Слева - деревня Черепково за два года до сноса, на ее месте в начале 80-х построят Бакулевский центр (институт Кардиохирургии). Справа - Рублевское шоссе и деревья вдоль него, сейчас здесь сложная развязка с Рублево - Успенским шоссе и МКАД. Служебные одноэтажные домики справа на слайде существуют до сих пор.
Начало Рочдельской улицы,1964
Красностуденческий проезд у бывшего Ивановского переулка
Ростокино. Проспект Мира 190, 1960
Крылатские холмы,1979
Троице-Лыково,1978
Улица Катукова. Вид на залив, 1981
Паром у деревни Строгино,1958
Дом нa углу Советской ул. и Измайловского проездa, 1969–1970
Всем, привет! Я безумно люблю старые фотографии. На сайте pastvu.com их огромное количество. Они помогают увидеть, как в разные года выглядела Москва и её прежде далекие окраины.
В Нагатинском затоне я жила несколько месяцев, когда только приехала в Москву. Мне нравился этот тихий, спокойный уголок с красивой набережной. Тогда на полуострове еще не было станций метро. А до ближайшей "Коломенской" нужно было ехать на трамвае от кольца в конце Судостроительной улицы.
Район застраивался не сразу. Черно-белые фото позволяют увидеть как постепенно появилась набережная, панельные дома. Как уходили в прошлое деревни с низенькими домиками.
Спасибо за внимание! Прогулки по Москве, история и архитектура города в телеграм https://t.me/kraeveddi
Осень 1992 года, Екатеринбург. Элитный двор в центре города. Около полудня из подъезда выходит Олег Вагин — человек, которого называют «хозяином» Свердловска. Рядом трое крепких телохранителей. Кажется, что в этом городе никто не посмеет бросить ему вызов. Но через секунду тишину разрывают автоматные очереди.
Это убийство станет точкой невозврата в истории криминальной России. Дерзкая, тщательно спланированная акция покажет всем: в городе появилась новая сила, которая не признает старых авторитетов. Парни с окраинного района Уралмаш решили забрать себе всё.
Предыстория и личности
ОПГ «Уралмаш» зародилась в конце 80-х в одноименном промышленном районе. У её истоков стояли братья Григорий и Константин Цыгановы. Они не были уголовниками в классическом понимании. Бывшие спортсмены, футболисты и борцы, они собрали вокруг себя таких же крепких парней с района, которые не хотели мириться с безденежьем.
Их главными соперниками стали «Центровые» во главе с Олегом Вагиным. Вагин был полной противоположностью уралмашевским. Бывший боксер и талантливый карточный шулер, он имел судимость, связи с московскими ворами и покровительство самого Деда Хасана. «Центровые» контролировали центр города, гостиницы, казино и рынки. Они считали себя элитой и смотрели на парней с заводской окраины свысока.
Был и третий игрок — «Синие». Это классические уголовники, воры в законе старой формации, которые пытались сохранить свои позиции. Но в новой реальности, где всё решали деньги и автоматическое оружие, их время уходило.
Формирование ситуации
Конфликт зрел давно. «Уралмаш» набирал силу, подминая под себя коммерсантов на окраинах, но главные деньги крутились в центре. Вагин понимал угрозу и решил действовать на опережение. Летом 1991 года киллер «Центровых» выследил Григория Цыганова. Пуля снайпера настигла лидера «Уралмаша» прямо на кухне его квартиры, на глазах у семьи.
Для Константина Цыганова это стало личной трагедией и объявлением войны. Он возглавил группировку и начал готовить ответный удар. «Уралмаш» превратился в настоящую боевую машину. Силовое крыло возглавил Сергей Курдюмов — человек с уникальной для того времени биографией. Отсидев 12 лет, он люто ненавидел воровские понятия и «синюю» масть, что делало его идеальным инструментом в руках Цыганова.
Курдюмов создал спецназ внутри банды. Его бойцы тренировались стрелять, минировать, вести слежку. Они изучали маршруты, привычки и связи врагов. Месть должна была быть не просто жестокой, а показательной.
Хроника событий
Подготовка к устранению Олега Вагина заняла несколько месяцев. Уралмашевские киллеры буквально поселились в кузове неприметного грузовика, припаркованного во дворе его дома. Они знали всё: когда он выходит, с кем ездит, как работает охрана.
26 октября 1992 года. Вагин выходит из дома на улице Маршала Жукова. Как только он оказывается на открытом пространстве, из «Москвича», стоящего поблизости, выскакивают стрелки. Шансов не было ни у кого. Вагина и его телохранителей буквально изрешетили. Это был сигнал: неприкасаемых больше нет.
После этого «Уралмаш» начал методичную зачистку. Следующим стал Николай Широков, который попытался занять место Вагина. Он сбежал в Будапешт, надеясь пересидеть войну в Европе. Но киллеры Курдюмова достали его и там. В декабре 1993 года Широкова убили в Венгрии вместе с охраной.
Следствие
Убийство Вагина шокировало не только братву, но и милицию. Такой дерзости и подготовки сыщики еще не видели. Оперативники начали отрабатывать «Уралмаш», но столкнулись с глухой стеной молчания. Группировка была построена по принципу строгой иерархии, рядовые бойцы не знали заказчиков.
Однако война оставляла следы. Задержания начались после серии взрывов и перестрелок. Константин Цыганов был арестован, но тут «Уралмаш» показал свое влияние не только на улице, но и во властных кабинетах. Цыганова выпустили под залог, и он тут же исчез, сбежав в Турцию, а затем в Болгарию.
Сергей Курдюмов тоже был пойман, но и ему удалось уйти, воспользовавшись коррупционными связями и ошибками следствия. Он скрывался много лет, оставаясь легендой криминального мира.
Задержание, допросы, суд и приговор
Разгром «Уралмаша» растянулся на годы. После побега Цыганова власть перешла к Александру Хабарову. Он попытался легализовать группировку, создав ОПС «Уралмаш» — общественно-политический союз. Бандиты пошли в депутаты, проводили футбольные турниры, боролись с наркотиками.
Но государство не собиралось терпеть конкурентов. В 2004 году Хабаров собрал знаменитую сходку в центре Екатеринбурга, где публично выступил против прихода кавказского криминала в город. Это стало его роковой ошибкой.
Хабарова арестовали. В январе 2005 года его нашли мертвым в камере СИЗО. Официальная версия — суицид, но в Екатеринбурге мало кто в это верит. Со смертью Хабарова история классического «Уралмаша» закончилась.
Финал: Вывод и мораль
ОПГ «Уралмаш» — феномен 90-х. Парни с рабочей окраины, которые не хотели жить по воровским законам, создали свою систему, жестокую и эффективную. Они победили воров, подмяли под себя город, но проиграли государству.
Их история показывает, что любая сила, построенная на насилии, рано или поздно сталкивается с еще большей силой. «Уралмаш» стал частью мифологии Екатеринбурга, но цена этой легенды — сотни жизней, сломанные судьбы и кладбищенские аллеи, где под дорогими памятниками лежат молодые парни, которые хотели всего и сразу.
В истории «Уралмаша» есть эпизод, который долгое время считался городской легендой, пока не всплыли архивные записи прослушки. Перед тем как бежать из страны, Константин Цыганов провел тайную встречу с высокопоставленным чиновником из Москвы, на которой ему гарантировали «зеленый коридор» на границе в обмен на одну папку.
Чьи имена были в том компромате и почему эту папку ищут до сих пор — читайте в нашем закрытом канале.
тг "Умный еврей при губернаторе" рассуждает про консервативную идеологию - которую он видит в идее возвращения к Российской империи образца 1913 года.
Еще один забавный пример, как мыслят господа. называющие себя консерваторами. Они абсолютно не видят разницы между понятиями "возможное" и "действительное".
Ходы их рассуждений такие.
большевики по факту жесткими методами построили авиапромышленость а если БЫ остался на троне Ннколай-2 , он БЫ конечно купил готовый завод авиамоторов у англичан, англичане ведь делали хорошие авиамоторы - Николай-2 если БЫ остался на тронен - захотел БЫ их купить БЫ и у него были БЫ деньги на это и англичане захотели БЫ продать этот завод
в СССР по факту был совершен первый в мире полет в космос - царь если БЫ остался у власти то захотел БЫ и смог БЫ построить космодром и космический корабль и организовать БЫ первый в мире космический полет .
в таких рассуждениях содержится логическая ошибка - суть которой
"если бы у бабушки был хуй - она была бы дедушкой"
Господа консерваторы верно рассуждают. что настоящее вытекает из прошлого и теоретически. изменив прошлое - можно поменять настоящее.
Но они забывают что машины времени у них нет - мы не живем в фильме "Назад в будущее" Потому господа современные консерваторы изменяют не прошлое, а строчки в современном учебнике истории.
А историческое прошлое - остается все тем же что и было и нет в прошлом ни царских космодромов ни царских Днепрогэсов .
Ну и про идею реставрировать прошлое в настоящем. «Безумие — это повторять то же самое, ожидая иного результата» — цитата, часто приписываемая Альберту Эйнштейну.
господа духовные консерваторы не учитывают ,что что комплектом к вальсам Шуберта и хрусту французский булки идут великий полководец Куропаткин, и осваивающие казенные денюжки великие князья со своими матильдами, и падение Порт-Артура "и кто-то Цусима сказал в телефон" и святой человек Григорий Ефимович Распутин, а в финале фотосессия в комнате с обоями в Е-бурге
Михаил Михайлович Державин (15 июня 1936, Москва, СССР — 10 января 2018, Одинцово, Московская область, Россия)
Меня всегда завораживала эта редкая способность Михаила Державина — относиться к жизненным бурям так, будто он заранее знает счастливый финал. Когда рушились, казалось бы, прочнейшие союзы, он не впадал в драму, не искал виноватых. Он просто… отпускал. Словно понимал: то, что уходит, — уже не твоё, а значит, и держать незачем.
Державин в роли Скалозуба в спектакле «Горе от ума» на сцене Театра сатиры
Их история с первой женой, Екатериной Райкиной, была похожа на красивую театральную постановку. Молодой артист и дочь великого Аркадия Райкина — их будущее виделось безоблачным и ярким. Сам маэстро благословил этот союз, а в подарок жениху преподнёс модный костюм — настоящий символ успеха того времени.
Первая супруга - Екатерина Райкина
Но жизнь, в отличие от сценария, внесла свои правки. Гастроли, съёмки, новые роли… Екатерина встретила другую любовь — Юрия Яковлева. И здесь Державин показал удивительную для многих внутреннюю зрелость. Ни сцен ревности, ни попыток вернуть. Только тихое, достойное принятие. Он отпустил её без упрёков, оставив за собой право на светлые воспоминания.
Его второй брак и вовсе напоминал сюжет из советской элитной саги. Нина Будённая, дочь легендарного маршала, роскошная свадьба на знаменитой даче… Михаил оказался в самом сердце номенклатурной жизни. Но даже этот, казалось бы, навеки закреплённый статус спустя 16 лет дал трещину. Нина ушла.
Вторая жена артиста - Нина Буденная, их брак продлился 16 лет
И снова — никакого публичного разбора полётов. Он снова отпустил. Не потому что не любил, а потому что считал: удерживать человека, который решил уйти, — бессмысленно и унизительно для обоих. «Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на обиды», — говорил он. В этом была не слабость, а колоссальная сила.
А потом судьба, любившая пошутить, подкинула ему встречу с Роксаной Бабаян. Ирония в том, что завязкой этой истории стало… сиденье для унитаза, которое Державин помог достать для родственника. Их свел старый друг Александр Ширвиндт, бросивший с ходу: «Надо брать! Лучше уже не найдёшь».
...а с Роксаной Бабаян артист прожил вместе 37 лет
Он «взял». И этот союз стал для Михаила тем самым тихим причалом, которого ему так не хватало. С Роксаной он обрёл не просто жену, а родственную душу. Она смогла невозможное: подружиться и с его дочерью, и с бывшими жёнами, создав вокруг мужа удивительно тёплый и цельный мир — свою «сборную команду» по жизни.
Всю свою жизнь Державин прожил на Арбате, словно не выходя за кулисы одного большого спектакля. «Вышел из одного подъезда, зашёл в соседний, и вот уже артист», — любил он шутить. Он никогда не рвался быть первым, спокойно оставаясь «вторым номером» в дуэте с Ширвиндтом, парируя: «Шура старше меня на два года, значит, и талантливее на два года».
Михаил Михайлович сыграл в театре более 50 ролей. Был ведущим в незабвенном «Кабачке «13 стульев». И, конечно же, зрители обожали их дуэт с Александром Ширвиндтом
Его главной мечтой в последние годы было простое и мудрое: «Не мешать никому». В этой фразе — вся его философия. Не бороться с ветром перемен, не цепляться за уходящее, а принимать жизнь такой, какая она есть.
Александр Ширвиндт и Михаил Державин
Именно эта лёгкость, это удивительное умение отпускать, не озлобляясь, и сделали Михаила Державина не просто популярным артистом, а тем самым светлым человеком, которого искренне любили миллионы.
💯 Еще больше увлекательных историй и фотографий в нашем telegram-канале, подписывайся, чтобы не потерять ⮕ https://t.me/farewell091
Вы также всегда можете поддержать автора канала (исключительно по вашему желанию и порыву)
Удивительно, что все комментарии к посту о Флавио да Силва только о том, зачем люди в фавелах плодятся, если они нищие, и никто не поинтересовался дальнейшей судьбой мальчика. Смог ли он выбраться из нищеты? Помог ли ему американский журналист Гордон Паркс или просто нащёлкал фоток, выпустил статью и забыл эту историю? Мне очень хотелось, чтобы это оказалась история с хеппи эндом. Дальше идёт компиляция и перевод нескольких статей с сайта Фонда Гордона Паркса и нескольких американских газет. И дополнительные фотографии, которые ТС не включил в свой пост.
В 1961 году журнал Life отправил Гордона Паркса в Бразилию для съёмок репортажа о бедности в Латинской Америке, сосредоточившись на фавелах – печально известных трущобах на склонах холмов Рио-де-Жанейро. В то время в них проживало более 700 000 человек. В одной из фавел, под названием Катакумба, или Катакомбы, смерть, казалось, подступала со всех сторон. Место было раздираемо недоеданием и болезнями; открытые канализации тянулись между жалкими хижинами. Несмотря на то, что Паркс был знаком с бедностью (он сам вылез из нищеты), он был шокирован теми условиями: «Очаги нищеты в нью-йоркском Гарлеме, на южной стороне Чикаго, в печально известном Эль-Фунгито в Пуэрто-Рико казались бледными по сравнению с ними. Ничто из этого не подготовило меня к… фавеле Катакумба» (Voices in the Mirror, 1990).
Флавио да Силва
Первоначально Парксу было поручено сфотографировать серию неимущих отцов в фавелах — людей, которые, по мнению его редакторов, лучше всего олицетворяли бы нищету этого места. Поднимаясь на холмы к трущобам, расположенным за гламурным побережьем Рио, известным туристам, Паркс и Хосе Галло, его контактное лицо в Life, остановились отдохнуть под джакарандой (красивейшее тропическое дерево). Там они заметили изможденного, истощенного мальчика, несущего на голове канистру воды. Он на мгновение остановился, согнувшись от сильного кашля, а затем, встретившись взглядом с Парксом, широко и совершенно неожиданно улыбнулся. Для Паркса этот мальчик, Флавио да Силва, олицетворял жестокость нищеты — и он решил сменить фокус своей истории.
Конечно, ни один из них не мог себе представить, что их первая короткая встреча на тропинке, ведущей вверх по крутому склону Рио, положит начало связи, которая продлится десятилетия, до смерти Паркса в 2006 году. «Я вижу его, Гордона Паркса — он — член семьи», — с любовью говорит да Силва в интервью Лос Анджелес Таймс в 2019 году. Тогда ему было уже 70 лет.
В день их первой встречи Флавио пригласил Паркса и Галло в крошечный дом своей семьи: четыре стены из разных старых кусков дерева (утильсырья, короче) под ржавой жестяной крышей, где ежедневная борьба за жизнь прерывалась любовью, юмором и жестокостью. Старший из восьми детей, Флавио представил остальных членов своей семьи: отца Хосе (торговца керосином), мать Наир (беременную очередным ребенком), сестер Лусию, Альбию, Изабель и Марию, а также братьев Марио, Баптисту и малыша Закариаса. Семья Флавио жила на 25 долларов в месяц (в наши дни это аналог чуть больше 200 долларов).
Паркс провел несколько недель, документируя жизнь Флавио и его семьи, запечатлевая тяготы их жизни, ежедневную боль, которую они терпели, и моменты смеха и нежности, которые они разделяли. В процессе он узнал, что Флавио страдает от тяжелой формы бронхиальной астмы и, по прогнозам, проживет не больше года.
После трогательного прощания Паркс вернулся в Нью-Йорк и представил свою историю редакторам журнала Life. Он ожидал, что статья будет достойна обложки журнала, но когда появился предварительный макет статьи, он был шокирован тем, что в ней была всего одна фотография Флавио. Паркс тут же напечатал заявление об увольнении. К счастью для Паркса и Флавио, редакторы передумали, и статья — «Страшный враг свободы: бедность» — была опубликована на десяти страницах 16 июня 1961 года.
Статья вызвала огромный отклик у читателей Life, заслужив восторженные отзывы в адрес Паркса и побудив общественность собрать достаточно средств для переезда семьи да Силва из фавелы. В течение месяца было собрано свыше 25000 долларов, что позволило Парксу вернуться в Бразилию, переселить семью да Силва и помочь Флавио получить столь необходимую медицинскую помощь. После бурной встречи в Рио был непростой отъезд в США -Паркс сам отвез Флавио в Детский научно-исследовательский институт астмы и больницу в Денвере для лечения его изнурительного заболевания.
Этот проникновенный фотоочерк, опубликованный в журнале Life в июне 1961 года под названием «Бедность: страшный враг свободы», рассказывающий о семье да Силва, живущей в фавеле на склоне холма недалеко от богатого анклава Рио-де-Жанейро, имел длинное продолжение. В Бразилии история вызвала споры; новостной журнал O Cruzeiro отомстил Life, отправив фотографа Анри Балло документировать нищету в Нью-Йорке. Не испугавшись, Life начал многолетнюю «спасательную» кампанию, которая включала в себя переезд Флавио в больницу Денвера, переезд семьи в новый дом и распределение собранных средств для поддержки фавелы. История, как и отношения Паркса с Флавио, продолжали развиваться на протяжении многих лет. Спустя много лет в 1978 году Паркс даже выпустил книгу, посвященную истории Флавио и цепочке необычных событий, связанных с мальчиком. В этой книге, конечно, подробности этой необычайной истории представлены как захватывающий пример исключительности США начала 1960-х годов и демонстрирующий мощь и культурную силу «Великого американского журнала».
В наши дни Да Силва — стройный пожилой мужчина с густыми волосами, на которых видны лишь лёгкие следы седины. Сидя в 2019 на залитой солнцем террасе музея Гетти (там проходила очередная выставка фотографий Паркса), да Силва говорит, что в момент публикации истории Паркса он мало что понимал. «Я просто слышу это и вижу картинки», — говорит он. «Но я не знаю, насколько серьёзна ситуация». Его родители тогда едва сводили концы с концами на 25 долларов в месяц (около 215 долларов по сегодняшним меркам). Журналы не были частью его повседневной жизни. Но появление в журнале Life изменило его жизнь радикально и навсегда.
После публикации статьи Life получил более 25 000 долларов пожертвований от читателей, желающих помочь (что эквивалентно более чем 223 000 долларов в 2019 году). На эти средства сотрудники журнала купили дом для семьи да Силва — скромное бетонное бунгало в рабочем районе, которое представляло собой значительное улучшение по сравнению с их хижиной в фавеле. Журнал также организовал перевозку молодого Флавио в США для бесплатного двухлетнего лечения в клинике Денвера. Через месяц после публикации статьи Паркс вылетел в Бразилию, чтобы встретиться с семьёй и получить разрешение на переезд да Силвы в США.
И с этого момента всё закрутилось. В течение одного дня да Силва переехали в новый дом, а Флавио и Паркс сели на рейс, направлявшийся в Денвер, в центр лечения астмы. Плачущий да Силва, вцепился в Паркса, пока они шли по аэропорту. В Денвере Флавио получил медицинскую помощь. Помимо астмы, он страдал от истощения и инфекции. Но на первых порах ему было очень тяжело. Он оказался в месте, где говорили на чужом языке, и он не понимал местной культуры. «Я скучаю по семье», — вспоминает он свои чувства в первые недели там. «Иногда я плакал в одиночестве».
Но если отъезд из Бразилии был трудным, то возвращение оказалось ещё труднее. За два года да Силва освоился в США. Местная принимающая семья, Хосе и Кэти Гонсалвес, почти усыновила его. Он играл в бейсбол с друзьями, влюбился в девушку по имени Дебора и научился говорить по-английски (на удивление хорошо). На снимке, сделанном семьёй Гонсалвес, выставленном в музее Гетти, да Силва изображён в элегантном костюме, небрежно позирующим, закинув ногу на крыло автомобиля. Он выглядит счастливым и здоровым. Про возвращение в Бразилию, он говорит: «Я не чувствовал себя таким уж счастливым». Его возвращение означало столкновение с нищетой, в которой по-прежнему жила его семья, а также с ограниченными образовательными и экономическими возможностями. С тех пор профессиональная жизнь да Силвы состояла из множества низкооплачиваемых работ: работа в ресторане, уборка, строительство, работа охранником и подпольные подработки, которые являются неотъемлемой частью неформальной экономики Латинской Америки.
То, что да Силва стал звездой сериала Паркса изменило его жизнь. Это открыло ему дверь в другой мир, дало возможность даже войти в этот мир и какое-то время там постоять, но потом судьба безжалостно хлопнула дверью прямо перед его носом, вернув его обратно на родину, в его прежнюю жизнь.
История да Силвы была использована в политических целях. Во-первых, журналом Life, чей репортаж о бедности в Латинской Америке был продиктован не исследованием неравенства, а опасениями времен холодной войны, что неудовлетворительные условия жизни могут породить коммунистов. (На обложке репортажа о Бразилии было написано: «Шокирующая бедность порождает красных».) И бразильские СМИ отреагировали на эту статью. Многие журналисты списали репортаж Life и последовавшие за ним статьи, включая статью Life о лечении да Силвы в Денвере, на американский патернализм и империализм. Журнал Life, как писал журналист бразильской ежедневной газеты O Dia, создал «ложное представление» о социально-экономических проблемах страны. «Ввиду этой проблемы, которая подразумевает очевидные скрытые намерения, наша позиция может быть только протестной».
O Cruzeiro обвинил Паркса в постановке своих фотографий. В свою очередь, журнал Time (который, как и Life, принадлежал Time Inc.) обвинил O Cruzeiro в художественном оформлении своих нью-йоркских снимков. Примечательно, что во всех этих медийных перепалках никому и в голову не пришло дать да Силве камеру и попросить его задокументировать собственную реальность. Возможно, эту правду было бы слишком сложно отрицать.
В течение десятилетий после публикации его первой статьи, вплоть до смерти Паркса в 2006, Паркс и да Силва поддерживали оживленную переписку. Фотограф приезжал в Бразилию в 1970-х и 1990-х годах. В 1978 году он опубликовал «Флавио» — свои мемуары об этой истории. Реклама В книге Паркс выражает сомнения относительно своей роли в жизни да Силвы: «Как фотожурналист, я порой делал истории, которые серьезно меняли человеческие жизни. Оглядываясь назад, я иногда задумываюсь, не было ли мудрее оставить эти жизни нетронутыми». Но фотографии Паркса обладают притягательной силой, эта история не затихает и журналисты регулярно обращаются к да Силве за воспоминаниями о событиях.
На вопрос о том, что он думает о постоянном возвращении к этому моменту своей жизни, Да Силва отмахивается от вопроса. «Это Божий выбор», — говорит он. «Он создал тебя таким, какой ты есть. Я такой, каким Он хочет меня видеть».
Флавио да Силва, 70 лет, 2019.
Отрывок из «Интервью с Флавио да Силвой» (10–12 декабря 2016 г.), Гордон Паркс: История Флавио.
Интервьюер: Помните, как вы впервые увидели Гордона в Катакумбе? В своей книге он написал, что вы широко улыбнулись ему.
Флавио: Ну, если вы видите кого-то другого, какова ваша реакция? Столько всего изменилось. Трудно представить. Вы смеётесь или становитесь серьёзным. И, кажется, в тот день я обратил на это внимание. Вот и всё.
Интервьюер: Гордон сказал, что, по его мнению, вы отличаетесь от других. Что в вашем оптимизме есть что-то особенное. Он сказал, что, несмотря на болезнь и ужасные условия, вы были удивительно живым, энергичным и счастливым.
Флавио: Если он так говорит, я поверю. Я помню, что был очень болен, меня переполняла боль, и, кажется, я что-то делал, куда-то шёл. Может быть, нес воду. Не помню.
Интервьюер: Флавио, можно попросить вас взглянуть на эти фотографии? Это фотографии Гордона, где вы во время приступа астмы. Вы помните, каково это было, когда у вас случался приступ?
Флавио: Как это описать? Это ужасно, это что-то, чего вы не можете потрогать, что не можете найти, и что вам нужно. Ваше дыхание.
Интервьюер: Вы чувствовали, что можете умереть от этого? Было ли это страшно для вас?
Флавио: Я никогда не боялся, потому что не знал, чего бояться.
Интервьюер: Когда вы познакомились с Гордоном, он рассказывал вам о том, как сам рос в бедности? Он рассказывал о своей истории?
Флавио: Нет, тогда не рассказал. Позже, когда он приехал сюда позже, он мне рассказал.
Интервьюер: Когда он вернулся, чтобы написать книгу о вас? В 1976 году?
Флавио: Да, когда он вернулся.
Интервьюер: Помните, что вы подумали, когда впервые увидели книгу?
Флавио: Да. Я читал её, но потом бросил. Читал, потом бросил.
Интервьюер: Почему вы бросили?
Флавио: Чувства. Это так больно. Потому что столько ситуаций проходит, и... как бы это сказать? Столько ситуаций, где-то не очень радостно, а где-то очень радостно. Я расскажу вам просто. Она меня тронула, и я просто не смог дочитать книгу до конца.
Интервьюер: Что вы думаете о Гордоне теперь, когда его больше нет?
Флавио: Я скучаю по нему. Да. По правде говоря, если потеряешь родителя, ты… ты не забудешь этого. Но ты знаешь, что эта ситуация пройдёт, принесёт тебе покой, и ты… начнёшь плакать.
Интервьюер: Плакать?
Флавио: Слёзы, плачу каждый день, каждую ночь. И в один прекрасный момент ты перестаёшь плакать.
Гордон Паркс: «Я люто ненавижу бедность, потому что в молодости я был так отчаянно беден. Но моё прошлое — это вряд ли главная причина. Мне хочется верить, что это моя потребность признать право каждого человека на более-менее достойную жизнь».
В мрачном мире трущоб, в котором она родилась в Рио-де-Жанейро, трёхлетняя Изабель да Силва плачет, тщетно пытаясь найти утешение у своего больного отца Жозе
Эта старая статья из архивов журнала LIFE вышла в далеком 1961 году. В ней фотограф Гордон Паркс запечатлил семью Жозе и Наир да Силва и их восьмерых детей в возрасте от 12 лет до 17 месяцев. Паркс показал пугающий, жестокий мир, где дети и взрослые выживали в трущебах Рио-де-Жанейро.
В центре истории находится старший сын да Силвы, 12-летний Флавио. После того, как его отец получил травму и не смог работать, забота о всей семье повисла на плечах совсем юного Флавио.
Поднимаясь на холм вместе с Лузией (6 лет) и Изабель (3 года), Наир да Силва несет на голове 11 литров воды.
Дом семьи да Силва, в центре убогих хижин на склоне холма под знаменитой статуей Христа в Рио.
Родители и пятеро детей в одной кровати, двое других в детской кроватке, Флавио просыпается первый и ставит на огонь жестяную банку с водой, кидая туда немного кофе. Иногда туда кладут чёрствый хлеб. Для всех, включая малыша, это завтрак.
Флавио пытается поправить покрывала на семейной кровати. "Нет ни простыней, ни подушек."
Наливая воду в семейный котелок, Флавио говорит: "Когда-нибудь я хочу жить в настоящем доме, на настоящей улице, с кастрюлями, сковородками и кроватью с простынями".
"Мальчик, обремененный семейными заботами"
Больной и измученный еженедельными заботами о семье, Флавио отдыхает по воскресеньям, когда его мать свободна, чтобы присматривать за братьями и сестрами. "Я не боюсь смерти" - искренне объясняет он Парксу. - "Но что они будут делать без меня?"
На пляже Копакабана, куда их отвёз Гордон Паркс, Марио и Флавио играют в песке. Пляж находится всего в 10 минутах от их дома, но ни один из них никогда там не был.
Сам Паркс несет младенца Закариаса на холм к хижине, чтобы его вымыть.
