Утром в ржаном закуте, где златятся рогожи в ряд, семерых ощенила СУКА, рыжих семерых щенят.
С детства ненавидел это стихотворение. Как мог юный Есенин пойти на поводу у тупых редакторов и заменить красивое деревенское собачье имя Кутя на СУКА! Аааа! Как?
Сергей Александрович Есенин – один из самых ярких и эмоциональных поэтов Серебряного века русской литературы. Его стихи наполнены глубокими чувствами, любовью к природе и родине, а также философскими размышлениями о жизни и смерти. В этом посте мы окунемся в мир творчества Есенина и попробуем понять, что сделало его поэзию такой особенной.
Любовь к Родине
Есенин родился в крестьянской семье в селе Константиново Рязанской губернии. С самого детства он был окружен красотой русской природы, которая впоследствии стала одним из главных источников вдохновения для его поэзии. Стихи Есенина полны образов полей, лесов, рек и деревень, которые символизируют связь поэта с родной землей.
Край ты мой заброшенный, Край ты мой, пустырь, Сенокос некошеный, Лес да монастырь.
Эти строки из стихотворения "Гой ты, Русь, моя родная" отражают искреннюю любовь Есенина к своей стране и ее просторам.
Чувственность и эмоция
Поэзия Есенина отличается особой чувственностью и эмоциональной насыщенностью. Он умел передавать самые тонкие оттенки чувств, будь то радость или грусть, любовь или разочарование. Его стихи часто звучат как личные признания, что делает их особенно близкими и понятными каждому читателю.
Я помню, любимая, помню, Сиянье твоих волос. Не радостно и не легко мне Покинуть тебя привелось...
В этих строках из стихотворения "Письмо к женщине" Есенин выражает свои глубокие чувства и переживания, делая каждую строчку наполненной жизнью и теплом.
Философские размышления
Творчество Есенина не ограничивается только описанием природы и личных переживаний. В своих стихах он часто обращается к философским темам, размышляя о смысле жизни, времени и вечности. Эти размышления придают его поэзии особую глубину и значимость.
Жизнь - обман с чарующей тоскою, Оттого так и сильна она, Что своею грустью роковой Как надрыв, томит она.
Строки из стихотворения "Не жалею, не зову, не плачу" показывают, насколько глубоко Есенин задумывался о сущности бытия и человеческих страданий.
Наследие и влияние
Творчество Сергея Есенина оказало огромное влияние на русскую литературу и культуру. Его поэзия продолжает вдохновлять новых поколений читателей и писателей. Многие современные поэты находят в его стихах источник вдохновения и учатся у него искусству передачи эмоций и чувств.
Таким образом, Сергей Есенин остается одной из ключевых фигур русской литературы, чьи стихи продолжают жить и волновать сердца людей по всему миру. Его поэзия – это отражение души, природы и глубоких философских размышлений, которые делают его творчество поистине уникальным и незабываемым.
Сергей Есенин, родился 3 октября 1895 г. Убит 28 декабря 1925 г.
Николай Николаевич Браун, поэт, общественный деятель, бывший политзаключенный.
— Николай Николаевич, вы считаете, что Есенин умер при допросе? — Да, точнее — в результате пыток при допросе. Именно к такому выводу пришел мой отец — известный поэт Николай Леопольдович Браун, лично знавший Сергея Есенина. В декабре 1925 года он вместе с другими писателями выносил его тело из гостиницы «Англетер».
«Отец намеренно не писал воспоминаний»
— Николай Николаевич, когда и при каких обстоятельствах ваш отец познакомился с Сергеем Есениным? Он был знаком с Николаем Гумилевым, Николаем Клюевым, Павлом Васильевым, Иваном Приблудным, Алексеем Ганиным. Петром Орешиным. С Сергеем Есениным отца познакомил Клюев. Встречи Брауна с Есениным не могли быть частыми — они жили в разных городах, Сергей Александрович преимущественно в Москве, и в Петрограде-Ленинграде бывал наездами. Об их близком знакомстве говорит тот факт, что Сергей Александрович подарил отцу автографы двух своих стихотворений: «Снова пьют здесь, дерутся и плачут» и «Мне осталась одна забава: пальцы в рот - и веселый свист!». Они каким-то чудом уцелели во время блокады, не пропали при обысках, и сейчас хранятся в моем архиве. У отца была замечательная память. Но он намеренно не писал воспоминаний, не хотел даже слышать об этом. Только в середине 60-х он впервые рассказал мне, уже взрослому, о том, как выносил убитого Есенина из «Англетера». Оказавшись в мордовских политлагерях, я на свидании обратился к отцу с просьбой написать о Есенине. Рассказать все как было. В надежде, что после освобождения опубликую его воспоминания за рубежом. У меня был большой срок - 10 лет (ст. 70 УК РСФСР), который я отбыл до конца. Отец прислушался к моей просьбе, выполнив ее частично. Воспоминания он написал, но заведомо только то, что могло быть опубликовано в советской печати. Кстати, насколько мне известно, никто другой так ярко и точно не описал чтение Есениным его стихов.
Сергей Александрович Есенин — русский поэт и писатель.
Очевидцев суицида не нашлось.
— В связи с чем в тот роковой для Есенина декабрьский день 1925 года Браун-старший оказался в «Англетере»? В редакцию «Звезды», где в то утро были только Николай Браун и Борис Лавренев, из «Англетера» позвонил Павел Медведев. Он попросил их прийти, сообщив, что Есенин покончил с собой. Писатели должны были увидеть Есенина мертвым и подтвердить версию суицида. О том, как Есенин покончил самоубийством, в гостинице рассказали Медведев, Фроман и Эрлих. Но и они, как оказалось, ничего своими глазами не видели. Им тоже «рассказали». Покойный был уже приготовлен для демонстрации. Однако первоначальные фотоснимки, которыми мы сегодня располагаем, обнаруживают совсем иное. У Есенина были изрезаны, похоже, бритвой, руки. Но не поперек, а вдоль. Как при пытке. Левый глаз запал. Две пробоины чуть выше переносицы и одна — над правым глазом. А ведь Николaй Леопольдович говорил мне о «глубоко проникающей ране под правой бровью», которая была «смертельной», о «синяке под левым глазом», о «следах побоев». Отец в голодное время, в 1919-20 годах, чтобы выжить, работал санитаром «скорой помощи». Он неплохо знал анатомию. Трупов он видел много, среди них попадались и висельники. Но у Есенина не было ни посинения лица, ни высунутого языка.
«Есенина нужно было выносить, — рассказывал отец, — я взял его, уже окоченевшего, под плечи. Волосы рассыпались мне на руки. Запрокинутая голова опадала. Были сломаны позвонки». В книге Мельгунова «Красный террор в России» упоминаются специальные удавки для ломки позвоночников, имевшиеся в ЧК. Удавка могла быть применена и здесь. Чем и как был пробит лоб Есенина? Такой вопрос возникает при взгляде на одну из посмертных масок, где в проломе над переносьем две дыры. В ЧК имелись для этой цели молотки с острыми концами-клювами. (Молотки-пробойники я впервые увидел в политлагерях Мордовии — они применялись на вахте для пробивания лбов умерших заключенных при их вывозе за зону, чтобы исключить побег.) Могли ли раны Есенина быть огнестрельными? Я спрашивал Николая Леопольдовича, не был ли Есенин застрелен. Ответ был краток: «Он был умучен!» Двойная вмятина над переносьем могла быть от удара его же револьвером, к тому же у нагана на середине рукояти внизу — ушко из стали.
Поэтесса Ида Наппельбаум говорила мне, что ее брат Лев помогал милиционеру, стоявшему на стремянке, снимать повешенного Есенина с отопительной трубы. Теперь уже широко известен тот факт, что шея покойного была обмотана веревкой несколько раз. При повешении у человека расслабляются все органы. Никакой врач не поверит, что перед ним самоубийца, если мочевой пузырь не опорожнился. И на полу и на диване, куда положили тело Есенина, было сухо.
Браун с Лавреневым категорически отказались подписаться под протоколом, где говорилось, что Есенин покончил с собой. Протокол был составлен даже на первый взгляд неумело, примитивно. Но под ним уже стояли подписи сотрудников ОГПУ Вольфа Эрлиха и Павла Медведева, секретаря Союза писателей Михаила Фромана и поэта Всеволода Рождественского. Николай Леопольдович туг же упрекнул последнего: «Сева, как же ты мог под этим подписаться! Ты же не видел, как Есенин петлю на себя надевал!» Он ответил: «Мне сказали - нужна еще одна подпись». Проведенное в 1990-е годы писателем Виктором Кузнецовым частное расследование показало, что подпись милиционера Николая Горбова — явная фальсификация. Как и заключение Гиляревского, на которое сторонники версии самоубийства ссылаются как на главное доказательство. Гиляревский был медиком дореволюционной школы и хорошо знал, как в таких случаях составляются документы. Но здешнего медэксперта не приглашали. Зато пригласили из Москвы мастера ретуши фотографа Моисея Наппельбаума. Чтобы к делу подшить уже отретушированные снимки покойного Есенина.
Задержание с пристрастием.
— Николай Николаевич, вы считаете, что Есенин погиб при допросе. Чекисты «переусердствовали»? Скорее всего. Так считал и отец. Труп был в пыли, в волосах песок. Браун решил, что Есенина в номер «Англетера» принесли. «Откуда?» — спросил я. «Вероятно, с допроса...» Здесь необходимо напомнить: в этот период Есенин был под следствием (13 спровоцированных тогдашней Лубянкой уголовных дел). Даже на просьбу наркомпроса Луначарского прекратить преследование московский судья Липкин ответил, что на этот раз приговор будет исполнен! Таким образом, по моему мнению, и был исполнен приговор, замаскированный под самоубийство, чтобы снять подозрение с исполнителей.
Художник и поэт Василий Сварог, автор посмертного портрета-рисунка Сергея Есенина, сделанного с натуры, в своих воспоминаниях тоже написал, что труп был весь в пыли: сложилось впечатление, что он был принесен в номер завернутым в ковер. Кстати, воспоминания Сварога — еще одно доказательство того, что Есенин приехал в наш город жить, а не заканчивать жизнь самоубийством. У поэта было огромное желание увидеть первый том своих сочинений, подготовленный к печати, а в ближайших планах — выступить с чтением своих стихов. А поскольку Сварог был еще виртуозным гитаристом и у них с Есениным был опыт совместных выступлений, они заранее сговорились о вечере мелодекламации, где Сварог сопровождал бы чтение стихов. «Англетер»... Какую версию ни возьми, все, от начала до конца, вымысел! В декабре 1925 года Сергей Есенин в подведомственной ОГПУ гостинице не жил! Ни в одном из списков не значился. Но представьте: в гостинице остановился бы и жил, например, Маяковский, или Блок, или «король поэтов» Игорь Северянин. Это стало бы сенсацией! А тут Есенин со всеми чемоданами — постоялец-инкогнито под шапкой-невидимкой! В дни партсъезда да еще в канун Нового года. И никто о нем не слышал!
Погранзастава в «Англетере».
— Даже в те бесправные времена пытка поэта при допросе должна была иметь хоть какие-то основания. С чекистов головы бы сняли, если бы они позволили Есенину уйти за границу, тем более, во время работы XIV съезда партии. Близкие друзья его уже были расстреляны или умерли под пытками, как, например Алексей Ганин, создавший, по фиктивной версии Лубянки, «Орден русских фашистов». По делу «Ордена» только в Москве в марте-апреле 1925 года казнили 6 человек, остальных приговорили к различным срокам заключения. Алексей Ганин недолгое время был женат на сестре Есенина Кате до её брака с Василием Наседкиным. Он, конечно, очень хотел, чтобы Есенин переправил за границу его тезисы, в которых называл советскую власть властью «изуверов-садистов». Ганин считал, что его тезисы должны предостеречь правительства других стран от коммунистических революций. Не случайно Сергей Есенин перед отъездом из Москвы в Ленинград дома у своей бывшей жены Анны Изрядновой сжигал бумаги в кухонной плите. Среди них наверняка были и переданные ему Ганиным для распространения за рубежом, в частности, в Италии. Были еще и другие, параллельные дела, по которым можно было привлекать Есенина. При его задержании были изъяты все бумаги, незаконченное произведение «Пармен Крямин», начало второй части «Страны негодяев», где действие происходит в Америке, и около двух десятков новых стихотворений. Для частичного прикрытия обыска у поэта «Красная газета» 29 декабря 1925 года сообщила: «Есенин читал в кругу друзей до 15 новых лирических стихов, которые, по-видимому, были зафиксированы лишь у него в памяти».
Многие до сих пор удивляются: «Есенин писал лирику, пил вино и увлекался женщинами. При чем тут политика?» На самом деле Есенин был в эпицентре политических событий. Встречался с Кировым, Дзержинским, Троцким. Но в последнее время он пересматривал свои взгляды. И вед себя при этом неосмотрительно. Поэма «Страна негодяев» — настоящий вызов большевистской власти. Есенин откровенно высказывался в письмах и к тем своим друзьям, которые являлись огэпэушниками или поддерживали прямые контакты с ОГПУ. В одном из писем он писал: «Я перестаю понимать, к какой революции я принадлежал. Вижу только... что не к февральской и не к октябрьской. По-видимому, в нас... скрывается какой-нибудь ноябрь». В августе 1925-го предостерегал кузена Илью в письме домой: «Только не на рабфак. Там коммунисты и комсомол». А в сентябре имел неосторожность написать из клиники П. Чагину: «Чтоб избавиться кой от каких скандалов... махну за границу. Там и мертвые львы красивей, чем наши живые медицинские собаки». Друзья Есенину подсказывали: ты следующий! Когда замаячила высшая мера, Есенин попытался скрыться от ОГПУ на юге — в Закавказье. В Мардакянах под Баку у него случился конфликт с Яковом Блюмкиным. Блюмкин чуть не застрелил Есенина. Есенин поехал в Тифлис и попросил друзей достать ему револьвер. С этим оружием он уже не расставался до конца. Судя по всему, Сварог прав: револьвером и был пробит лоб поэта, оказавшего сопротивление. Писатель Павел Лукницкий, с которым я был хорошо знаком, в ответ на мои расспросы о смерти Есенина прямо сказал мне о своем впечатлении от его внешности в «Англетере», вот его точные слова: поэт при допросе «был изуродован, на одежде следы крови, а левого глаза «не было». В его мемуарах, изданных в Париже в 1991 году, об этом сказано так. Цитирую: «Есенин был мало похож на себя. Лицо его при вскрытии исправили, как могли, но все же... в верхнем углу правого глаза — желвак... и левый глаз — плоский: он вытек. Синевы в лице не было: оно было бледно, и выделялись только красные пятна и потемневшие ссадины». Лукницкий был в прошлом работником ОГПУ, вел дневники. — Получается, что Есенин поехал в Ленинград работать, а чекисты боялись, что он сбежит на Запад? Да. Но даже если бы он собрался перейти границу с Финляндией или Латвией, ему бы не дали этого сделать. Поэт был обложен со всех сторон, как волк.
Народу показали «нарумяненную куклу».
Внешность Есенина трижды «приводилась в порядок». Без «макияжа» его могли видеть только сотрудники ОГПУ и Моисей Наппельбаум с сыном Львом. Первый грим на лицо Сергея Есенина был наложен в «Англетере» незадолго до прихода писателей. Второй - в морге Обуховской больницы, перед прощанием в Союзе писателей на Фонтанке, 50. Многих ран и, тем более, царапин уже не было видно. Николай Леопольдович Браун дважды выносил тело Есенина: вначале из «Англетера» - под плечи, затем в гробу - из Союза писателей. Он заметил большие изменения во внешности убитого. А в Москве в Доме печати, как вспоминала писательница Галина Серебрякова, уже лежала «нарумяненная кукла». Скульптура! Без каких-либо повреждений. Есенин не был похож не только на убитого, но и на самоубийцу. Вот почему сын покойного Александр Есенин-Вольпин удивлялся: «Как же так, тысячи человек видели отца и ничего не заметили!»
Эмигрантские литераторы 20-х годов поддержали версию самоубийства только для того, чтобы можно было сказать: советская власть затравила поэта, который с ней заигрывал.
Эксгумация невозможна!
— Николай Николаевич, а теперь о возможной эксгумации... Эксгумация, сколько бы о ней ни говорили, невозможна! Потому что гроба Есенина в могиле нет. Обнаружилось это, когда хоронили мать Есенина Татьяну Федоровну. Вскрыли могилу — там три гроба, но есенинского нет. Сестра Шура помнила гроб брата. В официальном письме от 4 января 1994 года племянницы Есенина Светланы Петровны Митрофановой, дочери сестры Шуры, и ее сына в комиссию Всероссийского комитета по выяснению обстоятельств смерти Есенина сказано, что гроб матери поэта оказался не над могилой сына, а рядом с неизвестными останками... точное место его могилы теперь установить будет очень нелегко». Письмо это комиссией опубликовано. Впрочем, нашелся человек, заявивший, что Есенина перезахоронили в дальней части Ваганьковского кладбища. Ваганьковского ли? Это еще вопрос. Поэтому-то потомки и родственники покойного возражают против эксгумации.
Маска маске рознь.
— Как же тогда объяснить, что разрешили снять посмертную маску с явным повреждением черепа?
Пролом был такой глубокий, что скрыть его не представлялось возможным. Нашли объяснение: обжегся или ободрался о трубу. Следов других повреждений на маске нет. В Есенине уже видели современного Пушкина. Есть же пушкинская маска. Ну, и разрешили, в надежде, что если возможно отредактировать внешность поэта, то уж маску — труда не составит. А может быть, огэпэушники велели маску снять для отчетности, в доказательство выполненной работы. Кстати, как известно, маску снимали два человека. По крайней мере, известны две маски. Одна — со сглаженным вдавливанием. Вторая — с явными повреждениями черепа. Так называемая маска из частной коллекции. Как она «ускользнула» от огэпэушников — остается загадкой.
Назвать палачей палачами.
На следующий день после смерти Есенина 29 декабря 1925 года, ленинградская «Красная газета» опубликовала статью Бориса Лавренева «Памяти Есенина». Она имела подзаголовок: «Казненный дегенератами». И эпиграф: «И вы не смоете всей вашей черной кровью поэта праведную кровь». А завершалась так «И мой нравственный долг предписывает мне сказать раз в жизни обнаженную правду и назвать палачей и убийц, палачами и убийцами, черная кровь которых не смоет кровяного пятна на рубашке замученного поэта».
Снежная чаща. Железнодорожная будка Уральской линии. Чекистов, охраняющий линию, ходит с одного конца в другой.
Чекистов:
Ну и ночь! Что за ночь! Чёрт бы взял эту ночь С… адским холодом И такой темнотой, С тем, что нужно без устали Бельма пЕрить. .............. Стой! Кто идёт? Отвечай!.. А не то Мой наган размозжит твой череп! Стой, холера тебе в живот!
Замарашкин:
Тише… тише… Легче бранись, Чекистов! От ругательств твоих Даже у будки краснеют стены. И с чего это, брат мой, Ты так неистов? Это ж… я… Замарашкин… Иду на смену…
Чекистов:
Чёрт с тобой, что ты Замарашкин! Я ведь не собака, Чтоб слышать носом.
Замарашкин:
Ох, и зол же ты, брат мой!.. Аж до печёнок страшно… Я уверен, что ты страдаешь Кровавым поносом…
Чекистов:
Ну конечно, страдаю!..
От этой проклятой селёдки Может вконец развалиться брюхо. О! Если б теперь… рюмку водки… Я бы даже не выпил… А так… Понюхал… ........ Знаешь? Когда эту селёдку берёшь за хвост, То думаешь, Что вся она набита рисом… Разломаешь, Глядь: Черви… Черви… Жирные белые черви… Дьявол нас, знать, занёс К этой грязной мордве И вонючим черемисам!
Замарашкин:
Что ж делать, Когда выпал такой нам год? Скверный год! Отвратительный год! Это ещё ничего… Там… За Самарой… Я слышал… Люди едят друг друга… Такой выпал нам год! Скверный год! Отвратительный год И к тому ж ещё чёртова вьюга.
Чекистов:
Мать твою в эт-твою! Ветер, как сумасшедший мельник, Крутит жерновами облаков День и ночь… День и ночь… А народ ваш сидит, бездельник, И не хочет себе ж помочь. Нет бездарней и лицемерней, Чем ваш русский равнинный мужик! Коль живёт он в Рязанской губернии, Так о Тульской не хочет тужить. То ли дело Европа? Там тебе не вот эти хаты, Которым, как глупым курам, Головы нужно давно под топор…
Замарашкин:
Слушай, Чекистов!.. С каких это пор Ты стал иностранец? Я знаю, что ты Настоящий жид. Фамилия твоя Лейбман, И чёрт с тобой, что ты жил За границей… Всё равно в Могилёве твой дом.
Чекистов:
Ха-ха! Ты обозвал меня жидом? Нет, Замарашкин! Я гражданин из Веймара И приехал сюда не как еврей, А как обладающий даром Укрощать дураков и зверей. Я ругаюсь и буду упорно Проклинать вас хоть тысчи лет, Потому что… Потому что хочу в уборную, А уборных в России нет. Странный и смешной вы народ! Жили весь век свой нищими И строили храмы Божие… Да я б их давным-давно Перестроил в места отхожие. Ха-ха! Что скажешь, Замарашкин? Ну? Или тебе обидно, Что ругают твою страну? Бедный! Бедный Замарашкин…
Замарашкин:
Чёрт-те что ты городишь, Чекистов!
Чекистов:
Мне нравится околёсина. Видишь ли… я в жизни Был бедней церковного мыша И глодал вместо хлеба камни. Но у меня была душа, Которая хотела быть Гамлетом. Глупая душа, Замарашкин! Ха-ха! А когда я немного подрос, Я увидел… Слышатся чьи-то шаги. Тише… Помолчи, голубчик… Кажется… кто-то… кажется… Чёрт бы взял этого мерзавца Номаха И всю эту банду повстанцев! Я уверен, что нынче ночью Ты заснёшь, как плаха, А он опять остановит поезд И разграбит станцию.
Замарашкин:
Я думаю, этой ночью он не придёт. Нынче от холода в воздухе Дохли птицы. Для конницы нынче Дорога скользкА, как лёд, А с пехотой прийти Он и сам побоится. Нет! этой ночью он не придёт! Будь спокоен, Чекистов! Это просто с мороза проскрипело дерево…
Чекистов:
Хорошо! Я спокоен. Сейчас уйду. Продрог до костей от волчьей стужи. А в казарме сегодня, Как на беду, Из прогнившей картошки Холодный ужин. Эх ты, Гамлет, Гамлет! Ха-ха, Замарашкин!.. Прощай! Карауль в оба!..
Замарашкин:
Хорошего аппетита! Спокойной ночи!
Чекистов:
Мать твою в эт-твою!
(Уходит.)
ССОРА ИЗ-ЗА ФОНАРЯ.
Некоторое время Замарашкин расхаживает около будки один. Потом неожиданно подносит руку к губам и издаёт в два пальца осторожный свист. Из чащи, одетый в русский полушубок и в шапку-ушанку, выскакивает Номах.
Номах:
Что говорил тебе этот коммунист?
Замарашкин:
Слушай, Номах! Оставь это дело. Они за тебя по-настоящему взялИсь. Как бы не на столбе Очутилось твоё тело.
Номах:
Ну так что ж! Для ворон будет пища.
Замарашкин:
Но ты должен щадить других.
Номах:
Что другие? Свора голодных нищих. Им всё равно… В этом мире немытом Душу человеческую Ухорашивают рублём, И если преступно здесь быть бандитом, То не более преступно, Чем быть королём… Я слышал, как этот прохвост Говорил тебе о Гамлете. Что он в нём смыслит? Гамлет восстал против лжи, В которой варился королевский двор. Но если б теперь он жил, То был бы бандит и вор. Потому что человеческая жизнь Это тоже двор, Если не королевский, то скотный.
_______ Пимечание: Чекистов Лейбман — Лев Троцкий (Лейба Бронштейн), «российский революционер, активный участник российского и международного террористического и коммунистического движения, советский государственный, партийный и военно-политический деятель»; Номах — Нестор Махно — «анархист красного толка и революционер, участник гражданской войны».
Дамы и господа! Позвольте представить театральную рубрику "Исторический бэкстейдж". Это рубрика, в которой мы с коллегой рассказываем об исторических фигурах. Герои рубрики безусловно выдающиеся личностино мы раскрываем их с неожиданной стороны. Это не просто сухие факты и даты – это истории о людях, их тайнах, слабостях, курьезах и достижениях, которые навсегда изменили ход истории.
В каждом выпуске мы отправляемся за кулисы времени, чтобы показать вам те моменты, которые редко упоминаются в учебниках. Каковы были привычки великих полководцев? Чем увлекались писатели в свободное от творчества время? Какие курьезы происходили во дворцах королей и императоров?
Слушайте, удивляйтесь и смеетесь вместе с нами, ведь история – это не только серьезно, но и увлекательно! Делитесь своими мыслями, задавайте вопросы, а может быть, предложите героя для следующего выпуска – пишите в комментарии.
соответствии с п.8.1 "Кодекса Пикабу", реклама - информация о товаре, услуге или сервисе, размещенная исключительно с призывом приобрести его за деньги.
Размещенный мною пост не является рекламой, в связи с отсутствием в нём информации и платных товарах, услугах и сервисах.
В соответствии с п.8.2 "Кодекса Пикабу", посты ссылками либо фрагменты статей со ссылкой на продолжение на стороннем ресурсе запрещены. Контент должен быть полностью доступен в посте. Но аудио материал прикрепить нельзя.
В соответствии с п.8.3 "Кодекса Пикабу", автор поста с меткой [моё] может оставлять в постах ссылки на свои страницы и каналы на сторонних ресурсах.
В октябре 1922 года пароход “Париж” вошел в порт Нью-Йорка. На его борту среди прочих пассажиров была одна очень любопытная семейная пара – Сергей Есенин и Айседора Дункан. Американская танцовщица привезла русского мужа, чтобы показать ему свою родину.
Родина, впрочем, встретила Айседору с подозрением. И ее, и Есенина, сошедших с трапа, моментально остановили, козырнули корочками и велели вернуться на борт. Оказывается, их уже ждали как “большевистских агитаторов”.
На следующее утро обоих перевезли на остров Эллис в Нью-Йоркской бухте, недалеко от Статуи Свободы, где содержались в карантине иммигранты. Там обоим учинили допрос в течение двух часов. От Есенина потребовали признать, что он верит в Бога, и поклясться не исполнять “Интернационал”. Только после этого путь в Америку был открыт.
В стране длинного доллара Сергей Есенин провел четыре месяца. И все это время он был в самом дурном настроении. На Айседору он был жутко сердит за то, что тут их вовсе не носили на руках. И вообще, денег ни на что не хватает, вопреки ожиданиям.
“Изадора прекраснейшая женщина, но врет не хуже Ваньки. Все ее банки и замки, о которых она пела нам в России, — вздор. Сидим без копеечки, ждем, когда соберем на дорогу, и обратно в Москву”, – писал он своему другу Анатолию Мариенгофу уже 12 ноября. С момента прибытия прошло чуть больше месяца.
Но больше всего Есенина угнетало даже не трудное положение с финансами. Дома он в годы гражданской тоже не шиковал, так что такой ерундой его было не испугать. Хуже всего было отношение к искусству. В том числе к его стихам.
“О себе скажу (хотя ты все думаешь, что я говорю для потомства), что я впрямь не знаю, как быть и чем жить теперь. Раньше подогревало то при всех российских лишениях, что вот, мол, «заграница», а теперь, как увидел, молю Бога не умереть душой и любовью к моему искусству. Никому оно не нужно, значение его для всех, как значение Изы Кремер, только с тою разницей, что Иза Кремер жить может на свое <пение>, а тут хоть помирай с голоду”.
Это из того же письма к Мариенгофу. Страшно для поэта, тем более его уровня и таланта, ощущать, что искусство и творчество никому не нужно. В результате он пьет. Причем выпивку достать крайне трудно – в Америке в это время действует “сухой закон”. И это не улучшает его настроения.
Еще одна характерная цитата:
“Милый мой Толя! Как рад я, что ты не со мной здесь в Америке, не в этом отвратительнейшем Нью-Йорке. Было бы так плохо, что хоть повеситься”.
Вместе с Айседорой он посещает Балтимор, Бостон, Чикаго, Мемфис, Нью-Йорк, Филадельфия, Толедо. Там запланированы ее концерты, на которых она танцует либо нагой, либо в прозрачной алой накидке. Пуритане в двойном шоке – мало того, что это почти обнаженка, так тут еще и пропаганда большевизма! После концертов Дункан уже прямым текстом рассказывает о том, как она восхищается Россией. Публика бурно протестует, часть концертов отменена.
В январе Айседора дает последний концерт и буквально кипит от негодования. Она заявляет, что навсегда уезжает из Америки в Россию. Знаете, почему? Потому что “в Америке нет демократии… До тех пор, пока есть дети богатых и дети бедных, демократии быть не может”.
Попутно Есенин и с Айседорой ходят по русско-еврейским поэтическим вечерам. Обычно это квартиры каких-то эмигрантов, где устраивают что-то вроде светских салонов. Там Есенин читает свои стихи и периодически устраивает скандалы. После одного из таких скандалов его забирают в полицейский участок, где он проводит ночь.
В феврале 1923 года они садятся на пароход и покидают Америку. На борту Есенин пишет письмо Сандро Кусикову:
“Расскажу тебе об Америке позже. Это самая ужасная дрянь… Я полон смертной, невыносимой тоски. Я чувствую себя чужим и ненужным здесь, но когда я вспоминаю Россию, вспоминаю, что ждет меня там, я не хочу возвращаться…”
Впрочем, уже по приезде он пишет очерк “Железный Миргород”, где все-таки находит, за что можно похвалить американцев. За энергию, за масштабные замыслы, за быстрый прогресс. Но эта похвала достаточно специфическая. Вот как выглядит концовка очерка:
“— Слушайте, — говорил мне один американец, — я знаю Европу. Не спорьте со мною. Я изъездил Италию и Грецию. Я видел Парфенон. Но все это для меня не ново. Знаете ли вы, что в штате Теннесси у нас есть Парфенон гораздо новей и лучше?
От таких слов и смеяться и плакать хочется. Эти слова замечательно характеризуют Америку во всем, что составляет ее культуру внутреннюю. Европа курит и бросает, Америка подбирает окурки, но из этих окурков растет что-то грандиозное”.
Вроде бы комплимент сделал, но по сути пощечину отвесил. Или наоборот, жестко высмеял, но вывернул в итоге в сторону величия Америки. Такое чувство, что он видел грядущую эпоху во всем ее размахе, но заранее оплакивал ту роль, до которой будет низведена в ней культура.
Из протокола допроса гр. С. Есенина в 26-м отделений милиции.
6 апр. 1924 г. в Малом театре произошел инцидент, в результате которого гражданин Сергей Есенин был доставлен в 26-е отделение милиции, где уже 7 апр. подписал протокол допроса, составленный с его слов:
«...я попал в театр с пропуском за кулисы, который мне передала артистка Щербиновская, потом, желая выйти, заблудился и попал не в ту дверь.
В театре я не дебоширил, но когда меня хотели взять под руки, я толкнул лиц, желающих взять меня под руки, один из них упал и разбил себе нос.
Виновным в появлении в нетрезвом виде в общественном месте себя признаю, в скандале нет» (РГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 9, л. 25).
P.S. Но вообще, конечно, разнообразные объяснительные, данные сотрудникам силовых структур, составляют весьма значительную часть сохранившихся автографов великого поэта.
«Сидел в пивной с приятелями, говорили о русской литературе. Я увидел типа, который прислушивался к нашему разговору. Я сказал приятелю, чтобы он ему плеснул в ухо пивом, после этого тип встал и пошел, позвал милицию. Это вызвало в нас недоразумение и иронию. Я сказал: „Вот таких мы понимаем“, — и начали спорить, во время разговоров про литературу упоминали частично т. т. Троцкого и Каменева и говорили относительно их только с хорошей стороны, то, что они-то нас и поддерживают. О евреях в разговоре поминали только, что они в русской литературе не хозяева и понимают в таковой в тысячу раз хуже, чем в черной бирже, где большой процент евреев обитает как специалистов. Когда милиционер по предложению неизвестного гражданина предложил нам идти, и мы, расплатившись, последовали за милиционером в отделение милиции. Идя в отделен<ие> милиц<ии>, неизвестный гр-н назвал нас „мужичье“, „русские хамы“. И вот, когда была нарушена интернациональная черта национальности словами этого гражданина, мы, некоторые из товарищей, назвали его жидовской мордой. Больше ничего показать не имею. Протокол записан с моих слов правильно и мне прочитан, в чем подписуюсь».
Печатается по автографу (ЦА ФСБ РФ, архивное дело № Р-14827, л. 4, об). Полный исходный заголовок дела: «Дело № 2037 Есенина Сергея Ал<ексан>дровича, Клычкова Сергея Антоновича, Орешина Петра Васильевич, Галина Алексея Алексеевича по обв<инению> по ст. [83] 596 У. К. Начато 22/XI дня 1923 г. Кончено 11/V дня 1927 г.»