Джон Роналд Руэн Толкин скончался больше полувека назад, но до сих пор продолжают появляться новые книги с его ранее не изданными текстами. Книг о Толкине и его произведениях тоже целое множество, и они очень разные. Есть классические исследования, без которых теперь не обойтись, вроде «Биографии» Хамфри Карпентера или «Путешествия в Средиземье» Тома Шиппи. Есть разного рода справочники, призванные собрать воедино огромный объем информации о мире Толкина и упростить жизнь читателям. Есть всевозможные психологические, философские и богословские интерпретации. Есть фанатское творчество. Есть Дэвид Дэй, который свое фанатское творчество и домыслы, не стесняясь, выдает за исследования работ Толкина, на чем сделал себе преуспевающий бизнес и скандальную репутацию. Одним словом, есть все на свете — от коммерческого продукта разного качества до научного литературоведения.
Британский ученый Ник Грум, профессор английской литературы, поставил перед собой амбициозную задачу сказать посреди этого разнообразия новое слово. Ранее Грум сотрудничал с университетами Эксетера и Бристоля, теперь он работает в университете китайского города Макау. Его специализация — «готическая» британская традиция, он готовил критические издания Хораса Уолпола, Энн Рэдклифф и Мэри Шелли. В 2022 году он написал книгу «Толкин XXI века», которая в начале 2024 года вышла по-русски под названием «Толкин и его легендариум» в издательстве «Манн, Иванов и Фербер». Автор так описывает свой подход:
«Привлекательность Средиземья лучше принять и усилить, перейдя от седой древности и высокоученого комментирования к современным способам понимания и познавания невероятного толкиновского мира».
Также Грум собирается найти «место писателя в постковидную эпоху». Иными словами, не только стильно-модно-молодежно, но и злободневно и актуально. Помимо текстов самого Толкина, автор касается и различных адаптаций и интерпретаций.
Для меня проблемы с этой книгой начинаются прямо с обложки, то есть с названия. «Толкин и его легендариум» в русской версии — это как бы ни о чем, просто указание на тему. К тому же под «легендариумом» обычно понимают расширенный корпус сочинений Толкина о его мифологии, тогда как Грум основное внимание уделяет базовым «Хоббиту» и «Властелину колец», а «Сильмариллиона» и прочих книг касается лишь изредка. Оригинальное «Толкин XXI века» тоже звучит довольно претенциозно. В конце концов, все эти века — просто условные цифры. Когда-то, чтобы подчеркнуть современность и прогрессивность какой-нибудь идеи или изобретения, говорили, что они «XIX века», сейчас это выглядит довольно забавно. Название книги Тома Шиппи — «Толкин: автор века» тоже, на мой личный взгляд, довольно странное, но все же в ней речь идет о ХХ веке. Он уже закончился, и о его литературном процессе Шиппи рассуждает с некоторой дистанции. Однако Ник Грум половину книги посвящает «Хоббиту» и «Властелину колец», изданным в 1937 и в 1954—1955 годах соответственно, потом много говорит об адаптациях того же ХХ века, а к нашему столетию переходит только в конце, когда заводит речь о фильмах Питера Джексона. Однажды я держал в руках англоязычное издание этой книги и видел там что-то о сериале «Кольца Власти» и какую-то актуалочку про Брексит и Дональда Трампа. Но в русской версии этого нет, видимо, потому, что перевод делался с более раннего британского издания, а не с чуть более позднего американского. Таким образом, название не только претенциозное, но и не очень-то точное. Ну и в связи с этим в тексте есть забавная опечатка:
«Открытость Толкина и его склонность пробовать новое могут сделать его поразительно актуальным в самых животрепещущих вопросах, с которыми человечество столкнулось в XI веке».
Действительно, норманнское завоевание Англии, церковный раскол и первый крестовый поход — это крайне серьезные вызовы, не говоря уже о битве на Немиге.
Я уже приводил цитату, где Ник Грум предлагает отказаться от «высокоученого комментирования». При этом сам он вполне себе британский ученый, доктор наук и профессор, автор многих книг, помимо этой. В чем же заключается его отказ от «высокоучености»? В первую очередь, в достаточно вольном обхождении с источниками. В конце книги приведен список литературы, но в рамках самого текста ссылок почти нет, поэтому многие утверждения автора повисают в воздухе — непонятно, где их проверить. Большие разделы, по сути, представляют собой реферат чужих исследований — биографических изысканий Карпентера, филологического анализа Шиппи, работы Кристофера Толкина с отцовскими черновиками. При отсутствии ссылок это начинает смахивать на плагиат. Впрочем, возможно, они имелись в оригинале, а в русском переводе на них сэкономили, такое бывает. Но есть и случаи, где Ник Грум выступает как откровенно недобросовестный ученый.
Так, он комментирует сцену из «Хоббита», где Бильбо кричит «Молнией убило!» и пишет: «Толкин цитирует „Психологию бессознательного“ Карла Густава Юнга в работе о волшебных сказках (английский перевод вышел в 1916 году), где замечено, что „благодаря молнии герои становятся бессмертными“». Позже он снова возвращается к этой теме: «Подобно Вирджинии Вулф и Дэвиду Герберту Лоуренсу, писателя тянуло к современной психологии — он развивал идеи о волшебных сказках на основе „Психологии бессознательного“ Карла Густава Юнга». Толкин — продолжатель Юнга, интересно, не правда ли? Где бы разузнать подробности? К счастью, у меня есть комментированное издание лекции Толкина «О волшебных сказках» под редакцией Верлин Флигер. Беру с полки, нахожу в именном указателе фамилию «Юнг» и вижу следующее: среди бумаг Толкина времен его подготовки к лекции есть один листок, на котором карандашом написано «Jung», а чуть ниже — «Jung Psych of the unconscious». В книге есть даже фотография этого листка, но больше нет ничего. Само по себе это интересно — Толкин заинтересовался книгой Юнга и записал ее название на бумажке. Но из этого нельзя даже сделать вывод, что он ее нашел и прочитал — может быть, так и не добрался. Тем более это не значит, что он Юнга «цитирует» или опирается на его идеи. Таким образом, Ник Грум выудил из академичного издания Верлин Флигер яркий факт и совершенно псевдонаучным образом развил его в целый необоснованный вывод. К сожалению, это не единственный подобный пример.
Так, Грум пишет: «Как выразился литературовед Питер Шакель, „эвкатастрофа не исключает горя и неудачи. Она отрицает скорее всеобщее окончательное поражение“». Я не знаю, кто такой Питер Шакель, но это слова не его, а самого Толкина из той самой лекции «О волшебных сказках». Грум не узнаёт ключевую цитату об эвкатастрофе из ключевой теоретической работы автора, о котором пишет. Далее он демонстрирует чудеса логики: «Дансени также писал о пауке-идоле Хло-хло, стерегущем гигантский алмаз. Может показаться, что это предшественник гигантских пауков Лихолесья, но Толкин выступил с критикой рассказа только в 1963 году и, следовательно, до этого не знал о его существовании». Толкин, может быть, и прочитал рассказ лорда Дансени в 1963 году, но он мог и не выступать о нем с критикой, и тогда, по логике Грума, вышло бы, что он его никогда и не читал. По той же логике, если Ник Грум выпустил книгу о Толкине в 2022 году, значит, до этого он не знал о его существовании.
Что касается содержания книг Толкина, то у Грума мы можем узнать много нового. Так, например, Голлум ловит Кольцо на удочку (на самом деле убитый им Деагол), Беорн совершает набеги на местных диких медведей (на самом деле он охотится вместе с медведями), Фродо как-то взаимодействует с палантирами, Видящими камнями (на самом деле ни разу), эти самые палантиры были созданы нуменорцами (на самом деле их создали эльфы, возможно лично мастер Феанор), Великая Чума случилась во Вторую Эпоху (на самом деле в Третью). Также мы узнаем, что язык вестрон основан на древнеготском (на самом деле ничего подобного), что произведение Толкина «Sellic Spell» — это стихи (на самом деле прозаический рассказ), что «Сага о Вельсунгах» — это англосаксонская поэма (на самом деле древнеисландская). Это далеко не все, что я заметил. Опять же, что-то из этого можно списать на неточности русского перевода, но явно не все.
И все же не хочется придираться к деталям, пусть многие из них и важны. В чем заключается месседж книги Ника Грума? Но в том-то и дело, что эти многочисленные ошибки и неточности деконструируют его месседж. Сводится он к тому, что творчество Толкина сложнее и запутаннее, нежели кажется простым читателям, которые не профессора литературы. Главы книги называются «Неопределенность», «Неоднозначное зло», «Колебания добра», «Странности» и так далее. Грум утверждает, что толкиновская теория «малого творения» «...повлекла за собой не возникновение связного воображаемого мира, а появление небрежных, непоследовательных, зыбких областей — переменчивых и сбивающих с толку, как реальный мир». Иными словами, все не то, чем кажется, «все не так однозначно». В одном месте Грум сравнивает это с постмодерном, в другом говорит, что это все-таки не постмодерн, короче, без пол-литра не разберешься. Еще в одном месте он не удерживается от того, чтобы сослаться на «Текучую современность» Зигмунта Баумана. Честно говоря, я так до конца и не понял, представляет Грум эту «неопределенность» Толкина как позитивное явление, делающее его по-настоящему актуальным автором для текучего XXI века, или все же критикует его за «неряшливость».
Подобная теория Грума, конечно, имеет право на существование, но она входит в конфликт с указанными выше и прочими ошибками. Странно претендовать на некое более глубокое, чем у простых смертных, понимание текстов, демонстрируя при этом не самое внимательное знакомство с этими текстами. Основа аргументации Грума по поводу «неоднозначности» мира Толкина — отсылки к черновикам писателя, где расходятся разные версии сюжетов. Но ведь на то они и черновики, чтобы в итоге превратиться в чистовик. Я согласен, что у Толкина не стоит искать единый энциклопедический «канон», все-таки он работал над своей мифологией с 1910-х по 1970-е годы. Но у писателя есть и своя творческая логика, вполне доступная для аудитории, поэтому постоянные утверждения Грума о том, что Толкин сбивает с толку, кажутся мне попыткой проецировать на читателей собственное сумбурное мышление.
Конкретный пример подобной мистификации — интерпретация Грумом того факта, что у многих героев Толкина есть сразу по несколько имен. Арагорн — еще и Странник, Элессар, Эстель и Торонгил, Гэндальф — еще и Митрандир, Инканус, Олорин и так далее.
«Отчасти это явление связано с тем, что в Средиземье говорят на многих языках, но дело еще и в том, что непостоянны самовосприятие и статус героев — их определяют другие действующие лица, обстоятельства, контекст. Они не утверждают свою индивидуальную идентичность, а неустанно творят свой образ и меняют его или меняются под действием внешних сил <...> Персонажи Толкина, таким образом, часто кажутся неуверенными в том, кем они являются. Они дают и получают имена, обрамляют себя языком — часто поэзией или песней».
Первая мысль звучит очень умно, но по сути совершенно банальна — многие литературные персонажи претерпевают развитие характера и меняют свой статус, Толкин здесь вовсе не уникален. Колобок тоже утвердил свою идентичность тем, что от бабушки ушел. Но что касается того, как герои Толкина «кажутся неуверенными в том, кем они являются», то это так кажется только Нику Груму. Среди сотен толкиновских персонажей единственная, кто по-настоящему подходит под это определение, — это Ниэнор в «Детях Хурина», которая на время утратила память. Остальные обычно вполне в курсе своей природы и происхождения, пусть иногда и скрывают их.
Это похоже на еще одну странную идею фикс Ника Грума, к которой он возвращается на протяжении книги целых три раза. Как известно, энт Фангорн (Древень или Древобород в разных переводах) до встречи с Мерри и Пиппином не знал о хоббитах. Вот как это интерпретирует Грум:
«В рифмованной систематике Свободных народов, которую декламирует Древень, упущены — в сущности, вычеркнуты из истории — хоббиты <...> В Средиземье информация часто происходит из ненадежных источников вроде Древня, который даже не слышал о хоббитах <...> В следующий раз хоббиты сталкиваются с наделенным чувствами лесом при знакомстве с энтом Древнем — он вроде бы мудр, но не помнит о существовании хоббитов и считает их хилыми орками, которых следовало бы растоптать».
Выглядит это как сознательное искажение смысла в угоду собственному тезису. Фангорн ни разу не претендует на всезнание, и у нас нет никаких оснований полагать, будто он забыл о хоббитах и «вычеркнул их из истории». Познакомившись с Мерри и Пиппином, он с удовольствием добавляет строку о хоббитах к своему стихотворному списку. А в целом то, что о них мало кому известно, — важная часть повествования «Властелина колец», где сам Саурон узнал о хоббитах только от пленного Голлума. Таким образом, пытаясь представить (видимо, ради дополнительной «неопределенности») героев Толкина «ненадежными источниками», Грум в очередной раз разоблачает собственную ненадежность как интерпретатора.
Но все это нас подводит к главному содержательному тезису Ника Грума, где он выступает как философ и даже немножко богослов. Вот тут самый сок. Из того, что в Средиземье нет следов организованной религии, Грум делает выводы, достойные Достоевского или Ницше:
«Как бы то ни было, мир выглядит подчеркнуто светским, а мораль в нем размыта и в лучшем случае зависит от обстоятельств <...> В созданном Толкином хаосе не за что зацепиться — нет надежного рассказчика, нет четкой морали, нет Бога... <...> ...добро и зло не только колеблются, но и легко меняются местами <...> Нет святых заступников и бытовых упоминаний Бога или божеств. Нет последовательного морального кодекса, а природа зла непостижима».
Короче, если Эру нет, то все дозволено, Илуватар умер, и мы его убили. Ведь, как известно, в нашем с вами мире мораль и этику излучают, словно вышки сотовой связи, одни лишь маковки церквей и святых монастырей да прочие колокольни, а докуда сигнал от минарета не долетает — там сразу ни морали, ни этики. Так в чем же проявляется эта радикальная экзистенциальная свобода в книгах Толкина?
А проявляется она в том, дамы и господа, что Бильбо Бэггинс — «один из самых аморальных главных героев в британской детской литературе <...> Бильбо быстро понимает, что с помощью Кольца можно подкрадываться и убивать... <...> Бильбо хитрит и врет по поводу Кольца и ворует Аркенстон. Есть ли оправдание таким поступкам? <...> Кольцо, как и Аркенстон, ускоряет развитие персонажа и быстро продвигает Бильбо в карьере двуличного преступника...». Тут уж пусть каждый сам решает, что это — поразительно глубокий анализ или откровенная глупость и неспособность понять сюжет детской сказки. На мой личный взгляд, второе под видом первого. Конечно, Толкин не морализатор, а «Хоббит» не дидактическая и нравоучительная история. Ирония всей сказки заключается именно в том, что главный герой не совсем по собственной воле становится «взломщиком» и все время вынужден что-то красть. Но если в истории встречаются моральные дилеммы, это не значит, что добра и зла вовсе нет и, тем более, что они «легко меняются местами». Умирающий Торин называет Бильбо «добрым вором», и он прав. Бильбо не герой и не во всем образец для подражания, но он и не «двуличный преступник». Кольцо он не крадет, а находит, а о том, что раньше оно было у Голлума и дает невидимость, он узнаёт только тогда, когда тот пытается его задушить. В свою очередь, Бильбо жалеет Голлума и оставляет его в живых (правда, в первой редакции сказки этот эпизод выглядит несколько иначе). Еду во дворце короля эльфов Бильбо таскает попросту ради выживания, а потом компенсирует ему убытки. Чаша из драконьего клада Смаугу не принадлежит — он здесь и есть настоящий «злой вор». Ну а с Аркенстоном вообще непонятно, какие к Бильбо вопросы. Он отказывается от собственной доли сокровищ в надежде предотвратить вражду между гномами, эльфами и людьми. Наконец, он ни разу не использует Кольцо, чтобы «подкрадываться и убивать». Единственные, кого он убивает, — это хищные пауки, которые пытаются сожрать его друзей. И делает он это не исподтишка, а громко кричит, бросая вызов всей паучьей стае с большим риском для собственной жизни. Казалось бы, все это очевидные вещи, но Грум намеренно создает «неоднозначность» там, где ее нет. То, что, по идее, должно выглядеть как пример критического мышления, выглядит скорее как его нехватка. А попытки дискредитировать героев работают на дискредитацию аргументов автора и на отчуждение читателей.
Подобное встречается и позже, когда Грум переходит к «Властелину колец», но тут я не буду останавливаться слишком подробно. Так, мы внезапно узнаем, что «Фродо убил всех, кого любил: эльфов, Ривенделл, Галадриэль, Гэндальфа. Отрицать это невозможно». Ну окей, не буду отрицать, едем дальше. Грум говорит следующее: «Что касается бесчеловечной серии убийств, устроенной Гимли и Леголасом, от них и не стоит ожидать человечности, так как гномы и эльфы — не люди, а представители других биологических видов». Соревнование между Гимли и Леголасом, кто убьет больше орков, — действительно довольно жуткий момент, не такой уж комичный, как в фильмах. Впрочем, никакой особой кровожадности они не проявляют, сражаясь против вооруженных врагов на поле боя. К тому же Арагорн, вполне себе человек, воюет бок о бок с ними. Но главное, тут Ник Грум, кажется, проговорился и написал то, чего не стоило. Неужели и правда то, что мы называем «человечностью», определяется биологией??? Мне казалось, что вся наша культура свидетельствует об обратном. Именно homo sapiens проявляют себя как самый жестокий из всех «биологических видов», но именно они на протяжении всей истории с трудом ищут способы сотрудничать, чтобы жить в мире друг с другом и со всей остальной природой.
Может показаться, что я специально решил «закопать» книгу Ника Грума. Есть ли в ней вообще что-нибудь стоящее? Да, есть — вся вторая половина. Закончив говорить о Толкине как таковом и о «Хоббите» с «Властелином колец», после двухсотой страницы Грум переходит к «феномену Толкина», то есть связанной с его книгами субкультуре и различным адаптациям. Некоторые части из первой половины книги тоже ценны на данный момент тем, что содержат сведения, до сих пор недоступные на русском языке — например, пересказ процесса написания «Властелина колец» из 6–9 томов «Истории Средиземья». Автор достаточно подробно говорит и о вдохновленной Толкином музыке, начиная с 1960-х годов, и о главных экранизациях его книг. Он описывает нереализованный сценарий Джона Бурмена, знаменитую радиопостановку Брайана Сибли, мультфильмы Ральфа Бакши и студии Ранкин/Басс. Понятно, что основное внимание уделено фильмам Питера Джексона. О видеоиграх Грум тоже говорит, но только кратко перечисляет на пару страниц самые известные и не углубляется в анализ. Сериал «Кольца Власти» лишь кратко упомянут. Конечно, разговор об адаптациях — это уже пространство личных мнений и предпочтений. Например, фильмы Джексона по «Хоббиту» Грум называет «смелым, лукавым, игривым, одухотворенным пересказом». Здесь я с ним не соглашусь, но на цвет и на вкус никто никому не указчик, одному нравится арбуз, а другому свиной хрящик.
Еще эту книгу украшают отличные иллюстрации художника Григория Бабича в технике линогравюры, живые и оригинальные. В английских изданиях их нет, их можно найти только в русском переводе. Но иллюстрация на обложке не Бабича, а художницы Холли Баттл.
Пожалуй, это все, что я могу сказать о «Толкине и его легендариуме» Ника Грума. Не хочу обвинять автора в злонамеренности, но несколько раз он идет против научной этики, а часто просто ошибается. Что касается интерпретаций, то они, конечно, могут быть какие угодно — но, в том числе, они могут оказаться грубыми и необоснованными. Многие из интерпретаций Грума именно такие. В остальном в его книге можно найти немало интересной и полезной информации. К сожалению, даже к работам именитых академиков иногда нужно делать дисклеймер — «употреблять с осторожностью, проверять каждое утверждение». Вот такая «неоднозначная» новая книга о Толкине.
