АНОМАЛИЯ: Дорога в НИИ 95
Продолжение истории о разрывах реальности.
Дочь ученого отправляется в долгую дорогу — к месту, где всё началось, чтобы найти своего отца.
Но всё ли так однозначно?
✅ Мы продолжаем экспериментировать с форматом нашего микросериала
Наш тг канала misterxcv_art
Сценарист: ZingerNax (Я).
Художники: Kardalak и Joe Duncan.
Ксеноморфы не остановятся.
В этом году канал FX представил первый игровой сериал из вселенной «Чужого», созданный Ноем Хоули. «Чужой: Земля» идеально воссоздал тревожную атмосферу, характерную для всей франшизы, и заслужил массу положительных отзывов. Неудивительно, что руководство FX вновь столкнет людей с ксеноморфами: сериал получил продление на второй сезон.
«Более десяти лет мы работали с Ноем над одними из лучших и крупнейших проектов канала FX, и для нас это огромная честь. Мы невероятно рады продолжить наше сотрудничество, — заявил глава FX Джон Ландграф. — Ной постоянно удивляет нас по-настоящему оригинальными историями. У него как у режиссера, продюсера и сценариста, есть уникальная способность превращать эти идеи в яркую картинку, что делает его исключительным. Мы с нетерпением ждем начала работы над следующим сезоном "Чужого", а также над другими не менее захватывающими проектами».
Сообщается, что съемки второго сезона будут проходить в Лондоне, а начнутся они в следующем году.
По-моему, там не одна книга, а целый цикл про космических странникам, общество которых построено на высоких моральных устоях и справедливости. Прилетая на планету идёт вещание, которое слышат все жители: если вы честны и хотите добра, присоединяйтесь к нам, достаточно сказать ритуальную фразу.
В книге рассказывается о приключениях этого космического клана.
Трибуны «Кольца Прогресса», высеченного в скалистом плато на окраине Марсодольска, гудели, словно гигантский улей, потревоженный невидимой силой. Завтра настало. Утро гонки пробилось сквозь розоватую дымку купола, окрашивая в багрянец тысячи зрителей в цветных комбинезонах, что создавали под марсианским небом живое, подвижное полотно. Воздух был густым коктейлем из запахов жирных чебуреков, выхлопных газов и всепроникающей красной пыли. Мощные прожекторы выхватывали из утренних сумерек прямую, упиравшуюся в строгую шеренгу из четырех машин — четырех судеб, готовых столкнуться в споре за победу.
На стартовой решетке царило напряженное ожидание, густое, почти осязаемое. Голос диктора, усиленный мощными динамиками, раскатисто разносился эхом по округе, заглушая нарастающий гул толпы:
— Марсодольск! Приготовьтесь к схватке! На старте — четверка смельчаков, готовых бросить вызов силе гравитации, трению и самому здравому смыслу!
— Под номером один! — прорычал диктор, и темно-зеленый, пузатый шутинг-брейк ЗИЛ-111 моргнул фарами. За стеклом, в кокпите, неподвижно, как изваяние, сидел Гл'арр. Его кожа отливала цветом морской волны, а единственный желтый глаз холодно и безразлично смотрел вперед, будто происходящее вокруг не имело к нему никакого отношения. Все щупалец замерли, крепко обняв руль.— Абсолютный чемпион «Кольца Прогресса» — гость с солнечной Альфы Центавра, неоспоримыйГл'арр и его ЗИЛ! Говорят, у них с машиной одно сердце на двоих!
— Рядом — дерзость и мощь!— На второй позиции стоял грубый, обвешанный антикрыльями УАЗ-452. За рулем и в кресле пассажира сидели двое коренастых парней в потертых комбинезонах — братья-сталкеры. Они уже стучали кулаками по дверям, что-то крича друг другу и бросая вызывающие взгляды на соседей. —Братья Волковы! Их девиз: «Догоним и раздавим!»
— Третья претендентка на подиум — стиль и технологии!—Сверкая хромом и глянцевым лаком, едва слышно гудел турбиной белоснежный спидстер «Москвич-412». За рулем — инженер «СовТрансМарса» Рита. Она не смотрела на соперников, а проверяла свой безупречный макияж в зеркальце, снисходительно улыбаясь. Ее машина была воплощением прогресса и технологий, но без души, без той самой истории, что дышала из каждой заклепки оранжевой «Волги».— Комсомолка, спортсменка и просто красавица — Рита Зверева! Уверена, что чистота линий и точный расчет решают все!
— И, наконец, наша четвертая участница! — голос диктора дрогнул, в нем послышались явные нотки скепсиса и откровенной насмешки. На последней позиции, с низким, хриплым ревом урча двигателем, стоял оранжево-желтый ГАЗ-24. Яркий, почти кричащий, как всполох пламени в бездонной тьме космоса. На дверях — номер «24», на корме — размашистая надпись «РАКЕТА СВЕТА». За рулем, нервно проводя ладонью по старому, потрескавшемуся дерматиновому ободу, сидела Света. Ее лицо было бледным, с синяками под глазами от постоянного недосыпа, но во взгляде, устремленном вперед, горела решимость, выкованная за недели труда, слез и ярости.— Светлана Лаптева на... э-э-э... воскресшей «Волге»своего отца – легендарного Виктора Лаптева! Ну что же, посмотрим, чей подход окажется сильнее: грубая сила, высокие технологии, инопланетные хитрости или... ну, скажем так, девичье упрямство?
Оскорбительная реплика повисла в воздухе, тоня в смешках и недоуменных возгласах с трибун. Девушка сжала руль так, что костяшки побелели, но взгляд от дороги не оторвала. Она мысленно поблагодарила диктора — его насмешка стала последней каплей, выжегшей из нее остатки сонливости. Она была готова. Аппарат закиси азота был надежно спаян, двигатель настроен. Оставалось только утопить педаль и нажать красную кнопку.
Пять огней на стартовой рампе зажглись один за другим, кроваво-красные, как марсианская пустыня за пределами купола. Гул трибун стих, подавленный нарастающим воем моторов, который заставлял содрогаться металлические конструкции ограждений. Воздух задрожал, густой от выхлопов и предвкушения.
«Буханка» братьев Волковых ревела, как раненый песчаный червь, извергая клубы едкого черного дыма. Белоснежный спидстер Риты издавал ровный, технологичный гул турбины, размеренный, уверенный. Двигатель «Волги» Светы хрипло рычал, выкручивая обороты до предела, и этот звук был знакомым и родным — голос ее детства, голос отца.
И только темно-зеленый ЗИЛ Гл'арра стоял в этой какофонии звуков немым укором, зловеще бесшумный, как призрак из другого измерения.
ЗЕЛЕНЫЙ!
Визг резины, вырывающей гравий из грунта, оглушительный рев — «Буханка» рванула с места, пытаясь грубой силой занять внутреннюю траекторию. «Москвич» Риты плавно, с хирургической точностью, ускорился, держась в чистой струе воздуха, будто демонстрируя превосходство технологии над грубой силой.
Но все они были просто статистами на фоне главного действа.
ЗИЛ Гл'арра сорвался с места с немыслимым, противоестественным ускорением. Не было рева, не было визга шин — лишь тихий, леденящий душу шелест потревоженного воздуха и смутный силуэт, поплывший вперед. Его массивный корпус превратился в размытую темно-зеленую полосу, которая за долю секунды пронзила стартовую прямую и ушла вперед, мгновенно оторвавшись от преследователей.
— Не может быть! — вырвалось у Светы, но у нее не было ни мгновения на шок или отчаяние.
«Буханка», видя, что лидер уже недосягаем, сразу переключилась на привычное «воспитание» отстающих. Братья начали грубо, по-пролетарски, прижимать сверкающий «Москвич» Риты к обочине. Та, брезгливо морщась, отдавала газ, теряя драгоценные метры и позицию.
Света помнила этот незамысловатый маневр еще по рассказам отца. Помня их тактику, она не стала вступать в бессмысленную борьбу. Вместо этого, в последний момент, когда УАЗ уже начал смещаться в ее сторону, она резко сбросила газ и ударила по тормозам, позволив грубоватому внедорожнику пронестись мимо.
«Буханка» с ревом пролетела вперед, а оранжево-желтая «Волга» откатилась на последнюю, четвертую позицию. Кроваво-красная пыль марсианскойгрунтовки осела на лобовом стекле, но девушка не паниковала. Она спокойно включила дворники и прибавила газу. Впереди, уже уходя в дистанцию, таял в сумерках темно-зеленый призрак. Пусть он наслаждается своим преимуществом. Гонка только начинается.
Трасса уходила вверх, к знаменитому виражу «Подкова Лаптева» — крутому слепому повороту на краю каньона, названному в память об отце Светы. Гл'арр в своем бесшумном ЗИЛе уже скрылся за его гребнем. Рита, отыграв позицию, на полной скорости шла за ним, пытаясь сократить отставание.
А братья Волковы на своей «Буханке», оставшись третьими, пришли в ярость. Упираясь в спинки кресел, они видели впереди два автомобиля — ЗИЛ инопланетянина казался им символом нечестной игры, а «Москвич» — символом барской спеси.
— Хватит это терпеть! — проревел старший брат, ударив по рулю. — Проучим их!
«Буханка» рыкнула и рванула вперед. Расчет был прост и груб: на узком вираже протаранить сзади «Москвич» Риты, вышвырнуть его с трассы и прорваться к Гл'арру.
Инженер, сконцентрировавшись на идеальной траектории, увидела их в зеркале слишком поздно. Глухой удар потряс ее машину. Звук сминаемого металла и лопнувшего стекла оглушил на мгновение. Ее белоснежный спидстер, потеряв управление, закрутился на месте, срывая с трассы клубы красной пыли, и грузно съехал на обочину, врезавшись в защитный бруствер.
Но инерция «Буханки» была слишком велика. Совершив таран, УАЗ понесло вперед. Водитель резко дернул руль, пытаясь выровнять машину. Перегруженный и неустойчивый внедорожник качнулся, поднял два колеса в воздух и с грохотом опрокинулся на бок, заскользив по дороге, высекая камнями искры.
На вираже «Подкова Лаптева» воцарилась внезапная тишина, нарушаемая лишь шипением перегретого двигателя «Буханки» и отборным матом двух братьев, вылезающих через люк. Два претендента были уничтожены.
Теперь на трассе остались только двое: холодный, безразличный инопланетянин впереди и огненно-оранжевая «Волга» Светы, выныривающая из-за поворота.
И тут ее охватил страх.
Перед ее глазами внезапно встал тот самый день — как раз на этом вираже. Отец. Его голос в наушниках, такой спокойный, слишком спокойный:
— Все, Ракета, на прямой Гл'арр меня берет. Попробую отыграть на подкове…
А потом — тишина. Вечная тишина.
Ноги сами ослабли, правая стопа непроизвольно сбросила газ. «Волга» замедлила ход, будто попав в плотный кисель. Сердце бешено колотилось в груди, сжимаясь от давно знакомой, детской боли. Она не могла. Она просто не могла проехать здесь на скорости.
Но тут взгляд Лаптевой упал на приборную панель, на маленькую, потертую фотографию, вставленную в щель уплотнителя под стеклом. На ней она, восьмилетняя, сидит на плече у отца, и оба они смеются до слез. И под ней — его корявая надпись химическим карандашом: «Не бойся скорости, Ракета! Движение — жизнь!»
Света глубоко вздохнула, вбирая в легкие воздух, пахнущий гарью, пылью и... свободой. Ее пальцы с новой силой сжали руль.
— Как скажешь, папа, — прошептала она, проглотив слезы. — Я не боюсь...
И девушка снова вжала газ в пол, уже не сбавляя скорости, влетая в поворот, который когда-то забрал у нее все.
ГАЗ-24 вышел из «Подковы», и перед машиной открылась пустая трасса, уходящая в красно-оранжевую даль. Пустая, если не считать едва заметную впереди темно-зеленую точку. Гл'арр.
Она утопилагашетку до упора. Двигатель «Волги» взревел, отзываясь на ее ярость и отчаяние. Оранжевый снаряд понесся вперед, но расстояние почти не сокращалось. ЗИЛ Гл'арра был похож на призрака — он плыл над трассой плавно, почти насмешливо, не оставляя за собой ни выхлопа, ни намека на борьбу.
На прямых он отрывался с немыслимой легкостью, будто машина инопланетянина не подчинялась законам физики. Света выкручивала руль на серии виражей, ее «Волга» кренилась, шины визжали, цепляясь за дорогу. А ЗИЛ впереди входил в повороты по идеальной траектории, как по рельсам, словно направляемый невидимой рукой.
Казалось, он просто играл с ней. Дразнил соперницу, позволяя немного приблизиться, а затем снова уходя в отрыв без малейших усилий. Чистой мощью, понимала Света, его не взять. Пальцы побелели на руле. Тактика... Нужна тактика.
И тогда она увидела ее — самую длинную прямую перед финишем, мерцающую вдали под прожекторами.
Это был последний шанс. Единственный.
Темно-зеленый ЗИЛ Гл'арра уже выруливал на прямую, превращаясь в далекий силуэт. Дистанция между ним и «Волгой» казалась физически непреодолимой. Приглушенный голос диктора, полный предвкушения, прорвался сквозь рев мотора и свист ветра:
— Кажется, все кончено! Гл'арр и его ЗИЛ в очередной раз доказывают свое превосходство! Он и взаправду – неоспоримый чемпион «Кольца Прогресса»!
На трибунах уже начинали смиряться с привычным исходом, и этот ропот покорности был хуже насмешек. Света видела вдали финишную черту, белую разметку, стремительно убегающую под колеса ЗИЛа. В ушах стоял оглушительный гул — симфония из свиста ветра, воя двигателя и собственного отчаянного, учащенного сердцебиения, выстукивающего обратный отсчет до поражения.
Девушка глубоко вздохнула, и в ее памяти, чисто и ясно, поверх всего этого шума, прозвучал спокойный голос отца:
— Настоящая скорость — не в моторе, а в сердце.
— Прости, папа... — прошептала она, палец нащупал предохранительный колпачок, а потом лег на ту самую красную кнопку, ту самую надежду, что она собирала по крупицам. — ...или нет... СМОТРИ ПАПА!
Сначала был не рев, а оглушительный, рвущий барабанные перепонкивзрыв, будто сам автомобиль разорвало от более не сдерживаемой ярости. Из выхлопной трубы вырвался сноп ослепительного синего пламени. Оранжево-желтая«Волга» будто растворилась в воздухе, а на ее месте возник размытый, дрожащий в мареве снаряд. Невидимый великан со всей дури пнул машину вперед.
Свету с такой силой вдавило в кресло, что у нее потемнело в глазах, а в ушах зазвенело. Весь мир сплющился в узкий, светящийся туннель, на другом конце которого был темно-зеленый шутинг-брейк. «Ракета Светы» понеслась, переписывая законы физики.
Это было уже не ускорение, а взлет с Байконура. Оранжево-желтый снаряд настиг ЗИЛ инопланетянина с невозможной скоростью, сократив дистанцию с пугающей быстротой.
Гл'арр, неподвижный как изваяние всю гонку, резко, почти по-человечески, повернул голову. Его единственный желтый глаз, всегда холодный и отстраненный, внезапно расширился, замерцал, и в его глубине вспыхнуло неподдельное потрясение. Впервые за много лет в этом инопланетном взгляде читалось нечто узнаваемо человеческое — удивление.
Они понеслись бок о бок, колесо к колесу, вырывая друг у друга сантиметры гравийной полосы. Хриплый рев «Волги» теперь заглушал все на свете. Света, вцепившись в руль так, что пальцы задеревенели, сжав зубы до хруста, смотрела только вперед — на финишную черту, что была в ста метрах. Пятьдесят. Двадцать.
В последний миг, выжимая из машины, из себя, из памяти отца все, на что они были способны, девушка почувствовала, как ееГАЗ-24 совершает последнее, отчаянное усилие и вырывается вперед. Всего на полбампера. Но этого хватило.
Оранжевый нос машины первым пересек белую линию, разрезав ее словно ножом.
И тут же закись азота кончилась. Рев, полный безумия, сменился на оглушительное шипение падающего давления, и машину будто отпустила та самая невидимая сила. «Волга», как выдохнув, сбавила ход, и внезапно наступившая тишина оказалась оглушительной.
Эта тишина повисла в воздухе густым, почти осязаемым полотном. Победитель заглушила двигатель, и ее пальцы, перепачканные въевшимся маслом, в ссадинах, мелко дрожали. Сквозь отступающий, как прилив, стук крови в висках девушка начала различать другой гул — нарастающий, низкий, как начало марсианской бури. Это ревели трибуны. Не просто кричали — выдыхали ее имя:
— Ра-ке-та! Ра-ке-та!
Она не видела лиц, только сливавшееся в одно сияющее, нестройное море восторга и удивления. Она не видела, как ЗИЛ Гл'арра, плавно проехав финиш, беззвучно, как корабль-призрак, свернул в темный технический коридор и растворился во мгле, унося с собой тайну поражения. Она не видела ни Риту, с искаженным бессильной ярости лицом, ни братьев-сталкеров, беспомощно слоняющихся у своей перевернутой «Буханки».
Света просто опустила голову на прохладный, потертый руль, и слезы хлынули из глаз безудержным потоком. Не от горя. Не от усталости, въевшейся в кости. А от странной, всезаполняющей, почти космической пустоты, в которой не осталось ни злобы, ни боли, ни жажды мести — только тихий, безудержный восторг и чувство абсолютной, окончательной, выстраданной свободы.
Она сделала это.
И тогда, в боковом зеркале заднего вида, запорошенном марсианской пылью и слезами, она увидела, как по обочине трассы к ее машине размеренным, твердым шагом приближается высокая, хромированная фигура. Сергей-212.
Подойдя к открытому окну, робот-милиционер замер, выпрямился во весь свой механический рост и, не говоря ни слова, четко, с отточенной военной выучкой, поднес руку к виску, звякнув металлическими пальцами по металлической голове. Это был не просто жест. Это был салют. Уважение от одного профессионала — другому.
Света медленно подняла голову, вытерла лицо засаленным рукавом, смазав слезы и грязь в полосатые разводы. Она посмотрела на беснующуюся толпу, на розоватое небо купола, на свою огненную «Волгу», и окончательно поняла. Поняла, что Света Лаптева, обиженная девчонка из гаража, вечно пахнущая соляркой, осталась где-то далеко позади, на этой самой трассе, унесенная ветром скорости.
Теперь она была «Ракетой». И она больше не стояла на месте. Она летела.
«Повесть о дружбе и недружбе» – это сказка-притча, написанная в 1980 году и ориентированная на подростковую аудиторию, что необычно для авторов, обычно пишущих более серьезную фантастику.
Главный герой – четырнадцатилетний мальчик Андрей Т., который в канун Нового Года заболевает ангиной и вынужден оставаться дома, в то время как семья уезжает в гости. Чтобы скрасить одиночество и подготовиться к празднику, Андрей связывается со своим другом Генкой Абрикосом и зовёт к себе, но тот все никак не приходит. Оказывается, что Генку похищают, и только Андрей может ему помочь.
Повесть развивается как своеобразное испытание главного героя на смелость, выносливость, логику и, самое важное, на верность другу. История построена на контрасте дружбы и недружбы, где Андрей проходит через несколько этапов, преодолевая искушения и проявляя настоящие человеческие качества. Испытания для главного героя поданы через сказочные элементы, создающие эффект погружения в подсознание, где реальность и фантазия тесно переплетены.
Несмотря на то, что повесть воспринимается как лёгкая сказка, в нее заложены глубокие мысли о том, что значит быть настоящим другом и как важно сохранять верность в самых сложных обстоятельствах. Сквозь повествование проходит мотив взросления главного героя, осознания им истиной цены дружбы и ответственности.
Стилистически и тематически повесть отличается от основных работ Стругацких, будучи более лёгкой, сказочной и направленной на подростков, но при этом остаётся глубокой и многослойной. Она сочетает элементы фантазии и реализма, также подчёркивая эмоциональное напряжение, которое развивается по мере прохождения испытаний, ведь времени на спасение все меньше.
Итог: «Повесть о дружбе и недружбе» – отличная история для подростков, которая учит стойкости, верности и настоящему смыслу дружбы.
Я закончил печатать. Пальцы, двигавшиеся с мучительной медлительностью на протяжении веков, наконец замерли. Экран телефона, единственный источник света в моей беззвучной вселенной, казался звездой, рождающейся и умирающей в цикле длиной в жизнь. Я нажал «Опубликовать». Целая эпоха ушла на то, чтобы большой палец преодолел миллиметры до нужной точки на экране. Еще одна вечность, пока сигнал отправился в сеть.
Теперь оставалось только ждать. Ждать спасителя или ждать поезда. Что придет раньше? Для меня оба события находились в невообразимо далеком будущем.
Я лежал, свернувшись калачиком на холодном плиточном полу станции. Боль в плече превратилась из острого крика в постоянный, гудящий фон моего существования, подобный реликтовому излучению после Большого Взрыва моей травмы. Вокруг меня застыли ноги людей. Величественные колонны из джинсовой ткани, нейлона и кожи. За целую жизнь я изучил каждую нитку на ботинке мужчины, стоявшего ближе всего ко мне. Я видел, как на ней медленно, подобно леднику, оседает пылинка.
Прошла еще одна вечность. Или, может быть, пять минут реального времени.
И тут одна из колонн сдвинулась. Женские ноги в практичных кроссовках отделились от неподвижной толпы и направились ко мне. Движение было настолько медленным, что я мог бы сосчитать атомы в резиновой подошве, если бы мог их видеть. Она приближалась. Мое сердце, если бы я мог его чувствовать, наверное, забилось бы в тысячелетнем ритме.
Она остановилась прямо передо мной. Я поднял взгляд — путешествие, занявшее десятилетия. Я увидел ее лицо. Оно было искажено сочувствием и ужасом. Она что-то говорила, ее губы двигались с грацией континентальных плит. Звука не было. Лишь вибрация в воздухе, слишком низкая, чтобы мой мозг мог ее расшифровать. В ее руке был телефон. На экране — мой пост.
Она меня нашла. Она прочитала. Она поверила.
Надежда — странная, давно забытая эмоция — пронзила меня. Она была острее боли в плече. Спасение было так близко. Я попытался кивнуть, моргнуть, издать хоть какой-то знак, но мое тело было неповоротливым каменным идолом, в котором был заперт мой разум. Она не могла знать, вижу ли я ее, понимаю ли.
Она опустилась на колени рядом со мной. Весь мир сузился до ее лица. В ее глазах я видел отражение своей собственной агонии. Она снова что-то сказала, затем посмотрела в сторону туннеля. Я тоже перевел взгляд. Это заняло у меня остаток столетия.
Вдалеке, в непроглядной тьме туннеля, зародилась звезда. Два огонька. Поезд.
Мое время на исходе. Если она не поторопится, мне придется положиться на план А. Я попытался поползти к краю платформы. Каждое движение было титаническим усилием, растянутым на годы. Я видел, как мышцы на моей руке сокращаются с невыносимой медлительностью.
Женщина поняла. Паника на ее лице сменилась решимостью. Она порылась в своей сумочке. Мой внутренний мир замер. Вот оно. Мгновение, которого я ждал тысячи лет. Она достанет оружие. Она исполнит мою просьбу. Она станет моим ангелом-избавителем.
Но она достала не пистолет. Она достала шприц в пластиковой упаковке. И ампулу. Я видел надпись, выведенную на ней: «Налоксон».
Нет.
НЕТ.
Я осознал ее ошибку с ужасом, который мог бы обратить галактики в пыль. Она подумала, что у меня передозировка. Она увидела человека, лежащего на полу, неподвижного, с замедленным дыханием, и сделала самый логичный вывод. Она — добрая душа. Она пыталась спасти мне жизнь. Жизнь, которая для меня была бесконечной пыткой.
Я видел, как ее пальцы, словно горные хребты, сжимают ампулу. Как игла прокалывает резиновую пробку. Как поршень медленно, год за годом, втягивает прозрачную жидкость. Свет от фар приближающегося поезда заливал станцию, превращая все в замедленное, апокалиптическое слайд-шоу.
Она наклонилась надо мной, закатала мой рукав. Я чувствовал холод ее пальцев на своей коже — ощущение, которое длилось целую ледниковую эпоху. Я пытался кричать, но мой рот был нем. Я пытался отпрянуть, но мое тело было парализовано временем.
Игла вошла в мою вену. Это не было уколом. Это было медленным, методичным вторжением, будто буровая установка веками сверлила мой камень-плоть. Я чувствовал, как холодная жидкость начинает свой путь по моим сосудам.
Поезд был уже у платформы. Его рев превратился в тектонический гул, сотрясающий основы моего бытия. Его свет был светом творения. Это был мой последний шанс.
Но Налоксон, или какой-то другой компонент этой адской смеси, подействовал быстрее. Он не отменил эффект ноотропа. Он вступил с ним в новую, невообразимую реакцию.
Замедление не прекратилось. Оно начало ускоряться в обратную сторону.
Если раньше секунда длилась дни, то теперь она стала сжиматься. Дни превратились в часы, часы в минуты. Скорость моего восприятия росла по экспоненте, унося меня за пределы всего человеческого.
Гул поезда превратился в пронзительный визг. Мир вокруг меня из застывшей картины превратился в размытое пятно. Лицо женщины над моей головой вытянулось и исчезло. Люди на платформе стали цветными полосами.
Поезд пронесся мимо. Он был не черепахой, не гепардом. Он был вспышкой света. Мимолетным фотоном, пролетевшим за мгновение, которого я даже не успел осознать. Я упустил свой шанс.
А мое сознание продолжало ускоряться.
Я больше не был заперт в медленном мире. Я был выброшен из времени вообще. Тысяча лет теперь проносилась за секунду. Я видел, как солнце встает и садится с частотой стробоскопа. Видел, как сменяются времена года в одном вздохе. Как люди на станции стареют и рассыпаются в прах. Как рушится здание станции, а на ее месте вырастает лес. Я видел, как движутся звезды, как галактики кружатся в космическом танце. Я видел рождение и смерть вселенных в мгновение ока.
Боль в плече исчезла, как и мое тело. Остался лишь чистый, бесплотный разум, несущийся сквозь эоны. Я стал свидетелем всей истории и всего будущего. Я понял все тайны мироздания. И я был абсолютно, бесконечно одинок.
Моя последняя осознанная мысль, прежде чем мое сознание окончательно растворилось в ткани самого времени, была простой и ужасной:
Выстрел в голову был бы величайшей милостью.
Адмирал дописывал записку, даже не пытаясь вытереть катящиеся из глаз слёзы. Некоторые из них капали на бумагу, оставляя расплывчатые пятна. Перо царапало, чернила брызгали. Стоящий за спиной Адмирала экзет Солар, сложив руки за спиной, терпеливо ждал, когда он закончит писать. Забрало шлема было поднято, но лицо экзета не выражало совершенно ничего.
— Готово, — резюмировал Адмирал, просушив чернила. Один из солдат конвоя аккуратно сложил письмо.
Солар раздражённо кивнул:
— И ста лет не прошло… Встать!
Адмирал поднялся на ноги. Конвойный надел на него наручники; второй грубо толкнул его в спину дулом излучателя, поставленного на предохранитель. Экзет Солар первым вышел из камеры. За ним конвойные повели Адмирала, держа его под прицелом излучателей. Даже сейчас, когда старый командир был избит до полусмерти и скован, его боялись и ненавидели.
Солар вёл конвой по коридорам корабля. Миновали капитанский мостик, каюты экипажа, кубрик, трюм, отсек планетарных кораблей, механический отсек… Перед очередной дверью экзет остановился. Набрал известный только ему код. Дверь бесшумно открылась. Адмирала грубо протолкнули в неё. Увидев уходящее далеко вниз сопло двигателя вертикального взлёта, Адмирал грустно улыбнулся и иронично сказал:
— Солар, передай Красту, что он подонок и слова своего держать не умеет.
— Передам, — многозначительно ответил Солар. — Ты ведь…
— Понимал, что меня не оставят в живых? Понимал. Безмолвный не терпит беспорядков, а та чёртова колония была форменным олицетворением нарушения его порядка, — желчно произнёс Адмирал. — Колонии уже много лет как не существует, но Безмолвный всё никак не может успокоиться. Донесли бы вы с Крастом до него, что прошлое надо отпускать…
— Не ёрничай! — велел Солар. — Ты прекрасно знаешь, почему Краст вынужден так поступить. Безмолвный тут не причём.
— О да, — многозначительно ответил Адмирал, улыбаясь одними глазами. — Скажи мне, Солар, зачем же тогда было потрошить свои же колонии?
Раздражённо скривившись, экзет поднял руку. Солдаты вскинули излучатели.
— Последние слова будут? — хмуро спросил Солар.
— Будут. Адмирал флота Селезнёва не должна знать правду о моей судьбе… и о том, кто же я такой на самом деле.
— Не узнает, — буркнул Солар, давая отмашку.
Выстрелы двух излучателей поразили Адмирала в спину. Солар едва успел подхватить падающее тело, не дав ему упасть в сопло. Передав Адмирала на руки конвойным, экзет распорядился:
— Сжечь. Прах собрать в урну и предать земле на ближайшей высадке.
— Может быть, расскажешь, как докатился до жизни такой? — хмуро повторила Алиса, складывая руки на груди.
Лёха с натугой помотал головой:
— Алис… Я это… ну, того…
— Десять лет прошло, а твой лексикон так и не пополнился, — хмыкнула Алиса, кладя ногу на ногу. — Ну? Я жду ответа на поставленный мной вопрос.
Лёха, потерев виски, сказал:
— Алис, я… В общем… — поперхнувшись слюной, он наконец выдавил: — Я не хотел, чтобы так повернулось.
— Ещё б ты хотел! — Алиса раздражённо фыркнула. — Ну?!
Справившись и с волнением, и с головной болью, Лёха начал говорить, делая между словами большие паузы:
— Меня сюда Селге отправил. Я уже к загсу подлетал, тут сообщение пришло. Требовал, чтобы я немедленно к нему приехал — какое-то срочное дело. Ну, я подумал, что выбора всё едино нет… Встретились в земном филиале ГСБ. Селге сказал, что на окраине галактики происходит какая-то чертовщина, и мне нужно отправиться туда. Мол, я единственный капитан в системе, который сейчас не на задании. Я пытался отбиться, говорил, что у меня свадьба… Если б это его ещё волновало… Когда я попытался отказаться, начались угрозы… Селге меня не выпускал, пока я не подмахнул согласие отправиться туда… разрешил только написать тебе записку…
— И что было дальше? — спросила Алиса после минутной паузы.
— Меня отправили туда. Отряда со мной не было. Селге сказал, что я с отрядом точно каких-нибудь дров наломаю, и одного отправлять как-то спокойнее. Когда прилетел, оказалось, что там высадились первые корабли флота крудов. Тогда я ещё не знал, что это за хмыри… Высадился на одну из их колоний, которую они разбили. Пошёл к их командованию. Так, мол, и так, капитан Галактической Службы Безопасности, кто вы и что вам нужно. Договорить не успел, как меня скрутили. Корабль куда-то угнали, меня самого к их главному доставили… маршалу. Часа четыре допрашивали. Ну, блин, я-то ничего сказать не мог, кроме того, что меня сюда послали… Поняли, что толку не будет. Предложили с ними работать — служить им, начиная со звания рядового. Обещали быстрое повышение. Ну, я отказался — ещё не хватало… — Лёха сплюнул. — Уговаривали, потом угрожать начали… В конце концов отправили меня на работы. Попытался оттуда дёрнуть…
Лёха снова замолчал.
— Ну? — поторопила его Алиса.
— Да ничего хорошего потом не было… Раз меня поймали — предупредили, два поймали — предупредили… на третий послали в штрафбат. Я и оттуда попытался бежать… В общем, кончилось тем, что меня сослали на тюремный мир строгого режима.
— Ты и оттуда попытался сбежать? — язвительно спросила Алиса.
— Восемнадцать раз, — признался Лёха.
Повисла долгая и тяжёлая тишина.
— И как тебе это удалось? — спросила Алиса уже гораздо мягче.
— Лейтенант подсобил. Лейтенант Шарп, который за нами присматривал… У него были какие-то неприятности по службе из-за трений с маршалом. Ну и… он меня как-то вызвал к себе. Я когда пришёл, Шарп сказал, что у него наготове корабль и что он вывезет меня отсюда. Зачем — я так и не понял. Нас засекли, подбили… Шарп каким-то образом ухитрился посадить корабль. Кстати…
— Погиб. Твоё счастье, что рядом оказалась я, а не штурмовой отряд, — Алиса болезненно хмыкнула.
Ситуация и вправду была двусмысленной. С какой стати лейтенанту, главе тюремного мира, помогать заключённому? Тем более — жертвовать ради него жизнью?.. Разве что он знал, что это за заключённый и… Такое тоже возможно. Алиса уже знала о крудах достаточно, чтобы понимать — в их командной структуре царят интриги. Возможно, это тоже интрига кого-то из командования… Весь вопрос в том, кто и зачем это делает… Сейчас девушке бы не помешал мудрый совет.
— Ладно, — сказала наконец Алиса. — Постараюсь выбить для тебя броню и оружие, станешь моим вторым телохранителем. Посмотрим, чем кончится это дело…
— Алис, я… — воспротивился Лёха.
— Ты будешь делать то, что я скажу. Помни — мы на вражеской территории. Дай хоть малейший повод — и нас казнят на месте. Поэтому пока будем выжидать. Тем более, что стараниями этих подонков мы оба, скорее всего, вне закона.
Лёха медленно кивнул.
— Маршал дал мне звание лейтенанта штурмовой группы. В круг задач входит не только захват планет, но и мирное присоединение. Высадка, блокирование космопортов, а после — предложение сдаться миром. Как правило, обычно сдаются. Если нет… если нет, тогда мы берёмся за дело всерьёз.
— Уже «мы»? — с болезненной горечью спросил Лёха. — Давно ты предала…
— У меня не было выбора! — Алиса грохнула по краю койки кулаками.
— Был. Проявить маломальскую гордость.
Алиса подавила желание сплюнуть.
— Моя смерть ничего бы не дала. А так… так есть хотя бы возможность…
Алиса осеклась. Если она хотела сдержать вторжение крудов, у неё было предостаточно возможностей улететь. Штурмовые группы после вылета на задание никто не контролировал. Солдаты беззаветно подчинялись ей — так они были обучены, выполнять любой приказ своего командира. Тем более, рядом был верный Лакт. Стало быть… Да нет, не может быть такого…
— Ладно, — Алиса до скрежета сжала кулаки. — Посмотрим, что из этого выйдет… Выбора у тебя всё едино нет. Если хочешь жить — делай, что говорю. Дальше видно будет.
Лёха горько усмехнулся.
— Я серьёзно, — хмуро продолжила Алиса. — Придётся пока что подчиняться… Есть у меня одна мысль, что можно будет сделать, но для этого нужно время.
Нажав кнопку вызова, Алиса распорядилась:
— Сержант Лакт, поднимитесь ко мне.
Сержант вошёл в каюту. Внешне он ничем не выдавал своих чувств, но Алиса, с её опытом, почувствовала, что Лакт чем-то сильно взволнован.
— Захват планеты идёт штатно, лейтенант. В ближайший стандартный час можно ожидать возвращения отряда.
— Что-то случилось? — спросила Алиса, жестом предложив сержанту сесть.
— Долгая история, лейтенант. Скажем так, я навёл справки о том рухнувшем корабле.
— И? — Алиса приподняла бровь.
— Корабль действительно был с тюремного мира. Более того — он числился в угоне. Учитывая, что за штурвалом был комендант тюремного мира…
— Эта загадка уже разрешена. Во всяком случае, частично, — оборвала сержанта Алиса.
— В самом деле? — Лакт облегчённо перевёл дыхание. — Прошу прощения, лейтенант. Признаться, я немного запаниковал, когда увидел…
Помолчав, Лакт сказал:
— Маршал узнал об этом происшествии. Экзет Солар начал копать… Может на Вас выйти, лейтенант. И что будет тогда — предсказать несложно.
— Копать начал, значит… — Алиса многозначительно посмотрела на Лакта. — Значит, будем играть на опережение.
— Что Вы имеете в виду? — растерянно спросил сержант.
— Узнаете, — уклончиво ответила Алиса. — Узнаете… Пока что, Лакт, соберите информацию об этом деле. Всю, какую сможете найти.
Сержант отрывисто кивнул, развернулся на носках и вышел из каюты.
— Что тут происходит? — непонимающе спросил Лёха.
— Сама не знаю, — ответила Алиса, подняв забрало шлема. — Похоже, что твой побег, мягко говоря, не остался незамеченным. Если маршал узнает, что ты тут, тебя просто-напросто выбросят в космос. Или ещё чего похуже… Поэтому действовать надо крайне осторожно… Я попытаюсь переиграть экзета. Мы скоро вернёмся на корабль, и тебе лучше не подставляться.
— Алис, — возразил Лёха, — я не стану помогать этим… этим…
— У тебя выбора нет! — отрезала Алиса. — Если хочешь жить…
— Моя верность присяге сильнее, — Лёха помотал головой.
Прикрыв глаза, Алиса ровным голосом сказала:
— Лёха, если ты прямо сейчас не обещаешь мне делать всё, что я скажу, я прикажу тебя связать и запереть в этой каюте. Ради твоей же безопасности.
Лёха не ответил. Но Алиса и так поняла — она пересекла очень опасную черту.
— Ладно, — раздражённо выплюнула Алиса, опустив забрало, и вышла из каюты. Спиной она чувствовала обжигающий взгляд Лёхи, полный презрения.
На нижнем уровне корабля, где были десантные люки, Алиса долго расхаживала взад-вперёд, нервно играя палашом, которым ей очень хотелось прикончить одного конкретного человека. Слова Лёхи звенели в её ушах. Ненависть жгла девушку изнутри; но гораздо сильнее была досада. Почему Лёхе хватило смелости достойно поступить, дать отпор захватчикам, а ей — нет? Почему она, молодой, но достаточно опытный офицер, пошла на поводу у Адмирала? И почему сам Адмирал так покорно сдался? Определённо, его что-то связывает с захватчиками… Вопрос в том, что именно. В этом следует разобраться, и разобраться немедленно.
Догадка пришла неожиданно. Алиса спокойным шагом прошла к лифту, поднялась на два уровня выше, где располагалась рубка управления. Сержант Лакт, сидящий перед панелью управления челноком, развернулся в кресле, встал и отдал честь, услышав шаги.
— Вольно. Лакт, есть просьба.
— Слушаю Вас, — сержант отрывисто кивнул.
Сглотнув, чтобы побороть сухость в горле, Алиса сказала:
— Снимите шлем.
Лакт не стал задавать вопросов. Нажав пару кнопок на воротнике, сержант осторожно снял шлем. Алиса, посмотрев на его лицо, выдохнула — да, так и есть. Её догадка верна. Кожа сержанта была серой и даже на вид грубой, словно пергамент.
— Так, стало быть…
— Ваш спутник, Адмирал? Да, он был одним из нас, — Лакт снова надел шлем.
— Что Вы знаете? — спросила Алиса неожиданно осипшим голосом.
Помолчав, Лакт кивнул на кресло:
— Сядьте. История длинная.
— Энергия на исходе, командир. Даже до следующей системы не дотянем, не то что до базы.
Доклад старшего помощника заставил капитана нервно нахмуриться. В зоне доступа была всего одна планета, на которой можно было окопаться. Значит, выбора нет…
— Готовьтесь к посадке. Надеюсь, нас смогут тут найти… Бортовой компьютер, анализ планеты и сравнение с родным миром.
Бортовой компьютер запищал, мигая всеми лампочками. Прошло минут десять, прежде чем принтер выплюнул длинную бумажную ленту. Коротко изучив её, капитан удовлетворённо кивнул:
— Планета по всем параметрам сходна с Круд Доминус. Можно считать, что нам повезло.
— Командир! — затрещал динамик внутренней связи.
«Машинное отделение», — кисло подумал капитан, включая микрофон.
— Командир слушает.
— Двигатель повреждён. В любой момент может произойти утечка антивещества. Если это случится…
— Сколько у нас времени? — флегматично спросил капитан.
— Самое большее — десять минут.
Переключив микрофон на общую связь, капитан произнёс:
— Всему экипажу — немедленно покинуть корабль!
По коридорам загрохотали сотни бронированных сапог. Дождавшись, когда от корабля отделится последний десантный челнок, капитан так же спокойно и неторопливо набрал на панели управления код катапультирования. Его подчёркнутая флегматичность и сыграла роковую роль. В машинном отсеке раздался глухой хлопок; взрывная волна за доли секунды разодрала корабль в клочья, раскидав десантные челноки. Несколько из них получили необратимые повреждения, ещё несколько сгорели в атмосфере. Из двадцати челноков на поверхность планеты высадилось двенадцать.
Посадка тоже вышла далеко не мягкой. Челноки пришлось разобрать, чтобы соорудить реактор. Круды в кратчайшие сроки возвели укрепления, начали добычу ископаемых, возвели город. Очень быстро выяснилось, что планета необитаема, а других разумных цивилизаций поблизости нет. Отколовшиеся от своего флота круды отныне были сами по себе.
Шли годы. Колонисты возводили новые города, бурили шахты, открывали заводы и плантации, которые снабжали их пищей. Но, несмотря на то что круды плодятся быстро, рабочих рук в конце концов стало не хватать. Колонисты построили несколько кораблей с двигателями на антивеществе и разослали их на поиски других цивилизаций с чётким приказом на руках: набрать рабов. Закон крудов не одобрял рабовладения, и обычно за обращение разумного существа в рабство полагалась перекладина. Но та колония стала исключением.
С тех пор рейды за рабами стали ежегодными. Тёмно-серые корабли крудов стали настоящим кошмаром для всех обитателей галактики, которые оказались в зоне доступа. Планета, над которой появился боевой флот, была обречена. Всех взрослых вырезали, детей забирали и отвозили в колонию, где им стирали память. День за днём, год за годом — и некогда мирные колонисты превратились в жестоких пиратов.
Много лет спустя колонию нашёл один из рейнджеров маршала Краста. Его приняли с почестями, полагающимися гостю, но предложение перейти под протекцию Безмолвного вызвало у правителей колонии только смех. Рейнджера щедро одарили, аккумуляторы корабля зарядили, но ответ велели передать однозначный — они уже много лет живут сами по себе, так что «этот хренов Безмолвный» может катиться куда подальше.
Новости о колонии привели Безмолвного в бешенство. Мало того, что её жители пиратствовали, мало того, что они вопреки всем законам широко использовали рабский труд, так ещё и отказались вернуться под крыло своего истинного правителя!.. В ярости Безмолвный был готов отдать приказ уничтожить эту планету, но вовремя опомнился. Война с галактикой должна была отнять много времени и сил, и отвлекаться на колонию было по меньшей мере неразумно. Безмолвный ограничился тем, что приказал Красту зафиксировать координаты мятежной колонии, чтобы потом к ней вернуться.
Маршал выполнил приказ Безмолвного в точности. Через много месяцев, когда половина галактики была покорена, и наконец высвободились силы, Краст принял решение покончить с колонией. Но неожиданно вскрылся странный факт — координаты колонии были «случайно» потёрты. Маршал пришёл в ярость, казнил каждого третьего навигатора, но найти ту колонию снова так и не смог. Более того — покорённая половина галактики вовсе не желала послушно работать на захватчиков. Начались мятежи.
Пока Краст разбирался с повстанцами и параллельно с тем думал, как обвести вокруг пальца Безмолвного — за такой косяк маршалу светило минимум понижение в звании — на колонии родился круд, ставший основоположником целого пиратского рода, взявший себе фамилию Панченга. Впоследствии у него родились два сына; старший взял на себя руководство всеми плантациями, младший встал во главе пиратского флота — подневольно. Ему, в отличие от отца и старшего брата, не доставляло удовольствия мучать разумных, но выбора не было.
Прошли годы. Братья обросли семьями. У старшего родились два сына, у младшего — сын и две дочери, младшая из которых умерла во младенчестве. К этому времени Панченга-отец уже встал во главе всей колонии. Когда на орбите снова появились разведывательные корабли флота Безмолвного, Панченга без колебаний отдал приказ средствам орбитальной защиты открыть по ним огонь.
Младший сын, Скулити, к этому моменту был далеко от колонии, но именно ему предстояло стать «козлом отпущения». Безмолвный объявил семью Панченгов персонами нон-грата по всей Вселенной — вернее, по той её части, которая была захвачена крудами. Впоследствии отец и старший сын пали жертвой кукловода — маршала Краста. Младшего сына предстояло арестовать и казнить. Адмирал к этому моменту уже перешёл под защиту ГСБ, поступив на службу.
— Что с ним сейчас? — резко спросила Алиса.
Лакт не ответил.
— Что с ним? — жёстко повторила девушка, кладя ладонь на бластер.
— Казнён, — неохотно ответил сержант. — Экзет Солар лично руководил казнью.
— Чёрт, — пробормотала Алиса. — Стоило ожидать…
— Лейтенант…
Алиса подняла руку:
— Последний вопрос, сержант.
Лакт напряжённо кивнул.
— В вашем обществе разрешены дуэли? — мрачно спросила Алиса. Даже под забралом шлема было видно, что глаза у неё загорелись мрачной решимостью.
Сержант медленно кивнул снова.
— Отлично. В таком случае, ждём отряд и возвращаемся на корабль.
— Лейтенант, — Лакт поднял руки, — не делайте этого.
— Я Вашего совета не спрашиваю, сержант.
— Лейтенант, — хмуро произнёс Лакт, — это плохо закончится, и в первую очередь для Вас.
— Мне плевать, ясно?! — вызверилась Алиса.
— Так точно, — неохотно ответил сержант.
Вернувшись в свою каюту, Алиса с размаху плюхнулась на койку. Алюминий жалобно заскрипел. Лёха, по-прежнему сидящий напротив, едко спросил:
— Не в духе?
— Заткнись… — процедила сквозь зубы Алиса.
— Уже заткнулся, — победно ухмыльнулся Лёха.
Выдохнув, Алиса сказала:
— У меня есть план, как выбраться из этого дерьма. Но мне потребуется твоя помощь.
— Великому комбинатору Алисе Селезнёвой нужна помощь? — саркастично спросил Лёха.
— Во-первых, сарказм тебе не идёт. А во-вторых, я серьёзно. Если всё получится, то… — Алиса осеклась.
— То — что? — спросил Лёха — уже без сарказма.
— То нам удастся отстоять эту галактику практически бескровно, — уклончиво ответила Алиса.
Это была лишь половина правды. Алиса уже разрабатывала план, как ей — ни много, ни мало — встать во главе всего флота крудов. А потом… что будет потом — она пока не скажет никому.
— Ладно, — Лёха с неохотой кивнул. — Я помогу тебе. Что нужно делать?
— Увидишь, — так же уклончиво ответила Алиса.
Рано, рано, слишком рано… Нельзя об этом говорить. Тем более, что на челноке могут стоять микрофоны.
— Лейтенант?
Оживший динамик заставил Алису дёрнуться.
— Лейтенант, штурмовая группа в сборе.
— Отлично. Возвращаемся на корабль.
Дождавшись, когда с рёвом оживут двигатели, Алиса, поразмыслив полминуты, решилась.
— Слушай сюда, — она подманила Лёху пальцем и начала быстро шептать.
