Владимир Маяковский - это не просто поэт. Это человек-жест, человек-скандал, человек-громкоговоритель. Он вошёл в историю как глава левого искусства, трибун революции, создатель нового языка. Но за этим громким фасадом скрывалась другая, куда более трагическая фигура - художник, который до самого конца пытался сохранить верность себе в мире, где честность становилась непозволительной роскошью.

Его знаменитая фраза - не красивые слова. Это жизненный принцип, который с годами превратился в проклятие. Принцип, за который ему в итоге пришлось заплатить самую высокую цену.

Бунт как единственно возможное состояние

С юности Маяковский существовал на грани. Футурист, эпатирующий публику жёлтой кофтой. Поэт, ломающий привычные рифмы и ритмы. "Долой ваше искусство! Долой ваш строй! Долой вашу религию!" - это было его естественное состояние. Он не мог творить иначе - только взрывая, только снося старый мир до основанья.

Революция 1917 года стала для него не политическим событием, а личным освобождением. Наконец-то реальность догнала его бунт. Он искренне поверил, что теперь его искусство нужно новому миру. Что можно строить не только заводы и электростанции, но и новую поэзию, новую эстетику, нового человека.

Именно в этом восторге рождаются его знаменитые «Поэто-хроники», «Окна РОСТА», где он день и ночь работает агитатором. Он не «служил» режиму - он служил идее. Искренне, почти исступлённо.

Когда реальность перестаёт совпадать с мечтой

Но прошло несколько лет, и восторг стал сменяться тревогой. Новая власть, которую он так горячо приветствовал, начала обрастать бюрократией, чиновниками, догмами. Романтический порыв революции сменялся прозой строительства. А поэзия Маяковского, вся построенная на порыве, на жесте, на гиперболе, оказалась не нужна в мире пятилетних планов и отчётных докладов.

Он писал в дневнике: "Стихи превращаются в ремесло, в службу. А я не могу иначе". Его знаменитое "про это"- о чём? О любви. В то время, когда вся страна пела «Наш паровоз, вперёд лети», он пытался писать о самом простом и самом сложном - о человеческих чувствах. И это уже выглядело почти крамолой.

Его грандиозные замыслы - поэма «Пятый интернационал», пьеса «Москва горит» - встречали холодное непонимание. От него ждали агиток, лозунгов, парадных портретов. А он продолжал быть художником.

Одиночество в толпе

Внешне - он на вершине славы. Издания, выставки, поездки за границу. Внутренне - он в страшной изоляции. Старые друзья-футуристы разбрелись, кто-то эмигрировал, кто-то сломался. Новые чиновники от искусства смотрели на него с подозрением. Его гигантская фигура, его громовый голос стали неудобны.

Знаменитая пьеса «Клоп» - это уже не сатира на мещанство вообще, а горькая насмешка над советской действительностью, которая сама стремительно обрастала мещанскими привычками. «Баня» - это прямое обличение советской бюрократии. Власть и критика уже не совмещались. Нужны были певцы, а не обличители.

Он пытался бороться. Создал литературную группу «РЕФ», но она быстро распалась. Он организовывал выставки, пытаясь доказать, что его искусство - это и есть искусство революции. Но время левых экспериментов безвозвратно уходило.

Расплата за верность себе

К концу 1920-х Маяковский оказывается в глубоком кризисе. Творческом, личном, экзистенциальном. Его последняя большая выставка «20 лет работы» должна была стать триумфом. Однако, она обернулась провалом. Пришли чиновники, коллеги, но не было того огня, той веры, ради которой он жил.

Его обвиняли в "комчванстве", в том, что он оторвался от народа, что его искусство непонятно. Самое страшное для него - в том, что он искренне считал себя голосом этого народа, его обвиняли в элитарности.

И тогда его кредо "Я лучше с голода умру..." перестало быть метафорой. Оно стало реальностью. Он не мог - и не хотел - "продавать свой стих", то есть писать так, как от него теперь требовали. Он не мог перестроиться, стать придворным одописцем. Для человека с его гордостью, с его масштабом личности это было равносильно духовной смерти.

14 апреля 1930 года он выбрал смерть физическую.

Его трагедия - это трагедия огромного художника, который искренне поверил в то, что его бунтарское искусство может слиться с революцией. И который с ужасом обнаружил, что революция может существовать и без этого искусства. Более того - что она начинает его отторгать, как организм отторгает чужеродное тело.

Маяковский заплатил за свою честность всем. Он остался верен себе - и проиграл в схватке с реальностью, которая больше не нуждалась в его громовом голосе. Его судьба - вечное напоминание о цене, которую платит художник, когда пытается сохранить своё "я" в мире, где индивидуальность становится преступлением.

Источник: Литературный КАДР (Не забудь подписаться)

Где простилается та тонкая грань между сном и реальностью?  Ведь бывает, ты проснулся, но кошмар продолжается.

Первые дни октября были пронизаны холодом. В комнате витала неясная дымка. Ледяной ветер, проникая сквозь открытое окно, заставлял занавески колыхаться. Проснувшись, я первым делом взглянул на экран электронного будильника. Он снова был погашен. Опять шалит электричество - второй день подряд, непонятно почему. Вчера думал, что пробки выбило, но нет. Звонить никуда не стал, торопился на ночную смену – лишь убедился: у соседей по лестничной клетке такая же проблема.
Работаю я в столичном метро на должности обходчика путей и искусственных сооружений - после закрытия произвожу осмотр путей и проверяю исправность контактного рельса. Работу свою очень люблю. Семь лет в одном ритме – с часу ночи до семи утра, два через два. Чувствую стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Мои смены обычно проходят спокойно - редко случаются перебои, из-за которых экстренно вызываем ремонтную бригаду на пути.
В метро устроился я вместе с лучшим другом Лёхой, сразу после окончания транспортного колледжа в двадцать лет. Так и работаем с ним в одной смене и живём в соседних подъездах.
Сегодня меня ждала вторая рабочая смена. Сунув руку под подушку, я нащупал телефон и увидел, что время перевалило уже за два часа дня. Пора было завтракать и успеть сделать пару дел до работы, но сначала я написал своей девушке Алине: «Привет, как ты? Свет в офисе есть?» Обычно она отвечает ближе к четырём – работы много, времени на телефон почти нет.
Мы стараемся проводить выходные вместе, хоть пока живём отдельно. В конце месяца у неё День рождения, там же наша пятая годовщина и мое долгожданное «Выходи за меня», которое я прокручиваю в голове еще с весны.
Встав с кровати, направился в ванну. Во рту пересохло, моргать было больно. В отражении зеркала – взъерошенный тип с синяками под глазами и выражением осенней тоски.
Приведя себя в порядок, я принялся готовить завтрак из жареных яиц и бекона. Холодильник уже опустел и нужно было пополнять запасы. Как только квартира наполнилась приятным ароматом еды, холодильник неожиданно зажужжал – электричество вернулось. Это означало, что я смогу заварить себе кофе. Параллельно я просматривал чат нашего района в поисках информации о перебоях с электричеством, но там не было ни слова.
Неторопливо потягивал кофе и пытался вспомнить, что мне снилось. Ощущение было, будто снился какой-то кошмар, но детали ускользали - каша в голове.
После завтрака я начал собираться в поликлинику – последние пару лет меня мучают головные боли. Врачи ставят мигрень, выписывают таблетки, которые не достанешь без рецепта. Я, правда, часто забываю пить их по расписанию – вспоминаю только тогда, когда пульсирующая боль бьёт по вискам, будто током. Говорят, надо менять режим сна, но с ночными сменами это звучит как шутка. Привык, просто живу с этим.
Оделся в темно-серый спортивный костюм, накинул черную куртку и вскоре уже ехал вниз в нашем стареньком лифте. Деревянные стены кабины исписаны надписями и следами старых объявлений. Лифт, проходя этаж за этажом, трясся, как стиральная машина с изношенными амортизаторами.
Неожиданно услышал тихий треск над головой, заставивший меня поднять глаза вверх. Почувствовал едва уловимый запах гари. Замер. Ждал не пойдет ли дым. Кнопки на мгновенье погасли, но тем не менее кабина уже опустила меня на первый этаж. Интересно, из-за чего всё это?
На улице стояла промозглая погода. Тяжелые, свинцово-серые тучи словно нависли прямо над головой, готовые вот-вот пролиться дождем. Лужи повсюду, и каждый шаг сопровождался чавкающим звуком. Людей было крайне мало, как и машин – все прячутся по домам от непогоды.
Прогулка к поликлинике пролетела быстро под любимую музыку в наушниках. Запах дешёвого антисептика заполнил пространство у входа. Внутри - оживлённо и суетливо. Куча старушек спорили и ругались из-за очередности приема, кто-то заметно нервничал. Мне до записи оставалось пару минут, да и дело быстрое - рецепт заменят на новый и буду свободен.
Дойдя до кабинета, увидел, что к неврологу не было пациентов, кроме меня.
— Здравствуйте, Егор Сергеевич, — поздоровался я, заходя в кабинет.
— Здравствуй, Максим, — улыбнулся врач краем губ и с интересом посмотрел.
После неловкой паузы, продолжил:
— Как ты себя чувствуешь? Есть положительная динамика?
— Не особо, — пожал плечами я. — Режим сна не меняю.
Лампа над столом щёлкнула и кратно моргнула. Врач цокнул, переписал рецепт и протянул мне.
— Понимаю, — сказал он. — Но постарайся все же спать ночами. Со светом целый день чудеса какие-то.
— Да, у нас в доме света не было с утра, — согласился я с врачом, поднимаясь со стула. — Спасибо, — добавил я, кивнув на листок в руке. — Всего доброго.
Он что-то ответил, но я уже не расслышал и покинул кабинет.
В коридоре гудело как в улье. В приемной к терапевту сидела девушка, прижимая кисти к груди и жаловалась на тупую пульсацию в пальцах. Я невольно замедлил шаг, глянул на ее побелевшие костяшки. Почувствовал легкий запах гари. Показалось, после лифта, наверное.
Выйдя на улицу, решил сразу зайти за таблетками, пока не забыл. Очередь в аптеке продвигалась долго – терминал дважды терял связь. Люди бубнили, выражая недовольство. Я никак не мог перестать думать о запахе гари, который преследует меня попятам. Лампы над головой потрескивали. Когда подошла моя очередь, фармацевт выдала лекарство, а чек выскочил не сразу.
— С сетью беда со вчера, — бросила фармацевт.
С лекарством в руках, я двинулся домой. Ощутил, что ветер усиливается. Руки начали мерзнуть, неприятно покалывая. Вспомнил, что хотел зайти в магазин – дома совсем не осталось еды.
Через пятнадцать минут уже пересёк улицу и зашёл в супермаркет напротив подъезда. Покупателей почти не было. Взял маленькую корзинку в руки. Направился в отдел с консервами. Положил пару банок тушёнки.
Напротив хлебных полок стоял сотрудник магазина, который выкладывал продукцию из неработающего холодильника.
Я взял ещё хлеб, крупу и бутылку неплохого вина - для Алины. Она приедет завтра и, я уверен, приготовит что-то вкусное и необычное. Я не любитель кулинарных дел, моя сила в простоте.
Подойдя к кассе, увидел знакомое коричневое пальто. Это была моя пожилая соседка с девятого этажа, Валентина Ивановна. С ней у нас были теплые отношения - пару раз помогал ей донести сумки или разобраться с неработающим телевизором. Она складывала покупки в пакет и не сразу заметила меня.
— Тётя Валя, здрасте! — громко поздоровался я, выкладывая продукты на кассовую ленту.
— Ой, здравствуй, Максимка, как дела у тебя? — улыбнулась она, сияя в свете ламп.
— Да, все в норме. Вам помочь донести? — спросил я, указывая на два больших пакета.
— Да, давай, а то набрала кучу, - улыбнулась соседка и одобрительно кивнула.
Быстро оплатив покупку, я подхватил пакеты Валентины Ивановны и направился с ней до квартиры.
— Тёть Валь, а у вас свет был с утра? – спросил я.
— Нет, только в третьем часу дали сегодня. Утром с Лёликом гуляла - рабочих видела, в трансформаторе ковырялись, — ответила она. — Все что-то делают, меняют, - недовольно пробурчала.
Поднялись до квартиры, Валентина Ивановна пошутила, что с таким помощником ей не страшны никакие беды. После этой фразы, я поймал в себе странное, нарастающее ощущение тревоги. Забитые доверху пакеты поставил в прихожую, попрощался и направился на пятый этаж, домой.
Лампочка на лестничной клетке начала мерцать, когда я возвращался. Остановился на секунду, сам не зная зачем. Что-то внутри предостерегало меня, но я не мог понять что. Достал ключ - щеколда издала противный звук.
Дома было тихо. Стрелка часов перевалила уже за семь вечера. Оставалось время до работы, и я решил провести остаток вечера лёжа в кровати, за просмотром всяких видео, которые помогали отвлечься от мыслей.
Наступление осени и сокращение светового дня всегда нагнетали на меня, сколько себя помню. Свет уходит слишком рано, а тишина квартиры казалась осязаемой, как плотная паутина.
Напомнил себе, что Лёха придёт к двенадцати, и уже вместе мы направимся на работу. До станции метро, находящейся под нашей ответственностью, нужно было доехать до соседнего района. В сумме - около сорока минут: пятнадцать пешком и около двадцати в дороге. Именно на нашей ветке находился самый длинный перегон в Москве.
К десяти ливень разошёлся. Дождь барабанил по крыше и тротуарам, заливая водой все вокруг. Я подошел к окну и приоткрыл шторы - фонари мигали вразнобой. Один вспыхнул, погас… и снова загорелся. Тогда я ещё не знал, во что это мерцание превратит наш город к утру…

https://www.litres.ru/72703669/ продолжение можно читать тут

• За полгода до смерти Александр Сергеевич приобрел себе место на кладбище после того, как похоронил матушку. Написал последнее стихотворение «Памятник» и неоднократно после этого был инициатором дуэлей — будто искал смерти.

• Дантес, его соперник, долгое время жил с бароном Геккерном, что порождало множество слухов, ведь барон был в два раза старше.

• Поговаривают, что они специально отправили анонимное письмо Пушкину о неверности Натальи Гончаровой, чтобы отвести подозрения от себя, а потом, чтобы избежать дуэли с поэтом сватались к сестре Гончаровой - Екатерине.

• Тем не менее после смерти Пушкина, Екатерина уехала с Дантесом во Францию, где родила ему 4х детей, но жили они раздельно) барон с Дантесом, Екатерина с детьми.

• Причем барон Геккерн стал опекуном Дантеса, что, на самом деле, было очень распространенным приемом 😅

Как много вопросов, как мало ответов.

Помимо того, что Александр Сергеевич первым начал зарабатывать на литературе, заговорил об авторском праве и открыл России профессию поэта, он, безусловно, был талантливейшим и ярчайшим поэтом не только своего века, но и остается им до сих пор.

А какие факты знаете вы? Расскажите!

Кстати, в моём тг-канале я делюсь разными подборками книг, рекомендациями по чтению и интересными местами! Недавно рассказывала про музей-квартиру М. Горького

Все радости☘️ — призрачны, и горевать о том, что они упущены — мелочно, даже смешно.

Артур Шопенгауэр