Серия «Кино»

Девяностые не просто так наградили «лихим» эпитетом. Время было страшное: развал страны, политическая нестабильность, бедность, разгул преступности и полное отсутствие уверенности в завтрашнем дне. Для многих сфер жизни советского общества это десятилетие стало разрушительным — в том числе и для отечественного кино.

С распадом Союза русский кинематограф лишился госфинансирования. Так началась эпоха кооперативного кино: фильмы снимали на средства независимых организаций, которые нередко преследовали цель отмыть деньги. Так на рынок хлынуло несметное число несмотрибельного ширпотреба, сделанного ради отката, что и укоренило ассоциацию «русское кино — говно». Подобная ситуация сломала устоявшиеся производственные цепочки «киностудия-прокат-кинотеатр», окончательно уничтожив окупаемость кинопроизводства. До кучи в Россию стали массово завозить зарубежные блокбастеры, с которыми было невозможно конкурировать из-за скудных бюджетов, а последний гвоздь в крышку гроба русского кинопрома забили пираты, отняв у киношников те жалкие копейки, что они собирали с проката, и лишив режиссеров даже скромных надежд получить достойное финансирование.

Тем не менее, во всем этом бардаке был один-единственный плюс — абсолютная и неподдельная свобода слова, которая позволяла творцам без стеснения и иносказаний отрефлексировать советское прошлое.

Только в разгар такой странной эпохи, в 1992 году, и мог появиться «Чекист» — русско-французский фильм Александра Рогожкина, повествующий об Андрее Срубове, сотруднике ЧК времен красного террора.

«Чекист» страдает всеми болячками раннего постсоветского кино: бюджетная картинка, некоторая театральность, камерность — но фильм они на удивление не портят, лишь играют на руку депрессивному тону повествования.

На первый взгляд лента кажется типичнейшей агиткой, мол, посмотрите, как жутко жилось при большевиках, миллион расстрелянных лично главным героем. По всему хронометражу равномерным кровавым слоем размазаны сцены казней неугодных новой власти людей, как виновных, так и нет, а давящая теснота фильма нагоняет такой мрачной атмосферы, что порой хочется сделать паузу на «подышать». За все это «Чекист» очень быстро обрел славу антисоветского кино и, к сожалению, часто рассматривается только как плевок на могилу ушедшей эпохи. «Режиссёр — антисоветчик и толкает небылицы, дело закрыто». Но мало кто знает, что на самом деле «Чекист» — почти дословная экранизация просоветской повести «Щепка» Владимира Зазубрина, которого сложно заподозрить в антикоммунизме и сейчас я объясню, почему «Чекист» — совсем не то, чем кажется.

Автор оригинала, Зазубрин, родился в 1895 году в семье потомственного революционера. Его отца отправили в ссылку за участие в первой русской революции. Владимир, продолжив семейную традицию, еще школьником начал подпольную деятельность, издавая нелегальный журнал. В старших классах сблизился с ячейкой большевиков, за что был отчислен из учебного заведения. Повзрослев, Зазубрин «под прикрытием» поступил в юнкерское училище для шпионажа, что сыграло с ним злую шутку — в 1917 его мобилизовали в Белую армию как бывшего офицера, назначив командиром добровольческого полка пермских заводчан-пролетариев. Зазубрин убедил подчиненных перейти на сторону красных и дезертировал вместе со всем своим отделением, после чего уже на другой стороне баррикад стал заведовать газетой «Красная звезда».

Владимир Яковлевич Зазубрин (Зубцов) — русский писатель, автор «Щепки»

В 1921 Зазубрин опубликовал роман «Два мира», посвященный белому террору и разгрому колчаковцев в Сибири. Книга начинается сценами расправы белогвардейцев над мирняком и группового изнасилования сельской учительницы, которую потом заживо сжигают в её же доме, — весь сюжет выдержан в подобном тоне. Книгу хвалила вся «красная элита»: Горький, Луначарский и даже сам Ленин.

В. И. Ленин: «Очень страшная, жуткая книга, конечно, не роман, но хорошая, нужная книга».

На каждой странице «Миров» белые выставляются баринами-эксплуататорами, решающими все проблемы кнутом, красные же, напротив, — рабочим братством, взявшим в руки оружие поневоле. Между двумя сторонами постоянно проводятся параллели, к примеру, белые пленных расстреливают, красные — дают советское гражданство и радостно принимают военных специалистов в РККА.

Советская республика изображена пусть и не идеальным государством, но страной, где человек человеку друг.

Но уже через пару лет, в 1923 году, Зазубрин сам же сломал созданный им образ Союза. После длительных личных бесед с сотрудниками чрезвычайной комиссии он написал повесть «Щепка» о буднях чекистов, так сказать, по горячим следам. Сцены кровавых расправ перемежаются в «Щепке» с тяжелыми рассуждениями о сути революции. За свою художественную бескомпромиссность, несмотря на заступничество Горького, Зазубрин «попал на карандаш», впоследствии подвергся травле, был арестован и во время сталинских чисток в 1937 году по злой иронии расстрелян НКВД.

Тем не менее писатель никогда не считал «Щепку» антисоветским произведением, напротив — он утверждал, что «искренне хотел написать вещь революционную, полезную революции» и даже отправил рукопись на оценку главному чекисту — Дзержинскому. Железный Феликс, к слову, разглядел за внешними ужасами книги тот самый полезный делу революции посыл, но ограничился рецензией в духе «сильно, но слишком не ко времени, приходите лет через 50».

Феликс Эдмундович Дзержинский — основатель и руководитель ВЧК

Дело в том, что Зазубрин писал о революции, и в том числе о красном терроре, намного честнее современников. В его понимании революция — вовсе не романтизированный образ женщины с флагом с картины Эжена Делакруа, ведущей за собой народ к свободе, равенству и братству. Революция по Зазубрину — это не только пафос лозунгов, борьба за Великий Идеал и Марсельеза, это в том числе и расправы над ее врагами, кровь и трупный смрад. На страницах книги можно найти слова: «Пусть не обманывается никто, не создает себе иллюзий. Меньше иллюзий — меньше ошибок и разочарований. Трезвее, вернее взгляд». Зазубрин и не обманывает: его революция — это не сказочная француженка с оголенной грудью, это «баба беременная, русская широкозадая, в рваной, заплатанной, грязной, вшивой холщовой рубахе», и она не будет плакать над чьей-то прервавшейся в темном расстрельном подвале жизнью, как крестьянка не плачет, закалывая свинью.

Повествование сосредоточено вокруг начальника ГубЧК Андрея Срубова, который по долгу службы и сердца руководит расстрелами врагов советской власти. Действие повести перемежается с рефлексией протагониста — самой ценной и интересной частью книги, так как именно через мысли главного героя Зазубрин формирует свой символ революции. Срубов в своих размышлениях постоянно обращается к образу революции-крестьянки, пронося его через всю повесть, и, несмотря на его пугающую приземленность и почти языческую мрачность, любит ее всей душой. Он называет революцию своей «великой и жадной любовницей» и готов принести на ее алтарь столько жертв и пролить столько крови, сколько будет нужно. Революция — дело страшное. Но необходимое.

Товарищ Андрей Срубов из фильма. В повести его внешнсть существенно отличается

То и дело в тексте встречаются уколы в сторону «революционных гуманистов», которые признают теоретическую необходимость террора, но падают в обморок не то что от сцены расстрела, а от бумажного пореза на пальце, называя чекистов не иначе как палачами и убийцами, — людей, которые, по их же мнению, взяли на себя самую грязную и страшную, но важную и неизбежную для построения нового мира работу:

«О, вы не любите чернорабочих черного труда. Вы любите чистоту везде и во всем, вплоть до клозета. А от ассенизатора, чистящего его, вы отвертываетесь с презрением. Вы любите бифштекс с кровью. И мясник для вас ругательное слово. Ведь все вы, от черносотенца до социалиста, оправдываете существование смертной казни. А палача сторонитесь, изображаете его всегда звероподобным Малютой. О палаче вы всегда говорите с отвращением. Но я говорю вам, сволочи, что мы, палачи, имеем право на уважение...»

«Щепка» — смачная оплеуха всем писателям Серебряного века, которые так ждали и славили грядущую революцию, а столкнувшись с суровой реальностью в виде безжалостной широкозадой бабы, оторопели и отреклись от нее. Зазубрин как бы говорит: «Хотели? Звали? Ну так не ужасайтесь последствиям и не заламывайте рук. Революция — она вот такая, и надо ее любить несмотря ни на что».

Срубов, по мнению Зазубрина, как бы парадоксально это не звучало, — однозначно положительный персонаж и ролевая модель для советского гражданина. Он честен, умен, справедлив и, даже будучи чекистом-палачом, старается соблюдать революционную дисциплину: «Революция начинает свое поступательное движение с момента захвата стихии в железные рамки порядка, целесообразности». Так, он приказывает расстрелять красноармейца, пытавшегося изнасиловать приговоренную к смерти девушку: «Позволено стрелять — позволено и насиловать. Все позволено… Нет, не все позволено. Позволено то, что позволено». Это жестокая справедливость, но все же справедливость, и Срубов не делает исключений ни для своих товарищей, ни для себя: например, он отпускает на все четыре стороны бывшего добровольца-белогвардейца, в свое время ранившего Андрея в бою. Срубов не упивается властью и не мстит, если вчерашнего врага нет в списке — значит, надо отпустить, отбросив личные счеты. Чекист воспринимает свою работу как тяжкий долг, который он несет во имя будущего блага.

Отец Андрея, Павел Петрович Срубов, в письме к сыну почти слово в слово повторяет сентенцию из «Братьев Карамазовых» Достоевского про слезинку невинного ребенка. Он пишет, что не получится «воздвигнуть здание человеческого счастья» на «миллионах расстрелянных и замученных». Позже, когда другой чекист сообщит младшему Срубову, что расстрелял Павла Петровича за антисоветскую деятельность, Андрей, попивая кофе с коллегой, убившим его отца, лишь заметит: «…когда один простодушный чекист на допросе спросил Колчака, сколько и за что вы расстреляли, Колчак ответил: „Мы с вами, господа, кажется, люди взрослые, давайте поговорим о чем-нибудь более серьезном“. Понял?»

Та же сцена из экранизации

Зазубрин переиначивает гуманистический посыл Достоевского: жертва во благо революции — жертва неизбежная, жертва необходимая, и неважно, какой она будет. Важна готовность принести её в нужный момент, будь это хоть твой отец, брат, хоть ты сам. Буржуазные рассуждения о слезинке ребёнка ведут к малодушию, которое недопустимо, когда жизнь положена на алтарь революции.

Срубову придется отдать самое ценное, что у него есть — жизнь, чтобы доказать приверженность идеям революции, ведь как бы он ни старался во имя ее славы, он всегда будет ей чужд. Ведь он — бывший «буржуй», классовый враг.

Ефим Соломин, простоватый мужик-крестьянин, убивает дворян, как раньше убивал у себя в деревне скот — для него это будничный труд, который просто нужно сделать: «Соломин знал, что они враги революции. А революции он служил охотно, добросовестно, как хорошему хозяину. Он не стрелял, а работал». Ян Пепел — эталонный чекист по праву рождения, он пролетарий и расстрелять классового врага для него в порядке вещей, как выкурить утреннюю сигарету. Пепел замечает в разговоре со Срубовым: «Я есть рабочий, ви есть интеллигент. У меня есть ненависть, у вас есть философий». Далеко уехать на «философий» невозможно и к концу повести протагонист не выдерживает внутренней борьбы и увиденных кошмаров и сходит с ума, полностью отдав себя своей «любовнице».

Ян Пепел из экранизации

И Срубов — лишь один из многих. Так сложилось, что революция отвергла саму его суть, судьба Андрея была предрешена с самого начала, но любой чекист, не только интеллигент, как ветеран Вьетнама, не способен вернуться к обычной жизни. Такая «работа» навсегда накладывает отпечаток, ломая и изменяя человека. Никто не может вечно служить чекистом, ведь «чекист, расстрелявший пятьдесят контрреволюционеров, достоин быть расстрелянным пятьдесят первым».

Книга полна смертей, слез, страданий и человеческого несчастья, а причина всему — чекисты, но финал дарит главному герою искупление, оправдывая все его деяния. В сумасшедшем бреду Срубов видит метафору всей своей работы — кровавый поток, в котором плывут почерневшие и полуразложившиеся человеческие останки, но «вытекающая из огнедышащего кратера узкая кроваво-мутная у истоков река к середине делается все шире, светлей, чище и в устье разливается сверкающим простором, разливается в безбрежный солнечный океан» — все те беды, все страсти и ужасы, что пришлось претерпеть как жертвам, так и их палачам в будущем окупятся, здание человеческого счастья, несмотря на убеждения Павла Петровича, все-таки будет построено.

«Щепка» писалась на заре советской государственности и была обращена в будущее, она обещала, что все, что творилось в те дни, не будет и не может быть напрасным, что заплаченная цена справедлива и невелика. «Щепка» была оправданием страданий народа и памятником палачам, которые ценой собственных и не только жизней расчищали путь в новый мир.

Повесть, естественно, не пустили в печать и забыли про нее вплоть до 1989 года, когда ее впервые опубликовали при содействии Виктора Астафьева. Зазубрин внял увещеваниям Дзержинского и планировал переделать книгу в роман, но, к сожалению, схлопотал черную метку диссидента и не успел закончить работу, а оригинальная рукопись долгое время считалась утраченной, пока поклонники писателя не нашли ее в одном из архивов.

К моменту выхода «Щепки» от грез о мировой революции не осталось и следа, через два года не стало и советского государства, а еще через год Рогожкин закончил работу над «Чекистом».

Александр Владимирович Рогожкин — русский режиссер

Экранизация сохранила мысли, заложенные писателем в оригинал, но если «Щепка» смотрит вперед, то «Чекист» оглядывается назад. В 1992 году зазубринский нарратив заиграл новыми мрачными красками — повесть с революционно-коммунистическим посылом превратилось в жуткую трагедию о бессмысленности жертв. Советский строй с самого появления постепенно утрачивал революционный пыл, и от изначальных пламенных заветов в финале осталась лишь символика. С каждым годом жертвы, принесенные на алтарь «Великой Идеи», имели все меньше смысла, а в 1991 году вместе с развалом СССР утратили его окончательно, что изменило посыл книги и фильма, сделав их трагичнее и пронзительнее.

«Чекист» вплоть до финала старается очень точно, буквально слово в слово, воспроизвести оригинал, но в силу ограниченности хронометража некоторые сцены оказались сокращены или вырезаны под корень: например, от взаимоотношений Срубова с отцом остался лишь разговор с расстрелявшим того чекистом. Сцена все еще показывает Андрея верным, даже фанатичным, революционером, но нарратив про «слезинку ребенка» полностью теряется, что делает ленту несколько беднее и, к сожалению, таких моментов в фильме немало.

Также сама структура повести заставляла вносить в «Чекиста» небольшие, но все же ощутимые изменения. В «Щепке» много эпизодов с путающимися перемежающимися друг с другом, размышлениями Срубова, которые сменяются чехардой — в книге это художественный прием, показывающий внутреннее состояние протагониста, его надрыв, но в кино реализовать подобный поток сознания просто невозможно, из-за чего Рогожкину пришлось изворачиваться и вкладывать мысли Андрея, известные лишь самому герою и читателю, в уста персонажей и иногда даже специально прописывать под это сцены.

Андрей Срубов излагает другому чекисту свои соображения о сути революции

Но самое большое отличие «Чекиста» проявляется ближе к финалу. В книге есть сцена помилования крестьян, восставших против советской власти. Она органично вплетена в повествование и именно благодаря ей Срубов окончательно убеждается в верности своего пути:

— Товарищи, Революция — не разверстка, не расстрелы, не Чека. — В море огня мелькнула черная обуглившаяся фигура расстрелянного отца и исчезла, сгорела. — Революция — братство трудящихся.

Срубов, отпускает бывших бунтовщиков, потому что «обманутым крестьянам советская власть не мстит», он делает это не из личных интересов, но попутно получает утешение после потери отца, ведь один человек — ничто по сравнению с интересом народа, которых и олицетворяют крестьяне, пусть одурманенные и восставшие — «Класс в целом никогда не останавливается над трупом — перешагнет».

В фильме же сцена выстроена совершенно иначе — другие чекисты однозначно высказываются за казнь мятежников и следуя «целесообразности» и «железным рамкам порядка» из-за которых Срубов приговорил к смерти насильника, он должен был отдать приказ о расстреле, но Андрей поступает наперекор и коллегам и своим прошлым убеждениям, освобождая заключенных. Это важный и переломный момент для персонажа, потому что он перестает идти на поводу у интересов революции, он милует бунтовщиков лишь по своей и ничьей еще воле.

В конце «Чекиста» Срубов также сходит с ума, но при совершенно иных обстоятельствах, что кардинально меняет ключевую идею фильма. Присутствуя при еще одной казни в расстрельном подвале, Андрей шепчет молитву о покаянии и пытается затеряться среди приговоренных, чтобы разделить их участь, чего у него, правда, не выходит. Фильм показывает сломавшегося, разуверившегося и искренне сожалеющего человека, в то время как книжный Срубов даже в своих галлюцинациях продолжал славить революцию.

Последние кадры картины, как и финал повести, — сумасшедший бред Срубова, и в обоих случаях он метафоричен и обещает герою прощение. Но если книга через образ реки показывает, что вся пролитая кровь была не напрасна, то фильм дарит герою искупление именно через его раскаяния, заканчиваясь умиротворяющей и в то же время печальной сценой поездки Срубова верхом на белом коне.

Несмотря на такую разницу, и фильм, и книга оставили во мне одинаковые чувства. Очень печально проникать в мысли палача, искренне полагающего, что он строит рай на земле, зная, что все его чаяния тщетны, деяния напрасны, а все, чего он добьется, — лишь ненужные страдания, и его дело, ради которого он и миллионы таких же отдали жизнь, превратится в фарс.

Мне очень хотелось бы сказать, что «Щепка» — памятник своей эпохе, что Зазубрин написал ее в двадцатых годах и там ей и стоит оставаться, что сейчас другое время… Но спустя год после премьеры «Чекиста» на Краснопресненской набережной столицы танки во имя демократии открыли огонь по Белому дому.

Для меня и «Щепка», и «Чекист» всегда будут напоминанием о тех жертвах, которые уже принесла наша Родина, и которые, к сожалению, нам только предстоит претерпеть и, возможно, именно такое напоминание поможет сделать первые — не напрасными, а вторые — немногочисленными.

Автор: Алексей Петров

Еще больше новостей и статей в нашем сообществе и Telegram-канале.

«Среди ублюдков шёл артист
в кожаном плаще,
мёртвый котогик.
Крикнул он «ХОЙ!!!
КАНОНЫ ДОЛОЙ»
Гиков вёл он за собой».

С творчеством столь значимой для российской культуры группы «Король и Шут» я всегда был знаком достаточно опосредованно. Что-то там было, фанатов и членов группы говнарями называли, «Горшок жив» и прочие отрывочные факты витали в моей голове. Однако хайп и вой вокруг недавнего многосерийного фильма от Кинопоиска приковал моё внимание. Поэтому сегодня мы поговорим о «Короле и Шуте» не через призму того, показали ли там ПРАВДУ или всех оскорбили и обосрали. Я человек простой и мне всегда было глубоко похер на фактологию. Так что сегодня мы рассмотрим произведение как таковое: его качество, фишки и то, как оно изменило устои российских байопиков.

Так как многие сходу тянут народ в трясину срачей о правдоподобности истории, давайте начнём с другого бока – как, собственно, снят наш многосерийный фильм. Важно понимать, что перед нами не биография, не попытка воздвигнуть монумент величия артистам, как это было с «Легендой №17», а на Западе с «Богемской рапсодией». Нет, авторы ставили перед собой задачу снять яркое, динамичное и развлекательное кино, погружающее зрителя в атмосферу и энергетику творчества группы «Король и шут». Даже режиссёра на проект взяли не фанатеющего от их песен, дабы он был в достаточной степени дистанциирован, непредвзят и сосредоточен на режиссуре интересной истории. С этой перспективы и принимались все визуальные и сценарные решения, о которых позже.

Поговорим о визуале проекта, ибо он заслуживает отдельного внимания в очень многих аспектах. Авторам стоит отдать должное за задротское отношение к деталям в каждом эпизоде. Каждый временной отрезок отличается от другого благодаря грамотному выбору фильтров, работе костюмеров и художников по декорациям. Все концерты и выступления группы, без скидок, сняты на уровне большого и крутого кино, даже «Элвис» местами может позавидовать. Каждая локация и движ на них выглядят ярко и обладают уникальной энергетикой, которую сценам придают живая массовка, состоящая из простых людей и фанатов, грамотный выбор и исполнение композиций, за что большое спасибо Алексею Горшеневу, брату Горшка, и крутой работе световиков. Мне в целом нравится, как много в этом фильме самых разных цветов. Причём как на концертах, так и в более нереальных и наполненных фантазией авторов сценах.

Тут мы плавно подходим к «миру сказок», который основан на сюжетах песен группы «Король и шут». В целом это очень уютное, атмосферное и мрачное средневековое фентези с большим набором культовых для мифологии этой вселенной персонажей, вроде Дурака с молнией, Лесника, охотника Себастьяна, Колдуна, Хозяйки старинных часов и так далее. И тут, помимо офигенного цветокора и аутентичных декораций, я хочу мощно похвалить дизайнеров костюмов и ответственных за практические эффекты. Благодаря этим элементам монстры и уродцы выглядят крайне натурально, жутко и очень стильно. Тот же Себастьян или Фея с мухами смотрятся просто офигенно, дядя Сэм Рейми пожал бы авторам руку. Местами, правда, говёная компьютерная графика проскакивает, но её по минимуму.

Не отходя далеко от темы, отвечу на вопрос, который наверняка у многих возник: а на кой ляд вообще в фильме о группе этот сказочный мир из их песен и как это вплетено в сюжет? Тут нужно сделать пару шагов в сторону и поговорить о жанре мюзиклов. Его основной особенностью являются танцевальные и песенные номера, которые органично или не очень вплетены в общее повествование. Они там зачем?

Правильный ответ – чтобы говорить со зрителем напрямую. Человек, понимаете ли, существо крайне сложное. То, что он говорит, – это часто продукт большого количества размышлений с корректировками или вплетением вранья для личной выгоды. То бишь мы далеко не всегда говорим то, что думаем и чувствуем. Тут в дело и вступает, собственно, песня. Когда герои фильма пускаются в пляс или затягивают грустную балладу, они в первую очередь распахивают душу перед зрителем, выплёскивая на нас без фальши и прикрас всё, что на сердце грузом лежит. Такие моменты искренности помогают зрителю глубже проникнуться историей и эмоционально сродниться с персонажами.

Режиссёр «Короля и Шута» пошёл примерно тем же путём. Все сказочные эпизоды не стоит воспринимать исключительно как рофельные экранизации песен в перерывах между сюжетом. В них, пускай образно и иносказательно, но раскрываются отношения между персонажами, их суть и внутренние противоречия. На мой взгляд, это очень крутая находка, и она бы идеально попала в зрителя…

…Если бы сценарий был лучше структурирован. Дело в том, что сюжетные биты и сказочные элементы, в которых происходит рефлексия событий реального мира, расположены слишком далеко друг от друга. У зрителя вполне может не сложиться общая картинка, хотя по-хорошему эти эпизоды должны отзеркаливать друг друга, чтобы посмотревший понял ситуацию с разных сторон.

Хорошим примером может послужить выстраивание отношений между Михаилом Горшенёвым и его будущей женой Ольгой. Начинается их знакомство с милых посиделок, потом ей приходится натерпеться всякого из-за пристрастия Горшка к наркотикам… И тут хуяк, любовь до гроба. Достаточно резкий переход, не находите? А всё дополняется теми самыми сказочными эпизодами, где персонажи знакомятся и проникаются бедами и несчастьями друг друга. Если бы подобные сюжетные биты находились в более плотной связки, произведение не ощущалось бы таким разношёрстным.

При этом к хронологической непостоянности сюжета у меня претензий нет. Как я уже говорил, режиссёр и сценаристы снимали не «КАК ОНО БЫЛО», а попытались вычленить из истории группы наиболее интересные моменты, добавить в них конфликтности и развивать сюжет, опираясь на эти самые выбранные ими основы для общего фундамента. Этими краеугольными акцентами стали, что логично, история отношений главных героев, Михаила Горшенева и Андрея Князева, плюс важное место занимает борьба Горшка с его внутренними демонами, которые в фильме ещё и обрели лицо в виде Шута. И структура сценария как раз опирается на то, чтобы показать динамику развития этих самых линий. Потому и был забит болт на других членов группы и некоторых других второстепенных персонажей – акценты расставлены и достаточно жёстко. И здесь я скорее согласен с авторами. Ибо мы много раз уже видели в действии поговорку «за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь». А когда в твоём сценарии этих «зайцев» может оказаться больше двух – быть беде.

Справляется ли сценарий с поставленными перед собой задачами? Сам по себе, как мне кажется, вполне. Горшок и Князь показаны многогранными и равнозначными личностями со своими особенностями. Там, где один пышет эмоциями и горит творчеством, другой более надёжный, прагматичный, но в тоже время такой же эгоистичный, как творцу и положено. Я не увидел в раскрытии их попытки очернить кого-либо, каждый показан и с позитивной, и с негативной стороны. Горшок, конечно, более отрицательный, но у него и материала жизненного на эту тему больше, и персонаж он, опять же, намного более яркий, поэтому внимание зрителя автоматически к нему приковывается.

Ещё лучше вышла линия Михаила Горшенёва и Шута. Важно понимать, что перед нами не мистическая сущность «в виде гномика», а самый натуральный «бес на плече», который напевает самые разные и зачастую нехорошие идеи нашему герою. При этом авторы ударились в лютую чернуху, доходя по части демонстрации особенностей жизни наркоманов почти до уровня «На игле» Дэнни Бойла. Нет и капли романтизации в демонстрации того, как Горшка адово ломает на больничной койке, а Шут рофлит и издевается над ним. Это смотрится зрелищно и бодро, но в тоже время жестоко, мрачно и давяще. После такого «зелёного змия» в жизнь впускать никто не захочет, и это замечательно.

Важно отметить, что основные сюжетные линии работают не только благодаря сценаристам, но и отличному кастингу на главные роли. Константин Плотников не только очень похож на Михаила Горшенева, но вложил довольно много сил в изучение прототипа своего образа, что заметно в том, как много ужимок и коронных фразочек актёр позаимствовал. Влад Коноплёв тоже большой молодец, которого можно похвалить по тем же причинам.

Но кто больше всех запотел и запомнился — так это Евгений Ткачук в образе Шута, действительно уникальная находка. Тут, конечно, и гримеры постарались, создав жуткий образ искорёженного и извращённого символа группы, ожившего в разуме Горшка. Но каков же актёр, как же он херачит энергией во все стороны. Шут каждым появлением в кадре перетягивает зрительское внимание на себя. Вышел действительно дерзкий, пугающий и панковый вариант Змея из Райского сада, иначе и не скажешь.

Второстепенных персонажей тоже мог спасти кастинг, ибо актёрская харизма и попадание в образ могут исправить то, что сценаристам было пофиг на персонажей. Но «Король и Шут» далеко не тот случай. Повезло, пожалуй, только родителям Горшенева и преподавателю из начала фильма, ибо их играли опытные Александр Клювин, Евгения Дмитриева и Александр Адабашьян, которых учить ничему не надо, из них и так харизма прёт.

Молодые же актёры и актрисы совсем не вытянули поставленные перед ними задачи, как мне кажется. Члены группы, особенно Балу в исполнении Даниила Вахрушева, получились безликими статистами. Женские же персонажи вышли очень полярными. Анфиса/Валери Зоидова переигрывает как не в себя. Она исполняет свою сюжетную функцию трагической любви Горшка, которая поддерживает его тёмные порывы, но её попытки в секс вызывают только кринж. Вере Вольт/Агате определённо не хватает актёрского опыта, ибо в кино сниматься и делать ролики в ТикТоке – очень разные вещи.

Действительно приятное впечатление осталось только от Дарьи Мельниковой в роли Ольги. И не потому что на меня давит ностальгия по «Папиным дочкам», мне там Галина Сергеевна всё равно больше нравилась (кому тоже – ставьте лайк). У Дарьи действительно получился образ доброй и верной женщины, которая ради любви и сохранения семьи готова терпеть любую херню, что творится в её жизни.

Важно понимать, что «Король и Шут» — это не документальное кино про жизнь замечательных людей, а яркая и красочная сказка про Горшка и Князя, чья жизнь била ключом и очень часто по голове. Местами противоречиво, скомкано, но в целом это большой шаг вперёд для российских байопиков. Если раньше это были «правильные, строгие» памятники величию, то теперь перед нами появился более авторский взгляд не столько на саму группу, но и на её энергетику, атмосферу и дух творчества, который она подарила нашему миру. И этот фильм действительно много сделал для вдыхания второй жизни в песни группы: «КиШ» снова на хайпе, его слушают люди от мала до велика, да и ваш покорный слуга стал понемногу проникаться, чего уж скрывать. Это было дерзко, смело, креативно и, главное, очень душевно. Панки хой, Горшок живой!

Автор: Павел Широков

Еще больше новостей и статей в нашем сообществе и Telegram-канале.

«Мы приехали на Пушкинскую. Здесь к нам подошел человек в штатском, как потом выяснилось, подполковник МВД, и сказал: “Сейчас соберутся пацифисты, соберутся нацисты. Ребята, надо разогнать”. Когда драка была в самом разгаре милиция начала выборочно загонять молодежь в автобус. А одному из наших сказали: — продолжал “любер” — “Так, ты стой у автобуса, своих отбирай”».

Есть такая сюрреалистическая комедия – «Бакенбарды». Юрий Мамин снял её в 1990 году, и фильм оказался плоть от плоти своей эпохи. Года были интересные: государство отложило построение коммунизма до лучших времен, а дать гражданам новую идеологию забыло. Кто-то растерялся, кто-то просто жил для себя, а кто-то сам придумал себе идею (или позаимствовал ее у зарубежных коллег) и с фанатичностью инквизитора из Вахи нёс «истину» в народ – так в СССР появились субкультуры и именно им посвящен фильм Мамина.

Картина отражает явления своего времени. В ней спрятаны тонны отсылок на события 80-х годов, а шестеренки сюжета обильно смазаны понятным не только лишь всем мета-юмором. Зритель, не знающий контекста, пропустит изрядную долю шуток, но всё равно получит удовольствие от просмотра – комедия и без знания «смысла» искрометна и до сих пор актуальна.

В узких кругах «Бакенбарды» давно стали культовым кино. Например, анархисты могут говорить исключительно цитатами из этой картины, но до массового зрителя она так и не дошла: на Кинопоиске какое-то смешное число оценок, чтобы найти рецензию на фильм придется пол-интернета перелопатить, да и из моих знакомых его видели буквально пара человек.

Действие ленты происходит в укромном городке Заборск, где неожиданно появляется примечательное движение «Капелла». Представьте банду сумасбродных неформалов-говнарей – это они и есть. «Капелла» отрицает авторитеты, нарушает табу, а её участники одеваются в экстравагантные, откровенные наряды: во время просмотра вы сможете полюбоваться кожаным жилетом на голом торсе парня в лучших традициях гачи-мучи, вырезами в блузке на груди девушки, как будто вышедшей из стрип-клуба, сделанным из треугольных молочных пакетов лифчиком с соответствующим функционалом и, конечно, стилем «bottomless», когда ниже пояса могут быть лишь стринги.

«Капелла» не даёт городу покоя, устраивая перфомансы: то инсценируют убийство, выкинув манекен из окна, то соберут зевак и начнут есть растопленный шоколад из детского горшка, то устроят траурную процессию и «похоронят невинность»… В общем, выражаясь канцелярским языком, «ведут себя недостойно советского гражданина».

Очевидно, что «Капелла» – карикатура на панков. В позднем Советском Союзе родилась целая плеяда неформальных и разноцветных, как волосы феминистки, субкультур, которые просочились к нам из-за границы благодаря отечественным СМИ. Один из самых старых панков Москвы – Жабер – вспоминает молодость: «Мы узнали про панков из ругательных советских статей. Оттуда же и булавки пришли, и бритвы, и туалетные цепочки – именно это мы и носили». В фильме заборчане верно угадывают культурную родину «Капеллы» и винят в их появлении богомерзкий, распущенный Запад.

Полиция перед «Капеллой» бессильна, так как состава преступления нет. Хулиганов регулярно сажают в обезьянник, но через пару часов они оказываются на воле. У ментов не остается выхода, кроме как переложить проблему с больной головы на отбитую.

Помимо «Капеллы» в городе орудуют еще и некие «Бивни» – разухабистые парни, которые сидят в подвале, качают мышцы подручными средствами, а в свободное время отлавливают неформалов и спрашивают у них за аниме. Полицейские неодобрительно цыкают и боятся, что «Бивни» перейдут грань, заработав уголовку, но «по-человечески их понимают».

«Бивни» – карикатура на ещё одну субкультуру, куда менее известную, куда более родную и с куда более интересной историей появления.

20 апреля 1982 года, в день Рождения Гитлера, на Пушкинской площади Москвы планировался митинг неонацистов (да, в Союзе было и такое). Полиция знала о грядущем собрании, но вдруг осознала, что у неё лапки, а держать ими дубинку неудобно. Отправить работать космонавтов было нельзя – участники не имели запрещенных вещей, да и многие были отпрысками «уважаемых людей», что грозило неприятными последствиями. Милиция выбрала нестандартный метод пресечения – собрала крепких люберецких парней и попросила «разобраться». И они «разобрались», сложив пару нацистов в подобие свастики.

После разгона коричневых родилась новая полноценная субкультура – «любера». Они обозначили своими целями антифашизм (иронично, что день Рождения движения совпадает с днем Рождения главного арийца) и борьбу за традиционные советские ценности – то есть, за неприметный офисный костюм. «Любера» отлавливали всех, кто выглядел хоть чуточку нестандартно, и настойчиво просили пояснить за шмот – прямо как герои фильма. К примеру, Егор Летов неоднократно огребал от «люберов».

В «Бакенбардах» в метафорическое противостояние «панков» и «люберов» неожиданно вмешивается третья сторона: в Заборск заявляются два забавных парня из Питера в дореволюционных костюмах, цилиндрах и с шикарными бакенбардами. Это Александр – местный, уезжавший на учебу в Ленинград, и Виктор, – товарищ Александра, взявший над ним шефство в большом городе.

Выясняется, что понаехавшие – последователи Пушкина, то есть, исповедуют горячий патриотизм и ратуют за нравственность, как это делал поэт в зрелом возрасте. Ужаснувшись моральному упадку заборчан, Виктор и Александр основывают клуб «АСП» (Александр Сергеевич Пушкин) и убеждают «Бивней» примкнуть к их движению.

Несмотря на непривычный облик пушкинистов, я быстро проникся к ним симпатией. Глава «АСП», которого играет Сухоруков, – Виктор – излучает харизму, толкая жителям городка воодушевляющие речи изысканным слогом. Да и говорит он светлое, доброе, вечное – ну у кого поднимется рука осудить творчество Нашего Всего и такие вещи как любовь к Родине, здоровую дисциплину и культурное самосовершенствование? Вот и «Бивни» начинают меняться в лучшую сторону, обретая стремления и идеалы. А контраст с «Капеллой», на которую никак не могут найти управу, вознес пушкинистов в моих глазах куда-то в область Олимпа.

В продолжение фильма режиссер оставляет зрителю кучу зацепок и намеков, что не всё так гладко: например, методы, которыми пушкинисты вербуют «Бивней». Их убеждают вступить в «АСП» совсем не стихи поэта и не идеология парней в цилиндрах. Решающими факторами становятся циркаческие фокусы с тростью и уморительная байка, что Пушкин на дуэли с Дантесом выстрелил первым, но подлый голландец носил бронежилет.

Поначалу я воспринимал «АСП» исключительно в положительным ключе и закрывал глаза на ложь и преувеличения. Но чем дальше движется повествование и чем больше влияния получает организация, тем сильнее в ней проявляется культ личности и даже авторитаризм с нотками оккультизма.

К концу фильма Сухоруков предсказуемо сколачивает фанатичную банду с порядками, смахивающими на всеми нами осуждаемый строй и соответсвующей атрибутикой. Если любера начинали свой путь как антифашисты, то их аналоги из фильма на голубом глазу принимают идеи клуба любителей усов Чарли Чаплина.

Конечно, «АСП» добивается таких «успехов» не без помощи сверху. Виктор еще по приезде начал грамотно выстраивать отношения с властями, обещая за посильную помощь навести в городе порядок. После того как пушкинисты окрепли, администрация города начала напоминать про должок: «Бивни» с бакенбардами несколько раз разгоняют митинги, как и «любера» в реальном СССР, а сама «АСП» становится чем-то вроде силовой спецслужбы с особыми полномочиями. И эта ситуация скрывает дополнительный слой иронии благодаря – да, опять им – поклонникам австрийской живописи.

Очередная необходимая историческая мизансцена: в 70-х годах по Союзу прокатилась волна поклонения Гитлеру. Реальной политической силой она так и не стала, но периодически по всей стране, раздавившей фашистскую гидру, кто-то салютовал солнцу. Особенную популярность коричневые имели в Прибалтике, где власти даже не боролись с нацистами: дескать, факельные шествия – это проявление национальных культурных черт. Отметились и столицы, в которых собирались позиговать студенты. В таких мероприятиях участвовало подозрительно много отпрысков знаменитостей и партийных работников. Дошло до того, что в народе поползли слухи (подчеркиваю: именно слухи, не более): мол, КГБ специально пропагандирует правые идеи среди молодежи, чтобы изменить политический курс страны.

А теперь оцените всю прелесть фильма: городские власти сотрудничают с «АСП», которая, как и КГБ, является тайной полицией, «АСП» в свою очередь использует для разгона неформалов «Бивней», реальный аналог которых начинал с антифашизма, и пушкинисты же распространяют фашистские идеалы, как по легендам делало КГБ. Красота? Красота.

Зритель, не знающий контекста, лишается подобных деталей, отражающих и высмеивающих эпоху, но фильм ценен не только актуалочкой, но и проблемами вне времени.

Если вырезать из «Бакенбард» все подтексты и аллюзии, все равно останется смешная комедия про красноречивого харизматика, извратившего светлую идею. Пушкин – что может быть безобиднее? Но стоит возвести поклонение поэту в абсолют, и он превращается в мощнейшее оружие пропаганды. Высмеивается не конкретная идеология, а возможность создать тоталитарную секту и культ личности вокруг чего угодно: и вокруг Александра Сергеевича, и вокруг Маяковского, и вокруг плюшевого мишки – было бы желание.

Одно из несомненных достоинств ленты в том, что «АСП» коричневеет незаметно, а все манипуляции преподносятся как вынужденная мера, как ложь во спасение. Во время просмотра я догадывался, к чему ведет фильм, но тем не менее внутренне оправдывал пушкинистов до самой точки невозврата.

Будь моя воля, я бы показывал «Бакенбарды» всем подросткам в обязательном порядке, чтобы детишки не крутились в сомнительных движухах. Мне не составит труда перечислить с десяток примеров из реальной жизни, о которых предупреждала лента, что говорит о её неизменной актуальности. В один из аналогов «АСП» я даже умудрился вляпаться, так что среди героев картины некоторые, думаю, могут узнать молодого себя.

При всех прочих достоинствах фильм ещё и смешной. Общая гротескность происходящего добавила «Бакенбардам» особого шарма и развязала сценаристами руки для написания шуток. Я, извините, неоднократно ржал в голос, а после разговора Сухорукова с Файнштейном поставил фильм на паузу, чтобы отсмеяться и утереть слезы.

Я получил от просмотра неимоверное удовольствие и мысленно поставил «Бакенбарды» на полочку к моим кинолюбимчикам. Если вы почему-то пропустили этот гем, то настоятельно советую восполнить культурный пробел – потрясающая комедия, отражающая срез эпохи, и актуальная по сей день.

Автор Алексей Петров. Сообщество CatGeek