© Гектор Шульц
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая. Конец братства.
В октябре Шаман добился своего. Ему выделили деньги на центр реабилитации и отдали под это дело старое здание дворца культуры на Речке, где жил Олег. Многие из шамановских пацанов подключились к работе в этом центре, включая Балалая. Он заявился в гараж, сияя от радости, а потом рассказал, что затея удалась.
— Короче, там будет все нужное оборудование, психологов сейчас ищем, Шаман меня в Питер в декабре посылает на еще один съезд. Оказывается, таких центров много по стране, прикиньте? — улыбнувшись, рассказал он. — Обменяемся опытом, возможно, кто-то из спецов к нам на время переедет.
— А смысл в этой хуйне, если притонов один хрен жопой жуй? — спросил Кир, закуривая сигарету.
— Притоны наш молодняк навещает, — усмехнулся Олег, а потом серьезно добавил: — Нам обычные барыги нахуй не сдались, братка. Нам кто покрупнее нужен. Их и ловим.
Балалай не врал. Недавно в городской газете вышел материал, где один местный торгаш попал за решетку, потому что организовал свою сеть. Шаман скооперировался, что небывалое дело для скинов, с ментами, и торгаша накрыли. Конечно, были мысли, что его просто слили, чтобы действительно крупные оставались у дел, но и такая победа придавала уверенности.
— Вы хоть в курсе, что на Окурке притонов не осталось? — спросил Олег. Лаки, улыбнувшись, покачала головой. — Так вот. Их нет. Все разнесли. Даже на промке нашей, где мы тусили раньше. Тут Чингиз своей дрянью торговал, а как его покровителя закрыли, так сразу слился. Наши пацаны к нему домой заявились, чтобы профилактическую работу провести, а там только трупак его с иголкой в вене лежит. Передознулся, пидор, и сдох.
— Молодца, братка, — усмехнулся я. — Смотрю, серьезно прям все у вас.
— Конечно серьезно, — возмутился Олег. — Я сам на этой хуйне сидел, знаю, что бывает. Поэтому и хочу извести всех уебков под корень. Шаман тоже. У него сестренка от дряни загнулась, поэтому для него теперь это дело принципа. Меня он, кстати, поэтому в Питер отправляет. Типа, я на личном примере расскажу, как у нас дело обстоит. Потом Воронеж, Новгород и другие города.
— То есть ты теперь в разъездах постоянно будешь? — спросила Ирка. Олег кивнул. — Ну, тоже правильно. Чо тут жизнь гробить. Надо дальше идти.
— Тоже так думаю. А вы что? Какие планы? — спросил он.
— Я в Сибирь после нового года, — ответила Ирка. — Новые месторождения разрабатывать. Зарплату неплохую дают, жилье. Там еще перспектива в Москву свалить на управленческую работу, но это потом. Ща опыта бы поднабраться.
— Бля, далековато, — хмыкнул Олег. — Сама-то хочешь?
— Конечно, блядь, хочу! — воскликнула Ирка и рассмеялась. — Страну хоть посмотрю. Не все ж тут киснуть. Фею вон с собой возьму, и дернем после праздников.
Фея — Иркина половинка — нашу компашку побаивалась, была скромной и тихой. А когда все же появлялась на тусах, то от Ирки ни на шаг не отходила, что веселило всех без исключения.
— Я на год тоже тут. Сейчас в архитектурной конторе знаний наберусь, а потом хочу в Питер махнуть, — буркнул Жаба. Он давно грезил Питером, поэтому его ответ никого не удивил. Только Кир нахмурился и еле заметно покачал головой. — Лена в марте туда едет, а я в сентябре планирую.
— Что-то все по съебам, — хмыкнул Кир и закурил сигарету.
— Ну а хули? Сидеть, как ты, на жопе ровно? — хохотнула Ирка. Мы тоже улыбнулись. Кир же посмурнел, но ругаться не стал.
— А если и так? Я тут родился, вырос, вас вот встретил. Хули мне куда-то там нестись? — ответил он. — На завод вон мамкин ебарь устроит, и заебись.
— Мечта, — съязвил я. Кир поморщился и показал мне кулак. Лялька, молчавшая до этого, тихо вздохнула.
— Я с Колумбом и Викой в Европу поеду. В следующем месяце, — сказала она, заставив меня открыть рот от удивления. — Прости, что не сказала. Они мне сами недавно предложили.
— Поворот, однако, — оскалился Кир, наблюдая за моим лицом. — Дьяк вон аж жопой полыхнул, хоть и не признается.
— Я думал, что мы съедемся, — нахмурился я. — Обсуждали же. Я вон и работу почти нашел, при универе.
— Ира права, — вздохнула Лялька. — Чего тут киснуть? Сраный город со сраными людьми.
— Э! — возмутился Кир. — Ты чего буровишь, Ляль?
— Да не о вас речь, — отмахнулась она. — Просто заебало меня все тут. Хочу развеяться. Колумб хочет по европейским клубам со своей бандой покататься, может, контакты набьет. Только английский он нихуя не знает, как и все остальные. Шарик только что-то там промычать может. А я в совершенстве владею, хорошо, мамка в свое время настояла. Ну и Вика еще беременна, мало ли там помощь какая нужна будет. Прости, Миш. Не готова я еще, чтобы съехаться.
— Ладно. Потом перетрем, — буркнул я и взял со стола пачку сигарет.
— Ну а ты что, Мих? — спросил Олег, прервав неловкую паузу.
— Хуй знает, братка, — вздохнул я. — Планировал в универ на работу пойти, а теперь вот думаю, нахуй это надо.
— Ну, пиздец. Ты еще съебись, и вообще шоколад, — ругнулся Кир. Он помотал головой, когда Лаки что-то тихо ему сказала, и сжал кулаки. — Говном вам тут намазано…
— Ну а что? — тихо спросил я его. — По-твоему, идти за мечтой хуево? Жаб вон в Питер влюбился. Хуль ему наш Окурок, где из архитектуры только поебанные хрущи стоят? Или ему лучше за копейки тут въебывать и продолжать в гараже пивас хуярить? Странно ты мыслишь, Кирюха.
— Да, блядь, — снова взвился Кир. — Мы с детства вместе, вместе вон угорали, веселились, а теперь все съебываются. Давай, Олька, скажи, что и ты сваливаешь!
— Увы, да, — тихо ответила Лаки. — И ты знаешь. Мы говорили на эту тему.
— Говорили. Тебя хуй убедишь, — зло бросил он. — Можно подумать во Франции этой пиздато все так?
— Может и нет. Но возможность поработать в национальном архиве упускать не стоит, — мягко ответила Лаки. Она улыбнулась, увидев удивление на наших лицах. — Я давно с ними переписку вела. В том месяце ездила знакомиться, а потом они мне приглашение прислали. Это же сокровищница истории. Как от этого отказаться?
— Да все правильно, — кивнул я. Кир зло хрустнул кулаками. — Солёного вон с собой возьми. Пусть воздухом французским подышит и говниться перестанет.
— Предлагала. Ответ тебе известен, — вздохнула Олька.
— Ну да. Ну да, — кивнул я. — Кир, ну серьезно, хуль ты выебываешься?
— Мне здесь хорошо, — буркнул он, отодвинувшись от Лаки. — А вы валите. Пиздуйте, куда хотите.
— Педовку-то не врубай, а? — поморщилась Ирка. — Как дитё, блядь, малое. «Валите, пиздуйте».
Кир не ответил, лишь его глаза злобно блеснули. Отчасти я понимал его. Тут он был лидером нашей компашки, на районе его уважали и гопари, и другие нефоры. Халтуры, на которую он изредка подписывался, хватало и на шмотки, и на бухло, и на жизнь. Еще и бабка парализованная получала хорошую пенсию, с которой Кир тоже что-то имел. Но тут его авторитет пошатнулся, когда выяснилось, что у его друзей есть свои мысли, мечты и желания. И он не желал этого признавать. Даже Жаба, над которым Кир подтрунивал, и который заглядывал ему в рот, решился уехать. Потому что понимал, как и остальные, — его дальнейшая жизнь зависит только от него. Только Кир отказывался это принимать, и пока все радостно делились своими планами, он злобно зыркал по сторонам и глушил бухло.
— Чо, Жаба, будешь в Питере дома строить? — с издевкой спросил он, выдув уже восьмую бутылку пива. Жаба на миг напрягся и осторожно ответил:
— Не дома. Районы.
— Один хуй. А чо не здесь?
— Здесь время замерло, — буркнул Жаба, переглянувшись со мной.
— Ты чего? Доебаться решил до него? — улыбнувшись, спросил я. Но попытка разрядить ситуацию не удалась. Кир скрежетнул зубами и поднялся с дивана. — Э! Угомонись, братка. Хули бесоебишь?
— Отъебись, Дьяк, — бросил он и наклонился над Жабой, после чего похлопал того по голове. — Ну, ну. Потом один хуй приползешь обратно в наш сраный город. Хули думаешь, там тебя за человека считать будут?
— Кир! — повысил я голос, но Кир не отстал. Я видел, как в его глазах разгорается злоба. Остальные тоже притихли, с тревогой наблюдая за ним.
— Архитектор, блядь, — пьяно пробормотал Кир. — Ты — Жаба с Окурка. Им и останешься. С вечно грязной башкой, вылупленными глазами и сыкливым характером. Понял?
— Понял, — кивнул Жаба и, поднявшись, помахал остальным рукой. — Я домой, пока.
— Ром, да ладно. Он бухой просто, — ответил ему Олег.
— Ничо не бухой! — рявкнул Кир и пихнул Жабу в спину. — Пиздуй отсюда. Не брат ты нам больше.
— Хуйню не неси, а? — мрачно сказала Ирка. — Ты тут, блядь, теперь решаешь, кто брат, а кто нет?
— И ты не брат, лесба ебаная! — зло бросил Кир, заставив Ирку покраснеть.
— Пошел ты нахуй, Солёный, — заорала она и тоже поднялась со своего места с намерением ебнуть Кира по роже.
— Ребят, хватит! — встряла Лялька. — Это не смешно уже?
— Отчего же, — улыбнулся Кир, скривив губы. — Еще как смешно. Охуенные все такие. Геологи, еб вашу мать. Архитекторы. Химики. Ну простите убогого.
— В пизду, — махнула рукой Ирка. — Я эту хуйню слушать не буду. Подожди, Ром. Вместе пойдем.
— Пиздуйте, пиздуйте. Думаете, плакать кто будет? — хохотнул Кир и, дойдя до стола, взял в руки бутылку водки. Не успел я его остановить, как он высадил с горла полбутылки. — Сам, блядь, пить буду. Отъебись, Дьяк. Пиздуй, вон, к своей Ляльке. Может, перестанет тебе мозги ебать насчет папаши своего. Эка невидаль… Выебал.
— Что ты сказал? — побледнела Наташка и, вспыхнув, посмотрела на меня. — Ты ему рассказал?
— Ага. Мы твоего папку отпиздили, — рыгнув, ответил Кир. — Дьяк один хуй чо сделает. Петух, блядь.
— Уймись, Кир, — поморщился я.
— Не затыкай мне рот, — оскалился тот и сжал кулаки. В его глазах плескалось только бухло. И ненависть, которую он сейчас выплескивал на остальных. — Свалить решили? Валите. А ты к папке своему пиздуй, малая. Нехуй тут ловить.
— Он. Мне. Не. Папка! — зарычала Наташка и, схватив пустую бутылку, запустила её в Кира. — Мудак!
— Да, мудак, — вздохнул он. — Вы-то пиздатые все. Как чо, так ко мне бежали. А как нарисовалось чо, так съебывать.
— Он в говно, Мих, — покачал головой Олег. Кир тут же на него уставился мутными глазами.
— От он. Трезвенник. Когда ширялся, то ничо? А теперь стоит тут, хороший, за ЗОЖ топит. Лицемеры ебаные. Все вы.
— Нахуй, — бросил я и, схватив свою торбу, взял Наташку за руку. — Пошли.
— Идите, — грустно вздохнула Лаки. — Я побуду с ним.
— Я тоже, — чуть подумав, ответил Олег. — Хуй знает, чо он тут наделает.
— Нахуй пошли, няньки, блядь, — Кир отпихнул Лаки в сторону и, шатаясь, зашагал к двери гаража. — Сам дойду. Нет у меня братьев больше…
— Пусть идет, — махнул я рукой. — Пизды получит, может, мозги на место встанут.
— Не встанут, — покачал головой Олег и присел на диван. — Нормально же сидели.
— Все когда-то меняется, — сказала Лаки, отряхивая платье. В её глазах была грусть, а губы немного тряслись. — Каждый делает выбор.
Вернувшись домой, я рассказал Наташке, как попросил Кира помочь. Как проговорился, не справившись с эмоциями. Объяснил, почему позвал его с собой. Наташка кусала губы и молча слушала.
— Я ничего ему не рассказывал, — повторил я, закуривая сигарету. — Ты не веришь?
— Верю. Только что это меняет, — криво улыбнулась она. — Теперь все знают.
— Не все мудаки, как Кир, Наташ, — вздохнул я. — Тебе никто слова не скажет. У каждого какая-нибудь хуйня была в жизни.
— Такой не было, — она блеснула глазами и резко вытерла слезы. — Поэтому я хочу поехать с Колумбом и Викой.
— Побег — это не выход, Ляль, — покачал я головой. — Давай психолога найдем, походишь к нему. Вдруг поможет?
— Нахуй. Второй раз вспоминать я не хочу, — отрезала она.
— Побег — не выход, — снова повторил я.
— Знаю, — вздохнула она и прижалась ко мне. — Я ебанутая, Миш. Ты не представляешь насколько.
— Ну, не такая ебанутая, как Кир, — ответил я, обнимая её. — Но мы справимся. Обещаю.
Лялька промолчала. Лишь коротко кивнула и снова вытерла глаза.
Но братство Окурка рушилось на глазах, и я ничего не мог с этим поделать. Первым ушел Жаба. Он не стал ждать год, занял у Лаки денег на первое время и свалил в Питер через две недели после того разговора в гараже. Мы встретились в кафешке возле универа, куда он нас позвал. Всех, кроме Кира, который перестал отвечать на звонки и куда-то пропал.
— Эх, Ромка, — пьяно пробормотала Ирка, обнимая Жабу. Тот тоже прилично залил за воротник и, улыбнувшись, обнял её. — Ты не теряйся хоть. Питер — это хорошо, но нас-то помни.
— Вас забудешь, да, — буркнул он и рассмеялся. — Как устроюсь, адрес пришлю. Ну, почту мою вы знаете. Из аськи пока не удаляюсь. Оль, я верну все, честно. Как устроюсь.
— Забей, — махнула рукой Лаки, поднимая бокал с вином. — Пусть у тебя все получится.
— Ты пацан умный, справишься, — улыбнулся я и похлопал его по плечу. — А если чо — звони. Мы всегда впряжемся за братана.
— Рад это слышать, — кивнул он и как-то грустно обвел всех взглядом. — Странно все это…
— Жизнь не стоит на месте, Жаб, — перебил его Олег. — Иди вперед и не сомневайся. Тебе всегда был пендель нужен. Вот мы тебе его и даем. А на Кира забей. Протрезвеет и сам приползет, долбоеб хуев.
— Я хотел его позвать, а он трубу не берет.
— Да он всех игнорирует, — кивнула Лаки. — Обиделся хуй пойми на что.
— Ладно, — улыбнулся я. — Мы тут не грусть наводить собрались, а Жабу провожаем. В добрый путь, братан!
— В добрый! — хором закричали все, заставив Жабу порозоветь от смущения. Он уехал рано утром с вокзала, куда мы тоже пришли его проводить.
Лаки уехала через месяц. Мы толпой проводили её в аэропорт, но она еще долго оглядывалась и пыталась выхватить в толпе Кира. Потом грустно улыбнулась и обняла каждого из нас.
— Сырость развела, — буркнул я, когда Олька всхлипнула. — Готы не плачут.
— Еще как плачут, — улыбнулась она. — Берегите себя тут. И за дураком этим приглядите.
— Приглядим, — соврал я. Кира после того вечера в гараже никто не видел. Лишь Олег как-то раз обмолвился, что заметил его на рынке, покупающим картошку. Но тот, увидев Балалая, рванул через дорогу и исчез.
— Найдемся, Олька, — кивнул Олег, тоже обнимая Лаки. — Выкопай давай там какой-нибудь ебейший манускрипт, от которого французы охуеют и дадут тебе квартиру на Елисейских полях.
— Береги себя, баба моя, — Ирка чмокнула Лаки в щеку и тоже улыбнулась.
— И ты тоже, голуба, — рассмеялась Олька. Потом еще раз обвела взглядом спешащих на регистрацию людей и грустно вздохнула. — Не пришел.
— Да стоит наверняка где-нибудь в углу и пялится, — фыркнул я, пытаясь отвлечь подругу от грустных мыслей. — Как в дрянной мелодраме. Ладно, беги, Оль. А то сейчас все на сырость изойдут.
После Нового года, который мы традиционно встречали на хате Дим Димыча, наша компашка потеряла Ирку. Она с Феей улетела в Сибирь и долго прощаться не стала. Обняла каждого напоследок, чмокнула меня в щеку и потрепала Ляльку по голове. Прослезился только Димыч, испытывающий к Ирке странную любовь.
— Эх, такая девка, — любил он повторять, выдув пару бутылок коньяка.
— Не светит тебе, братка, нихуя, — авторитетно заявил я, смотря, как Ирка болтает с Лялькой.
— Рыцарь никогда не бросит штурмовать замок, — пафосно изрек увлекшийся ролевками и реконструкцией Дим Димыч. — Сложнее штурм — ценнее добыча.
— Ну, ну, — хмыкнул Олег. — Мечтай в одну руку, сри в другую, брат. Угадай, какая заполнится быстрее?
— Не грусти, Димка, — Ирка крепко обняла бородача и помахала нам рукой. — Найдемся!
— В добрый путь, Ириш! — ответили мы ей. И снова Кира не было рядом.
В феврале 2008 мне позвонил Балалай и, перебив, сказал срочно нестись на Речку. Я медлить не стал и, вызвав такси, поехал по указанному адресу, оставив Ляльку дома. В последнее время она стала сама не своя. Приступы хандры и депрессии усилились, а я не знал, как ей помочь. Не помогали ни фильмы, ни музыка, ни тусы у наших общих знакомых. Наташка ходила по дому букой и сутками залипала в телефоне, не обращая ни на что внимания. Но сейчас меня заботил только Балалай, голос которого был слишком взволнованным.
Когда я выбрался из машины возле старого дома на окраине Речки, то ко мне сразу направился Олег. Рядом с ним шел незнакомый мне парень, тоже, как и я, неформального вида. Когда они подошли, я увидел, что у незнакомца странно выгнута спина, будто горб, но судя по всему, парня это не смущало.
— Здорово, братка, — Олег протянул мне ладонь, и я крепко пожал её. — Знакомься, братан из моего района. Раньше тусили вместе.
— Серый, — представился горбатый.
— Миша, — кивнул я и повернулся к Олегу. — Что случилось?
— Мне тут пацаны наши, ну, шамановские, адрес притона скинули. Я как вошел и увидел, что там, сразу тебе набрал…
— Бля, Олежа, давай без лирики, — поморщился я. Серый улыбнулся.
— Короче, Кир там.
— Чего? — вылупил я глаза. — Уверен?
— Да. Вмазанный. Наглухо, братка.
— Еблан, блядь, тупорылый, — выругался я и достал из кармана пачку сигарет.
— Я помогу. Это мафоновская точка. Он тут дрянью барыжит, — вставил Серый. — Вам тут пизды могут дать, а меня знают и не тронут.
— Ладно. И на том спасибо, — кивнул я и повернулся к Олегу. — Давно он тут?
— Судя по виду, да.
Когда мы зашли в подъезд и поднялись на второй этаж, то сразу стало понятно, что здесь очередной притон. Повсюду валялись шприцы, мусор и раздавленные окурки. Воняло мочой, говном и чем-то тошнотворно сладким.
Олег пнул сидящего возле двери обдолбанного пацана и, когда тот сфокусировал на нас взгляд, сказал:
— Открывай.
— Сотка вход…
Олег наклонился и отвесил пацану затрещину. Тот протер глаза и попятился.
— Открывай, — повторил Балалай. Пацан кивнул и, кое-как поднявшись, открыл нам дверь, после чего юркнул в сторонку, чтобы не мешать.
Внутри квартиры воняло еще сильнее, чем в подъезде. Одного взгляда, брошенного в сторону кухни, хватило, чтобы меня вывернуло наизнанку. На столе куча разного говна, а под столом спала голая страшная баба, обнимавшая тощего мальчонку лет четырнадцати. От вони заслезились глаза, и я отвернулся. Олег, увидев их, поморщился.
— Хозяйка хаты, — пояснил он. — Дыши через рот, братка. Полегче будет.
— Сарай, блядь, — мрачно буркнул Серый и тут же вышел вперед, когда в коридор ввалились два тела. — Э, пацаны. Свои, расслабьтесь.
— Рыченко, ты, бля? — прищурился один, с вылупленными глазами. — Хуль пришел?
— По делам. У Мафона спроси, если интересно, — холодно улыбнулся Серый. Но лупоглазый сразу потерял интерес.
— Лады, проходите, тогда.
— Пиздец, — прошептал я, протискиваясь боком в гостиную. Олег и Серый за мной.
Кира я увидел сразу. Он лежал у балкона на обоссанном матрасе. Рядом жгут, пакет с мусором, пустая пачка из-под дешевого печенья. Глаза обдолбанные и пустые, как и глаза тех, кто валялся рядом с ним.
Там были и мои ровесники, и ребята помладше, и взрослые. Были прилично одетые и те, на ком висело рваньё. Меня начала душить злоба. Захотелось подскочить к каждому, схватить за грудки или вломить пизды. Наверное, то же самое чувствовал Олег, когда громил с пацанами очередной притон.
— Братка! Эй, слышишь меня? — Олег опустился на корточки и похлопал Кира по щеке. Тот лениво посмотрел на друга и попытался улыбнуться.
— Ба… ла… лай, — пробурчал он и так же нехотя посмотрел на меня. — Ми… ха.
— Ага, — вздохнул я, присаживаясь рядом. — Пошли домой, Кир.
— Не… нахуй, — выдохнул он. Олег скривил губы и неожиданно отвесил Киру леща. — А…
— Хуй на, дебил. Вставай, блядь, давай, — ругнулся он и рывком поднял Кира на ноги. — Мих, помоги. Он тяжелый, пиздец. Серёг, вызови такси к дому, не в падлу.
— Окей, — хмыкнул Серый и отошел в сторонку. Мы с Олегом, подхватив Кира под руки, потащили его в коридор. Кир не сопротивлялся. Только что-то мычал, пердел и в итоге обоссался.
— Еб твою мать, Солёный, — фыркнул Олег, когда вляпался в кучу какого-то говна. — Если я подцеплю какую-нибудь хуйню, я тебя отхуярю до синевы подзалупной, отвечаю. Хуй же отмоешься теперь, Мих…
— Нахуй… поди, — пьяно рассмеялся Кир. Но мы с Олегом упрямо тащили его к выходу.
Естественно, таксист полез в залупу, когда увидел, кого ему предстоит везти. Но Олег быстро сунул тому тройную сумму за поездку, и проблема была решена. Погрузив Кира на заднее сиденье и подстелив ему под голову пакет, Олег повернулся к таксисту и спросил:
— Знаешь, где новый центр реабилитации? — таксист кивнул. — Вези туда быстро.
— Если заблюет…
— Вези, блядь, дебил! — рявкнул я. — Не видишь, хуево пацану. Заблюет — помоем.
Еще через пару часов мы сидели с Олегом в подсобке центра и пили спирт. Балалая там хорошо знали, поэтому, как только он вылетел из машины, его уже встречал десяток людей. Кира забрали и увезли в один из кабинетов, а мы, отходя от визита в притон, отправились в подсобку, где один из знакомых Олега выдал нам бутылку спирта, бутылку воды и два стакана.
— Нахуя он так? — спросил у меня Олег, опрокидывая внутрь стакан. Он поморщился, закусил лимоном, который нашелся в холодильнике, и вздохнул.
— Дурак потому что, — буркнул я, чиркая зажигалкой и подкуривая сигарету. — Решил либо, что мы его бросаем. Дебила кусок. Ему, чо, много надо, чтобы вмазаться. Матери на него давно похуй, где он там и с кем шляется. Я заходил пару раз, так она плечами жмет и все. Блядь, Олег. Почему все по пизде пошло, а? Нормально ж все было.
— Не, братка. Не нормально, — мотнул головой Олег. — Мы себе цель нашли, а он нет. Оттого и бесился постоянно. Злился, что мы лучше, чем он.
— Ему тут помогут? — спросил я и тоже выпил. Спирт, пусть и разведенный, обжег горло и наполнил голову жаром.
— Постараются, — уклончиво ответил Балалай и пояснил, когда я поднял бровь: — От него зависит, Мих. Мы сюда всех привозим, кого в притонах находим. Кто-то на поправку идет. А кому-то это нахуй не надо. Сам же понимаешь, нашего желания мало. Ты не представляешь, сколько народу обратно в это болото возвращается. Наши их лечат, обувают, одевают, кормят, а они снова туда же. Потому Шаман и хочет жестко с этими пидорами бороться. На последней сходке он готов был нахуй всех послать, когда ему сказали на некоторые точки не залупаться. Мол, люди там серьезные и такой шухер им не нужен. Деньги, блядь, важнее, понимаешь?
— Ага, — кивнул я и, чуть подумав, повертел в руках телефон. — Нашим будем говорить?
— Не стоит, думаю, — хмыкнул Олег. — Сорвутся же, приедут. Да толку-то. Лучше мы его попробуем вытянуть. Психолога подключим, пусть мозги ему проветрит, идиоту, блядь. А притон тот снесем, нахуй. В пизду запреты. Шаман поддержит, уверен. Видал того пацаненка с бабой на кухне?
— Ага, видел.
— Она его за дозняк продавала. Любому желающему. Мы подключились, пиздюка в органы опеки отдали, так он съебался. Обратно к маме, блядь... Знаешь, братка, я порой сомневаюсь. Помогать им или жечь этих блядей каленым железом. Как думаешь?
— Не знаю, — честно ответил я. Олег, чуть подумав, вздохнул.
— Вот и я не знаю, — хмыкнул он и разлил спирт по стаканам. — Будем.
— Будем, — я выпил и тоже закусил лимоном.
Весной универ отправил меня в Москву на конференцию молодых химиков, которая продлилась три дня. Толком погулять по городу не удалось. Я морально вымотался, устал и дико хотел спать. Понемногу в голову стали закрадываться мысли, что я занимаюсь не тем. Химия, некогда любимая в школе, стала костью в горле, и я занимался ей только ради того, чтобы содержать себя и Наташку. Даже в поезде я не мог уснуть, понимая, что завтра снова на работу, снова торчать над пробирками и слушать сплетни старых бабок, которых университетское руководство почему-то не увольняло, хотя у них давно песок из пизды сыпался.
Ирка, позвонившая мне на второй день конференции, сразу уловила недовольство в моем голосе. У нее, наоборот, все было хорошо. Она носилась по Сибири, как буйная важенка, заводила знакомства и в ус не дула. Я не стал ей рассказывать про Кира, сказав только то, что с ним все в порядке. То же самое говорил и Олег, если ему кто-нибудь звонил. Лишь Лаки сразу просекла пиздеж, о чем и сообщила мне в привычной ей меланхоличной манере.
— Я догадывалась, что он снова вмажется, — вздохнула она, когда я рассказал, как мы вытаскивали Кира из притона. — И я предупреждала его.
— Он просто дурак, Оль. Тебе ли не знать.
— Нет, Мишка. Он не дурак. Он конченный дебил, — хмыкнула она. — Я звала его с собой. Предлагала варианты, чем ему заняться. Но хуй там плавал. Ты знаешь Кирилла не первый день. Я тоже. Он сделал свой выбор, мы сделали свой.
— Жестко.
— Жестко, — согласилась она. — Если ты думаешь, что мне не тяжело и я не переживаю, то ошибаешься. Я давно поняла, что его не изменить. Только вы пытались постоянно, а ему это нравилось. Нравилось быть центром компашки. А когда компашка посыпалась, он первым сломался. Я чувствую, что ты тоже на грани, Миш. Борись, как бы плохо ни было. Не дай жизни и городу сломать себя.
— Наверное ты права, Оль, — криво улыбнулся я, смотря в окно поезда на пролетающие поля. — Спасибо.
— Звони мне, если почувствуешь себя плохо, — предупредила она. — Серьезно. Я всегда на связи для вас.
— Хорошо. Береги себя, — ответил я и нажал отбой. А в голове всплыли давно забытые слова Леськи.
«Будет и плохое, Мишка. А потом темнота» …
Вернувшись из командировки домой, я удивленно замер в центре гостиной. Кровать была не застелена, на кухне в раковине лежала грязная посуда, а цветы на подоконнике поникли, словно их давно не поливали.
Хмыкнув, я закурил и открыл кладовку. Наташкина сумка была на месте, как и её личные вещи. Не было только зубной щетки и самой Ляльки. Вздохнув, я набрал её номер, но услышал лишь длинные гудки. Ночевала у подруги, или Вика с Колумбом вернулись?
— Олеж, а ты ко мне не заглядывал, пока я в Москве был? — спросил я, набрав номер Олега и дождавшись, когда тот ответит.
— Раз заходил, никто дверь не открыл. Хотел у тебя инструменты взять. Ирка попросила матери её помочь, а что?
— Да не, все нормально, братка. Давай, созвонимся.
— Давай, — ответил Олег, и послышались короткие гудки. Положив телефон на прикроватную тумбу, я присел на край дивана и закурил еще одну сигарету. Конечно, Лялька могла и правда к подругам свалить, не предупредив, но в груди начал разгораться огонек сомнений. Уж что-что, а цветы свои капризные она никогда не забывала полить.
Не пришла Лялька и на следующий день, хотя знала, что я вернусь из командировки. Звонки по её знакомым тоже ничего не дали. Последнее время Лялька не выходила из дома и ни с кем не встречалась. Колумб все еще был в Европе, поэтому к ним она никак не могла слинять.
Подождав до вечера, я оделся и вышел на улицу. Постоял чуть у подъезда, потом хмыкнул и набрал номер такси.
— Ленинцев, восемнадцать, — сказал я таксисту адрес и, откинувшись на спинку, уставился в окно, пока машина неслась по проспекту к дому Лялькиной матери.
Я сел напротив подъезда на ту самую лавочку, где мы с Киром когда-то поджидали Наташкиного отчима и снова закурил. Я видел окна их квартиры, на кухне горел свет, а форточка была открыта. Стемнело быстро, а я все так же сидел на лавочке, не рискуя войти и позвонить в дверь пятьдесят седьмой квартиры. А потом увидел Наташку.
Она зашла на кухню, одетая в тот темно-синий халатик, который я ей подарил на Восьмое марта. Я видел, как она, улыбаясь, ставит на огонь чайник. Потом закуривает сигарету и подходит к окну. Я сидел в тени, и с яркой кухни меня точно не было видно, однако чувствовал себя, как детектив-неудачник из сраных нуарных фильмов.
Наташка заварила чай, и тут на кухню вошел знакомый мне черноволосый мужик. Её отчим. Он тоже улыбался, а потом провел рукой по спине Наташки и ущипнул её за задницу. Но та в ответ громко засмеялась и легонько, словно шутя, отпихнула мужика в сторону. Побледнев, я чуть не свалился с лавочки, когда Наташка прильнула к мужику и, привстав на цыпочки, жадно его поцеловала. Он поднял её и подсадил на стол, после чего развязал поясок халатика. Я скрипнул зубами, выбросил окурок и, спрыгнув, направился в подъезд. Пять ступеней, коричневая дверь с цифрой «пятьдесят семь», звонок, трель, скрежет замка.
— Здравствуйте. Чем могу помочь? — вежливо поздоровался мужик, открыв мне дверь. Я успокоил дыхание и процедил:
— Позови её.
В его глазах снова мелькнул ужас. Он узнал мой голос и попятился в коридор. Послышались звуки шагов, и я увидел Наташку. Она, остолбенев, смотрела на меня, а я, нахмурив брови и закусив губу, на неё. Затем, глубоко вдохнув, тихо сказал: — Оденься и выйди. Надо поговорить.
— Миш…
— Не заставляй меня входить, — чуть повысив голос, ответил я. Наташка переглянулась с отчимом и, кивнув, накинула на себя черный бомбер с нашивкой «Dimmu Borgir». Еще один мой подарок.
На улице мы десять минут простояли молча. Наташка куталась в куртку, а я курил и смотрел в окно её квартиры. Отчим маячил на кухне и то и дело выглядывал, чтобы проверить, все ли хорошо.
— Ты напиздела, да? — хрипло спросил я. Наташка, спрятав глаза, коротко кивнула. — Давно вы третесь?
— Да, — тихо ответила она. Я сжал кулаки и шумно выдохнул. — Я не знала, как сказать, Миш.
— Он тебя не ебал, да? То, что ты мне заливала у Лешего, обычный пиздеж, так? — спросил я. Она мотнула головой.
— Я влюбилась в него еще в седьмом классе. Его это пугало, хотя я видела, как он смотрит на меня. Но он был верен мамке. Однажды, когда я зашла к ним в спальню голая, он чуть не сбежал. Даже записку оставил на столе. Но не сбежал. Остался.
Я молчал, смотря поверх её головы и еле сдерживаясь, чтобы не заорать.
— Я тоже перестала лезть к нему, хоть и дико ревновала, когда слышала, как они с мамкой ебутся в спальне, — равнодушно продолжила Наташка. — А после выпускного он пришел ко мне в комнату. Мамка чуть не спалила нас тогда, но обошлось. Хотя она подозревала. Стала выгонять меня из дома, обвинять, орать. Я тогда психанула, спиздила деньги и в Москву на концерт поехала. Там с тобой познакомилась и с остальными. Понимала, что неправильно все это, пыталась стать нормальной девчонкой, пыталась полюбить тебя и полюбила.
— Пиздеж, — процедил я. Наташка грустно улыбнулась и покачала головой.
— Нет, не пиздеж. Можешь не верить, но я тебя правда полюбила. И мучилась от ревности, когда приходила в гости и видела, как они обжимаются.
— Понятно, — вздохнул я. — И выдумала ту сказку, блядь. Слезы еще твои… А я повелся. Кира потащил с собой.
Продолжение главы в комментариях.