Рыбы Лекса Токингтона
Показать полностью
6
1
0 просмотренных постов скрыто
Поддержка от капибары
Большая обнимающая поддерживающая капибара утешит в трудную минуту!
Отправьте эту открытку тем, кому сейчас не хватает поддержки, или сохраните, может она пригодится потом.
Больше моих капибар вот тут https://t.me/capybarystic - заглядывайте, подписывайтесь!
Показать полностью
1
Коряга становится искусством
Итак, мой прицеп с карельскими сокровищами прибыл в Северную столицу — Санкт-Петербург. 850 км за спиной, из них 100 с небольшим — по грунтовой лесной дороге.
Дороги Карелии
Здесь начинается самый интересный и творческий этап — превращение грубой, покрытой вековой пылью и песком древесины в тот самый элемент, который будет украшать чей-то дом или станет домом для рыб.
Коряги Карелии
Первое — это тщательный отбор и сортировка.
Я снова перебираю каждую корягу, но теперь уже с пристрастием. Ведь здесь, в мастерской (это мой гараж), я вижу их не как «дрова», а как будущие произведения. Я оцениваю их уже не на вес, а на потенциал:
➜ «Эта — точно для большого аквариума, её изгиб напоминает древнее дерево».
➜ «А эту причудливую, с дырочками, обожают креветки — она станет целым городком для них».
➜ «Вот эта — чистая скульптура. Ей не в аквариуме быть, а на постаменте в интерьере».
Второе — финальная подготовка.
То, что коряги были просушены в Карелии, — это только полдела. В Питере некоторых ждёт капитальная сушка и зачистка. Очищаю уже с жёсткой корщёткой, где-то могу применить и электроинструмент (по необходимости).
Неочищенная коряга со мхом
Если это мох или кора — подцепляю их шилом или специальной приспособой типа маленького пинцета. Работа пыльная и кропотливая, но мне это нравится.
Что я не делаю 100%?
Не обрабатываю коряги кипятком и химией — ни морилками, ни лаками. Я не знаю, как их будет использовать будущий владелец.
Что касается хвойных пород — со свежими однозначно нельзя, они выделяют смолы. Но насчёт старых, выщелоченных водой коряг есть разные мнения. Я не спорю с аквариумистами, но видел на практике, что при титаническом труде и их можно подготовить. Если кому-то интересен этот опыт — могу скинуть ссылку на парня, который рискнул, и у него всё получилось.
Те коряги, что пойдут в интерьер, проходят шлифовку в нужных местах. Я никогда не стараюсь сделать их гладкими и одинаковыми! Моя задача — лишь убрать все заусенцы, которые могут поранить, и подчеркнуть естественную текстуру дерева, его форму. Иногда я лишь слегка прохожусь щёткой по поверхности, чтобы проявить рисунок древесины.
Сухие, очищенные коряги, средних и маленьких размеров
И наконец — самое волшебство — поиск образа.
Я могу часами вертеть корягу в руках, рассматривать её под разными углами. Где-то ещё шлифануть, подчистить. Она сама подсказывает, кем хочет стать. Иногда две-три разные ветки складываются в удивительную композицию, которую невозможно было придумать заранее.
Иногда руки так и чешутся собрать из нескольких веток готовую композицию, но пока останавливаю себя. Пусть лучше это сделает будущий хозяин, под свой вкус и интерьер. А я пока учусь, смотрю работы мастеров по дрифтвуду.
Именно в этот момент рождается не просто товар, а характер. У каждой коряги появляется своя история, которую я потом рассказываю новым хозяевам.
Что было дальше? А дальше начались первые заказы... Но это уже тема для следующей главы.
P.S. Спасибо, что читаете мой дневник корягохода! 😊 Если интересно посмотреть на результаты — добро пожаловать в мой Telegram-канал: ссылка будет в закреплённом комментарии 👍
Показать полностью
11
Часть 2. «Безысходный Рай»
Так, братва. В прошлый раз я кинул вам на растерзание планету Чужих — Ахерон-Праймалис (если кто не в теме, то вот ссылка: Друзья, а давайте создадим сценарий идеального ужастика!). Спасибо всем, кто залип и проникся атмосферой.
Но мы же на этом не остановимся, да? Идея была не просто в планете, а в том, чтобы устроить там самый адский замес во Вселенной. Сбросить Ксеноморфам на голову другого идеального хищника — Thething.
Вы видели мир, который создал Ксеноморфа. Теперь давайте посмотрим на этот мир глазами Нечто. Не глазами (их там и нет), а через его восприятие.
Что будет, если абсолютный ассимилятор попадёт в абсолютно негостеприимный мир? Где нельзя просто скопировать и съесть? Где каждая тварь — ходячая химическая бомба, а вместо воды — кислота?
Итак, второй акт. Забыли всё, что вы знали о Тhеthing. Здесь и сейчас — только его первый и самый шоковый день на новой планете. Понеслась!
Покой.
Тишина, прошитая лишь рокотом собственного сердца, замедленного до одного удара в столетие. Это был сон без сновидений. Забвение. Иллюзия конца.
Всё это оказалось обманом. Кокон треснул, когда астероид ударился о поверхность планеты Ахерон. Ледяную скорлупу космического скитальца разорвало огненным дыханием чуждого мира.
Иллюзия рухнула в один миг.
Сначала — оглушительный РЁВ, за тем - чудовищный удар о неподатливую плоть планеты. Треск. Не просто треск — это ломались рёбра его ледяной гробницы, не выдержав первого прикосновения нового Мира. Затем — ЖАР. Огненное дыхание Ахерона ворвалось внутрь, шипя и плавя тысячелетний лёд в пар, который пах серой и смертью.
Клетка была сломана. Врата — распахнуты.
Из темноты расколовшегося камня, из клубов обжигающего пара, на поверхность выползло ОНО.
Это не было тело. Это была ТЕНЬ, принявшая форму. Первозданная, пластичная тьма, пульсирующая жаждой, которую невозможно было утолить. Оно не ступило, Оно излилось в новый для него мир, первобытным голодом.
Оно не видело. Оно чувствовало. И мир, в который оно попало, взорвался в его восприятии фейерверком химических сигналов. Каждый сантиметр пространства кричал о жизни. Густой, тяжёлый воздух был насыщен органикой, ароматами распада и синтеза, пьянящим коктейлем из простейших форм и сложных полимеров. Это был не просто новый мир.
Это был Рай.
После эонов голода, ледяной пустоты и скудной биомассы других планет — здесь всё было ПИРОМ. Восторг заставил его протоплазму содрогнуться. Оно немедленно начало делать то, что умело лучше всего: поглощать, учиться, становиться. Микроскопические организмы, плавающие в едком тумане, были поглощены, их генетические коды прочитаны и ассимилированы за наносекунды. Ощущение всемогущества накрыло его. Оно было богом в мире из плоти.
Первый сбой случился с существом, похожим на слепую, бронированную сороконожку. Thеthing коснулось его, пытаясь просканировать, понять, обнять, стать им.
Мгновение — и волна невыносимой агонии ударила в ответ. Клетки-имитаторы сгорели в ослепительной вспышке кислоты. Боль была новой. Шокирующей. Thеthing отпрянуло, потеряв часть себя в едком дыму. Ошибка? Случайность?
Оно попробовало снова. На этот раз — с неподвижным, похожим на гриб образованием. Результат был тем же. Едкий сок растворил щупальца. Вся флора, вся фауна — всё было пропитано одним и тем же оружием. Кислота. Не просто защита — это была сама суть жизни здесь. Их кровь, их лимфа, их дыхание.
Рай рассыпался, обнажая свой истинный лик. Это была не обитель изобилия. Это была ненасытная утроба, грозившая переварить его самого.
Каждая капля влаги здесь была разъедающим ядом. Каждое существо — ходячей биологической бомбой. Грунт под ногами мог в любой момент разверзнуться и утопить его в кипящих пищеварительных соках планеты. Впервые за всю свою бесконечную жизнь Thеthing столкнулось не с жертвой, а с средой, враждебной на фундаментальном, химическом уровне. Его главное оружие — мимикрия — оказалось бесполезным. Здесь нечего имитировать, кроме смерти. Оно было заперто в самом жутком аду — аду, который маскировался под рай.
Именно в эту секунду леденящего, абсолютного отчаяния, когда оно цеплялось за жалкие, устойчивые к кислоте бактерии, пытаясь выжить, оно и почувствовало вибрацию. Приближающуюся. Быструю. Неумолимую. Целенаправленную.
Не та хаотичная дрожь почвы от геотермальных вздохов планеты.
Не бесцельное блуждание слепых тварей в порах.
Это был ритмичный, нарастающий гул. Такт, от которого сжималась протоплазма. Такт, вбиваемый в плоть мира множеством когтистых лап, несущихся сквозь туннели. Это был не просто хищник. Это был гнев планеты, апофеоз всего, что пыталось его здесь убить.
Впервые за всю свою бесконечную историю пожирания миров, его клетки содрогнулись не от голода.
Не от любопытства.
Не от ярости.
Они содрогнулись от ЧИСТОГО ИНСТИНКТИВНОГО УЖАСА. Примитивный сигнал, выжженный в самой основе его существа, заставил его сжаться, отпрянуть, пытаясь раствориться в складках камня.
«БЕГИ! СПАСАЙСЯ!»
Но бежать было некуда. Этот мир, этот безысходный рай, был идеальной ловушкой. И её дверь только что затворилась за его спиной, вынуждая остаться в гостях.
Показать полностью
2
Моя новая работа
А вот и четвёртая картинка из серии с инопланетным кораблём
Вроде довезли кое как до пункта назначения, вся помятая, погнутая . Да и ремонтники не знают как подойти с какой стороны открывается дверь и как снять с сигналки , короче я не знаю чем по итогу у них всё закончится, но это не нормально так относится к инопланетным технологиям, наверное вообще плюнут на это дело и сдадут в металлолом , но не понятно примут ли чужеродные сплавы на приёмке ..
Х/М 35х45 '25
Ссылки на мои соцсети, заглядывайте :
https://t.me/feliciniarts
https://vk.com/clubfelicini
Показать полностью
3
Он всегда о нас заботился
Сегодня на кладбище был первый заморозок. Не снег, а именно злой, сухой холод, который пробирает до костей. Воздух стал тонким и острым, как битое стекло. Под ногами хрустели замёрзшие листья, и этот звук был единственной музыкой в этом царстве тишины.
Его могила была под стать дню. Не кричащая роскошь, а холодная, брутальная основательность. Прямоугольник из почти белого мрамора, отполированного до зеркального блеска. Никаких ангелов, никакой скорби. Просто камень, имя и даты, выгравированные с математической точностью. Вся эта конструкция не скорбела. Она сообщала о статусе. О вечности.
И подпись, вырезанная строгим, деловым шрифтом:
«Он всегда о нас заботился».
Я протянул руку и коснулся камня. И тут же отдернул. Мрамор не просто был холодным. Он высасывал тепло, как чёрная дыра, будто я дотронулся до сердца, которое никогда и не билось. Меня затянуло в эту ледяную, звенящую пустоту.
Я сидел во главе стола в большом, дорогом и стерильном доме. Ужин был изысканным и безвкусным. Моё тело — сухое, с цепкими пальцами, привыкшими считать, а не обнимать. Напротив — моя семья. Жена с потухшими глазами, которая даже не поднимала головы от тарелки, и дочь-подросток, смотревшая в свою тарелку, как в план побега.
— Пап, — начала дочь, и её голос прозвучал в мёртвой тишине неуместно громко. — Нам в классе предлагают поехать на экскурсию... на три дня.
Я поднял на неё глаза, и мой взгляд остановил её на полуслове.
— Сколько? — спросил я. В моём голосе не было интереса. Только запрос данных.
Она сжалась.
— Пятнадцать тысяч.
Я молча отложил вилку. — Пятнадцать тысяч. Каков ожидаемый возврат инвестиций?
Она непонимающе захлопала ресницами.
— Что?.. Ну... я посмотрю достопримечательности. Будет весело.
— «Весело», — повторил я, как будто пробовал на вкус ядовитое слово. — «Весело» — это эмоция. Эмоции — это пассив. Они не приносят дивидендов. Пятнадцать тысяч — это три акции газовой компании. Через десять лет они превратятся в пятьдесят. Во что превратятся твои «воспоминания»? В пыль. В неэффективно потраченный ресурс.
В её глазах собирались слёзы — ещё одна статья расходов. Бесполезная трата солей и воды.
— Я забочусь о твоём будущем, — отчеканил я. — О твоём реальном, обеспеченном будущем, а не о сиюминутных желаниях. В просьбе отказано.
Она не заплакала. Просто встала и молча ушла.
Я остался один. Я не чувствовал вины. Я чувствовал правоту. Я любил их. Моя любовь была в цифрах на банковском счёте. В акциях. В недвижимости. Я строил для них крепость из денег, а они, идиоты, хотели выглянуть наружу, чтобы понюхать цветочки. Я защищал их от главного врага — от бедности.
В тот вечер я умер. От инсульта. Прямо в своём кабинете, перед открытым сейфом, пересчитывая пачки наличных. Просто чтобы успокоиться. Чтобы почувствовать их тёплую, плотную тяжесть в руках. В тот момент, когда цифры сошлись, что-то в мозгу лопнуло. Я упал, и моя щека прижалась к холодной стали сейфа. Последняя мысль была не о семье, а о том, что я не успел составить завещание так, чтобы они не промотали всё на свои «эмоции».
Я очнулся, стоя на коленях перед могилой. Мои собственные зубы стучали от холода, который шёл не снаружи, а изнутри.
Я вытащил блокнот. Пальцы одеревенели.
«Он не заботился. Он владел. Его семья была не близкими людьми, а самыми рискованными активами в его портфеле. Он строил им не будущее, а золотую клетку, умирая от страха, что они научатся летать. Его сердце было не мышцей. Оно было калькулятором. Умер, обнимая единственное, что по-настояшему любил — холодный, мёртвый металл».
Я захлопнул блокнот. Порыв ледяного ветра швырнул мне в лицо горсть мёртвых листьев. Они зашуршали по полированному мрамору, как пересчитываемые бумажные купюры.
Пятый.
Осталось два.
Показать полностью