-та-та!
Не завидую тем душманам, которые залупились на разведроту. Думаю, сегодня они будут сдавать кросс по скоростному сматыванию по пересеченной «зелёнке». Кто добежит.
- Так всё! Прекратить огонь! – Рогачев занял позицию в самой верхней точке «нашей» горки. Он крутил башкой, высматривал кто не выполняет его команды. – Перезаряжаем магазины. Касьянов, ко мне! Связь давай.
/основано на реальных событиях/
I. Соседи по неволе или синагога-коммуналка на двоих
Середина девяностых. Афганистан. Талибы захватывают Кабул. Почти все евреи сбежали в Израиль. Остались только Забулон, чья семья репатриировалась, и Исаак. Их дома разбомбило — поселились в полуразрушенной синагоге, вместе делили последний талес.
Жили мирно, пока Забулон вдруг не ляпнул:
— Исаак, а не махнуть ли нам в Израиль? Там тепло, электричество, родственники....
Исаак вскипел:
— Понял я твой план! Синагогу мою приватизировать решил?! Ну уж нетушки! Я отсюда — ни ногой!
И побежал писать донос талибам, что Забулон — агент Моссада. Талибы Забулона схватили, поколотили, но отпустили — шпион из него так себе. Выйдя, Забулон вытер кровь и вернулся к талибам:
— А вы знали, что Исаак — агент ЦРУ?
И пошла писать губерния: «Он синагогу в бордель превратил!», «Он по пятницам джиннов вызывает!», «Он водку из фиников гонит!», «Он мой талес украл!»
Талибы в замешательстве:
— Мы джихад тут строим, а у нас в досье — два еврея, по очереди обзывают друг друга «держателем борделя», «колдуном», «продавцом водки», «вором»... Причём — с одним и тем же адресом проживания!
Устав от этих разборок, талибы посадили обоих. Через неделю выпустили.
— Почему? — спрашивают их.
— Эти двое так орали и спорили, что у наших мулл уже все волосы поседели от нервов. Последний раз они устроили спор о том, кто раньше зажёг шаббатные свечи в 1987 году!
II. Последний из еврейганцев
И при талибах, и при американцах продолжалась их вражда, пока Исаак не пошёл выяснять отношения на Небесный Суд.
— А я предупреждал: нельзя пить абсент на Песах! — сказал Забулон на похоронах.
Остался он один — последний еврей в Кабуле, и вся синагога его. Правда, без Торы. Она куда-то исчезла при очередном визите талибов.
Забулон не унывал:
— Я знаю, где она! Тот вор — он сейчас сидит в Гуантанамо! Надо требовать экстрадицию!
III. Бежать нельзя остаться
Прошли годы. Талибан снова у власти. Весь еврейский мир в панике: «Забулон! Беги! Самолёт ждет! Бесплатно! Турки помочь готовы! Израиль тебя ждёт! Алия! Гражданство! Ульпан!»
Забулон упёрся!
— Нет! Не поеду.
— Но почему? Талибан же! Опасно!
— Талибы хоть Тору не открывают, а те меня сразу развод давать потащат!
(они больше двадцати лет живут с женой раздельно)
IV. Эпилог
Сегодня Забулон — единственный еврей в Кабуле. Он живёт один в синагоге, где когда-то спорил с Исааком, и продолжает искать Тору.
— Я найду её. А потом... может быть... уеду.
— В Израиль?
— Нет, в Турцию. Там нету раввината и моей жены.
Занавес. Тишина. Где-то вдали слышен голос талиба:
— Аллахом клянусь, если он ещё раз напишет на кого-то донос — я сам стану сионистом.
Вот жили высшие приматы миллионы лет без религии и потом БАМ! Зачем то им понадобился БОГ. Да по сути - не нужен им ни Бог - ни религии никакие. А нужно только одно – СТАБИЛЬНОСТЬ! Хоть какая то стабильность и постоянство в этом мире нужны!
Звёзды далеко – руками не дотянешься.
Законы природы сложны – не у всех ума хватает освоить эту точку опору.
Наукой - вертеть могут всякие ушлые, особенно в наше время.
А вот если один раз придумать красивую сказку, книгой с картинками её размалевать и блюсти её по буквам – то это самый лёгкий и простой вариант для не крепких умишком обезьянок.
Вот если придумать ещё страну со стабильностью в основе, с какой-нибудь идеей типа «Коммунизма» или «Свободы» - даже если это будет иллюзия – люди всё равно будут верить в неё и никакой больше религии им нафиг не нужно будет.
И разрушить одну стабильность можно только с помощью другой стабильности. Одну сказку с помощью другой – более простой и более красивой, которая заставит людей поверить в ещё большую стабильность.
Всё меняется в этом мире – и стабильность тоже должна меняться, и в этом то и есть - «Парадокс Стабильности». Стабильность должна плавно меняться только в сторону ещё большей Простоты, Красоты и Совершенства.
Если это будет происходить быстро – то это уже не стабильность. Если вдруг джин перенесёт в Афганистан кусок моря с курортным городом Кап-Д'Агд и толпой нудистов – то представьте какой замес там начнётся… Или афганский кишлак на курорты Монако… Но если это сделать медленно и постепенно…
