У меня у одного такое последнее время?

Три дня на рынке пролетели как один миг. Сталкер спал в углу гостиницы "У Марго", где стены, пропитанные запахом плесени и дешёвого табака, хранили шепотки давно забытых историй. Он зашивал раны нитками, выдернутыми из собственной куртки, смазывая швы самогонкой. Новая куртка - поношенная кожаная, с вытертыми локтями - пахла чужим потом и порохом. В оружейной палатке пришлось отдать последние патроны от ПМ за два ржавых магазина к АК.

Кот не отходил ни на шаг. Ночью он грел озябшие ноги, днём сторожил сон, а вечером второго дня принёс дохлую крысу и положил у порога - дар или предупреждение. Когда стало ясно, что задерживаться смертельно опасно, сталкер собрал жалкие пожитки. У ворот он обернулся:

"Ну что, пойдём?"

Кот потянулся, его гибкий позвоночник изогнулся неестественной дугой, шерсть на мгновение вспыхнула в тусклом свете, будто соткана из самого тумана.

И тут...

Лес встретил их гробовой тишиной. Даже ветер замер, будто затаив дыхание. Каждый шаг отдавался в ушах оглушительным гулом. Кот шёл впереди, оставляя на сырой земле странные следы - не лап, а будто кто-то водил пальцами по пеплу.

Когда они достигли старого дуба с выжженной молнией сердцевиной, кот внезапно замер. Его шерсть встала дыбом, обнажив шрамы, которых вчера ещё не было. Глаза вспыхнули ядовито-жёлтым светом.

Из чащи выползли Они. Не просто мутанты - нечто худшее. Их тела сохранили обрывки человеческого - клочья формы, куски одежды. Один волочил за собой полицейский жетон на обрывке цепи. Другой скрипел искусственной челюстью. Третий... третий вообще не имел формы, лишь клубился как дым, принимая очертания тех, кого пожирал.

Автомат захлебнулся короткой очередью. Первая пуля попала точно в глаз, но существо лишь закачалось, будто его держали на невидимых нитях. Сталкер оглянулся - кот исчез. Лишь на мгновение вдали мелькнул жёлтый свет, да чей-то голос, похожий на скрип старых ветвей, прошептал: "Прости".

Боль пришла неожиданно. Клыки впились в плечо, рванули вниз. Кровь хлынула горячей волной. Второй удар сломал руку с неестественным хрустом. Сталкер рухнул на колени, видя, как мир распадается на осколки...

Он проснулся от дикого крика. Собственного.

Комната. Обычная. Слишком обычная. Облупленные обои с цветочным узором 70-х. Пахнет плесенью, дешёвым кофе и отчаянием. За окном - серые панельки, разбитые качели, стая бродячих собак. Под балконами пьяный хор орет похабные частушки.

На тумбочке - пузырёк с таблетками, выписанными на имя "Алексей Николаевич Петров, 1981 г.р., инвалид 2 группы". Рядом - письмо из онкоцентра о состоянии сестры. И фотография: он в военной форме, рядом девочка-подросток с косичками.

Сталкер (Лёша? Кто он теперь?) поднял дрожащие руки. Ни шрамов, ни следов укусов. Только тремор и синяки от инъекций. На полу - разбитый стакан, на столе - ноутбук с полудюжиной открытых вкладок: "работа для инвалидов", "как оформить опекунство", "стоимость химиотерапии".

Он потянулся за сигаретами, но рука наткнулась на что-то неожиданное. На кресле лежала кожаная куртка. С вытертыми локтями. В кармане - ржавый магазин от АК с тремя патронами. И жёлтый глазок кота, превратившийся в странный камень с внутренним свечением.

За окном завыл ветер. Где-то далеко, в параллельной реальности, Зона ждала своего блудного сына. А здесь, в этой жалкой квартирке, взрослый мужчина схватился за голову и зарыдал, как ребёнок, потому что понял страшную правду - никакого пробуждения не было. Это и есть самый страшный кошмар. И из него не проснуться.