Деталь
Твиттер МакЛарен опубликовал фотографию своих работников
Умельцы добавили важную деталь
Твиттер МакЛарен опубликовал фотографию своих работников
Умельцы добавили важную деталь
Спустя 30 лет после гибели Айртона Сенны Дэвид Тримейн вспоминает мрачные события Гран-при Сан-Марино 1994 года и объясняет, почему легендарный статус бразильца будет жить вечно.
Смерть Айртона Сенны стала таким же сильным ударом для гонок, как и смерть Джима Кларка в 1968 году. Оба были яркими представителями своего поколения, хотя Айртон, возможно, был склонен к безрассудной агрессии, подвергая себя большему риску. Оба обладали артистическим чутьем и таким врожденным талантом, данным Богом, что всегда верилось, что в конечном итоге он станет их защитным талисманом.
Они были слишком хороши, чтобы погибнуть в гоночных машинах.
Тридцать лет назад в этом месяце смерть Айртона была столь ошеломляющей и жестокой, что к 1994 году мы все думали, что гонки продвинулись так далеко в плане безопасности, что многие из старых призраков – даже огонь, самый большой страх гонщиков, – были успешно изгнаны. «Формула-1» достигла той стадии, когда люди почти позволили себе поверить, что смерть больше не является гостем гонок.
Как же мы ошибались. И как ужасно это было доказано, когда на кадрах, которые преследуют спорт и по сей день, она стала, возможно, первым смертельным случаем в «Формуле-1», показанным в прямом эфире.
Я любил Имолу и маленький отель в Фонтанеличе – La Pergola, – которым управляла щебечущая итальянка по имени Роза, чей муж Лео смотрел на нас с кухни, наблюдая, как она обнимает нас по прибытии.
Мы все с нетерпением ждали, какую аэродинамическую магию сотворил Эдриан Ньюи, чтобы вернуть «Уильямс» на один уровень с «Бенеттоном», и чего сможет сделать Айртон в 20-очковом отставании от набравшего ход Михаэля Шумахера, который образовался за первые два этапа после того, как великий чемпион не смог закончить Гран-при Бразилии и Тихого океана.
Плохие вещи начали происходить уже через 16 минут после начала пятничной квалификации, когда Рубенс Баррикелло попал в масштабную аварию, потеряв контроль над своим «Джорданом» 194 в Variante Bassa после того, как наехал колесом на бордюр. Машину на скорости около 225 километров в час жестоко швырнуло в ограждение из шин, и она почти сразу же остановилась в одном из тех ужасных поворотов, когда энергия поглощается так резко. Мы посчитали чудесным спасением то, что симпатичный маленький бразилец отделался лишь разбитым носом.
Следующим днем я смотрел квалификацию по телевизору вместе с моим другом-журналистом Джо Савардом, когда Роланд Ратценбергер разбился на спуске к Тосе, на 20-й минуте сессии. Роланд был моим другом, с которым мы не виделись несколько лет, со времен нашей совместной «Формулы-3» в 1987 году. Нам не удалось встретиться в Аиде, и когда я шел через паддок в Имоле в четверг днем, он схватил меня за руку, и вот мы уже обнимались и смеялись, оба такие счастливые, что он наконец-то осуществил свою мечту и сел за руль болида «Формулы-1». Он был милым, дружелюбным, счастливым парнем, и мы договорились поужинать с общими друзьями в субботу вечером.
Но когда мы с Джо наблюдали за тем, как аметистовый «Симтек» затормозил после явно очень сильного удара, и Джо очень тихо сказал: «Посмотрите на его голову», мы поняли, что произошло самое худшее. Четырьмя годами ранее, став свидетелем ужасной аварии Мартина Доннелли прямо у меня на глазах в Хересе, я считал, что только что видел, как мой первый товарищ погиб в гоночном автомобиле. К счастью, Мартин выжил. К сожалению, Роланд не выжил.
Он стал первым человеком, погибшим в болиде «Формулы-1» со времен Элио де Анджелиса в той скандальной аварии на тестах в Поль Рикар в 1986 году, и его смерть очень сильно ударила по больному. Утром в воскресенье все были по понятным причинам подавлены, и ходили слухи, что Айртон был особенно расстроен и профессор Сид Уоткинс даже советовал ему не участвовать в гонках. Но он, конечно же, участвовал, потому что так уж он устроен, и выяснилось, что у него был австрийский флаг, которым он собирался размахивать в знак победы. При всей его внешней агрессивности за рулем, я думаю, это как ничто другое говорит о внутреннем Айртоне, так же как и его решимость посетить место аварии Донелли. Он сделал это, потому что, должен был знать, что делать в таких обстоятельствах. А как гонщик он должен был знать, каково это – заглянуть в черную яму, когда все пошло не так, а не только каково на вкус победное шампанское.
Перед стартом обстановка была необычайно напряженной, и не только из-за событий пятницы и субботы. Новые опасения возникли, когда Джей Джей Лехто заглох на своем «Бенеттоне», занимая пятое место в левой части решетки. Он проводил свою первую гонку после травмы шеи, полученной в начале года, и это был его большой шанс. Я помню, как молился, чтобы в него никто не врезался, но Педро Лами не заметил, и его Lotus 107C сильно врезался в заднюю часть пострадавшего B194, разбросав повсюду обломки. Как будто Джей-Джею и так было несладко, он и Эван Демулас приехали из Монако вместе с Роландом. Теперь мы с ужасом наблюдали, как колесо пролетело прямо над трибуной слева от решетки, хотя прошло немало времени, прежде чем выяснилось, что оно ударило полицейского.
Затем последовала длительная задержка, когда решетка была очищена, и поле проехало на очень низкой скорости за позорно медленным автомобилем безопасности Opel Vectra. Давление в шинах упало... Затем человек в конце пит-лейна непостижимым образом позволил Эрику Комасу вернуться на «Ляррусс», который был отремонтирован после повреждений, полученных в той стычке на старте. Он влетел в Тамбурелло и был вынужден резко затормозить, столкнувшись с последствиями аварии Айртона. Эрик остановился практически рядом с распростертым телом единственного человека, который остановился, чтобы помочь ему, когда он разбился в Спа в 1992 году, и это уничтожило его.
Всем сразу стало ясно, что положение Айртона очень серьезное, и это поразило спорт, как удар грома.
Когда несчастная гонка была перезапущена и тянулась круг за кругом, мы с Найджелом Робаком облокотились на подоконник в комнате для прессы и смотрели на пит-лейн. «Это обречено, как и чертова Инди 500 в 1973 году», – сказал я ему, и мы вспомнили, как питмен Армандо Теран был убит пожарной машиной, ехавшей по «неправильному» пути на пит-роуд к аварии Шведа Сэвиджа в четвертом повороте. «Мы сделали 75%, почему бы им просто не прекратить эту ужасную гонку? Все, что нам сейчас нужно, – это заезд на пит-лейн». И через несколько мгновений, на 49-м круге, это произошло: «Минарди» Микеле Альборето потерял колесо при повторном прохождении поворота, в результате чего пострадали механики Клаудио Бизи, Даниэле Вольпи, Маурицио Барбьери и Нил Болдри. И все равно гонка затянулась до своего горького конца.
Около 17.30 мы узнали, что Айртон умер. Некоторые журналисты с Флит-стрит, мало что знавшие о гонках, ходили в оцепенении, и не один из них сказал: «Никто не говорил нам, что такое может случиться!» Закаленные профессионалы, знающие кровавую историю своего спорта, вырвали страницу из блокнота Тайлера Александера о выживании и принялись за работу, приберегая свои эмоции до тех пор, пока их не закроют в укромном месте. Это была долгая ночь
Когда мы с Найджелом выезжали из отеля в понедельник утром, Роза как будто почувствовала, что ей нужно извиниться от имени Италии за наши ужасные выходные. Она расплакалась, вручив каждому из нас по бутылке красного вина в очень трогательном жесте. Она была не единственной.
День прессы в Motoring News пришелся на вторник той праздничной недели, и я помню, как в обычно оживленном офисе было тихо, как в морге. Наша маленькая группа энтузиастов работала великолепно, и много лет спустя автор ралли Пол Фернли сказал мне: «Мы знали, что вам придется писать обо всех гонках Формулы-1 и что мы ничем не сможем помочь, поэтому мы просто следили за тем, чтобы все мы делали свою работу настолько эффективно, насколько могли». Я знал это подсознательно и никогда не испытывал большей гордости за то, что газета стояла за тот злосчастный день и как мы освещали трагедию, которая так глубоко затронула всех нас и миллионы людей по всему миру. Если мы и делали что-то, что действительно имело значение, то, я считаю, это было именно так.
В последующие годы я неизбежно часто думал об Айртоне. Печально, что в гонках, как и в жизни, все неизбежно уходит в прошлое. Именно это всегда так возмущало меня как молодого болельщика, когда кто-то, кто был тебе дорог и за чьей карьерой ты внимательно следил – Джимми, Педро Родригес, Джо Зифферт, Роджер Уильямсон, Тони Бриз, Том Прайс – вдруг оставался позади, его история была закончена.
Каким я его помню?
Я по-прежнему считаю его самым умным, глубокомысленным и харизматичным гонщиком, которого я когда-либо встречал, и что под его порой хрупкой, но непроницаемой внешней оболочкой скрывался чрезвычайно добрый, чувствительный и щедрый характер, который совершенно не соответствовал тому монстру, каким он мог быть на трассе, когда на него находило мрачное настроение.
Если его задевало что-то критическое, что вы написали, – как меня, когда он задирал кого-то вне трассы, – его глаза могли заморозить ваше сердце. Но у него было очень доброе лицо и улыбка. Я тоже помню этот певучий голос и беседы за круглым столом возле дома на колесах «Макларена». Иногда мы заводили его на что-то действительно хорошее, и он начинал глубоко копать, чтобы дать нам тщательно продуманные идеи, а потом обычно один очаровательный парень постарше ненароком все портил благонамеренным, но грубым прерыванием, например, «Я говорю, старина, ты действительно думаешь, что сможешь победить Алена завтра?», и Айртон вздыхал и замолкал, как бы говоря: «Ладно, это твой удел». Я навсегда запомнил его один день в гостиничном номере в Аделаиде. Сам факт того, что гонщик так развлекал нескольких рептилий в своих личных покоях, был замечателен сам по себе, а это интервью было самым завораживающим из всех, в которых я когда-либо принимал участие.
Это случилось через две недели после «Той аварии» в Сузуке в 1990 году, когда он намеренно снес Алена, уступив ему на старте.
Это было задолго до того, как можно было делать фотографии, но когда ему показали фотодоказательства, он наотрез отказался признать, что въехал в «Феррари» и оторвал заднее крыло, утверждая, что оно отвалилось само по себе.
Он был непримирим, но год спустя на разгневанной пресс-конференции в Сузуке после того, как отдал победу напарнику по команде Герхарду Бергеру, он честно признался, что сделал это специально. После того, как страшный Балестр обманом отобрал поул на чистой стороне решетки, он решил: «Если этот парень войдет в первый поворот впереди, он не сможет его пройти». Это был захватывающий взгляд на веру в себя, которая была необходима ему на каждом шагу, даже когда он знал, что это противоречит истине.
Это была темная сторона человека, о котором Ален сказал в Португалии в 1988 году после того, как его машина свернула на пит-стрит: «Если он хочет этого так сильно, что готов умереть за это», имея в виду чемпионат мира, «тогда он может это сделать». Но в тот день в Поднебесной были и другие комментарии.
Я всегда верил, что в тот день в Хересе после аварии Донелли он сознательно отправился в черную яму и смело встретился с посланиями, которые она передала ему, когда его напарник по гонке был близок к смерти. И когда там возобновилась квалификация, и он завоевал 50-й поул в своей карьере, он просто вышел на трассу, полный решимости показать, что асфальт и гравий никогда не смогут подавить дух гонщика.
Я помню, как на послегоночной конференции он использовал сильное ругательство, чтобы описать то, что делали Нельсон Пике и Оливье Груйяр, когда он настиг их во время гонки на максимальной скорости, так скоро после такой аварии. Его гнев и полное презрение.
Теперь я хотел узнать, почему он отправился на место аварии, и он снова вошел в эту зону напряжения, и мы все напряглись, чтобы услышать ответ, на формулировку которого – я позже засекал время – у него ушло 37 секунд. Он не плакал, но его глаза были полны эмоций.
Можно было услышать, как движется тень. «Для себя», – прозвучал в конце концов ответ.
И как леденяще звучит этот ответ сегодня в свете того, что в итоге с ним случилось, когда он добавил: «Я сделал это, потому что подобное может случиться с каждым из нас. Я знал, что это что-то плохое, но я хотел убедиться в этом сам. После этого я не знал, как быстро я могу ехать. Или как медленно».
Он сделал еще одну долгую паузу, и я спросил, нужно ли ему быть смелым, чтобы сделать это? Третья пауза. «Как гонщик, ты должен пройти через некоторые вещи, справиться с ними», – мягко ответил он. «Иногда они не похожи на человеческие, но ты проходишь через это и делаешь их просто из-за тех чувств, которые ты получаешь, управляя автомобилем, и которые не получишь в другой профессии. Некоторые вещи не очень приятны, но для того, чтобы иметь некоторые приятные вещи, приходится с ними сталкиваться».
Я всегда больше всего уважал людей в ситуациях, когда, по выражению Найджела Робака, они проявляли ненормальную храбрость. И если меня когда-нибудь спросят, что я больше всего помню об Айртоне, то это то, что он сделал в тот день, честь и мужество, с которыми он вел себя после возобновления сессии. Для меня это был его лучший момент как гонщика и как человека.
Я также помню, что когда он спас Эрика в Спа, он был в восторге, когда Проф сказал ему, что он поступил именно так, как он советовал ему поступить в подобных обстоятельствах.
Но какой парадокс, что человек, который мог выбить соперника Проста с трассы, а не уступить ему поворот, мог так заботиться о своих товарищах в других обстоятельствах.
Все хорошие парни, конечно же, сильно давят. Такова природа игры. Но я до сих пор вижу, как Айртон напрягается на последних кругах квалификации, помню напряжение и волнение, которые всегда предшествовали последней попытке, особенно если кто-то другой ехал быстрее. Вы буквально задерживали дыхание, когда он работал, особенно в таких местах, как Монако, где отсутствие страховочной сетки было так жестоко очевидно. Наблюдать за ним в такие моменты – значит быть потрясенным его самоотдачей.
Я не жалею о многом в своей жизни, но в моменты размышлений я жалею, что не был достаточно зрелым или менее рассудительным, чтобы предложить поужинать вместе, зарыть топор войны и поговорить о таких вещах, как жизнь.
В момент его смерти удар был нанесен потерей такой харизматичной звезды, жестокостью и наглостью, с которой один из его звездных талантов, такой же, как Джимми, должен был остаться позади. Теперь, когда нам неизбежно приходится приспосабливаться, мы думаем об утрате таких возможностей и о том, каких великих свершений он мог бы достичь для своих соотечественников, когда перестал участвовать в гонках.
Из всех чемпионов, которых я знал, он был, пожалуй, самым быстрым, самым мозговитым, бойким и агрессивным, в то время как вне кокпита он мог быть мягким человеком, который очень много думал о других людях.
Он не теряет актуальности и сегодня, потому что многие молодые гонщики, которые сейчас делают себе имя, попали под его влияние или уважение к нему своих родителей-наставников на решающих этапах своей карьеры. А еще есть Фонд Сенны, над которым он работал, когда погиб. Это неправительственная организация, признанная ЮНЕСКО за свою работу в сфере образования, которой теперь управляют его сестра Вивиана и ее дочь Бьянка. На сегодняшний день фонд помог более чем 35 миллионам детей.
СЕННА! Это имя резонирует и вдохновляет, его харизма не иссякает. И это, безусловно, величайшее наследие любой звезды автогонок.
Ставим лайки, подписываемся!
Журналист Адам Купер вспоминает, как Айртону Сенне команда «Макларен» заплатила огромные деньги, чтобы тот продолжал бороться с «Уильямсом».
Возможно, он и не выиграл чемпионат мира «Формулы-1» 1993 года, но, тем не менее, «Макларен» MP4/8 занимает особое место в истории. Последняя победная машина Айртона Сенны. За ее рулем бразилец одержал пять незабываемых побед в сезоне, в котором «Уильямс» FW15C доминировал так же, как и «Ред Булл» в 2023 году.
Конечно, особый талант Сенны был важной частью уравнения, но не более чем в залитом дожде Донингтон-парке, где произошла самая знаменитая из его побед в гонках.
Однако автомобиль тоже сыграл свою роль. С компактным Ford HB V8 и простой, но эффективной системой активной подвески MP4/8 была проворной и очень быстрой машиной, которую Сенна смог использовать по максимуму, наслаждаясь непривычным для него статусом аутсайдера.
Автомобиль, который с нежностью вспоминают те, кто работал над ним, был единственным экземпляром, единственной моделью с двигателем «Форд» в эпоху, когда Рон Деннис жонглировал производителями и постоянно искал преимущества. И что еще более примечательно, выбор двигателя стал компромиссом в последнюю минуту после того, как уход «Хонды» заставил «Макларен» искать альтернативные варианты.
Именно на Гран-при Италии 1992 года «Хонда» официально объявила о своем уходе из «Формулы-1» по окончании сезона. «Чего я не знал, так это того, что они позвонили Рону в начале года и сказали ему, что думают о том, чтобы завершить сделку», ─ вспоминает тогдашний руководитель операционного отдела «Макларен» Мартин Уитмарш. «Но Рон не сказал мне, и, кроме того, Рон отрицал это ─ он не верил в это. Он думал, что это просто позиционирование, часть каких-то переговоров.
Затем [босс «Хонды»] мистер Кавамото приехал в Монцу. Мы с Роном были в доме на колесах, и он сказал: «Я просто подтверждаю, что мы останавливаемся». Я сказал: «Да? Мы только что выиграли четыре чемпионата мира подряд, вы не можете остановиться». Он сказал: «Одной победы недостаточно». Я подумал, что еще вы хотите от нас? «В то время, в сентябре, мы вообще ни над чем не работали, потому что, насколько я понимал, это было неожиданно.
Впоследствии «Хонда» рассказала мне, что они говорили Рону, но Рон не слушал. Рон всегда говорил, что мы ничего не знали до воскресного утра в Монце, но я верю, что они ему сказали. Рон не всегда слушал!».
До первой гонки 1993 года оставалось всего шесть месяцев, и «Макларен» срочно требовался новый поставщик.
Одним из вариантов была покупка «Лижье» и лишение французской команды контракта с «Рено», и этот путь был рассмотрен акционером «Макларена» и боссом «ТАГ» Мансуром Ойехом. Когда все оказалось слишком сложным, единственной приемлемой альтернативой стал Ford HB V8.
«Мы метались, и, по-моему, я подписал контракт с Косворт в декабре», ─ говорит Уитмарш. «Это было довольно поздно. Мы начали проектировать для Косворт еще до того, как получили контракт». «Форд» был партнером «Бенеттона», чей босс Том Уокиншоу был не в восторге от того, что ему придется делить двигатель с серьезным соперником. Компромисс заключался в том, что у «Макларена» не будет новейшей спецификации, и это стало источником напряженности на протяжении большей части года.
Подтверждение в последнюю минуту усложнило жизнь чертежному бюро в Уокинге. К тому же аккуратно упакованный V8 был легче и меньше, чем «Хонда» V12, под который изначально проектировался автомобиль 93-го года, и требовал меньше топлива и охлаждения. Все это помогло двигаться в правильном направлении после сложного года с MP4/7, которую превзошел «Уильямс» FW14B. «Мы проектировали машину, не зная, какой у нее двигатель, поэтому нужно было учесть различные варианты длины мотора и расхода топлива», ─ говорит главный конструктор Нил Оутли. «Насколько я помню, HB был короче, а расход топлива был намного меньше, чем у V12. Автомобиль был спроектирован с довольно консервативными размерами радиатора, не далеко ушедшими от тех, что мы получили бы с V12, поэтому было довольно легко сделать их меньше».
«Очевидно, что мы начали с мотором Хонды», ─ говорит тогдашний руководитель отдела аэродинамики Анри Дюран, ─ над которым японский производитель работал вместе с «Маклареном», поэтому команде пришлось начинать все заново с собственного проекта. Его передали Пэту Фраю, только что прибывшему из «Бенеттона», где он руководил проектом внедрения электронных помощников. «Пэт был настоящим гуру активной подвески», ─ говорит Уитмарш. «До этого у нас была очень сложная система Хонды, которая так и не стала успешной, и мы перешли на гораздо более простую систему. Думаю, Пэт проделал чертовски хорошую работу».
«Когда я пришел туда, уже было разработано базовое оборудование, но все оно находилось в процессе изготовления», ─ вспоминает Фрай. «И ничего не было начато в плане управления, настройки управления и всего остального. Чем хороша система «Макларена», так это своей простотой. Вы не беспокоились о том, чтобы пытаться настроить демпфирование и быть умным.
По сути, вы измеряли нагрузку на каждый демпфер и, исходя из этого, рассчитывали, каким будет сжатие пружины, чтобы компенсировать это. Все это было эффективно сегментировано, как мы это называли. С точки зрения гоночной техники, параметрами были высота передней стойки, высота задней стойки, и это было все, что нужно для начала».
Уход «Хонды» также заставил «Макларен» разрабатывать собственные системы управления с помощью родственной компании TAG Electronics, которая до этого работала с такими клиентами, как команда спортивных автомобилей «Мерседес».
«Раньше все сводилось к тому, чтобы нанять лучших гонщиков, сделать лучшую аэродинамику, сделать жесткое шасси, настроить амортизаторы и отправиться выигрывать чемпионат», ─ говорит Уитмарш. «Примерно в 1990 году системы управления стали играть важную роль. Можно было либо сотрудничать с Magneti Marelli или Bosch и пытаться получить что-то от них, либо разработать собственную электронику, что и было сделано в «Уильямсе». Мы пошли по последнему пути». «Для коробки передач мы использовали блок TAG с двигателем «Хонды» 1992 года», ─ говорит Оутли. «А потом форс-мажорные обстоятельства заставили нас перейти на полный блок управления двигателем в 1993 году. Другого выбора не было. Это не было такой уж большой проблемой. С Косворт было проще договориться, чтобы соединить эти два двигателя вместе».
Зимой Деннис столкнулся с еще одной проблемой. У Сенны закончился контракт, а с уходом «Хонды» трехкратный чемпион мира вел жесткую игру, чтобы остаться в команде в 1993 году. Не помогало и то, что Ален Прост возвращался после годичного перерыва, чтобы присоединиться к «Уильямсу», в котором Найджел Мэнселл так доминировал в 1992 году, ─ место, которого жаждал сам Айртон. «Как только Хонда ушла, он не захотел продолжать», ─ говорит Уитмарш. «Как и любой гонщик, он хотел побеждать. Думаю, он был прав».
В конце концов Сенна согласился на участие в первых пяти гонках за 5 миллионов долларов ─ сумма, которую, по словам Денниса, он оставил в банке после оплаты двигателей «Форд», - но при условии, что деньги поступят на его счет вовремя. Первые гонки сезона проходили в режиме мыльной оперы «появится он или нет?».
«Это был миллион за гонку», ─ говорит Уитмарш. «За 24 с половиной года, что я проработал в Макларене, мы были прибыльны в Формуле-1 и в других наших бизнесах каждый год, кроме 1993-го, когда мы платили Айртону 1 млн долларов за гонку». На другом месте сидел новичок «Формулы-1» Майкл Андретти, чемпион «Индикара» 1991 года и личный выбор Денниса.
Однако босс команды подстраховался, наняв также Мику Хаккинена, намекнув финну, что он может оказаться в гонках скорее раньше, чем позже. Кроме того, бывший пилот «Лотуса» будет участвовать в обширной программе испытаний и станет удобным запасным вариантом на случай, если у Андретти или Сенны что-то не заладится.
В руках Проста «Уильямс» FW15C оказался доминирующей силой с самого начала сезона, по крайней мере, на одном круге. Однако, финишировав вторым в первой гонке в Кьялами, Сенна затем одержал великолепные победы в сложных условиях на домашней трассе в Интерлагосе и наиболее известном Донингтоне, выйдя на первое место в чемпионате. Параллельная борьба партнера по команде Андретти, который постоянно попадал в аварии, показала, насколько многое зависело от Айртона.
Однако Сенна был во многом обязан системе активной подвески, за которой в гоночные уик-энды следили Фрай и Джорджио Асканелли и которая была модернизирована после четырех гонок.
«Ограничением в этой машине был мозг инженера», ─ говорит Фрай. «Она также автоматически переключалась на повышенную и пониженную передачу, и вы могли сегментировать различные биты. Это был полный кошмар цифр, в которые нужно было вникать. Но она была такой мощной, и это был отличный способ узнать об устройстве автомобиля».
Тем временем Уитмарш позаботился о том, чтобы успех Сенны был в центре внимания «Форд». «В начале года у нас были клапаны с проволочной пружиной, и нам мешал Том Уокиншоу», ─ говорит Уитмарш. «Мы заставили Форд согласиться на поставку пневматических клапанов, потому что мы были быстрее Бенеттона с клиентским двигателем. Мы получили пневматические клапаны для Имолы, но Уокиншоу полетел в Детройт и попросил Форд отозвать их. Мы приехали в Имолу, и нам пришлось убрать пневматические клапаны и вернуться к двигателям с проволочными пружинами.
На одном из этапов мы спроектировали полную верхнюю часть двигателя. Как правило, мы решили, что должны что-то сделать! Поэтому мы разработали систему дроссельной заслонки. Главный конструктор Косворт не предоставил Бенеттону кривые мощности, но в конце концов мне удалось выбить их и получить кривые мощности. Мы предлагали Косворт деньги как клиенту, чтобы улучшить эту сделку, но это было политически сложно». Сенна одержал свою третью победу в Монако ─ шестой этап в этом году ─ после того, как сбой на бордюре спровоцировал огромную аварию на тренировке.
Только после того, как он сошел с дистанции на следующей гонке в Монреале, Прост вернул себе лидерство в чемпионате. Когда Дэймон Хилл набрал скорость во втором «Уильямсе», а Михаэль Шумахер заблистал в «Бенеттоне», Сенне стало сложнее жить, и в середине сезона он с трудом мог финишировать даже на подиуме, пока Прост шел к титулу. «У его заклятого врага было на 60 л.с. больше, чем у него», ─ говорит Уитмарш о Сенне. «Когда ты сидишь в машине и нажимаешь на ограничитель оборотов на 10 500 или около того и слышишь, как Рено крутит 13 000 об/мин, это, наверное, немного деморализует!».
Не помогло и то, что устаревшая аэродинамическая труба Национальной физической лаборатории в Теддингтоне была выведена из строя на шесть недель в середине сезона, пока в ней проводилась столь необходимая модернизация. «Нам пришлось остановить разработку», ─ вспоминает Дюран. «Было трудно понять это с точки зрения гонщика. Айртон, очевидно, очень сильно напрягался. Это один из тех случаев, когда нужно было просто взять и сделать это».
В июне «Макларен» усилила свою техническую команду, пригласив нового главу отдела исследований и разработок Падди Лоу, который ранее активно участвовал в других проектах «Уильямса». Он обладал уникальным пониманием сильных сторон двух машин. «Аэродинамически Макларен не был так силен, как Уильямс, потому что я знал цифры по обеим машинам», ─ говорит Лоу. «Но я думаю, что подвеска была очень хороша.
Машина была проворной, легкой и обладала хорошими механическими свойствами. Она была конструктивно эффективной и жесткой.
Болиду не хватило мощности и аэродинамики ─ так как же он смог сделать то, что сделал?
Должно быть, у него были хорошие механические свойства по сравнению с Уильямсом». Летом спорт потряс запрет на использование вспомогательных систем для гонщиков в 1994 году, но Лоу все равно продолжил работу над новым проектом.
«Я видел, что есть возможность применить усилитель тормозов», ─ говорит он. «Зная, что АБС, которую, как я знал, делали Уильямс, будет запрещена в следующем году, встал вопрос: что мы можем сделать просто и быстро? Мы решили сделать простую систему помощи при торможении. На ее разработку и создание ушло три гонки. Мы установили систему на машину в Португалии, Японии и Австралии». По ходу сезона команда «Макларен» также выжила больше производительности из мотора, наконец-то получив возможность использовать версию с пневматическими клапанами, которую Уокиншоу хотел оставить для «Бенеттона».
«Поскольку Рон покупал эти двигатели, он мог делать все, что хотел», ─ говорит Лоу. «Мы изготовили специальную головку блока цилиндров, а также могли эксплуатировать двигатели более жестко и делать то, что они не позволяли делать рабочей команде, потому что Рон говорил: «Это мои двигатели, это мои деньги, поэтому мы будем делать то, что хотим». Мы могли эксплуатировать их более жестко, на более высоких оборотах - нам не нужно было следовать их правилам».
Во второй половине года в лагере «Макларена» происходило много событий. Версия автомобиля B была протестирована с двигателем «Ламборгини», финансируемым «Крайслер», и казалась настолько многообещающей, что Сенна захотел сразу же принять участие в гонках, хотя Деннис разозлил детройтского гиганта, решив вместо этого объединить усилия с «Пежо» на 1994 год.
Тем временем Андретти, наконец-то попавший на подиум в Монце, покинул команду.
Хаккинен был вознагражден за свою работу на тестах, заменив американца в Эшториле, где он поверг Сенну в шок, обогнав его.
Затем Сенна выиграл еще одну гонку в Японии, и завершил сезон победой в Австралии ─ это был его последний старт за «Макларен» перед переходом в «Уильямс» на место ушедшего из команды Проста. Тормоза с усилителем дали машине толчок в тех последних гонках. «Особенно в начале торможения, когда ты пытаешься как можно быстрее поднять давление. Они могли делать это гораздо быстрее и на более высоком уровне. Это стоило большого количества времени на круге», ─ говорит Лоу.
Смерть Сенны в Имоле, через полгода после победы в Аделаиде, придала MP4/8 дополнительный резонанс как его последней победной машине ─ и, возможно, именно на ней он продемонстрировал свое истинное величие больше, чем на любой другой.
В 2018 году его шасси из Монако было продано на аукционе Bonhams за 3,6 млн фунтов стерлингов, включая комиссионные.
Тогда сообщалось, что покупателем стал Берни Экклстоун, но тайным покупателем за кулисами оказался Себастьян Феттель, который, что довольно неловко, в то время был гонщиком «Феррари». Протестировав автомобиль в частном порядке, он представил его на публике на фестивале в Гудвуде в 2023 году.
Четырехкратный чемпион ─ не единственный человек, для которого этот автомобиль является особенным.
«Это, пожалуй, один из моих любимых автомобилей, над которыми я работал», ─ говорит Оутли. «Технология была, но по сравнению с сегодняшним днем она была очень простой ─ ею могла управлять очень небольшая группа людей».
«Это был веселый год, но разочаровывала середина сезона, пока мы не получили лучший двигатель и не добились большего прогресса в подвеске и торможении. В последних гонках все было очень здорово. Как команда мы были единым целым, и все это работало очень хорошо. Это была отличная группа людей и веселая машина со всеми доступными игрушками».
«Это мой любимый Макларен», ─ соглашается Дюран. «Это была хорошая машина, достойная по сравнению с Уильямсом. Можно было спорить о том, какое шасси было лучшим в тот или иной момент сезона. В 1992 году такого не было. Мне она нравилась, потому что была простой, не запутанной, просто имела смысл».
«Для меня это был великий год», ─ говорит Фрай. «Это была мечта инженера. Конечно, некоторые из других действующих машин, которые я делал, были отличным развлечением, хорошим научным проектом, но не до такого уровня. Но этот болид был прост, если посмотреть на него. Это была прекрасная, простая вещь». Уитмарш не из тех, кто ценит памятные вещи из «Формулы-1». Однако, когда несколько лет спустя руль из Донингтона появился на его столе ─ с сертификатом подлинности, который он должен был подписать в качестве подарка для спонсора «Макларена», ─ он решил его сохранить.
«Я очень неравнодушен именно к этому автомобилю», ─ говорит он. «Потому что в истории Макларена если и был один автомобиль, который, как я могу утверждать, я сформировал, то это именно он. И это одна из причин, почему у меня есть руль Айртона Сенны из Донингтона».
Ставим лайки, подписываемся!
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.
Если бы такой сценарий был предложен в начале года, то он показался бы смехотворным: Айртон Сенна в 20 очках позади от Михаэля Шумахера после двух прошедших Гран-при. Только вот Сенне было не до смеха.
Бразилец очень старался, чтобы завоевать 64-ю поул-позицию в своей карьере, на «Уильямс-Рено», которая очень плохо вела себя в медленных поворотах. И хотя Айртон в итоге вырвал поул-позицию с отрывом в две десятых секунды, всегда оставалось подозрение, что Шумахер так и не смог извлечь максимум из проворного «Бенеттона».
Они обменивались временем во время пятничных свободных практик и квалификации, но лучшее время осталось за Сенной. Когда в субботу температура окружающей среды повысилась (что полностью опровергло пессимистичные прогнозы о снеге!), времена не удалось улучшить.
Как и ожидалось, битва Сенны и Шумахера уже наэлектризовала чемпионат мира этого года, как Сенна против Проста во времена «Макларена». С одной стороны – опытная бразильская звезда с ее молниеносной скоростью, агрессией и эмоциональным багажом, с другой – хладнокровный, столь же быстрый немец, которому нечего терять. В начале 83-кругового заезда на 10 секунд показалось, что гонка имеет все признаки великого противостояния, когда Шумахер вырвался вперед на трассе и захватил лидерство, поскольку Сенна слишком сильно прокрутил колеса.
В первом правом повороте (образно названном 1 поворотом) пилот «Бенеттона» оказался внутри, и Сенна, поняв, что внешняя линия никуда его не приведет, еще плотнее прижался к немцу в надежде на обгон. Когда он понял, что его не будет, ему пришлось отступить чуть больше, чем обычно, и вдруг нос болида «Макларена» Мики Хаккинена стал тереться о его диффузор.
В результате красно-белый болид мягко закрутил сине-белый в гравийной ловушке, где спустя несколько мгновений появился Николя Ларини (заменявший травмированного Жана Алези в «Феррари»), чтобы оторвать переднее правое колесо «Уильямса».
Айртон сразу же сошел, как и Ларини. Позже, когда Хаккинен протянул руку для извинений, Сенна отказался ее пожать и вместо этого разразился ругательствами, которые оставили у его бывшего партнера по команде «Макларен» мало сомнений в том, что его только что мысленно вычеркнули из списка «друзей». Как хрупки отношения в «Формуле-1».
Однако Мика обошел вращающийся «Уильямс», и, хотя Шумахер к тому моменту был уже в четырех секундах впереди, видеть «Макларен» на втором месте в Гран-при было радостно, так как ранее на Гран-при Бразилии у команды были большие проблемы.
На самом деле, в течение некоторого времени дела для «Макларена» выглядели весьма многообещающими, поскольку после квалификации на шестом месте Мартина Брандла и четвертом месте Хаккинена, британец смог сохранить позицию, а финн выйти на второе место. Проблемы с дроссельной заслонкой в Интерлагосе остались далеко позади, как и жаркая битва с Ферстаппеном на «Бенеттоне». Мартин чувствовал себя снова в форме. Хаккинен никогда не бросал вызов Шумахеру, как и Дэймон Хилл финну. Пока они не вошли вместе в поворот на четвертом круге. Это левый поворот, который следует сразу за поворотом Hair Pin Corner, где происходит большинство обгонов на трассе, и чей изгиб тревожно пропадает на выходе. В квалификации в субботу днем он, к удивлению, вывел из строя обоих пилотов «Уильямса», хотя и без повреждений их моторов. Теперь, после того как Хилл прошел Хаккинена по внешней стороне Hair Pin, он попытался пройти по внутренней стороне Revolver. Финн искусно закрывал свою траекторию, заставляя Дэймона все дальше уходить на край трассы, пока тот неизбежно не закрутился.
«Проблема с Микой в том, что за пределами трассы он пожимает вам руку, но как только надевает шлем, превращается в демона», – сказал Хилл, но в его голосе было меньше жара, чем в голосе Сенны. Если этот инцидент дал Хаккинену передышку, когда Хилл временно опустился на девятое место, то дальше все пошло не по плану. Во время первого пит-стопа на 18-м круге Мика почувствовал, что давление в гидравлической системе падает, а еще через круг после многообещающего заезда он отправился обратно, чтобы сойти с дистанции. Тем временем Герхард Бергер на «Феррари», перешедший второе место, показывал не менее многообещающий темп. К этому моменту было совершенно очевидно, что триумфу «Бенеттона» помешает только ошибка пилота или механическая проблема, а вот позади происходило много интересного. Рубенс Баррикелло демонстрировал, что в условиях ограниченного бюджета команда «Джордан» может давать результат, так как Брандл на болиде с двигателем «Пежо» сильно уступал на прямых. В поворотах Мартин давил изо всех сил (британец оптимистично полагал, что потенциальных мест для обгона может быть целых три), но на прямой сразу же отставал.
В то время как Кристиан Фиттипальди проводил сильный заезд за «Футворк», который должен был искоренить воспоминания о ненадежности трансмиссии в Бразилии и принести команде первые очки в этом году. Его преследовал впечатляющий новичок Хайнц-Харальд Френтцен на «Заубере», Йос Ферстаппен на втором «Бенеттоне», а также партнер Фиттипальди по команде Джанни Морбиделли, когда он вернулся в гонку после того, как его грубо задел болид Хилла, и в течение шести кругов пробил себе дорогу на третье место впереди этой группы.
Попытки Дэймона обойти Бергера некоторое время развлекали его, пока он тоже не прибег к стратегии пит-лейна, чтобы вернуть себе второе место на 31-м круге. Однако Шумахер была далеко впереди. Тем не менее, шесть очков лучше, чем ни одного, и как раз в тот момент, когда он рассуждал об этом, шесть очков превратились в ни одного, когда его FW16 внезапно остановился на 50-м круге из-за отказа трансмиссии. Это вернуло Бергера на второе место до последней остановки на дозаправку, после чего Баррикелло славно провел шесть кругов на этой позиции, пока тоже не остановился.
Но все это едва не вышло из-под их контроля, когда заглох двигатель. «Мне хотелось плакать, когда я понял, что в конце концов не попаду на подиум», – признался Баррикелло, но все его молитвы были услышаны на 68-м круге, когда третье место Брандла завершилось в гараже «Макларена». Бумажный пакет застрял в болиде и перегрел мотор. Так закончился смелый заезд для британца. На протяжении всей гонки Микеле Альборето и Карл Вендлингер боролись за «Минарди» и «Заубер» соответственно. Итальянец проиграл на своей остановке из-за неудобного крепления правого заднего колеса. Когда на 69-м круге Шумахер опережал Бергера, Баррикелло, Фиттипальди, Морбиделли и Френтцена, Вендлингер и Альборето продолжали упорно бороться за седьмое место.
Из Revolver на 70-м круге Микеле немного приблизился к Карлу. В Piper, следующем левом повороте, названном в честь гонщика Дэвида, пилот «Минарди» попытался нырнуть внутрь. Когда Вендлингер поздно закрыл дверь, случилось неизбежное, и они соприкоснулись, оба закрутились в гравийном покрытии и сошли с дистанции. На том же круге у Морбиделли взорвался двигатель, и он вылетел на собственном разлитом масле, а Френтцен поднялся на пятое место вслед за Фиттипальди. Эрик Комас поднялся на шестое место. Француз оказался вовлечен в заварушку в первом повороте, когда выбыл Марк Бланделл на «Тиррелле», но спустя четыре пит-стопа ему предстояло взять последнее очко чемпионата. Перегруженные «Лотусы», которые боролись на протяжении всей квалификации, были, по крайней мере, надежны для седьмого и восьмого мест, а после задержек, связанных с драмой в первом повороте, «Лижье» оказались на девятом и десятом местах.
Ник Вирт из «Симтек» квалифицировал оба своих автомобиля, но после того, как Дэвид Брэбэм закончил первый круг на 18-м месте с 25-го места на решетке, взорвавшийся двигатель вывел его из строя еще через один круг. Таким образом, флаг остался за Роландом Ратценбергером, который привез свой S941 домой в качестве последнего финишера. Для «Пацифик» гонка стала настоящим кошмаром: поврежденные двигатели не позволили ни Бертрану Гашо, ни Полю Бельмондо пройти квалификацию. Для «Тиррелла» эта гонка также не была удачной после обещаний, данных в Бразилии; поскольку Бланделл пострадал из-за ошибки Комаса, команде пришлось полагаться только на Катаяму.
Японский гонщик упорно боролся с Альборето и партнером последнего по команде «Минарди» Пьерлуиджи Мартини в течение долгого времени, занимая 12-е место, пока у его «Ямахи» не сломался двигатель. Мартини сошел с дистанции из-за проблем с тормозами.
Если в Интерлагосе все команды вели себя хорошо в техническом плане, то в воскресенье утром в паддоке начался настоящий ад, когда «Феррари» обвинили в жульничестве, задействовавшей в субботней свободной тренировке систему трекшн-контроля.
Команда категорически отрицала, что технический делегат «ФИА» Чарли Уайтинг запретил ей использовать «систему модуляции двигателя», которая эффективно действовала как переменный ограничитель оборотов для каждой передачи, что не соответствовало регламенту. Другие команды были возмущены, один из владельцев указал на то, что технический регламент был изменен в угоду «Феррари»!
В последующие дни «ФИА» прояснила ситуацию: системы модуляции двигателя были запрещены. Но против «Феррари» не было принято никаких мер. Шумахера все это не волновало. После гонки механики «Бенеттона» схватили его неудачливого партнера по команде Ферстаппена, обвязали его изолентой и высекли за то, что он шел пятым (а должен был стать четвертым), но слишком сильно надавил на новый комплект шин на 55-м круге и выбыл, а Михаэль наблюдал за этим с привычной улыбкой. Со сходом Сенны ему больше не приходилось напрягаться, но даже без подстегивания он ни разу не ошибся, завоевав четвертую победу в карьере. Более того, последние 20 кругов он провел, сидя на небольшом расстоянии позади «Феррари» Бергера, которую он мог бы легко обойти на круг, если бы это действительно имело значение.
Однако его превосходство было настолько велико, что он мог диктовать свой собственный темп в тот день, когда двигатель Ford Zetec-R превзошел даже легендарный DFV, выиграв не только свою первую гонку, но и вторую. Неудивительно, что Айрион Сенна, отставший на 20 очков, не был счастлив.
Первый проведенный Гран-при Тихого Океана
Также первый этап чемпионата мира, проведенный на трассе Аида
350-й Гран-при для «Тиррелл» в качестве конструктора
«Джордан» приняла 50-е участие в Гран-при в качестве конструктора
Также это 100-е участие для шасси «Джордан»
100-е участие в Гран-при для шасси «Футворк»
Первый и единственный старт для Роланда Ратценбергера
Эрик Комас принял участие в своем 50-м Гран-при
Двадцатая гонка для автомобиля с гоночным номером 0
Айртон Сенна завоевал 90-ю поул-позицию на машине с двигателем «Рено»
Четвертая победа Михаэля Шумахера в карьере
«Бенеттон» одержал девятую победу в качестве конструктора
«Форд-Косворт» одержал 168-ю победу в качестве поставщика двигателей
Также 100-я победа компании «Эльф» как поставщика смазочных материалов
Первый финиш на подиуме для Рубенса Баррикелло
Это также был первый подиум для «Джордана» в качестве конструктора
Первый финиш в очках для Хайнца-Харальда Френтцена
Ставим лайки, подписываемся!
Команды, попавшие на подиум, были точно теме же, что и в Бахрейне на прошлой неделе, и в том же порядке: «Ред Булл» (Макс Ферстаппен и Серхио Перес) и «Феррари» (на этот раз в лице Шарля Леклера).
Красные снова были второй силой, но на этот раз Леклеру удалось вдвое сократить отставание. С 39 секунд в Бахрейне до 19 секунд в Джидде.
Неужели «Феррари» вдруг что-то нашла? Нет, все дело в относительном отсутствии деградации шин на этой трассе и очень сильном износе задних шин в Бахрейне. Потому что ключевым преимуществом «Ред Булл» перед соперниками, как и в 2022 и 23 годах, является более бережное отношение к шинам, а здесь это преимущество имело меньший вес.
«Деградация шин здесь ни при чем», - сказал Леклер после гонки. «Проблема была в том, чтобы заставить их прогреться. Казалось, что Ред Булл смог прогреть их быстрее, чем мы, и тогда они создали свой отрыв. После этого отрыв оставался довольно постоянным».
Учитывая, что Ферстаппен и Леклер провели здесь чистые, непрерывные гонки и придерживались одинаковых шинных стратегий (из-за ранней остановки на 7-м круге, вызванной машиной безопасности из-за аварии Лэнса Стролла), уменьшенное преимущество «Ред Булл» в этот день можно считать хорошим базовым показателем для оценки влияния разницы в степени износа шин на этих двух трассах.
В Саудовской Аравии мы увидели одну из самых щадящих для шин гонок, а в Бахрейне, возможно, самую жесткую. Интересно, как это изменило картину соперничества.
Используя это сравнение в качестве базового, мы можем оценить относительные показатели «Макларена», «Астон Мартина» и «Мерседеса» на двух трассах. В этом сравнении мы видим большой разброс.
«Астон Мартин» добился реального улучшения, несмотря на специфические проблемы «Мерседеса» с отскоком в Джидде, что вывело их, а не «Астон» в пятерку.
Да, они все еще медленнее «Макларена», вы слышали, как Фернандо Алонсо по радио говорил о тщетности своих попыток удержаться за Оскаром Пиастри, но относительно «Феррари» Алонсо вдвое сократил отставание от Бахрейна. В конце гонки он отставал от лидирующей машины на 34 секунды, а здесь это отставание составило всего 17 секунд.
На одном круге «Астон» по-прежнему был более конкурентоспособен, чем в гонке, но контраст был не столь разительным. В Бахрейне Алонсо отстал от Ферстаппена на 74 секунды, который завершил гонку за 94 минуты. Это означает, что Алонсо отстал на дистанции на 1,33 %, тогда как отставание на квалификационном круге составило 0,42 %. В Джидде квалификационный дефицит был почти таким же, но в гонке он составил 0,72 %.
«Я думаю, что новые шины иногда маскируют характеристики машин», - говорит Алонсо. «Пиковое сцепление шин с трассой просто дает вам дополнительные возможности. Подготовка шин, выезд с круга, все эти вещи иногда важнее, чем характеристики машины [на одном круге]. В то время как в гонке скрывать нечего. В гонке ты постепенно возвращаешься к своей естественной позиции».
Трудности «Мерседеса» в Джидде проявились не только в квалификации, но и в гонке. В Бахрейне Джордж Рассел отстал от Леклера всего на 7 секунд, а здесь разрыв между ними составил 21 секунду.
Сравнение с «Маклареном» не совсем корректно из-за того, что Пиастри (который финишировал четвертым, отстав от Леклера на 14 секунд) потерял так много времени, застряв за «Мерседесом» Льюиса Хэмилтона. Но он все равно был быстрее «Астона» и медленное «Феррари».
Бахрейн подарил нам простую гонку, а обстоятельства гонки в Джидде, с такой стандартизированной стратегией, обусловленной низкой степенью износа шин и ранним появлением машины безопасности, сделали сравнение конкурентов между пятью лучшими командами необычайно четким.
Ставим лайки, подписываемся!
Мы всегда говорим об этом, но может ли этот год наконец стать годом, когда «Феррари» выиграет титул?
Если посмотреть на результаты с тех пор, как вступил в силу регламент, касающийся граунд-эффекта, то «Феррари» в основном уступала «Ред Булл», которая действительно поняла, что требуется от этих машин с точки зрения аэродинамики, и благодаря этому просто доминировала в течение последних двух сезонов.
Кроме того, несколько ошибок «Феррари» и тот факт, что у «Ред Булл» есть главное оружие в лице Макса Ферстаппена, сильно осложнили ей жизнь, так что в действительности Скудерия, вероятно, справилась. Но, как мы часто говорим, победа – это победа над соперником, так что неважно, в чем причина, пока вы не сможете этого добиться, вы будете вторым в лучшем случае.
После подписания контракта с Льюисом Хэмилтоном на 2025 год и далее динамика внутри команды в этом году будет совершенно иной. Тем самым «Феррари» сделала заявление – она не верит в то, что ее нынешние гонщики смогут добиться наилучших результатов, а это значит, что Шарль Леклер больше не является золотым мальчиком, а Карлос Сайнс уходит. Я ожидаю фейерверков как на трассе, так и за ее пределами…
«Феррари» закончила сезон 2023 года на достаточно высокой ноте, но все еще не способна выиграть больше одной гонки. Независимо от того, кто будет пилотом, «Феррари» все равно понадобится комплекс факторов для победы, так что давай посмотрим на новую машину.
Судя по общему виду спереди (и сравнению ниже), в этой очень важной области не произошло никаких серьезных изменений, что в целом немного настораживает. Эта область задает структуру потока, с которой приходится иметь дело остальным частям автомобиля, поэтому, если она не оптимизирована, остальные части автомобиля будут страдать.
Сравнивая приведенные ниже изменения в деталях по сравнению с прошлым годом, я считаю, что все они являются лишь небольшим минусом.
Само переднее крыло, очевидно, будет меняться в зависимости от уровня прижимной силы, необходимого для каждой трассы, поэтому профиль задней кромки заднего закрылка будет меняться вместе с ним, но для меня отрицательным моментом является то, что спорные лопасти, поддерживающие задний закрылок в 2023 году (зеленый эллипс вверху), исчезли – это уменьшит общее омывание, что означает, что больше турбулентного потока будет попадать внутрь переднего колеса.
Передняя часть носа (желтый эллипс) теперь более луковицеобразная. Это повлияет на обтекание боковых сторон носа – не слишком большой минус, но и не плюс.
Что касается передней подвески, то она, как и в прошлом году, использует систему толкателей (выделено желтым).
Передняя опора верхнего рычага (зеленое выделение) скрывает положение задней опоры. Однако мы можем видеть внутреннее крепление (зеленая стрелка), а передняя тяга (синее выделение) находится на одной линии с передней опорой нижнего поперечного рычага.
Это, как и в большинстве других автомобилей, устраняет аэродинамическую блокировку.
На этом виде в плане мы можем более детально рассмотреть нижний рычаг (светло-голубое выделение), шатун (темно-синее выделение), верхний рычаг (зеленое выделение) и толкатель (желтое выделение).
Это компактный пакет, с довольно узкой базой для верхних и нижних поперечных рычагов, удерживающих задние стойки на расстоянии от переднего края пола.
Но в целом здесь нет ничего революционного.
А с этого вида сзади мы можем увидеть немного больше деталей звеньев подвески и то, насколько сильно «Феррари» занизила переднюю подвеску.
Задняя опора верхнего поперечного рычага (выделена зеленым) установлена немного ниже на шасси, чем передняя опора, но задняя опора нижнего поперечного рычага (выделена светло-голубым) также ниже, поэтому разница между этими двумя задними точками крепления и точками крепления передней опоры – это величина анти-дайвинга, которую генерирует вся передняя подвеска, чтобы поддержать высоту автомобиля от резкого изменения веса при торможении
При начальном торможении с силой в 6g эти автомобили перенесут около 300 кг нагрузки с задней оси на переднюю.
Вы ничего не можете сделать с этим переносом веса или с тем фактом, что шины будут слегка сжиматься, но вы можете уменьшить изменение высоты автомобиля, чтобы уменьшить смещение аэродинамического центра давления, которое произойдет из-за этого изменения высоты.
Если центр давления смещается вперед вместе с изменением угла наклона при торможении и сочетается с переносом веса при торможении, автомобиль будет очень нервным при торможении и очень неуправляемым, когда вы применяете рулевое управление.
Двигаясь назад, мы видим, что «Феррари» встроила в радиатор воздухозаборник в стиле «Ред Булл» (выделено зеленым).
В сравнении ниже мы видим, что верхняя поверхность была смещена назад, но также на этом виде сбоку отверстие на верхней поверхности не такое, как у «Ред Булл» в прошлом году, или, фактически, как у «Астон Мартин» и «РБ» в этом году.
«Феррари» сохранила высокий процент открытия передней части, так что это может быть связано с тем, что двигатель нуждается в большем охлаждении или что команда просто не обладает таким же уровнем технологий охлаждения, как некоторые другие команды.
Что касается выреза под воздухозаборником радиатора, то «Феррари» сделала его гораздо уже, чем раньше (оранжевые стрелки вверху), помогая отводить поток воздуха (желтые стрелки) из-под этого переднего угла днища.
Автомобили «Феррари» 2022 и 2023 годов были гораздо более луковицеобразными (светло-желтый эллипс) в этой области, резко вытесняя воздушный поток наружу через край днища. Большинство других команд, которые мы видели до сих пор в 2024 году, приняли этот луковичный подход, но «Феррари», похоже, пошла в противоположном направлении.
Внутри поверхности кузова все команды должны размещать системы охлаждения, так что решение о том, как это сделать, может быть простым, и это станет основным требованием к поверхности кузова. Но с учетом того, что особое внимание уделяется структуре воздушных потоков вокруг болида, я сомневаюсь, что какая-либо команда пойдет на такой компромисс с компоновкой.
Детали кромки днища снова очень похожи на прошлогодние, и в них нет никаких экстремальных или агрессивных черт, которые, я бы сказал, выделяли бы их.
У него есть выходные лопатки на переднем углу и продольная лопатка с щелевым зазором, но на самом деле все это очень скромно по сравнению с тем подходом, который мы видели у «Ред Булл» в прошлом.
На этом снимке сверху показан внутренний желоб на верхней поверхности кузова, который дает возможность потоку воздуха из радиатора (зеленые стрелки) куда-то уходить, не причиняя особого вреда основной структуре потока воздуха или любому другому устройству, создающему прижимную силу.
Один из самых интересных моментов – это маленький воздуховод (желтая стрелка), который «Феррари» разместила со стороны кокпита, где крепятся задние стойки «Хало».
У «Феррари» это было в прошлом году, но теперь он вырос и обзавелся еще одной вертикальной лопастью (зеленые стрелки) перед выходом, чтобы контролировать поток, сходящий от боковой секции подголовника (зеленый блик), показанной на прошлогоднем автомобиле.
Ходят слухи, что это что-то вроде того, что раньше называлось «S»-образным воздуховодом.
Откуда у него вход, я понятия не имею, но если это так, то я бы предположил, что он находится где-то в V-образной части передней части шасси.
С другой стороны, «Феррари» может просто охлаждать что-то в нижней части шасси, и это просто выходной воздуховод.
В любом случае, он должен быть более эффективным, чем в прошлый раз.
Переходя к задней подвеске, «Феррари» продолжает использовать систему тяг (выделено желтым) – но с довольно значительными изменениями в расположении компонентов относительно верхнего поперечного рычага (выделено зеленым), который, похоже, не сильно изменился в расположении или геометрии.
Внутреннее крепление, а вместе с ним, очевидно, и внутренние компоненты подвески, находятся дальше сзади.
Пытаясь определить степень изменения, я провел горизонтальную пурпурную линию на заднем крае опоры днища и вертикальную линию от внутреннего конца верхнего рычага до места, где он проходит через кузов. Светло-голубые стрелки показывают это изменение, которое я оцениваю примерно в 5 см.
На это есть несколько причин. Возможно, «Феррари» укоротила коробку передач, чтобы перенести двигатель назад и установить более длинный, но узкий топливный бак, что позволило оптимизировать внутреннюю аэродинамическую структуру потока и детали днища в соответствии с шириной топливного бака.
Или команда захотела перенести распределение веса назад, чтобы дать команде больше возможностей для настройки под каждую трассу.
«ФИА» определила окно распределения веса, и при пустом топливном баке у вас есть допуск на 1,5%. Это не так много, но я могу вас заверить, что это может значительно повлиять на деградацию шин.
В любом случае, перемещение этих внутренних компонентов подвески назад негативно скажется на ширине внутренней части диффузора в том месте, где он огибает коробку передач. Опять же, это одно из тех решений, которые были приняты несколько месяцев назад, а теперь вам придется с этим жить.
Это тот вид, который все остальные увидят в 2024 году?
Что касается крыла нижней балки, то регламент разрешает использовать максимум два элемента в пределах определенной площади.
Когда эти правила только появились, большинство команд (кроме «Ред Булл», что удивительно) выбрали простое двухэлементное крыло, но с тех пор направление развития таково: небольшой передний верхний элемент в качестве поворотной лопасти для массового потока, а затем агрессивный нижний элемент, ориентированный на совместную работу с диффузором.
Работая вместе, эта комбинация может быть очень мощной как для создания прижимной силы, так и для снижения чувствительности днища – плюс, когда DRS открыта, она вызывает аэродинамический срыв на этом участке балочного крыла и диффузора, обеспечивая большее снижение сопротивления, что означает более высокую максимальную скорость.
Одной из главных проблем «Феррари» в прошлом году была скорость на прямой. Всегда сложно судить об эффективности болида по заднему антикрылу, поскольку оно меняется от трассы к трассе, но мы можем сделать некоторый анализ, исходя из философии конструкции антикрыла и того факта, что, кроме Монако, эта философия должна быть применима к целому ряду антикрыльев.
Крыло на болиде 2024 года имеет меньшую прижимную силу, чем крыло на болиде 2023 года, но именно обработка места соединения задних закрылков с торцевыми пластинами (зеленый эллипс внизу) позволит создать более эффективный пакет.
«Макларен» представила эту концепцию в середине сезона прошлого года, и большинство команд уже попробовали ее. Это не волшебная пуля, но если вам не нужна максимальная прижимная сила, которую вы можете создать, как это происходит в Монако, такая обработка позволит снизить сопротивление.
Мы также видим, что на задней кромке крыла болида 2024 нет закрылка. Я думаю, что это не совсем то, что хотелось бы, так как закрылок здесь действительно эффективен, когда речь идет о стабильности торможения.
В целом, есть несколько приятных моментов, это аккуратная машина, но я не думаю, что вижу много инноваций, которые выведут «Феррари» на вершину славы.
Опять же, именно те детали, которые мы не видим, действительно сделают разницу – но те детали, которые мы видим, влияют на структуру потока, которая позволяет этим скрытым деталям работать по максимуму.
Я фанат «Феррари», но должен сказать, что ожидал немного большего.
Даже Motor Sport не может устоять. Мы ежемесячно задаем гонщикам именно этот вопрос, как будто их ответ определяет глубинную философию, которой они живут. Как они предпочитают выражать свое искусство автогонок. Чистая, беспримесная, бескомпромиссная скорость, порожденная инстинктивной страстью, или клиническая, сдержанная утонченность, проистекающая из научного подхода к делу победы? Не нужно объяснять, к какому лагерю относится Ален Прост. Чтобы мы не забывали, он был «профессором».
Только что исполнилось 30 лет с последнего подиума в Аделаиде в 1993 году. Чуть менее чем через полгода Сенны не стало, его ослепительный свет погас на фоне стены Тамбурелло – тогда же легенда только начала сиять. Прост, уже находясь на пенсии, просто... выжил. Маккартни по сравнению с Ленноном. Он подумывал о возвращении, но по воле судьбы решил купить команду. «Лижье» стала «Прост Гран-при» и на протяжении пяти сезонов превращала существование Алена в почти постоянное страдание. Он открыто признает, что это была самая большая ошибка в его жизни.
Сегодня, в 68 лет, этот человек остается чем-то вроде загадки, фигурой из быстро развивающегося мира «Формулы-1», которая как-то выпала из общей картины, став тенью легендарного Сенны. Даже скромное присутствие Проста в качестве руководящей руки в «Альпин» оказалось не слишком удачным: в 2022 году он был отброшен в сторону генеральным директором Лораном Росси, который в итоге тоже был вытеснен из «Формулы-1».
И все же. Это все еще тот человек, который выиграл 51 Гран-при и четыре чемпионата мира, который установил планку, которой Сенна (и все остальные) стремились соответствовать на протяжении целого десятилетия и далее.
Это Ален Прост, черт возьми!
Полубог гонок, который принадлежит к числу великих всех времен – и который должен быть почитаем всеми. Но вы чувствуете, что это не так.
Почему? Может быть, на нем лежит какой-то отпечаток? Если да, то чем это вызвано? И волнует ли это его самого?
Как мы узнаем, Алену Просту абсолютно не все равно, каким его запомнят. На самом деле, он зол и обижен тем, как многие его преподносят. Пришло время ему вернуть свою собственную историю, начав с первого за десятилетия интервью один на один с Motor Sport.
«Я не очень часто даю интервью», – говорит Прост, садясь в кресло. «Я по-прежнему смотрю на автогонки и всегда с увлечением, но не нахожу подходящей возможности или желания говорить, говорить и говорить. Иногда могу, но не очень часто».
В преддверии 100-летнего юбилея журнала Motor Sport представляется подходящий случай, чтобы наконец-то его «достать». Этого интервью ждали давно. Но здесь, в комнате Джеймса Ханта в технологическом центре «Макларена», он перед нами. Мастер Джеймс смотрит со стены, непочтительно высунув язык.
Прост, в синем костюме и белых туфлях, выглядит как дома в нашей изысканной обстановке. Морщины на лице, неухоженные волосы, тоскливые глаза, причудливо изогнутый нос - да, это Ален Прост. Он не может быть более французским.
Ришар Милль привез его сюда. Роскошный часовой бренд является партнером «Макларена», Прост также является партнером марки, и для встречи с ним собрались специальные гости.
Позже состоятся вопросы и ответы с Мартином Брандлом и исполнительным директором «Макларена» Заком Брауном, а также ужин. Но в течение следующих 45 минут (и даже больше) Прост полностью и безраздельно уделяет нам внимание. В нем нет эго суперзвезды. Он спокойно говорит, застенчив в манерах – нормальный. Мы знали, что он будет таким. И в то же время он –Ален Прост. С чего же начать?
По его словам, сейчас он больше всего занят накопителями энергии – бизнесом, начатым во время его пребывания на посту главы «Рено»/ «Альпин». Он по-прежнему связан с автомобильным миром, потому что его бизнес включает в себя системы зарядки для электромобилей, которые продаются во Франции и других европейских странах. Он знаком с Ришаром Милле более 30 лет, и это легкая дружба с настоящим (и влиятельным) любителем гонок. Милле – хорошая компания, как мы выяснили во время недавнего интервью Motor Sport (декабрь 2022 года), и у них огромная коллекция автомобилей «Формулы-1». Есть ли у них классика Проста? «Я знаю, что у него есть как минимум две, но он очень сдержан в этом вопросе. Мой первый Макларен» – M29, на котором Ален дебютировал в «Формуле-1» (и заработал одно очко) в Аргентине в 1980 году, – «и Феррари 643 [1991 года]».
Прост, как известно, на полной скорости врезался в землю, когда впервые сел в «Макларен» перед тем первым сезоном. Джон Уотсон рассказывал, что чемпион Франции и Европы в «Формуле-3» выглядел как дома, едва покинув пит-лейн во время теста, который принес ему победу. За очком в Аргентине последовало еще два в Бразилии, после чего реальность падения «Макларена» в посредственность сильно ударила по нему. Сломанное запястье вывело его из строя во время аварии на тренировке в Кьялами, а переход в «Рено» в 1981 году показался заманчивым, когда в Монреале у его M30 сломалась подвеска. В Уоткинс-Глене он сошел с дистанции с сотрясением мозга.
Рон Деннис и его партнер по разработке Джон Барнард только что приземлились, но их прибытие не помешало ему отправиться домой, в матушку Францию. «Я даже выступал в Канаде с Джоном почти в качестве гоночного инженера, а Рон к тому времени уже дважды побывал на заводе», – вспоминает Прост. «Без аварии... в тот год у меня многое получалось, но даже несмотря на то, что Уоткинс-Глен не входил в их компетенцию, я просто потерял уверенность в себе и сказал: «Ладно, мне пора в Рено. Но мы поддерживали хорошие отношения, и я всегда восхищался тем, что делали Рон и Джон. В то время «Мальборо» тоже была как семья – я все еще был гонщиком «Мальборо». Мы поддерживали связь».
Карьеру Проста можно условно разделить на две половины: до того, как началось соперничество с Сенной, и после. Годы Сенны имеют тенденцию доминировать, но на самом деле это не так.
Три сезона в желто-черной форме «Рено», возвращение в «Макларен», череда побед, которые начали накапливаться, вопрос о том, станет ли он первым чемпионом Франции... Ален был самым главным претендентом в ту эпоху, при всем уважении к следующему чемпиону Нельсону Пике (у них был высокий уровень взаимного уважения), вернувшемуся Ники Лауде, Жилю Вильневу, Алану Джонсу, Рене Арну, Кеке Росбергу, Дидье Пирони, Уотти – и многим другим. Что это было за время, когда первая эра турбомоторов увеличила мощность «Формулы-1».
Когда же он достиг своего пика? Я думаю, на долгожданный первый титул в 85-м, второй в 86-м. Или, возможно, 1989 год. Может быть, первый сезон в «Феррари», 1990 год. Он отводит взгляд и делает паузу на целых 10 секунд. «Мне нужно время, чтобы ответить на этот вопрос, потому что я был на пике своей популярности, когда принял решение», – говорит он. «Я всегда, или, по крайней мере, большую часть времени, контролировал то, что делал, и давил, когда нужно было давить - и когда я хотел давить». Какой идеальный ответ Алена Проста! «Я провел фантастический сезон 1990 года, на мой взгляд. Но даже с Айртоном в 1988 и 1989 годах, учитывая, что 1988-й отличался [от того, к чему он привык], а 89-й был очень сложным в психологическом плане... Трудно сказать. Я никогда не говорил себе: «Ты падаешь». Я никогда этого не чувствовал. Когда я остановился в 1993 году» - только что ставший четырехкратным чемпионом после единственного года в «Уильямсе», - «я все еще был так хорош, как только мог быть.
Для гонщика нужно быть на пике, когда все элементы собраны вместе. Психология – это большая, большая часть производительности. Некоторые годы были сложнее, чем я заслуживал, на мой взгляд, по разным причинам. Я всегда считал, что мог бы быть намного лучше».
Особое разочарование вызывает период в «Рено». «Да, в 1982 и 1983 годах без ошибок мы точно должны были стать чемпионами мира», - говорит он. «Это большое сожаление, потому что это была французская команда. Даже когда Рено выиграла с Уильямсом, это был французский двигатель, но английская команда, и с Бенеттоном [в 1995 году] это тоже была английская команда».
«В 1983 году у нас была проблема с топливом». То, что Прост потерял 14-очковое преимущество после победы на «Эстеррайхринге» за четыре гонки до конца, нельзя связать с каким-то одним фактором. Для начала он врезался в Пике в Зандвоорте, но как тогда, так и сейчас, его задело то печально известное «варево», которое позволило «БМВ» стать первым турбочемпионом на «Брэбем» BT52 Пике - и то, как Прост взял на себя вину за унизительное поражение, в команде, над которой изначально смеялись за то, что она впервые ввела принудительную индукцию. «Легко было подать протест, но мы не хотели этого делать, так что это была политическая проблема», - говорит Прост, чье время в «Рено» закончилось не очень хорошо. «Это показывает, что для крупного конструктора в Ф1 нужно иметь все параметры. А 1982 год стал катастрофой, потому что я останавливался девять раз, в основном по одной и той же причине». Он имеет в виду сходы с дистанции из-за неисправного впрыска топлива. «Это был маленький электрический моторчик, который стоил 20 долларов, и его не хотели менять, потому что эта деталь использовалась в группе. Я всегда говорил, что английская команда никогда бы так не поступила.
Никто бы не узнал. В автогонках нужно быть прагматиком».
По нашим подсчетам, Прост мог бы завершить карьеру как минимум восьмикратным чемпионом, из которых ушли 1982, 83, 84 и 88 годы. Нельзя забывать и 1990 год, когда торпеда Сенны снесла его в первом повороте на «Сузуке». Проигрыш с минимальным отрывом в 1984 году в пол-очка, возможно, должен был ранить сильнее, чем это произошло. На самом деле он описывает то время как «мечту», благодаря своим отношениям с Лаудой и всему тому, чему он научился у стареющего мастера. «Я никогда не был разочарован или подавлен, даже если пол-очка дались мне с трудом», – говорит он. «Еще два-три круга в Монако» – печально известная гонка с красным флагом против быстро приближающегося «Тоулмена» Сенны – «и это было бы засчитано как полноценный результат, тогда даже с Ники, финишировавшим вторым в Эшториле, я стал бы чемпионом мира. В команде была такая хорошая атмосфера, даже если бы я читал в прессе все комментарии о том, что «Ален Прост никогда не станет чемпионом мира». Мне не везло с надежностью, но были и одна-две ошибки, потому что я больше боролся с Нельсоном. Мы всегда были на первом ряду, а Ники был немного позади. Я всегда считал, что моя главная цель - Нельсон, и это было ошибкой».
«В 1985 году я подошел к этому по-другому. В тот год я был гораздо больше разочарован, когда выиграл гонку в Имоле и был дисквалифицирован за недовес в 600 граммов после церемонии подиума. В тот момент я подумал, что, возможно, они правы, я не стану чемпионом».
Но он согласен со старой гоночной мантрой «мог бы, должен был, сделал бы». «Это часть истории, всегда есть что сказать о таких вещах. В 1988 году у меня было больше очков, чем у Айртона, но регламент...» Тогда учитывались только 11 лучших результатов, и Сенна завоевал свою первую корону. «Такие истории бывают всегда. Но да, я мог бы выиграть больше».
Впервые он встретился с Сенной, когда они вместе ехали из аэропорта на Нюрбургринг для участия в знаменитой гонке на «Мерседесе» 190E, открывавшей новую, более короткую версию трассы в мае 1984 года – как раз перед Монако. Когда же Прост понял, что этот бразильский паренек станет его самым проблемным соперником? «Когда я получил поул-позицию, а он выстрелил на старте! Я не знал, насколько он хорош, но мы знали...
Я понял. Трудно сказать, пока не окажешься в одной машине. Я видел его в разных ситуациях. Например, в Тоулменен в Монако – это был первый год с карбоновыми тормозами, было очень мокро и температура падала, так что в какой-то момент машина стала просто неуправляемой. У него все еще были стальные тормоза. Потом я видел его в 1985 году в Эшториле, когда он выиграл гонку [за «Лотус»], но мне помешал Элио [де Анджелис].
Я не знаю, смог ли я обойти его, что означало бы обгон. Но я все равно не мог обогнать Элио.
Даже когда он завоевывал поул-позиции с «Лотус», «Рено» был самым мощным двигателем в квалификации. Поэтому только в 1988 году, когда я увидел его на той же машине, я понял, насколько он хорош. А на наших первых совместных тестах в Имоле я понял, что это будет непросто».
К его вечной чести, именно Прост предложил и поощрил подписание контракта с Сенной. Деннис, как говорят, хотел Пике. «И я не жалею об этом», - говорит Прост. «Я вообще о многом не жалею. Это была моя семья, моя команда. Знаете, с Роном, когда у нас появился новый спонсор, мы вместе пошли на встречу с ним.
Когда мы впервые поехали за двигателем Хонды почти за два года до того, как получили его [в 88-м], мы поехали вместе. Не так уж часто вы берете с собой гонщика на такую встречу. Это почти как если бы вы были акционером. Мансур [Ойех, акционер Макларена» и основатель TAG] тоже был очень хорошим другом. Эта ситуация уже не поддавалась контролю, и это было позором».
Мы уже сбились на очевидную тему. Это неизбежно. Расстраивает ли его то, что его карьера чаще всего рассматривается через призму соперничества с Сенной? «Похоже, что так будет всегда, это часть истории», – пожимает он плечами. «Иногда ты не понимаешь, почему их так много, но это также невероятно, поэтому нужно быть позитивным. Посмотрите на других моих напарников по команде: Уотсон, Арну, [Эдди] Чивер, Ники, Кеке, Стефан [Йоханссон], Найджел, Жан [Алези] и Дэймон [Хилл]. О них никто не говорит. У меня в команде было пять чемпионов мира, так что это немного обидно. Но так уж сложилось. Сегодня есть социальные сети, и все возвращаются к видео с нашими боями. Иногда я не понимаю. Для меня это тоже позор, потому что для меня важнее говорить о семье, о работе, которую мы проделали. Даже когда я был в Феррари, первый год был фантастическим, человеческая история. Моя карьера длилась не только два или три года».
Те зажигательные сезоны 1988-90 годов – первые два как все более токсичные партнеры по команде в «Макларен», последний как соперники в разных лагерях – не могут быть чем-то, о чем Прост вспоминает с нежностью. «Я не могу сказать, что получал от этого такое же удовольствие, я не могу лгать. Раньше я наслаждался гонками, наслаждался борьбой.
Вспомните Нельсона, мы вместе ездили в отпуск в тот же год, когда боролись за чемпионство в 1983 году». Тогда Прост гонялся в основном против хороших друзей – совсем другое время. «Кеке был невероятен, один из моих лучших партнеров по команде. В начале года все говорили, что это будет катастрофа. Потом, когда пришел Айртон, мы достигли определенного уровня выступлений, и, очевидно, ты получаешь от этого немного меньше удовольствия. Когда я боролся с Кеке, Ники или кем-то еще, у тебя были фанаты.
Но с Айртоном фанаты были... даже если было 50 на 50, они любили тебя – или ненавидели. Разница была огромной. Говорю вам, я действительно много страдал, поэтому вы не можете наслаждаться этим так же, как раньше.
И одной из стран, где я страдал больше всего, была Франция. Это всегда происходит в твоей собственной стране. Я не могу сказать, что я наслаждался боем – и из-за этого я потерял некоторые показатели. Я такой человек, которому нужно быть свободным, нужно быть счастливым. Мне нужно веселиться и расслабляться. Это было сложнее».
Мы переходим на неудобную территорию того, каким его помнят, поэтому я немного подталкиваю. Почему он считает себя менее популярным, чем Сенна? «Айртон представлял собой больше панацеи. Я был «профессором», клиническим. Он был «мистиком», и людям это нравилось».
На Проста навсегда навесили ярлык «политического», как будто он был каким-то макиавеллиевским миксером, ловко переставляющим фигуры за кулисами в своих интересах и в ущерб своим напарникам по команде. Поговорите с теми, кто работал с ним, и все они скажут о его высокой трудовой этике, о том, как он был великолепен в командной среде. Такое восприятие явно раздражает его – и он во многом винит в этом Мэнселла, одного из самых политических гонщиков.
«Это очень обидно и досадно», – говорит он о своей репутации. «Я не знаю, почему. Если вы посмотрите на фильм о Сенне», – не в последний раз он упоминает документальный фильм, который причинил ему столько боли, – «в центре всего стоит [президент «ФИА» Жан-Мари] Балестр, а он был французом. Эта история в Японии [о том, на какой стороне трассы должна быть поул-позишн в 1990 году] просто смешна.
За год до этого Айртон принял решение [стартовать справа]. Люди никогда не рассказывают [полную] историю, даже некоторые СМИ. Есть две вещи.
Эта история и Найджел, который очень часто говорит, что я был политиком. Знаете, почему? Потому что я говорил по-итальянски в «Феррари». Мы никогда не говорили по-итальянски на брифинге, все всегда было по-английски.
Так что меня никогда не понимали. Это своего рода разочарование. Я, как и все, старался делать свою работу наилучшим образом, пытаясь получить все, что мне подходит. Я никогда не просил никого настраивать мою машину, это точно. Я никогда ничего не скрывал о своей машине – а другие гонщики все равно не могли ездить на моих настройках. Я всегда делал свою работу. Политика? Я этого не приемлю».
Читая эти слова, он звучит оживленно, не так ли?
Но на деле Прост всегда спокоен, говорит мягко. Да, он явно зол – но в основном Ален выглядит озадаченным. Удар. Значит, то, что люди думают о вас, имеет значение? «Иногда я спрашиваю себя, как меня запомнят. То, что вы сказали о политических вещах... Это звучит как шутка, но меня совершенно не ценят! Я знаю это. Я вижу.
Не знаю почему, но это мой бренд в некотором роде».
Затем он увлекательно рассказывает о том, что для него было важнее всего как для гонщика, о том, чем это было для него в двух словах – и это не имело ничего общего с соперничеством. Я спрашиваю его, осознавал ли он, насколько хорош. «Думаю, да, но все гонщики Формулы-1 скажут вам то же самое. Вам нужно это знать.
Больше всего в жизни я скучаю по работе в команде, особенно когда у нас были небольшие команды, по работе с инженерами. Рон тоже был там, и Джон. Или Эдриан [Ньюи в «Уильямс»]. Постоянно думать, говорить, пытаться что-то улучшить. Вы всегда находитесь в этом процессе.
Я начал думать и настраивать машину так, так, так, так, до такой степени, что - черт... Это мне нравилось больше всего. Я провел 199 гонок, и было, может быть, три или четыре, где я достиг совершенства. Но совершенство для меня – это не я сам. Это сочетание работы, настроек и того, что я делаю с машиной».
Может ли он вспомнить, какие именно гонки? Он называет три. «Конечно, Монако 1986 года». Поул с отрывом в 0,4 секунды от «Уильямса» Мэнселла, затем безупречная гонка, в которой он финишировал на 25 секунд раньше партнера по команде Росберга. Сенна был третьим на своем «Лотусе» – 53 секунды отставания от победившего «Макларена». Чистый Прост – но для публики не особенно запоминающийся.
Что характерно.
Следующий? «Аделаида 1986». Один из самых драматичных Гран-при в истории, включающий в себя проблемы с шинами «Гудиер», печально известный взрыв Мэнселла, предупредительную остановку Пике – и незаметность Проста, завоевавшего титул, которым он дорожит больше всех из своих четырех. Прокол заставил его остановиться, но отрицательные показатели топлива на последних этапах не позволили ему добраться до финиша. То, как он это сделал, вошло в легенду о Просте. Изображение того, как Ален выходит из своего «Макларена» после взятия флага, подняв обе руки в знак победы, является одной из его визитных карточек.
А третья гонка? «1990 год, Мексика». Проход Мэнселла через Герхарда Бергера в «Перальтаде», как правило, привлекает к себе внимание. Это характерно и для Проста, потому что заслоняет, возможно, его самый непохожий на Проста пилотаж, связанный с рукопашным боем. Недовольный своими квалификационными настройками «Феррари» 641, он сосредоточился на гонке и занял лишь 13-е место – худшее место на стартовой решетке со времен своего первого сезона. То, как Прост пробился к победе, пройдя Сенну и Мэнселла и опередив своего партнера по команде на целых 25 секунд по неровностям, до сих пор доставляет ему огромное удовольствие. «Все началось с пятницы», – говорит он. Я сказал своей команде после 13-й позиции квалификации: «Я собираюсь выиграть эту гонку». Не знаю, на что я поставил, но я сказал: «Я выиграю - легко. Если не разобьюсь на первом круге. Я знал».
Недавняя история с «Рено»/ «Альпин» дала ему представление о работе современных команд «Формулы-1». Могут ли гонщики по-прежнему вносить решающий вклад, как это делал он? «И да, и нет.
Вы можете почувствовать это, например, с Максом [Ферстаппеном], потому что кажется, что у него больше контроля, но только у него. Я был в Ф1 еще два года назад, я вижу, как они работают, и это совершенно разные вещи.
Когда я участвовал в гонках, у меня было идеальное общее видение всего, а сегодня это невозможно. Когда вы проводите брифинг с 35 людьми, у вас не может быть такого же ощущения.
Когда мы проводили брифинг с Айртоном и Ники, за столом сидели пятеро. Но брифинг – это одно. Потом весь день и весь вечер вы продолжали работать, думали, вносили изменения.
Я менял настройки на стартовой решетке из 199 гонок минимум 100 раз. Минимум.
Для меня это были чистые гонки».
Прививка. В этом весь Прост. Никакого внетелесного опыта. В своей манере он говорит о гонках так же евангелически, как это делал Сенна. Но заурядные разговоры редко будоражат душу.
Мы возвращаемся к старой теме. Их последний совместный сезон – и, как оказалось, последний полный сезон Сенны – оставил у Проста кисловатый привкус, несмотря на четвертый титул в чудесном FW15C. Он не смог насладиться этим последним годом в качестве гонщика «Формулы-1».
«Фрэнк был Фрэнком, я могу понять его позицию», – говорит он. «Патрик [Хэд] был очень прямолинеен и не хотел, чтобы я уходил, даже когда я сказал ему, что с меня хватит. Я мог бы остаться. Я не был готов остановиться. Но ты не получаешь от этого удовольствия: когда ты выигрываешь, это потому, что у тебя лучшая машина, а если ты проигрываешь... Даже внутри команды это было не очень приятно».
Призрак Сенны висел над сезоном.
Прост говорит, что знал, что он придет в 1994 году, даже когда заключил собственную сделку на 93-й, и мысль о том, что он снова будет работать в паре с Сенной, была невыносима. Не потому, что он боялся. Это слишком банально. «Когда он произвел на меня впечатление, я должен сказать, что это было иногда в квалификациях, не помню, когда именно. Но никогда в условиях гонки. Никогда. В условиях гонки, на разминке, чаще всего я был быстрее. Потому что за мной стоит Бог. Патрика Фора это очень впечатлило».
Есть множество причин, по которым это соперничество остается самым знаменитым – и самым страшным. В первую очередь это связано с одержимостью Сенны Простом. Еще до того, как Айртон пришел в «Формулу-1», он нацелился на Алена как на человека, которого нужно не только победить, но и уничтожить. «Он сказал мне», – говорит Прост. «Много раз потом мы говорили об этом. Я и не подозревал, насколько сильно он был нацелен на меня до того, как пришел в Формулу-1.
Его мотивацией было стать чемпионом мира, но самой большой мотивацией было победить меня».
«Для меня существовало три Айртона: тот, что был до Ф1, когда он смотрел на мои гонки, на все, что я делал, на то, как я это делал; тот, что был вместе, в одной команде или вне ее; и тот, что ушел на пенсию». Именно последняя версия, по словам Проста, стала ему нравиться, и он не поверил бы в ее существование, «если бы сам не знал этого человека».
За то короткое время, что прошло между Аделаидой 1993 и Имолой 1994, Прост увидел совершенно другую сторону своего старого заклятого врага. «Мы общались очень часто, каждую неделю, два раза в неделю. Я знал все о Уильямсе, вообще все о себе. Я рассказал об этом парню из Хонды, и он сказал: «Тебе не нужно рассказывать мне эту историю, он не хотел с тобой разговаривать. Он сделал это специально, потому что не хочет быть другом, не хочет иметь близких отношений». Вот что меня в нем поразило. Он пытался победить меня, и он не менялся до самого подиума в Аделаиде».
Итак, Прост или Сенна? Никто не может ответить «оба». Но, безусловно, мир стал лучше от того, что эти уникальные личности сосуществуют, что мы можем наблюдать их в одном времени и пространстве. Именно поэтому версия истории, представленная в фильме «Сенна», до сих пор не дает покоя, ведь правда, как обычно, гораздо интереснее.
И наконец, Прост готов рассказать свою версию.
Он заканчивает работу над собственным (французским) документальным фильмом и планирует написать книгу. Позднее в интервью Richard Mille Q&A он признается, что не сохранил ни одной из своих машин и ни одного из своих трофеев. Но прошлое по-прежнему важно для Алена Проста. Его вдохновляет настоящее и будущее – но в эпоху социальных сетей и YouTube этой тихой легенде никогда не позволят отойти от своего прошлого.
Впрочем, учитывая то, чего он добился и как он к этому шел, ему и не нужно этого делать.
Ставим лайки, подписываемся!
Пройдя этот тест, вы узнаете, сколько нужно сосисок, чтобы спуститься по ним на дно Марианской впадины. А еще сколько их можно съесть, пока длится самый долгий в мире поцелуй. Не пропустите!
Нил Оутли начал работать в «Формуле-1» в 1977 году в «Уильямсе», когда он был одним из двух инженеров в команде вместе с Патриком Хэдом. За прошедшие с тех пор годы Оутли создал несколько самых успешных машин, работал с такими гонщиками, как Алан Джонс, Ален Прост, Айртон Сенна и Льюис Хэмилтон, и был в первом ряду участников самых драматичных и захватывающих гонок и сезонов в истории этого вида спорта.
На этой неделе он стал гостем нашего подкаста Beyond The Grid, и вы можете прочитать каждое слово из его интервью.
Том Кларксон: Нил, 45 лет в бизнесе, а вы все еще на передовой с «Маклареном». Вы – неудержима сила.
Нил Оутли: Да, это по-прежнему очень приятно. Я все еще люблю спорт, и это здорово, что я все еще могу принимать в нем участие.
ТК: Расскажите нам о 2023 годе, потому что в СМИ появилась информация о том, что вы действительно вернулись к работе над MCL-60. Что это за работа?
НО: Это всего лишь неполный рабочий день, потому что у меня есть еще ряд других обязанностей, которые я выполняю. Это лишь небольшая часть моего времени. Я просто помогаю наставникам и снимаю нагрузку с некоторых других ключевых игроков в процессе реструктуризации организации. Просто пытаюсь помочь, где могу, не подавляя своим участием.
ТК: Имея такой большой опыт, расскажите нам о машинах 2023 года. Если исключить из уравнения «Ред Булл» и «Астон Мартин», то мы увидим огромные колебания в производительности от гонки к гонке у всех остальных машин. Как вы думаете, почему так происходит?
НО: Я думаю, что два упомянутых вами автомобиля - довольно нейтральные машины, и у них не так много плохих моментов, в то время как у остальных есть небольшие проблемы, связанные с тем, что машины не соответствуют друг другу в разных поворотах, на разных скоростях и т.д. Современными машинами «Формулы-1» невероятно сложно управлять. Они очень чувствительны к рулевому управлению, высоте подвески и т.д. Некоторые люди точно вычислили все нюансы, а другие все еще испытывают небольшие трудности.
ТК: Что вы думаете о Ландо и Оскаре?
НО: Они оба замечательные. Я думаю, что они оба выросли в автоспорте в течение долгого периода своей жизни и очень хорошо понимают, что должен делать современный гонщик. Они гораздо больше ученые, чем гонщики 45 лет назад. Их способность воспринимать данные, учиться на них, уметь правильно настроить себя, чтобы попытаться извлечь максимальную пользу из оборудования, которое оказалось перед ними.
ТК: Что вы имеете в виду, говоря, что они стали более умными?
НО: Я не могу представить себе Алана Джонса, проводящего по вечерам часы за просмотром данных, полученных за день, или даже сидящего в симуляторе. Это другой тип применения и другой менталитет гонщиков. Современные парни, такие как Ландо и Оскар, - это все, что они знают. Это было с самого начала их карьеры в автоспорте, и они способны адаптироваться, использовать наш симулятор, чтобы улучшить свои техники и оптимизировать то, что у них есть.
ТК: Считаете ли вы, что быстрый гонщик остается быстрым гонщиком во все эпохи?
НО: Честно говоря, я не уверен. Мне кажется, это очень разные персонажи. Думаю, набор навыков у них разный, так что это не может естественным образом передаваться через такой большой промежуток времени.
ТК: Ладно, если пилотов из разных эпох нельзя перевести, то как быть с работой по созданию быстрой машины? У вас есть опыт использования граунд-эффекта 40 лет назад. Насколько он применим к современным автомобилям?
НО: В конце семидесятых и начале восьмидесятых годов, во времена граунд-эффекта, у нас были скользящие или фиксированные юбки, которые позволяли вносить больше изменений и создавали феноменальное количество прижимной силы. Но при таком развитии событий разница составляла полсекунды на круге. Теперь вы делаете разницу в половину десятой, так что это совсем другая игра.
ТК: Так является ли современная «Формула-1» скорее эволюцией, чем революцией?
НО: Очень даже. В CFD и аэродинамических трубах ведется огромная работа по изучению очень, очень маленьких различий и их пониманию, в то время как все это время речь шла о больших кусках.
ТК: Нил, ты был гоночным инженером, ты был конструктором. Нет ни одной детали гоночного автомобиля, которую бы вы не знали после вашего опыта в этом спорте. В чем, по вашему мнению, заключается ваш особый опыт?
НО: Я больше инженер-механик, чем аэродинамик. Именно так сложилось мое образование и ранняя карьера. Будь у меня другое время, я, возможно, выбрал бы другой путь, нежели тот, который знаю сейчас, но я думаю, что он сослужил мне неплохую службу. Мне повезло, что меня окружало так много хороших людей и инженеров, что все это передается тебе, и ты можешь впитывать знания, полученные другими людьми, и применять их на практике. Я делил комнату со многими очень талантливыми людьми.
ТК: Вы, безусловно, это сделали. Но как насчет вашей собственной мотивации? Рождается ли она из желания победить? Рождается ли она из желания найти новые пути?
НО: Я думаю, что в спорте у всех есть сильное желание победить. Проигрывать действительно ужасно. Это действует на психику сильнее, чем победы. Выиграв, вы откладываете это в долгий ящик и на следующий день уже забываете об этом, но проигрыши гораздо важнее с точки зрения извлечения из них уроков и движения вперед. Я начинал как молодой парень, который любил гоночные машины, и вдруг моя карьера пошла по заранее запланированному пути, который не многим дается.
ТК: Вместе с вами девять гонщиков выиграли чемпионат, а семь команд завоевали кубок. Что для вас значит больше - победа гонщика в чемпионате или победа команды в чемпионате?
НО: Думаю, все помнят, кто выиграл чемпионат пилотов, и мало кто помнит, кто выиграл чемпионат конструкторов. Думаю, политкорректно было бы назвать второй вариант, но на самом деле это не так. Я думаю, что вам нужно, чтобы ваш гонщик выиграл чемпионат пилотов, и это действительно самое важное.
ТК: Давайте теперь отмотаем время назад и подробно рассмотрим вашу карьеру. Мы вернемся к 1977 году. Вы присоединились к команде «Уильямс». Патрик Хэд был вашим первым техническим боссом. Насколько он повлиял на вас?
НО: О, это очень важно. Своей карьерой я обязан Патрику и Фрэнку. Когда я пришел в «Уильямс», то Патрик был там единственным инженером, а я совсем недавно закончил университет. Я многому у него научился, он был таким хорошим наставником и замечательным человеком, с которым можно было работать. Я не мог найти лучшего места для развития себя как личности и как инженера.
ТК: Чему больше всего вас научил Патрик?
НО: Сделать практичный, но быстрый автомобиль - и соединить эти вещи воедино. Я думаю, что FW07 была хорошим примером этого. Он действительно взял на вооружение идеи Lotus 79, но сконструировал его гораздо лучше. Она оказалась более успешной. Когда все догнали «Лотус» в 1979 году, недостатки их машины, поскольку она была не очень хорошо спроектирована, стали довольно очевидны, и тогда люди обогнали их и сделали гораздо более быстрые машины.
ТК: И как быстро Патрик передал вам ответственность в конструкторском бюро?
НО: Довольно быстро, потому что у него не было другого выбора! Фрэнк Дерни прибыл через год или около того, чтобы поднять офис. Это был фантастический период для обучения. FW06, которую только начали выпускать, когда я пришел, была относительно простой машиной. Это был типичный автомобиль середины семидесятых, но я пришел в начале сентября, а в декабре машина уже работала. Это было сделано из ничего, потому что до этого они эксплуатировали March 761. Когда мы использовали крыло March должным образом, вокруг было не так много людей, но все очень быстро сложилось, и это было отличное место для обучения.
ТК: Говоря об аэродинамике FW07, сколько времени вы проводили в аэродинамической трубе, а сколько - просто на чертежной доске?
НО: Очень мало времени в аэродинамической трубе. FW06 никогда не была в аэродинамической трубе, пока мы не начали разработку в качестве базовой модели для FW07. Мы использовали аэродинамическую трубу Имперского колледжа в Лондоне, и я думаю, что мы ездили туда, возможно, раз в месяц на несколько дней. Постепенно это количество увеличивалось. Затем мы купили аэродинамическую трубу у специализированной компании по производству пресс-форм в Хантингдоне и установили ее в другом здании в Дидкоте. За ее установку отвечал Росс Браун. Это позволило нам постоянно проводить испытания своими силами, так что это был большой шаг вперед.
ТК: Как интересно, что 06-й не проходил испытания в аэродинамической трубе, а 07-й прошел. Он выглядел немного по-другому, но на самом деле Патрик не ошибся с направлением, как должен выглядеть автомобиль.
НО: Нет, все было идеально. Мы провели первые тесты в Донингтоне, и у нас возникло несколько небольших проблем при прохождении трассы. Патрик думал, что все испортил, но на самом деле это было не так. Просто потребовалось немного доработать машину, чтобы она стала правильной. Потом она стала очень быстрой. К сожалению, она появилась через несколько гонок после начала сезона и была немного ненадежной в первой паре соревнований. Думаю, если бы она была готова немного раньше, то, возможно, выиграла бы чемпионат, потому что она была намного лучше, чем «Феррари» в том году
ТК: Я как раз собирался спросить вас об этом. Победы начали приходить в Сильверстоуне в 1979 году. Вы, помимо работы в конструкторском бюро, являетесь гоночным инженером Клея Регаццони. Это первая из 114 побед «Уильямса». Какие у вас воспоминания о том уик-энде в Сильверстоуне?
НО: Это был замечательный день, особенно для Фрэнка, который так долго старался. Наверное, это единственный раз в жизни, когда я видел, как он пьет алкоголь или курит сигару. На тестах машина была очень быстра. Фрэнк придумал несколько различных аэродинамических элементов на тестах перед Гран-при, после чего машина сделала большой шаг вперед. Мы традиционно рассматриваем Сильверстоун как скоростную трассу с низким уровнем прижимной силы, поэтому мы использовали небольшие крылья, но на тестах мы попробовали поставить крыло чуть большего размера. Это определенно оживило машину. К моменту гонки в Сильверстоуне машина была совершенно особенной, но нам противостояли турбокары, которые, очевидно, были очень быстры. В те дни у вас не было телевизионных мониторов на экране. Я не знал, что Клэй лидировал половину первого круга, пока не увидел это несколько лет назад! Нам немного повезло, потому что некоторые турбомобили были ненадежны, а Алан вообще-то очень хорошо выступал, но у него была небольшая трещина в водяном насосе, которая выпустила воду, и он проиграл гонку.
ТК: Вы нервничали?
НО: Я всегда нервничаю на гонках. Это всегда ужасная ситуация, когда ты лидируешь в гонке с большим отрывом, и все, о чем ты можешь думать, - это что может пойти не так. Поскольку у вас не было телевизоров, вам приходилось ждать, пока машина появится в поле зрения на каждом круге, чтобы понять, что она все еще работает. Но он уверенно лидировал на протяжении половины гонки, так что день был долгим, и последние несколько кругов заняли много времени.
ТК: Это было начало невероятного конца года. Думаю, вы выиграли пять из последних семи гонок как команда. Как это изменило атмосферу внутри «Уильямса»?
НО: Многое. Как вы сказали, Фрэнк с 1969 года боролся за то, чтобы собрать действительно хорошую гоночную команду за сезон, и вдруг мы стали командой, которая может побеждать. Из почти ничего она превратилась в невероятно успешную команду, так что это подняло настроение всем. Стало легче набирать людей, и после этого команда стала быстро развиваться. Это позволило нам получить спонсоров, что самое главное, гораздо проще. то было замечательное время очень быстрого развития, и все это было очень хорошо организовано. Я думаю, что очень легко потерять самоощущение, если расширяться слишком быстро, но все было сделано очень правильно, и мы двигались вперед.
ТК: И насколько уверенно вы вступали в 1980 год, имея за плечами то доминирование во второй половине 79-го?
НО: Я думаю, мы были очень уверены в себе. Конечно, ты всегда беспокоишься, что другие люди быстро догонят тебя. Это было довольно конкурентно, но Алан был на пике формы. В том году к команде присоединился Карлос, и в последующие два года у нас была очень сильная пара.
ТК: В итоге FW07 продержался три сезона. Как вы настраивали его от одного к другому?
НО: Я думаю, что 79-80-й годы были скорее эволюцией. Это не было масштабным изменением. В 81-м были некоторые изменения в правилах, которые немного усложнились с правилами высоты подвески и тем, как люди их обходили. Это, пожалуй, было более значительным изменением в 81-м. Кроме того, у нас был довольно необычный шаг - мы перешли с шин «Мишлен» на «Гудиер» в середине сезона, что было бы немыслимо сейчас.
ТК: Зачем вы это сделали? Это кажется необычным.
НО: Фрэнк был большим поклонником США и американского бизнеса. Он считал, что американские мускулы одержат верх над маленькой французской компанией из Клермона. Это создало нам некоторые проблемы. Я думаю, что шины имели совершенно разные характеристики, и мы не смогли так быстро, как «Брэбем», настроить машину под разные шины. Карлос был совершенно обескуражен переменами. Если оглянуться назад, он набрал три четверти очков на машине с шинами «Мишлен».
ТК: Лас-Вегас, 81-й год. Я хотел спросить вас об этой гонке. Это решающий этап сезона. Карлос выходит на старт гонки с отрывом в одно очко от лидера чемпионата мира. Он квалифицируется с поула, но финиширует восьмым. Нельсон Пике выигрывает чемпионат с перевесом в одно очко. Что произошло в той гонке?
НО: Я рад, что вы заговорили об этой боли... Я имею в виду, что чемпионат никогда не выигрывается и не проигрывается в одной гонке, но очевидно, что это центральный момент сезона. Как вы сказали, машина была быстра в практике, и Карлос квалифицировался с поула. В воскресенье у нас возникли проблемы с его болидом. Двигатель дал небольшую осечку, и мы не смогли выяснить, в чем ее причина. Мы посчитали, что гоняться с этим двигателем - слишком большой риск, и у нас не было достаточно времени, чтобы правильно поменять двигатели местами. Он пересел на свой тестовый автомобиль, и в нем ему было не так комфортно, как в гоночном болиде. Мы не были так искусны в создании одинаковых машин, как сейчас. По какой-то причине машина T была не так хороша, как гоночная. Карлос сказал, что коробка переключения передач плохо работает, но мы разобрали ее и не нашли ничего страшного, так как на ней не было никаких повреждений. Мы настроили машину, и это полностью моя вина, довольно жестко. Она была быстра на одном круге в практике, а затем не была быстра на протяжении всего Гран-при.
ТК: Каким было его настроение во время обеда в воскресенье?
НО: Не очень. Он был очень неуверен в себе. Он был уверен, что все пойдет не так, как надо, и, конечно, так и случилось.
ТК: Сейчас гоночные инженеры говорят, что часть их работы заключается в том, чтобы работать с гонщиками и помогать им чувствовать себя уверенно. Вам приходилось делать это с Карлосом?
НО: Я пытался. Возможно, я не очень хорошо справился с этой задачей. Я бы взял на себя больше вины, чем Карлос, за то, что не выиграл тот турнир. Когда оглядываешься назад, всегда думаешь о том, что можно было сделать лучше. Фрэнк и Патрик, как команда, определенно не те люди, которые обнимают гонщиков и пытаются подбодрить их. Именно это и было нужно Карлосу. Думаю, он всегда был уверен, что Фрэнк и Патрик не хотят, чтобы он побеждал, и предпочли бы, чтобы лавры во всех гонках доставались Алану, что было далеко от истины. Думаю, все это вместе взятое просто склонило чашу весов не в ту сторону в тот день.
ТК: Что было самой сильной стороной Карлоса как гонщика?
НО: Он был невероятно быстр, когда все шло в правильном направлении. Он много думал о гонках, и я думаю, ему бы понравилось сегодня, когда у него есть все эти данные. Раньше он делал странные вещи. Он выходил на пятничную тренировку и отставал от темпа на 20-30 секунд. Патрик приходил в ярость и кричал на меня на пит-уолл. Но что он делал, так это делил трассу на три части, проезжал первую часть на полной скорости, затем замедлялся и думал об этом, пока проезжал оставшуюся часть круга. Затем повторить, сделать все правильно и перейти к следующему участку, а затем к третьему. И в конце концов на девятом или десятом круге он собирал все это вместе и проезжал круг с огромной скоростью. Так что во многих отношениях это был очень странный персонаж, но прекрасный джентльмен.
ТК: После разочарования в Вегасе мы вступаем в 1982 год. Карлос все еще работает в команде. Он финиширует на подиуме в первой гонке того сезона. Насколько вы были удивлены тем, что после двух гонок он просто бросил все и ушел на покой?
НО: Для меня это было совершенно неожиданно. В том году в команду пришел Кеке Росберг, который был очень быстр. Кеке обладал потрясающим контролем над машиной. Его спортивная способность быстро управлять машиной была просто потрясающей. Возможно, Карлоса это оттолкнуло, и он подумал, что Кеке станет еще одним Аланом Джонсом, любимцем Фрэнка и Патрика. Я не знаю.
ТК: Что же такого было в Алане Джонсе, что произвело на него такое впечатление?
НО: Невероятно жесткий гонщик. Он не брал пленных на трассе. Он просто докладывал, что именно делает машина, тогда это ваша проблема, а потом уходил и занимался чем-то другим. Он был очень прямолинеен. У него была отличная способность управлять довольно физическими машинами в то время, когда они создавали много прижимной силы. Нужно быть довольно сильным, чтобы даже просто поворачивать руль в скоростных поворотах, поэтому я думаю, что эти машины ему подходили. Он был смелым, и нужно было быть готовым к тому, чтобы вести машину очень быстро. Я думаю, что то время и та машина абсолютно соответствовали его характеру и способностям.
ТК: Как он изменился как пилот?
НО: Я не уверен, что это была лучшая идея - вернуться. Я думаю, что, во-первых, он слишком рано ушел на пенсию. Думаю, он выдохся после 81-го года и просто не хотел проходить через все это снова. Думаю, ему надоели серые, убогие дни. Думаю, ему было бы лучше, если бы он продержался еще пару лет, а потом сделал бы более красивую карьеру.
ТК: В прессе, конечно, писали, что Джонс и [Карлос] Ройтеманн ссорились. Они не ладили друг с другом. Как вы думаете, он тоже считал это утомительным?
НО: После Бразилии 81-го года он не обращал внимания на Карлоса. Не было никаких препирательств.
ТК: Насколько быстро менялась «Формула-1» в то время с точки зрения того, как вы проектировали машины в 77-м, по сравнению с тем, что было почти десять лет спустя? Отличался ли процесс? Есть ли какие-то конкретные инновации того времени, которыми вы особенно гордитесь?
НО: Я не уверен, что горжусь тем, что сделал много. Процесс сильно изменился. Аэродинамические трубы стали более сильной стороной. В «Уильямсе» у нас была своя, и это многое изменило. Данные стали играть важную роль в эпоху турбо, в основном для данных о двигателе. Вероятно, только в начале девяностых мы начали записывать много данных о шасси, и это открыло новые возможности для изучения машины и сопоставления аэродинамических характеристик на трассе с тем, что мы наблюдали в аэродинамической трубе.
ТК: Так почему же, по-вашему, между Фрэнком и Патриком все так хорошо сложилось?
НО: Они были очень разными, но очень подходящими друг другу персонажами. Их сильные и слабые стороны дополняли друг друга, так что они стали единым целым, способным двигать команду вперед. Это было в те времена, когда команды были еще совсем маленькими. Два человека оказывали гораздо большее влияние, чем, возможно, в наши дни. Они оба были фантастическими людьми, с которыми можно было работать, и оба оказали большое влияние на мою жизнь.
ТК: Какова была реакция Патрика, когда вы сказали ему: «Мне нравилось работать здесь, но я перехожу в фактически начинающую команду Формулы-1 в Беатрис».
НО: Он был очень разочарован, но я думаю, что он мог понять, что моя мотивация заключалась в том, что я многому научился у Патрика. Я чувствовал себя очень виноватым за то, что забрал эти знания с собой, но я работал с ним так долго и узнал так много, что не был уверен в своих силах. Я хотел доказать, смогу ли я работать без этой страховочной сетки Патрика, стоящего надо мной и способного исправить любые глупые ошибки или неверные решения, которые я принимаю.
ТК: Карл Хаас, легенда «Индикара» и североамериканских гонок, хотел приехать и выступить в «Формуле-1». У него был хороший спонсор в «Беатрис». У него на борту был «Форд». У вас были вы сами, Росс Браун, чуть позже пришел Эдриан Ньюи, а за рулем одной из машин был Алан Джонс. На бумаге все выглядело неостановимым. А что было на самом деле?
НО: У него была основа очень хорошей команды. Он начинал с нуля, и в ней было довольно много опытных людей из «Макларена» семидесятых годов, которые были очень хорошими специалистами в своих областях. Думаю, если бы у нас был еще один год, все бы сложилось. Но мы немного боролись. Двигатель «Косворт» был новым для того года. Это был еще процесс обучения, и он не был таким мощным и продвинутым, как у некоторых других команд. Думаю, к августу в «Форд» решили, что лучше отдать двигатель «Бенеттону» на следующий год, и это стало одной из причин, по которой он провалился. На утренней разминке в Монце они позволили Патрику [Тамбэ] использовать специальный двигатель, который мог работать с гораздо большим наддувом и был на 80 км/час быстрее, чем у Алана. Но потом он взорвался до конца разминки, так что в гонке он не участвовал, и это был последний раз, когда мы его видели. Алан не стеснялся критиковать «Форд» или «Косворт». Думаю, все это закрутилось, а потом «Беатрис» исчезла. Тогда Карл не был настолько заинтересован в сохранении команды «Формулы-1».
ТК: О чем вы думали в этот момент в плане своей карьеры и того, что делать дальше?
НО: Я не задумывался об этом до тех пор, пока ситуация не стала выглядеть немного сомнительной. По невероятному совпадению, почти в то же самое время я получил предложение от «Макларена». На самом деле не было такого длительного периода, когда я действительно задавался вопросом, чем, черт возьми, я собираюсь заниматься в будущем.
ТК: Похоже, что Рон Деннис в то время создавал некую суперкоманду, потому что вы присоединились к ней примерно в то же время, что и Гордон Мюррей. Рон отчаянно пытался переманить Айртона Сенну в команду, чтобы тот присоединился к Алену Просту. Должно быть, когда вы впервые появились в Уокинге, вы почувствовали, что это действительно захватывающее место.
НО: В то время я еще не знал, что Гордон придет в команду. На самом деле я уже договорился с Роном о некоторых условиях. Я пришел к нему домой, чтобы подписать контракт, и Гордон открыл дверь. Так что это был мой первый намек! В любом случае, команда была очень хороша. Несколько невероятно талантливых людей. Это была небольшая, но очень сильная команда инженеров.
ТК: Какой была первая машина, над которой вы начали работать?
НО: Наверное, MP4/3. К тому времени, когда я пришел туда, она уже была далеко продвинута. Я сделал для него несколько мелких деталей, но моя роль заключалась в работе над первым автомобилем с мотором «Хонды».
ТК: То есть в конструкторском бюро вы были сосредоточены над MP4/5 для 1989 года, но затем на трассе вы занимались гоночным инжинирингом Алена Проста?
НО: Да. Вы могли работать на чертежной доске в течение дня, затем уехать на уик-энд в качестве гоночного инженера, а в понедельник утром вернуться и продолжить работу над проектом. Именно так все и происходило. Стив Николс продолжал разрабатывать MP4/3 и MP4/4, а я работал над тестовым автомобилем для моторов V10, а затем над настоящим гоночным автомобилем для следующего сезона.
ТК: Мы еще вернемся к машине 89-го года, но давайте поговорим о том сезоне 88-го года? «Макларен» выиграл все гонки, кроме одной, а Сенна и Прост были молотом и щипцами каждый уик-энд. Каково было находиться в гараже в то время?
НО: Это было хорошо. Не было особого напряжения, особенно в 88-м году. Это была довольно дружеская атмосфера. Я работал с Аленом в предыдущем году над MP4/3. Впервые я встретился с Аленом на Гран-при Бразилии в том году. Рейс задержали, и мы прилетели только в четверг вечером, так что впервые я встретил его перед первой практикой.
ТК: Ален Прост был известен как «Профессор». Работая с ним, оправдывал ли он это? Был ли он невероятно подробным в технической стороне вещей?
НО: Ален был очень сосредоточен на том, чтобы сделать хорошую гоночную машину, а не хорошую квалификационную. Всем нравится быть на поул-позиции, но для него это было не так важно. Было очень интересно, что в тот первый год, в 87-м, вся команда была сосредоточена на Алене. Когда в 88-м пришел Айртон, вы заметили большой сдвиг, и вдруг только я стал подключаться к Алену. Команда уже тогда определилась со своим будущим.
ТК: Как рано в сезоне 88-го года вы поняли, что у вас есть быстрый болид?
НО: В первый же выезд машины на трассу. Я был в Имоле с MP4/3, которую мы переделали под двигатели «Хонды». Мы провели два или три дня с Айртоном и Аленом. MP4/4 был закончен очень поздно, буквально в ночь перед последним днем тестов. У него был всего один день испытаний перед поездкой в Бразилию. В первом же заезде она была, вероятно, как минимум на полторы секунды быстрее, чем старая машина. Возможно, даже на две секунды. Мгновенно она стала намного быстрее прежней машины.
ТК: Кто первым сел за руль?
НО: Ален. Был небольшой спор о том, кто должен первым сесть за руль. Ален был убежден, что он должен сосредоточиться на этой машине на весь день, а Айртон - только в Бразилии, но они провели по полдня.
ТК: Можете ли вы вспомнить, какими были первые слова Проста, обращенные к вам, когда он вернулся на пит-лейн?
НО: Думаю, это было что-то вроде: «Мы можем выиграть чемпионат на этой машине, без проблем!».
ТК: Каково это - быть на гребне волны, когда ты едешь в каждый уик-энд, зная, что должен выиграть этот Гран-при?
НО: Как я уже говорил, во время гонки ты всегда беспокоишься о том, что можешь сломаться, когда находишься в действительно довольно неуязвимом положении. Это не единственное беспокойство, но я думаю, что нам повезло и в том году, и в следующем: мы знали, что один из двух наших гонщиков точно выиграет чемпионат мира. Это создало иную динамику, чем если бы мы были в большой борьбе с другими командами. Все развивалось совершенно по-другому.
ТК: Что сложнее для команды? Внутрикомандная битва между двумя вашими гонщиками или межкомандная, когда один из ваших парней сражается с кем-то из другой команды?
НО: Я бы сказал, что, безусловно, бороться с другой командой, потому что это ваша ответственность - сделать машину, способную победить соперника. Настройки двух гонщиков редко отличались друг от друга, потому что был страх, что если они пойдут в другом направлении и сделают хуже, то другой парень получит преимущество. Мы просто подправляли мелочи в настройках. Больших изменений не было, и все, что они делали, - это смотрели через весь гараж, что делает другой парень.
ТК: Вы сказали, что Прост был больше заинтересован в том, чтобы иметь хорошую машину для гонки, но я хотел спросить вас о Португалии 88-го года, где он был могуч в квалификации. Скажите, если я ошибаюсь, но мне кажется, что в середине квалификации он переоделся в джинсы, а потом встал на пит-уолл, чтобы досадить Сенне. Это правда?
НО: Это абсолютная правда. Он был очень быстр. Думаю, через полчаса после начала сессии он пошел к грузовику, переоделся в свою обычную одежду и просто стоял на пит-уолле, глядя в гараж Айртона.
ТК: Насколько хорош был тот круг? Почему Прост был так могуч в тот день?
НО: В свой день Ален мог быть очень, очень быстрым. Я думаю, у Айртона были небольшие проблемы с настройками двигателя, и это могло немного ухудшить характеристики машины Айртона.
ТК: В начале гонки Сенна свернул к пит-уолл с Простом по правую сторону, едва не впечатав Алена в стену. Это был первый раз, когда вы увидели что-то особенно агрессивное между этими двумя?
НО: Да, я думаю, что так оно и было, если честно. Возможно, отчасти это было следствием того, что Ален сделал накануне днем. Думаю, до этого момента они были довольно дружелюбны, а потом возникло небольшое напряжение, которое выплеснулось через полгода в Имоле.
ТК: Хорошо ли Рон справлялся с этими двумя в таких ситуациях?
НО: Да. Я думаю, это была большая часть его рабочего дня: утихомирить их, сделать так, чтобы они оба были счастливы и хорошо выступали. Это то, от чего он очень хорошо оградил остальную команду. Нас это не очень беспокоило, но, очевидно, в 89-м году ситуация стала немного более напряженной. С тех пор гонщики просто не разговаривали друг с другом.
ТК: И как это происходило на брифингах?
НО: Мы сидели за столом. Оба гонщика, я, Стив, Гордон и Тим Райт. Но гонщики никогда не разговаривали друг с другом. Если Ален хотел узнать что-то о машине Айртона, он спрашивал Стива. А если Айртон хотел что-то узнать, он спрашивал меня, а не Алена. Это была немного странная ситуация, но на самом деле в ней не было никакой враждебности.
ТК: Как вы думаете, Прост согласился с тем, что Сенна был быстрее его на одном круге?
НО: Я никогда не задавал ему этот вопрос. Думаю, моя интуиция подсказывает, что да, но его это не очень беспокоило. Их разделяло полпоколения. Ален сделал все, что мог, и был гораздо дальше в своей карьере. Айртон хотел доказать, что он самый быстрый гонщик в истории, вероятно, и это не то, что действительно играло на уме у Алена.
ТК: Айртон выигрывает титул в 88-м. Мы вступаем в 89-й, и появляется ваша машина, MP4/5. Регламент изменился, турбо больше нет, появился V10. Насколько хорош был двигатель?
НО: Он был довольно хорош. Мы провели довольно много испытаний в течение шести месяцев во второй половине 88-го, так что надежность была на высоте, и, вероятно, это был лучший двигатель на стартовой решетке.
Ставим лайки, подписываемся!