Между светом и тьмой. Легенда о ловце душ
Глава 19. Владычица теней.
Ночь над владениями Тенебрис была не просто мраком — она была живой, дышащей сущностью, пожирающей свет с жадностью голодного зверя. Ни алый восход солнца, ни мягкое сияние луны не могли пробить ее плотный покров, сотканный из теней и отчаяния. Лишь редкие звезды, тусклые, как угасающие угли, мерцали сквозь завесу черного дыма, поднимавшегося из трещин в земле, подобно дыханию самой бездны.
Пейзаж вокруг был суровым, враждебным, словно перенесенным из кошмаров: зазубренные скалы, похожие на клыки давно мертвого чудовища, торчали из пепельных равнин, их острые грани блестели в слабом свете, как обсидиановые лезвия, готовые разорвать плоть любого, кто осмелится приблизиться. Земля стонала под ногами — это был низкий, глухой звук, то ли эхо былых страданий, то ли шепот душ, погребенных в ее недрах. Тени, густые и подвижные, текли с высоченных утесов, извиваясь, как щупальца неведомого создания, будто оно ждало в засаде, готовое утащить в пропасть всякого, кто нарушит ее покой. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом серы и гнили, и каждый вдох казался глотком яда, медленно разъедающим легкие.
Над этим царством вечного мрака возвышалась крепость Тенебрис — исполинское сооружение, воплощение неизбежной судьбы, высеченное из черного обсидиана, который казался осколками погибшего мира. Ее стены, гладкие и холодные, отражали звезды, превращая их в багровые искры, пляшущие на грани реальности и кошмара, словно души, пойманные в вечном плену. Шпили крепости, острые и угрожающие, пронзали небо, как когти дракона, вцепившегося в саму вечность, их вершины были увенчаны шипами, мерцающими, как застывшие молнии, добавляя пейзажу еще больше безысходности. Здесь не было места теплым краскам или мягким линиям — лишь бесконечные оттенки черного, серого и багрового переплетались в мрачной гармонии, отражая холодную, непреклонную душу своей хозяйки. Ветер, гуляющий между утесами, выл, как раненый зверь, но даже его голос тонул в гнетущей тишине, ведь она правила этим местом.
Внутри крепости залы были пропитаны зловещей роскошью, она подавляла и завораживала. Узкие коридоры, выложенные черным мрамором с кроваво-красными прожилками, освещались дрожащим светом факелов, чьи языки пламени отбрасывали на стены длинные, извивающиеся тени, похожие на призраков, танцующих в вечной агонии. По этим проходам бесшумно скользили слуги Тенебрис — фигуры в длинных плащах, сотканных из мрака, и они казались продолжением самой тьмы. Их лица скрывались под глубокими капюшонами, а глаза, если они вообще существовали, излучали лишь холодную, безжизненную покорность. Каждое их движение было точным, выверенным до совершенства, ибо малейшая ошибка могла вызвать гнев богини — наказание, которое было страшнее смерти, превращая их в тени, лишенные даже памяти о прошлом. Они не говорили, не дышали, не жили в привычном смысле — они были ее волей, ее глазами, ее руками, воплощенными в безмолвной преданности, она не знала ни сомнений, ни жалости.
В самом сердце крепости раскинулся тронный зал — пространство, где время и свет теряли всякий смысл, растворяясь в бесконечной пустоте. Высокие колонны, выточенные из кости и обсидиана, тянулись к сводчатому потолку, он исчезал в темноте, где звезды, нарисованные на фресках, мигали, как последние вздохи умирающего мира. Пол был усеян мелкими осколками костей, хрустящих под ногами и напоминающих о жертвах, чьи жизни стали основой этого места. В центре зала возвышался трон Тенебрис, вырезанный из костей неведомых существ — не просто сиденье, а символ ее абсолютной власти. Его подлокотники были украшены лицами, застывшими в безмолвном крике — души ее врагов, чьи страдания навечно вплелись в его форму. Каждая трещина, каждый изгиб рассказывал историю боли и триумфа, напоминая всем, кто входил сюда, Тенебрис не просто правит — она владеет, поглощает, подчиняет.
На этом троне восседала сама Тенебрис, величественная и безжалостная, окутанная черным шелком, он сливался с тенями зала, делая ее частью мрака. Ее фигура была неподвижна, как статуя, высеченная из ночи, но излучала мощь, от которой воздух дрожал, как перед бурей. Лишь глаза — два пылающих багровых огня — выдавали ее присутствие, пронизывая тьму с холодной ясностью, которая могла разглядеть даже самые глубокие тайны. Перед ней стояли трое ее союзников — вестники разрушения, каждый из которых воплощал особый аспект мрака, питающий их силу. Они явились на ее зов без промедления, объединенные единой целью — освободить Арта, бога смерти, заточённого в Ловце Душ, и низвергнуть светлых богов, они и так долго держали мир в своих слабых, дрожащих руках.
— Наконец-то! — прогремел Моргас, бог хаоса, разрывая тишину зала своим голосом, подобным эху тысячелетних битв. Его слова отразились от стен, заставив факелы дрогнуть, а тени на мгновение сжаться, как от страха. Сегодня он предстал в облике грозного воина, чье лицо пересекал глубокий шрам, тянувшийся от виска до подбородка, а глаза пылали первобытной яростью, способной сокрушить горы. В правой руке он сжимал массивный двуручный меч, его рукоять была оплетена цепями, а лезвие излучало мрачную силу, откликаясь на его гнев слабым гудением, как живое существо. — Чем быстрее мы начнем, тем скорее эти жалкие светлые боги падут перед нами! Их храмы обратятся в пепел, а последователи — в прах!
Заркун, бог зависти, шагнул вперед, расправив крылья из черного огня — они трещали, как сухие ветви в пламени, отбрасывая багровые блики на пол. Его кожа, черная и блестящая, казалась сделанной из угля, а вместо волос клубился дым, придавая ему демонический, почти призрачный вид. Глаза Заркуна горели желтым светом, в них читались азарт и холодная расчетливость, которая делала его опаснее любого зверя. Он обвел взглядом собравшихся, его губы искривились в усмешке.
— Я чувствую их страх, их сомнения, — прошипел он, его голос был острым, как лезвие, и ядовитым, как ветер с болот. — Смертные уже на грани. Хротгар на севере жаждет трона Всеволода, его душа отравлена моим шепотом. Нужно лишь подтолкнуть их дальше, превратить их слабости в наше оружие. Они сами отдадут нам свои души, не подозревая, о том кому служат.
Рядом с Заркуном стоял Некрос, бог разложения, чья фигура воплощала саму смерть. Его тело, бледное и почти прозрачное, казалось сотканным из костей, обтянутых тонкой сизой кожей, потрескавшейся на суставах, обнажая серый прах. Под рваным плащом шевелились тени поглощенных душ, их слабые стоны и скрежет наполняли воздух зловещей мелодией, которая резала слух. Он медленно поднял руку, указав костлявым пальцем в пустой угол зала, где тени сгустились, как будто откликнувшись на его волю.
— Надо торопиться, — произнес он, его голос был тихим, но резал слух. — Арт все еще заточён в Ловце Душ. Без него наши планы — лишь пепел на ветру. Если мы не освободим его, светлые найдут способ нас остановить. Их священники еще цепляются за веру, как тот, который бежал из Моргенхейма.
Тенебрис выслушала их, не шелохнувшись. Ее пальцы сжали подлокотники трона, и багровый свет в ее глазах вспыхнул ярче, отражая ее волю, и та была глубже их гнева и амбиций. Она подняла голову, и ее голос — надменный, завораживающий, как шепот ночи — заполнил зал, заставив тени замереть в благоговении.
— Не тревожьтесь, братья, — сказала она спокойно, но в ее тоне звучала сила, которая могла разрезать нити самой судьбы. — Все идет по нашему замыслу. Кузнец из Вальдхейма выполнил свою роль — его руки коснулись металла твоего хаоса, Моргас, выковав орудие для Совикуса. Его слабая душа стала моей дверью к храму Люминора, и теперь их храм уничтожен. Жаль, но он не пережил своей участи.
Моргас оскалился, его зубы блеснули в свете факелов, как клыки хищника.
— Совикус уже держит наконечник, — прогремел он, его голос был полон предвкушения. — Черный металл, напитанный моей силой, пробьет защиту титанов у храма Ловца Душ. Скоро он будет готов открыть путь к Арту.
Тенебрис кивнула, ее взгляд скользнул по каждому из богов, проверяя их преданность и готовность следовать ее воле. Она продолжила, ее слова падали, как камни в бездну:
— Вы помните Диану и Всеволода? — продолжила она, не отводя взгляда. — Недавно я протянула им руку помощи. В Моргенхейме я вырвала короля из когтей твоего посланника, Некрос. Всеволод должен жить — пока он нам нужен. Для чего ты направил такую силу, Некрос?
— Я… — начал было Некрос, но Тенебрис не дала ему произнести ни слова. Она подняла руку, и зал замер.
— Не перебивай, — сказала она холодно.
Некрос сжал кулаки, но не осмелился прервать. Тенебрис опустила руку и продолжила, ее слова лились, как яд, медленно обволакивая слух:
— В Вальдхейме девочка стояла среди руин храма, ее глаза были полны страха, когда я вышла из тела кузнеца. Они приняли меня за спасителя, и сами не ведая того идут в ловушку, которую я плету для них.
Смех прокатился по залу, отражаясь от колонн и заставляя пламя факелов дрогнуть. Моргас ударил мечом об пол, и искры брызнули, как капли крови.
— Их глупость безгранична, — прогремел он. — Если они поклоняются светлым богам, то почему бы им не поверить, что мы — их единственное спасение? Мои хаотики уже в разуме Всеволода, шепчут ему о поражении. Он сам приведет нас к дочери!
— Мы заставим их отвернуться от света, — подхватил Заркун, его крылья затрещали, отбрасывая тени на стены. — Их вера — хрупкая иллюзия, готовая рухнуть, Хротгар уже ненавидит Всеволода, его душа гниет от зависти. Когда они поймут, что все потеряно, будет уже слишком поздно.
Тенебрис подняла руку, и смех стих, как будто она одним жестом укротила бурю. Ее взгляд стал глубже, словно она видела сквозь века, вспоминая древние времена, когда мир был юн, а боги еще не разделялись на темных и светлых. Она заговорила, ее голос стал тише, но каждое слово было как удар молота по наковальне:
— Вы помните начало. Когда Эон, великий создатель, сотворил нас всех. Арт и Люминор были первыми, его любимыми детьми. Арт помогал Эону творить звезды, миры, жизнь — он был светом, чистым и непорочным, его сила сияла ярче, чем свет Люминора. Но когда Эон исчез, оставив нас наедине с миром, Арт почувствовал себя преданным. Его сердце отвернулось от света, он увидел его слабость, его ложь — надежду, ломающуюся под тяжестью ответственности. Он решил уничтожить все, что было дорого Эону — людей, богов, порядок. Его ярость была велика, и даже Люминор, Аэлис и Валериус не смогли его одолеть. Они заточили его в Ловце Душ, мече, крадущем души, даже божественные. И ключом к его плену стал Алекс, смертный, его душа была напитана силой Эона, частица этой крови течет теперь в жилах Дианы.
Она замолчала, позволяя словам осесть в сознании богов. Ее глаза встретились со взглядом Моргаса, и в них мелькнула тень предупреждения, холодная и острая.
— Мы не просто освобождаем Арта, — продолжила она, ее голос стал глубже, как рокот земли. — В прошлый раз его ярость чуть не уничтожила мироздание, обратив звезды в пыль, а миры — в пустоту. Мы должны направить его, показать, разрушение — не путь. Мир нужно перестроить по нашей воле, а не обращать в пепел. Но если он выберет уничтожение, его сила станет нашей проблемой. До его пробуждения мы должны подготовить его… и этот мир. Диана — потомок Алекса. Она наш ключ. Ее душа — нить, которая может открыть Ловец Душ.
Заркун шагнул ближе, его крылья из черного огня затрещали громче, отбрасывая багровые блики на колонны.
— Значит, мы запутаем ее разум? — спросил он, его голос был полон насмешки и жадности. — Превратим ее в марионетку, и она сама откроет нам путь?
— Именно, — ответила Тенебрис, ее губы дрогнули в холодной улыбке, и она не обещала милосердия. — Светлые боги слабы, их идеалы — ложь. Серафим пал в Вальдхейме, его храм обратился в прах, но священник Андрей жив, и его вера — слабая искра, которая может разгореться в пламя. Диана и Всеволод сами придут к нужному выводу: тьма — их единственный путь. Мы лишь сломим их волю, направим их.
Моргас усмехнулся, подняв вверх меч в руке.
— Это будет кошмар, достойный легенд, — прогремел он, его голос заглушил шепот других богов. — Мы заберем их души, выжжем их веру, мы уничтожим их надежду, а когда они будут сломлены, наша победа станет неизбежной!
Некрос выступил вперед, его кости скрипнули, а души под плащом задрожали, издавая слабый стон, режущий слух.
— Но время уходит, — прошептала Тенебрис, ее голос был завораживающим и одновременно зловещим. — Светлые боги не спят. Твой посланник, Некрос, чуть не испортил все в Моргенхейме, и теперь Андрей знает о нас больше, чем должен. Если они узнают о наших планах, то ударят первыми.
Тенебрис подняла взгляд, ее глаза сверкнули, словно раскаленные угли в ночи, и воздух в зале стал тяжелее, как перед грозой.
— Оставьте спешку, — отрезала она, ее тон был властным и непреклонным. — Мы не играем на скорость, времени у нас полно. Совикус — твой верный пес, Моргас, он чувствует силу хаоса в своих руках и ждет, когда твои хаотики найдут храм. Всеволод почти сломлен, но священник Андрей мешает. Устрани его, Некрос. Он не должен добраться до Вальдхейма и объединить свою веру с силой Дианы. Если они станут едины, их свет может противостоять нам.
Некрос кивнул, его пальцы сжались, и души под плащом завыли громче.
— Я пошлю нового посланника, — прошептал он. — Он не оставит от священника даже воспоминаний.
Моргас поднял меч, его лезвие сверкнуло в свете факелов, отражая багровый свет глаз Тенебрис.
— А я займусь Всеволодом, — прогремел он, его голос был полон ярости. — Мои хаотики сломят его разум, превратят его в тень самого себя. Он сам приведет нас к дочери, думая, что спасает ее.
Заркун рассмеялся, его смех был сухим, как шелест осенних листьев, и острым, как когти хищника.
— Хротгар скоро пойдет в наступление, — сказал он, его глаза вспыхнули желтым светом. — Пусть король возненавидит светлых богов за их молчание, за их слабость. Пусть жаждет нашей силы, нашей свободы.
Тенебрис вернулась к трону, ее шаги были бесшумными, но каждый из них отдавался в зале, как удар судьбы, которая приближалась неотвратимо. Она села, ее пальцы коснулись лиц на подлокотниках, и слабый стон вырвался из их каменных уст, как эхо давно забытой боли. Ее глаза встретились с глазами союзников, и в них мелькнула тень чего-то большего, чем просто жажда власти — тень сомнения, она скрывала ее даже от себя.
— Мы не просто побеждаем, — сказала Тенебрис, ее голос стал глубже. — Мы переписываем его. Эон оставил нас, но мы не исчезнем. Я спасла Всеволода не только ради плана Моргаса, но и ради себя. Если Арт разрушит все, как в древности, моя тьма исчезнет вместе со светом. Мы станем новым равновесием, где свет будет служить нам, а не править. Идите, братья, и сделайте так, чтобы свет пал.
Тени в зале сгустились, факелы дрогнули и погасли, погружая пространство в густой мрак. Моргас, Некрос и Заркун исчезли, растворившись в темноте, как призраки, возвратившиеся в бездну. Тенебрис осталась одна, ее фигура замерла на троне, а багровый свет ее глаз угас, оставив лишь слабые искры, дрожащие в пустоте. Она откинулась назад, ее пальцы скользнули по трону, и тени закружились вокруг нее, шепча слова, которые она не хотела слышать.
В глубине ее сознания шевельнулось сомнение, холодное и острое. Она знала Арта лучше других — его ярость, его ненависть, его слепую жажду разрушения, у которой не было границ. Если он выберет уничтожение, а не власть, даже она не сможет его остановить. И тогда равновесие, о котором она говорила, рухнет, погребая под собой всех — и свет, и тьму, и ее саму. Война богов началась, но исход ее был скрыт даже от богини тьмы, чья сила держала этот мир в своих холодных руках.
