Проект «Феникс»
Глава 4 "Извне"
Шаги в коридоре были не просто звуком. Они были ритмом, под который теперь билось ее сердце. Он вошёл, и пространство палаты сразу изменилось, подчинившись. В руках — не планшетка, как это было раньше, а небольшой планшет с мигающе-ярким интерфейсом, полным каких-то данных и графиков. Гаджет управления нейрочипом, установленным Агнии пару дней назад и память к ней вернулась. Теперь она готова к изменениям.
— Здравствуй, Агония. Рефлексивный период завершен, — сказал он, не глядя на нее и изучая данные на экране. — Начинаем активную фазу модуляции. «Феникс» прошел первичную интеграцию и готов к работе. Сегодня мы локализуем и перезапишем первичный травматический кластер: нейронный ансамбль, кодирующий смерть сослуживца. Вы не будете чувствовать боли. Только… процесс.
Он подошел к изголовью кровати. Его пальцы нашли едва заметный шрам под ее правой теменной костью — место бесшовного вживления чипа. Прикосновение было холодным, словно механическим.
— Система «Феникс» не стимулирует извне. Она работает изнутри, — его голос был ровным, как у автоответчика. — Наночип, что был имплантирован в вашу лимбическую систему и гиппокамп. Он не разрушает нейроны. Он переписывает синаптические связи на молекулярном уровне. Вы не потеряете память. Вы получите исправленную версию.
Он коснулся экрана планшета. Внутри ее черепа, глубоко в мозге, где-то за глазами, что-то щелкнуло. Не звук, а ощущение — тонкое, как разряд статики, но изнутри.
— Я начинаю процедуру, Агония, прошу Вас не сопротивляться своим мыслям и себе, это будет нам мешать — сказал Отто. -- Я включу видеозапись для контроля. Как дневник, понимаете? -- пару ловких движений по маленьком монитору и запись пошла, как и работа нейростима...
Сначала ничего. Потом — волна тепла, разливающаяся от центра головы к вискам. Приятное, почти расслабляющее тепло. Будто стекающий по горлу
пряный напиток, что не просто согревал, а прожигал плоть. Мысли замедлились, стали тягучими, как мед. Исчезло напряжение в челюстях, в плечах. Это было неестественно хорошо.
— Вводим вас в состояние повышенной нейропластичности, — пояснил он. — Мозг открыт для редактирования.
Система вызвала воспоминание.
Память.
Сцена.
Запах.
Резкий, химический — горелый пластик, порох, запах крови. Не вокруг. Он был внутри ее ноздрей, на языке, в лёгких, в голове.
Звук.
Глухой, давящий гул, и сквозь него — булькающий, прерывистый звук. Хрип. Ее собственный? Чей?
Тактильность.
Ее руки. Они были мокрыми, скользкими, горели. Они вжимались во что-то мягкое, податливое, пульсирующее слабыми, аритмичными толчками. Ткань, промокшая насквозь чем-то теплым. Плоть. И все ее существо было сведено к одному — дикому, животному давлению.
ДАВИ, СУКА. УДЕРЖИ. НЕ ДАЙ ВЫТЕЧЬ. ТКАНЬ. НОВАЯ ТКАНЬ НУЖНА. ПОЖАЛУЙСТА.
Она пыталась зажать дыру в самой реальности, из которой утекала жизнь.
— Фиксация, — голос Отто был тихим, но ясным, как будто он стоял рядом в том же аду. На экране планшета танцевали цветные волны. — Целевой кластер активирован. Пиковая активность в островковой доле. Аффект: вина, беспомощность, соматический ужас. Приступаю к коррекции.
Тепло внутри ее черепа сменилось странным ощущением — будто невидимые пальцы копошатся в самой ткани мозга, аккуратно разъединяя одни нервные нити и сплетая другие. Это не было больно. Это было ужасающе интимно.
— Стираю эмоциональную валентность, — сказал он, отчитываясь перед невидимым зрителем за камерой.
И ощущения в ее «воспоминании» начали меняться. Липкий ужас на ладонях стал тусклым, далеким. Булькающий хрип затих, как уходящая волна. Давление в руках осталось, но его смысл изменился. Оно уже не сжимало, а… тянуло.
— Внедряю новый фактор, — голос Отто стал тише, гипнотическим. — Ощущение давления — это не ваши руки. Это на вашем запястье. Чья-то рука. Сильная. Она тянет вас. На себя. Прочь отсюда. Вы чувствуете не борьбу, а пассивное движение. Вас извлекают. Спасают извне.
В сценарии внутри ее головы произошел сдвиг. Она все еще «чувствовала» свои руки на ране, но теперь поверх этого ощущения легло другое — железная хватка на ее правом запястье. Влажный хрип окончательно сменился другим звуком — тяжелым, ровным, напряженным дыханием у самого уха. Мужское дыхание. И новый запах, поверх вони гари и крови — чистый, резкий запах медицинского спирта и свежего пота.
— Отличный отклик, — констатировал Отто, его глаза пристально следили за графиками. — Нейроны принимают новую конфигурацию. Закрепляю ассоциацию: тактильный образ руки-спасителя, аудиальный образ дыхания, обонятельный маркер — чистота, порядок. Визуальный ряд пока оставляю размытым.
Он провел пальцем по экрану. Ощущение внутреннего вмешательства прекратилось так же внезапно, как и началось. Волна тепла отхлынула. Агния резко вздохнула, как будто все это время не дышала. Ее тело обмякло, покрытое холодной испариной.
— Первичная перезапись завершена, — Отто отложил планшет. — Ядро травмы деконструировано. На его место установлен прототип события спасения. Память осталась, но ее эмоциональный и сенсорный состав изменен на семьдесят процентов. В следующий раз мы добавим детали: свет, контуры, возможно голос.
Он посмотрел на нее. Его взгляд был пустым, оценивающим.
—Как самочувствие? Дезориентация — нормальный побочный эффект.
— Что… что вы сделали? — ее голос был хриплым шепотом. — кто эти люди.. моя голова.. кто в ней..? -- голос пациентки дрожал. Она знала, что это неправда, но вспомнить ничего иного не могла.
— Всё в порядке, Агония, это ваш первый сеанс, вы привыкните. Я не стирал память. Я вылечил ее, — ответил он просто. — Вы по-прежнему помните, что произошло. Но теперь это воспоминание служит вам, а не уничтожает. В нем есть место для того, кто вас вытащил. А это меняет все.
Он повернулся к выходу.
—Система «Феникс» будет продолжать фоновую консолидацию. Отдыхайте. Завтра продолжим.
Дверь закрылась. Агния лежала, прислушиваясь к тишине внутри собственной головы. Там, где раньше был сплошной, невыносимый шрам, теперь зияла странная, гибридная конструкция. Ужас и боль были притушены, как под сильным успокоительным. А поверх них, как имплант, лежало новое знание: сильная рука, вырвавшая ее из ада. И с этим знанием вернулось чувство долга, но теперь оно было конкретным, почти осязаемым. Она была обязана не призраку, а тому, чье дыхание она слышала, чью хватку чувствовала на своей коже. Она была обязана тому, кто залез прямо в ее мозг и переписал самую страшную правду. И этот долг был страшнее любой боли, потому что исходил не извне, а из самой глубины ее перепрограммированного сознания.
