Герман в семье (часть 2)
Стоял ноябрь, вечер плавно перетекал в ночь. Холод, слякоть и колючий ветер совсем не способствовали романтичному настрою, но Германа это не останавливало — он шёл на очередное свидание. Шёл достаточно быстро, потому что мёрз, а мёрз, потому что решил не тратить деньги на общественный транспорт или такси. К тому же оделся он именно для свидания, а не для прогулок посреди ноября, но что такое несколько кварталов, если ты летишь на крыльях волнительного предвкушения? Ещё и сэкономил на дороге, а значит в случае неудачи и разочарования можно позволить себе лишнюю баночку пива, дабы скрасить очередной вечер в одиночестве.
Ветер дул. Залезал в уши, под свитер, леденил шею и запястья, что торчали из карманов. Ветер-гнида, ветер-паскуда, ветер-отморозок. Свистел меж голых ветвей, бил в лоб и выдувал из головы приятные мысли, задувая неприятные.
Герман злился. Ругал ветер за хладнокровие и издевательства, перекладывая на него ответственность за то, что шапка осталась дома, ведь негоже появляться на свидании в шапке, скрывающей густо намазанные гелем волосы.
— Сука, — шепнул Герман, и ветер сдул слово, будто его никогда и не было. — Мразь.
Идти оставалось не больше десяти минут, а если прибавить ходу, возможно, даже девять, и Герман ускорился. Он хвалил себя, что не стал покупать цветов — с цветами пришлось бы отморозить руку, а если незнакомка окажется очередной дурой, на сэкономленные деньки к пиву можно было бы заказать пиццу. При данном раскладе, даже разочаровавшись в свидании, вечер обещал быть уютным, и Герман в очередной раз похвалил себя за столь благоразумную дальновидность.
Светофор на перекрёстке замигал жёлтым, чтобы смениться красным, и не просто красным, а обещавшим Герману, что простоит он на этом перекрёстке не меньше двух минут. Очередная подстава, подлость судьбы, козни всевышнего, кем бы он ни был.
Герман принялся наворачивать круги, пытаясь нащупать ту часть пространства, где ветер дул бы чуть менее назойливо, но попытки оказались тщетными. Тогда он придумал встать за деревом, что одиноко торчало в нескольких метрах от перекрёстка. Встал, вытер нос, из которого подтекало всякий раз, когда он оказывался на холоде, и принялся периодически поглядывать на красные секунды. Секунды, по всей видимости, замёрзли не меньше — сменялись медленно и неповоротливо. Раздражали.
«Если эта девица окажется идиоткой, — думал Герман, -— скажу, что у меня дед умирает. Только что сообщили. Прости, надо бежать, он был мне как отец».
Всегда нужно иметь запасной план, план тактического отступления. Особыми актёрскими задатками Герман не обладал, но холод уже добрался до костей, а значит шла бы к лешему эта дамочка, если засомневается в его истории. Можно было бы вообще ничего не говорить, а спрятаться неподалёку и оценить её хотя бы внешне, и в случае визуального провала, незаметно ретироваться, но это был крайний вариант, который на несколько вечеров заставил бы совесть плевать ему в душу.
Выглянув из-за дерева в очередной раз, Герман в ужасе заметил, что горит зелёный, причём судя по вполне резвым секундам, горит уже давно. Нужно было спешить, иначе ему грозит смерть от переохлаждения и досады.
Герман рванул. Ветер оказывал сопротивление, тормозил, выступал в роли коварного предателя, бьющего в лицо, а не в спину. Пришлось щуриться и материться. Нога в туфле ступила на первую жёлтую полосу разметки пешеходного перехода и тут же взлетела вверх — подошва не справилась с обледенением, подстроенным, очевидно, тем же самым ветром. В момент взлёта ноги, остальное тело поспешило в обратную сторону, забыв о равновесии и всех приличиях, и момент спустя коснулось затылком бетонного бордюра.
А дальше… А что дальше?
