Вас с братом передают одному из слуг купца, который сменяет ваши путы кандалами и отводит вас к пристани.
Ты помнишь, как вы с отцом ходили смотреть на корабли, когда ты был маленьким. Ты изумлённо таращился на большие торговые суда с парусами, вздымавшимися к небу. Они колыхались над водой, как огромные полотняные облака. Тебя завораживали эти корабли, когда ты был в возрасте Алексиуса. Но, когда вы подходите к ним ближе, ты чувствуешь, как тревожно сосёт под ложечкой, словно должно произойти что-то очень, очень страшное.
И тогда ты видишь их. Длинная вереница рабов, скованных цепью. Люди из самых разных стран, говорящие на разных языках. Такие же греки, как ты сам, грозные воины из Галлии и даже настоящие темнокожие эфиопы, у которых из одежды только кусок ткани, обвязанный вокруг бедер, для прикрытия срама. Ты должен присоединиться к ним. Ваши кандалы пристёгивают к цепи и вместе со всеми ведут вас вверх по трапу.
– Я не хочу! – шепчет Алексиус, пока вся вереница медленно продвигается вперёд. – Андроник, я не хочу на этот корабль! Если мы уплывём на нем, то никогда не вернёмся домой!
То ли он ещё не понимает, то ли до сих пор не может смириться. Ты не можешь его винить: ты сам где-то в глубине души ожидаешь, что вот-вот проснёшься и всё это окажется просто очень страшным ночным кошмаром. Ты можешь утешить Алексиуса и пообещать, что ничего плохого с ним не случится. Но, может, не стоит лишний раз обнадёживать брата? Ведь ты понятия не имеешь, что ждёт вас в будущем, и вам с ним придётся очень быстро повзрослеть, если вы хотите выжить.
Я обещаю Алексиусу, что всё будет хорошо, и, что бы ни случилось, я буду рядом.
Я говорю Алексиусу, что мы никогда не вернёмся домой, и что ему пора бы это понять.
– Всё хорошо, – шепчешь ты, в то время как вся вереница людей медленно движется вперед и тянет вас с собой. – Я тоже не хочу туда, Алексиус, но нам придётся идти. Ступай небольшими шажками, вот так... Не бойся.
– Я не могу! Мне страшно! – хнычет брат, умоляюще глядя на тебя, как будто ты можешь что-то придумать. – Куда мы идём, Андроник? Что теперь с нами будет?
– Не знаю, – отвечаешь ты. – Но всё будет хорошо. Я буду с тобой рядом, что бы ни случилось, обещаю.
Несколько секунд Алексиус молчит. Тем временем вы перемещаетесь на палубу и движетесь к трюму.
– Я знаю, что ты будешь рядом со мной, – шепчет он. – Но я боюсь, Андроник. Я очень, очень боюсь.
Ты видишь перед собой раскрытые двери трюма и чувствуешь, как по спине пробегает холодок.
– Я знаю, Алексиус, – говоришь ты. – Я тоже.
Вы получили 5 очков одобрения от Алексиуса.
Трюм внутри выглядит как воплощение кошмара. Из открытых дверей несёт таким зловонием, что хочется зажать рот. От множества людей в трюме так тесно, что некуда сесть, и так темно, что почти ничего не видно.
Больше всего тебе хочется убежать прочь, как можно дальше от этого корабля... но цепь, что связывает вас с другими рабами, по-прежнему тянет вперёд. Наконец движение останавливается, и ты вынужден сесть на палубу, так же, как и другие. Вскоре после этого в трюм втискиваются последние рабы, и, как только общая цепь надёжно прикована, матросы, ответственные за погрузку, уходят и закрывают двери, оставив вас в кромешной тьме.
Тут Алексиус принимается громко плакать.
Некоторые из взрослых рабов тоже плачут, но они лишь тихо всхлипывают, а не рыдают в голос, как твой брат. Ты пытаешься сообразить, как успокоить Алексиуса, и тут из темноты напротив раздаётся голос. Это голос девочки, говорящей с сильным африканским акцентом.
– Зачем ты плачь? – спрашивает она. – Зачем плачь, мальчик, а? Надо не плачь. Не нужно плачь, пока ничего плохого нет.
Тон девочки очень напорист, и не совсем понятно, хочет она отчитать твоего брата или утешить его.
Алексиус не отвечает, но его рыдания постепенно делаются тише. Однако девчонка упряма и не отстает от него, словно не замечая, что ему не хочется разговаривать.
– Почему не говоришь? Что такое? Не знаешь по-латынь? – спрашивает она, произнося слова медленнее, как будто пытаясь сделать свою речь понятнее.
– Мы оба говорим по-латыни, – вмешиваешься ты.
Ведь вы с братом говорите на этом языке гораздо лучше, чем она!
– Ты, он - брат? – спрашивает девчонка, переключив внимание на тебя. – Почему он плачь? Что с ним случился? Больно? Матросы его побить? Что с ним случился?
– Нет, – всхлипывает Алексиус, вытирая глаза и делая несколько глубоких прерывистых вздохов.– Мне не больно, просто... Я хочу домой!
Голос девочки становится приподнятым, и она словно оживляется, как будто чему-то очень обрадована.
– О! Ты с ним только стали рабы, да? Вы живёшь здесь, в Греции? Раньше не рабы? – дружелюбно спрашивает она. – Будет хорошо, мальчик. Не плакать. На этот лодка не так плохо. Откуда я, было очень-очень плохо. Плыть на лодка в Грецию много дней. Много болели. Много умирать. Мало, мало еда. На этот лодка хорошо. Плыть в Рим не так много дней. Скоро приплыть туда, да?
– Я не хочу в Рим! – восклицает Алексиус, вновь принимаясь безутешно рыдать. – Я хочу домой!
Чем громче он причитает, тем строже и сердитее становится голос девочки:
– О, ты дитя! Ты переставать плачь! Ты много шуметь, как ребёнок. Ты теперь мужчина. Мужчины не плакать.
От Алексиуса и впрямь больше шума, чем от всех остальных в этом трюме, и ты беспокоишься, что он привлекает слишком много ненужного внимания. Правда, ты не знаешь, заступиться за него или встать на сторону девочки и приказать ему молчать.
Я говорю девчонке, чтобы она прекратила командовать Алексиусом.
Я говорю ей, что мужчины иногда плачут.
Я говорю Алексиусу, что девочка права, и ему нужно успокоиться.
– Замолчи! – огрызаешься ты, вызывающе положив руку на плечо Алексиуса. – Это мой брат! Не смей ему указывать!
Алексиус придвигается к тебе ближе, и рыдания его постепенно стихают, но на девочку твой ответ не производит впечатления:
– Ладно! Ты глупо и плакать! Ты шуметь, пока не придут моряки и побить тебя кнутом. Так и надо! Я хотела помочь.
Вы получили 5 очков одобрения от Алексиуса.
Вы потеряли 5 очков одобрения девочки.
Однако гнев её длится недолго; проходит всего лишь несколько секунд, и девочка, смягчившись, вновь заговаривает с вами.
– Как вас звать? – тихонько спрашивает она.
К этому времени Алексиус уже успокоился. Пошмыгав носом и вытерев глаза, он отвечает ей:
– Меня – Алексиус. А это мой брат, Андроник.
– Я - это Лула, – представляется она. – Меня везли очень далеко, по большому морю. Жила небольшой деревня с семьёй, а потом прийти бледные люди. Они делали много убивать и жгли, а потом забрать нас и продавать. Вот так я стать раб.
Ты не совсем понимаешь, зачем она тебе всё это рассказывает. Может, она так разговорчива от природы, а может, ей просто очень одиноко. Но, похоже, она искренне желает с вами подружиться.
Алексиус молчит, словно не понял вопроса, и ты отвечаешь за него:
– Мне - десять. Алексиусу семь.
– Почти восемь! – поправляет он, как будто это сделает его взрослее.
– Мне девять лет! – радостно говорит Лула. – Мы почти одинаковы!
Наверное, это можно сказать не только о возрасте. Пусть история её попадания в рабство отличается от вашей, но девочка понимает, каково это, когда тебя насильно вырвали из привычной жизни. В прямом и переносном смысле вы сейчас в одной лодке. Пожалуй, в этом предстоящем долгом путешествии вам с Алексиусом не помешал бы друг - если не для компании, то для того, чтобы выжить вместе.
Лула продолжает говорить ещё некоторое время, в основном вспоминая свою прежнюю жизнь в Африке. Её болтовня немного успокаивает Алексиуса, по-видимому, отвлекая его от мыслей о собственной прежней жизни в Греции. Лишь в минуты молчания он снова начинает всхлипывать, повторяя, что хочет домой, к папе. Тогда Лула придвигается к вам ближе и поглаживает твоего брата по голове, напевая какую-то нежную мелодию на незнакомом языке. Ты не понимаешь на нем ни слова, но Алексиус всё же успокаивается.
Песенку Лулы прерывает распахнувшаяся дверь в трюм, и на пороге появляются два матроса с большими корзинами хлеба. В этот момент со всех сторон одновременно раздаются крики на разных языках, все вскакивают на ноги и тянут руки к двери. Лула вместе со всеми вскакивает на ноги и принимается громко требовать еду на своём языке, а вы с Алексиусом, испуганные и потерянные, остаётесь сидеть на полу.
Похоже, во время кормления здесь придерживаются принципа «каждый сам за себя»: матросы начинают раскидывать караваи хлеба по всему помещению. Рабы ловят их на лету, отбирают друг у друга и запихивают в рот огромные куски, пока не отняли. Тебе же неожиданно улыбается удача – одна из ковриг падает тебе прямо на колени.
Ты крепко прижимаешь её к груди, и у тебя всего несколько секунд, чтобы принять решение, пока кто-нибудь из сильных, взрослых рабов не отобрал ее у тебя. Как старший, ты обязан заботиться о брате, но для укрепления дружбы с Лулой можно поделиться хлебом и с ней. С другой стороны, ты сам ничего не ел со вчерашнего дня, и неизвестно, когда вновь предоставится такая возможность. Может, лучше просто поесть и подкрепить свои силы?
Я отдаю хлеб Алексиусу.
Я отдаю хлеб Луле.
Я съедаю хлеб сам.
Пока никто не отнял у тебя ковригу, ты поскорее суёшь её в руки брата.
– Вот, – шепчешь ты. – Ешь скорее!
Алексиус секунду взволнованно смотрит на тебя, потом берёт хлеб, но успевает лишь откусить кусочек, как вдруг один из взрослых рабов толкает его на пол и выхватывает хлеб.
Она толкает мужчину и выкрикивает что-то – очевидно, бранные слова, - на своём языке. Человек исчезает в толпе, а Лула наклоняется над твоим братом и кладёт руку ему на плечо.
– Тебе надо ешь быстрее, – говорит она. – Когда получил еду, крепко держи в руках. Прячь еда хорошо, никому не давай брать.
Алексиус глядит на тебя с виноватым и расстроенным видом.
– Спасибо, Андроник, – тихо говорит он. - Я знаю, ты тоже хочешь есть. Прости меня, я не хотел потерять хлеб.
– Ничего страшного, – утешаешь ты его. – В следующий раз ты будешь лучше смотреть за едой.
Вы получили 5 очков одобрения от Алексиуса.
Следующие несколько дней твоей жизни подобны аду на земле. Ты питаешься жалкими крохами еды, которых едва достаточно, чтобы выжить, и, хотя Лула уверяет, что вы всего несколько дней в пути, тебе кажется, что вы заперты в этой тьме уже целую вечность. При тусклом свете, пробивающемся сверху сквозь щели палубы, ты становишься свидетелем таких вещей, которых никогда не видел в самых жутких ночных кошмарах. Однажды ночью ты просыпаешься от воплей женщины, и, когда сверху спускаются моряки, выясняется, что ребёнок этой женщины умер у неё на руках. Не обращая никакого внимания на её крики, матросы молча вырывают младенца у неё из рук и уносят на палубу, чтобы выбросить за борт, как кусок тухлого мяса. Женщина продолжает выть несколько часов подряд, пока один из рабов, утомлённый этими воплями, не ударяет её с такой силой, что она падает без сознания. Никто не приходит к ней на помощь. Никому нет до неё дела.
Однажды утром, когда Лула рассказывает тебе о видах работы, которые ожидают вас в Риме, рядом вдруг раздается жуткий, болезненный хрип. Оглянувшись, ты видишь, как один из самых сильных рабов на вашем судне душит другого раба, намотав свои цепи ему на шею. Но стоит тебе попытаться позвать на помощь, как Лула торопливо зажимает тебе рот.
– Не шуметь! – шепчет она. – Если шуметь, придут матросы и помешают его убить.
Секунду ты таращишься на неё с недоумением, но она тут же объясняет, показывая на искажённое ужасом, с выкаченными глазами лицо жертвы:
– Он сам сказал его это сделать. Он просил большой человек убить его. Он знает, он делать быстро. Скоро он умирать.
Лула права. Не успевает она договорить, как человек с цепями на шее обмякает в руках душителя. Тот, в последний раз подёргав за цепь, отодвигает мёртвое тело в сторону и садится на свое место как ни в чем ни бывало.
– Почему?.. – спрашиваешь ты.
Это совершенно невозможно осмыслить.
Девочка лишь пожимает плечами, как будто это пустяк.
– Он не хотеть больше жить...
Возможно, ещё неделю назад ты был бы не в состоянии этого понять. Но, наверное, теперь ты сможешь.
Сколько ты сам ещё сможешь выдержать? Ты слабеешь с каждым днём, а Алексиус буквально превратился в обтянутый кожей скелет. От невыносимой духоты ты теряешь сознание по несколько раз за день, от ужасной вони тебя то и дело тошнит. А ещё – крики... Каждую ночь толпа матросов спускается в трюм и выбирает одну из женщин, чтобы забрать её к себе на палубу. Одни женщины уходят с ними молча, другие начинают вопить, как только моряки остановят на них выбор, и эти вопли продолжаются несколько часов, пока их, рыдающих, не возвращают обратно.
В одну из ночей, когда матросы тащат очередную девушку наверх, ты замечаешь, что Лула глядит на них с ненавистью во взгляде.
– Я убью их всех, но не дам сделать это со мной, – шепчет она под нос.
Ты спрашиваешь, что она имеет в виду, но она лишь поворачивается на другой бок и говорит тебе: «Спи».
Однажды утром ты просыпаешься от резкого пинка в живот и видишь над собой двух моряков.
– Этот подойдёт, – хрипло говорит один из них.
Другой же, не теряя времени, принимается освобождать тебя от цепей. Когда тебя тащат на палубу, Алексиус тянет руки вслед, зовёт тебя и просит объяснить, что случилось и куда тебя забирают. Ты не знаешь, что ему ответить, поэтому молчишь.
После того, как ты провёл столько дней в темноте, на палубе тебя чуть не ослепляет солнечный свет. Ты так слаб от голода, что вмиг оседаешь на твёрдые доски палубы, как только один из матросов отпускает твою руку.
– Недокормыш какой-то, – ворчит матрос и, вновь поставив тебя на ноги, суёт тебе в руки ковригу хлеба.
Ты не заставляешь себя упрашивать, и спешишь поскорее утолить невыносимый голод.
– Ладно, мальчишка, наедайся-ка досыта, да побыстрее, у нас для тебя есть работа, – обращается к тебе другой. – Наш юнга сломал шею, свалившись с мачты, и нам нужен кто-то, кто его заменит, пока мы не найдем нового. Будешь вместо него.
Дожевывая последний кусок, ты растерянно глядишь на матросов. Исполнять обязанности юнги до самого Рима?
– Я? Но... я никогда раньше не плавал на кораблях, – нервно бормочешь ты. – Я не знаю, что нужно делать.
Матросы переглядываются. Один из них равнодушно пожимает плечами.
– Пожалуй, ты можешь убрать вон то кровавое месиво, – говорит он, показывая на тёмное пятно возле самой высокой мачты. – Там, где разбился наш юнга, до сих пор жуткая грязища. Или сходи узнать, не нужна ли кому-нибудь помощь. У корабельного лекаря и плотника сейчас дел по горло, можешь прислуживать кому-нибудь из них.
– Или, если уж хочешь принести настоящую пользу, принеси нам чего-нибудь поесть, – вмешивается другой. – Я страшно проголодался. И заодно немного воды.
Похоже, эти люди сами не больше тебя знают, чем ты должен заниматься, что усложняет твою задачу. И всё же, пожалуй, это лучше, чем дальше чахнуть в трюме. Здесь можно поесть и размяться. Итак, раз ты теперь временно исполняешь обязанности юнги, то чем хочешь заняться в первую очередь?
Начну с мытья палубы: это несложно.
Сбегаю на судовую кухню и принесу матросам поесть.
Пойду к лекарю, узнаю, не нужна ли ему помощь.
Пойду к плотнику, узнаю, не нужна ли ему помощь.
Буду таскать побольше еды с кухни и всеми силами избегать настоящей работы.
Получив в своё распоряжение ведро воды и губку, ты принимаешься отмывать с палубы пятна крови, рвоты и боги знают чего ещё. И всё же здесь, на палубе, гораздо чище, чем в трюме. Похоже, матросы не слишком заботятся о чистоте рабов – и, очевидно, из-за этого в трюме много больных.
Поначалу работа кажется лёгкой, но через некоторое время начинают болеть руки, и ты проникаешься уважением к выносливости всех корабельных юнг - ведь они занимаются этим постоянно. Как только палуба вымыта, тебе велят отдраить и судовую кухню. К концу дня ты чувствуешь себя измученным, но зато перед тем, как вернуться в трюм и лечь спать, тебе позволяют поужинать вместе с командой.
Алексиус опасается, как бы с тобой не случилось чего-нибудь, как с прежним юнгой, а Лула, кажется, просто завидует, что тебя теперь хорошо кормят...
Весь остаток пути ты с утра до ночи выполняешь тяжёлую работу, а спишь по-прежнему в трюме, закованный в кандалы. У тебя ноет всё тело до костей, но благодаря труду и дополнительному питанию ты становишься гораздо сильнее и здоровее, чем стал бы, проводя всё время в трюме на цепи.
Вы получили 10 очков Силы.
Ваш путь продолжается около двенадцати дней. И вот наконец матросы, спустившись в трюм, начинают выгонять всех на палубу. Когда твои глаза привыкают к свету, ты видишь полоску земли на горизонте.
– Рим! – восклицает Лула, взволнованно дёргая тебя за руку. – Видишь, я говорю тебе, это плыть недолго. Мы приплыли берега!
Ты даже приблизительно не можешь себе представить, что за жизнь ждёт вас на этом новом берегу, но разделяешь радостное волнение девочки. Ведь после путешествия в трюме невозможно вообразить что-то хуже.
Перед прибытием на берег вас кормят, и каждый раб получает пищу отдельно, так что можно не бояться, что кто-то её отнимет, и не делиться последним куском. Морякам нужно, чтобы вы крепко стояли на ногах, а не валились в обморок на глазах у покупателей.
Доедая какой-то полусгнивший овощ, ты вдруг слышишь шум и, обернувшись, видишь, как один раб-фракиец бросается на капитана. С чего всё началось – остается непонятным, но толпа матросов тут же его скручивает. Его валят на палубу, избивают и топчут ногами. Ты слышишь, как он кричит от боли, и понимаешь, что ничего тут сделать нельзя. Но, наверное, им скоро надоест избивать его, и они оставят его в покое?
Однако через несколько секунд становится ясно, что капитан хочет устроить публичную казнь. С жестокой улыбкой он приказывает двум самым сильным матросам вывести раба на всеобщее обозрение.
– Похоже, мои люди слишком мягко с вами обращались! – громогласно объявляет он, указывая на фракийца. – Я - капитан, и мой долг исправить эту ошибку! Пусть каждый из вас знает, что, пока вы на моем судне, я не потерплю ни одной попытки бунта! Узнайте же, что будет с рабом, который не подчиняется своему хозяину! Матросы... Приковать его к якорю!
Раб издает дикий вопль, пытаясь вырваться из рук моряков. Ещё трое присоединяются к ним, чтобы подтащить его к борту.
Ты ничего не можешь сделать. Ты по-прежнему скован цепью с остальными рабами и, что бы ты ни пытался предпринять, это не избавит фракийца от его участи. Если ты попробуешь заступиться за него, ты лишь навлечёшь на себя наказание, а он так или иначе окажется за бортом вместе с якорем. Ты понимаешь это. И все же у тебя есть выбор.
Ты понимаешь, что ничего нельзя сделать, но всё равно не можешь просто так стоять и смотреть, как убивают невиновного человека. С яростным боевым кличем ты кидаешься в сторону раба, которого приковывают кандалами к якорю. Разумеется, ты не можешь сделать и трёх шагов – цепи тянут тебя назад. Ты по-прежнему скован ими с остальными рабами, но тебя это не остановит. Ты сопротивляешься путам изо всех сил, тянешь за них в надежде заставить других подняться – но тебе удается сдвинуть с места лишь Лулу с Алексиусом, прикованных к тебе с двух сторон. Остальные рабы едва ли обращают внимание на твои усилия – их слишком много, и ни один из них не желает тебе помогать. Но всё же ты продолжаешь борьбу, вопя во все горло, как зверь, рвущийся из клетки на свободу, хотя по-прежнему не в состоянии ни на шаг приблизиться к фракийцу.
Капитан с минуту наблюдает за тобой, почти забавляясь этой безуспешной попыткой помешать казни. Еще секунду он размышляет о чем-то, а затем берет из рук у одного из матросов хлыст.
Но это не заставит тебя отступить! Ты по-прежнему рвёшься из цепей и с гневным криком тянешься к рабу. И даже когда капитан, глядя на тебя сверху вниз, приближается к тебе, ты глядишь в ответ с дерзким блеском в глазах, который означает «Тебе ни за что не сломить меня».
Хлыст опускается на твоё лицо, и одновременно с этим бросают якорь. И всё, что ты можешь — это в ужасе стоять на месте, слыша жуткий крик человека и плеск якоря, оборвавший его. А потом — тишина. Только где-то там, внизу, ещё живой человек, постепенно захлёбываясь, уходит на дно.
Ты в отчаянии опускаешься на колени. Капитан, довольный собой, отходит прочь. Наверное, другим рабам кажется, что один лишь удар хлыста заставил тебя замолчать. Но это отнюдь не так. Просто нет больше смысла бороться, раз якорь уже брошен.
Мало-помалу всё на судне успокаивается, а ты всё не можешь отделаться от мысли - захлебнулся ли уже фракиец под водой, или ещё нет? Этот вопрос тяготит тебя и мучает, пока Алексиус ласково обнимает тебя, а Лула, наклонившись, вытирает с твоего лица краем своей юбки кровь от удара.
– Зачем ты так сделать? — шёпотом спрашивает она. — Глупое дело - так делать. Зачем ты делать?
– Я не знаю, - признаёшься ты. — Я знал, что не смогу спасти его, но надо было попытаться. Хоть я и понимал, что не получится, просто… Так было надо.
Девочка нежно улыбается и качает головой.
– Глупый мальчик, – она подаёт тебе руку и помогает подняться на ноги. — Вставай. Скоро лодка приплыть. Потом нас ведут на рынок, а потом продают.
Вы получили 10 очков одобрения от Лулы.
