Горячее
Лучшее
Свежее
Подписки
Сообщества
Блоги
Эксперты
#Круги добра
Войти
Забыли пароль?
или продолжите с
Создать аккаунт
Я хочу получать рассылки с лучшими постами за неделю
или
Восстановление пароля
Восстановление пароля
Получить код в Telegram
Войти с Яндекс ID Войти через VK ID
Создавая аккаунт, я соглашаюсь с правилами Пикабу и даю согласие на обработку персональных данных.
ПромокодыРаботаКурсыРекламаИгрыПополнение Steam
Пикабу Игры +1000 бесплатных онлайн игр Захватывающая аркада-лабиринт по мотивам культовой игры восьмидесятых. Управляйте желтым человечком, ешьте кексы и постарайтесь не попадаться на глаза призракам.

Пикман

Аркады, На ловкость, 2D

Играть

Топ прошлой недели

  • SpongeGod SpongeGod 1 пост
  • Uncleyogurt007 Uncleyogurt007 9 постов
  • ZaTaS ZaTaS 3 поста
Посмотреть весь топ

Лучшие посты недели

Рассылка Пикабу: отправляем самые рейтинговые материалы за 7 дней 🔥

Нажимая кнопку «Подписаться на рассылку», я соглашаюсь с Правилами Пикабу и даю согласие на обработку персональных данных.

Спасибо, что подписались!
Пожалуйста, проверьте почту 😊

Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Моб. приложение
Правила соцсети О рекомендациях О компании
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды МВидео Промокоды Яндекс Директ Промокоды Отелло Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня
0 просмотренных постов скрыто
3
DmitryRomanoff
DmitryRomanoff
1 день назад
Авторские истории
Серия }{aker

Деликатесы и закат солнца на диком пляже⁠⁠

Ранее в Хакер:

Фрукты, пати, активная медитация и Гоа-транс

Развалившись в тени пальмы, Ганеша наблюдал как Раджеш что-то печатает на своём новеньком ноутбуке.

— Слушай, Раджеш, — Ганеша привстал, — ты крутишься вокруг этой русской, но так до сих пор и не переспал с ней?

Раджеш промолчал. Он вспомнил Наташу, постоянно упоминающую Камасутру и спрашивающую его о сакральных смыслах. Её глаза искрились не любопытством туристки, а жаждой познания.

— Видишь ли, — Ганеша подмигнул, — они приезжают сюда не за духовностью. Им скучно дома, вот они и ищут приключений… с нами. Покажи ей, что ты её мечта. Пригласи на секретный пляж, обними покрепче, скажи что-нибудь про карму…

— Да! Она всё время говорит о Камасутре. — заметил Раджеш.

— Ну вот! Ты же помнишь главную мудрость: «Наташа три рубля и наша». Что ты тупишь?

— Да мне как-то было не до этого. То пати, то усталость.

— Свози её посмотреть закат, как там учил тот русский, залей ей что-нибудь в уши про любовь и она твоя.

— Она не такая, — процедил Раджеш, вспоминая как Наташа вчера откровенничала про мир, любовь и единение.

— Все они не такие, пока не включат свет в номере, — засмеялся Ганеша.

— Наташа… она другая. Она читает Камасутру чтобы глубже понять индийскую философию.

— О-о, Камасутра! — Ганеша поднял брови. — Ну так это вообще идеально! Ты же знаешь, как они это понимают. Поверь, её духовный поиск закончится в твоей рикше на заднем сиденьи.

Раджеш представлял как Наташа медитирует на рассвете, когда пляж пуст, а потом разговаривает с садху о смысле жизни. Он вспомнил, как она восхищалась его словами, простыми житейскими вещами и ломала шаблоны и стереотипы.

— А если я не хочу играть? — спросил он вдруг.

Ганеша замер, потом медленно улыбнулся:

— Тогда ты либо святой, либо дурак.

***

Сознание возвращалось к Наташе медленно как будто откуда-то всплывая. Она открыла глаза и несколько секунд не могла понять, где же находится? Потолок с медленно кружащимся вентилятором и побелка, потёртая временем. Жаркий утренний свет, пробивающийся сквозь щели в ставнях. Тонкая занавеска колыхалась от бриза, неся с собой запах океана, индийских специй и пряностей.

«Уже или ещё?» — пронеслась в голове мысль не сформулированная до конца. Она лежала неподвижно, пытаясь поймать грань между сном и явью. Мир плыл как мираж. Индийская реальность обладала странным свойством, она не казалась прочной и незыблемой как дома, а была текучей, постоянно трансформируясь под вибрацию вселенной. Вчерашняя уличная еда на банановом листе была такой же реальной как и лазеры на пати, а её мысли о Камасутре были такими же осязаемыми как земля под босыми ногами.

Она потянулась и в памяти всплыли кадры как яркие картинки из калейдоскопа. Вот первая встреча с Раджешем и его улыбка, разбивающая любое сопротивление. А вот бешеная поездка на рикше, когда ветер выдувал из головы все мысли. Вспомнился и танцпол, где она растворилась в музыке. Среди всех этих образов был Раджеш с его тёмными, смеющимися глазами, в которых читалась вся мудрость этого древнего места. Он ясно объяснял ей законы вселенной с лёгкостью человека, который живёт в полной гармонии с миром.

Вдруг пришла в голову мысль как удар колокола в тишине: «Он должен сделать первый шаг». Это было не правило кокетства или женская уловка, а знание, пришедшее из того же источника, что и её озарение о Камасутре. Он её проводник в мир божественного. И если эта связь через взаимное притяжение часть той самой божественной игры, то ход должен быть за ним. Она чувствовала это где-то глубоко внутри.

— Радж… — прошептала она про себя и его имя зазвучало как мантра. Раджеш это не просто водитель рикши, а индийский бог, воплощение Вишну! Он её хранитель! Он и был тем самым сакральным знанием, ради которого она приехала сюда.

Вдруг её осенило волной жаркого, физического желания. Оно было таким же острым и пряным как вчерашний перец чили. Она не просто хотела его физически, а хотела слиться с ним, стать одним целым. Это должно быть не просто слияние двух тел на одной кровати, а единое божественное воплощение древнего трактата, где стирается грань между духом и плотью. В этом соединении ей виделась высшая точка её путешествия и главный итог всех её поисков. Это должен быть не просто секс, а настоящий ритуал, та самая активная медитация, где инструментом будет не тело, а сама любовь.

Она прикрыла глаза, чувствуя, как по коже бегут мурашки и была готова прямо сейчас стать частью этой божественной мистерии, но занавес должен поднять он. «Он приедет, обязательно приедет», — подумала Наташа. тут же встала с кровати и вышла из номера. Перед ней стоял Радж с улыбкой на лице.

— Мадам хочет вкусно позавтракать? — спросил он смотря прямо на неё.

— Да, мадам очень хочет… позавтракать, — ответила Наташа немного запнувшись.

— Лучшие деликатесы, мадам! Я могу отвезти вас прямо сейчас!

— Да, Радж! — Наташа залезла в Рикшу и полностью доверилась обстоятельствам. Какая теперь была разница, куда он её повезёт…

Они быстро добрались до знаменитого пляжа Бага — центра туристического Гоа. Самое сложно было найти место, где поставить Рикшу, но Раджеш где-то его нашёл. Шум мопедов, смех туристов и ритмичный бит транс-музыки из ближайшего шэка создавали звуковой фон, без которого Гоа уже было не представить. Наташа шла, заворожённо глядя по сторонам. Пальмы. Море. Запахи. В этом тропическом хаосе, она растворялась и радовалась каждому новому впечатлению.

— Ну вот, — Раджеш, указал на роскошное кафе у самого моря.

Они прошли вглубь ресторана и уселись за столик в десяти метрах от океана. Наташа с интересом изучала меню, полное загадочный названий.

— Я в полном твоём распоряжении, — улыбнулась она. — Мои вкусовые рецепторы требуют новых открытий.

Раджеш нахмурился с комичной важностью, изображая из себя знатока.

— Хм, задача ответственная. — он лукаво подмигнул и она неожиданно кивнула. — Тогда мы берём сет «Король океана». Там будет королевская рыба кингфиш, тигровые креветки и кальмары. Всё это в сливочном соусе с карри и кокосом. Но это ещё не всё. Главный ключ к блаженству… — он сделал драматическую паузу, — …это чиз наан или сырный нан, который готовят в тандуре.

— Что такое наан? Тандур? — спросила Наташа.

— Наан это пшеничная лепёшка, воздушная и ароматная, а тандур это глиняная печь. В ней наан готовится за секунды, пропитывается жаром и дымком, в внутри сыр… — Раджеш поцеловал кончики пальцев с чисто итальянским жестом. — Пальчики оближешь!

Он помахал официанту и уверенно сделал заказ на хинди. Вскоре на столе появилось настоящее пиршество. Большая тарелка с самыми изысканными яствами еле влезла на стол. На ней утопали в золотисто-кремовом соусе стейки из белой рыбы, розовые креветки и колечки кальмаров. Соус пах кокосом, куркумой и чем-то неуловимо пряным. Рядом поставили пиалу с рассыпчатым рисом басмати и главную звезду вечера под названием чиз наан, нарезанным на кусочки как пицца.

Лепёшка была непохожа ни на что из того, что когда либо пробовала Наташа. Она была пузырчатой, слегка обугленной снаружи и от неё исходил божественный запах свежеиспечённого хлеба с лёгким ароматом сыра.

— Правило номер один, — поучающе сказал Раджеш, отламывая кусочек наана. — Ты не ешь рыбу вилкой, а макаешь в соус. Вот так! Он зачерпнул лепёшкой немного сливочного соуса, положил сверху кусочек рыбы и отправил в рот.

Наташа последовала его примеру. Она отломила кусок тёплой, упругой лепёшки. Сыр внутри тянулся длинными аппетитными нитями. Она обмакнула её в соус, взяла кусочек рыбы… и откусила. Нежность слегка сладковатой рыбы, богатый кокосово-сливочный соус с куркумой и карри, и… этот божественный хлеб. Тандури придал ему неповторимый дымный оттенок, а расплавленный сыр связывал все вкусы в единую, абсолютно гармоничную композицию. Это было не просто вкусно, а по настоящему божественно!

Наташа закрыла глаза, чтобы полностью сосредоточиться на своих ощущениях. Сливочный обволакивающий соус… Аромат, пьянящий и возбуждающий аппетит… И её воображение, всегда готовое к полёту, тут же нарисовало яркую картину в её сознании. Она представила не древний индийский трактат, а живой танец. Танец двух тел, гибких и пластичных, как тесто для наана в руках опытного пекаря. Жар тандура стал жаром страсти, а пряные ароматы превратились в пьянящую и дурманящую страсть. Она представила плавные и естественные движения партнёров словно струйки сливочного соуса переплетавшегося в идеальном сладостном единстве словно сыр в горячем хлебе.

— Ну что? — голос Раджеша вернул её в реальность. — Я не обманул ожиданий?

Наташа открыла глаза. Она чувствовала лёгкий румянец на своих щеках.

— Радж… это не просто еда, — прошептала она, снова отламывая кусок волшебного хлеба. — Это… божественно!

Она снова принялась за рыбу, с наслаждением облизывая пальцы, испачканные в сыре и соусе. В этот момент она поняла, что искала в Гоа не только приключения и древние манускрипты, но и простые удовольствия, которые говорят с телом на языке тепла, специй и расплавленного сыра в лепёшке из тандыра.

После того как последняя тягучая нить сыра от лепёшки чиз наан была съедена, а тарелки с запечёнными тигровыми креветками опустели, Наташа откинулась на спинку плетёного кресла, очарованная моментом. Воздух смешивался с дымком из печи, а звук прибоя с пляжа приятно убаюкивал.

— Понимаешь, — начала она, закручивая на пальце очередную ниточку сыра с только что принесённой лепёшки, — это же чистая Камасутра. Раджеш поднял на неё удивлённый взгляд.

— В смысле? Я что-то пропустил? — игриво улыбнулся он.

— Нет, не в том смысле, — засмеялась она. — Смотри! Это же наслаждение в чистом виде. Оно настоящее, глубокое, для всех чувств. Это же не просто как поесть, а искусство чувствовать. Вот этот сыр, например, он не просто тает, а тянется, вовлекает в процесс, заставляет играть с ним. Аромат из тандыра пьянящий как благовония. Он проникает в тебя незаметно, а вкус свежего лайма на креветках… Он острый, щекочущий как намёк на что-то запретное. Камасутра это ведь не только про позы, но и об искусстве наслаждения жизнью через все возможные органы чувств. О том, чтобы превратить каждый миг в маленькое совершенное таинство. — она замолчала, глядя на океан. В её глазах читалась лёгкая грусть и сильное желание. — Это ресторанное, туристическое наслаждение. Оно восхитительное, но… предсказуемое. Я хочу почувствовать сакральное. Настоящее. Ту самую нить, которая связывает эти вкусы, запахи, этот ветер с теми древними знаниями.

Раджеш внимательно слушал её. Его взгляд стал более серьёзным и понимающим. Он отпил глоток свежевыжатого сока лайма с мятой и поставил стакан на стол.

— Ты права, — сказал он тихо. — Это всего лишь меню. Красивая обложка. Настоящее счастье оно в другом. Он сделал паузу, глядя на её заинтересованное лицо.

— Оно в том, чтобы есть жареную рыбу, завернувшую в газету, сидя на песке босиком и чувствовать как песок прилипает к пальцам. Оно в том, чтобы найти в маленькой лавке у старика тот самый соус, рецепт которого хранится в его семье триста лет и попробовать вкус, который невозможно описать словами. Оно в спонтанности, в отказе от карты и маршрута. Оно в том, чтобы слушать не шум ресторана, а шёпот океана, когда пляж абсолютно пуст. Сакральное не в месте, а в моменте и ощущении.

Наташа смотрела на него и её глаза горели азартом.

— То есть… ты предлагаешь? — спросила она предвкушая ответ.

— Я предлагаю тебе не читать древние знания, а прожить их, — улыбнулся Раджеш, оставляя на столе деньги для официанта. — Пойдём? Всё только начинается.

Он протянул ей руку. Наташа взяла её, чувствуя, как предвкушение чего-то по-настоящему тайного и волнующего затмевает восхитительный вкус сырных лепёшек. Они вышли из ресторана и быстро нашли рикшу. Наташа без слов залезла на заднее сиденье.

— Ты любишь дикие пляжи? — спросил Раджеш с озорной улыбкой на лице.

Наташа кивнула.

— Как насчёт того, чтобы встретить там закат солнца?

Наташа кивнула несколько раз и широко улыбнулась. «Похоже, начиналось то самое сакральное, за чем я приехала в Гоа», — подумала она и затрепетала всем телом в предвкушении новых незабываемых ощущений.

Они ехали по горным серпантинам несколько часов, проезжая разные пляжи и небольшие деревушки. Наташа наблюдала и впитывала всё с улыбкой на лице. «Как же всё это восхитительно, уникально и неповторимо», — ловила она себя на мысли снова и снова.

— Это только начало! Сейчас ты попадёшь в другое измерение! Гоа — это не просто штат Индии, а состояние сознания! — вдруг сказал Раджеш, остановившись на заправке. — Здесь стираются все границы между небом и землёй, между людьми, между прошлым и будущим. Ты есть только здесь и сейчас.

Наташа уже даже не кивала, она чувствовала всё, что он только что ей сказал, ещё глубже и без слов. «Здесь можно просто быть. Созерцать и наслаждаться!»

Они приехали на безлюдный пляж, где были только пальмы, песок и необъятный океан.

Деликатесы и закат солнца на диком пляже Индия, Камасутра, Гоа, Азия, Путешествия, Авторский рассказ, Продолжение следует, Интересные места, Самиздат, IT, Текст, Длиннопост, Приключения

Закат солнца был настоящим таинством. Красный диск солнца медленно погружался в океан. Казалось, волны шипели, испаряясь от прикосновения, а горизонт пылал, словно граница между мирами. Наташа сидела на песке, смотря вдаль, а рядом молча сидел Раджеш, будто не решаясь нарушить тишину.

— Чувствуешь солнце? — спросил он наконец, указывая на то место, где сливались воедино тёмная вода и уходящее за горизонт багровое солнце, только что коснувшееся воды.

— Нет, — ответила Наташа, не отрывая взгляда от огненного диска. — Разве это возможно?

Раджеш хмыкнул.

— В Индии есть люди, питающиеся солнцем каждый день с утра на восходе и вечером на закате.

Она повернулась к нему. Его профиль на фоне пламени был резким, как у бронзовой статуи Шивы.

— Ты говоришь, как мудрец, — усмехнулась Наташа, подбирая слова. — Расскажи мне про Камасутру!

Раджеш взглянул на неё и его лицо дрогнуло.

— Камасутра для многих… — он щёлкнул пальцами, подбирая слово, — гимнастика.

— А для тебя она что?

Он замолчал. Солнце коснулось воды, и океан на миг вспыхнул, будто кто-то его только что поджёг.

— Моя бабушка говорила, что Камасутра — это дождь, — начал он неожиданно. — Первая капля — желание, потом ливень в виде страсти, а потом земля впитывает воду — это… как вы говорите…

— Слияние?

— Нет. Благодарность!

Наташа замерла. В его словах не было поэзии, а только простота, которая отражала суть. Она вдруг представила, как он бежит под муссонным ливнем, а бабушка кричит ему с порога, чтобы не промок.

— Ты мог бы показать мне… то, что знаешь? — спросила она и голос дрогнул.

Раджеш рассмеялся, но в смехе не было злобы.

— Ты хочешь древних секретов? — Он махнул рукой в сторону пляжа.

— О, да! — сказала она, смотря прямо на него.

Он посмотрел на неё, будто пытаясь разглядеть что-то в глубине души.

— Вы как солнце, — сказал он наконец. — Прилетели сюда гореть, думая, что светите всем. На самом же деле… — он ткнул пальцем в песок, где её тень сливалась с его тенью, — вы просто боитесь темноты.

Наташа втянула воздух полной грудью. Солнце, почти скрывшееся за горизонтом, вдруг бросило последний луч. Он осветил лицо Раджеша и она увидела, что он не насмехается.

— А ты не боишься? — выдохнула она.

— Я? — Он встал, отряхивая песок с шорт. — Я тень. Тени не боятся темноты. Они в ней рождаются.

Океан поглотил солнце. Небо стало фиолетовым. Где-то в темноте запели цикады.

— Знаешь, что здесь говорят? — Раджеш обернулся к ней. — Что если загадать желание у старого маяка, то оно сбудется.

— И ты веришь в это? — спросила с улыбкой на лице Наташа.

— Верю, что желания как маяки. Иногда они ведут к мечте, а иногда прямиком на скалы.

— А давай вместе загадаем, тогда они приведут нас обоих к мечте, а желание одного будет маяком для другого!

— Давай!

Они загадали. После этого Раджеш разоткровенничался и рассказал ей о том, как в детстве боялся темноты и как отец учил его слушать голоса ночи.

Дорога до гостевого дома, где остановилась Наташа пролетела как один миг. Гоанские серпантины. Запах жжёной соломы. Пение цикад. Наташа вышла из рикши и направилась к себе в номер. Раджеш сидел на месте водителя. Немного пройдя, Наташа обернулась и крикнула:

— Ты не такой, как все! Ты особенный!

Читать книгу Хакер полностью

Показать полностью 1
[моё] Индия Камасутра Гоа Азия Путешествия Авторский рассказ Продолжение следует Интересные места Самиздат IT Текст Длиннопост Приключения
0
4
user11139403
1 день назад

Помогите найти рассказ⁠⁠

Я не пользуюсь пикабу но очень давно ища какой нибудь большой тест нашёл рассказ про паренька который работал на грузовом судне и плавал по миру, помню что начиналось с того что он найдя интернет писал о том как добрался до корабля и точно помню что он описывал то как они проплывали завод боинга. Если кто то встречал подобное то пожалуйста скиньте

Авторский рассказ Помощь Текст
1
0
DanaLisenok
DanaLisenok
1 день назад

Deleted⁠⁠

Deleted
Авторский рассказ Длиннопост Проза
2
30
Skufasofsky
Skufasofsky
1 день назад
CreepyStory

Голодный мыс (Часть 2)⁠⁠

Голодный мыс (Часть 2) Страшно, Ужас, Мистика, Тайны, Страшные истории, CreepyStory, Конкурс крипистори, Крипота, Сверхъестественное, Ужасы, Авторский рассказ, Длиннопост

Часть 1: Голодный мыс (Часть 1)

Они метались по первому этажу, заглядывая во все комнаты, но выхода нигде не было. Здание словно замкнулось само на себя, превратившись в лабиринт без выхода. А звуки наверху становились всё громче и отчётливее.

Теперь ясно слышались детские голоса, поющие знакомую песню: «Мы едем, едем, едем в далёкие края...» Но пение это было каким-то мертвым, механическим, лишенным всякой радости.

— Да что, черт возьми, происходит? — шептал Никита. — Что это за место?

А сквозь детские голоса пробивались другие звуки — надрывный плач и чьи-то мольбы о помощи. Потом снова послышалась команда: «Стройся! Шагом марш!».

Голоса прошлого словно ожили в стенах этого проклятого места, где страдания заключенных смешались с детскими играми, а радость и горе спрессовались в одну жуткую симфонию…

Время. Проклятое время куда-то делось и голоса детей и заключенных вдруг растворились в нем, словно их никогда и не было.

Никита в пятый — или седьмой? — раз оглядел коридор. Тот же облупившийся пол, те же двери. Но что-то... не так. Часы на его запястье показывали 22:40. Минуту назад было 22:40. И пять минут назад — тоже.

— Илья, твои часы работают?

Бойко молчал. Стоял у стены, уставившись в одну точку. Камера в его руках дрожала.

— Илья!

— А? — оператор дернулся, словно очнулся. — Что... что ты сказал?

— Часы. Проверь часы.

Илья поднял руку. 22:40. Секундная стрелка застыла между цифрами, будто кто-то нажал на паузу во всем мире.

— Может, попробуем окно? — после небольшой паузы предложил он.

Друзья подошли к ближайшему, неряшливо заколоченному двумя досками. За стеклом — кромешная темнота. Не ночная темнота, а именно кромешная. Будто за окном — ничто. Никита попробовал открыть раму, но та не поддавалась.

— Разобьем?

— Давай.

Никишкин поднял обломок металлической трубы с пола и ударил по стеклу. Звон, трещины... но стекло не разбилось. Ударил ещё раз. И ещё.

Стекло оставалось целым, только трещины множились, создавая на поверхности причудливые узоры.

— Что за черт... — выдохнул журналист.

После очередного удара ржавая труба с хрустом развалилась на две части. Никита выругавшись отбросил от себя обломки.

— Вот зараза! Ладно, пойдем.

Они медленно пошли дальше в поисках выхода. По коридорам, которые... стоп. Этот коридор они уже проходили? Да вроде нет. Или да? На стене висел тот же плакат — «Будь готов!» с пионером, салютующим красному знамени. Точно висел! Илья это помнил.

— Мы ходим по кругу, — пробормотал он.

— Ерунда. Здание прямоугольное, я же видел снаружи.

Но снаружи... а как оно выглядело снаружи? Никита напрягся, пытаясь вспомнить. Был длинный барак, двухэтажный. Окна заколочены. Крыша... какая была крыша? Шиферная? Железная?

Память словно размылась по краям.

Они свернули направо — и снова оказались столовой. На этот раз пустой. Никаких призрачных детей. Только столы, скамейки, раздаточная. И чувство, что за ними наблюдает множество невидимых глаз. Но ведь столовая была на втором этаже. Или это другая столовая?

— Мне кажется, или мы тут уже были? — спросил Илья. В голосе — растерянность. Страх, который готов был с минуты на минуту перерасти в панику.

— Были, — кивнул Никита. — Но теперь по-другому зашли.

«По-другому»... звучало глупо. И дверей в нее... сколько? Они вошли слева. Нет, справа. Или сзади?

И тут они услышали собственные голоса.

Откуда-то из соседней комнаты доносился разговор. Знакомые интонации, знакомые слова:

— Смотри, что нашел!

— Не трогай этот хлам. Подцепишь еще что-нибудь.

— Да ладно тебе. Это же история! Представляешь, сколько лет этому сачку? Тридцать? Сорок?

Они переглянулись. Тот же диалог, что был у них... когда? Полчаса назад? Час? Время стало понятием относительным.

Никита толкнул дверь. За ней — та самая комната с койками. На одной лежал истлевший матрас, рядом валялся сачок для бабочек. И сами они — Никита и Илья, склонившиеся над находкой. Как в зеркале. Только зеркальные двойники их не видели. Повторяли те же движения, произносили те же фразы.

— Господи, — выдохнул Бойко. — Что это?

А их дубли продолжали спектакль. Зеркальный Никита поднимал сачок, махал им, потом вертел в руках. Зеркальный Илья недовольно морщился. Точь-в-точь как... как когда? Когда это было?

— Это... призраки? — прошептал журналист.

— Мы что, умерли?

Илья протянул руку — коснуться своего двойника. Но тот прошел сквозь его ладонь, словно голограмма. И вышел из комнаты, продолжая разговор:

— Да погоди ты! Пойдем наверх глянем, там наверняка еще интереснее.

Настоящие Никита и Илья последовали за призраками. По лестнице — той самой, скрипучей. На второй этаж. И снова разговор о библиотеке, о книге Гайдара...

— Мы застряли во времени, — шепнул Бойко. — Попали в петлю.

Двойники исчезли. Растворились, как утренний туман. А Никита с Ильей остались одни в библиотеке. Среди пыльных книг, среди теней прошлого.

— Нам нужно попробовать что-то изменить, — решил журналист. — Поступить не так, как в прошлый раз.

— А как мы поступили?

— Не помню точно. Но если мы в петле, то должны ее разорвать.

Они пошли дальше — но не туда, куда шли раньше. Свернули в другой коридор. И снова услышали голоса. Свои голоса.

— Мы застряли во времени. Попали в петлю.

— Нам нужно попробовать что-то изменить...

Откуда-то из-за поворота доносился тот же разговор. Который они только что вели. Никита шагнул вперед, заглянул за угол — и увидел себя. И Илью. Стоящих в библиотеке. Произносящих те же слова.

— Черт, — выругался он. — Это невозможно.

А двойники продолжали:

— А как мы поступили?

— Не помню точно. Но если мы в петле, то должны ее разорвать.

— Эй! — закричал Никита. — Эй, вы!

Двойники не слышали. Диалог повторялся, как заезженная пластинка. Доходил до конца и начинался сначала.

— Мы застряли во времени. Попали в петлю.

— Нам нужно попробовать что-то изменить...

Илья снова попытался дотронуться до своего дубля. И снова его рука прошла насквозь. Словно тот был сделан из воздуха.

Они медленно пошли прочь. По коридору, мимо комнат, к лестнице. Но за каждой дверью слышались голоса. Их голоса. Десятки разговоров, которые они вели. Или будут вести.

— Может, заедем? Для полноты картины...

— Никита, уже почти ночь на дворе...

— Представь: заброшенная исправительная колония в сибирской тайге...

— Опять ты за свое...

— Хорошо. Но только пять минут!

— Договорились!

Это был их разговор в машине. Когда они только решили ехать сюда. Но откуда здесь, в лагере, их машинный разговор?

Никита толкнул дверь. Внутри было пусто — старая мебель, паутина, разбитое стекло. Но голоса продолжали звучать, словно радиоприемник ловил передачи из прошлого.

— Жутковато тут, — доносилось из следующей комнаты.

— Скорее атмосферно. Смотри, какие кадры можно снять!

— Ладно, давай быстренько отснимемся и уедем. Не нравится мне тут.

Их первые слова в лагере. Два часа назад? Месяц? Или год?

Никита схватился за голову:

— Я схожу с ума. Мы что, все время повторяем одно и то же?

— Не все разговоры, — заметил Илья. — Некоторые новые.

— Какие новые?

— Вот этот. Мы же раньше не говорили о том, что сходим с ума.

— А откуда ты знаешь? Может, говорили. И забыли.

Память и правда размывалась. Как акварель под дождем. Илья пытался вспомнить, как его зовут. Илья... а фамилия? И что он делает? Кем работает? Вроде оператор... но где?

— Никита, — позвал он. — Как меня зовут?

— Илья. А что?

— А по фамилии?

Пауза. Тишина. Никита нахмурился:

— Не помню. Бойко вроде? Или Белов? А может, Белкин?

— А тебя как зовут?

— Никита... — он замялся. — Никишкин? Или... нет, точно Никишкин. Журналист. Мы снимаем передачу про... про...

Он замолчал. Про что они снимают передачу? Было что-то про старую семью. Про культуру. Но детали ускользали. А еще Никита поймал себя на том, что забыл, как они сюда попали. На машине? Пешком? И вообще — зачем они здесь?

— Илья, — позвал он. — Ты сам-то помнишь, зачем мы сюда приехали?

Оператор остановился. Долго думал.

— Съемки, — наконец сказал он. — Какие-то съемки.

— Чего?

— Не помню.

Часы все так же показывали 22:40. Секундная стрелка не двигалась. Они вышли в коридор и из покинутой комнаты тут же донеслись знакомые голоса:

— Никита, как меня зовут?

— Илья. А что?

Тот же разговор. Слово в слово. Который они только что вели.

— Господи, — выдохнул Никита. — Мы повторяемся.

— Или будем повторяться.

— А может, уже повторялись.

Они снова заглянули в комнату. Там стояли их дубли. Вели тот же диалог. Дошли до конца — и начали сначала.

— А по фамилии?

— Не помню. Бойко вроде? Или Белов? А может, Белкин?

Петля. Бесконечная петля.

— Подойди к ним, — предложил оператор. — Попробуй заговорить.

Никита вошел в комнату. Его дубль стоял в двух метрах, задавая те же вопросы дублю Ильи. Журналист подошел вплотную, заглянул в собственное лицо. То было бледным, с расширенными зрачками. Губы шевелились, произнося знакомые слова, но глаза смотрели сквозь, словно настоящего Никиты не существовало.

— Эй, — сказал он. — Ты меня видишь?

Дубль не отреагировал. Продолжал разговор с дублем Ильи.

— … точно Никишкин. Журналист. Мы снимаем передачу про... про...

— Мы одинаковые, — прошептал Никита, разглядывая свое второе «я». — Абсолютно одинаковые.

Он протянул руку, коснулся плеча дубля. И снова тот не чувствовал прикосновения.

— Может, и правда это мы призраки? — сказал Илья подходя ближе. — А они — живые?

Мысль была ужасающей. Никита попытался встать на место дубля, повторить его движения. И получилось. Он произносил те же слова, делал те же жесты. Словно надел маску самого себя.

— Бойко вроде? Или Белов? А может, Белкин? — спросил он вместе с дублем.

— А тебя как зовут? — а это уже два Ильи — настоящий и дубль.

— Никита... Никишкин? Или... нет, точно Никишкин. Журналист. Мы снимаем передачу про... про...

На мгновение все четверо произносили слова синхронно. Два журналиста, два оператора. Как отражения в зеркале.

Потом Никита отступил, а дубли продолжили свой бесконечный диалог.

Друзья продолжили исследование. В каждой комнате — фрагменты их пребывания здесь. Прошлые, настоящие, будущие. Время стало похоже на разбитую вазу — осколки лежали вперемешку, и невозможно было понять, где было что.

В мастерской — их разговор у ящика с пионерскими галстуками:

— Это как капсула времени. Целая эпоха в одном ящике!

В библиотеке — момент с книгой Гайдара:

— «Пустите, черти! — раздался чей-то плачущий голос».

— Только не говори, что там такое написано.

А в одной из спален — диалог, которого точно еще не было:

— Мы не можем отсюда выйти.

— Выход есть. Просто мы его пока не нашли.

— Нет, Никита. Выхода нет. Мы заперты. Навсегда.

— Не говори так!

— Посмотри вокруг! Все ищут выход, и никто не может найти!

Этот разговор звучал устало, отчаянно. Словно его вели люди, которые искали выход очень долго.

— Сколько же нас здесь? — прошептал Илья.

Никита принялся считать комнаты. Первый этаж — восемь комнат, в каждой их дубли. Второй этаж — еще двенадцать. Итого — двадцать временных срезов их пребывания здесь.

Но были еще коридоры, ниши, закутки. И везде — их голоса, их разговоры, их попытки понять происходящее.

— Сотни, — понял журналист. — Нас здесь сотни.

— Весь наш визит, разложенный по секундам?

— Не только. Посмотри на них внимательно.

Илья присмотрелся к ближайшему дублю. Тот был одет так же, говорил теми же словами, но выглядел... старше? Более уставшим? Словно прожил здесь месяцы.

— Некоторые из нас здесь давно, — понял оператор.

— А некоторые — только что пришли. Смотри.

В дальней комнате стояли их дубли — свежие, еще не напуганные. Только что вошедшие в лагерь. Они непринужденно переговаривались:

— Жутковато тут.

— Скорее атмосферно!

— А вон те, — Никита указал на другую дверь, — уже все поняли.

Оттуда доносились измученные голоса:

— Мы никогда не выберемся. Никогда.

— Может, хватит искать? Может, смириться?

— С чем смириться?

— С тем, что мы здесь... навсегда.

В самой дальней комнате второго этажа они нашли самых старых дублей. Те сидели на полу, прислонившись к стене. Выглядели изможденными, словно провели здесь целую вечность.

— Никита, — позвал один из них слабым голосом.

Журналист вздрогнул. Этот дубль видел его!

— Ты можешь нас слышать? — спросил он.

— Можем, — кивнул старый дубль. — Мы уже давно здесь. Научились.

— Как давно?

— Не знаем. Время здесь... не существует. Может, вечность.

Старый дубль Ильи поднял голову:

— Вы только что пришли?

— Да... кажется, да.

— Тогда у вас еще есть надежда. Мы тоже когда-то надеялись.

— На что?

— Найти выход. Вернуться домой. Вспомнить, кто мы такие.

— А теперь?

— Теперь мы просто ждем.

— Чего?

— Конца. Или начала. Или хотя бы перемен.

Никита присел рядом со своим старым дублем:

— Ты можешь рассказать, что нас ждет?

— Сначала вы будете искать выход. Потом поймете, что его нет. Потом начнете терять память. Забудете, кто вы, откуда пришли, зачем здесь.

— А потом?

— Потом превратитесь в нас. Будете сидеть и ждать новых себя.

— Это наше будущее?

— Одно из них. Время здесь ветвится, как дерево. У каждой ветки — свой финал.

Старый Илья добавил:

— Некоторые из нас сошли с ума. Некоторые просто растворились. А мы вот — сидим и помним.

— Что помните?

— Что когда-то были живыми. Что у нас были имена, работа, планы. Что мы пришли сюда снимать фильм.

— О чем фильм?

— Фильм о… не помним. Но помним, что снимали.

Разговор с будущими версиями себя был сюрреалистичным и пугающим. Это было все равно, что заглянуть в собственную могилу.

— Есть ли способ избежать этого? — спросил Никита.

— Не знаем, — ответил старый дубль. — Мы пробовали все. Пытались ломать окна, стены... даже пол. Кричали, молились. Но ничего не помогло. Чем дольше здесь находишься, тем больше становишься частью этого места. Сначала ты еще живой, потом начинаешь растворяться во времени.

— А дети? Призраки детей?

— Они приходят иногда. Играют с нами. Поют песни. Они добрые, эти дети. Просто одинокие. Забытые.

— Эти дети хоть чем-то могут помочь?

— Они пытались. Но они сами застряли здесь. Как и мы.

Старые дубли закрыли глаза, погрузившись в свои думы. А Никита и Илья вышли из комнаты, потрясенные увиденным.

— Неужели это наше будущее? — прошептал оператор.

— Одно из них, — повторил слова старого дубля Никита. — Но не единственное.

— Откуда знаешь?

— Не знаю. Просто чувствую. Мы не можем просто так исчезнуть! Мы обязательно найдем выход.


Из дневника старшего инспектора ПСС майора Бондаренко А.П.

25 мая 2025 года

Второй день поисков в этом проклятом месте. Официально пишу одно, а здесь — для себя — буду честен.

Что-то не так с этим лагерем. Собаки отказываются даже просто заходить на территорию. Рычат, скулят, но внутрь ни в какую. Пришлось оставить их у ворот.

Внутри здания странная акустика. Звуки как будто поглощаются стенами. Кричишь в одном конце коридора — на другом конце еле слышно. А иногда наоборот — шепчешь, а эхо разносится по всему зданию.

Помимо машины журналистов, оставленной у главного здания лагеря, нашли их камеру на первом этаже. Последняя запись — 22:40. Но странное дело: записано 47 минут материала, а временные метки показывают, что прошла всего одна минута. С 22:40 до 22:41.

Копылов (самый опытный в группе) клянется, что видел двух мужчин в дальнем коридоре. Побежал за ними — коридор оказался тупиковым. Никого.

26 мая 2025 года

Кошмарная ночь. Дежурил в лагере с Орбеляном и Копыловым. Около полуночи начались звуки. Голоса, разговоры, но понять слова невозможно. Словно плохо настроенное радио.

Орбелян пошел проверить — вернулся белый как полотно. Говорит, видел в одной из комнат двух мужчин. Точь-в-точь как на фотографии пропавших журналистов. Стояли и разговаривали. Когда он зашел — никого.

Я сам пошел посмотреть. В комнате пусто. Но на полу следы — свежие, влажные. Хотя дождя не было.

Копылов всю ночь твердил, что слышит собственный голос из разных комнат. Я тоже начинаю слышать что-то странное. Как будто мы с ним разговариваем в соседней комнате. Но мы же здесь!

К утру все трое были на грани нервного срыва. Решили больше ночью в лагере не оставаться.

27 мая 2025 года.

Прибыло подкрепление из областного центра. Привезли новое оборудование — тепловизоры, аудиоаппаратуру.

Тепловизоры показывают аномалии. В пустых комнатах фиксируются тепловые пятна в форме человеческих фигур. Причем парами — как будто два человека стоят и разговаривают.

Аудиоаппаратура записывает голоса. Проанализировали в экспертизе — совпадают с образцами речи пропавших журналистов на 89%. Но ведь их здесь нет!

Начальник из области приехал лично. Послушал записи, посмотрел на показания приборов. Очень долго молчал, потом сказал: «Завершаем поиски. Объявляем пропавшими без вести. Место закрываем для доступа. Все материалы — под гриф».

Спросил, почему. Ответил: «Потому что объяснить это невозможно, а признавать нельзя».

28 мая 2025 года.

Последний день здесь. Завтра передаем дело в СК и уезжаем.

Ночью приснился сон. Будто я сам заблудился в лагере. Хожу по коридорам, ищу выход. А за каждой дверью — я же сам. Десятки меня. Все ищут выход, и никто не может найти.

Проснулся в холодном поту. Копылов тоже плохо спал — мучили похожие сны.

Не знаю, что случилось с теми журналистами. Но место это точно проклятое. И лучше бы снести его к чертовой матери.

P.S. Записываю для истории: когда уезжали, оглянулся на лагерь. В окнах второго этажа мелькнули силуэты. Два человека. Стояли и смотрели нам вслед.

Может, показалось. А может, они и правда все еще где-то там.

Дай-то Бог, чтобы больше никто и никогда в этот лагерь больше не ездил.


Примечания автора:

Да, все места рассказа существуют в реальности. И да, поселок Молодежный (ранее — Голодный Мыс) и правда ранее был колонией строгого режима, а потом — пионерлагерем.
P.S. Пожалуйста, не испытывайте судьбу и воздержитесь от поездки в Голодный Мыс.

Я на AT: https://author.today/work/488539

Показать полностью 1
[моё] Страшно Ужас Мистика Тайны Страшные истории CreepyStory Конкурс крипистори Крипота Сверхъестественное Ужасы Авторский рассказ Длиннопост
15
30
Skufasofsky
Skufasofsky
1 день назад
CreepyStory

Голодный мыс (Часть 1)⁠⁠

Голодный мыс (Часть 1) CreepyStory, Ужасы, Ужас, Рассказ, Триллер, Авторский рассказ, Конкурс крипистори, Сверхъестественное, Тайны, Длиннопост

Никита Никишкин нервно постукивал пальцами по столу в редакции телеканала «Культура», взирая на дождливую московскую весну за окном. В тридцать пять лет он успел повидать немало: работал собкором в горячих точках, писал расследования о коррупции в высших эшелонах власти, но последние три года провел в тихой заводи культурного телевидения. И надо признать, что «Письма из провинции» — передача, безусловно, благородная, но для амбициозной натуры журналиста несколько... скучноватая.

— Никишкин, — прозвучал голос главного редактора Валентины Сергеевны из коридора. — В мой кабинет. И Бойко с собой прихвати.

Илья Бойко, оператор с восьмилетним стажем, человек основательный и рассудительный, отложил в сторону камеру, которую изучал после недавнего апгрейда.

— Что-то мне не нравится тон начальства, — проворчал он, поправляя воротник рубашки. — Обычно Валя более... дипломатичная.

— Значит, дело серьезное, — усмехнулся Никита. — А серьезные дела, Илюша, это как раз то, что нам нужно.

В кабинете главного редактора их ожидало задание, которое на первый взгляд показалось рядовым: отправиться в Жигаловский муниципальный округ Иркутской области, в деревню Грузновка, и взять интервью у последней постоянно проживающей там семьи.

— Понимаете, — Валентина Сергеевна разложила перед ними карты и документы, — официально там зарегистрировано десять человек, но фактически живут только двое. Семья Евдотьевых. Это прекрасный материал для нашего цикла — живые традиции, народная мудрость, сохранение культурного кода в условиях...

— ...умирающей деревни, — закончил Никита. — Понятно. Классическая тема. А что в ней особенного?

— Особенное в том, Никита Владимирович, что эта семья — настоящие хранители старой России. Евдокия Петровна Евдотьева, прожила всю жизнь в тех краях. Ее муж — бывший лесник, знает каждую тропинку в округе. Они пережили все — войну, голодные годы, развал Союза. И при этом сохранили... — она помолчала, подбирая слова, — аутентичность.

Илья покосился на Никиту. Оба понимали: командировка в сибирскую глушь — не самое привлекательное предложение. Особенно в мае, когда дороги после весенней распутицы превращаются в месиво.

— Сколько дней? — практично спросил Бойко.

— Три дня… ну четыре — максимум. Долетите до Иркутска на самолете, там возьмете в аренду машину.

— А бюджет? — Никита уже прикидывал возможности.

— Стандартный. Гонорары, суточные, аренда машины, бензин, гостиница. Плюс символические подарки для хозяев — это обязательно.

После того как они вышли из кабинета, Илья тяжело вздохнул:

— Знаешь, Никитос, иногда мне кажется, что мы работаем в музее. Приезжаем, снимаем последних представителей вымирающего мира, монтируем красивую передачу, а потом через несколько лет узнаем, что и эти люди... — он не договорил.

— Зато честно, — отозвался Никита. — По крайней мере, мы не врем телезрителям. Показываем реальную Россию, а не глянцевые картинки. Представь: последняя семья в деревне на самом краю света. Это же готовый сюжет для большого репортажа! Может, даже не для «Культуры», а для федерального канала.

— Ты опять за свое, — покачал головой Бойко. — Вечно тебе подавай сенсацию.

— А что? Разве плохо, если материал будет не просто качественным, а еще и резонансным?

На следующее утро они уже летели в Иркутск. Никита всю дорогу штудировал материалы о Жигаловском районе, делая пометки в блокноте. Илья же, практичный как всегда, проверял оборудование и составлял список того, что нужно купить в Иркутске перед поездкой.

— Слушай, — Никишкин поднял голову от карты, — а ты знал, что в этих краях полно заброшенных деревень? Вот здесь, например, — он показал точку на карте, — Поселок Молодежный. А раньше назывался Судоверфь имени Второй Пятилетки. А еще раньше — Голодный Мыс.

— И что?

— Понимаешь, какая там была история: сначала исправительная колония, потом пионерский лагерь, а теперь руины. Это же археология советской эпохи!

— Никита, мы едем снимать живых людей, а не мертвые руины, — терпеливо объяснил Илья. — У нас и так времени в обрез.

— Ладно, ладно. Просто подумал — вдруг по пути заедем, глянем...

В Иркутске их встретил представитель местного телевидения, помог с арендой машины — старенького, но надежного «Ленд Крузера» — и снабдил подробными инструкциями о том, как добираться до Жигалово.

— Главное, — наставлял их местный коллега, — не пытайтесь ехать напрямик по проселкам. Дорога одна, и та не ахти. После дождей может быть совсем беда.

— А сколько времени займет дорога? — спросил Илья.

— До райцентра часов пять-шесть, если без приключений. А от Жигалово до Грузновки еще пара часов по грунтовке. Так что закладывайте день на дорогу.

— Прекрасно, — потер руки Никита. — Значит, завтра с самого утра и стартуем.

Остаток дня они провели за покупкой подарков для хозяев: конфеты, фрукты, две бутылки водки местного производства. Отдельно положили в конвертик три тысячи рублей наличными — «на хозяйство семье Евдотьевых», как было написано в смете.

Вечером, сидя в гостиничном номере, Илья обрабатывал отснятые в городе материалы, а Никита изучал интернет в поисках информации о районе.

— Смотри, что нашел, — он повернул ноутбук к Бойко. — Статья в местной газете про Голодный Мыс. Оказывается, в конце сорок седьмого, туда семьсот зэков пригнали. Представляешь? Семьсот! Лагерь строгого режима — забор трехметровый, зоны жилая и промышленная. Они там баржи и карбазы строили.

— Что за карбазы?

— Это такие плавучие деревянные срубы, способные перевозить большие грузы. А потом... — Никишкин помолчал, будто собираясь с мыслями, — потом Сталин умер, зэков реабилитировали, и к середине пятидесятых там почти никого не осталось. Но самое дикое — знаешь что потом было? В шестьдесят пятом прямо на месте этих бараков, где заключенные мучились, открыли пионерлагерь! Для детишек из Жигаловского района. Вот так поворот судьбы, а? Сегодня ребенок спит на нарах, где вчера сидел политический... Это уже не просто археология советской эпохи — это чертова матрешка истории!

— Никита, — строго сказал Илья, — ты же обещал не отвлекаться.

— Я не отвлекаюсь! Просто интересуюсь историей места. Разве это плохо?

— Плохо, когда ты начинаешь фантазировать. Помнишь случай с тем монастырем в Псковской области?

Никита помнил. Тогда он так увлекся легендами о подземных ходах, что чуть не сорвал съемки, пытаясь найти несуществующий лаз.

— Да понял я, понял, — сдался он. — Завтра сосредоточимся на Евдотьевых.


Утром 22 мая, в половине восьмого, когда солнце уже вовсю светило, но воздух еще хранил ночную прохладу, наши путешественники покинули Иркутск. «Ленд Крузер», нагруженный оборудованием, подарками и личными вещами, послушно тронулся по направлению к трассе.

Первую часть пути вел Никита. Дорога и в самом деле оказалась приличной — асфальт хоть и с выбоинами, но в целом проезжий. По сторонам расстилалась сибирская красота: тайга, перемежающаяся полянами, величественная река Лена с прозрачной водой, сопки, укутанные легкой дымкой. Илья снимал пейзажи через боковое окно, иногда прося остановиться для более удачного кадра.

— Красиво ведь, — заметил Никита, любуясь видом. — Понятно, почему люди не хотят уезжать отсюда.

— Красиво-то красиво, — согласился Илья, — только жить тут непросто. Особенно зимой.

— Зато летом — благодать. Представь: тишина, чистый воздух, никакой суеты...

— И никакой работы, — практично добавил Бойко. — Кстати, если ты устал, то я готов тебя сменить.

Они остановились на небольшой поляне. Пока Илья устраивался за рулем, Никита размял ноги и еще раз изучил карту.

— До Жигалово еще километров сто, — сообщил он. — Думаю, к середине дня доберемся.

— А потом самое интересное начнется, — хмыкнул Илья, заводя мотор.

Действительно, после Жигалово — небольшого райцентра с типовой застройкой, магазинами и администрацией — дорога резко изменила характер. Асфальт кончился, началась грунтовка, и какая! После недавних дождей она превратилась в полосу препятствий: ямы, заполненные водой, размытые участки, торчащие корни деревьев.

— Господи, — простонал Никита, когда машину в очередной раз тряхнуло так, что камера чуть не свалилась с заднего сиденья. — И как люди тут ездят?

— Привыкли, — коротко ответил Илья, сосредоточенно маневрируя между ухабами.

Несколько раз им приходилось останавливаться: то чтобы вытащить машину из особо глубокой колеи, то чтобы расчистить дорогу от больших веток. Каждый раз Никита нервничал, глядя на часы.

— Может, не стоило соглашаться на эту поездку, — ворчал он, отмывая руки от грязи у реки.

— Поздновато ты об этом задумался, — с усмешкой заметил Илья.

К пяти вечера, когда солнце уже клонилось к горизонту, они наконец увидели впереди несколько домиков на берегу реки. Грузновка встретила их удивительной тишиной.

Сама деревенька оказалась еще меньше, чем представлялось по описанию: пара десятков домов, большая часть из которых явно нежилая, заросшие огороды. Но была в этом месте какая-то особенная, притягательная сибирская атмосфера.

Дом Евдотьевых нашли быстро — он был самый ухоженный, с аккуратным палисадником и свежевыкрашенными ставнями. На крыльце их уже ждала хозяйка — крепкая женщина в цветастом платке, с голубыми, как летнее небо, глазами.

— Евдокия Петровна? — Никита сделал шаг вперед. — Мы журналисты из Москвы с канала «Культура». Из программы «Письма из провинции». Вам звонили...

— Звонили, звонили, — кивнула баба Дуня. — Проходите, гости дорогие. Леня, иди сюда, гости из столицы приехали!

Из глубины дома появился хозяин — высокий, весь седой, в старой, но чистой рубашке. Рукопожатие у него оказалось крепкое, взгляд — оценивающий, но доброжелательный.

— Дорога небось измучила? — спросил он с легкой усмешкой. — По грязи-то ехали?

— Еще как, — признался Илья. — Думали, не доберемся.

— Да, к этому привыкать надо, — философски заметил Леонид Афанасьевич. — А мы так всю жизнь ездим.

В дом они вошли со всеми церемониями: разулись, повесили куртки, вручили подарки. Хозяйка все принимала с достоинством. Было видно, что она гостям рада.

— Ох, и давно ж к нам никто не заезжал, — говорила она, накрывая на стол. — Только летом дачники приезжают, да и то на несколько дней.

Дом оказался просторным и уютным: большая комната с печкой, красным углом с иконами, длинным столом и лавками. На стенах — старые фотографии, вышитые полотенца, охотничьи трофеи.

За столом с чаем, домашними пирогами и вареньем началась неспешная беседа. Никита включил диктофон, Илья приготовил камеру, но пока не доставал — хотелось сначала наладить контакт.

— Расскажите о себе, — попросил журналист. — Как долго живете в Грузновке?

— Да всю жизнь, — отозвалась Евдокия Петровна. — Родилась я тут, в соседнем доме, что теперь пустой стоит. В школу в Усть-Илгу ездила на лодке летом, зимой — на лыжах. А замуж вышла — так и осталась.

— А как познакомились? — поинтересовался Никита.

— На танцах в клубе, — усмехнулся Леонид Афанасьевич. — Она тогда красавица была, все парни за ней увивались. А я — лесником работал, молчаливый был...

— Он и сейчас молчаливый, — засмеялась жена. — Зато дело свое лесничье знает. Мы сорок три года вместе, пятерых детей вырастили.

— А дети где?

Лицо хозяйки слегка помрачнело:

— Разъехались. Старшая, Галя, в Иркутске живет, в больнице работает. Сын Николай в Тулуне, на заводе. Еще один сын, Владимир, в Красноярске обосновался. Дочка средняя, Светлана, в Жигалово, учительница. Один Михаил при нас остался, да и тот больше в разъездах.

— Трудно, наверное, — сочувственно заметил Никита.

— А что делать? — философски отозвалась баба Дуня. — Молодежи тут делать нечего. Работы нет, развлечений тоже. Разве что летом приедут в отпуск, внуков привезут.

— А как вам удается сохранять культурные обычаи? — это был основной вопрос для передачи.

— Какие обычаи? — переспросила хозяйка.

— Ну, праздники, традиции, рецепты...

— А-а, — просветлела она. — Да все как полагается. Масленицу празднуем — блины печем, костры жжем. Пасху встречаем, куличи да яйца красим. Травки разные знаю — для чая, для лечения. Вышивать умею, вязать...

— А можете показать? — попросил журналист.

— Конечно! — обрадовалась Евдокия Петровна.

Она принесла целую плетеную корзину с рукоделием: вышитые полотенца, скатерти, салфетки с затейливыми узорами, вязаные кофты и носки.

— Вот это все своими руками, — гордо сказала она. — Матушка меня учила, а я — дочек. Теперь они в городах живут, некогда им этим заниматься.

Илья включил камеру и начал снимать. Получалось живо и естественно: хозяйка рассказывала о каждой вещи, показывала приемы вышивки, а Леонид Афанасьевич изредка вставлял комментарии.

— А какие у вас планы на будущее? — не удержался от вопроса Никита.

— Да какие могут быть планы, — вздохнула баба Дуня. — Помрем мы — и все. Миша-то тут не останется, у него своя жизнь в райцентре.

— Жалко, — искренне сказал журналист.

— Жизнь такая. Раньше тут народу много было, в колхозе работали. А теперь... — она махнула рукой.

К ужину приехал младший сын — Михаил, крепкий парень лет тридцати, в рабочей одежде.

— Добро пожаловать, — поздоровался он, протягивая руку. — Давно к нам журналисты не заглядывали.

— А что, к вам уже приезжали журналисты? — удивился Никита.

— Ну а как же! Года три назад один блогер приезжал, про вымирающие деревни снимал. Правда, ничего толкового не получилось — больше про себя рассказывал, чем про нас.

За ужином разговор потек легче. Михаил оказался веселым и общительным, рассказывал про работу на лесозаготовках, про жизнь в райцентре.

— Интернет у нас плохенький, — объяснял он, — но новости смотрим по спутнику. В курсе всего, что в мире делается.

Беседа продолжалась за чаем. Леонид Афанасьевич, который до этого больше молчал, неожиданно рассказал забавную историю:

— Приезжал тут к нам московский депутат, года два назад. С районным начальством на лодке приплыл, на рыбалку, видимо. Подплывают к берегу, а Дюша как раз белье полощет. «Здравствуйте, бабушка! — кричат. — Решили посмотреть на ваше житье-бытье!» Дюша разогнулась, уперла руки в боки: «Это кого тут река к берегу прибила? А ну выйди, погляди, как простой народ мается. Авось по телевизору что-нибудь путное скажешь!» Депутат-то стушевался, даже из лодки не вышел. Так и уплыли восвояси.

Все посмеялись. Материал получался живой, настоящий — именно то, что нужно для передачи.

Солнце садилось за тайгу, окрашивая небо в багровые тона. Никита и Илья собирались в обратный путь — до Жигалово еще несколько часов езды, а в гостинице их ждал забронированный номер.

— Спасибо вам большое, — сказал Никита, пожимая руку Леониду. — Материал получился замечательный.

— Да не за что, — отмахнулся тот. — Редко к нам гости заезжают. Приятно было поговорить.

— Будете снова в наших местах, — сказала баба Дуня, провожая гостей. — обязательно заходите в гости — чай попьем.

Все снова посмеялись.

Они уже грузили оборудование в машину, когда Никита вспомнил о том, что видел по дороге.

— А что это за поселок такой заброшенный в пяти километрах отсюда? Мы его проезжали. Это и есть Молодежный?

— Он самый, — кивнула хозяйка. — Там никто не живет уже давно. Ну кроме одного человека. Да и тот — наездами.

— Это этот поселок раньше Голодным Мысом назывался?

Баба Дуня переглянулась с мужем.

— Да, он.

— А люди туда сейчас вообще заезжают? — заинтересовался Никита.

— Да какие люди, — усмехнулся хозяин. — Никто туда не ездит. Жуткое там место.

— Почему? — насторожился Илья.

— Ну так... — неопределенно ответил Леонид. — Место тяжелое. Сколько там людей пострадало — и заключенные, и потом...

— Что потом? — не понял журналист.

— Да ничего особенного, — поспешно вмешалась баба Дуня. — Просто заброшенное место, вот и все. Нечего там делать.

Но Никита уже загорелся идеей:

— А дорога туда есть?

— Есть, но дорогой ее назвать сложно, — неохотно ответил Леонид Афанасьевич.

— Может, заедем? — обратился журналист к Илье. — Для полноты картины. Заброшенная колония, потом лагерь — это же история края!

— Никита, — терпеливо сказал оператор, — уже почти ночь на дворе. И вообще, зачем нам эти заброшки?

— Понимаешь, — начал объяснять Никишкин, — это же уникальный материал! Трансформация места: сначала тюрьма, потом детский лагерь, теперь забвение. Это же метафора нашей истории!

— Метафора, — проворчал Илья. — Все у тебя метафоры.

— Ладно, — примирительно сказала баба Дуня. — Решайте, конечно, сами. Но я бы вам советовала туда не ездить.

Попрощавшись с гостеприимными хозяевами, журналисты двинулись в обратный путь. Но не успели отъехать и километра, как Никита начал новую атаку:

— Слушай, Илюша, давай все-таки заедем. Пять минут — и все. Пару кадров сняли и дальше поехали.

— Никита, у нас план. В Жигалово к десяти быть надо, гостиница заказана.

— Ну подумаешь, опоздаем на час! Зато какой материал будет! Представь: заброшенная исправительная колония в сибирской тайге. Это же готовый сюжет для большого репортажа!

— Опять ты за свое, — вздохнул Илья.

— А что плохого в том, что я хочу сделать качественный материал?

— Ничего плохого. Плохо то, что ты опять увлекаешься. Помнишь...

— Да помню я, помню. Но это же другое дело! Мы не ищем никаких сокровищ или подземных ходов. Просто документируем историю.

— Солнце скоро сядет. Ты и правда хочешь в темноте лазить по заброшенной колонии?

— Не колонии, а пионерлагере. Слушай, если ты боишься призраков, которые якобы там обитают, то тебе следует задуматься о переходе на Рен-ТВ! — подтрунивал над другом Никишкин.

Они ехали по разбитой дороге, спорили, и постепенно Никита брал верх. Он умел убеждать — не зря же был журналистом.

— Хорошо, — сдался наконец Илья. — Но только пять минут! Сняли пару кадров общих планов — и все.

— Договорились!

Где-то через полчаса впереди показались первые строения. Поселок Молодежный встретил их безмолвием и запустением. Но их целью был лагерь, расположенный в полутора километрах от поселка. Дорога к нему оказалась еще хуже, чем они ожидали. Машина буксовала, еле продиралась сквозь кусты, несколько раз они едва не застряли в болотистых участках.

— Если здесь застрянем — придется идти пешком до Жигалово, — мрачно предупредил Илья.

— Не застрянем, — уверенно ответил Никита.

Наконец, впереди показался высокий забор заброшенного лагеря. Никишкин вышел из машины и с трудом открыл старые ржавые ворота. Бойко дождался, пока друг вернется обратно, и медленно заехал на территорию.

Покосившиеся бараки, ржавые остовы каких-то построек, заросшие бурьяном площадки — все это выглядело удручающе.

— Жутковато тут, — проворчал Илья, паркуя машину возле самого большого здания.

— Скорее атмосферно, — возразил Никита, доставая камеру оператора. — Смотри, какие кадры можно снять!

Действительно, для съемок место подходило идеально. Длинный двухэтажный барак с заколоченными окнами, полуразрушенная вышка, остатки забора с колючей проволокой — все это создавало пронзительную картину заброшенности.

— Ладно, — согласился Илья, — давай быстренько отснимемся и уедем. Не нравится мне тут.

— Что тебе не нравится? — удивился Никита. — Обычный заброшенный лагерь.

— Не знаю. Ощущение какое-то нехорошее.

Они взяли все необходимое — камеру, запасной аккумулятор, фонари, — и направились к главному зданию. По дороге Илья заметил странность: хотя ветер на улице был довольно сильный, здесь, между бараками, стояла мертвая тишина. Словно звук не мог проникнуть на территорию лагеря.

— Слышишь? — остановился он.

— Что?

— Вот именно. Ничего не слышно.

Никита прислушался. Действительно — ни шума ветра, ни шелеста листьев, даже их собственные шаги звучали как-то приглушенно.

— Ну да, странная акустика места, — пожал плечами журналист.

Но Илья покачал головой. Что-то было не так. Камера в его руках казалась тяжелее обычного, а воздух — слишком плотным.

Входная дверь поддалась неожиданно легко — без скрипа, без сопротивления, словно кто-то только что ее открывал. Внутри пахло не плесенью и пылью, как ожидалось, а чем-то еще. Бойко не сразу понял чем, а потом узнал: столовая детского лагеря. Запах манной каши и... хлорки.

— Странно, — пробормотал он. — Откуда тут такой запах?

— Какой запах? — Никита принюхался. — Обычная затхлость.

Илья посмотрел на друга с удивлением. Неужели он не чувствует? Запах был отчетливый, почти осязаемый. А еще Бойко заметил, что их фонари освещают пространство неравномерно. Некоторые углы оставались темными, даже когда луч падал прямо на них.

Пыль поднималась от их шагов, но опускалась как-то неправильно — слишком медленно, словно воздух стал гуще.

— Господи, — пробормотал Илья, направляя луч фонаря на ближайшую стену, — тут же дышать нечем.

— Зато какая эстетика! — воскликнул Никита. — Смотри, на стенах еще советские плакаты остались.

Действительно, на облупившейся штукатурке кое-где виднелись обрывки агитационных листовок. «Мир, труд, май!» — провозглашал выцветший лозунг рядом с изображением улыбающихся детей в красных галстуках. Краски поблекли, бумага пожелтела и местами отстала от стены, но призывы прошлого все еще взывали к несуществующим читателям.

Они двинулись по длинному коридору. Справа и слева тянулись двери в небольшие комнаты — некогда камеры строгого режима, позднее переоборудованные в спальни для юных пионеров. Полы под ногами скрипели и прогибались с каждым шагом, а в некоторых местах доски откровенно провалились, обнажая темные провалы подпола.

— Осторожнее, — предупредил Илья, обходя особенно подозрительный участок. — Тут и ногу сломать можно.

Никита кивнул, но уже заглядывал в первую попавшуюся комнату. Небольшое помещение с одним заколоченным окном, выходящим во двор. Железные койки, покрытые ржавчиной, словно кровавыми пятнами. На одной из них лежал истлевший матрас, из которого торчали пружины, а рядом — железный сачок для бабочек с полуистлевшей зеленой сеткой.

— Смотри, — Никита поднял сачок и помахал им.

— Не трогай этот хлам, — поморщился Илья. — Подцепишь еще что-нибудь.

— Да ладно тебе. Это же история. Представляешь, сколько лет этому сачку? Тридцать? Сорок?

Он повертел находку, но Илья уже вышел в коридор. Бойко становилось не по себе. В здании стояла какая-то неестественная тишина — слишком плотная, давящая, словно стены надежно укрывали пространство от шума ветра, буйствовавшего за окном.

Следующая комната оказалась больше — видимо, здесь размещали отряд целиком. Вдоль стен стояли двухъярусные койки, а на полу валялись обрывки детских рисунков. Илья наклонился и поднял один — изображение пионерского костра, выполненное цветными карандашами. Краски выцвели, бумага пожелтела, но еще можно было разобрать подпись: «Витя Морозов, 3 отряд».

— Никита, — позвал он, — иди сюда.

Журналист заглянул в комнату и присвистнул:

— Ого! Здесь же целый музей! Снимай все подряд!

Помимо рисунков, на полу лежали остатки каких-то самодельных игрушек, выструганные из дерева фигурки, засохшие венки из полевых цветов. На подоконнике стояла эмалированная кружка с отбитым краем, в которой до сих пор лежали какие-то засохшие листья.

— Это же гербарий, — догадался Никита. — Дети собирали растения.

Он достал кружку, и листья рассыпались мелкой пылью. Илья поежился — зрелище показалось ему каким-то зловещим.

— Может, хватит? — предложил он. — Материала уже достаточно.

— Да погоди ты! Пойдем наверх глянем, там наверняка еще интереснее.

Они поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж. Здесь коридор был шире, а комнаты — просторнее. В одной из них сохранились остатки библиотеки: покосившиеся полки, груды изъеденных временем книг. Илья наугад взял одну — «Тимур и его команда» Гайдара. Обложка потрескалась, страницы пожелтели, но текст еще можно было читать.

— «Пустите, черти! — раздался чей-то плачущий голос», — прочитал он вслух.

— Только не говори, — усмехнулся Никита. — что там и правда такое написано.

Илья молча показал другу книгу. Никишкин удивленно хмыкнул, но ничего не сказал.

В следующей комнате их ожидала более жуткая находка. На полу лежала старая фотография — групповой снимок пионеров. Мальчики и девочки в белых рубашках и красных галстуках смотрели в объектив. Внизу неровным детским почерком было написано: «3 отряд, лето 1967 года».

— Интересно, что с ними стало? — задумчиво произнес Никита.

— Выросли, состарились, может, уже умерли, — мрачно ответил Илья. — Время не щадит никого.

Вдруг Бойко резко обернулся:

— Ты слышишь?

Никита замер. Сначала ничего, потом... да, что-то было. Не совсем звуки — скорее их отголоски. Словно где-то в глубине здания кто-то ходил, но шаги доносились еле слышно.

— Может, ветер? — неуверенно предположил журналист.

Звуки становились отчетливее. Детские голоса — далекие, размытые. Потом топот множества ног. А затем — команды: «Стройся! В столовую!» Но все это звучало так, словно происходило не сейчас, а когда-то давно, и только отзвуки просочились в настоящее.

Илья автоматически включил камеру. На дисплее все выглядело обычно — пустой коридор, облупившиеся стены. Но звуки продолжались.

— Никита, это записывается!

— Что записывается?

— Голоса. Ты же их слышишь?

Журналист кивнул, но неуверенно. Ему казалось, что он слышит что-то, но был ли это реальный звук или игра воображения?

Звуки стихли так же внезапно, как и начались. Но теперь оба чувствовали какое-то странное напряжение в воздухе, словно здание само по себе было живым существом, которое затаило дыхание.

Они прошли дальше по коридору и обнаружили большую комнату. Здесь когда-то была мастерская — об этом говорили верстаки вдоль стен, ржавые тиски, разбросанные инструменты. На одном из столов лежала наполовину выструганная деревянная фигурка — видимо, солдатик. Рядом валялся перочинный ножик с костяной рукояткой.

— Кто-то не успел доделать, — заметил Никита, взяв фигурку.

— Или не захотел, — добавил Илья.

В углу мастерской стоял большой ящик. Крышка была приоткрыта, и внутри виднелись какие-то вещи. Никишкин заглянул туда и ахнул:

— Илюха, смотри!

В сундуке лежали пионерские галстуки — десятки красных треугольников, аккуратно сложенных стопками. Некоторые еще сохранили яркость цвета, другие выцвели и потерлись. А под ними — значки, вымпелы, дипломы за участие в соревнованиях.

— Это как капсула времени, — восхищенно произнес журналист. — Целая эпоха в одном ящике!

Илья молчал. Ему почему-то казалось, что трогать эти вещи не стоит. Словно они принадлежали не просто прошлому, а каким-то невидимым хозяевам, которые могут не одобрить подобного вторжения.

Внезапно камера в его руках дала сбой. На дисплее замелькали помехи, изображение стало прыгать и искажаться.

— Что за черт, — пробормотал он, стуча по корпусу.

— Может, батарея? — предположил Никита.

— Не батарея, точно. Шестьдесят процентов заряда.

Камера снова заработала нормально, но Илья заметил странную вещь: на записи время от времени мелькали какие-то тени, которых в реальности не было. Быстрые, неясные силуэты, появлявшиеся на краю кадра и тут же исчезавшие.

— Никита, — тихо позвал он, — глянь на это.

Журналист посмотрел на дисплей и нахмурился. Действительно, в углу комнаты, где они только что прошли, отчетливо виднелась какая-то фигура. Высокая, в форме охранника, рядом с ней — силуэт собаки.

— Обычное остаточное изображение на LED-экране, — пробормотал Никишкин, но голос его прозвучал неуверенно.

Они вышли в коридор и направились к лестнице, ведущей обратно на первый этаж. Но по дороге Илья заметил еще одну дверь — массивную, обитую железом. Табличка на ней гласила: «Столовая».

— Давай заглянем, — предложил Никита.

— Не хочу я больше никуда заглядывать, — буркнул оператор, но журналист уже толкал дверь.

Створка поддалась с протяжным скрипом, и они увидели большое помещение с длинными столами и скамейками. В дальнем углу стояла раздаточная, а на стенах висели плакаты о правильном питании и гигиене.

— Здесь кормили и зэков, и пионеров, — размышлял вслух Никита. — Одно и то же место, разные эпохи...

Илья навел камеру на дальний конец зала, но вдруг замер. На дисплее он видел то, что повергло его в ступор: столовая была полна людей. За столами сидели дети в пионерских галстуках — десятки мальчиков и девочек с бледными лицами. Они ели какую-то кашу из алюминиевых мисок, и движения их были странно синхронными, механическими.

— Какого... — в ужасе прошептал оператор, — Смотри...

Журналист глянул на дисплей камеры и почувствовал, как волосы встают дыбом. Дети в столовой вдруг как по команде подняли головы и повернулись к вошедшим. У них у всех были совершенно пустые глазницы — черные провалы вместо глаз. И, тем не менее, их лица были повернуты прямо к Никите и Илье, словно они видели их сквозь экран.

— Господи Боже мой, — выдохнул Бойко.

А дети продолжали смотреть, и их губы начали синхронно шевелиться, словно они пели какую-то песню. Но звука не было — только жуткая немая пантомима.

— Никита! — закричал Илья. — Бежим отсюда!

Они бросились к лестнице, а за спиной послышались звуки — скрежет передвигаемых скамеек, топот множества ног. Словно вся столовая пришла в движение.

Сбегая по лестнице, они не оглядывались. На первом этаже Бойко рванул к выходу, но внезапно остановился, как будто врезался в невидимую стену.

— Где дверь? — в его голосе звучал животный ужас.

Журналист оглянулся. Там, где должен был быть выход, стояла глухая стена. Словно дверь никогда и не существовала.

— Этого не может быть, — пробормотал Никита. — Мы же только недавно здесь прошли!

Продолжение: Голодный мыс (Часть 2)

Показать полностью 1
[моё] CreepyStory Ужасы Ужас Рассказ Триллер Авторский рассказ Конкурс крипистори Сверхъестественное Тайны Длиннопост
1
3
WildKOT2022
1 день назад
Авторские истории
Серия Мои рассказы

Её боялись даже гроссмейстеры⁠⁠

Говорят, гроссмейстеры боятся только двух вещей: близкого цейтнота и собственных промахов. Но это неправда. Настоящий страх они испытали в 712-м номере отеля, где на кону стояло нечто куда большее, чем шахматная партия.

Ночь после турнира сочилась запахом поражения и дорогого виски. Анатолий, второй, молча вращал лёд в бокале. Сергей, первый, наблюдал за ним с ленивым сочувствием хищника.

— Не топи своё эго в скотче, Толя, — протянул Сергей. — Хочешь по-настоящему сложную партию? 712-й номер.
— Если ты про очередную модель, которая думает, что Каспаров — это марка водки, то уволь, — огрызнулся Анатолий.
— Она играет, — загадочно улыбнулся Сергей. — И я тебе скажу больше. Я взял у неё ладью. И проиграл.

Анатолий замер.
— Ты что несёшь? Ты взял? У кого-то, кроме Карлсена? И проиграл? Ты пьян.
— Абсолютно трезв, — отрезал Сергей. В его глазах вспыхнул опасный огонёк. — Просто сходи. Попробуй.

Это был вызов. Не шахматный — настоящий. Анатолий осушил бокал и, не говоря ни слова, направился к лифту. Он шёл доказать, что мир всё ещё подчиняется логике.

Вернулся он через час. Бледный. Раздавленный. Он молча налил себе виски, руки едва заметно дрожали.
— Ну? — спросил Сергей, как будто уже знал ответ.
— Она сразу предложила, — глухо начал Анатолий. — Без прелюдий. Открыла дверь, улыбнулась и сказала: «Гроссмейстер? Сыграем. Я даю вам фору в ладью».

Он сделал большой глоток.
— А потом она сказала ставку. Если она выигрывает — получает то, о чём в этом отеле говорят украдкой. Проиграть значило не уступить фигуры, а уступить себя.

— Идеальная мотивация, — кивнул Сергей.
— Я так и думал! — Анатолий почти зарычал от бессилия. — Я сел за доску с одной мыслью: «Проиграй красиво». Это же элементарно! Зевнуть ферзя, подставить короля под вскрытый шах… Но я не смог!

Он посмотрел на свои руки, как на чужие.
— Она делает ход. Смешной, слабый. Но в её взгляде — вызов. Не шахматный, а какой-то другой. Каждый её промах был не случайностью, а приглашением. Не в партию, а в унижение. Она играла так, будто наслаждалась тем, что я должен притвориться слабым. Для неё это был фетиш власти. Для меня — гадость похлеще поражения.

Он сжал кулаки.
— Я пытался отдать фигуру, а рука сама делала защитный ход! Это было как пытка. Я боролся не с ней, а с самим собой. Она играла в поддавки, а я не мог не выигрывать! Я поставил мат в двадцать три хода… и почувствовал себя самым жалким идиотом на свете.

Он в отчаянии посмотрел на друга.
— Как? Как ты смог? Как ты заставил себя проиграть, когда всё твоё существо этому противится?

Сергей долго смотрел на него, а потом криво усмехнулся.
— А ты думаешь, это я заставил себя проиграть?

Он наклонился вперёд, лёд в бокале тихо звякнул. В зрачках блеснул странный свет, будто отражение чужой доски.
— Она играет не фигурами. Она играет нами. И в этой партии проигрыш — тоже её ход.

Анатолий хотел что-то возразить, но заметил: на столике между ними лежала белая ладья. Он точно не помнил, кто её туда поставил.

Показать полностью
[моё] Шахматы Авторский рассказ Психология Текст
2
9
asleepAccomplice
asleepAccomplice
1 день назад
Авторские истории
Серия Дорожные ужасы

Дорожные ужасы — 1⁠⁠

Огонёк появляется впереди — словно путеводная звезда.

Он не проносится мимо, как фары машин, нет. Это я двигаюсь, приближаюсь к нему шаг за шагом. Кеды все в грязи, осенняя куртка не годится для ночных прогулок по трассе. Обхватив себя руками, почти срываюсь на бег.
И наконец переступаю порог кафе.

Внутри так тепло, что голова кружится. Замираю у двери, перевожу дух. Интересно, сколько сейчас времени? Или они открыты круглые сутки, даже ночью, когда дороги становятся опасными?
Надо бы спросить у хозяйки.

В несколько шагов пересекаю кафе. Большой компанией здесь не посидишь: два столика у окна, за одним устроилась фигура в тёмном пальто. Руки сложены на столе рядом с пустой кофейной чашкой, голова лежит на них, так, что виден только затылок. Ни музыка, ни свет не мешают ему спать.
На цыпочках прохожу мимо.

Второй столик пуст, стойка — тоже. Замечаю кофемашину, холодильник с водой и газировкой, радио, из которого доносится музыка. Хозяйка как раз возится с ним, пытается поймать новую станцию, но не находит ничего, кроме навязчивых песен и прогноза погоды.
Опускаюсь на стул. Откуда я знаю, что она — хозяйка? Просто знаю. Когда проходишь десять километров по ночной трассе, некоторые вещи становятся понятными.

Мимо, сбросив скорость, проезжает очередная машина — будто водитель хочет остановиться у кафе, но не решается. Обернувшись, провожаю её взглядом.
— Это не та, — раздаётся женский голос.

Хозяйка наконец поймала станцию, которая передаёт лёгкую музыку без слов. Передо мной появляется чашка кофе. Чёрного.
Фартук у этой женщины тоже чёрный. В ушах — крупные серьги, губы накрашены алой помадой. Она смотрит на меня с улыбкой. Машина исчезает в темноте.
— Я знаю.

Отпиваю кофе — крепкий, такой может разбудить даже мёртвого. Нравится мне это место, но засиживаться долго не стоит. Я должна идти.
А хозяйка поправляет волосы, глядя на своё отражение в чайнике, кивает на темноту за окном и скорее утверждает, чем спрашивает:
— Хочешь, я расскажу тебе историю.

180/365

Добро пожаловать в дорожные ужасы!

Идея пришла мне в голову, когда я ехала в автобусе по трассе Ленинск-Кузнецкий — Новосибирск.
Это не интерактив. Просто серия историй, объединённых одной темой. Пока не уверена, сколько их будет, но, думаю, до конца недели нам хватит.

Берите кофеёк или другой любимый напиток — и готовьтесь к путешествию!

Мои книги и соцсети — если вам интересно!

Показать полностью
[моё] Проза Рассказ Городское фэнтези Авторский рассказ Мистика
0
13
Colonilcassava
1 день назад

Ответ на пост «Соседский персик»⁠⁠1

О, товарищ автор, давайте я тоже историю о любви расскажу. Жила-была двоюродная тетка Нина, и был у неё муж, дед Аким. Жили они душа в душу, бабка Нина пироги пекла, а дед Аким ими водку закусывал да бабку кулаками охаживал. В общем, любили друг друга. Были они ровесники и до восьмидесяти лет дожили как неразлучники— попугаи, бабка ходила жёлто-синяя, да и дед , бывало, порхал по хате от скалки, аж под потолок. А в августе, как раз после дня рождения Акима , случай вышел. Нажрался дед до чёртиков, гонял бабку всю ночь, вся деревня не спала. Под утро утихомирились, возраст своё взял. Проснулся новорожденный сильно уставшим и трясущимся, орёт с лавки— бабка, водки налей, встать не могу. Нинка, подхватилась, словно не 80 лет, а 15. Налила полный стакан воды. Дед перекрестился, хватил стакан залпом, повращал глазами, думая, как там похмельная приживётся, и , как говорится, богу душу отдал от огорчения . А бабка Нина погрустила да ещё 18 лет прожила Акима не очень вспоминая. А померла от того, что жить надоело.

Соседи Дача Текст Длиннопост Авторский рассказ Ответ на пост
1
Посты не найдены
О нас
О Пикабу Контакты Реклама Сообщить об ошибке Сообщить о нарушении законодательства Отзывы и предложения Новости Пикабу Мобильное приложение RSS
Информация
Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Конфиденциальность Правила соцсети О рекомендациях О компании
Наши проекты
Блоги Работа Промокоды Игры Курсы
Партнёры
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды Мвидео Промокоды Яндекс Директ Промокоды Отелло Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня
На информационном ресурсе Pikabu.ru применяются рекомендательные технологии