Серия «История нашего мира в художественной литературе»

Всем привет!

Сегодня будет необычный рассказ, хотя я слегонца и сжульничаю. И ещё, хотя велико искушение подробно рассказать об Индии эпохи Гуптов, я всё же надеюсь, что смогу это сделать при других обстоятельствах. А сегодня немного чиркану о разрозненном Китае времен шестнадцати варварских государств, о Шри-Ланке и… о новых странах юго-восточной Азии.

Я рассказывала и о том, как Китай временно объединился под властью Восточной Цзинь (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 69.1. «Записки о поисках духов»), и о том, как из-за ошибок в управлении эта империя пала, и её приличную часть завоевали варвары, которые создали собственные государства. К концу IV – началу V-го веков часть тех из них, что я упоминала прежде, прекратили своё существование. Земли Поздней Хань (или правильнее Хань Чжао, если причислять туда же Раннюю Чжао) после её падения попали под власть Поздней Чжао (319-351) племени цзе, а потом там образовались государства хунну Северная Лян (или Хэси, 397-439) с центром в Чжанъе и Хэлянь Ся (407-431) с центрами в Тунване (ныне Цзиньбян; 418-427), Шангуе (427-428) и Пинляне (428-430).

Государство народа тоба из числа сяньбийцев Дай (310-376) было поначалу вассалом Поздней Чжао и другого государства сянби – Ранней Янь (337-370) с центром в Ечэне, а потом оба были завоеваны Ранней Цинь (350-395) с центром в Чанъане, т.к. её император, Фу Цзянь (351-355), настроился на объединение всего, по крайне мере, северного Китая, и на дружбу с Восточной Цзинь. Но ему это, разумеется, не удалось. А его потомкам пришлось вести борьбу с другим сяньбийским государством – Западной Цинь (385-431) и созданной племенем кянов Поздней Цинь (384-417), которая в итоге победила и сделала Чанъань уже своей столицей. Наследником Дай стало государство Северная Вэй (386-535), пережившее многих соседей, о котором я подробнее расскажу в другой раз, а из Чанъаня начал своё долгое путешествие в 399-м году н.э. монах Фасянь со спутниками, когда город уже принадлежал Поздней Цинь.

Сам Фасянь родился около 337-го года в нынешней провинции Шаньси, где тогда как раз существовала Поздняя Чжао, правителем которого тогда был варвар-цзе Ши Ху (334-349). Обстановка там была крайне нестабильная, но при этом уже тогда сильны были позиции буддизма. И, возможно, эти два обстоятельства и объясняют то, почему Фасянь вырос в буддийском монастыре. Как он попал в соседнее государство, история умалчивает, но там тоже крепчал буддизм. Однако, видимо, не достаточно, раз Фасянь со спутниками решили поискать способы его усилить и упорядочить на родине буддизма – в Индии, и предприняли своё путешествие через земли Западной Цинь, потом ещё одного сяньбийского государства – Южной Лян (397-414) с центром в Гуцзане, потом через Северную Лян, а потом по тем землям, где буквально год спустя поднявшие восстание ханьцы образовали Западную Лян (400-421).

Ну а дальше начинался Западный Край, где среди дюн Таримской впадины существовали ещё с древних времен не-ханьские города-государства и проходил Великий Шёлковый путь. Это и Лоулань, недалеко от которого нашли знаменитую мумию т.н. Лоуланьской Красавицы, и Хотан, известный своим нефритом, и Куча, откуда в Чанъань и другие города Срединного Края прибывали знаменитые танцовщицы и музыканты, и Турфан, чьи жители занимались меновой торговлей с жужанями, и Дуньхуан, где находятся пещеры Могао и скальные буддийские храмы. В приличной части этих городов-государств Фасянь со спутниками побывали. Всю историю этих маленьких царств я излагать не буду, но с ними тесно взаимодействовали ханьцы ещё со времен Восточной Хань (202г. до н.э. – 9 г. н.э.), и позже это взаимодействие полностью никогда уже не прекращалось, хотя и ослабевало, как было и в описанный период.

А вот за Памиром и Гималаями начинались уже страны, о которых китайцы знали куда меньше. Кушанское царство (30-375) к тому моменту вот уж несколько десятилетий как перестало существовать, но на его месте, похоже, возникли мелкие государства, оказавшиеся в вассальной зависимости от Сасанидов и Гуптов, либо просто находившееся в зоне их влияния. Таковыми были Кашмир с центром в древнем городе Шринагар, царство Кидаритов (320-467), которое, возможно, мелькало и под именем Уддияны, и некоторые другие. Под властью Кидаритов оказались территории нынешних Афганистана и Пакистана, и такие города как Бактры (нынешний Балх), Пурушапура (Пешавар), нынешние Кандагар (до определенного момента Александрия Арахосия) и Кабул, а также известная как центр буддизма, культуры и образования Таксила или Такшашила.

Когда-то этот город находился под властью Ахеменидов, а населяли его гандхары, которые вступили в союз с Александром Македонским против царя Пора. Позже Такшила была в составе Индо-греческого царства, потом вошла в империю Маурьев, а ещё позже была одним из культурных центров Кушанского царства. Расцвет города пришел на период с II по V века н.э., когда там стали развиваться ремесла, пересекаться караванные пути и массово строиться буддийские монастыри. Фасянь ещё застал Такшилу в процветающем виде, но в том же столетии город разрушили эфталиты.

Про Индию, как и сказала, пока подробно не буду писать, только, что в то время там управлял Чандрагупта II (ок.380-413/415) из династии Гупта, один из самых известных и могущественных правителей не только своей династии, но и вообще среди известных индийских владык. Именно при нём государство Гуптов достигло предела своей протяжённости и в память о нём его сыном, Кумарагуптой I (ок. 415-455), была возведена знаменитая железная колонна в Матхуре. Именно Чандрагупта покорил владения Западных Кшатрапов (ок. 110-395), заключил выгодный союз с одним из махараджей государства династии Вакатаки (ок. 255-565), развивал в своей стране науку и искусство, например, в годы его правления развернулось масштабное строительство в Паталипутре и творил знаменитый драматург Калидаса. Кроме того, при Чандрагупте хотя бы на законодательном уровне присутствовала религиозная терпимость – будучи индуистом, он никак не притеснял ни буддистов, ни джайнистов.

Не могу также не продолжить хотя бы кратко рассказ об Анурадхапуре (рассказывала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 60. «Лилаваи» и «Саттасаи»). И всё же довольно подробно перечислю правителей тех трех веков, чтобы показать порядок передачи власти на Шри-Ланке.

После воцарения Васабхи (ок. 65-111) из династии Ламбакарна дела в стране не всегда шли хорошо. Так в годы правления его сына, Ванканасики Тиссы (111-113), король Карикала из Чолы совершил набег на остров и забрал в рабство 12000 мужчин для строительства великой плотины на р. Кавери. Его сын Гаджабаху I (113-135) прославился уже как сильный сингальский монарх и покровитель буддизма (при нём были построены храмы Матувихара и Румика), процветала при нём и экономика. Так на Шри-Ланке добывали драгоценные камни, и порт Годавайя был важным торговым узлом на морском Шёлковом пути, который связывал южный Китай с Красным и Средиземным морями. Каменная надпись на брахми, датируемая правлением Гаджабаху I, предписывает передать часть таможенных сборов в порту Годавайя в Амбалантоте в дар близлежащему храму Годапават.

После Гаджабаху правили Махаллака Нага (135-141) и его сыновья Бхатика Тисса (141-165) и Каниттха Тисса (165-193). Каниттха занимался активным распространением буддизма. Правление страной, к слову, перешло к его сыну Кула Наге (193-195), который был свергнут и убит своим братом Кунчанагой (195-196). Но, как это обычно и бывает, его тоже сверг и заменил собой его же шурин – Сири Нага I (196-215). Но прославился он не этим, а ремонтом буддийских ступ. При его сыне Вохарике Тиссе (215-237) началось распространение буддизма Махаяны на острове и проведены реформы с целью распространения практики ненасилия даже в судебной системе, как это было в некоторые периоды в некоторых буддийских государствах Индии, т.е. речь идёт о запрете смертной казни, что в те времена была практикой, скажем, встречавшейся нечасто. Потом, после правления четырех недолговечных монархов (Абхая Нага (237-244), Сири Нага II (244-247), Виджая Кумара (247-248), Сангха Тисса I (248-252)), полностью запретить смертную казнь пытался уже Сири Сангха Бодхи I (252-254), что, ожидаемо, закончилось восстанием и захватом власти Готхабхайей (254-267), который был известен тем, что тоже был тем ещё буддистом, но настолько не упарывался и, если ему что-то не нравилось, долго не думал: так он изгнал 60 буддийских монахов, которые следовали учению, противоречащему Тхераваде.

И при его сыновьях, Джетта Тиссе I (263/267-273) и Махасене (273/277-301/304), похоже, усугубилось противостояние буддийских школ в стране. Махасена, к слову, насаждал в Анурадхапуре буддизм Махаяны и устраивал гонения на последователей Тхеравады. Очень не по-буддийски. И именно на его правлении заканчивается Махавамса, написанная буддийским монахом Маханамой. Из-за этого, возможно, точные даты правления его сыновей Сириметхаванны и Джетта Тиссы II точно неизвестны, но по традиционной хронологии это были 304-332 и 332-341-й годы, соответственно. При старшем из братьев на Шри-Ланку привезли буддийскую реликвию – Зуб Будды, а его племянник, Буддадаса (ок. 340-371), первым стал строить в стране больницы и был известен своими медицинскими познаниями. Фасянь же прибыл в Анурадхапуру предположительно в годы правления старшего сына Буддадасы – Упатиссы I (370-412).

А из Анурадхапуры Фасянь намылился было вернуться на родину, сел на очередное торговое судно и наслаждался морским путешествием, пока буря не закинула его на Яву. Вот тут-то лично для меня и начинается самая интересная часть этой исторической заметки. Потому что Ява была известна китайцам ещё со 132-го года н.э., если верить записям историка Фань Е (398-445) из Восточной Цзинь, который в своей хронике «Хоу Хань шу» писал о первом посольстве с Явы, прибывшем в тот год. В ней то царство названо Едяо, но, похоже, его можно отождествить с Явадвипой.

История выглядит ещё загадочнее от того, что первым достоверно известным яванским государством была Таруманагара или просто Тарума (358-669). По полулегендарным сведениям основал её индийский беженец из Саланкаяны (судя по всему, речь о регионе в юго-восточной Индии), захваченной Самудрагуптой (330-380), Джаясингаварман (358-382), который женился на дочери местного правителя Девавармана VIII, что управлял Салаканагарой, государством или городом-государством на Западной Яве, в районе современной Джакарты. До Тарумы в этих местах существовала культура Буни, так что, возможно, речь шла о её вождях. Как бы то ни было, в отличие от Тарумы, оставившей после себя, по меньшей мере, семь каменных записей, от Салаканагары никаких достоверных подтверждений её существования не осталось, не считая упоминаний в рукописи «Пустака Раджья-раджья и Бхуми Нусантара», составленной в 17-м веке, и того загадочного упоминания о посольстве. К слову, если такое государство всё же существовало, то примерно в II-IV-х веках н.э.

Как бы то ни было, в отличие от всех тех стран, о которых я повествовала выше, в Таруме, когда там оказался Фасянь, господствовал индуизм и всё ещё сохранялись местные культы, а правил внук Джаясингавармана Пурнаварман (395-434), сын его сына Дхармаявармана (372-395). При нем и возникло название Тарума, поскольку к землям Салаканагары он прибавил владения ещё 48 мелких соседних государств, и в 397-м году перенес столицу в Сундапуру. К слову, это первое упоминание слова «сунда», так называется ныне один из индонезийских народов.

Экономика Тарумы базировалась не только на сельском хозяйстве, рыболовстве и охоте, но и на добыче металлов и полезных ископаемых, и страна активно была вовлечена в международную торговлю, экспортируя не только слоновую кость, рог носорога и панцири черепах, но также керамику, жемчуг, золото, серебро и изделия из них. Кроме того, там было развито и строительство, в том числе данное государство оставило после себя памятник монументальной архитектуры – храмовый комплекс Батуджая (V-VI-й вв. н.э.). Причем храм этот был буддийский и старейший на Яве.

Увы, но век Тарумы оказался недолог. Ещё в III-V-х веках на соседней Суматре образовалось другое государство – Шривиджая, которому было суждено стать господствующим на Малайском архипелаге на несколько веков. И в 650-670-х годах Шривиджая покорила Таруму, присоединив её территории к своим. Об этом я надеюсь рассказать как-нибудь в другой раз, а обо всём, что я упоминала выше, в сегодняшнем произведении:

«Записки о буддийских странах» Фасяня

Время действия: IV-V века н.э.

Место действия: Поздняя Цинь (Чанъань, недалеко от современно Сианя), Западная Цинь (на тот момент с центром в Сичэне), Южная Лян (Гуцзан, современный Лянчжоу), Северная Лян (строго говоря, только Чжанъе, т.к. в это время там как раз шла смута, после которой это государство и возникло) и Дуньхуан (в 400-м году там образовалась Западная Лян с центром в этом городе); страны и города Западного Края (Шаньшань со столицей в Лоулане, Уи с центром в Куча, Гаочан в Турфане, Хотан, маленькие государства Цзыхэ, Юймо и Хэча); государства Толи (Кашмир), Уддияна (судя по всему, современный Пакистан), Сухэдо и Гандхара с центром в Таксиле (Пакистан и Северная Индия), империя Гупта, Лумбини (современный Непал), Анурадхапура (Шри-Ланка) и Тарума (современная Индонезия), а также Восточная Цзинь (речь идёт о местности в нынешней провинции Шаньдун, где в 398-410-х годах существовало сяньбийское государство Южная Янь, а к возвращению Фасяня уже установилась снова власть Цзинь).

Интересное из истории создания:

В принципе о самом монахе Фасяне (ок. 337-422) я рассказала достаточно. Тем более что о нем лично и его жизни вне путешествия известно не так много. Его монашеское имя означает «Прославляющий Дхарму», а оригинальное название его книги «Фо го цзи», т.е. «Записки о буддийских царствах» или «Фо ю Тяньчжу цзи», т.е. «Записки о путешествии буддийского монаха в Индию». В странствиях он провёл примерно 15 лет, с 399-й по 414-й годы. Изумительно тут то, что время было столь нестабильным, что за время его отсутствия, перекроилась приличная часть карты тогдашнего Китая, и сам Фасянь узнал об этом только по прибытии. Интересно также то, что начинал свои «Записки» писать Фасянь сам, но завершил его работу неизвестный автор, с которым он свёл знакомство предположительно в 414-416-х годах. Ему монах просто дорассказал историю своего путешествия или надиктовывал. Кстати, по поводу имени, можно писать и слитно (что более правильно), и раздельно, что тоже встречается.

Впервые на европейские языки «Записки» перевел в 1836-м году Ж-П. Абель-Ремюза – на французский. А на русский первый перевод, видимо, был сделан только в 1990-м году Н.В. Александровой. Переиздан с изменениями он был в 2008-м году.

О чём:

Монах Фасянь обнаружил, что ханьские буддийские источники неполны и не удовлетворяют больше запросов общины. Именно поэтому с несколькими спутниками он отправился в далекое путешествие на родину Будды Шакьямуни, и по пути и он один, и вся их компания попадали во всякие передряги. Собственно, текст состоит, с одной стороны, из описаний Фасяня того, что он видел в тех или иных странах, и событий, которые происходили с ним и его спутниками в пути, а также, с другой стороны, из различных буддийских легенд и рассказов, которые он на протяжении всего путешествия от случая к случаю рассказывал.

Отрывки:

«…Отсюда шли на юго-восток 10 йоджан и прибыли в большую страну Сакета. За стенами города (Сакета), к востоку от южных ворот, есть место, где Будда, разжевав веточку ивы, воткнул ее в землю, и она тут же выросла до семи чи, не больше и не меньше. Брахманы-иноверцы от зависти порубили (дерево) и оборвали листья, но на этом же месте оно выросло снова»

– после этого отрывка строки из песни БГ про «Фикус религиозный» – «Ой ты, фикус мой, фикус; фикус религиозный, что стоишь одиноко возле края земли? Иноверцы-злодеи тебя шашкой рубили. Затупили все шашки и домой побрели...» – заиграли для меня новыми красками)

«…И вот Фа Сянь и Даои Чжэн подошли к вихаре Джетавана, размышляя: «В прежние времена Почитаемый в Мире прожил здесь 25 лет. (Мы же) сами, к несчастью, рождены в окраинной стране. (Много нас) вместе отправилось в странствия. Кто-то вернулся назад, иные (погибли в пути), не достигнув вечной жизни. И наконец, сегодня видим опустевшее место, где (жил) Будда». Печаль охватила сердца (странников). Вышли навстречу монахи и спрашивали Фа Сяня и его спутника: «Из какой страны вы пришли?» (А те) отвечали: «Пришли из ханьских земель». И заговорили монахи в восхищении: «Как удивительно! Люди из окраинной страны смогли дойти сюда – в своем стремлении к Учению». Они говорили между собой: «Все мы, сколько ни сменялось нас, учителей и монахов, но не видали, чтоб приходили сюда ханьские последователи Пути…».

«…Фа Сянь прожил в этой стране два года, разыскал книгу Винаяпитаки махишасаков, приобрел Диргхагаму и Самьюктагаму, кроме того, приобрел список Самьюктасангхаяпитаки. Всех этих (текстов) нет в ханьской стране. Получив эти санскритские книги, сел на большое торговое судно, (на борту которого) было около двухсот человек. (К большому) сзади было прицеплено малое судно – на тот случай, если большое судно потерпит крушение. Ведь плавание по морю чревато опасностями.

При попутном ветре шли на восток три дня. Затем поднялся сильный ветер. Судно дало течь, и в него проникла вода. Торговцы бросились было к малому судну, однако люди на малом судне, боясь, что (к ним) прибудет слишком много народу, перерубили канат. Купцы страшно перепугались, почувствовав свою жизнь на волоске. Опасаясь, что судно переполнится водой, они поспешно похватали свои товары и побросали их в воду. Фа Сянь тоже бросил в море кундику, кружку и другие вещи. Он боялся, что купцы выбросят канонические книги и (священные) изображения, и обратил свои помыслы к Авалокитешваре, вверяя свою судьбу защите общины ханьской страны: «Я отправился в дальний путь, стремясь к Учению. Помоги, всемогущий, вернуться из странствий и обрести путь домой!»

Тринадцать дней и ночей дул сильный ветер. (Наконец) подошли к берегу. Откачали воду, осмотрели пробоину в судне, заделали ее и затем отправились далее. В море много пиратов, кто встретится с ними – не уцелеет. Это огромное море так беспредельно и безбрежно, что не знаешь, где восток, а где запад – и лишь наблюдая солнце, луну и созвездия, определяют направление. Когда же темно и дождь – (судно) движется по ветру и невозможно определить, (где оно находится). Во мраке ночном видны лишь огромные волны, которые сталкиваются друг с другом и сияют огненным свечением, да большие водяные черепахи диковинной породы…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Прочитать стоит, прежде всего, потому что это редкое произведение, которое от лица человека тех времен повествует о странах, о которых не во всяком учебнике прочитаешь. Впрочем, я подозреваю, что отдельной страной Фасянь называл не только именно самостоятельные государства, но и города с прилегающей местностью, области и княжества. Тем не менее читать было всё равно интересно, несмотря на то, что приличная часть «Записок» похожа на ревизию должностного лица – где сколько и каких монастырей, сколько там монахов, какие реликвии и т.д., и т.п.

Вместе с тем автор не уставал травить байки, пересказывая легенды о буддийских святых и тех, с кем они повстречались, и на части историй можно было просто котолампу включать. Я читала и не могла удержаться от вздоха – и вот всем этим обросло такое учение, как буддизм, в котором проповедуется самостоятельное мышление, отказ от суеверий и бессмысленных ритуалов, и всё в том же духе. Похоже, такова судьба любой религии, и «Записки о буддийских странах» здорово развеивают мифы и о буддизме, и о буддистах. Они, как оказалось, тоже бывают разные. И рассказчик здесь, несмотря на своё монашество, выглядит необычно живым, искренним и вместе с тем приземленным. Особенно меня впечатлил эпизод с гибелью одного из монахов:

«Прожив здесь три зимних месяца, Фа Сянь со спутниками втроем направились на юг и перешли Малые Снежные Горы. На Снежных Горах зимой и летом много снега, с северной стороны гор свирепствуют холодные ветры. Все спутники умолкли и впали в уныние. Один же (из них) – Хуэй Цзин – не мог дальше идти. Изо рта пошла белая пена. И сказал он Фа Сяню: «Мне долее не жить, вы же идите, пока не поздно, чтобы всем (нам) здесь не пропасть», – и тут скончался. Похоронил его Фа Сянь и плакал, восклицая скорбно: «Не сбудутся замыслы Хуэй Цзина! Как же так!»».

Казалось бы, трушный буддист, особенно монах, будет рассуждать в стиле «Ну умер и умер, карма/сансара, бессердечная ты…». Но Фасянь рассказывает об этом как обычный, проникнутый сочувствием человек, и это не может не подкупать. Нет-нет да начинают мелькать там его мысли, чувства и цели, и вот уже ловишь себя на том, что переживаешь за успех его дела, и радуешься, когда ему удалось задуманное. В общем, я сразу должна предупредить, что это чтение будет интересно далеко не всем. Но тем, кого мой рассказ заинтересует, ознакомиться может быть и интересно, и полезно.

Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 64. «Трилогия об Иосифе Флавии»

А о II-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 68. «Марий Эпикуреец»

А о III-м веке (или рубеже веков) тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69. «Троецарствие»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 70. «В дни Каракаллы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 71. «Семейные фавориты»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 72. «Зенобия из рода Клеопатры»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 73. «Серебряная ветвь»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 74. «Шахнаме»

О веке IV-м:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 75. «Елена»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 76.1 «Таис»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69.1. «Записки о поисках духов»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 76. «Юлиан»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 77. «Самвэл» и «Шахнаме»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 78. «Орёл в снегу» и «Пак с Холмов»

Не забывайте ставить лайк, если пост понравился, тыкать "жду пост", если жаждете продолжения, писать комменты, если хотите чем-то поделиться, и кинуть донат, если желаете поддержать автора материально (что автору ох как помогло бы).

Всем привет!

Потихоньку заканчиваю с IV-м веком, хотя у меня осталось несколько непрочитанных книг об этом периоде, и, по возможности, о них я расскажу уже в новом году в дополнительных постах. Сегодня тоже будет один такой дополнительный пост, потому что я не могла ни слова не сказать о Египте, и потому что роман этот уже прочитала) А опыт показывает, что, если сразу не написать обзор, то потом расплещешь. Так что, припозднившись, но всё же расскажу.

И для этого придется вернуться как ко временам Константина Великого, так и Констанция II, причем упор я хочу сделать именно на втором, т.к. основные события происходили, когда именно он управлял Восточной частью Римской империи. И тут важно напомнить, что именно в IV-м веке случился т.н. Арианский спор, суть которого состояла в том, что некий пресвитер родом из Александрии по имени Арий заявил, что Иисус – сын Божий, но не бог, а отдельная сущность, с чем не были согласны другие религиозные деятели, получившие название никейцев после того самого Никейского собора 325-го года, когда догматом было объявлено положение о Троице, а арианцы заклеймены еретиками и подверглись изгнанию.

Но сторонники арианства, да и сам он, тогда не исчезли. Арий был сослан в Иллирию, и ему было запрещено возвращаться в Египет, пока Константин это решение не отменил. Умер Арий только в 336-м году в Константинополе, а годом позже скончался и Константин, причем крещение и причастие перед смертью принял вроде как от арианина Евсевия Никомедийского.

И на этом ничего не закончилось. Часть наследников Константина придерживалась никейства, но Констанций был арианином. И в каком-то смысле такой расклад ещё только подогревал борьбу арианства и никейства, и немалого накала страстей это противостояние достигло на родине Ария в Киренаике и соседнем Египте, где сначала его противником был Александр, а после Афанасий Великий (ок. 295-373). И это время стало для Египта временем больших перемен и больших противоречий. С одной стороны это всё ещё был центр культуры, причем во многом эллинистической, с опорой на греко-римское и в меньшей степени египетское язычество, с другой – это пора активной христианизации Египта, возникновения коптов и коптского языка (а египетский язык и религия в ускоренном темпе тогда стали утрачивать свои позиции, что привело к их практически полному исчезновению уже в V-м веке), огромного количества церквей, монастырей и монашеских общин. Например, монастырь в Скетисе, он же Скит, а ныне Вади-Эль-Натрун, основал Макарий Египетский, а первыми аскетами считают Павла Фивейского и святого Антония, который основал самый первый христианский монастырь.

И в Египте жили и занимались своей религиозной деятельностью ещё многие ранние христианские религиозные деятели. И были среди них и женщины. И, хотя идейно там всё не так просто, сюжетно именно об одной из таких женщин и повествуется в сегодняшнем произведении:

«Таис» А. Франса

Время действия: IV век н.э., ок. 309-340гг. Время правления Константина и Констанция II.

Место действия: Римская империя (современные Египет и Турция).

Интересное из истории создания:

Анатоль Франс (1844-1924) – знаменитый французский писатель и литературный критик, настоящее имя которого Франсуа Анатоль Тибо. Родился он в Париже, в семье владельца книжного магазина, который специализировался на литературе, посвящённой истории Великой французской революции. Учился будущий писатель в иезуитском коллеже, хотя с учёбой там у него не особо клеилось. На путь писательства его привело, похоже, то, что он в 1866-м году стал работать библиографом, а там втянулся и в литературную тусовку, став одним из представителей парнасской школы. Парнасцы с Т. Готье в своё время, можно сказать, были поэтами-реформаторами, противопоставляя своё творчество более раннему направлению романтизма (кон. XVIII-нач. XIX).

Начинал, впрочем, он, судя по всему, с критических сочинений, из того, что я нашла, самым ранним было – «Alfred de Vigny» 1868-го года. А спустя пару лет А. Франсу во время  Франко-прусской войны (1870-1871) пришлось уйти на службу в армию. По возвращении он, похоже, снова занялся критикой и редакторской работой, а в 1875-м году ему посчастливилось начать сотрудничество с газетой Le Temps (существовала с 1861 по 1942, с таким же названием, кстати, выходили газеты и в других уголках Франции, и в других странах, и сейчас, например, так называется швейцарская газета, основанная в 1998-м году, я как-то в универе даже захватила один номер). Работа Франса там началась с критических статей на современных ему писателей, и вот он уже превратился в официального литературного критика. А в 1976-м он ещё стал вдобавок заместителем директора библиотеки французского Сената и в течение последующих четырнадцати лет этот пост здорово поддерживал его финансово. Кроме того, в 1896-м году он стал членом Французской академии, а в 1921-м – лауреатом Нобелевки по литературе, причем полученные деньги пожертвовал в пользу голодающих России. Франс вообще поддерживал социализм и всё, что к этому прилагалось. Возможно, это как-то связано с тем, что в 1922-м году, за два года до его смерти, его работы были включены в католический «Индекс запрещённых книг»)) Я не могла об этом не упомянуть в  контексте заметки о сегодняшней книге.

Художественную литературу он начал писать со стихов («Les Poèmes dorés» 1973), первым романом стала «Иокаста» (1879), а славу принес писателю роман  «Преступление Сильвестра Боннара» 1881-го года. По крайней мере, не меньшего внимания удостоился в итоге и написанная в 1890-м году «Таис» («Thaïs»), посвященная на первый взгляд святой Таисии Египетской Фиваидской (ум. 340), которая в молодости будто бы была блудницей, потом была обращена святителем Пафнутием и удалилась в монастырь. Причем её история в виде художественного произведения впервые, похоже, была изложена в пьесе саксонской монахини и поэтессы Хросвиты Гандерсгеймской (938-973) – «Обращение распутницы Таисии». Сложно сказать, опирался ли на неё А. Франс, зато его собственное произведение легло в основу оперы «Таис» (1894) Ж. Массне, а потом ещё дважды (по меньшей мере) эту книгу экранизировали – в 1914-м году К. Кроули и А. Мод, а в 1983-м Р. Бер. И одной из главнейших тем этого романа называют…тарарам…религиозный фанатизм. Но об этом дальше.

О чём:

Отшельник Пафнутий когда-то был молодым и богатым александрийским кутилой, а потом кое-что круто переменило его жизнь. Тогда он ударился в религию, а точнее в христианство, раздал всё своё имущество, удалился в пустыню и стал жить в хижине отшельником среди отшельников, и так преисполнился, что заработал славу великого подвижника, и бесы не смели соваться к нему в келью… Пока однажды во сне ему не явилась прекрасная и манящая женщина. И женщину эту Пафнутий когда-то хорошо знал – это была знаменитая куртизанка Таис. От таких снов и видений Пафнутий вначале всячески бранился и отплёвывался, пока, наконец, не дошёл до мысли, что это сам Господь Бог ему так внушает, что он должен пойти и наставить блудницу на путь истинный! А раз «Deus vult», то надо идти и исполнять.

Вот Пафнутий и пошёл в родную Александрию, попутно доматываясь до всех нечестивцев и не гнушаясь помощью некоторых из них. И если вам показалось, что это «пойти и наставить блудницу на путь истинный» отдаёт началом кино для взрослых, то вам не совсем показалось. И есть у меня большое искушение рассказать дальше об экзистенциальном кризисе не молодеющей Таис, но тогда придется рассказывать и об остальном, а там уж и вся история закончится. Поэтому я сохраню интригу и предложу любопытным читателям разобраться самим, что там к чему.

Отрывки:

Самыми показательными мне показались, пожалуй, два отрывка, в которых прям вся мякотка кроется.

«…На восемнадцатый день Пафнутий заметил в отдалении от села убогую хижину, сплетенную из пальмовых листьев и полузасыпанную песком, занесенным ветром из пустыни; Пафнутий подошел к хижине в надежде, что она служит приютом какому-нибудь благочестивому отшельнику. Двери на ней не было, и он увидел внутри хижины кувшин, кучку луковиц и ложе из сухих листьев.

"Это - скромное жилье подвижника, - подумал он.- Затворники далеко не уходят от кельи. Хозяина этой хижины найти недолго. Я хочу дать ему поцелуй мира по примеру святого отшельника Антония, который, придя к пустынножителю Павлу, трижды облобызал его. Мы побеседуем о вещах непреходящих, и, быть может, господь пошлет к нам ворона с хлебом, и хозяин радушно предложит мне преломить его вместе с ним".

Рассуждая так с самим собою, Пафнутий бродил вокруг хижины в надежде повстречать кого-нибудь. Пройдя шагов сто, он увидел человека, который, поджав ноги, сидел на берегу Нила. Человек этот был нагой, волосы его и борода были совершенно белые, а тело - краснее кирпича. Пафнутий не сомневался, что это отшельник. Он приветствовал его словами, которыми при встрече обычно обмениваются монахи:

- Мир тебе, брат мой! Да будет дано тебе вкусить райское блаженство!

Человек не отвечал. Он сидел все так же неподвижно и, видимо, не слыхал обращенных к нему слов. Пафнутий подумал, что молчание это - следствие восторга, который нередко охватывает святых. Он стал возле незнакомца на колени, сложил руки и простоял так, молясь, до захода солнца. Тогда Пафнутий, видя, что его собрат не тронулся с места, сказал ему:

- Отче, если прошло умиление, в которое ты был погружен, благослови меня именем господа нашего Иисуса Христа.

Тот отвечал, не оборачиваясь:

- Чужестранец, я не понимаю, о чем ты говоришь, и не знаю никакого господа Иисуса Христа.

- Как! - вскричал Пафнутий. - Его пришествие предрекли пророки; сонмы мучеников прославили его имя; сам Цезарь поклонялся ему, и вот только что я повелел сильсилисскому Сфинксу воздать ему хвалу. А ты не ведаешь его, - да возможно ли это?

- Друг мой, - отвечал тот, - это вполне возможно. Это было бы даже несомненно, если бы в мире вообще существовало что-нибудь несомненное. Пафнутий был изумлен и опечален невероятным невежеством этого человека.

- Если ты не знаешь Иисуса Христа, - сказал он, - все, что ты делаешь, бесполезно, и тебе не удостоиться вечного блаженства.

Старик возразил:

- Тщетно действовать и тщетно воздерживаться от действий. Безразлично жить или умереть.

- Как? Ты не жаждешь вечного блаженства? - спросил Пафнутий. - Но скажи мне, ведь ты живешь в пустыне, в хижине, как и другие отшельники?

- По-видимому.

- Ты живешь нагой, отказавшись от всего?

- По-видимому.

- Питаешься кореньями и блюдешь целомудрие?

- По-видимому.

- Ты отрекся от мирской суеты?

- Я действительно отрекся от всякой тщеты, которая обычно волнует людей.

- Значит, ты, как и я, беден, целомудрен и одинок. И ты стал таким не ради любви к богу и не ради надежды на небесное блаженство? Это мне непонятно. Почему же ты добродетелен, если не веруешь во Христа? Зачем же ты отрекаешься от земных благ, раз не надеешься на блага вечные?

- Чужестранец, я ни от чего не отрекаюсь и рад тому, что нашел более или менее сносный образ жизни, хотя, строго говоря, не существует ни хорошего, ни дурного образа жизни. Ничто само по себе ни похвально, ни постыдно, ни справедливо, ни несправедливо, ни приятно, ни тягостно, ни хорошо, ни плохо. Только людское мнение придает явлениям эти качества, подобно тому, как соль придает вкус пище.

- Значит, по-твоему, ни в чем нельзя быть уверенным? Ты отрицаешь истину, которую искали даже язычники. Ты коснеешь в своем невежестве подобно усталому псу, который спит в грязи.

- Чужестранец, равно безрассудно хулить и псов, и философов. Нам неведомо, что такое собаки и что такое мы сами. Нам ничто не ведомо.

- О старец, значит ты принадлежишь к нелепой секте скептиков? Ты из числа тех жалких безумцев, которые равно отрицают и движение, и покой и не умеют отличить солнечного света от ночной тьмы?

- Да, мой друг, я действительно скептик и принадлежу к секте, которая кажется мне достойной похвалы, в то время как ты находишь ее нелепой. Ведь одни и те же вещи предстают перед нами в разных обликах. Мемфисские пирамиды на заре кажутся треугольниками, пронизанными розовым светом. В час заката, вырисовываясь на огненном небе, они становятся черными. Но кто проникнет в их истинную сущность? Ты упрекаешь меня в том, что я отрицаю видимое, в то время как я, наоборот, только видимое и признаю. Солнце представляется мне лучезарным, но природа его мне неизвестна. Я чувствую, что огонь жжет, но не знаю, ни почему, ни как это происходит. Друг мой, ты меня не разумеешь. Впрочем, совершенно безразлично, понимают ли тебя так или иначе.

- Опять-таки спрашиваю: зачем бежал ты в пустыню и питаешься одними финиками и луком? Зачем терпишь ты великие лишения? Я тоже терплю лишения и тоже живу отшельником, соблюдая воздержание. Но я делаю это для того, чтобы угодить богу и удостоиться вечного блаженства. А это разумная цель, ибо мудро терпеть муки в предвидении великих благ. И, наоборот, безрассудно по собственной воле возлагать на себя бесполезное бремя и терпеть ненужные страдания. Если бы я не веровал, - прости мне эту хулу, о свет предвечный, если бы я не веровал в то, что бог возвестил нам устами пророков, примером сына своего, деяниями апостолов, решениями святых соборов и свидетельством мучеников, если бы я не знал, что телесные недуги необходимы для исцеления души, если бы я подобно тебе пребывал в неведении святых таинств, - я тотчас же вернулся бы в мир, я старался бы разбогатеть, чтобы жить в неге, как живут счастливцы мира сего, и я сказал бы страстям: "Ко мне, девушки, ко мне, мои служанки, опьяните меня вашим вином, вашими чарами и благовониями!" А ты, неразумный старец, ты лишаешь себя какой-либо выгоды; ты расточаешь, не ожидая прибыли, ты отдаешь, не надеясь на возмещение, и бессмысленно подражаешь подвигам наших пустынников, подобно тому, как наглая обезьяна, пачкая стену, воображает, будто она срисовывает картину искусного живописца. О глупейший из людей, скажи, каковы же твои доводы? Пафнутий говорил крайне резко. Но старик был невозмутим…».

После своего прельщения бесами и тяжких страданий Пафнутий, благодаря случаю, добрался до места, где привечал монахов и паломников святой Антоний, и понадеялся на его помощь. Этот отрывок я тоже не могу не процитировать:

«…Так, обходя ряды духовного воинства, он поучал детей своих. Видя его приближение, Пафнутий бросился на колени, раздираемый страхом и надеждой.

- Отче, отче, - воззвал он в отчаянии, - отче, приди мне на помощь, ибо я погибаю. Я привел к господу душу Таис, я жил на вершине столпа и в склепе. Мой лоб, беспрестанно повергнутый в прах, стал мозолистым, как колени верблюда. И все-таки бог отвратился от меня. Благослови меня, отче, и я буду помилован. Окропи меня иссопом, и я очищусь и засверкаю, как снег.

Антоний не отвечал. Он обратил на антинойских иноков взгляд, сияния которого никто не мог выдержать. Остановив взор свой на Павле, прозванном Юродивым, он долго всматривался в него, потом знаком подозвал его к себе. Все удивились, что святитель обращается к человеку, скудному разумом, но Антоний сказал:

- Господь удостоил его большими милостями, чем кого-либо среди вас. Возведи горе взор свой, чадо мое Павел, и скажи нам, что ты видишь в небесах.

Павел Юродивый обратил очи ввысь; лицо его засияло, и язык обрел красноречие.

- Я вижу в небе, - сказал он, - ложе, затянутое пурпурными и золотыми тканями. Три девственницы зорко охраняют его, дабы к нему не приблизилась ни одна душа, кроме той избранной, для которой оно приуготовано.

Думая, что ложе это - символ его славы, Пафнутий уже обратился к богу с благодарственной молитвой. Но Антоний знаком повелел ему умолкнуть и внимать тому, что в восторге шепчет Юродивый:

- Три девственницы обращаются ко мне; они говорят: "Скоро праведница покинет землю. Таис Александрийская умирает. И мы приуготовили для нее ложе славы, ибо мы - ее добродетели: Вера, Страх божий и Любовь".

Антоний спросил:

- Возлюбленное чадо, что видишь ты еще?

Павел всматривался в небо с зенита до надира, с запада до востока, но ничего не видел, как вдруг на глаза ему попался антинойский настоятель. Лицо юродивого побледнело от священного ужаса, в зрачках блеснул отсвет незримого пламени.

- Я вижу, - прошептал он, - трех бесов, которые с ликованием готовятся схватить этого человека. Они приняли облики столпа, женщины и волхва. На каждом из них каленым железом выжжено его имя: у одного - на лбу, у другого - на животе, у третьего - на груди, и имена эти суть: Гордыня, Похоть и Сомнение. Я видел их.

Тут Павел снова впал в слабоумие, взор его помутнел, губы обвисли. Монахи антинойской общины с тревогой взирали на Антония, а праведник только молвил:

-Господь открыл нам свое справедливое решение. Мы должны чтить его и молчать.

Он направился дальше. Он шел, благословляя. Солнце, склонившееся к горизонту, озаряло старца сиянием славы, а тень его, безмерно увеличившаяся милости неба, простиралась за ним, как бесконечный ковер, - в знак долгой памяти, которую этому великому праведнику суждено оставить среди людей.

Сраженный Пафнутий еще стоял на ногах, но уже ничего не слышал. В ушах его звучали только слова: "Таис умирает!"…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

На самом деле, начиная читать, я, возможно, тоже волей-неволей подумала – «Ну чего там интересного может быть в истории о приходе к христианству очередной блудницы?»… И нашла в этом произведении огромный клубок из сплетения животрепещущих тем, актуальных проблем, глубоких мыслей, вечных вопросов, обличений, сомнений и страстей. Наверное, даже, если я попытаюсь, я не смогу полноценно поведать обо всём.

На первый взгляд это и вправду история о том, как Пафнутий обратил Таис. И даже можно назвать этот роман христианским, потому что на святость Таис автор не покушался. И её история интересна тем, что совершенно парадоксально и прям-таки по-буддийски она показывает, как уставшие от мира и пресытившиеся тем, что он им предложил и дал, люди падают в экзистенциальную бездну и уходят от мира в религию, чтобы из этой бездны выбраться. Но есть, как говорится, нюанс. Даже три.

Во-первых, кому-то удается, а кому-то нет таким образом преодолеть этот кризис. Во-вторых, для того, чтоб предпринять такую попытку, не обязательно обращаться к христианству. А, в-третьих, если ты ошибся, то ты ошибся. И вот в этом последнем кроется главная трагедия и проблема Пафнутия, и история скорее о нём, чем о Таис, у неё-то, можно сказать, всё хорошо закончилось.

При прочтении Пафнутий лично у меня вызывал сплошное отвращение и отторжение на протяжении, минимум, двух третей книги. Но в конце мне оставалось только пожалеть его. Потому что этот человек, получается, встав на свой религиозный путь, ничего не приобрёл и всё потерял. То ли потому что этот путь изначально был не для него, то ли потому что он встал на него не в тот момент своей жизни. Я не зря сказала, что в этом тексте увидела много от буддизма. Пафнутий попал в типичную ловушку дукхи – он ушёл и спрятался от мира, не успев в необходимой мере утолить своей жажды, и это распространенная ошибка таких, как он. Потому что эта жажда распирает и иссушает их изнутри, и они запрещают себе с этим что-то делать, а потом получается как в той «буддийской притче». Перессказывать не буду, по счастью на Пикабу кто-то сделал это за меня в одном из вариантов)): Буддистская притча

Вот и вышло у Пафнутия, что, став христианским подвижником, он занялся подменой и стал искать не того, чего должны бы подлинные христиане, а то, чего так не хватало ему. И, к несчастью для него, до самого конца не мог себе в этом признаться. И при этом внешне проявлял себя как самый ярый фанатик, поступая при этом отнюдь не добродетельно. Но при этом я настаиваю на том, что «Таис» не только и не столько о фанатизме, сколько о лжи, обмане, самообмане и лицемерии во всём их многообразии, особенно в плане религии и духовного поиска. Пафнутий лицемерен, и именно поэтому отчасти он меня так бесил. Но он не единственный лицемер в этой истории)

Я не зря показала тот второй отрывок: прекрасен великий христианский святой, который, услышав от юродивого о том, что его собрата атакуют демоны, просто сказал: «Ну, так тому и быть», и ничем даже не попытался ему помочь. Интересная ситуёвина получается: вы тянете из «бездны порока» всех самых ужасных грешников, но…бросили на произвол судьбы такого же христианина и тем более монаха?) И от чего так? Его грехи столь тяжелы? Или с него спрос больше? Так стоит ли, в таком случае, вообще вставать на эту скользкую дорожку? Живя в миру, Пафнутий так не страдал, как страдал потом из-за того, что с ним приключилось. А ошибиться мог любой, и это ещё одна важная мысль: обольщён оказался не только Пафнутий. Толпы других христиан, включая авторитетных, тоже не заподозрили неладное.

В общем, на первый взгляд книга про обращение, но на самом деле, на мой взгляд, содержит немало актуального для всех, потому что указывает на опасности и ловушки, которые могут подстерегать каждого на пути духовного поиска. А духовными поисками в попытках решить экзистенциальные проблемы занимаются в конце концов практически все, так или иначе, рано или поздно.

Всем привет!

Сегодня снова о худлитературе на историческую тематику, и снова о Римской империи, вошедшей в пору своего заката. В прошлый раз я упомянула, что императорами-соправителями стали Валентиниан и Валент, но толком не успела ничего рассказать об их временах.

Если говорить коротко, то Валенту пришлось продолжать борьбу с Сасанидами на востоке, где ему ещё подкинула проблем царица Мавия, королева арабского племени танукидов, которая поначалу помогала римлянам, а после из-за усиления римского давления, в том числе в вопросах религиозных (главная проблема тут была в том, что Валент был сторонником арианства), восстала в 375-м году и стала самой известной арабской правительницей эпохи после Зенобии. Только в отличие от неё сумела дать римлянам прикурить и навязала мир на своих условиях. И не мудрено – Валенту и в Константинополе было чем заняться, потому что параллельно его часть империи атаковали готы. К слову, Мавия позже посылала войска для помощи в борьбе с ними бывшему противнику, но тому это слабо помогло: в 378-м году он погиб в битве при Адрианополе.

Валентиниану приходилось не лучше – и на его век хватило и войн, и восстаний. Во-первых, пришлось воевать с алеманнами и параллельно помогать брату в борьбе с Сасанидами. Во-вторых, пришлось подавлять восстание Фирма в Мавретании. Причем возглавил кампанию против мавретанского лидера отец будущего императора Феодосия I, Федосий Старший. Который после своей победы над Фирмом стал довольно популярен, что для него плохо кончилось – когда умер Валентиниан, Валент начал подозревать Феодосия в нелояльности, что вылилось в заключение в Карфагене и затем в казнь. И вроде как незадолго до этого Феодосий Старший крестился.

К слову, христианство в те годы всё ещё набирало обороты, но, видимо, так и не стало доминирующей религией. Но, благодаря нейтралитету Валентиниана, который решительно отказывался от деятельного участия в религиозных спорах, его время стало периодом определенной веротерпимости. Впрочем, гонения на манихеев он всё-таки устраивал.

Но в контексте сегодняшнего произведения я должна подробнее остановиться на событиях в Британии. В 367-м году там произошло вторжение пиктов и аттакотов, которые нанесли значительный ущерб. И параллельно с этим франки и саксы буянили в Галлии. А дальше было как в сказках: послал император сначала Севера навести порядок, но тот не справился. Потом Иовина, но тот тоже не справился. И только тот самый Феодосий Старший в 369-м году сумел справиться с этой задачей, за что удостоился должности магистра конницы вместо Иовина. Короче, настоящий герой и крутой полководец, а его вот так «отблагодарили» потом. Обидно.

Самое главное, что нужно сказать об этом периоде – варварские племена тогда уже совсем распоясались, и их набеги и вторжения стали регулярными, масштабными, со всех сторон, и не прекращались, по сути, до самого развала Римской империи. Отчасти причина была в её ослаблении, отчасти в том, что именно тогда, около 354-го года, гунны, потомки тех самых хунну (о которых я упоминала тут:История нашего мира в художественной литературе. Часть 69.1. «Записки о поисках духов»), достигли, наконец, окраин Европы и начали кошмарить живущие там племена и народы (одними из первых от них пострадали аланы и вестготы), которые в ужасе стали убегать на запад, чем спровоцировали начало Великого переселения народов. За год до разгрома гуннами вестготского вождя Эрманариха, в 374-м году, перешли Дунай и вторглись в Римскую провинцию Реция квады и сарматы. И после немногочисленных сражений дело уже пахло миром, но в разгар переговоров с квадами император Валентиан внезапно взял да помер. Предполагали, что перенервничал, а здоровьичко уже было не то, что в молодости.

Так вот в период с 375 по 378-й правителем остался Валент, а после его гибели новым единоличным императором стал Грациан (375-383гг.), сын Валентиниана от первой жены, Марины Севиры. И, хотя ему пришлось продолжать войны с варварами, которые ему в наследство оставили отец и дядя, он и его правление интересны для меня двумя другими вещами – во-первых, он был женат на Констанции, посмертной дочери Констанция II от его последней жены Фаустины, о чём упоминалось в романе «Юлиан» (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 76. «Юлиан»), что очень важно с точки зрения династической преемственности. Во-вторых, бедняге было всего 24 года, когда он был убит в ходе военного мятежа самопровозглашенного императора, а ранее просто амбициозного британского полководца Магна Максима. История удивительна тем, что целых пять лет его не могли прищучить, и, хотя полноценным наследником Грациана стал его единокровный брат Валентиниан II (формально правил с 375 по 392-й годы), фактически с 383 по 388-й он делил империю с Магном Максимом, пока управу на узурпатора не нашёл Феодосий Великий, соправитель Валентиниана II (379-395), который и получил фактическую власть в стране на период с 388 по 391-й год.

Потом дела в свои руки взял предприимчивый военачальник франкского происхождения Арбогаст, из-за конфликтов с которым при загадочных обстоятельствах отошёл в мир иной молодой Валентиниан. Феодосий тогда назначил соправителем своего собственного сына Гонория, а с Арбогастом потом вступил в открытую борьбу за власть, чего военачальник не пережил, и ещё около полугода Феодосий укреплял позиции христианства и…готовил империю к разделу. Именно Феодосий стал последним императором единой Римской империи. А после его смерти, благодаря осуществленному им мирному разделу, его старший сын Аркадий (395-408) стал первым правителем Восточной Римской империи с центром в Константинополе, а младший, Гонорий (395-423), стал первым императором Западной Римской империи с центром в Риме.

Много всякого разного случилось при императоре Гонории, что стало предтечей для окончательного падения его государства и создания других. О чём-то я расскажу в другой раз, а о чём-то рассказывается в сегодняшнем произведении

«Орёл в снегу» В. Брима и «Пак с Холмов» Р. Киплинга, а точнее три рассказа: «Центурион Тридцатого», «У Адрианова вала» и «Крылатые шапки».

Время действия: рубеж IV-V веков н.э., ок. 367-406гг. Время правления Валентиниана I, Валента II, Грациана, Валентиниана II, Феодосия, Гонория и Аркадия.

Место действия: Римская империя (современные Британия (IVв.); Италия, Франция и Германия).

Интересное из истории создания:

Про Р. Киплинга подробно рассказывать не буду, хотя интересного и всякого разного о нём можно рассказать немало. Упомяну лишь, что в 1903-м году писатель купил дом в графстве Сассекс, где прожил до конца своих дней. И именно там он написал книги «Пак с Холмов» («Puck of Pook’s Hill», 1906) и «Награды и феи». Причем эльф Пак, рассказчик и связующий персонаж, позаимствован автором из комедии «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Вообще Пак – это лесной дух из скандинавской и германской мифологии, в чем-то схожий с русским лешим. Но, если у скандинавов это существо скорее демоническое и страшное, то для англичан Пак превратился в существо веселое, дружелюбное и шаловливое. И в книгах Киплинга он предстает своего рода хранителем традиций и преданий Старой Англии.

А вот про Уоллеса Уилфреда Суинберна Брима (1926-1990) я расскажу чуть подробнее. Родился он в Кингстоне графства Суррей и учился в Вестминстерской школе, а в 18 лет поступил в Школу подготовки офицеров индийской армии. И вроде бы повезло ему, что он родился уже после Первой мировой войны, а тут бах и Вторая. Впрочем, судя по всему, ему и на этот раз повезло – службу он проходил в Индии, на начало войны был слишком молод и лишь в 1945-м был назначен офицером кавалерии гидов, элитного кавалерийского полка, несущего службу на Северо-Западной границе на бронированных автомобилях. Да и в родную Англию вернулся только в 1947-м, после раздела Индии.

И в Англии поначалу не сказать, что жизнь у него задалась – он сменил множество работ, в том числе тяжелых, прежде чем в 1950-м году стал сотрудником библиотеки Внутреннего храма в Лондоне. Внутренний храм – это профессиональная ассоциация адвокатов и судей (и гостиница при ней), эта организация обеспечивает юридическую подготовку, отбор и регулирование для своих членов, и, чтобы быть практикующим юристом в Англии, профи в области юриспруденции должен стать членом одной из четырех вот таких организаций, одной из которых и является Внутренний храм. Короче, Брим тогда вытянул счастливый билет и позже стал библиотекарем и хранителем рукописей Юридической библиотеки Внутреннего храма. А ещё он известен как один из основателей BIALL (Британской и ирландской ассоциации библиотекарей-юристов) и в разное время занимал должности: секретаря, казначея, председателя, вице-президента и президента этой организации.

Но, помимо этого и своих нехудожественных работ, Брим прославился благодаря своим историческим романам – это, прежде всего, романы «Орёл в снегу» (1970), «Дочь легата» (1975), посвященные Римской империи. А вот роман «Леопард и утёс» посвящен событиям 1919-го в Индии. Все эти книги переиздавались в период 2002-2010-х годов, но роман «Орёл в снегу» из них наиболее известен, и переиздан, кстати, был после успеха фильма «Гладиатор» (2000). Ф. Менч в рамках своего обзора в журнале «Archaeology» рекомендовал «Eagle in the Snow» как «хорошее произведение для начала (ознакомления) для всех, кто хочет представить себе жизнь в то время, когда Рим начинал рушиться» (перевод не вполне точный, но суть отражает).

О чём:

По иронии судьбы Паулин Гай Максимус оказался частичным тёзкой знаменитого британского полководца и узурпатора Магна Максимуса, о чём ему время от времени напоминали. Для самого Гая Максимуса тема патриотизма, преданности и противопоставленных им амбиций, казалось, прошла красной нитью через всю его достаточно долгую для римского воина жизнь. В их молодые годы его друг, земляк и, судя по всему родственник, Юлиан оказался активным участником дела о государственной измене, а сам Максимус, похоже, не последнюю роль сыграл в его поимке и наказании. И это стало началом его долгого внутриличностного конфликта и очень странных отношений с Юлианом, который ухитрился спустя несколько лет занятий гладиаторскими боями получить, наконец, свободу и встретился со старым другом при очень странных обстоятельствах – когда Максимус проходил службу у вала Адриана.

Максимус, частично, похоже, терзавшийся муками совести, частично питаемый прежней приязнью к этому человеку, предложил ему вернуться в окрестности Арелата и пожить на его, Максимуса, усадьбе, но тот наотрез отказался и ушёл за стену, казалось бы, на верную погибель. А спустя время из-за стены пришли трое – двое мужчин и красивая женщина, назвавшаяся их сестрой. Вся троица попросила убежища, ссылаясь на распри в родном племени, и получила его. Тогда никто из служивших на валу ещё и не догадывался, что для одних это станет началом предательства, а для других предвестником гибели. А командир Максимус и подумать не мог, что это как-то связано с его старым другом, и во многом перевернет всю его жизнь. Да так что позже, на старости лет, ему придется попасть в подобную заваруху уже в Германии, на берегах Рейна, только на этот раз с минимальными шансами спастись, не то, что удержать то, что ему доверили.

Что касается книжки Киплинга, то она состоит из множества не особо связанных меж собой историй, и рассказ о центурионе Парнезии – хронологически первая из них. Парнезий – из тех римлян, что уже родились в Британии, и в какой-то момент переехал с семьей в знаменитый Аква Сулис, а оттуда его братья и сестра разлетелись по империи кто куда. Сам же Парнезий выбрал военную карьеру. И кто бы мог подумать, что спустя время, закончив обучение, он окажется под командованием самого Магна Максимуса, а после отправится оборонять Адрианов вал как разочаровавший своего полководца неудачник?

Отрывки:

Хотя в «Центурионе тридцатого легиона» меня больше всего впечатлило описание Адрианова вала, процитирую я всё-таки тот самый ключевой эпизод из начала.

«…Мы вышли в полном вооружении, – присаживаясь, продолжил Парнезий, – но едва дорога вступила в Великий Лес, как мои люди запросили вьючных лошадей, чтобы нагрузить на них свои щиты. «Нет! – отрезал я. – В Андериде вы можете наряжаться как бабы, а у меня вы будете сами нести свое оружие и доспехи».

«Но ведь жарко! – сказал один из них. – А у нас даже нет врача. Что, если с кем-нибудь из нас стрясется солнечный удар или лихорадка?»

«Рим избавится от одного скверного солдата – только и всего. Довольно разговоров: щиты за спину, копья на плечо! – и, кстати, завяжи свой ножной ремень!»

«Не воображай себя уже императором Британии», – крикнул он, обозлясь. Я ударил его в грудь тупым концом копья и объявил этим столичным римлянам, что если будет продолжаться беспорядок, отряд двинется дальше без одного человека. И я бы сдержал свое слово, клянусь Солнцем! Нет, мои невежественные галлы в Клаузентуме никогда не вели себя так дерзко.

И вдруг неслышно, как облако, из-за кустов выехал Мáксим на мощном жеребце, а следом за ним – мой отец. Генерал был одет в пурпурный плащ, как если бы он уже был императором, его сапоги из белой оленьей кожи сверкали золотой отделкой. Мои солдаты сникли и обмерли, как куропатки. Он долго молчал, глядя из-под насупленных бровей, потом поднял руку и повелительно загнул указательный палец. По этому знаку все зашевелились и двинулись – можно сказать, поползли – к нему.

«Встаньте здесь, на солнышке, детки», – молвил он, и солдаты тотчас построились.

«Что бы ты сделал, – обратился он ко мне, – если бы мы не появились?»

«Я бы убил этого бузотера».

«Ну, так убей его сейчас. Он и пальцем не шевельнет».

«Нет, – ответил я. – Вы вывели отряд из-под моей команды. Если бы я убил его сейчас, я исполнил бы работу палача». Понимаешь, что я имел в виду? – Парнезий повернулся к Дану.

– Конечно, – ответил Дан. – Это было бы подло.

– Вот и я так думал, – кивнул Парнезий. Но Мáксим нахмурился. «Ты никогда не станешь императором, – сказал он. – Даже генералом тебе не бывать».

Я смолчал, но заметил, что отец не слишком из-за этого огорчился.

«Я приехал, чтобы увидеть тебя напоследок», – объяснил он.

«Я тоже – напоследок, – сказал Мáксим. – Меня больше не интересует твой сын. Быть ему до смерти рядовым офицеришкой. А мог бы стать префектом в одной из моих провинций. Ну да ладно. Пойдем выпьем и пообедаем вместе. А твои ребята подождут, пока мы не кончим». Несчастные солдаты остались стоять на солнцепеке, унылые, как бурдюки со скисшим вином. А нас с отцом Мáксим повел к уже приготовленной слугами трапезе. Он сам смешал вино с водой в кратере.

«Через год, – заметил он, – вы будете вспоминать, как обедали с императором Британии – и Галлии».

«Да, – откликнулся отец, – тебе по силам запрячь в одну упряжку двух мулов – британского и галльского».

«А через пять лет вы будете вспоминать, – тут Мáксим передал мне чашу с вином, – как вы пили вместе с императором Рима».

«Трех мулов тебе не запрячь. Они разорвут упряжку в клочья», – проворчал отец.

«А ты будешь сидеть в бурьяне возле своего Вала и лить слезы из-за того, что справедливость тебе показалась дороже милости римского императора!»

Я сидел, не открывая рта. Когда говорят пурпуроносцы, отвечать не положено.

«Я не сержусь на тебя, – продолжал полководец. – Я слишком обязан твоему отцу…»«Ничем не обязан – разве что советами, которых никогда не слушал», – вставил отец.

«Слишком благодарен, чтобы обидеть кого-либо из его семьи. Может быть, из тебя и получился бы хороший трибун, но я думаю так: служить тебе на границе и умереть на границе», – заключил Мáксим.

«Вполне вероятно, – сказал отец. – Но очень скоро пикты (со своими друзьями) сделают попытку прорваться. Или ты думаешь, что уведешь из Британии войска стяжать тебе императорскую корону, а на севере все будет спокойно?»

«Я следую своей судьбе», – отрезал Мáксим.«Что ж! Следуй судьбе, – молвил отец, вытаскивая с корнем стебель папоротника, – и умри, как умер Феодосий».

«О нет! – воскликнул Мáксим. – Мой старый генерал был убит, потому что слишком усердно служил Империи. Если и я буду убит, то совсем не по этой причине». – И он так усмехнулся уголком бледного рта, что озноб пробежал у меня по спине.

«Я тоже следую своей судьбе, – сказал я. – И должен вести свой отряд к Адрианову Валу…».

Из «Орла в снегу» можно было бы процитировать многое, но я всё-таки выбрала два довольно коротких отрывка, которые передают суть второй части книги и отлично показывают тот самый мир заката Империи на рубеже IV-V-го веков н.э.:

«…Алеман сказал: «Моему брату нужна земля для его народа. Они хотят пересечь реку и поселиться в Галлии».

Я сказал: «Мой брат по оружию, Стилихон, уже заключил с тобой соглашение по этому вопросу». Я улыбнулся Рандо. «Многим бургундам Гунтиара, а также тем из твоего народа, кто хотел пересечь реку, было разрешено сделать это в соответствии с согласованным числом». Я перевел взгляд с него на Гундерика и снова улыбнулся. «Твой народ не счастлив под своими королями?»

Вандал покраснел, но ничего не сказал.

Алеманский король резко сказал: «Это не подлежит сомнению».

«Что такое?»

Гундерик сказал: «У тебя великая империя и обширные земли, в которых живет много людей. И ты богат и процветаешь. Мы тоже многочисленный народ, но наша земля не процветает и…»

«У тебя нет земель», — сказал я. «Вы пришли с востока и оставили свои земли. Почему вы ожидаете, что другие отдадут вам свои?»

«Мы не оставили свои земли. Нас заставили уйти.

Возможно, гордость не позволила ему упомянуть правду о том, что их выгнали гунны. Но, возможно, он говорил правду: он не знал. История была искажена при передаче, поскольку отцы, решившие сохранить уважение своих сыновей, изо всех сил старались превратить истории поражения в истории победы. Даже мы в Риме делали то же самое…»

И о том, как, вероятно, виделась тогда римлянам Европа восточнее Германии:

«…На самом деле я не любил воду. Я не был моряком, как Галл, чей отец был лоцманом на Дунае, но Ренус был моим другом, и я любил его во всех его настроениях, как когда-то любил изношенные серые камни той Северной стены, где прошла моя юность. Эта река была защитой от неизвестности, и она обозначала границу моего римского мира. За ней лежал только хаос…»

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

К сожалению, книгу Брима я на русском языке опять не нашла, хотя, возможно, перевод под каким-то не очевидным названием всё же есть. Но даже, если нет, написана она простым языком и читается очень легко. Если б я не заболела и не провела три дня с температурой, я бы, наверное, прочитала её быстрее. Кроме того, я не могу не отметить того, что автор сохранил настоящие римские названия населенных пунктов тех времен. Конечно, это немного осложняет восприятие, но, поскольку локации там примерно одни и те же, то достаточно один раз разобраться, что есть что и проблем больше возникать не будет. Так Августа Треверорум – это современный Трир, и события части про Германию происходят там или неподалеку. С исторической точки зрения были косяки, но они, в основном, не бросаются в глаза.

Что касается сюжета и персонажей, то история, с одной стороны, полна известных и уже ставших традиционными тропов, с другой – в ней есть определенная изюмина оригинальности. И тут нет хороших римлян и плохих варваров и наоборот. По мере прочтения я не раз ловила себя на сочувствии тем самым германцам, что рвались переправиться через Рейн, потому что они в самом деле были отчасти жертвами обстоятельств и сделали многое для того, чтоб решить вопрос миром. И это создаёт тот самый необходимый конфликт – потому что понять Максимуса тоже не трудно: во-первых, он исполнял приказ (и не понятно, почему, пытаясь выиграть время, он не напирал именно на это, ведь тем самым он мог смягчить неизбежный удар), и удивительным образом описанная в этой книге проблема находит свои отражения и в современном мире. Что будет, если впустить на свои ухоженные земли несколько сотен тысяч людей, сплоченных вокруг своей культурной общности? Ну, какое-то время, может, и ничего. А дальше? И вот Максимус не мог этого не понимать, даже, несмотря на некоторые симпатии к противникам, хотя он их и скрывал тщательно.

Во-вторых, история Юлиана и то, что произошло на валу – всё это оставило на Максимусе такой глубокий след, что он просто не мог поступить иначе. А других путей не видел. Да и, может, не искал. Не случайно ж его упрекали в чрезмерной жесткости и негибкости. Вызывал ли он у меня симпатию? Сложный вопрос. Скорее нет, чем да. И хотя там были симпатичные персы, для меня это стало именно что романом о социальной катастрофе V-го века н.э., где не так важны отдельные люди, как глобальные процессы. И я полностью согласна с оценкой этой книги как отличной иллюстрации того времени и тех обществ. И, хотя события местами развиваются очень неторопливо, автору, на мой взгляд, удавалось поддерживать атмосферу напряженного ожидания в предвкушении того, что вот рано или поздно бабахнет. И ведь бабахнуло.

Что же касается «Центуриона тридцатого», я должна честно признаться, что вообще-то это детская книжка. Но, читая её пару лет назад, я неожиданно обнаружила, что она и во взрослом возрасте отлично читается. Хотя история Парнезия написана легким и простым языком, она цепляет своей жизненностью и тоже отлично передает атмосферу того времени в тех местах – и царившие настроения, когда каждый командир мог решиться на завоевание пурпура, и атаки саксов, и общее запустение Британии, предвещавшее скорый уход оттуда римлян. И напоследок я всё же процитирую тот так впечатливший меня, на тот момент ещё маловато знавшей про валы Адриана и Антонина, отрывок:

«…Вал Адриана – это прежде всего Стена, поверх которой идут оборонительные и караульные башни. По гребню этой Стены даже в самом узком месте трое солдат со щитами свободно могут пройти в шеренгу. Там есть еще тонкая и невысокая – по шею воину – заградительная стенка, так что, когда глядишь издалека, головы стражников скользят, как бусины, по гребню Вала. Высота стен – тридцать футов, и со стороны пиктов, с севера, их окаймляет ров, усеянный обломками мечей, копий и скрепленных цепями колес. Пикты часто пробираются туда, чтобы добыть железо для наконечников стрел.Но не так удивителен сам Вал, как город, расположенный за ним. Поначалу там были бастионы и земляные укрепления, и никому не разрешалось строиться на этом месте. Те укрепления давно снесены, и вдоль всего Вала протянулся город длиной в восемьдесят миль. Вы только представьте! Один сплошной, шумный и безалаберный город – с петушиными боями, травлей волков и конными скачками – от Итуны на западе до Сегедунума на холодном восточном побережье! С одной стороны Вала – вереск, дебри и руины, где прячутся пикты, а с другой стороны – огромный город, длинный, как змея, и как змея, опасный. Змея, растянувшаяся погреться у подножия Стены!..».

Короче тут каждый решает, читать ли ему детские книжки, но она всё же хорошо написана, и, самое главное, есть на русском языке)

Не забывайте ставить лайки или иными способами показать свои поддержку и одобрение!

Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 64. «Трилогия об Иосифе Флавии»

А о II-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 68. «Марий Эпикуреец»

А о III-м веке (или рубеже веков) тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69. «Троецарствие»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 70. «В дни Каракаллы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 71. «Семейные фавориты»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 72. «Зенобия из рода Клеопатры»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 73. «Серебряная ветвь»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 74. «Шахнаме»

О веке IV-м:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 75. «Елена»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69.1. «Записки о поисках духов»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 76. «Юлиан»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 77. «Самвэл» и «Шахнаме»

Всем привет!

В прошлый раз я рассказывала о временах императоров Констанция II и Юлиана Отступника, и у меня осталась парочка произведений из тех времен, но сегодня я хочу немного поведать о том, что было позже, а потом снова сместить фокус на восток, ведь сегодня в центре внимания снова окажется Армения. Но в данном случае про неё невозможно рассказать, не изложив некоторых деталей из истории Римской империи и государства Сасанидов. Так что запасайтесь чаем и вкусняхами, историческая часть сегодня будет большой.

После внезапной гибели Юлиана II в ходе римско-персидской войны его военачальник Иовиан (363-364гг.), как это часто и бывало в таких ситуациях, армией был провозглашен императором, а потом заключил с персами весьма невыгодный для своей страны мир, согласно которому отказывался от значительных месопотамских территорий и любых притязаний на Армению. А ещё он был христианином и свёл на нет все усилия своего предшественника по восстановлению римского язычества в государстве, вернув христианской церкви все привилегии. Короче его было кому и за что не любить, поэтому кажется весьма подозрительной его смерть через 7,5 месяцев от начала правления где-то в Вифинии по дороге в Константинополь. Слухи о том, что к этому приложили руку недоброжелатели, ходили ещё в те времена, но доказательств нет и поныне.

После кончины Иовиана бразды правления перекочевали в руки другого военачальника Юлиана – Валентиниана, тоже, кстати, христианина, и настолько открытого, что Юлиан отправил его в Фивы в 362-м году, подальше от себя и поближе к единоверцам. Вернул его уже Иовиан и отправил бить галлов. На февраль 364-го Валентиниан находился в Анкире, что, видимо, отчасти и стало причиной его успеха, потому что, например, кандидатуру Януария, родича Иовиана, первые лица государства отвергли, потому что, мол, далековато он. Так вот и стал полководец императором Валентинианом I (364-375), а через несколько месяцев назначил своим соправителем брата – Валента (364-378), в историю вошедшего под номером II и получившего в управление восточную часть страны. И так вот была основана последняя династия единой Римской империи – династия Валентиниана-Феодосия.

А главным соперником Римской империи за мировое господство – государством Сасанидов – в этот период управлял знаменитый Шапур II (307/308-379/380), о котором я упомянула в одном из прошлых постов, и теперь хочу развить тему и его удивительно долгого царствования. Отчасти, кстати, причина такого долгоиграя состоит в том, что Шапур родился и был тут же назначен шахиншахом уже после смерти своего отца, Ормизда II, и его матерью, возможно, была иудейка Ифра Оримэд, причем передача короны ему выглядит странновато с учетом того, что у него было два старших брата – ещё один Шапур и Хормизд. Практически ничего не известно о первых годах его правления, разве что то, что это было временем ослабления Персии, и на её территории вторгались, как минимум, арабы, причем то были как вольные кочевники, так и всё те же Гассаниды. Обнаглели они в какой-то момент настолько, что, по некоторым источникам, даже как-то раз совершили набег на Ктесифон и похитили женщину из рода Сасанидов. Я упоминаю об этом, потому что похожая история есть и в «Шахнаме».

В общем, не удивительно, что в 325-м году, повзрослев, Шапур первым делом устроил акт мести в отношении арабов и совершил ряд крупномасштабных походов, в том числе вторгся и на территорию Аравийского полуострова, по некоторым данным даже добрался до Ятриба, будущей Медины. И в этих походах проявил поразительную жестокость, массово истребляя и правителей, и население, подвергая пленных пыткам и мучительным казням, насильно переселяя целые племена, и засыпая песком колодцы. Досталось и Гассанидам, и Лахмидам, чья столица находилась в Хире (современный Ирак). А потом Шапур приказал недалеко от Хиры, укрепить границы – построить крепости и вырыть рвы. Это оборонительная линия получила название Стена арабов.

Усмирив арабов, Шапур озаботился и римлянами, которые, кстати, оказывали покровительство Гассанидам. С римлянами Шапур вёл длительные и жестокие войны, начиная со времен Констанция II, и заканчивая правлением Валентиниана и Валента, которые, несмотря на договор о 30-тилетнем мире, в конце концов, не смогли остаться в стороне и кинулись помогать Армении. Вот тут-то и начинается самое главное, о чём я сегодня хотела рассказать.

Об отделении армянских царств от государства Селевкидов и о Великой Армении под владычеством Тиграна II, и в принципе о правлении династии Арташесидов (189 до н.э. – 12/14 н.э.) я рассказывала уже в одном из прошлых постов (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»). После пресечения этой династии Арменией какое-то время управляли представители парфянского правящего дома Аршакидов. Последними из них были Митридат и его племянник Радамист (51-55 с перерывами), о котором тоже стоило бы рассказать, но я не смогла найти подходящее произведение. Может быть, как-нибудь позже.

А потом власть над Арменией перешла к Тиридату I (ок. 54-88гг. н.э.), которого на армянский трон посадил его брат, парфянский царь Вологез I, и так наступила эра правления младшей ветви Аршакидов – династии Аршакуни, которая официально правила с 62 по 428-й годы. Вот о них-то и сегодняшняя история.

С падением Арташесидов Армения, по сути, лишилась своей независимости и оказалась зажатой между Римской империей и Персией, и обе стороны постоянно пытались её себе присвоить, прежде всего, по стратегическим соображениям. Для этого они сначала пытались утвердить там своих царей, а потом, с воцарением и укреплением Аршакуни, хоть и на правах римских вассалов (приличную часть времени, а иногда были периоды и полноценной римской оккупации), в ход пошли и другие уловки.

Управление Арменией, судя по всему, частенько шло из Парфии, и первым правившим из Армении же царём, похоже, был Трдат II (217-252). Его провозгласили царём после убийства Каракаллы, который держал, по сути, в плену его самого, его отца Хосрова I (191-217), сына Вагарша II (царь в 186-198гг., после периода римской оккупации) и всю их семью, что спровоцировало восстание в Армении и сделало римлян куда сговорчивее. Кстати, один из крупнейших нахарарских родов Мамиконянов переселился в Армению из Бактрии именно в годы правления Трдата II. При нём же рухнула Парфия, и был убит Артабан V, близкий родич Трдата, а потом Ардашир стал готовиться присоединить и Армению, так что вот сразу стало ясно, что с Сасанидами у армян не заладится, пока ими управляют цари из рода Аршакуни.

На смену Трдату пришёл его сын Хосров II Великий (правил в период 252- ок. 286, хотя есть и более ранние даты его смерти), который известен был своей борьбой с Ардаширом и тем, что его предательски убил родич-перебежчик по имени Анак. Почти вся семья Анака после этого была истреблена, уцелел только младенец по имени Сурен, который вырос, принял христианство и позже стал первым католикосом Армении под именем Григория Просветителя. Кстати, об этом.

У Хосрова было двое детей – дочь Хосровидухт и сын, ставший царём под именем Трдата III Великого (ок. 287-330). Пожалуй, главное, чем этот царь прославился – это тем, что при нём началась официальная, с верхов, христианизация Армении, и Армения так вот стала первой христианской страной в мире. Трдат рос в Риме, и, видимо, отчасти это и привело его к христианству, которое вместе с ним продвигали сестра Хосровидухт и супруга Ашхен, хотя прежде армянские цари были зороастрийцами, а сами армяне язычниками, что очень важный момент. Трдат и сам поначалу устраивал гонения на христиан, а там ещё выяснилось, что враг его семьи, Григорий, видный христианский деятель, которого он бросил в темницу.

Не буду излагать всю историю, скажу только, что якобы именно исцелению Трдата от Григория и их примирению с Трдатом и приписывается решающая роль в вопросе христианизации страны, хотя, думается мне, тут стоит куда больше внимания обратить на то, на что я выше указала – Трдат воспитывался в Римской империи и, вероятно, был заинтересован в прочных с ней отношениях, а в это время ею рулил никто иной как Константин I. Кстати, я очень разочарована тем, что не смогла найти ни одного романа или повести об этих событиях. Если кто-то знает, обязательно поделитесь. Я, в свою очередь, могу порекомендовать отличный армянский фильм 2007-го года о жрице бога Мгера, которая невольно поспособствовала процессу христианизации страны. Причем я со скепсисом начинала смотреть, ожидая там христианской пропаганды, но кино вышло совсем не об этом и оказалось довольно глубоким и философским. И, что интересно, победить язычество и зороастризм Трдату, похоже, полностью не удалось. Показательно тут то, что, если верить историку Мовсесу Хоренаци (ок. 410-490), царя отравили его же вассалы-нахарары.

Его сын и наследник Хосров III Котак (330-338) принялся мстить и в каком-то смысле развязал череду междуусобных войн всех со всеми внутри Армении, что ей на пользу совсем не пошло. Особенно это стало заметно, когда в 339-м году Сасаниды нарушили Нисибисский договор и напали на страны, союзные Римской империи, в том числе и на Армению. В ходе той борьбы погиб царь Хосров, а его место занял Тигран VII или просто Тиран (338-350), при котором не только обострились отношения между самими нахарарами, и между царем и нахарарами, но и усложнились взаимоотношения армян и их владык с христианской церковью. Своего апогея все эти проблемы достигли в царствование Аршака II (350-367), который основал город Аршакаван, очень по-христиански имел двух жён, Парандзем и Олимпиаду, и окончил свои дни в персидском плену, оставив страну в полном раздрае, где тут же нашлись те, кто попытался спасти хотя бы себя и даже извлечь выгоду из сложившегося положения. Вот об этом и идёт речь в сегодняшнем произведении

«Самвэл» («Самуил») А. М. Акопяна (Раффи);

И отдельно хочу вернуться также к некоторым частям «Шахнаме».

Время действия: IV век н.э., ок. 367-400 гг. – «Самвэл»; и ок. 308-380гг. – «Шахнаме».

Место действия: Великая Армения (территории современной Турции, Армении); Персия, территории Лахмидов и Гассанидов, а также другие арабские земли (территории современных Саудовской Аравии, Катара, Бахрейна, ОАЭ, Омана и Йемена), Римская империя (Италия, Турция, Греция).

Интересное из истории создания:

Акоп Мелик-Акопян (1835-1888), он же Раффи – армянский писатель и поэт, автор как художественных романов, так и художественно-этнографических очерков. Что примечательно, родился он на территории нынешней провинции Западный Азербайджан в Иране, в области Великая Армения, а потом учился в Тифлисской гимназии. Во взрослом возрасте успел и много где побывать, и поработать школьным учителем. А печататься начал с 1860-го года – тогда в журнале «Юсис апайл» («Северное сияние») напечатали его стихотворение. Позже его книги постоянно издавались и пользовались читательским успехом в среде армянской интеллигенции. Среди самых известных его произведений – «Давид-бек», «Дневник крестокрада» и, собственно, «Самвел», третий по счёту роман автора.

Первый том «Самвела» был закончен в 1886-м году и впервые издавался в тифлисском журнале «Мшак». Предполагалось, что будет ещё и второй, но Раффи, если и работал над ним, то закончить его не успел. Вдохновился писатель на создание этого произведения как путешествиями по Армении и Персии, так и событиями, происходившими в Восточной Армении в его время. На русский язык роман тоже неоднократно переводился, по крайней мере, с 1946-го года. «Самвел» был включён в серию «Армянский исторический роман» на русском языке.

О чём:

Главный, хотя и не единственный герой этой истории – Самвел Мамиконян, сын Вагана Мамиконяна и племянник по матери Меружана Арцруни – как-то одним неприятным весенним вечером получил тайное донесение – Шапур пленил армянского царя Аршака вместе с Васаком Мамиконяном, дядей Самвела по отцу, причем первый в итоге оказался заточен в крепости, а второй убит. Но на этом дурные вести не заканчивались – отправившиеся вместе с Аршаком и Васаком Ваган и Меружан мало того, что перешли на сторону персов, так ещё и обратились в зороастризм, а потом ещё получили от нового хозяина задание – вернуться в Армению и сломить там любое возможное сопротивление нахараров, а также начать миссию по искоренению христианства и письменного греческого языка, заменив его персидским и насаждая веру в Ахура Мазду. И вот поникший Самвел сидел и думал, как так, и что с этим делать. А потом ещё выяснилось, что мать его тоже в курсе и не против. Короче, обложили со всех сторон, и, собственно, вокруг того, что в связи со всем этим предпринял Самвел, и крутится приличная часть сюжета.

Про «Шахнаме» я много рассказывала в одном из прошлых постов (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 74. «Шахнаме»), но тогда не успела рассказать там ничего о Шапуре. А рассказ о нём там мало того, что длинный, ещё и полон всякого разного. Например, рассказывается о том, что арабы похитили его тётку (вроде), и она стала женой их правителя, и в этом недобровольном браке родилась дочь Малике. И, когда юный Шапур пришёл творить страшную мстю, эта легкомысленная девица едва его увидала, как тут же воспылала к нему страстью настолько, что предала отца и отдала приказ открыть ворота столицы. За это Шапур, победив фактически в войне (предположительно, кстати, с Лахмидами), сделал её своей женой. Первой, но, скажем так…не единственной. А потом ему вообще пришло в голову отправиться в Рим то ли реально посмотреть, как люди живут, то ли шпионить. Закончилось для него это конкретными проблемами…

Отрывки:

Не могла не процитировать этот отрывок, потому что не обнаружила в нем примечания, которое, на мой взгляд, там необходимо. Ну-ка, кто догадается, о каком дядьке речь?

«…После ухода Иусика в приемную палату вошел старик, сухой и тонкий, как скелет. Голова и борода его были совершенно белые, холодное лицо цвета пергамента, с резкими чертами говорило о твердом характере. Казалось, он сам не знал, зачем пришел, но вскоре нашел себе занятие. Он стал ходить от одного предмета к другому, рассматривать каждый, переставлять с места на место; подошел к стоявшим в углу пикам и копьям и, взяв одно из них, перенес в другой угол, а копье правого угла переставил в левый. Посмотрел на пику и, заметив, что она стоит косо, поправил ее. За этим занятием застал его вошедший в комнату Иусик.

— Разве это твое дело? — сказал Иусик, хватая старика за руку. — Опять пришел, чтобы все перепутать?

— Молчи, щенок! — крикнул старик и с такой силой отшвырнул Иусика, что, не обладай тот ловкостью кошки, он, наверное, рассыпался бы, как штукатурка, по полу.

— Тише, милый Арбак, — взмолился юноша, — князь еще спит.

— Спит… — насмешливо протянул старик, — нашел время спать! Ничего, сейчас проснется…

Шум в приемной палате действительно разбудил Самвела. Старик Арбак был дядькою Самвела. Молодой князь вырос у него на руках; поэтому Арбак и вел себя с такой непринужденностью. Это был старый воин с суровым и чистым сердцем. Несмотря на свой возраст, он сохранил свежесть мужественной души. Самвел уважал этого человека, уважал его старость и его нестареющую храбрость…».

И не могу не процитировать отрывок о христианизации Армении:

«…Битва продолжалась несколько дней, пока князья не получили подкрепления. Христианство восторжествовало: победа осталась за ним. Верховные жрецы Ардзан, его сыновья Месакес и Деметрий пали на поле битвы с мечом в руке, как герои. Пало тысяча тридцать восемь храбрых жрецов. Великолепные языческие храмы на вершинах Карке были разрушены. Погибли прекрасные произведения армянского искусства и архитектуры. Огромные же сокровища капищ стали добычей армянских крестоносцев.

Золото, серебро и мрамор легко было уничтожить, но уничтожить в сердце народа чувства, с которыми он сроднился, уничтожить обожание, какое он питал к родным богам, было гораздо труднее. Эти чувства сохранились на много веков после сокрушения богов. Они устояли против огня и меча. Религия сменилась, но стародавние обычаи народа остались.

Были уничтожены те храмы, в которых всенародно в дни Навасарда праздновался Вардавар. Во времена язычества всенародные празднества устраивались семь раз в году; и на каждом празднестве присутствовали царь и верховный жрец.

Григорий Просветитель на месте капищ основал первый христианский престол — матерь армянских церквей. Монастырь сохранил свое прежнее языческое название — Аштишат. Праздник Вардавара превратился в праздник преображения Иисуса Христа, но прежние обряды сохранились. Снова раз в году появлялся здесь армянский царь христианин со своими нахарарами и армянский первосвященник. Они открывали всенародные праздничные торжества Аштишата. Опять приносились жертвы, выпускались голуби, и народ окроплялся водою. Опять происходили те же игры, устраивались те же соревнования, раздавались те же награды, как это бывало в языческие времена. Венки из роз, венчавшие прежде храм Астхик, украшали теперь священный алтарь Аштишатского монастыря. И праздник этот, как и прежде, происходил в начале месяца Навасард и назывался праздником Вардавара.

Самвел все это знал. Он не раз участвовал в этих торжествах. Не раз случалось ему получать высокую награду во время игр и соревнований, не раз его за отвагу царь Армении награждал поцелуем в лоб.

Теперь предстояла новая война за веру. Как-то отнесется к этой войне народ, в котором еще живут старые исконные верования? Эта мысль волновала Самвела, когда он сошел с коня и перешагнул порог Аштишатского монастыря…».

А из «Шахнаме» будет вот это:

«К кейсеру вошел с донесением тем.

И вот приказали завесу открыть,

К престолу владыки купца проводить.

Шапур пред владыкою Рума предстал,

Хваления, как подобало, воздал.

Тот глянул на статного богатыря —

Румийского сразу пленил он царя.

И вот уж чертоги для пира убрать

Велит он, и яства, и вина подать.

Жил в Руме иранец — из тех, кто хранит

В душе своей горечь снесенных обид.

«О славный,— кейсеру иранец сказал,—

Слуга твой нежданную новость узнал.

Сей гость, что себя называет купцом,

Парчу продающим,— по мне так лицом

И силой, и статью, и речью своей —

Сам грозный Шапур, повелитель царей».

Иранцу внимает кейсер, омрачен,

Враждою к внезапному гостю пронзен.

Он стражу велел наготове стоять,

Сие никому не хотел открывать.

Встал с места Шапур захмелевший, и вот

Знак тайный глазами кейсер подает.

Страж следом выходит: «Не диво ль сие:

Нерсиев Шапур на Румийской земле!» *

Связав его, к женским покоям повлек,—

И мужество, знать, попадает в силок.

Коль знание впрок венценосцу нейдет,

Что проку в расчетах твоих, звездочет!

И вот уж хмельной, при горящих свечах

В ослиную шкуру зашит падишах…»

История, разумеется, полная выдумка, но зато какая))

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Для начала пару строк о главах «Шахнаме» про Шапура. Одна из самых длинных частей пятого тома и одна из самых увлекательных. Реально исторического там немного, но оно есть, и для меня особенно интересной была именно часть про арабский поход Шапура. К сожалению, возможности подробнее рассказать об арабских государствах того времени, у меня пока нет, но вот они в этой части упоминаются. Интересны и культурно-бытовые подробности жизни простых персов. Читала какое-то исследование по лексике «Шахнаме», и там вот утверждалось, мол, в тексте не нашлось ни одного упоминания овощей. Не знаю, не знаю, лично я там увидела упоминание лука-порея. Так-то.

Что касается романа Раффи, то, честно говоря, он заставил меня конкретно так подзависнуть, потому что вообще не понятно, что хотел сказать автор. Там легко считываются патриотические мотивы, и в этом аспекте мне даже понятны терзания гг, понятны и опасения перед агрессивным насаждением персидской культуры…наверное. Ну, потому что насаждение, очевидно, предполагалось всеобъемлющим и ударило б в том числе по армянскому языку и исконно армянским традициям. Но вот мотив защиты христианства тут, признаться, выглядел и натужно, и странно, и даже, наверное, лицемерненько.

Сначала у меня были подозрения, что я читаю что-то, что создано фанатиком, который бревна в глазу не видит, но чем дальше читала, тем больше убеждалась в том, что историю своей страны автор знал хорошо, и как видно из отрывка выше, сам же писал в своем романе, что христианство существовало тогда в Армении меньше столетия и не успело пустить корни. Вся фишечка ситуации тут ещё и в том, что, как я указала в своей исторической справке, религией верхов до христианства был зороастризм. И вот ну как-то не получалось у меня истерить вместе с главными героями на тему вероотступничества членов семей Мамиконян и Арцруни. Особенно после того, чем всё закончилось. Если в случае с отцом Самвела я даже готова признать какую-то политическую необходимость и патриотические причины в его поступке, то в случае его матери это выглядит просто религиозным фанатизмом. Да и вообще Самвел как личность у меня симпатии не вызывал. Как-то вот осталось ощущение, что там, где-то должна была быть противоречивость, осталась одна лишь двуличность. Причем показательнее всего для меня это было в эпизоде после беседы Самвела с персидской царевной Вормиздухт, молодой и красивой второй женой его отца, после того как он написал и отправил письмо своей избраннице Ашхен:

«Иная мысль мелькнула у Самвела: «Ах, если бы Вормиздухт пришла ко мне немного раньше…» Он вспомнил князя Гарегина Рштуни и письмо, отосланное своей дорогой Ашхен…».

Да-да, весь такой правильный христианин Самвел флиртовал со своей «мачехой». Короче, сюжетно, на мой взгляд, очень неоднозначно всё вышло, особенно, если знать, чем все эти разборки и холивары закончились уже в 387-м году н.э.

Что касается языка, то на самом деле написано очень даже недурно, не избито и атмосферно. Если говорить о композиции, то странновато выглядела часть «В скобках» в середине романа. Хотя, может, это было и неплохим решением. Кто будет читать, тот поймет, о чем я. Ну а по части историчности, если верить критикам (я, увы, не так хороша в вопросах армянской истории), где-то Раффи излагал всё вполне исторично, а где-то занимался откровенным вымыслом. Но, справедливости ради, там, где проверенной инфы просто не хватало, без этого никак. Короче я не могу этот роман ни советовать, ни отговаривать от его чтения, я с него просто зависла, но он отнюдь не плох. Так что тут рекомендую заинтересовавшимся самим попытаться и составить собственное мнение.

Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 64. «Трилогия об Иосифе Флавии»

А о II-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 68. «Марий Эпикуреец»

А о III-м веке (или рубеже веков) тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69. «Троецарствие»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 70. «В дни Каракаллы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 71. «Семейные фавориты»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 72. «Зенобия из рода Клеопатры»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 73. «Серебряная ветвь»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 74. «Шахнаме»

О веке IV-м:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 75. «Елена»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69.1. «Записки о поисках духов»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 76. «Юлиан»

Не забывайте ставить лайки и дать знать, если ждёте новый пост. Донатам тоже очень буду рада, это ещё как поддержит мою мотивацию.

Всем привет!

Сегодня пока опять про Римскую империю, и исторический экскурс в данном случае, на мой взгляд, заслуживает особого внимания. В прошлый раз я рассказывала о том, как, благодаря Константину Великому не только появился Константинополь, один из главных центров европейской цивилизации на последующую тысячу лет, но и империя вдруг сменила курс на 180 градусов, начав своё превращение из державы языческой в державу христианскую. Правда, это вышло не так скоро, как мечталось Елене, матери Константина и куда более рьяной христианке, чем он сам.

Кто читал произведение из прошлого поста (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 75. «Елена») уже знает, что Константин опрометчиво отдал приказ умертвить своего старшего сына Криспа. У того будто бы остался сын, но его дальнейшая судьба неизвестна. И если вторая жена Константина, Фауста, жаждала пробить путь к трону для своих детей, то ей удалось. У этой пары родилось, по меньшей мере, пятеро детей – дочери Константина (или иногда Констанция) и Елена, и сыновья – Констанций II, Константин II и Констант. Все они так или иначе успели пощупать пурпур, если можно так выразиться, но для некоторых из них было это не долго и не особо приятно.

Константин Великий умер в 337-м году и завещал разделить империю между сыновьями на три части, и ещё две части должны были отойти Флавию Далмацию и его брату Аннибалиану, племянникам Константина, сыновьям его единокровного брата Далмация Старшего. Во всяком случае Флавий Далмаций был цезарем в 335-337-х годах. Но не тут-то было. Напомню, что у Констанция Хлора от его второй жены, Феодоры, было шестеро детей, в том числе трое сыновей, которые, в свою очередь, тоже обзавелись женами и детьми. И вот Констанцию II показалось, что это что-то вот дохрена претендентов на власть получается, надо бы уменьшить их количество. Ладно бы ещё только с родными братьями делиться…

В результате организованного им заговора в 337-м году мужское потомство Хлора от второго брака вырезано оказалось чуть ли не под корень: убиты были в том числе и Далмаций Старший с сыновьями, и его брат Юлий Констанций. Однако вышло так, что уцелели сыновья последнего – Флавий Клавдий Галл от первой жены, Галлы, и Флавий Клавдий Юлиан, от второй жены, Василины. Галла будто бы пощадили из-за серьёзных проблем со здоровьем, а Юлиана – потому что на тот момент ему было около 5-6 лет. Положение у обоих было, мягко говоря, непрочным, но они не только выжили, но и оставили значительный след в истории. Но об этом чуть позже.

Констанций II, довольный результатом, прихватил себе земли невинно убиенных родственников и убыл на Восток, воевать с персами. А в это время уже между собой грызню устроили его родные братья – Констант и Константин, в результате чего второй в итоге погиб, попав в засаду, в 340-м году, причем очень удачно для соперников потомства он не оставил. Его земли отошли к Константу. Тот, кстати, отбивал в 341-м году нашествие франков, отремонтировал Адрианов вал и пытался отгонять от него скоттов и пиктов, и оказался вдобавок последним законным императором, посетившим Британию лично. На всё это надо было много денег, и он выжимал их из подданных настолько, насколько это вообще было возможно. А ещё пользовался помощью солдат, но делал это, как говорится, без уважения, за что, видимо, и поплатился: в результате заговора в 350-м году он был убит. Причем наследников у него тоже не осталось. И с этого момента единоличным императором Римской империи стал Констанций II.

Только вот у императора довольно скоро обнаружилось некоторое династическое затруднение – он до того дорасчищался в погоне за властью, что из возможных преемников у него остались только те самые Галл и Юлиан. Потому что Констанций хоть и был трижды женат (причем в первый раз на сестре Галла и Юлиана, имя которой история не уберегла, а во второй – на Евсевии, имевшей ощутимое влияние на политику), от первых двух жён не дождался детей, а от третьей, Фаустины, у него родилась только дочь, и то уже после его смерти. А меж тем помощники ему были ох как нужны, потому что на востоке никак не унимался сасанидский царь Шапур II (ок. 308-380), а на западе без конца пытались откусить от империи кусочек различные «варвары». Управляться со всем этим в одиночку Констанцию было очень трудно…и он решился назначить цезарем Галла, и даже женил его на своей сестре, той самой Константине.

Но недолго для амбициозного внука Констанция I Хлора музыка играла. Мало того, что он и сам был, по-видимому, обладателем непростого характера и хороших аппетитов, так ещё и Констанций II опасался, что у него опять власть попытаются отнять, всех без конца подозревал и долго с подозреваемыми не церемонился. В итоге история непростых взаимоотношений Констанция и Галла, куда постоянно вклинивались левые, но очень заинтересованные люди, закончилась восстанием и попыткой узурпации со стороны второго, которая в 354-м году обернулась для него потерей головы, причем буквально.

Констанцию вся эта история нихрена не понравилась, но наследники никак не получались, а внешние враги никак не заканчивались. Поэтому, когда очередной трындец приключился в Галлии, он стиснул зубешки покрепче и назначил новым цезарем Юлиана, в жёны которому отдал вторую свою сестру, Елену, так как другая к тому моменту уже скончалась от болезни (ну и не донашивать же старых жён за старшими братьями как в Карлсоне… Или почему бы и нет? Не только евреям были такие истории известны)).

Так что вот последующие примерно пять лет Юлиан провёл в Галлии с уже не очень молодой женой, усмиряя франков, саксов и алеманнов. Сам Констанций в это время был занят очередной войной с персами. В какой-то момент ему срочно-срочно понадобились легионы из Галлии, желательно лучшие…и желательно все. И было бы ошибкой думать, что в Галлии закончились свои враги и военные конфликты. Так что нетрудно догадаться, как на это отреагировал Юлиан. Закончилось это «недоразумение» тем, что местные войска объявили его императором, чем поставили в неловкое положение и его самого, и реального императора. К счастью для них обоих, неопределенность долго не продлилась, потому что в 361-м году Констанций на востоке внезапно заболел и, успев признать единственным законным наследником Юлиана, скончался. Так вот Юлиан и стал новым императором.

И прославился он больше всего тем, что взращенный вроде бы в христианстве оказался его решительным противником, ратовал за восстановление культов языческих божеств и реставрацию греческих и римских традиций, особенно будто бы ему импонировала философия неоплатоников. И это после почти пятидесяти лет усиленной христианизации Римской империи, на минуточку, когда в Константинополе уже даже ни одного языческого храма не осталось! Да, его предшественники устраивали махачи на тему предпочтительного течения – никейства или арианства, но никому из них и в голову не приходило поворачивать курс своей религиозной политики обратно к язычеству. И вот тебе раз. Так вот Юлиан и получил своё прозвище – Отступник. Чтобы не спойлерить, подробнее о его недолгой жизни и совсем коротком, но ярком правлении расскажу в другой раз. А сегодня за меня это сделает Гор Видал, поведавший о том, что видал об этом в своём романе:

«Юлиан»

Время действия: IV век н.э., ок. 337-363гг., и около 380г. н.э. Время правления Констанция II и его братьев, потом Юлиана Отступника, а также Феодосия I.

Место действия: Римская империя (территории современной Турции, Греции, Италии, Франции, Швейцарии, Германии, Сербии, Сирии, а также предположительно Македонии, Боснии, Хорватии и Словении, Австрии, Словакии, Венгрии) и государство Сасанидов (территории современного Ирака).

Интересное из истории создания:

Я уже подробно рассказывала про данного автора (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 46. «Сотворение мира»), поэтому сегодня только о произведении.

Я тогда, кстати, упомянула, что «Юлиан» был издан в 1964-м году. Для написания этого романа Гор Видал использовал доступные ему исторические источники, включая и собственные записи Юлиана, и записи римского солдата и историка Аммиана Марцеллина (ок. 330-391, либо 400), свидетеля смерти императора, а также, собственно, Либания (ок. 314-392/393), философа и преподавателя риторики школы софистов. Второй, кстати, стал настоящим кладезем сведений не только для писателей, но и для историков, потому что не только прожил долгую жизнь и являлся свидетелем многих событий IV-го века н.э., но и много писал о них, и о том, что его интересовало и волновало.

Главная тема романа – это религиозно-идеологические преобразования первых императоров династии Константина, в том числе по части выбора конкретного христианского течения и осуждения прочих как ереси. Причем, по мнению автора, продиктованы все эти преобразования и решения были сугубо политическими мотивами, а никак не личными, завязанными на вере. Отдельно, разумеется, он уделил внимание и тому, как по религиозной политике предшественников потоптался их наследник, причем с авторской точки зрения им-то как раз двигали скорее убеждения, а не политический расчёт.

В целом роман довольно точно передает исторические события, а трактовки исторических личностей основываются также на записях их современников, но данное произведение за отдельный авторский вымысел всё-таки критиковали тоже, например, таким критиком выступил историк и профессор Лондонского университета Р. Браунинг, мол, все сексуальные истории противный скандальный писатель выдумал! Подумать только! Лично я с предъявы могу только поржать, потому что это всё-таки художественное произведение, а не научная работа, а сексуальная сфера – это то, что преимущественно оставалось в тени, и, если не сказано иное, автор художки может позволить себе полёт фантазии, особенно, если сохранять чувство меры. Гору Видалу это, по-моему, вполне удалось, тем более что тему он обыграл даже с юморком. Меня куда больше озадачили нестыковки по датам в паре мест, хотя, возможно, я была не слишком внимательна, или причина в расхождениях источников. Короче, хотя  я ярый противник позиции «Ну это жи ни инциклапедия, а художиственная книга, можна писать чо и как хочишь», в данном случае автор не перегнул. Так что едем дальше.

О чём:

В 380-м году н.э. император Феодосий Великий издал эдикт «О вселенской вере», чем знатно взволновал общественность Римской империи. Причем в волнение пришли не только христиане, но и те, кто ещё придерживался язычества. В числе вторых оказались и известные представители интеллигенции – уже старые Приск и Либаний. Помимо приверженности старым культам и образованности этих двоих роднило ещё кое-что – некогда они были приближенными императора Юлиана, получившего прозвание Отступника за свою дерзкую попытку остановить распространение христианство и вернуть страну к «религии предков», что в глазах Либания и Приска уже делало его чем-то вроде героя, поскольку всех троих роднило неприятие не столько даже христианства, сколько лицемерия, агрессивности и бескомпромиссности его последователей. Юлиан, однако, умер, а проблема осталась, и Либаний подозревал, что грядут проблемы и похлеще.

То ли из чувства протеста, то ли ещё из каких убеждений он решился и написал письмо давнему знакомому – Приску – с предложением вдвоем опубликовать биографию (или мемуары) покойного императора Юлиана, который дорог им был и как правитель и единомышленник, и как человек. Приск, у которого хранились автобиографические записи Юлиана, ответил, что материалы он, конечно, предоставит, но иметь отношение к подобной работе в сложившихся обстоятельствах наотрез отказался, мол, он, может, и старый, но зато ещё полон сил и продолжает получать удовольствие от жизни в достаточной мере, чтобы не торопиться с ней расстаться, тем более что к затее старого знакомого он отнесся с некоторой долей сомнения. Тем не менее, когда Либаний взялся перечитывать заметки Юлиана, у них с Приском завязалась прелюбопытнейшая переписка. Вокруг этой переписки и собственно воспоминаний последнего «языческого императора» Римской империи и крутится дальнейшая история.

Отрывок:

Опять долго думала, какой отрывок выбрать, и вот взгляд мой пал на эпизод, где Юлиан, издавший эдикт о свободе совести и вероисповедания, призвал к себе христианских епископов с тем, чтобы как-то договориться о мирном с ними сосуществовании. Закончилось это, конечно, печально и ожидаемо.

«…Тут с места поднялся дряхлый епископ. В отличие от собратьев он был одет в простую ризу и походил не на принцепса, а на святого.

- В мире есть только один бог. Лишь один с начала времен.

- Согласен. И этот бог может иметь множество обличий, если пожелает, ибо он всемогущ.

- Единый Бог имеет лишь одно обличье. - Его старческий голос дребезжал фальцетом, но был тверд.

- Не тот ли это бог, о котором повествует Священное Писание иудеев?

- Да, Август, отныне и во веки веков.

- А разве не написал Моисей в книге, именуемой Второзаконием: "Не прибавляйте к тому, что я заповедую вам, и не убавляйте от того"? Разве не проклял он тех, кто не соблюдает этот, данный богом, закон?

Ответили мне не сразу. Епископы не были дураками и понимали, что я загнал их в какую-то ловушку, но то место Священного Писания, на которое я ссылался, не допускает никаких разночтений, а посему они были вынуждены ему следовать.

- Все, что, как ты говоришь, сказал Моисей, не только истинно, но и вечно.

- Так почему же, - захлопнул я ловушку, - вы тысячами способов меняете его закон к своей выгоде? Вы давно извратили учение не только Моисея, но и Назарея, и начало этому положил богохульник Павел из Тарса, сказавший: "Христос - альфа и омега закона"! Вы не только не иудеи, но и не галилеяне, вы просто беспринципные приспособленцы.

Тут разразилась настоящая буря. Епископы, вскочив с мест, выкрикивали кто цитаты из священных текстов, кто ругательства, кто угрозы. На мгновение мне показалось, что сейчас они набросятся на меня, но даже в исступлении они сохраняли почтение к трону.

Поднявшись, я направился наискосок к выходу, который находился позади престола. Епископы этого даже не заметили: они поносили не только меня, но переругивались и между собой. У двери мне внезапно преградил путь тот самый дряхлый епископ, который вступил со мною в спор. Это был Марис из Халкедона. Мне еще никогда не приходилось видеть столь искаженного злобой лица.

- Будь проклят! - Он чуть не плюнул мне в лицо. Трибун доместиков обнажил меч, но я подал ему знак не вмешиваться.

- Ты проклинаешь меня, но проклинает ли бог? - мягко, вполне в духе Назарея, возразил я.

- Отступник! - бросил он мне в лицо.

- Отступник? - улыбнулся я. - Скорее этого имени заслуживаете вы. Моим богам люди поклонялись с незапамятных времен, а вы отреклись не только от философии, но и от бога.

- Тебя ждет адское пламя!

- Старец, поберегись, ты играешь с огнем, да и твои собратья тоже. Не забывай, несколько веков, прошедших со времени смерти Назарея, для вечности всего лишь мгновение. То, чему вы поклоняетесь, порочно. Прошлое не перестает существовать только потому, что вы делаете вид, будто его не было. Вы избрали своим оружием раздоры, жестокость, суеверие, и я намерен излечить эту болезнь, вырезать раковую опухоль, укрепить основы государства… А теперь, друг мой, отойди и дай мне пройти.

Епископ сделал шаг, но не в ту сторону, и еще больше загородил мне путь.

- Он слеп, Август, - произнес вдруг трибун доместиков.

- Да, и рад, что не вижу тебя, отступник.

- Попроси Назарея вернуть тебе зрение. Если он тебя любит, это для него сущие пустяки. - С этими словами я обошел его кругом. Услышав, что я ухожу, епископ зашипел - точь-в-точь как старуха, которой чудится нечистая сила, - а затем величаво перекрестил себе лоб. Я, со своей стороны, сделал знак, отводящий дурной глаз. Жаль, что он не мог этого видеть…»

На самом деле там были и другие достаточно сильные эпизоды, но в отрыве от контекста они не производят достаточно сильного впечатления. А у этого даже будто бы есть реальная история-прототип: когда Юлиан решил провести языческое жертвоприношение в Константинополе, то оказалось, что там нет ни одного языческого храма. Тогда жертву он будто бы принес в базилике у статуи Фортуны, поставленной там для украшения.

И раннехристианский историк Созомен писал, что тогда к нему подошёл слепой старик и стал поносить, называя отступником и безбожником. На это Юлиан ему отвечал: «Ты слеп, и не твой галилейский Бог возвратит тебе зрение». Старик на это тоже не растерялся и сказал: «Я благодарю Бога за то, что он меня его лишил, чтобы я не мог видеть твоего безбожия». Юлиан колкость продинамил и продолжил своё священнодейство. Как по мне, этот эпизод лучше всего характеризуют суть данного произведения, хотя есть и нюансы. О них скажу дальше.

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Гор Видал – слегонца фантазёр…Ну ладно, нормес так фантазёр, но он однозначно был талантливым писателем. Его маловероятные в историческом отношении придумки тем не менее не вызывают слишком сильного отторжения и читаются с огромным интересом. К тому же, как я и сказала, пишет он, не пренебрегая юмором и иронией, и делает это тоже весьма умело. Особенно я поржала с того места, где Либаний с Приском обсуждали описанный Юлианом случай, когда тот тайно проник на «вечеринку» евнухов и обнаружил там «немыслимый разврат», если это можно так назвать:

«…Что касается меня, то я уже двадцать лет мучаюсь одним вопросом: зачем евнух поливал ученику среброкузнеца половые органы медом? В чем состоял его замысел? Какая роль отводилась девушке? И почему именно мед? Мне остается лишь строить предположения и сожалеть о том, что Юлиан так рано прекратил пир. Но в одном я уверен: этот евнух просто был поваром и часто приправлял дичь медом. Вот и здесь он поступал в соответствии со своими привычками…».

Короче, Гор Видал был тот ещё озорник и на сексуальные темы писать тоже не стеснялся. Отдельно же меня впечатлило как автора то, как он оформил данный роман. Сам по себе приём с дневниками заезжан, приём с перепиской – чуть менее распространен, но тоже в ходу, но Гор Видал соединил и то, и другое вместе, да ещё так, что мемуары превратились во флешбеки, а в настоящем времени остались обсуждения Либания и Приска, причем, по сути, мнениями об описанных событиях обменивались все трое, и зачастую их точки зрения расходились. По-моему, это просто гениально! Лично я ничего подобного прежде не читала.

Подбешивали опять современные названия городов и регионов в тексте о IV-м веке, но с этим ничего не поделаешь, как я ранее писала, в те годы это было устойчивой практикой.

Что касается тематики и идей, то ошибочно думать, что это просто унылая книжка о религиозном противостоянии. Я бы сказала, что прежде всего это книга о духовных исканиях, метаниях и о свободе выбора, и вообще, и в плане религиозно-нравственном – верить или нет, во что верить и как это проявлять. И здесь не столько противопоставляются язычество и христианство, сколько свобода и несвобода в вопросах веры. Юлиан отрекся от христианства и по рациональным соображениям, увидев заполнившие его противоречия и нестыковки, и по нравственным, потому как ему претило лицемерие христиан. В то же время сам он идеальным не был тоже, и долгие годы вынужден был скрывать свои истинные взгляды.

Кроме того, тут подняты и тема власти, и тема морального конфликта, особенно тех, кто имеет власть. Это особенно заметно на примере эпизода с невинно осужденным бывшим приближенным Констанция. И ещё куча-куча более заметных, но не менее важных тем Гор Видал в этом романе поднял, но все они подчинены во многом тому, о чем я сказала – теме свободы выбора и свободы совести, и тому, что эта свобода важна уже по той простой причине, что оценка того, что хорошо, а что плохо – весьма субъективна, что автор блестяще и продемонстрировал.

Короче я считаю, что это отличное произведение, с которым обязательно стоит ознакомиться людям, настроенным на размышления о серьёзных вещах. Но даже и без этого там хватает интересного и развлекательного, поэтому история эта наверняка заинтересует и тех, кто просто хотел почитать увлекательную книгу.

Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 64. «Трилогия об Иосифе Флавии»

А о II-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 68. «Марий Эпикуреец»

А о III-м веке (или рубеже веков) тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69. «Троецарствие»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 70. «В дни Каракаллы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 71. «Семейные фавориты»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 72. «Зенобия из рода Клеопатры»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 73. «Серебряная ветвь»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 74. «Шахнаме»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69.1. «Записки о поисках духов»

Не забывайте ставить лайки и дать знать, если ждёте новый пост. Кстати, я успела прочитать ещё одно интересное произведение о временах Констанция II, тоже на христианскую и вообще экзистенциальную тематику. Если интересно и хотите, чтоб о нем я тоже рассказала в ближайшее время - пишите в коммах.

Всем привет!

Сегодня я буду бессовестно жульничать и много рассказывать об истории в соответствующем разделе, и всё ради того, чтоб поведать о том, что сталось с землями нынешнего Китая после конца эпохи Троецарствия (о которой я рассказывала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 69. «Троецарствие» ). Период освещен слабо, но, вообще говоря, рассказать о нём надо непременно. Почему – вот сейчас и объясню.

Тогда царство Вэй, основателем которого, по сути, стал Цао Цао, и чей сын Цао Пэй низложил последнего императора Восточной Хань, быстро набирало обороты. Победа Вэй над соперниками У и Шу была предрешена, но прежде в самом Вэй случилось кое-что интересное. После смерти ещё относительно молодого Цао Пэй, объявившего себя императором, его наследником стал Цао Жуй (он же Мин-ди, правил в 226-239гг.), который тоже умер молодым, и на котором фактически правление потомков Цао Цао прекратилось, потому что своим преемником Мин-ди выбрал 7-летнего приёмного сына по имени Цао Фан. Вот тут-то и начинается самое интересное.

Поскольку мальчик сам в силу возраста править ещё никак не мог, при нём появились регенты. Одним стал Цао Шуан, а другим один из главных героев сегодняшней истории – Сыма И (179-251). Сыма И в своё время очень многое сделал для царства Вэй, был отличным стратегом и политиком, и находился на хорошем счету у правителей царства. И трудно теперь сказать, кто выступил инициатором, но между Цао Шуаном и Сыма И очень скоро началась борьба за фактическую власть, и поначалу путем интриг заполучить её удалось первому. Дела его шли так хорошо, что Сыма И даже, в конце концов, покинул свой пост Великого Наставника, который ему всучили в ходе этого междусобойчика, и всячески стал притворяться старым, трезвым и больным стариком. Однако стоило Цао Шуану совершить серьёзную ошибку, как он за неё жестоко поплатился – жизнью своей и жизнями огромного числа своих родичей и сторонников, ведь на самом деле Сыма И лишь затаился и ждал своего часа. После этого власть уже полностью сосредоточилась в его руках и в руках его сыновей.

К слову, когда он в 251-м году умер, его на посту регента сменил сын – Сыма Ши (208-255). На своём месте он продержался недолго, но за это время успел круто повоевать с царством У и вынудить отречься от трона Цао Фана в 254-м году. После этого Цао Фан прожил ещё двадцать лет, но особо ни на что не влиял. На его место посадили 13-тилетнего Цао Мао (правил в 254-260гг.). Вылилось это в подковерные игры между Цао Мао и братом Сыма Ши – Сыма Чжао(211-265), занявшим его место в качестве регента. Коротко говоря, в конце концов, победу в этой борьбе за власть одержал именно Сыма Чжао, причем на этот раз законный император был не просто низложен, а убит и похоронен без императорских почестей. Его заменили очередной марионеткой в руках клана Сыма – Цао Хуанем (246-303), внуком Цао Цао от сына по имени Цао Юй. Реальная власть же сначала принадлежала всё так же Сыма Чжао, а потом его сыну – Сыма Яню, который вскоре после смерти отца, в том самом 265-м году, вынудил Цао Хуаня отречься от трона в его пользу и тем самым основал новую династию, а затем и государство.

В 263-м году пало царство Шу под натиском армий Вэй, а в 280-м – и Восточное У. На этом закончилась эпоха Троецарствия и началась эпоха империи Цзинь (и то, и другое обычно включают в период Шести династий), просуществовавшей сто пятьдесят пять лет, что по тем временам было немало, и Сыма Янь, сменивший имя на У-ди (265/266-290гг. н.э.), стал первым императором Цзинь, а точнее Западной Цзинь.

Предки Яня слыли хорошими, хотя и жёсткими управителями, а вот У-ди фигура несколько неоднозначная. С одной стороны он был щедрым, с другой расточительным, с одной стороны добрым, с другой – чрезмерно любвеобильным и терпеливым, имел 10 тысяч наложниц и многочисленное потомство, и много чего позволял и прощал своей знати и родственникам, чего позволять и прощать не стоило, проводил реформы, но его преобразования где-то сработали не так, как задумывалось, а где-то вылились в огромные проблемы для потомков. Однако в его годы под властью Цзинь земли хань были едины и находились в какой-никакой стабильности.

После его смерти власть перешла его сыну Сыма Чжуну (он же Хуэй-ди, с перерывами правил с 290 по 307гг. н.э.), который как правитель оказался полным нулем и тем самым спровоцировал борьбу за власть при дворе, которая по итогу вылилась в Войну восьми князей, а та подорвала и без того зыбкую стабильность в Цзинь и привела к восстанию пяти варварских племен на севере. Хуэй-ди при этом в 307-м году умер предположительно от отравления. Его место занял Сыма Чи, он же Хуай-ди (307-311гг.), один из многочисленных сыновей основателя Цзинь У-ди. Как император тоже оказался он так себе, любил историю и в реальную власть не лез особо, так как её по факту прибрал к рукам Сыма Юэ, что в каком-то смысле им обоим боком вышло. Помните неудачника императора Валериана I (253-260), который попал в плен к шахиншаху Шапуру I и в плену же умер? Вот Хуай-ди повторил его «подвиг».

Из-за дестабилизации ситуации в Цзинь варвары на севере совсем охренели: т.н. У Ху (пять варваров или пять варварских племен: хунну, цзе, сяньби, ди и кяны) вышли из-под контроля Цзинь и создали свои собственные государства – созданная хунну Северная Хань (304-318), которую потом сменила Ранняя Чжао (318-329); Поздняя Чжао (319-351), созданная цзе; Дай (305-377), основанная сяньби и обычно стоящая особняком, в отличие от сяньбийского же государства Ранняя Янь (337-370); Чэн-Хань племен ди (303-347) и позже Поздняя Цинь (384-417) кянов. Все эти государства имели сложные взаимоотношения и с Цзинь, и меж собой, распадались и сменялись другими, и в истории получили название 16-ти варварских царств. Помимо них ещё были Ранняя Лян, Жань Вэй, Западная Лян и Северная Янь, которые основали этнические хань, не пожелавшие остаться в составе Восточной Цзинь. Кстати, откуда взялась Восточная?

Ещё незадолго до катастрофы сановник Цзян Тун (ум. 310г. н.э.) создал трактат «Рассуждения о переселении варваров», о миграционном кризисе тех лет. Подробности расписывать не буду о том, что он там написал. Но суть была в том, что из-за дестабилизации обстановки в конце эпохи Восточной Хань северные «варварские» племена пришли в движение и стали селиться в т.ч. на ханьских землях и кучковаться там всё больше и больше. Интересно тут то, что во времена Хань же хунну в результате как войн с ханьцами, так и внутренних расколов потеряли единство (я, кстати, упомянула об этом вскользь тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.1 «Осень в Ханьском дворце»), и одна их часть осталась на тот момент на месте, а другая двинулась на запад, и предположительно дала начало гуннам, которые по мере своего продвижения в сторону Европы собрали по пути много тюрков и вплели их в свою общность. Уже на закате Восточной Цзинь их приход стал одним из факторов Великого переселения народов. Так всё-таки чем навредили гунны не только европейцам, но и ханьцам, и откуда же всё-таки Восточная Цзинь?

А оттуда, что охреневшие варвары отжали и поделили северные земли Западной Цзинь, а хунну среди них обнаглели настолько, что захватили в 311-м году даже тогдашнюю столицу Цзинь – Лоян и взяли в плен Хуай-ди, которого перевезли в Пинъян, ставший столицей Северной Хань, где пару лет спустя жизнь императора, очень похожая, судя по описаниям, на жизнь Валериана в плену, оборвалась. Ещё несколько лет после этого, до 318-го года, формальным правителем Западной Цзинь был Мин-ди, племянник Хуай-ди. Столицей тогда был Чанъань. В обороне, впрочем, ничего не изменилось, и, в конце концов, силы Северной Хань вторглись снова, захватили уже Чанъань, а Мин-ди повторил судьбу своего предшественника. Так вот и пришёл конец Западной Цзинь.

Все уцелевшие из правящей верхушки и их приближенных свалили на юг и переместили столицу в Цзянькан, недалеко от нынешнего Нанкина, а императором стал Сыма Жуй (он же Юань-ди; 318-323гг.), а сменил его сын – Сыма Шао (он же Мин-ди; 323-325). После этого Цзинь, теперь уже Восточная, продержалась ещё 95 лет. Стабильности в ней особо всё это время не было, императорская власть была слабой, а рулили всем аристократы с армиями, но и совсем плохо всё-таки не было тоже.

Это был период подъёма буддизма на территории Китая (по некоторым сведениям, в Восточной Цзинь насчитывалось 1768 буддийских храмов), а последователи даосизма, когда правителям стало не до них, начали потихоньку вылезать из подполья, чтобы двигать медицину и науку (особенно химию), и вместе с тем как-никак развивались ремесла (например, в это время появилась т.н. керамика Юэ и налажено было изготовление селадона), торговля (активно шла торговля с Фунань и корейскими государствами, а также предположительно с "людьми ва" в Ямато, обо всех этих странах я постараюсь рассказать отдельным постом), литература и искусство. Кроме того, новый виток развития получила история: судя по всему, с опорой на отдельные материалы историков Восточной Цзинь уже спустя десятилетия после её падения о ней некий Цзан Жунсюй начал составление исторической Книги Цзинь, «Цзинь шу».

Например, при Юань-ди, вероятно, ещё жив был художник Вэй Се, ученик мастера Цао Бусина, создававший картины и на бытовые темы, и по мотивам буддизма, и чьи работы Се Хэ (Vв.), сформулировавший шесть законов живописи, ставил выше картин прославленного мастера Гу Кайчжи. Гу Кайчжи (ок. 344-406гг.), к слову, родился уже предположительно при императоре Кан-ди (342-344), брате Чэн-ди (326-342) и втором сыне Мин-ди, а учился и творил при Му-ди (344-361), Ай-ди (361-365), Фэй-ди (365-371), Цзяньвэнь-ди (371-372), Сяоу-ди (362-396) и предпоследнем императоре Цзинь Ань-ди (396-419). Пережив стольких императоров, он водил дружбу и имел дела с цзиньскими военачальниками и другими известными людьми его времени, и сам стал человеком настолько известным, что даже удостоился занесения истории его жизни в ту самую «Цзинь шу», «Книгу Цзинь», что я упомянула выше. А ещё известен он был не только как реформатор китайской живописи, стоявший у её истоков, но и как чудаковатый человек, преисполненный самомнения и верящий в чудеса и магию. Кстати, об этом.

В годы правления, по крайней мере, двух последних императоров западной Цзинь и первых трёх императоров Восточной Цзинь жил и ещё один знаменитый мастер и родоначальник целого направления, только на этот раз это мастер слова – Гань Бао (ум. 336г.), китайский историк (одна из его работ называлась «История Цзинь», она и другие работы могли стать источником сведений для «Цзинь-шу») и государственный служащий, в какой-то момент превратившийся и в писателя. При этом он не просто что-то писал, а стал одним из родоначальников жанра чжигуай, и самым известным его произведением, написанным около 350-го года, стало то, о котором я рискну поведать сегодня:

«Записки о поисках духов» Гань Бао

Время действия: нас интересует рубеж III-IV веков н.э., ок. 290-323гг.

Место действия: империя Цзинь (Западная и Восточная Цзинь; территории современного Китая и частично Монголии).

Интересное из истории создания:

Гань Бао происходил из семьи военных и провинциальных чиновников, и родился на территории нынешнего уезда Синьцай в провинции Хэнань. Поскольку в Хэнань находятся такие города как Лоян и Кайфэн, можно предположить, что Гань Бао ещё в Западной Цзинь попал на службу при дворе, а позже и он, и его семья были в числе первых беженцев на юг, так как позже Гань Бао служил при дворе Юань-ди. В целом же о его ранних годах и жизни в целом известно не так уж много, и потомки его помнят сейчас, похоже, главным образом именно как создателя «Записок о поисках духов» («Sōushén Jì», на китайском «搜神记»), хотя в самой рукописи его авторство не указывалось.

Вообще жанр чжигуай (志怪), что дословно переводится как «записи о необыкновенных явлениях», появился вроде как ещё в эпоху Хань, но именно Гань Бао стал его настоящим популяризатором. «Соу шэнь цзи», что дословно можно на самом деле перевести и как «Записки об обнаружении сверхъестественного» (или «непостижимого»), представляет собой, по сути, сборник рассказов, легенд и баек не только о собственно духах, демонах и божествах, но и о прочей всякой мистике и просто странных вещах, причём их там около 464 штук, и большинство из них очень короткие и действительно дают больше вопросов, чем ответов.

Интересно, кстати, и то, что дёрнуло столь уважаемого человека вообще написать подобную вещь. В той самой «Цзинь-шу», упоминания в которой удостоился и Гань Бао, о нём и его семье рассказывается такая «удивительная история»: будто бы отец Гань Бао крутил роман со служанкой, что в те времена, ибо браки заключали отнюдь не по любви зачастую, было обычным делом. Не менее обычной была и ревность со стороны законных жён. И вот, когда отец Гань Бао скончался, будто бы из ревности его вдова тайно похоронила заживо вместе с покойным мужем его любовницу. Гань Бао и его брат ещё были детьми и ничего об этом не знали, а узнали лишь спустя 10 лет, когда умерла уже их мать и склеп вскрыли для захоронения. И будто бы служанку они обнаружили живой(!). Та своё чудесное спасение объяснила тем, что призрак её любимого господина приносил ей все эти годы пищу и еду. Проверили её «показания» вызовом духа самого господина, и тот будто бы всё подтвердил, после чего Гань Бао женился на служанке и завёл с ней сына.

Звучит весьма сомнительно, не так ли?) И тут либо кто-то круто умел врать, либо у кого-то была очень богатая фантазия. С учётом того, что приличная часть «Цзинь-шу» писалась уже на рубеже V-VI веков, а другая часть уже в эпоху Тан, я лично склоняюсь ко второму. Была и ещё одна «мистическая» история про брата Гань Бао, хотя, думается мне, там всё куда прозаичнее – брат писателя просто впал в кому или летаргию, а потом сумел из этого состояния выйти и делился своими видениями. Как бы то ни было, эти два загадочных случая будто бы и сподвигли Гань Бао начать собирать и записывать подобные истории, которые, видимо, узнавал в том числе от своего знакомого – Гэ Хуна, знаменитого даоса и алхимика тех времен. Так он, сам о том и не думая, создал классику жанра.

Книга переиздавалась многочисленными изданиями, в том числе в 1593 году, а в 1996-м году вышел перевод на английский язык Кеннета Дж. Девоскина и Дж. И. Крампа-младшего. На русском языке книгу издали, по меньшей мере, на два года раньше, в 1994-м, в переводе Л.Н. Меньшикова, и найти её сейчас на русском не составит труда. Кроме того, она оказала огромное влияние на литературу как китайскую, так и мировую, причем началось это ещё в раннее Средневековье. Поэт Восточной Цзинь Тао Юньмин (365-427) предположительно создал «Продолжение записок о поисках духов», а знаменитый Пу Сунлин, живший уже в XVII-м веке, автор другой известной книги в жанре чжигуай – «Странные истории из кабинета Ляо», по которой и сейчас фильмы снимают (например, «Раскрашенная кожа») писал так: «Талантом я не схож с былым Гань Бао, но страсть люблю, как он, искать бесплотных духов». Сама я узнала об этом произведении из книги В. Пелевина – «Священная книга оборотня», где данный труд Гань Бао прямо и упомянут. И да, чего уж не признаться, сама я тоже почерпнула немало и из работы этого автора при создании собственного романа - "Тусклый свет фонарей".

О чём:

На самом деле в двух словах никак не расскажешь, потому что вся книга разбита на двадцать частей (цзюань, причем в изначальном варианте, похоже, было 30 разделов, а не 20), каждая из которых, насколько помню, посвящена каком-то конкретному виду магическо-мистической чертовщины, с которой люди, упомянутые в рассказах, сталкивались в различные эпохи, как минимум от времен Чжоу и Цинь (хотя, кажется, я видела и историю из времен Шан-Инь) и до времен Западной и Восточной Цзинь, когда жил автор. Сами истории, как правило, между собой ничем не связаны, хотя иногда в них могут мелькать одни и те же знаменитые люди. Причем герои всех этих баек – выходцы из разных земель и социальных слоев, а не только аристократы. У простолюдинов, как выяснилось, тоже находилось в жизни место загадочным происшествиям и приключалову, не всегда, правда, приятному)

Отрывки:

Я читала эту книгу десять лет назад, и вспомнить точно, что там и где, без перечитывания, было непросто. Но я всё-таки отыскала несколько отрывков, которые могут осветить нужный мне сегодня исторический период:

Западная Цзинь:

«При династии Цзинь во времена государя У-ди юноша и девушка в округе Хэцзянь предавались тайным радостям и обещали друг другу пожениться. Вскоре юноша ушел на войну, и его не было много лет. Семья хотела выдать девушку за другого, но та все не желала. Тут приступили к ней отец и мать, и ей ничего более не оставалось как подчиниться. А потом она заболела и умерла. А юноша этот возвратился из пограничных походов и спросил, где она. Родичи ее рассказали все как было. Он отправился на могилу. Хотел лишь оплакать ее, высказать скорбь, но не сумел сдержаться, раскопал могилу, раскрыл гроб... И она ожила. Он быстро отнес ее домой, покормил несколько дней - и она стала такой, как и прежде. В не долгом времени прослышал об этом муж, явился и потребовал вернуть жену. Но тот, другой, не отдал.

- Ваша супруга давно умерла, - сказал он. - Да и случалось ли в Поднебесной, чтобы мертвые оживали? Но мне ниспослана была Небом такая награда, значит это совсем не ваша жена. И возникла между ними тяжба, которую не смогли разрешить ни в уезде, ни в округе. Когда передали дело на решение двора, секретарь государя Ван Дао рассмотрел его и составил доклад, гласивший: "Неслыханная чистота и искренность тронула небо и землю, и потому умершая вновь ожила. Дело это необыкновенное, и обычным порядком его разрешить невозможно. Поэтому прошу отдать женщину тому, кто вскрыл могилу". И государев двор последовал его совету»

В следующем отрывке я смогла точно определить, когда происходило описанное именно по девизу. Девиз «Юн-цзя» (Бесконечное счастье; 307-311) - это девиз императора Хуай-ди, т.е. дело происходило незадолго до падения Западной Цзинь.

«Во время Цзинь, в годы под девизом Юн-цзя некий чужеземец из Тяньчжу приехал к нам и добрался до Цзяннани. Человек этот владел искусством фокусника. Он умел отрубать и вновь надставлять язык, изрыгать огонь. Люди тех мест, простые и служилые, толпами собрались поглазеть на него. Перед тем как отрезать себе язык, он сначала его высунул и показал собравшимся. После этого отсек язык ножом, так что текущая кровь залила перед ним землю. Затем, положив язык в сосуд, пустил его по рукам, чтобы показать его людям, при этом видно было, что другая половина языка оставалась на своем месте. Когда же сосуд к нему возвратился, он вложил язык обратно в рот, приставил куда надо, посидел некоторое время. Вскоре собравшиеся увидели, что язык стал как был прежде, и нельзя было узнать, был ли он в самом деле отрезан. Он и другое разрезал и сращивал. Взял, например, шелковый платок, дал людям держать его за концы и ударом ножниц разрезал пополам. А после этого сложил два куска вместе и показал, что шелковый платок сросся и ничем не отличается от своего первоначального вида. Многие из бывших при этом подозревали, что он их морочит, и тайно учинили проверку — но шелк был разрезан на самом деле.Когда он изрыгал огонь, то сначала положил в сосуд некое зелье, извлек из него язычок пламени, добавил постного сахара, два-три раза подул на огонек — после чего его рот наполнился пламенем. Оставшимся жаром что-то удалось даже зажечь, это был настоящий огонь! Еще он взял писчую бумагу и что-то вроде бечевки и все бросил в огонь — а толпа внимательно наблюдала. Он все сжег дотла, потом пошарил в пепле и вытащил оттуда нетронутую бумагу и бечевку»

Любопытная трактовка причин появления сиамских близнецов у автора:

«При императоре Минь-ди, в четвертый год его правления под девизом Цзянь-син пала Западная Столица. Но как раз в это время император Юань-ди стал ваном государства Цзинь, и сердца во всех четырех сторонах успокоились. В тот год двадцать второго числа десятой луны двадцатилетняя женщина по фамилии Ху, жена Жэнь Цяо, чиновника в уезде Синьцай, родила двух дочерей, обращенных лицом друг к другу, с общим сердцем и животом, но вверх от поясницы и вниз от пупка они были разделены. Видимо, это было предзнаменованием утраты единства Поднебесной.В это время дворцовый историограф Люй Куай подал доклад, гласивший: Обратившись к «Таблицам благоприятных знамений», находим там такие слова: «Единый ствол при разных корнях называется переплетенным воедино; сросшиеся колосья, произросшие на соседних бороздах, называются счастливыми злаками». Значит, подобные растения — травы и деревья, — и те считаются благовестными. Ныне же у двух людей одно сердце — это Небо ниспосылает нам святой знак. Вот почему а «Переменах» сказано:

Если едины сердца у двоих,

С золотом спорит польза от них.

Подобное благое явление обнаружилось во владении Шэньдун. Наверное, это благовестное предзнаменование единения сердец во всех четырех сторонах. Не в силах сдержать ликование, почтительно представляю начертанную таблицу.В то же время, нашлись знатоки, подсмеивавшиеся над ним. На это один благородный муж возразил:

– Сколь трудно познание! Но наделенному дарованиями Цзан Вэнь-Чжуна нет необходимости гадать по птицам юаньцзюй. Что попало на квадратные дщицы, не забудется и за тысячу лет. Вот почему государственный муж не может не изучать начертанное на дщицах. В древности люди говорили: «Если у дерева нет ветвей, его называют иссохшим; если человек не учится, его называют слепцом». То, что мудрец схватывает своим умом, оказывается ни с чем не сравнимым. Как же ему не тратить на это свои силы?»

Восточная Цзинь:

«Го Пу, по второму имени Цзин-Чунь, отправился в Луцзян и посоветовал правителю этого округа Ху Мэн-Кану как можно скорее присоединиться к «переправившемуся на Юг» [Здесь имеется в виду император Юань-ди]. Кан его не послушал. Пу уже собирал пожитки, чтобы самому уехать, но ему полюбилась одна рабыня, а он все не мог ее заполучить. Тогда он взял три доу мелкой фасоли и разбросал вокруг жилища, где жил ее хозяин. Хозяин поднялся поутру и увидел, что дом его окружен тысячами людей, одетых в красные платья. Но едва он их обнаружил, как люди все исчезли. Это ему совершенно не понравилось, и он пригласил Пу для гадания.

– Вы не должны держать в доме такую-то служанку, — сказал ему Пу, — вам надо продать ее на расстояние не менее двадцати ли и при этом ни в коем случае не торговаться. Тогда это наваждение будет изгнано.Сам же Пу велел своим людям купить эту служанку по дешевке. После чего он кинул в колодец дощечку с заклинанием, и тысячи людей, одетых в красное, один за другим попрыгали следом в колодец. Хозяин служанки ликовал, а Пу увез ее с собой. Через несколько десятков дней Луцзян пал под ударами варваров»

«Во время Цзинь, в начале правления императора Мин-ди под девизом Тай-нин в Учане появилась огромная змея. Она долго жила в пустом дупле дерева у заброшенной кумирни. Получая пищу от людей, каждый раз высовывала из дупла голову. Цзин Фан в «Комментариях на Перемены» говорит: «Если в городе появилась змея и три года оттуда не уходит, значит, будет большая война и страну постигнут большие невзгоды». Вскоре начались беззакония, творимые Ван Дунем»

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Вообще говоря, эта книга не очень удобна для использования в моей подборке, но она оказалась полна приятных сюрпризов. Неудобство тут состоит исключительно в некоторой бессистемности изложения, то есть даже внутри разделов хронологический порядок историй не сохраняется. В то же время, несмотря на определенной легендарный и мистический окрас приведенных историй, в них содержится немало и исторических отсылок, и бытовых подробностей, что как раз в рамках моей подборки представляет немалую ценность. А вообще по своей форме мне это произведение напомнило древние исторические хроники вроде «Бамбуковых анналов» и «Речей царств». Я, кстати, допускаю, что автор намеренно имитировал их стиль.

Что касается именно содержательной составляющей, то часть рассказов выглядит странно, часть не понятно, но часть, и притом немалую, читать действительно интересно, и тропы, которые встречаются в «Записках о поисках духов», с одной стороны, можно встретить в более поздних китайских произведениях, но уже в измененном виде, с другой – они напоминают те самые древние источники. И уж точно могу заверить, что всё, что читатель найдет в этой книге, если он только знакомится с китайской культурой, однозначно будет ему в новинку, а это, как по мне, значимый плюс. Сюжеты там встречаются и смешные, и грустные, и даже слегонца пугающие. Лично мне история про то, как сыновья по ошибке убили отца вместо оборотня, показалась жутковатой.

Читать может быть сложновато из-за того, что автор зачастую довольно точно указывал эпоху и место действия, но я-то ведь и пишу свои посты отчасти для того, чтоб люди хоть немного уложили историю, в том числе китайскую, в стройную систему и не терялись. Когда я десять лет назад читала эту книгу после романа Пелевина, мне было тяжело. Но сейчас, когда листала в поиске нужных мест, все эти указания мне, напротив, помогали. Так что я однозначно рекомендую с этим произведением ознакомиться, но дозированно и с осторожностью.

И, кстати, я хочу ещё раз поблагодарить пользователя под ником RandomAtreides за наводку на сериал "Альянс советников" (2017), в котором как раз-таки акцент сделан на судьбе Сыма И, деда основателя империи Цзинь. Спасибо!

Если пост был интересен, обязательно ставьте лайк, а я постараюсь сделать ещё один дополнительный пост со всяким интересным.