Серия «История нашего мира в художественной литературе»

Всем привет!

Сегодня поведу речь об одной из самых ярких женщин в истории и непростом периоде истории Римской империи, а точнее о кризисе III века н.э. Напоминаю, что читать историческую часть вовсе не обязательно, но может быть полезно.

В своём прошлом посте (найти его можно тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 71. «Семейные фавориты») я уже рассказала о том, как кризис начался – пресеклась династия Северов с убийством Александра Севера в 235-м году, и после этого власть на бешеных скоростях стала переходить из рук в руки. За пятьдесят лет там сменилось только официальных, прошедших полную процедуру, императоров двадцать девять, а были ещё претенденты, провозглашенные армией.

При Максимиане I Фракийце (235-238) поначалу ещё как-то всё держалось, но уже в конце его правления недовольство вылилось в бунты, и сначала Максимиану пришлось бороться с восставшими Гордианом I и его сыном-соправителем Гордианом II, которые в ходе этой борьбы погибли, а потом в игру вступили Пупиен и Бальбин. Год 238-й стал во многом похожим на 69-й, только тот был годом четырех императоров, а этот, в III-м веке, превратился в год аж шести императоров.

В ходе борьбы правителем стал юный Гордиан III (правил в 238-244гг. н.э.) из династии Гордианов. Кто точно были его родители неизвестно, но он почти точно был внуком Гордиана I. К сожалению, справиться с той волной проблем и потрясений, что захлестнула империю, он не смог. Продолжались атаки варваров в Европе, но куда серьёзнее, чем даже это, оказалась угроза со стороны недавно образованной Персидской империи под властью Сасанидов, которыми правили сначала Ардашир I (224-240), а потом его сын Шапур I (240/241-271/272). Сасаниды быстро смекнули, что это их шанс урвать побольше, и Гордиану пришлось отправиться в Персидский поход, в ходе которого он и погиб.

К власти после этого пришёл Филипп Араб (244-249гг.), который, по некоторым версиям, достиг этого путем интриг и убийства Гордиана. Действовал он хитро и всячески, похоже, пытался себя обезопасить – заключил мир с персами, поладил с сенатом, развлекал народ. Но потом в империю вторглись готы, новый император поручил с этим разобраться Децию Траяну, а тот взял да устроил переворот, в результате которого стал императором, а Филиппа вместе с сыном отправили вслед за предшественником, которого тот предал. Но Деций Траян тоже недолго продержался: правил с 249 по 251-й годы. Вообще за то время предположительно только один император умер не насильственной смертью – это сын и преемник Деция Траяна Гостилиан, правивший в 251-м году. Предположительно его скосила вновь разыгравшаяся в тот период в Римской империи чума (это т.н. киприанова чума 249-270-х гг. н.э.).

Очень освобождению вакансии императора обрадовался Требониан Галл, правивший вместе с сыном Волузианом с 251 по 253-й годы. Судя по всему, тот ещё неудачник: заключил мир с готами, но те его вскоре нарушили, а потом ещё при нём возобновилась война с Сасанидами. Закончилась его жизнь обычным для того периода образом – он был убит вместе с сыном взбунтовавшимися войсками под руководством Эмилиана, который даже ненадолго сумел стать императором в том же году, но закончил точно так же, как Галл, только намного раньше.

А на смену ему пришёл Валериан I (правил в 253-260гг.), и вот тут уже начинается самое интересное. Валериан оказался неудачником похлеще Галла. Подобно предшественникам, чтобы отвлечь римлян от серьёзных насущных проблем, он устроил гонения на христиан. Но ему это не особо помогло. А потом ещё он отправился в очередной персидский поход…и попал там в плен к Шапуру в ходе битвы при Эдессе в 260-м году, причем прославился этот лошара тем, что оказался первым и единственным римским императором, попавшим в плен и в плену же погибшим. Я знаю ещё одну похожую историю, но она случилась в Китае на 1000 лет позже. Так что похлопаем этому господину, он смог то, что мало кому из правителей удавалось. А Шапур даже эту историю увековечил в барельефах.

Ну а самое главное, Валериан положил в этой истории столь огромную часть своей армии, что наводить порядок в Римской империи стало, по сути, некому, и некоторые охреневшие решили, что это их шанс…и создали, по сути, собственные государства. Так в 260-м году, когда сын и соправитель Валериана Галлиен пытался свести концы с концами, поднял восстание, убил сына- соправителя Галлиена (правил в 260-268гг.) Салонина и объявил о создании Галльской империи Марк Кассианий Латиний Постум. Его Галльская империя простояла примерно четырнадцать лет, с 260 по 274-й годы, и её образование стало первым этапом временного раскола Римской империи на три части. Почему на три? Сейчас расскажу.

Дело в том, что, поняв, чем запахло, в 260-м объявил себя полноценным «царём царей» Пальмирского царства Оденат, управитель Пальмиры. Но сделал это довольно хитро – устроил поход против персов после пленения Валериана, потом покарал мятежника Макриана, и всё это под видом отстаивания интересов Галлиена, и уже на основании таких своих заслуг подвёл всех к тому, что он, как правитель, ничем не хуже своего товарища – римского императора.

Тут нужно сказать, что сепаратистские настроения зрели в Пальмире уже на тот момент давно. Сначала Каракалла дал этому городу привилегии и позволил управлять им представителю местной знати Септимию Оденату. И вот уже тот поднял неудачное восстание против римлян, но был убит. Его сын Хайран занял его место, однако, видимо, проправил не очень долго, прежде чем умер, и власть перешла, собственно, к Оденату (которого иногда помечают под номером II). Тот так рьяно защищал римские владения вначале от парфян, что удостоился титула консуляра.

В какой момент созрел у него хитрый план и собирался ли он решиться на открытое отмежевание, неясно, но всё сделал для того, чтоб его дерзости римский император спустил на тормозах, а Пальмирское царство стало фактически самостоятельным. Причем позаботился он почти обо всем, включая наследников: соправителем сделал сына от первой жены – Хайрана (или Гайрана, или Герода, на греческий манер), но имел ещё и запасных сыновей, в том числе Вабаллата, от второй жены – Зенобии. Единственное, чему Оденат, как оказалось, не оказал должного внимания, это своей безопасности и нормализации внутрисемейных отношений. Существуют разные версии относительно подоплеки его гибели, но наверняка известно только то, что в 267-м году и Одената, и Хайрана убил двоюродный брат (по другой версии племянник) «царя царей» – Меоний.

Меоний после этого прожил тоже совсем недолго и, возможно, некоторое время управлял Пальмирой. Так или нет, но в том же 267-м году новым царём объявили малолетнего Вабаллата, а регентом и фактической правительницей при нём стала царица Зенобия. И вот она-то за время своего недолгого правления (с 267 по 273-й годы) успела не только по-настоящему отделить своё государство от Рима, расколов тем самым Римскую империю на три части, но и отжать у бывших сюзеренов территории, включая Египет, часть Месопотамии и даже области на территории нынешних Турции, вплоть до Анкиры (Анкары), и Саудовской Аравии, вплоть до Хегры (Мадаин-Салих), что могло бы обернуться для римлян настоящей жо катастрофой, если б после убийства Галлиена власть не перехватили т.н. Иллирийские императоры – сначала Клавдий II (268-270гг.), потом ненадолго Квинтилл (270), а после Аврелиан (270-275), которому удалось то, что не удалось его предшественникам. Подробнее рассказывать сейчас не буду, чтоб не испортить интригу тем, кто не знает или не помнит эту историю, потому что о противостоянии Аврелиана и Зенобии повествуется в сегодняшнем романе:

«Зенобия из рода Клеопатры» А. Г. Ильяхова

Время действия: III век н.э., ок. 240-274 гг.

Место действия: Римская империя (нынешние Италия и Турция) и Пальмирское царство (современные Сирия, Ливан, Иордания и Египет), государство Сасанидов (современный Ирак). Территории современных стран приписываю к античным государствам довольно условно, потому что территории переходили из рук в руки.

Интересное из истории создания:

Анатолий Гаврилович Ильяхов (р. 1941) родился в Сочи в семье выходца из крестьян Г.Т. Ильяхова и понтийской гречанки Хариклы Минаевны. В Сочи он провёл всё своё детство и часть юности, а потом уехал на учёбу и большую часть жизни проработал в сфере строительства, причем в рамках своей работы успел побывать и в Монголии, и в Афганистане. Писателем становиться не планировал, сам иронично признавая, что у него с грамотным письмом ещё в школе были трудности (и, честно говоря, похоже, он их полностью так и не преодолел, но об этом потом скажу). Зато довольно рано и накрепко, на всю жизнь, увлекся греческой культурой, да и вообще греко-римской античностью, и туристом побывал в Греции, где заспорил с местным гидом) Позже он перебрался с семьей в Краснодар, где и обосновался.

Писать А.Г. Ильяхов начал уже пенсионером и, конечно же, взялся за столь волновавшую его тему – греческая античность, Александр Македонский и вот это вот всё. Его первой книгой, судя по всему, стала «Зевсу посвященные. Тайны древних Олимпиад», изданная в 2006 или 2007-м году. Потом ещё он написал несколько, скажем так, не совсем стандартных книг, освещающих самые разные аспекты жизни древних греков, от кулинарии и застольных традиций до медицины, а также законов и вообще области права. Не знаю, конечно, много ли найдется людей, которым это интересно, но я лично степенью увлеченности этого человека восхищена, и, будь у меня побольше свободного времени, книги эти хотя бы полистала.

В любом случае труды господина Ильяхова нашли определенный отклик, и в 2008-м он даже стал членом Союза Писателей, что лично я, конечно, по нынешним временам считаю скорее аргументом «против», чем «за» в вопросе «Читать или не читать?», но меня так поразила его глубокая заинтересованность во всех аспектах жизни его предков, которой он сохранял преданность почти всю свою долгую жизнь, что я всё же решилась и прочитала его книгу. К тому же я подробно изучила его авторский сайт и нашла там немало интересного, включая и рассказ автора о его жизни. Сайт легко ищется, поэтому ссылку не прикладываю.

К слову, «Зенобия из рода Клеопатры» – роман, судя по всему, изданный совсем недавно, в 2022-м году. Тогда же, в июле, состоялась и встреча с писателем, где тот презентовал это своё произведение.

О чём:

Фактически в романе несколько «потоков» (не уверена, что это в данном случае было бы уместно называть именно сюжетными линиями) – это рассказы и о самой Зенобии, и о её советнике Лонгине, и о римлянах и их правителях от Валериана до Аврелиана. И уже к концу первой трети романа все эти «потоки» начинают смешиваться, а линии всё больше переплетаются.

Но, поскольку роман назван именем Зенобии, то о ней и расскажу. Её история начинается с того, что у её отца, шейха Захайи бет Ярхайи (хотя правильно, полагаю, было бы писать "бин Ярхайи"), от жены уже было несколько сыновей, а примерно в 240-м году, к радости родителей, родилась дочь, которую назвали Зейнаб. Девчонка росла бойкой и задиристой, да ещё отец в ней души не чаял и потакал её самым разным хотелкам, даже нашёл для неё человека, обучившего её соколиной охоте, и позволял ей довольно свободно перемещаться по окрестностям, в том числе с охотниками. В одно из таких перемещений юная Зейнаб столкнулась с какой-то старухой, напророчившей ей крутого мужа и всякого прочего разного, а в другой раз, на охоте, она отбилась от остальных, затерялась в тумане и столкнулась там со всадником, который по какой-то причине её знал, во всяком случае по имени.

И так вот одна короткая встреча изменила кое-что для этого мужчины, и изменила совершенно всё для повстречавшейся ему девушки, ибо всадником тем по странному стечению обстоятельств оказался сам Оденат, правитель Пальмиры. И с чего-то он так проникся девицей, что пошёл «пообщаться» к её отцу, что вылилось сначала в полноценный обряд сватовства и помолвку, а потом и в шумную яркую свадьбу, обеспечив Зенобии будущее царицы Пальмирского царства.

Отрывки:

Честно говоря, эпизод с испытанием невесты свахой я считаю, пожалуй, самым ярким, запоминающимся и хорошо написанным в этой книге. Поэтому, хотя он вроде бы и не несет особой исторической нагрузки, я всё же решила процитировать именно его:

«…Бат-Захайя как глава семейства совершил обряд жертвоприношения: в дар богам рассталась с жизнью молодая жирная овца. Приглашённый жрец-прорицатель какое-то время присматривался к внутренностям жертвы, пока радостно не произнёс:

— Предзнаменования благоприятные! Можно начинать.

Последние слова предназначались свахе, позволяя приступать к намеченной процедуре знакомства с невестой…

Не каждому врачу под силу определить, насколько девушка здорова, а также есть ли у неё утаенные телесные недостатки. И вообще, по каким признакам давать оценку её красоте и пригодности в исполнении супружеского долга? Бедуины предпочитали женщин полнотелых, с широкими бедрами, тонкой талией и высокой грудью. На коже должны отсутствовать родинки и прыщики. Обращалось внимание на цвет белков глаз — чем они белее, тем лучше. И ступни ног красивые, когда они узкие и с длинными пальцами. Зубы у девушек на выданье обязаны быть целыми, здоровыми и белыми. Поэтому бесцеремонно заглядывали в рот — как при покупке дорогостоящей лошади! Но что делать? Возражать не приходилось, если имелась надобность выйти замуж! Всё уже придумали предки бедуинов, побеспокоились, чтобы почти интимный процесс освидетельствования прошёл безобидно для невесты и весело для родни.

Сваха хлопнула в ладоши. Пожилой музыкант начал перебирать струны арфы-кануны, лежащей у него на коленях. При первых звуках из шатра появилась Зенобия, подняла вверх руки с бронзовыми тарелочками на пальцах, прислушалась к ритму и грациозно прошла на середину круга из ковров.

Зрители с шумным восхищением отреагировали и потом радостными возгласами сопровождали каждое движение. Разом отбросив волнение, дочь шейха плавно задвигалась и в какой-то момент неожиданно сбросила платок с головы. Волосы волнами упали на плечи, вызвав восхищение зрителей, а она, покачиваясь в танце, ловким движением головы перебрасывала их то на одно плечо, то на другое. При этом плечи не переставали трястись мелкой дрожью. Пряный запах благовоний, которыми предварительно умащивали тело и голову невесты, во время танца достиг обоняния зрителей, добавив приятности зрелищу.

Высоко поднимая ноги и опуская на землю с замедлением, приседая и подскакивая, Зенобия исполняла движения особого танца. Так бедуины ходят по песку, достаточно высоко поднимая ноги, повторяя плавный ход верблюда на караванной тропе. Выразительной мимикой и жестами рук под бесхитростные звуки кануна Зенобия рассказывала в танце о себе, девушке, созревшей быть замужем. Зрители наблюдали восхитительное зрелище, рассказывающее о том, что жизнь в пустыне, насколько она сложна, так и прекрасна…

Тем временем сваха времени не теряла, в стороне безучастно не стояла. Со вниманием наблюдала за каждым движением, действовала согласно поручению царственного жениха. Пока невеста была занята танцем, женщина делала телодвижения, словно тоже в танце, приближалась и кружилась, и невзначай прикасалась, успевая отметить всё, что было нужно. Успела убедиться в правильности телосложения, да так, что невеста не успела заметить! Сделав одно своё дело, сваха на время отступила, чтобы продолжить ритуал в другой удобный момент…

Чтобы проверить прочность волос Зенобии, сваха ловким движением намотала на свой кулак её прядь и… бесцеремонно дёрнула что есть силы. Тут же отпустила и посмотрела на свою ладонь — сколько там осталось волосинок? У любимой дочери шейха с волосами всё было порядке! Затем сваха попросила Зенобию присесть несколько раз и встать — сама прислушивалась, не хрустят ли суставы…

Наконец сваха, широко улыбаясь, притянула к себе Зенобию и… поцеловала в губы. Но это был не обычный поцелуй, а уловка, чтобы проверить на свежесть дыхание.

Испытание невесты продолжилось после танца, без свидетелей в шатре. Не только проверить девственность, но также выяснить, сможет ли Зенобия рожать и кормить ребёнка грудью. И то, и другое для любого жениха — важное! Но первое, что спрашивает мать у сына наутро после первой супружеской ночи: «Этой ночью ты был львом или гиеной?», — подразумевая, ел ли он «свежее мясо или удовлетворился падалью».

После совершения обряда довольная собой сваха оставила дом Бат-Захайя, чтобы передать жениху все секреты невесты, что увидела и услышала в доме её родителей.

Оденат остался довольным отчётом свахи. Расплатился с ней и поручил ближайшим родственникам собирать назначенный выкуп за невесту — золотыми монетами, ювелирными изделиями и верблюдами. Самое дорогое у кочевников — верблюды, они выше всяких богатств! И хотя конь для бедуина — верный друг, верблюд выносливее коня, он неотъемлемая часть жизни в пустыне. Если у бедуина имеется беговой верблюд — дромадер, на нём сразится с врагом, золото отберёт! Верблюд переносит на себе товары, грузы и при необходимости послужит едой хозяину. Оттого мясо верблюда продаётся дорого, готовят его чаще всего на праздники, подвергая долгому тушению с перцем и луком.

После того как шейх Бат-Захайя получил калым, жителям Пальмиры сообщили о предстоящей свадьбе царя Одената…».

Я, конечно, не вкурила, почему «Бат-Захайя», потому что вообще в переводе с иврита (и, возможно, арамейского) «бат» – это дочь. Есть, конечно, ещё арабское «байт» – «дом», но даже так не ясно, к чему это. Ладно, возможно, это я чего-то не знаю.

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

На самом деле, хотя я могу отметить ряд её достоинств, эта книга меня скорее разочаровала и привела в недоумение, нежели порадовала и впечатлила. Автор, несомненно, много исторического и культурологического материала перелопатил перед написанием этого романа. Например, описанный выше эпизод и в принципе то, что касается жизни Зенобии до переезда в Пальмиру, явно навеяно книгами о быте, нравах и культурных традициях арабов-бедуинов. Вот только меня не покидало ощущение, что я читаю не об арабах и арамеях III-го века н.э., а о бедуинах XIX-начала ХХ-го веков, потому что подобные книги я тоже читала, фотографии этих народов из прошлого и позапрошлого столетия видела, и прекрасно понимаю, что какие-то вещи действительно дожили почти что до наших времен, даже без особых изменений, но большая их часть всё-таки либо очень сильно переменилась за минувшие века, либо исчезла, а что-то и вовсе появилось относительно недавно, хотя выдается за традиционное и исконное, не являясь таковым. И тут очень важно отделить одно от другого.

Возможно, это чистая субъективщина, но у меня сложилось впечатление, что автору не удалось. Вот, например, даже с одеждой у него творится что-то странное, как будто он разузнал, что носят арабы, и перенес всё это в свой текст – та же джеллаба (а не геллаба, как у Ильяхова, потому что слово пишется как  جلابة, где первая буква «джим» (ج) читается именно как мягкое «дж»), вообще-говоря, одежда жителей Северной Африки и, вероятно, имеет берберское происхождение, а никаких берберов в Сирии не жило в те времена (да и сейчас их там можно найти разве что случайно). Так что для меня это, по меньшей мере, смелое допущение, как и питьё «эфиопской кахвы» в III-м веке, когда даже, согласно легендам, которые любят всему придавать налёт древности, кофе был открыт и распробован не раньше IХ-го века. И таких вот неоднозначностей в тексте много.

Хотя при копании в этом было интересно обнаружить, что женщин-гладиаторов (хотя он смешное слово использовал - «гладиатриссы»)) в Риме и вправду использовали для развлечения публики, и Ильяхов даже знал на момент написания о бронзовой-статуэтке, которую часть исследователей склонна считать изображением вот такой вот женщины-бойца с фракийским мечом (сикой) в руках, хотя другие ученые скептически относятся к такой трактовке)

Кстати, я вот уже дважды упомянула довольны специфичные слова – сика, джеллаба. Ильяхов в своём тексте тоже использовал множество терминов, причем они выделены косым шрифтом, и с выделением запятыми у него дается тут же их значение. Если честно, меня это раздражало, но я знаю, что это считается одним из допустимых решений в вопросе использования и пояснения малоизвестных слов в художественной литературе. Причем тем, кто с темой слабо знаком, так читать гораздо удобнее, чем с тоннами сносок. Но лично я за сноски, и в данном романе пояснялись по большей части простые и понятные слова для тех, кто хоть немного знаком с той эпохой, а также с римской и арабской культурой, и спотыкаться об такие пояснения прямо в тексте как-то меня не радовало.

Отдельная попаболь для меня красота и грамотность текста, которые тут заметненько прихрамывали. Где-то автор прям ловил вдохновение за хвост, и у него получались действительно красочные, живые и запоминающиеся зарисовки, например, в приведенном выше отрывке. Кое-где он отличился просто мастерским стёбом) Но хватало и, так скажем, сомнительных мест. Например, ужасно резало глаза то, как автор неоднократно опускал подлежащее в тех предложениях, где оно, на мой взгляд, было нужно, из-за чего ломалась вся стройность предложения. Встречались пунктуационные, а иногда и грамматические ошибки, в том числе в управлении (хорошо хоть деепричастные обороты нормально согласованы), как, например, тут:

«…Противостояние Сената и римских императоров началось с Октавиана Августа, два столетия назад до Аврелиана…».

И ещё, если описания зачастую были неплохи, а иной раз и просто замечательными, то немалая часть диалогов у меня вызывала просто чувство кринжа своей театральностью и бессодержательностью. А ещё, видимо, порой возникали опечатки, и получались просто перлы, достойные цитирования в специальных сборниках):

«Достаточно прислать в Сирию пару-тройку римских легионеров и устроить хорошую трёпку пальмирцам — сразу всё станет на место».

При обсуждении этого места я сказала, что «Сдается мне, пары-тройки легионеров будет маловато») Короче, языковых косяков тоже хватало. Но, как бы меня это ни раздражало, самым большим разочарованием всё же был образ Зенобии. Я не знаю, случайность это или намеренность, но образ великой пальмирской царицы не просто выглядит неубедительно, он производит отталкивающее впечатление. Зенобия в изображении Ильяхова – непоследовательная, легкомысленная дура и истеричка, которая много нередко ведет себя как капризный ребенок и бахвалится, но при этом не может самостоятельно принять ни одного разумного решения и, сдувается, поджав хвост, когда начинает пахнуть жареным. Крутыми в романе про национальную сирийскую героиню предстают старик-философ и интриган Лонгин и вояка-император Аврелиан. Это вообще как так-то?

Именно Лонгин пинками фактически привёл на пальмирский трон Зенобию, когда та разнылась о том, как ей страшно, именно Лонгин говорил ей, что да как делать, и все предпринятые ею действия после таких сцен казались просто исполнение указаний старикана. Все немногочисленные самостоятельные решения царицы привели к катастрофе. Всю книгу её расхваливают на все лады за её ум и отвагу, но стоит ей только услышать угрозу пытками, как она тут же плюёт на всё – на гордость, честь и жизни преданных ей людей, хотя ранее сама же лезла на рожон, не думая о последствиях.

В итоге по факту из всех достоинств остается только красивая внешность и умение рубить бошки собственной рукой. Ну серьёзно? Блин, как же обидно было такое читать, потому что в действительности это уникальная историческая личность, и, если б она была такой, какой её в этой книге описывают, она бы ничего не сумела сделать из того, что сделала. Римская империя и прежде переживала непростые времена, но со смерти Клеопатры, к которой Зенобия вроде как и в самом деле возводила своё происхождение, до времен самой Зенобии ни одному монарху фактически другого государства не удавалось взять под свой контроль житницу Римской империи – Египет. Поправьте меня, если это не так.

Что в итоге? Минусы, существенные для меня, я уже перечислила. В то же время я не могу сказать, что книга плохая и точно не стану отговаривать её читать. Да, меня бесили и образ Зенобии, и косяки текста, но в то же время сюжет у этого романа построен очень даже неплохо, общая канва вполне себе логична. Ильяхов упоминает многие исторические факты и ещё больше исторических версий, в принципе вполне достойных вплетения в подобное повествование. Например, он не только делится версиями гибели Одената, причем оригинально выдает причастность Зенобии как политический оговор со стороны Аврелиана, но и делится собственными предположениями. Хотя иногда его предположения далековато заходят, но в условиях отсутствия инфы я всегда считала это допустимым.

Кроме того, он затронул финансово-экономический кризис III-го века, когда обесценивались римские деньги из-за падения содержания в них серебра (порой вплоть до 10%), что в какой-то момент делалось не только фальшивомонетчиками, но и по приказу самих императоров.

Ильяхов затрагивает ещё многие и многие как социально-политические, так и религиозно-философские вопросы, здорово порой играет с символизмом. В какой-то момент мне действительно стало интересно этот роман читать, чтобы хотя бы просто проверить свои предположения (которые, кстати, оправдались). Короче, читать или нет – выбор за читателями. Я уверена, что кому-то эта книга может быть и интересна, и полезна, хотя не сомневаюсь и в том, что кто-то полностью согласится и с моими оценками. В любом случае не рассказать о Зенобии я не могла, а других книг о ней найти всё равно мне не удалось, и это произведение кому-то сможет рассказать об этой царице, её правлении и её времени, всё же лучше, чем сухие исторические статьи.

Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 64. «Трилогия об Иосифе Флавии»

А о II-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 68. «Марий Эпикуреец»

А о III-м веке (или рубеже веков) тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69. «Троецарствие»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 70. «В дни Каракаллы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 71. «Семейные фавориты»

Всем привет!

Это были очень тяжкие полторы недели, но всё-таки за это время я успела прочитать кое-что интересное и сегодня расскажу о закате династии Северов и немного о том, что было после, так что будет много. В прошлый раз я завела речь про императора Каракаллу, который бесславно закончил свои дни где-то под Харраном (Карры), когда будто бы собрался отойти пописать, в 217-м году, а после этого один из его военачальников по имени Макрин подсуетился и захапал власть себе, пользуясь тем, что Каракалла не оставил наследников. Или…вроде как не оставил.

Будь Макрин более аккуратным и хитрым правителем, так бы он, наверное, и правил сам до старости, и династию б сумел свою основать, и никто бы не стал с интересом прислушиваться к крамольным сплетням о том, что Каракалла в юности пошалил со своей кузиной, Юлией Соэмией, да так, что именно в результате этой шалости, а не исполнения супружеского долга родился Варий Авит Бассиан, который до того интересного года считался сыном Секста Вария Марцелла, мужа Сэомии.

Этот С. Варий Марцелл скончался примерно в 216-м году. К слову, та же печальная участь, судя по всему, примерно тогда же постигла и мужа Юлии Мамеи (сестры Соэмии) – Гессия Марциана. Так что женщины вместе с их матерью, Юлией Месой, и родной тёткой по материнской линии, Юлией Домной, вдовой Севера, остались без надежной опоры и вынуждены были делать всё, что им скажет новый временный император. А тот велел им не мозолить глаза и всех отправил подальше, в Эмесу, откуда вся эта семейка и была родом.

Эмеса – это нынешний Хомс в Сирии, и именно там находилось святилище солнечного западносемитского бога Элагабала, чьим жрецом, равно как и его предки, был Юлий Бассиан, тесть Септимия Севера и родной дед его сыновей – Каракаллы и Геты.

Своё происхождение Бассиан возводил к Сампсикерамидам, правителям Эмесы, изначально вождям арабского племени эмисенов. Так что в родном городе его и его семью очень уважали, храм посещало множество паломников, и это приносило неплохой доход. Особенно впечатляюще звучала легенда о том, что камень фаллической формы, представленный вместилищем божества, давным-давно упал с небес (или даже с солнца) на землю и сам же выбрал себе в хранители предка Бассиана, и так вот они и стали жрецами Элагабала. В 217-м году старик уже умер, и в хаосе тех дней казалось лучшим возвратиться к жизни просто сирийских жрецов, что и было сделано, а пост верховного священнослужителя занял юный сын Юлии Соэмии – тот самый Варий Авит Бассиан.

Сам мальчик очень быстро проникся культом своего солнечного божества и собственной божественной миссией и, возможно, сам-то не мечтал о власти над Римской империей, чего не скажешь о его родственницах. Юлия Домна вскоре умерла, по одной версии от рака, по другой – наложив на себя руки, и её линия официально была прервана. А вот её младшая сестра с дочерями и внуками осталась и, видимо, стала думать, как бы вернуть былое величие.

Тем временем росло недовольство Макрином, и кто-то так своевременно стал распространять слухи о том, что, дескать, Каракалла всё же оставил наследника. В какой-то момент плотину прорвало, воины захотели видеть на троне законного представителя династии Северов, а не убогого узурпатора, и летом 218-го года провозгласили императором мальчика Вария Авита Бассиана, который вскоре сменил имя на Марк Аврелий Антонин, следуя традиции предшественников соседиться к династии Антонинов. Прозвище Гелиогабал (или Элагабал) в честь его любимого бога он будто бы получил спустя десятилетия после гибели, а тогда его ещё так никто не звал. Да и не догадывался, до какой степени он фанатик религиозный.

Так что вначале убили некоторых верных военачальников Макрина, потом его сына-соправителя, а потом и его самого. А юный император с родственницами и присягнувшими ему легионами отправился в Рим, которого достиг в первой половине 219-го года. Вот тут-то потихоньку и начало твориться всякое разное и интересное.

Информацию о Гелиогабале и времени его правления исследователи черпали из трудов Диона Кассия и Геродиана, его современников, но даже в них много субъективного, и за этим эксцентричным императором закрепилась устойчиво и надолго слава маньяка и извращенца на уровне Калигулы и Нерона, хотя на деле, похоже, всё было не так-то просто, и в книге Антонена Арто, которую я начала читать, но не дочитала, красной нитью проходит мысль о том, что, может, сам Гелиогабал и был, скажем так, чрезмерно раскрепощен и нестандартен, но истоки многого из того, что он делал, став римским императором, нужно искать в его отрочестве, проведенном в Сирии в качестве верховного жреца Элагабала, и что именно убежденность в его особой религиозной миссии и толкала его на разные действия, осуждаемые римским обществом и римлянам не понятные. Ну и нельзя сбрасывать со счетов его юный возраст – парню было 13-14 лет, когда он взошёл на трон, и 18, когда его оттуда свалили.

Поначалу юного Гелиогабала ещё как-то контролировали старшие, в частности, бабка, и совсем уж дичь, видимо, творить не позволяли. Но мальчик рос и всё больше входил во вкус при пользовании своей властью. Он старался жить по принципу «любим работать и умеем отдыхать», но только работой он считал, прежде всего, служение своему небесному камню, культ которого всё больше и больше с годами отодвигал на задний план традиционные римские культы, а несогласные при этом плохо оканчивали свой жизненный путь; ну а развлечения у него по слухам были, скажем так, очень на любителя – это и обычные скачки да тесное общение с возницами и конюхами, и тележки, запряженные кучей голых девок, и разгульные пирушки, где присутствующих обильно посыпали розовыми лепестками (иногда якобы настолько обильно, что особо тормозных приваливало ими насмерть, или даже ходили будто бы слухи, что так и было задумано – изящный способ расправы над политическими соперниками), и странные танцы, и всякое прочее.

Дальше было больше. В своём религиозном рвении Гелиогабал в какой-то момент не придумал ничего лучше, чем развестись с первой женой (Юлией Корнелией Паулой), подобранной ему бабушкой, и жениться на весталке Юлии Аквилии Севере, чтобы объединить и богов (Элагабала и Весту), и людей-представителей Северов в брачном союзе. И, разумеется, он конкретно шокировал римское общество подобным действом. Двойной шок был, когда император развелся с весталкой, чтобы жениться на Аннии Аврелии Фаустине, вдове сенатора Помпония Басса, казненного по обвинению в государственной измене, а потом развелся уже с ней, чтобы вернуть ту же весталку. Плюс к этому добавилось недовольство самоуправством императорских родственниц и, что ещё хуже, его фаворитов. Последним гвоздём стало то, что, похоже, наследника от веселого шутника Гелиогабала ждать не приходилось, и его уговорили усыновить двоюродного брата – Алексиана, сына Юлии Мамеи, воспитанного в лучших римских, а не восточных традициях.

Вот на этого Алексиана-Александра и сделана была ставка, когда Гелиогабал всех уже окончательно достал. Пытались мирно передать власть сыну Мамеи, да действующий император этому воспротивился, чем спровоцировал заговор внутри семьи и в дальнейшем волнения в армии. Закончилось всё тем, что весной 222-го года нервные преторианцы в их лагере, куда прибыл император, чтобы уладить некоторые недоразумения, убили Гелиогабала вместе с его матерью, пытавшейся защитить сына. А на трон возвели Алексиана, получившего имя Марка Аврелия Севера Александра или просто Александра Севера.

Можно сказать, что его правление даже было относительно продолжительным и спокойным – он продержался у власти 13 лет, пока не закончил практически точно так же, как и его двоюродный брат. Во многом, к слову, правление перешло вновь в руки Юлии Месы, умершей, впрочем, в 224-м году, и Юлии Мамеи, матери Александра, и политика в его правление во многом была направлена на то, чтоб устранить косяки предшественника. Например, вроде как были расширены сенаторские полномочия, к управлению страной привлечены видные умы той эпохи (юрист Ульпиан и тот самый историк Дион Кассий), сокращены расходы на императорский двор, снижены налоги, временно прекратились гонения на христиан и вообще процветала веротерпимость, восстановлены были бани Нерона, названные в честь Александра Севера после восстановления, и сделаны были другие хорошие вещи.

Но вместе с тем упала дисциплина в армии, а потом ещё началась война с Сасанидами, которые к 227-му году полностью подчинили себе территории, ранее принадлежавшие Парфянскому царству. Осмелевший от успехов Ардашир I в 231-м году вторгся в римские владения и продвинулся довольно далеко к морю. Сведения о том, каковы успехи и итоги для обеих сторон в этом столкновении, разнятся, но однозначно оно ослабило Римскую империю. А потом ещё вдобавок варвары перешли через Дунай и Рейн и произвели довольно масштабное вторжение, что ударило по государству ещё больнее и конкретно настроило римлян, особенно воинов, против императора и его матери. Александр Север и Юлия Мамея сами отправились на окраины империи, в Германию, но при попытке решить проблему облажались настолько сильно, что им это стоило жизни. Символично, что весной 235-го года они были убиты во время мятежа воинами XXII-го легиона, и на этом пресеклась династия Северов, после чего Римская империя окунулась на целых пятьдесят лет в масштабный политический кризис, получивший название Кризиса III-го века.

Максимин I Фракиец, правивший с 235 по 238-й и ставший первым из «солдатских императоров», этот процесс, похоже, даже не сумел особо замедлить. Геродиан писал о нём, что он «производит большие перемены», превращая «мягкое и очень спокойное царствование» в «грубую тиранию». Так что, наверное, не удивительно, что его в итоге тоже убили. Ну а после этого уже начался полный хаос и армаггедец, который завершился лишь с приходом к власти Диоклетиана. Но это уже совсем другая история. А сегодня о замечательном романе, в котором рассказывается о восхождении и падении Северов и немного о том, чем оно обернулось для империи:

«Семейные фавориты» А. Даггана

Время действия: II-III века н.э., ок. 192-222 гг. н.э., предположительно 227-й в предисловии и 242-й год в эпилоге.

Место действия: Римская империя (территории современной Франции, Румынии, Германии, Великобритании, Швейцарии, Италии, Албании, Греции, Турции, Сирии).

Интересное из истории создания:

Альфред Дагган, или Альфредо Леон Дагган (1903-1964) был английским историком и археологом аргентинского происхождения, а также прославился как автор исторических романов. Я упоминала его, когда рассказывала об основании Рима (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 36. «Ромул и Рем»), поскольку он отметился созданием романа «Отцы-основатели» о Ромуле и Реме (к слову, эта книга вроде как на русский язык переведена).

Вообще судьба у этого человека была интересная. Я его фамилию видела в трех вариантах передачи на русский язык – «Дагган», «Дугган» и даже «Дагген», хотя лично я склоняюсь к тому, что изначально верным было второе, т.к. его предки были ирландцами, но, поскольку жить ему пришлось среди англичан, всё же буду придерживаться первого варианта.

Альфред родился в Буэнос-Айресе в семье богатых землевладельцев – Альфредо Хуберто Даггана (аргентино-ирландца в первом поколении, чего только не бывает) и его жены Грейс Эльвиры Керзон (которая, кстати, стала потом второй женой Джорджа Керзона, бывшего вице-короля Индии, и маркизой вдобавок). У Альфреда были ещё младшие брат и сестра, которые тоже стали довольно известными персонами.

К слову, когда Альфреду Даггану было около двух лет, всё семейство переехало в Великобританию, и именно там Альфред и его брат Хьюберт получили очень хорошее образование, т.к. учились в Виксенфорде и Итоне, а Альфред потом ещё поступил в Баллиол-колледж при Оксфорде, где познакомился с Э. Пауэллом и И. Во, которые впоследствии тоже стали известными писателями. Произведение И. Во, кстати, есть в моём списке, но пока о нём распространяться не буду.

После Оксфорда Дагган много путешествовал по Греции и Турции, посетив почти все места, позже упомянутые в его книгах. В 1935 году он даже принимал участие в раскопках дворца Константина в Стамбуле.

В годы Второй мировой войны А. Дагган служил в Лондонских ирландских стрелковых полках и участвовал в Норвежской кампании (1940), а ещё работал на авиационном заводе примерно до 1945-го года. А уже в 1950-м году увидел свет его первый роман – «Рыцарь в доспехах», который, кстати, перевели на русский язык в 2006-м году под странным названием «Деус вульт!». Это одна из двух книг данного автора, которую я вообще встретила на русском, и о ней я однажды, надеюсь, тоже расскажу.

В последующее десятилетие Дагган успел жениться (видимо, был заядлым холостяком, потому что его брак с Лорой Хилл заключен был в 1953-м году, когда ему стукнуло уже пятьдесят) и написать ещё, по меньшей мере, десять исторических романов, в числе которых, в 1960-м году, появились и «Семейные фавориты» («Family Favourites»). Его романы считались весьма исторически точными и не раз становились бестселлерами.

Кстати, смысл названия данного романа - это отдельная интересная тема. Его можно перевести и как "Семейные фавориты", и как "Фавориты семьи", и как "Любимчики семьи", причем смысловые оттенки при этом будут сдвигаться. Если упор делается на фаворитах, то тогда речь скорее о приближенных к императорской семье, если же о любимцах семьи, то речь уже как о фаворитах, так и о тех, кого любят в самой семье, и кому отдают предпочтение, что подчеркивает конфликт между Гелиогабалом и его двоюродным братом Александром.

И ещё интересный факт: Family Favourites - так называлось популярное британское радиошоу-преемник радиопередачи военного времени под названием Forces Favourites, которое транслировалось в обеденное время по воскресеньям на BBC Light Programme, позже на BBC Radio 2 с 1945 по 1980 год, и с 1967 по 1972 год на BBC Radio 1. Изначально суть этой радиопередачи состояла в том, чтобы помочь связаться британским семья с их родными, отправившимися на фронт в Западной Германии. Связано ли это как-то с названием романа Даггана, я не знаю, но мне это совпадение названий показалось занятным.

О чём:

В прошлый раз я радовалась, что история ведется от лица не римлянина, а наполовину костобока, наполовину дакийца. В этот раз мне повезло снова и даже в каком-то смысле больше, потому что главный герой этого романа, от лица которого и велось повествование, по имени Юлий Дураций был по происхождению галлом из племени пиктонов (не путать с пиктами – те жили в Шотландии), которые обитали немного южнее Арморики, на территории нынешней восточной Франции, и очень гордился своей родословной, потому что происходил из рода правителей пиктонов. Судьба забросила его в Британию, где он женился на местной девушке происхождением, по его мнению, не хуже и завёл двоих сыновей. Но до того, как оказалось, у него была весьма бурная молодость.

Родился он неподалеку от Лугдунума (ныне это Лион), и ему даже посчастливилось обучиться грамоте. И, благодаря этому, однажды, быть может, он бы сделал хорошую по меркам  провинции гражданскую карьеру, но случилось то, что случилось – убийство Коммода и пресечение династии Антонинов, а потом борьба за императорскую власть, и в 197-м году разборки между Септимием Севером и Клодием Альбином вылились в битву при Лугдунуме, а после неё от лишенных хозяйской руки солдат нигде спасу не было, и в один не прекрасный день, когда четырнадцатилетний Дураций ушёл на охоту, чтобы добыть пропитание семье, такой вот бесхозный отряд напал ради грабежа на его родную долину и перебил почти всех жителей, включая и семью гг.

Юлий Дураций понял это ещё издали и даже сумел подбить другой отряд на преследование грабителей, расправа с которыми была быстрой и жестокой, но особой пользы, кроме мести, парню не принесла. Идти ему больше было некуда и не к кому, а борьба за землю, которую он должен был унаследовать, в те неспокойные времена могла обернуться весьма серьёзными проблемами. Так что он ушёл вслед за армией и нанимался на различную работу к армейским начальникам, пока сам не подрос достаточно, чтоб стать легионером. К тому моменту Септимий Север уже утвердился на своем императорском месте, и служба сулила скорее различные плюшки, нежели неприятности (конечно, если не считать постоянные убийства и риски быть убитым самому).

Так в годы своей удалой молодости Дураций успел побывать и на Ближнем Востоке, и в Германии, и в Британии. К слову, в ходе британской кампании в империи сменился император, но Дураций тогда, похоже, большого значения этому не придал. А потом у него вообще была иная проблема – он отслужил положенный срок и встал перед выбором: увольняться и поселиться где-нибудь в тихом месте, чтобы жениться и держать коров да рабов, либо продолжить службу. Дилемму разрешил ему командир самым неожиданным образом – посоветовал записаться в преторианцы, и чтоб он больше среди простых легионеров рожи его не видел. Дураций намёк понял, последовал этому доброму совету и так вот в числе преторианцев попал в провинцию Сирия, где должен был по изначальной задумке охранять Каракаллу.

Но пока то, пока сё, и вот в Антиохии им принесли великолепные новости – Каракалла убит, и надо б теперь выбрать нового императора Макрина. Этот Макрин Дурацию не понравился настолько, что он даже ухитрился увильнуть от присяги. А потом ещё судьба занесла его к знакомцу в Эмесу, где он лично увидал мальчика, о котором ходили слухи, что тот внебрачный сын Каракаллы. Дураций этим парнем был поистине очарован, но поддерживать его притязания открыто поначалу зас не решился. Однако недовольство Макрином всё росло и крепко, пока не начало выливаться в открытое восстание и стычки между сторонами.

В одну из таких стычек при Имме Дураций словно небесное видение увидал ехавшего верхом юного Бассиана и вдруг испытал такое отторжение и к Макрину, которому даже не присягал на верность, и к убийству товарищей по оружию ради него, что громко объявил, что переходит на сторону наследника Северов и перетянул туда же своих товарищей, чем не только изменил ход битвы, но и привлек внимание юного императора. С тех пор тот, кого потом назвали Гелиогабалом, далеко и надолго никогда не отпускал от себя Дурация, а тот проникся искренним восхищением к нему и преданностью, какой не удостаивал никого ни до, ни после. Гелиогабала наличие такого верного телохранителя не спасло. Принесло ли это хоть что-то хорошее Дурацию? Предлагаю знатокам английского языка и ценителям английской литературы разобраться в этом самим, тем более что ответ на этот вопрос не слишком-то очевиден.

Отрывок:

Я долго думала, какой отрывок выбрать, потому что все эпизоды произведения настолько хорошо скроены и подогнаны один к другому, что выбор сделать было непросто. Но всё же выбрала два из них, которые, как мне показались, отлично иллюстрируют весь конфликт этого произведения. В первом Дураций, согласно тайному приказу Юлии Месы, проводил юного императора в одно интересное место с определенными развлечениями под названием «Девять Муз», чтобы привить ему вкус к женской красоте, если можно так выразиться)

«…У Матушки Гигес все было под контролем. Она была из народа горцев с Кавказа и очень раскованной женщиной. Рассказывают, что она была куртизанкой выдающейся красоты, пока не ввязалась в драку, которая стоила ей одного глаза. Сочувствующее сообщество её бывших любовников вложило деньги, чтобы купить ей хороший бордель. Она процветала, потому что знала, что нравится мужчинам, никогда не грабила своих клиентов и вышвырнула бы даже полицейского, если бы тот стал слишком задиристым после выпитых кубков. В ее руках Император был бы в безопасности, а ещё, как я надеялся, развлекся бы.

Когда мы сидели за ужином в главной комнате, дюжина девушек танцевала обычные танцы, которые мне нет нужды описывать подробно. На самом деле, я сам был немного смущен. Я не привык к такой компании. С компаньоном моего возраста я, возможно, был бы весел; но Император смотрел на все с удивлением и задавал неловкие вопросы.

Чтобы оживить обстановку, Матушка Гигес объявила о драке между пышногрудой негритянкой и высокой германской девушкой с очень белой кожей. Потом она позвала меня в уголок, чтобы объяснить, в чем привлекательность этого зрелища.

«Трудно разбудить такого ребенка, — сказала она, — но это привлекает всех. Это особенность моего дома. Мы держим эту германку в подвале, так что ее кожа всегда белая. Синяки появляются на ней через несколько минут. Конечно, драка договорная, и она всегда проигрывает. Когда всё заканчивается, они обе выходят выпить с гостями. Ты можешь увидеть в этом прогноз относительно нового правления. Если император суров, он выберет крепкую чернокожую, если он добр, он выберет потрепанную белую. Но если он хоть немного мужчина, он точно возьмет хотя бы одну из них».

Матушка Гигес поняла, что я на дежурстве, и она не настаивала на том, чтобы я выбрал девушку для себя. Я люблю проводить вечер в компании близких по духу товарищей, но мое достоинство не позволяет мне хладнокровно нанять девушку в такой ситуации.

Борьба была очень хорошим представлением; если бы я не знал, что это постановка, я бы принял это за отчаянную борьбу. Когда, наконец, германку швырнули к стене, и она лежала, словно оглушенная, все в комнате захлопали от восторга. Вскоре две голые, вспотевшие женщины встали на колени перед императором, протягивая руки в надежде получить маленькое денежное поощрение. Он дал им несколько золотых монет так же торжественно, как если бы он раздавал военный дар, а затем вовлек германку в разговор. После обмена шепотом она отвела его в занавешенную нишу. Ухмыляясь, матушка Гигес пробормотала: «У меня ещё не было ни одного случая, когда это не срабатывало».

Затем мне пришлось выслушать её жалобы на полицию и всё более крупные взятки, которые требовали офицеры преторианцев, пока суд находился в Никомедии. Мне удалось оставить её довольной, не беспокоя императора. Мешок с золотом, который я нёс на расходы, был запечатан императорской печатью. Небольшая работа горячим ножом перенесла воск на лист пергамента; на нём мы составили инструкции для всех полицейских органов империи, сообщив им, что матушка Гигес была личной подругой Императора.

Полчаса я очень весело пил с девушками, пока старая сводня рассказывала истории о её прошлом. Затем император и его германка вернулись, чтобы присоединиться к нам; но в ответ на мой вопросительный взгляд девушка покачала головой. Император, уже немного пьяный, говорил без умолку.

«Я должен освободить Гунду, — лепетал он. — Представь, она была порабощена ребенком моим отцом, Божественным Каракаллой, поэтому будет справедливо, если его сын освободит ее. Какова ее цена, матушка Гигес? Передай ее, Дураций. Вот, моя дорогая, ты свободна…».

А в следующем отрывке, уже успевшая потерпеть неудачу и с женитьбой внука, и с подарками в виде красивых девушек, Августа, чтобы решить вопрос с появлением наследников, стала прибегать к манипуляциям с мнением легионеров, и Дураций, такой честный няшка, весь план ей испортил. И ладно бы только это, но косвенно он ещё подтолкнул своего господина к одной из самых безумных его затей:

«…

«Это прекрасный план, мой господин, и весь мир будет рад узнать, что вы согласились жениться и продолжить священный род царей-жрецов, — сказал я, пока мы спускались по склону. — Но вы еще не сказали мне, кого вы выбрали в качестве невесты бога Солнца или какую жрицу вы почтите, сделав её своей супругой».

«Ты должен был бы догадаться и без слов об этом. Впрочем, ты варвар-галл, несмотря на то что твои предки были гражданами на протяжении столетий. Я ведь сказал, что богиня – покровительница Рима. Это Веста, конечно же. И я женюсь на весталке».

Через мгновение мы спешились на освещенном крыльце, и мне пришлось изо всех сил сдерживать свои эмоции. Я жаждал полной темноты, чтобы скрыть свое смятение. Конечно, Веста — богиня-покровительница Рима; все это знают. Но сама мысль о девственной богине в роли невесты была шокирующей, а мысль о её жрице в качестве супруги императора казалась такой же ужасной, как если бы он предложил устроить публичную демонстрацию каннибализма.

В павильоне император потребовал света и вина, в то время как его друзья собрались вокруг, чтобы помочь ему составить указы. Мальчики-конюхи были азиатами, которые не понимали, что настоящий римлянин чувствует к Весте; но даже они были поражены столь безрассудной затеей. Император, с другой стороны, был в полном экстазе. Он был убежден, что его бог говорил с ним, когда он катался в саду, и что только божественное вдохновение могло внушить ему такой план…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Нашла эту книгу только на английском, но всё равно осталась в полном восторге. Написано, кстати, довольно простым языком, так что даже те, кто владеют английским на среднем уровне, вполне смогут это произведение прочитать. Исторически оно не во всём было точным, но каких-то серьёзных косяков, что прям рука-лицо, я не заметила.

Что касается содержания, то Даггану удалось рассказать эту историю с довольно необычного ракурса. Как я и сказала выше, Гелиогабала обычно принято изображать сумасшедшим деспотом, но Дагган отошёл от этого образа и сделал его даже в чём-то симпатичным и милым. Его Гелиогабал выглядит, конечно, человеком с некоторыми психическими расстройствами и с идеями-фикс, но его идеи имеют поразительно гуманистическую направленность. От лица Дурация многократно подчеркивалось, что психологические издевательства – это реальный максимум его императора, в то время как насилие физическое и причинение вреда кому бы то ни было Гелиогабалу было совершенно несвойственно, во всяком случае, если он не находился под властью сильных эмоций в моменте, и, по крайней мере, на уровне идей. В то же время он был действительно эксцентричным молодым человеком и истинным религиозным фанатиком, совершенно оторванным от реальности, что и привело его к трагическому концу.

Дураций тоже, несмотря на некоторые вещи, волей-неволей вызывает симпатию, просто потому что трудно не оценить его искренних порывов и его преданной солдатской любви к мальчику-императору, которого он выбрал своим господином сам. Даггану удалось передать этот на самом деле нечасто встречаемый тип отношений между персонажами, когда взаимодействие строится на сильных взаимных чувствах, но все они подчинены отношениям господин-слуга.

Темп повествования в книге стремительный, поэтому сама она относительно небольшая, но вмещает очень много, и это я тоже считаю плюсом.

И должна сразу предупредить, что «из песни слов не выкинешь», как говорится, но книга по нынешним российским законам однозначно попадает в категорию 18+, хотя там на самом деле ничего такого нет. Однако тут уж либо не читать про Гелиогабала, либо смириться с его странностями и предпочтениями.

Кстати, я упомянула, что начала читать книгу о нем и на русском языке – это «Гелиогабал» Антонена Арто, представляющий собой художественно-философскую биографию данного императора. Я её не дочитала, хотя, возможно, потом возьмусь. Не дочитала, потому что она не только очень эксцентрично и даже грубовато написана, но и читать её без подготовки сложно. Поразительно то, как Дагган писал на темы, связанные с сексом, но при этом иронично и, можно даже сказать, что лайтово и почти невинно, а Арто, делая акцент на религиозном мышлении Гелиогабала, сделал свою книгу максимально сексуализированной и эпатажной. Одни только первые строки чего стоят) Кому любопытно, те могут открыть, прочитать и впечатлиться) Поэтому я отказалась от идеи рассказывать об этом произведении, но могу также предположить, что его имеет смысл прочитать после прочтения романа «Семейные фавориты», чтобы лучше понять всю соль того, что происходило в Римской империи в 210-230-х годах нашей эры.

Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 64. «Трилогия об Иосифе Флавии»

А о II-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 68. «Марий Эпикуреец»

А о III-м веке (или рубеже веков) тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69. «Троецарствие»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 70. «В дни Каракаллы»

Если пост понравился, то не забывайте поставить лайк. Кроме того, можно ткнуть кнопочку "жду пост" и закинуть небольшой донат. Я всё замечаю и всему радуюсь.

Всем привет!

Сегодня после Китая опять возвращаюсь к Римской империи, которой существовать в начале III-го века оставалось как единому государству ещё лет двести, и как Западной Римской империи со столицей в Риме – лет на семьдесят побольше. Но это всё потом, и затронула я эту тему, лишь потому что её затронул автор в сегодняшнем произведении.

А так вообще поведать я хочу о временах Луция Септимия Севера (146-211гг. н.э.) и его сыновей (кстати, есть предположение, что у него от 1-го брака ещё были две дочери, и на картине выше, возможно, изображены именно они).

О том, как основатель династии Северов пришёл к власти, я кратко упомянула в позапрошлом посте, а ведь конкурентов у него хватало. История там во многом вышла похожая на ту, что случилась в год Четырех Императоров (69г.), и Септимий Север стал своего рода вторым Веспасианом. Вот только характер у Севера был совсем иной, и манера правления тоже. Септимий Север, например, воевать не только умел, но и явно любил. В его времена случилась очередная война с Парфией, причем поход он возглавил лично, и он же продолжил завоевание Британии, в частности Каледонии (и, кстати, в тех же краях и закончил свой путь земной).

Кроме того, Септимий Север провёл военную реформу и по понятным причинам опирался в своем правлении на армию, а Сенат и сенаторы ему были что кость в горле. На сенаторах, к слову, такое отношение плохо сказалось. При этом Север получил славу борца с коррупцией, и простой народ ему симпатизировал, тем более что он успевал не только ломать, но и строить – и термы, и акведуки с водопроводами, и казармы, и ворота новые (например, Септимиевы ворота в Риме, сохранившиеся до наших времен), и арки (например, его триумфальная арка, возведенная после похода на Парфию, стоит до сих пор), и храмы (храм Диониса и Геркулеса), и много что ещё.

В общем проправил новый император восемнадцать лет, с 193 по 211-й годы, и умер предположительно от болезни в Британии (хотя есть версия и про медленно действующий яд), причем его старший сын, по слухам, ждал этого момента с нетерпением. Септимий Север будто бы перед смертью сказал сыновьям: «Живите дружно, обогащайте воинов, а на всех остальных не обращайте внимания». Но тут, как говорится, три раза ха-ха.

Император по прозванию Каракалла был старшим сыном Севера от его второй жены, Юлии Домны, и изначально носил непримечательное имя Бассиан, очевидно, в честь деда по матери, а потом его папа, дорвавшись до власти, сделал Каракаллу наследником и, чтобы присоседиться к Антонинам, изменил имя сына на «Марк Аврелий (Север) Антонин». Править после себя, кстати, Септимий Север поручить Каракалле вместе с родным братом – Гетой. Но то ли они в принципе с детства плохо ладили, то ли ещё что, однако оба опасались, что второй ради власти может что-нибудь эдакое сделать, и закончилось тем, что первым успел именно Каракалла – не прошло и года, как Гету по его приказу убили, да ещё на глазах у их матери (это особенно было неприятно, потому что Юлия Домна всячески пыталась помирить сыновей, и именно примирение в её присутствии стало поводом для роковой встречи, завершившейся расправой). И выставлено это было как самозащита. Бедный-бедный Каракалла…Хотя, возможно, он действительно себя в чём-то таком убедил, но теперь об этом можно лишь домыслы строить.

Проправил единолично, несмотря на все свои потуги, Каракалла всего около пяти с половиной лет, с конца 211 и до начала 217-го года. За это время он успел дать римское гражданство всем жителям империи, независимо от их происхождения и места обитания, что, по мнению императора, должно было ощутимо прибавить денежек в казне, и для этого же повысил налоги.

Ещё он тоже часто и много с кем воевал, но не всегда успешно, хотя будто бы бессовестно грабил и на…обманывал царей стран, на которые покушался. Особенно тут примечательна история последнего парфянского царя Артабана (216-224гг. н.э.), у которого Каракалла требовал (или просил, зависит от версии) в жены дочь, а после отказа устроил новый Парфянский поход с разрушениями городов и осквернением царских могил. Артабан настолько от такого охренел, что даже на мир согласился и встретил буйного римского императора как дорогого гостя. А тот возьми да прикажи «мочить козлоооув варваров!» прямо на пиру в честь самого себя. По другой версии Артабан вовсе не отказывался от этого брака и даже сам позвал потенциального зятя к себе, ну а дальше вышла эта история с резней на пиру. В любом случае Артабан с приближенными еле сумел ноги унести.

Этой историей Каракалла похвалился Сенату, получил даже титул «Парфянский Величайший», но на достигнутом останавливаться не собирался. Предположительно именно по этой причине, не желая продолжать войну, против него организовал заговор его же военачальник Макрин, и в апреле 217-го года н.э. где-то в районе Харрана (Карры) Каракалла был убит, а власть узурпировал сам Макрин. Да и почему бы нет? Ведь после себя Каракалла оставил термы, а наследника не оставил, потому что с женой, Фульвией Плавциллой, убитой по его приказу в 212-м году, самонадеянный император не поладил, а новую найти что-то не додумался.

О коротком периоде его правления повествуется в сегодняшнем романе:

«В дни Каракаллы» А. П. Ладинского

Время действия: III век н.э., ок. 212-217гг. н.э., время правления Каракаллы, отдельные эпизоды-флешбеки обращают читателя ко временам Септимия Севера.

Место действия: Римская империя и Парфия (территории современной Румынии, Абхазии, Турции, Греции, Сирии, Египта, Италии, Венгрии, Австрии, Израиля).

Интересное из истории создания:

Антонин Петрович Ладинский (1895-1961) – русский поэт и писатель, автор исторических романов о Римской империи, Византии и Руси.

Родился он в семье чиновника в Псковской губернии, учился на юридическом факультете Петроградского университета, но не доучился, а вместо этого добровольцем во время Первой мировой войны ушёл на фронт. А потом снова стало не до образования, потому что началась Гражданская война, и Ладинский выступал на стороне белых. После серьёзного ранения в 1920-м году он эвакуировался в Египет, а оттуда уже в 1924-м уехал в Париж, где и прожил последующие двадцать пять с лишним лет. Во Франции в те же годы он и обратился к исторической прозе. В 1930-х были написаны и изданы его романы «XV легион» и «Голубь над Понтом».

Вернуться на родину, хоть и в другое уже, по сути, государство, будто бы круто переменивший свои взгляды Ладинский порывался ещё в конце 30-х – начале 40-х, но тут грянула Вторая мировая, и гражданство ему дали только в 1946-м. Правда, он, похоже, не торопился им воспользоваться. В 1950-м его депортировали из Франции, и какое-то время он жил в ГДР, в частности, в Дрездене, а в Москву вернулся в 1955-м. Его романы «Когда пал Херсонес» (1959) и «В дни Каракаллы» (1961) вышли уже в СССР. В 1961-м, незадолго до смерти, Ладинского даже приняли в Союз советских писателей. Два других его знаменитых произведения вышли уже посмертно, но о них я, пожалуй, расскажу в другой раз.

«В дни Каракаллы» написан на основе «XV легиона» и, возможно, является его продолжение. С этим произведением я не знакома, и утверждать не буду, но, во всяком случае, XV-й легион в «Днях Каракаллы» упоминается. При издании в СССР Ладинскому будто бы пришлось убрать последнюю главу и эротические вставки (а жаль!). «В дни Каракаллы» получил высокую оценку от Веры Инбер, российской и советской поэтессы, писательницы, переводчицы и журналистки.

О чём:

Интересно в этом романе то, что он написан от лица юноши «варварского» происхождения: его отец был костобоком, а мать дакийкой, и всё семейство проживало на окраинах империи в городе Томы. Основная часть истории начинается с того, что в Томы прибыл новый наместник и объявил всем good news – согласно приказу императора, все местные жители теперь тоже римские граждане. Отчасти по этой причине, отчасти из-за советов и подначиваний местного философа и друга семьи Апполодора отец парня отправил гг в Рим на корабле своего патрона, чтобы тот принес на справедливый суд одну застарелую тяжбу. Тогда из-за собственной юридической неграмотности, а также из-за предвзятости и, вероятно, подкупа судьи, отец юноши потерял хоть и маленькое, но всё-таки стоящее на плодородной земле поместье, и все минувшие годы мечтал его возвратить. Вот вроде бы появился шанс, ведь он теперь не просто какой-то варвар-клиент, а полноценный гражданин. А парню после всех историй Апполодора не терпелось повидать мир, вот он с радостью и согласился.

Но ещё не успело судно добраться до Византия, как попало в лапы пиратов, которые все почти оказались беглыми рабами и восстанавливали вселенскую справедливость тем, что захваченных купцов, моряков и прочих, кого находили на судах, отправляли на невольничьи рынки. Так что не повезло и нашему герою. К счастью, бесценное умение читать и писать тогда помогло ему крупно в первый, но не в последний раз, и он смог сбежать, а потом попасть на корабль другого торговца и так оказался в Антиохии, где удивительным образом превратился в скрибу самой Юлии Маммеи, двоюродной сестры императора Каракаллы. Но важнее этого стало то, что на него обратил внимание поэт и племянник сенатора по имени Вергилиан, который и так-то настолько проникся к нему симпатией, что пообещал помочь уладить семейное дело, а уж после того, что случилось в Александрии, считал его чуть ли не своим добрым гением и названым братом. Однако это быстро заработало в обе стороны, и вот уже парень из Рима мчится с новым другом туда, куда ему не очень-то и надо, и уж точно по делу, которое его самого никак не касается…Чем закончилось, предлагаю читателям выяснить самим)

Отрывок:

Это не особо затрагивает чисто исторические события романа, но здесь содержится отсылка к «Метаморфозам» Апулея, тем самым, что упоминались и служили важным элементом в «Марии Эпикурейском», к тому же меня просто позабавил этот эпизод. Так что я решила, что его и процитирую:

«…Не знаю, чем бы все это кончилось, но Вергилиан, по мягкости и доброте своего характера пожалевший старика, попытался найти выход из положения:

– Достопочтенный Цессий, мой друг весьма искусен в каллиграфии и неоднократно переписывал мои стихи. Если ты пожелаешь, он с удовольствием напишет твое послание.

И поэт вопросительно посмотрел на меня. Краснея от смущения, я выразил согласие.

Во взгляде легата можно было прочитать недоумение. Казалось, его удивляло, что друзья Вергилиана занимаются подобными вещами.

– Оказывается, ты каллиграф? Посмотрим твое искусство.

Лонг стал диктовать другое письмо, предназначенное для того же Макретиана, но вполне частного содержания. Я старательно писал.

– «По причине неблагоприятной погоды и усталости людей и животных я остановил орлы…»

Приблизительно так начиналось письмо. Тростник в моей руке проворно бегал по папирусу. Я старался придать буквам четкий и красивый вид.

– Прибавь: «крайней усталости людей». Теперь дальше. «Настроение в легионе великолепное. Воины жаждут сразиться с врагом и заслужить твою лестную похвалу…»

Когда письмо было окончено, легат посмотрел на мою работу. Из-за его плеча выглядывало длинное лицо Бульбия.

– Изрядно написано, – одобрил легат.

Эпистолярий тотчас рассыпался в похвалах:

– Превосходно! Никогда я еще не видел, достопочтенный легат, столь искусно написанных букв!

За мокрой парусиной шатра уже стояла ночь. Лагерь готовился ко сну. Издалека доносились крики, песни, ржание чем-то взволнованной лошади.

Вдруг около шатра послышалась грубая и замысловатая брань.

Легат, все еще лежавший на шкуре, прислушался не без удовольствия.

– Кто это? Собрал в одну клоаку всех богов…

Бульбий тоже приложил ладонь к уху, чтобы лучше слышать.

– Это центурион Альвуций. Из первой когорты.

Легат больше ничего не сказал и продолжал перебирать листки папируса.

Приподнимая полу шатра над курчавой головой, вошел врач Александр, грек из Антиохии. В руке он держал плоскую серебряную чашу с каким-то снадобьем. Легат страдал застарелой болезнью печени и по привычке протянул руку за лекарством. Но с отвращением понюхал вонючую жидкость.

– Может быть, не принимать? Припадок миновал.

Врач был неумолим:

– Убедительно прошу тебя – прими, и да ниспошлет тебе Эскулап здоровье.

Судя по запаху, в лекарство входили оливковое масло и натертая черная редька.

У легата Цессия Лонга от юношеских лет остались вкусы простого поселянина. Например, он любил жирную пищу – гусятину, вареные яйца и колбасы, но чревоугодие плохо отражалось на его здоровье, и толстяка часто мучили огненная изжога и боли под ложечкой. Александр взялся излечить легата от недуга по способу греческого врачевательного искусства.

Вслед за врачом в шатер явился по вызову префект легионной конницы Аций, родом скиф. Этот коренастый, светловолосый, но уже остриженный под римлянина воин доложил, что трое из его всадников исчезли вместе с конями и оружием – вероятно, выпили лишнее и отстали от своей когорты.

Легат произнес брезгливо:

– Это уже не первый случай с твоими людьми. Когда они возвратятся в ряды, пусть каждый из них получит по двадцати ударов лозой! И чтобы они не говорили, как это было в прошлый раз, что их околдовала хозяйка таверны и превратила на некоторое время в козлов.

Аций изобразил на лице страх перед непостижимым.

– А между тем, достопочтенный легат, подобные вещи случаются на свете.

– Какие?

– Превращения. Конечно, воины тогда врали, как непотребные женщины. Но вот хотя бы наш префект легионных кузнецов…

– Что случилось с префектом? Этого толстопузого глупца тоже превратили в козла?

– Нет, достопочтенный, его никто не околдовывал. Но он рассказывал мне, – а Ферапонт богобоязненный человек, и ему вполне можно верить, – как волшебница превратила одного юношу в таракана.

От изумления легат вытаращил глаза.

– В таракана?

– В самого обыкновенного таракана. Даже удивительно, как его не раздавили ногой.

Вергилиан не мог удержаться, чтобы не принять участие в таком заманчивом разговоре, и вспомнил о «Метаморфозах»:

– За примером не приходится далеко ходить. Апулей в своей книге прекрасно описал, как другого юношу превратили в осла. У него тотчас выросли ослиные уши, и в таком виде ему пришлось возить повозку. И не только заниматься перевозкой тяжестей, а и многими другими делами весьма неприличного свойства…

– Это очень любопытно, – заинтересовался легат. – А вкус у него тоже изменился и он стал есть траву?

– Что касается пищи, достопочтенный легат, то вкус у него остался прежний, – пояснил поэт.

– Интересно. Как называется эта книга?

– «Метаморфозы».

– Непременно прочту при случае. Бульбий, запиши название.

– А как превратили юношу в таракана? – полюбопытствовал Вергилиан.

Из страха перед тайнами магии Аций понизил голос:

– Свидетелем этому был мой друг Ферапонт, начальник легионных кузнецов, почтенный человек. Однажды он застал жену в объятиях молодого воина. И можете себе представить, жена, оказывается, была тут ни при чем. Она услышала, как черный таракан на поварне заговорил с ней человеческим голосом и просил взять его к себе. Несчастного околдовала волшебница, и только тепло женской постели помогло возвратить ему прежний облик.

Вергилиан был в восторге от этой истории.

– И жена Ферапонта пожалела его?

– Она была доброй женщиной. Так многие о ней говорили.

– Охотно верю. Как же поступил почтенный префект легионных кузнецов?

– Он весьма изумлялся силе волшебных чар.

Но легат одним движением нависших бровей прекратил пустые разговоры…»

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Вообще говоря, я от этой книги многого не ожидала, но, когда начала читать, в принципе в хорошем смысле удивилась – написано приятно, пожалуй, это самое подходящее слово. Язык не слишком сложный, но и не чрезмерно упрощен, читается достаточно легко, и в то же время замечаешь и красивости, и шутки, и отсылки, и другие авторские фишечки. Отдельно понравилось то, что главный герой не римлянин, потому что я уже давно подумывала о том, что вот мало того, что много приходится читать про Римскую империю (потому что она в этот период времени так-то владела почти всей Европой и кучей других территорий)), так ещё и про римлян, да ещё обычно про патрициев. Окей, давайте про Римскую империю, но от лица не-римлян. И вуаля! Натыкаюсь на эту книгу. К тому же географически роман тоже охватывает довольно обширные территории, что меня всегда очень радует, и упоминает немало известных людей того времени, включая историка Диона Кассия, поэта Оппиана и софиста Филострата Старшего с его «Жизнью Апполония Тианского».

Местами, конечно, сюжет слегонца буксует, но от этого ещё более яркими красками играют эпизоды, когда внезапно случается какая-нибудь хрень острая ситуация. Да и некоторые описания у меня лично прямо живо воссоздавали картинку перед глазами. Ну и, что ни говори, хотя это вроде бы история о пареньке из провинции, в действительности через призму его восприятия рассказывается о положении вещей в Римской империи тех времен в целом, и о Каракалле и годах его правления – в частности. Так что я считаю этот роман отличной иллюстрацией для интересующего нас периода, и просто хорошим, качественным литературным произведением, так что с двумя-тремя другими книгами Ладинского я тоже наверняка познакомлюсь.

Кстати, может быть, кто-то знает хорошую книгу о Гелиогабале?

Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 64. «Трилогия об Иосифе Флавии»

А о II-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 68. «Марий Эпикуреец»

И ещё "Троецарствие", события которого охватывают конец I-начало II-го века:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69. «Троецарствие»

Веду свою подборку уже год и хочу поблагодарить всех, кто за это время подписался, читал, лайкал, комментировал и поддерживал меня иными способами! Для меня очень важно знать, что то, что я делаю, кому-то оказалось важно, нужно, интересно и полезно. Поэтому огромное вам спасибо!

Если пост понравился, то не забывайте поставить лайк. Кроме того, можно ткнуть кнопочку "жду пост" и закинуть донат. Я всё замечаю и всему радуюсь.

P.S. С недоумением в прошлые разы обнаружила, что тут нет тега "историческая проза" или "исторический роман", а в этот раз заметила, что тег "Септимий Север" есть, а "Каракалла" нет. Вот и пойми.

Всем привет!

Я в целом уже в прошлый раз рассказала о правлении Адриана, поэтому сегодня будет короче и только про Британию.

После восстания Боудикки, произошедшего в 61-м году, римские власти в Британии поняли, что подобные штуки им могут дорого обойтись, и взяли курс на более мягкую политику в отношении местных племен, что дало свои плоды. Кое-как жители новой провинции примирились с присутствием чужаков, стали вести с ними дела и даже что-то перенимать. При этом большая часть острова всё равно оставалась дикой и непокоренной. Многих римских государственных деятелей это бесило, и многие из них порывались это изменить.

Так, например, наместник Британии в 78-84-м годах Гней Юлий Агрикола совершил ряд дерзких и амбициозных походов на территории нынешней Шотландии и за шесть лет покорил приличную часть Каледонии, как римляне те места тогда называли. Попутно строились дороги и защитные сооружения. Но успех всё равно был в целом временным из-за численного превосходства бриттов и их лучшей ориентации на местности. Тем более что умелого полководца Агриколу на посту сменил Саллюстий Лукулл (занимал должность в 84-89гг.), о котором мало, что известно. Главным образом то, что его Домициан казнил за то, что тот позволил себе назвать в честь императора новый тип копья) Хотя историки полагают, что причины, как обычно, были иные, политические. Сменил его Аул Вицирий Прокул, управлявший провинцией в 89-96-х годах, а того всего на год – Публий Метилий Сабин Непот. Потом эту должность занимали сподвижники императора Траяна: Тиберий Авидий Квиет, Луций Нератий Марцелл и Марк Аппий Брадуа. А после Квинт Помпей Фалькон. Его же сменил Авл Платорий Непот.

Неизвестно, был ли он в родстве с тем Публием Метилием Непотом, зато известно, что он участвовал в покорении Дакии при Траяне, и что управлял провинциями Фракия, Нижняя Германия, а потом и Британией. И при нём-то и началось строительство вала Адриана. Закончили его уже при Требии Германе (в должности с 125 по 131-й), в 126-м году. Интересно тут то, что вал строили отдельными частями (по участкам) силами трех легионов, и что вал этот фактически отделял римскую провинцию от незамиренной Каледонии, со стороны которой приходилось (и обоснованно) ждать нападения.

К слову, существует версия, что примерно в 108-м году или чуть позже, когда обстановка в Британии была не слишком благополучной (отсутствуют даже сведения о наместниках в период с 103 по 115-й год...ну или я их не обнаружила), в ходе выполнения очередного задания загадочно исчез и предположительно был истреблен пиктами (кельтами, населявшими земли нынешней Шотландии) IX Испанский легион. Теорию выдвинул Т. Моммзен на основании того, что после 108-го года в Британии легион больше не упоминался. Позже учёные нашли сведения о том, что этот легион отметился в 120-м году на территории нынешних Нидерландов. Впрочем, некоторые полагают, что речь там шла уже не обо всём подразделении целиком, а о какой-то уцелевшей части. Кроме того, предполагается, что IX-й легион реально был уничтожен в II-м веке, но гораздо позже, то ли входе восстания Симона бар-Кохбы в Иудее (132-135гг.), то ли в кампании против парфян в 161-166-х гг. В любом случае, к концу того века он уже не существовал, и его загадочная судьба вдохновила многих на создание художественных литературных произведений на эту тему. И сегодня я расскажу об одном из них:

«Орёл Девятого легиона» Р. Сатклифф

Время действия: II век н.э., ок. 120-132 г. н.э. Время правления Адриана.

Место действия: Римская Британия (территории нынешних Англии и Шотландии).

Интересное из истории создания:

Розмэри Сатклифф (Rosemary Sutcliff; 1920-1992) – английская писательница, прославившаяся своими историческими романами. Родилась она в семье военнослужащего Джорджа Эрнеста Сатклиффа и его жены Несси Элизабет, урожденной Лоутон, в графстве Суррэй, однако большую часть детства провела на Мальте и в других местах, где доводилось служить её отцу, офицеру ВМС Великобритании. В раннем детстве Розмэри перенесла болезнь Стилла-Шоффара, что привело к серьёзным последствиям: не только сказалось на внешности, но и приковало будущую писательницу к инвалидному креслу. Отчасти по этой причине она толком не получила начальное образование, поздно научилась читать, зато от матери услышала и запомнила множество саксонских и кельтских легенд, что, несомненно, повлияло в дальнейшем на её творчество. В 14 лет Сатклифф поступила в Бидфордскую школу искусств (англ. Bideford Art School), которую посещала в течение трёх лет, а после завершения обучения работала художником-миниатюристом.

Писательскую карьеру Р. Сатклифф начала в 1950-м году, написав и издав «Хроники Робина Гуда». Но настоящий успех ей принес роман, опубликованный в 1954-м году – «Орёл Девятого легиона», основанный на том самом предположении об исчезновении IX-го легиона, что я изложила выше. Отчасти писательница вдохновилась сведениями о найденном при археологических раскопках в Силчестере (ранее там располагался римский город Каллева Атребатум) бескрылом орле – штандарте римского легиона. Впоследствии Сатклифф написала ещё два романа, ставших продолжением «Орла Девятого легиона – «Серебряная ветка» и «Факелоносцы». В 2011-м году по роману шотландский режиссер К. Макдональд снял фильм с таким же названием.

О чём:

Марк Флавий Аквила – молодой центурион II-го легиона и потомственный военный из сословия всадников прибыл на службу в Британию, но не только и не столько ради карьеры (хотя и это тоже), сколько в надежде разобраться в загадочной истории исчезновения и вероятной гибели своего отца, вместе со всем IX-м Испанским легионом, где тот служил. История эта обросла легендами и звучала чуть ли не мистически, мол, однажды в туманный денёк ушёл легион на задание, скрылся в непроглядном тумане где-то за Адриановым валом…и вот так вот просто исчез без следа. Марку в это мало верилось, и он не терял надежды узнать правду. Возможность ему представилась, но странным и не самым приятным способом.

Не успело пройти и полугода, как лагерь, где он проходил службу, атаковали местные бритты, несмотря на то что прежде они вели себя спокойно, и с одним из них Марк даже успел сдружиться. Как назло, в тот день всё окутал знаменитый британский туман, и гарнизон долго не мог послать дымовой сигнал о помощи. А тут ещё вдобавок накануне ушёл разведотряд, который легко мог стать жертвой бриттов, но каким-то чудом вернулся к лагерю. Когда положение стало критичным из-за появившихся колесниц, и разведотряд вместе с теми, кто вышел прикрыть их, едва не порубили в капусту ножами, прикрепленными к колесам, молодой центурион Марк Аквила чуть было не пал смертью героев, потому как бросился на амбразуру одну из колесниц и сбил возничего, того самого своего бриттского приятеля.

Однако произошло чудо: бритт погиб, воины легиона успели спастись, а сам Марк чудом выжил и был возвращен подчиненными в гарнизон. Правда, словом «уцелел» его состояние назвать было никак нельзя – из-за полученных травм он не только провалялся долгое время в беспамятстве, пропустив появление подмоги и истребление восставших, но и лишился возможности ходить, что ставило крест на дальнейшей службе. Так что ему не оставалось ничего иного, кроме как отправиться в Каллеву, к своему родному дяде по отцу. Вот там-то, когда он уже ничего хорошего не ждал от жизни, с ним стали одно за другим происходить благоприятные события, переменившие всю его жизнь. И началось всё с того, что на арене местного цирка взгляд его уцепился за лицо молодого бритта, который явно очень не хотел умирать…

Отрывок:

«…Гладиаторы приостановились напротив скамей магистратов, и в те несколько минут, пока они так стояли, все внимание Марка захватил один из них, державший меч и щит, – юноша примерно одного возраста с ним. Для бритта он был низкоросл, но сильного сложения. Рыжеватые волосы, отброшенные назад, и вызывающе вскинутая голова позволяли видеть обрезанное ухо, со всей жестокостью указывающее на его положение раба. По всей видимости, он был воином, взятым в плен, – грудь и плечи у него (он был обнажен до пояса) покрывала синяя татуировка. Но не это поразило Марка, а выражение его широко расставленных серых глаз на молодом угрюмом лице.

«Он боится, – мелькнула у Марка догадка, – очень боится».

И у него самого все сжалось внутри.

Клинки сверкнули в холодном свете, когда гладиаторы с криком подбросили их в воздух и снова поймали; гладиаторы развернулись и пустились в обход вокруг арены, вернувшись туда, откуда вышли. Выражение глаз молодого воина Марк забыть уже не мог.

Первым номером программы была схватка волков с медведем. Медведь драться не желал, и его понукали длинными извивающимися бичами. Наконец под громкие крики зрителей медведь был убит. Тушу его утащили вместе с трупами двух убитых им волков. Остальных зверей загнали обратно в клетку на колесах, и служители присыпали пятно крови на арене свежим песком. Марк, сам не зная почему, бросил взгляд на девочку в темном капюшоне. Она сидела напряженная, оцепеневшая, в расширенных глазах ее стоял страх, личико побледнело. Марк, еще не оправившийся от потрясения, которое он испытал, встретившись взглядом с испуганным гладиатором, вдруг разозлился, сам не зная почему, на Кезона и его жену – зачем они привели на такое зрелище это молоденькое создание? – на игры вообще, на всех этих людей, жаждущих кровавых ужасов, и даже на медведя, который дал себя убить.

Следующим в программе был показательный бой, во время которого бойцы отделались не слишком опасными поверхностными ранами. В этом отдаленном уголке мира владельцы цирка как-никак дорожили гладиаторами. Затем последовал кулачный бой – ремни, обмотанные вокруг ладоней, с заложенной в них свинчаткой, выпустили гораздо больше крови, чем мечи. В перерыве арену опять убрали и посыпали песком, и тут по рядам пробежал возбужденный шепот, и даже скучающий молодой трибун сел прямо и начал проявлять интерес к происходящему: под звуки труб опять распахнулись ворота и на абсолютно пустое пространство арены вышли двое. Наконец наступило главное: бой не на жизнь, а на смерть.

Вооружение у бойцов, на первый взгляд, было неравноценным, и преимущества были на стороне того, кто нес меч и щит; второй – худощавый, смуглый человек греческого происхождения, судя по лицу и телосложению, – держал только трезубец, да через плечо у него была переброшена сложенная в несколько раз сеть, утяжеленная свинцовыми грузилами. Но на самом-то деле, и Марк это прекрасно знал, все шансы были на стороне человека с сетью, – «рыбака», как его называли. У Марка упало сердце, когда он увидел, что противник и есть тот молодой воин, который боялся.

– Никогда не одобрял сеть, – проворчал дядя Аквила. – Нечестный бой, нечестный!

Марк еще до этого почувствовал, что больная нога затекла и начинает причинять ему ужасные мучения. Он ерзал, меняя позу, стараясь облегчить боль и при этом не привлечь дядино внимание, но сейчас, когда бойцы вышли на середину поля, Марк забыл про все на свете.

Рев, которым приветствовали противников, перешел в напряженную тишину, все затаили дыхание. Капитан гладиаторов расставил бойцов посредине арены, в десяти шагах друг от друга; он постарался, чтобы ни у того, ни у другого не было никакого преимущества и чтобы им не мешали ни освещение, ни ветер. Выполнив свои обязанности быстро и умело, капитан отступил к барьеру. Казалось, очень долго ни один из бойцов не шевелился. Время шло, а они все стояли на месте – средоточие устремленных на них сотен глаз. Затем медленно-медленно боец с мечом начал передвигаться. Не отводя глаз от противника, он ставил одну ногу перед другой. Слегка пригнувшись, прикрывшись круглым щитом, он дюйм за дюймом крался вперед, весь – напряжение, готовый прыгнуть в любой момент.

«Рыбак» по-прежнему стоял неподвижно, приподнявшись на цыпочки, держа трезубец в левой руке: правая рука утопала в складках сети. На мучительно долгий миг боец с мечом застыл на месте, вне пределов досягаемости сети, а затем вдруг прыгнул. Прыжок его был так внезапен, что брошенная сеть, не причинив вреда, перелетела ему через голову, а «рыбак» отскочил назад и вбок, чтобы избежать удара мечом, и, круто повернувшись, бросился наутек, собирая в руке сеть для следующего броска. Боец с мечом кинулся вдогонку. Они довольно медленно обежали половину арены. Не обладая легким сложением своего противника и его длинными ногами, преследователь тем не менее бежал упорно, как бежит охотник (возможно, он не раз загонял оленя в те времена, когда ему еще не обрезали ухо), и теперь настигал свою добычу. Они миновали поворот и приближались к скамьям магистратов, и тут, когда они оказались как раз напротив, «рыбак» резко обернулся и сделал бросок. Сеть метнулась вперед, точно темное пламя, и обволокла преследователя, который так был увлечен погоней, что совсем забыл об осторожности. Благодаря грузилам, складки сети продолжали беспощадно наворачиваться на свою жертву, и наконец раздался рев толпы – боец с мечом рухнул на арену на всем бегу и, перекатившись, замер лицом вверх, беспомощный, как муха в паутине.

Марк подался вперед, дыхание у него прервалось. Боец с мечом лежал прямо перед ним, так близко, что они могли бы обменяться шепотом. «Рыбак» стоял над поверженным, занеся трезубец, и с улыбкой на лице озирался вокруг, ожидая волеизъявления зрителей. Дыхание со свистом вырывалось у него из раздувающихся ноздрей. Лежавший сделал движение рукой, словно желая сделать жест, которым побежденный гладиатор просит пощады, но тут же гордо опустил руку вниз. Сквозь сеть он взглянул Марку прямо в глаза таким открытым взглядом, как будто на всем этом огромном пространстве их было только двое.

Марк с трудом поднялся, опершись одной рукой на загородку, чтобы удержаться на ногах, другой же рукой сделал знак, призывающий к пощаде. Он повторял его еще и еще с неистовой страстностью, собрав всю волю, обегая взглядом ряды, точно бросая вызов толпе, в которой кое-где большие пальцы уже начали обращаться вниз. Ух эта толпа, безмозглая, кровожадная! Всеми силами надо заставить ее отказаться от желания утолить свою жажду крови! В нем кипело отвращение к этим людям, он испытывал такой прилив воинственного духа, какого никогда бы не испытал, стоя с занесенным мечом над поверженным врагом. Пальцы вверх! Вверх, дурачье!.. С самого начала он видел торчащий вверх большой палец дяди Аквилы, и вдруг заметил, как еще несколько человек повторили его жест, и еще… Казалось, долго, очень долго участь бойца висела на волоске, но когда палец за пальцем поднялись вверх, «рыбак» медленно опустил трезубец, насмешливо поклонился и сделал шаг назад.

Марк с шумом перевел дыхание и весь отдался мучительной боли в затекшей ноге. Служитель помог побежденному выпутаться и встать. Марк больше не смотрел на молодого гладиатора. Настал миг его позора, и Марк понимал, что не имеет права быть свидетелем этого…».

Что я об этом думаю, и почему стоит прочитать:

Должна признаться, что не люблю фильмы на древнеримскую тематику, потому что это зачастую «кровь, кишки и пирожки», причем бессмысленные и беспощадные, но, если экранизация этого романа недалеко ушла от первоисточника, наверное, глянула бы. Потому что давно мне не доводилось читать настолько увлекательную и в то же время добрую, чуть ли не до мимишности, книгу. Для тех, кто устал от всей этой жизненной жести, данный роман станет настоящим отдыхом для души, потому что Сатклифф удалось сделать акцент на всём том хорошем, что есть в людях и в мире.

Её Марк – настоящий гуманист, причем, пожалуй, не только по меркам II-го века, но и по нынешним, что, впрочем, не делает его пацифистом. Он отважен и даже смел до безрассудства в бою, но за пределами поля боя ценит и бережет любую жизнь, будь то римский гражданин, местный варвар, раб или даже животное. Конечно, многое в его действиях продиктовано рационализмом (во всяком случае, он пытается себя в этом убедить)), но это не отменяет всего остального. И я не зря привела отрывок его первой встречи с Эской – что это было, если не сострадание? Впрочем, в этой внезапной симпатии, возникшей, казалось бы, из ничего, смешалось очень многое, и самое удивительное лично для меня то, что нечто подобное мне доводилось испытывать и в собственной жизни. Думаю, многие хоть раз сталкивались с подобной же внезапной и сильной приязнью к совершенно незнакомому человеку, и, возможно, для кого-то это тоже обернулось дружбой на долгие годы. Даже в литературе эта тема встречается не так уж редко, как может показаться, но мало где преподнесена именно так.

Интересны были и рассуждения о национальной/этнической идентичности и о том, что заставляет людей в морально сложных и противоречивых ситуациях поступать так, а не иначе, рассуждения о противоречии между личными симпатиями и долгом перед своей социальной группой, а иногда и перед отдельными людьми.

Отдельно хочется отметить и то, как мастерски автору удавалось на протяжении всего повествования поддерживать атмосферу саспенса. Сатклифф не только обрывала эпизоды в «правильные» моменты, создавая интригу, но и мастерски заигрывала с мистикой и со свойствами человеческой психики, потому что вся такая рациональная эта психика в ситуации неопределенности охотно «подталкивает» её обладателя поверить в какую-нибудь потустороннюю хрень. Даже скептик Марк пару раз усомнился в правильности своего скептицизма. И всё это на фоне описаний, прекрасных самих по себе.

В общем, эту книгу я прочитала гораздо быстрее, чем планировала, и с огромным удовольствием, так что обязательно возьмусь и за две другие, и, разумеется, советую прочитать и всем остальным любителям чтения на подобную тематику.

Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 64. «Трилогия об Иосифе Флавии»

Остальные посты идут следом:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 65. «Легионы идут за Дунай»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 66. «Воспоминания Адриана»

В жару заниматься умственным трудом особенно тяжело, поэтому буду крайне признательна за поддержку в любой форме - от лайков до пожертвований. И напоминаю, что теперь есть возможность дать мне знать, что вы ждёте моих постов, это помогает мне понять, что я затянула с продолжением подборки.

И да, сейчас пытаюсь осилить роман "Император" Г. Эберса. Интересный, но ощутимо большой, поэтому интересуюсь мнением читателей: будет ли интересен разбор именно этого произведения? Или лучше двигаться дальше и переходить ко временам Антонина Пия? Пишите в комментариях.

Всем привет!

Я надеялась сразу сделать заметку о двух книгах, но там всё не так-то просто, как минимум, с датами, поэтому сегодня будет про одну, а остальное пойдет дополнительными постами. И на этот раз расскажу о том, что происходило в Европе и на Ближнем Востоке во времена императора Адриана, приёмного сына и наследника Траяна, о котором речь шла в прошлом посте.

Публий Элий Адриан, формально принадлежавший династии Антонинов после усыновления Траяном, родом был из Испании и, по одной из версий, отец Адриана приходился Траяну двоюродным братом, по другой - мать Адриана была двоюродной сестрой второго из «хороших императоров». Что сомнению не подлежит, так это то, что Адриан своевременно женился на внучатой племяннице своего предшественника – Вибии Сабине. Брак этот заключен был около 100-го года н.э. благодаря покровительству Адриану со стороны Помпеи Плотины, супруги Траяна. Вот только проект не выгорел, и супружество вышло несчастливым и обременительным. Правда, даже так в нём имелся один несомненный плюс – приближение к Траяну и к власти, а ведь и до того Адриан успешно продвигался в этом направлении.

Именно он в 97-м году отправился к Траяну в Германию сообщить ему радостную весть о его усыновлении Нервой, он же сообщил (будущему) приемному отцу о том, что тот теперь император всея Римской империи. Он же был одним из командиров нового императора во время Дакийских войн и хорошо себя проявил, даже имел награды за отвагу. А потом ещё стал, как бы сейчас это назвали, врио наместника в Сирии. Там ему тоже скучать не пришлось. После захвата Дакии и Набатеи именно оттуда Траян готовился нанести удар по Парфии, что потом и было сделано, и туда же потом возвратился после похода. Кстати, главным городом провинции Сирия тогда была Антиохия, и в ней в декабре 115-го года произошло чрезвычайно мощное землетрясение. Траян тоже оказался в центре этого замеса, но чудом уцелел и даже почти не пострадал.

То ли дело тот самый 117-й год, когда Адриан уже рулил Сирией. Тогда Траян здорово сдал, заболел и решил вернуться в Рим, но добраться успел только до Селигунта, где и скончался, якобы незадолго до этого письменно изъявив намерение усыновить Адриана и передать власть ему. Правда, подозревали, что "спасибо" за это надо было сказать не самому императору, а его жене, так благоволившей Адриану. Как бы то ни было, в августе 117-го весть дошла до Сирии, и сирийские легионы провозгласили Адриана императором. Там же ему и пришлось задержаться, прежде чем уладились некоторые затруднения, и он сумел прибыть в Рим.

После этого одной из первых вещей, которые он сделал, стали переговоры с парфянами после всех потуг его предшественника и впоследствии мир, заключенный с парфянским царём Хосроем (109-129гг. н.э.) в 123-м году. Для этого Адриан даже лично прибыл на восточную границу и вернул Хосрою дочь, прежде захваченную при взятии Ктесифона. Обещал ещё и золотой трон возвратить, но не срослось. В остальном политика этого императора тоже была нацелена на то, чтоб минимизировать военные столкновения. Даже Армению не стал удерживать в составе империи, оставив в роли вассального государства. Правда, это не мешало Адриану жёстко давать отпор тем, кто посягал на уже установленные границы его государства. Так что он и роксоланам показал, кто в доме хозяин, и иудеям в 133-135-х годах, когда они подняли очередное восстание, и британцам. Чтобы бороться с набегами последних он организовал строительство целой заградительной системы, получившей названия Адрианова вала (или вала Адриана). Вал этот протянулся на 117 км поперек острова, от Ирландского моря до Северного, и его остатки до сих пор можно увидеть в северной Англии. Адриан вообще любил строить, а не ломать.

Большой поклонник греческой культуры, он в своих проектах стремился соединить римские архитектурные традиции с традиционными греческими. Среди построек его периода знаменитый Пантеон («Храм всех богов»), построенный в 118-128-х гг. н.э. и после многочисленных реставраций и переделок сохранившийся до наших дней, храм Венеры и Ромы (135-й год), возведенный на месте портика Золотого дома Нерона и ныне сохранившийся только в виде руин, Олимпейон в столь любимых императором Афинах, знаменитые вилла и мавзолей Адриана, т.н. Мост Святого Ангела (134-139-й), а также большое количество театров, библиотек, мостов и других сооружений. И ещё он любил украшать города статуями. Кстати, какое-то время в реализации строительных проектов помогал ему тот самый Аполлодор Дамасский, благодаря которому появился знаменитый Траянов мост. Ирония тут в том, что именно Адриан приказал этот мост разрушить: воевать он не любил, хотя и поддерживал боеспособность войск на должном уровне, а мост здорово облегчал переправу через Дунай тем, кто побороться был не прочь, как минимум, дакам и сарматам.

При этом Адриан был увлеченным путешественником и побывал во многих уголках своей империи, от Британии, Галлии и Германии до Нумидии, Египта и Иудеи. Возможно, отчасти благодаря этому о нём и времени его правления, в отличие от некоторых других императоров, охотно писали художественные произведения. И первым из них я хочу представить роман

«Мемуары Адриана» М. Юрсенар

Время действия: II век н.э., ок. 87-138гг. н.э. Время правления Домициана, Нервы, Траяна и Адриана.

Место действия: Римская империя (современные Испания, Греция, Италия, Хорватия, Румыния, Болгария, Германия, Сирия, Турция, Египет, Великобритания, Франция, Алжир). Рассказывается о событиях на территориях Парфии (современный Ирак), хотя сам герой повествования там не был.

Интересное из истории создания:

Данное при рождении имя французской писательницы Маргерит Юрсенар (1903-1987) – Маргерит Антуанетта Жанна Гислэйн Клинверк де Крэ(й)енкур, а «Юрсенар» – анаграмма её изначальной фамилии. Иногда передают как «Юркенар», что вроде бы и логично, раз эта «к» есть в фамилии, но нелогично с точки зрения прочтения, т.к. французская согласная «с» перед  «е», «i» и «y» читается как русская «с». Но не все учили по несколько лет французский, так что приходится иметь в виду, что в русскоязычном пространстве встречаются оба варианта. Псевдоним со временем превратился в настоящую фамилию.

Мать будущей писательницы, Фернанда де Картье де Маршьен, происходившая из бельгийского дворянского рода, умерла вскоре после рождения единородной дочери, и воспитанием Маргерит пришлось вовсю заниматься её отцу, французскому буржуа, Мишелю Клинверку де Крэенкур, и бабушке, в доме которой она и жила. Литературный вкус прививал будущей писательнице будто бы именно отец, и образование она получила только домашнее, хотя оно было всесторонним и качественным. И именно отец Маргерит помог ей начать писательскую карьеру, начавшуюся с поэмы «Сад химер». Первым же опубликованным романом стал «Алексис» (1929). Потом были и другие работы, и перевод произведения «Волны» В. Вульф.

Активно Юрсенар писала до 1939-го года, а потом стало не до того. В связи с известными событиями она, благодаря Г. Фрик, перебралась в США, чтобы не оказаться в самой гуще войны, и в 1947-м году получила американское гражданство, тогда же и псевдоним стал её фамилией. Узнав о падении Парижа, по её словам, М. Юрсенар плакала. В общем, похоже, на какое-то время ей стало не до творчества.

Однако в 1951-м году она дописала и издала во Франции один из самых известных своих романов – «Воспоминания Адриана» (или «Мемуары Адриана»). Юрсенар отметила в своем послесловии «Carnet de note» к первоначальному изданию, цитируя Флобера, что она выбрала Адриана в качестве сюжета романа отчасти потому, что он жил в то время, когда в римских богов больше не верили, а христианство еще не утвердилось. Это заинтриговало её тем, что она увидела параллели со своим собственным послевоенным европейским миром. Кстати, интересно тут то, что Адриан известен тем, что действительно создал автобиографию, но до наших дней она не дошла. По словам Юрсенар, при написании этой книги она опиралась на античные источники – «Истории Августа» и «Истории Рима» Кассия Диона (155/164-230-е гг. н.э.).

Этот роман Юрсенар писала на протяжении многих лет, и он имел огромный коммерческий успех и был хорошо встречен критиками, со временем превратившись в классическое произведение зарубежной прозы. Перевод на английский язык сделала та самая Г. Фрик, и в 1952-м роман издали ещё и в Великобритании. Вероятно, всё это во многом помогло М. Юрсенар прославиться и добиться признания. В 1965-м году она была номинирована на Нобелевскую премию по литературе, а в 1980-м (или 1981-м) стала первой женщиной, принятой во Французскую академию.

О чём:

Собственно, всё повествование построено на том, что престарелый император Адриан пишет письмо (или же письма) Марку Аврелию Антонину, последнему из «пяти хороших императоров» династии Антонинов, приёмному сыну его наследника, Антонина Пия. И в этом письме рассказывает о своей жизни и правлении, делится своими философскими размышлениями и даёт советы. Так он в самом начале рассказал, что родился в Испании, и что его дед по отцу, Элий Адриан Маруллин, был увлеченным астрономом и искусным астрологом, и однажды разбудил его посреди ночи и сообщил, что видел звёздные знаки – быть его внуку правителем империи. А вскоре после этого он умер, и юноша ушёл под опеку сразу двух важных людей – Публия Ацилия Аттиана и Марка Ульпия Траяна, и вначале отправился на обучение в Афины, полюбив и этот город, и всю Грецию с её культурой и людьми, пронеся эту склонность через всю жизнь, а потом вернулся в Рим и поступил на государственную службу, а потом ещё успел пройти службу военную. А там хлоп – и его приёмный отец стал сначала наследником Нервы, а потом и императором, а потом ещё и полководцем, втянув и империю, и молодого Адриана в Дакийскую войну.

Отношение Адриана к Траяну сложно назвать однозначным, но вот кого он действительно любил и уважал, так это Помпею Плотину, супругу Траяна и свою покровительницу, называя её одним из ближайших и лучших своих друзей. И подозревал, что, когда заболевший Траян, не успев добраться до Рима, назначил его своим преемником, обязан этим он был именно Помпее Плотине и своей тёще Матидии. К несчастью для него, подобные подозрения имелись ещё много у кого, и бросали тень на его правление. Но не так сильно, как силовое устранение опасных политических соперников, организованное для него Аттианом. Реальная помощь или медвежья услуга? Предлагаю прочитать и решить самим, поскольку все эти обстоятельства здорово повлияли на то, как протекало правление Адриана в дальнейшем, да и на его жизнь, отчасти, тоже, ведь, если стал правителем страны, твоя жизнь становится неотделимой от твоего правления.

Отрывок:

«…Император снял наконец осаду с Хатры и решился вернуться на этот берег Евфрата — реки, которую ему вообще не надо было переходить. Начавшаяся к тому времени жара и неотступно преследовавшие нас парфянские лучники сделали это горькое возвращение еще более бедственным. Душным майским вечером я вышел из ворот города, чтобы встретить у берегов Оронта горстку людей, измученных лихорадкой, усталостью и тревогой, — больного императора, Аттиана и женщин. Траян пожелал проделать верхом на коне весь путь до самого дворца; он едва держался в седле; этот всегда исполненный жизненных сил человек до неузнаваемости изменился и выглядел так, будто смерть уже стояла у его порога. Критон и Матидия помогли ему подняться по ступеням, отвели в опочивальню, остались дежурить у его изголовья. Аттиан и Плотина поведали мне о некоторых эпизодах войны, которым не нашлось места в их кратких посланиях. Один из этих рассказов так взволновал меня, что навсегда вошел в число моих личных воспоминаний, дарованных непосредственно мне откровений. Едва достигнув Харакса, усталый император сел на морском берегу и обратил взор на медлительные воды Персидского залива. Это было тогда, когда он еще не сомневался в победе, но тут его впервые в жизни объяла тоска при виде бескрайности мира, ощущение собственной старости и ограничивающих всех нас пределов. Крупные слезы покатились по морщинистым щекам человека, которого все считали неспособным плакать. Вождь, принесший римских орлов к неведомым берегам, осознал вдруг, что ему никогда больше не плыть по волнам этого столь желанного моря; Индия, Бактрия — весь этот загадочный Восток, которым он всегда себя опьянял, — так и останутся для него только именем и мечтой. Всякий раз, когда и мне судьба отвечает «нет», я вспоминаю об этих слезах, пролитых однажды вечером на дальнем морском берегу усталым стариком, быть может впервые трезво взглянувшим в лицо своей жизни.

Наутро я поднялся к императору. Я ощущал себя его сыном и братом. Этот человек, всегда гордившийся тем, что живет и думает так же, как любой солдат его армии, кончал свои дни в полном одиночестве; лежа на постели, он по-прежнему строил грандиозные планы, но до них никому уже не было дела. Его сухой и резкий язык, как всегда, огрублял его мысль; с трудом выговаривая слова, он рассказывал мне о триумфе, который готовится ему в Риме. Он отвергал поражение так же, как смерть. Двумя днями позже с ним случился еще один приступ. Опять у нас начались тревожные совещания с Аттианом и Плотиной. Прозорливая Плотина добилась назначения моего старого друга на должность префекта преторианцев, поставив таким образом под наше начало императорскую гвардию. Матидия, которая не покидала покоев больного, была, к счастью, целиком на нашей стороне; впрочем, эта добрая и уступчивая женщина делала все, чего хотела Плотина. Однако никто из нас не осмеливался напомнить императору о том, что вопрос о передаче власти все еще остается открытым…»

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Первые страницы этого романа мне давались очень тяжело, но потом я вдруг втянулась. Конечно, большие абзацы и большие главы никуда не делись, сухой язык с большим количеством отступлений – тоже; когда читала эти «мемуары», невольно вспомнилось, как позиционировал свой роман Р. Грейвзс, мол, вот пытался  имитировать зависания и пространность стариковского изложения, и подумала: «Ха! Да он просто этот роман не читал!»…Наверное. Так-то оба автора были современниками, Грейвз был старше Юрсенар всего на 8 лет, и вообще, кажется, у них было немало общего, например, привычка смешивать римские названия с современными *рукалицо*.

Однако, несмотря на всё это, роман Юрсенар не лишён определенной привлекательности, назовем это так. Мне понравилось, что действие переносится часто из одного региона в другой, это как-никак переключает внимание. Ещё у Юрсенар встречаются в этой книге очень интересные философские рассуждения на самые разные темы, особенно на тему власти, она довольно подробно и достоверно изложила многие моменты жизни и правления Адриана, приправив факты собственными предположениями о причинно-следственных связях между этими фактами, и её рассуждения весьма психологичны, причем она явно старалась наполнить их психологичностью именно того времени, а не своего. Хотя я не уверена, что ей удалось это в полной мере. Однако «озвучивание» идеи желания власти ради свободы мне тоже очень понравилось)

Как ни странно, в художественной литературе вообще не часто поднимается вопрос того, зачем кто-то стремился к власти, и зачем вообще к ней стремиться, а уж с такого ракурса – и подавно. В то же время меня не покидало ощущение, что я читаю размышления человека из 1950-1960-х годов, подпитанные его реальностью, опытом и отражением социальных процессов, которые он наблюдал, будто снова читаю Сартра, Камю или кого-то из их тусовки.

В общем, могу сказать, что, если хочется лёгкого и увлекательного чтива, то эта книга – вот прям совсем мимо. Она хоть и небольшая, но довольно тяжеловесна, читается не сказать, что легко. Кстати, это одна из причин, почему я не стала смешивать этот роман с другими – уж слишком он выбивается и не похож на прочую историческую прозу, в нём рассуждение превалирует не только над действием, но даже и над описанием. Если хочется кратко узнать биографию Адриана (хотя и не без искажений) или порассуждать о высоком и экзистенциальном, чтоб потом было что обсудить, то – это самое то.

Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 64. «Трилогия об Иосифе Флавии»

Остальные посты идут следом:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 65. «Легионы идут за Дунай»

Не забывайте ставить лайк, если пост понравился, и что нажатие на кнопку "Жду новый пост" может ускорить появление этого самого нового поста.