Хотелось задышать. Задышать сигаретным дымом, спёртым воздухом на чьей-то квартире, прохладной июньской ночью, чем угодно – лишь бы не возвращаться в привычную реальность хотя бы ещё немного.
– А самое клёвое… – Немец затянулся, выдохнул, завис, наблюдая за кольцами, рассеивающимися под потолком.
– Что самое клёвое? – Макс еле держал нить разговора. Перед глазами плыло, лицо Немца смазало, но нужно было ухватиться за последнюю фразу, не дать себе потерять себя, растворившись.
– А. Самоё клёвое – для эйфории, для полного потока сознания, раздвижения мыслезора… Нет такого слова, вроде. Короче, ты понял. Для того, чтобы почувствовать всё, познать всё, пропустить всё через каждую клеточку, каждую фибру в своём теле – для всего этого нахрен не нужна ни алкашка, ни наркота. Всё уже заложено в нас. Наш мозг, наши нейронные связи… Мы и есть наркотик. Мы просто не понимаем, как раскрывать наши возможности до конца. Точнее, они не понимают. Я понимаю.
– И… – Макс на секунду застыл, словно муха в липкой ленте – настолько вязкими были слова Немца. – И как же?
Немец не ответил. Вместо этого усмехнулся, достал откуда-то полупустую бутылку водки, налил себе и Максу, пододвинул рюмку.
– А тебе сильно надо? – спросил, выпив. Вся его лёгкость и веселье куда-то улетучились. Теперь он смотрел серьёзно, оценивая.
– С-сильно, – выдавил Макс и залпом выпил. – Ух, с-с…
– Хорошо, – Немец улыбнулся. – Добавь меня в телеге, я напишу тебе, как у нас будет сходка. Там всё и расскажу. Но смотри – если не уверен, не иди. Там всё серьёзно. Вернёшься другим человеком.
– Я готов! – чуть не вскрикнул Макс. – Что угодно, только…
– Да всё-всё. Иди лучше найди куда прилечь, развезло тебя.
Макс послушно поднялся из-за стола, пошатываясь. Уже было направился в зал, но в дверях обернулся.
– А о чём… О чём речь-то по итогу?
– Электросны, – донеслось расплывчатое от Немца. – Электросны.
Автобус привёз Макса куда-то на окраину. Он ещё раз достал телефон, проверил адрес – всё верно, остановка “Текстильный комбинат”. Заброшенный завод виднелся напротив, зияя провалами окон словно пустыми ячейками таблеточного блистера.
Макса передёрнуло от ассоциации – матери приходилось запихивать в рот таблетки чуть ли не с боем, а улучшений так и не было.
Стараясь не смотреть в сторону завода, Макс открыл карты и пошёл в нужном направлении.
Навигатор вёл в какую-то глушь. По пути встретилась только старуха, тянущая за собой баул на тележке со сбитым колёсиком, подпрыгивающим на кочках, да и только. Макс ещё раз посмотрел, туда ли он идёт, но курсор маршрута неустанно указывал вперёд, в неизвестность, прочь от городской среды с её бетонными стенами.
Нужное место показалось издалека – за поворотом после очередной рощи Макс увидел простирающееся вдаль поле с россыпью опор ЛЭП, понатыканных тут и там словно использованные иглы.
У одной из таких виднелась группа людей. Макс присмотрелся, разглядел бледное лицо Немца и зашагал быстрее.
Встретили его прохладно. Двое парней – один в очках, второй в короткой шапке – махнули руками в знак приветствия, но не сказали ни слова. Другие, чьи лица Макс забыл сразу, как отвёл глаза, словно вовсе его не заметили. Немец лишь кивнул, быстро проверил что-то в телефоне и только тогда заговорил.
– Все собрались? Можем начинать. Макс, ты пока посмотри, что мы делаем, потом твоя очередь. Если что – не бойся, мы не в первый раз тут, ничего незаконного не делаем. Все же тут по своей воле? – оглянулся на собравшихся.
Гул от проводов высоко над ними прервался нестройными “да” и “ага”.
– Ну вот. Тоха, давай, ты первый. Ромыч, засекай.
Собравшиеся сразу закопошились. Тоха подошёл к ЛЭП, повернулся к ней спиной, начал приседать, заведя руки за голову. Ромыч достал из кармана телефон, открыл секундомер, кивнул.
Внутри Макса словно что-то оборвалось. Было в этих заученных движениях нечто пугающее, ритмичное в своей неправильности.
Тоха уже шумно дышал, когда Макс различил, что Немец тихо считает приседания.
– Девятнадцать, двадцать. Давай, – скомандовал он, тоже подойдя к опоре.
Тоха послушно встал, шумно выдохнул, прислонился к ЛЭП спиной. Немец тут же грубо схватил его, всунул кулаки под рёбра, начал давить. Глаза у Тохи помутнели, на лице застыла глупая полуулыбка – и тот сполз вниз, спиной по ржавому железу. Немец заботливо поддержал его, чтоб тот не упал мешком, пощупал шею, кивнул в сторону.
– Раз, два, три, четыре… – донеслось со стороны Ромыча.
– Страшно? – усмехнулся Немец, глядя на Макса. – А я предупреждал, только если сильно нужно. Ничё, нормально с ним всё.
– А… – Макс не знал, что спросить. – А почему так? Спиной к ЛЭП? Током не ударит?
– …девять, десять, одиннадцать…
– Заземление есть же, не ссы. А так – потому что ток. Я не знаю, как это до конца работает, но, типа, внутренний стимулятор. Тут вон какая тема, – Немец отошёл чуть подальше, достал из кармана нашатырь, потряс в руке. – Ток – он же, по сути, тыкает наши…
– …семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…
– …нейроны. Как иголками. У меня брат в Карелии служил погранцом. Рассказывал, у них там вдоль границы провода под напряжением. И прикинь, лоси приходили, лизали эти провода, кайфовали. Лоси! А мы чем хуже? Только…
– …тридцать один, тридцать два, тридцать три…
– …мы, конечно, не такой массы, и от тока окочуриться можно. Тут на помощь и приходит “собачий кайф” – ты отключаешься, с током напрямую не взаимодействуешь, но он проникает в твоё сознание, ты чувствуешь его, понимаешь? А дальше – электросны. Тохе щас снятся. Эйфория.
– …сорок четыре, сорок пять…
– Заговорился. Вытаскивать пора, – схаркнул Немец в сторону, и, откупорив пузырёк с нашатырём, присел над Тохой. Подвёл к носу – тот с шумным вздохом открыл глаза. – Добро пожаловать обратно, – гоготнул.
Тоха тем временем лежал на земле, опершись на локти.
И Макс впервые видел человека настолько счастливым.
– Готов? – переспросил ещё раз Немец. Макс был не готов – но отступать было поздно.
Вниз-вверх, вниз-вверх, вниз-вверх.
С непривычки лёгкие горели огнём, по спине заструился пот, стало не хватать воздуха. Когда Немец кивнул, Макс выдохнул, прислонился спиной. В теле тут же грубо увязли чужие кулаки – но всё это стало неважным. Вокруг потемнело, лица смазались, небо оказалось под ногами, слева, справа – и Макс улетел.
В окружившем его вокруг небе, то тёмном, то светлом, слышался гул проводов, чувствовались покалывания пальцев. Макс осмотрелся – лось с головой его матери лизал наэлектризованный провод с налипшими таблетками и смешно фыркал.
Буйство красок взялось из ниоткуда, завертело его, разодрало на части – мягко, с любовью – а затем собрало обратно; Макс видел своё детство, поездки на рыбалку с отцом, большую пожарную машину, тихий час в детском саду; видел первую драку, первый поцелуй, первый секс; он проносился между свадьбой со Светой, нет, с девушками в сотни раз лучше Светы, между огромной квартирой и счастливой матерью вместе с живым отцом; Макс чувствовал сразу всё и сразу ничего; Макс внезапно осознал, что вот она,
Он хотел разглядеть ещё – но тут же его грубо выкинуло из морока, как рыбу на песок.
Над ним склонился Немец. Потрепал его за щеку.
И тогда Макс пожалел, что он действительно живой.
На собраниях “Собачьего кайфа” Макс стал постоянным гостем. После электроснов обычный мир казался лишённым красок, выблеванным активированным углём; там же, в сознании под мерный гул проводов, Макс жил свою настоящую жизнь.
Состав никогда не был постоянным – разные люди то приходили, то уходили, и только Немец всегда был во главе. В один из дней, после очередного электросна, он посмотрел на Макса серьёзно:
Затряслись руки. По телу пробежала крупная дрожь. В сердце защемило.
– Перебор, Макс. Подсел ты на это крепко. Это же так, разбавить жизнь – но не заменить её.
Хотелось напрыгнуть на Немца с кулаками, начистить ему лицо, разодрать щёки и выдавить глаза.
Макс не подсел! Да и Немец сам говорил, что всё безопасно!
– Мера нужна, брат, – Немец закурил. На фоне кто-то отсчитывал очередной электросон. – Ты ведь уже видел его?
Макс тут же понял, о ком речь.
Он появился в третьем…? В четвёртом электросне. Тёмная точка на фоне буйства красок, неземной радости, полноценного умиротворения. И далёкий-предалёкий крик, будто подпевающий гулу проводов.
Макс не всматривался, кто это или что это. Не хотел всматриваться.
Но в пятом электросне он появился ближе.
– К-кто это? – Макс зашептал. Немец передал кому-то пузырёк с нашатырём – очередной электросноходец должен был проснуться.
– Бог. Его много. И он не хочет, чтобы мы находились там. Ты увидишь его рты. Ты увидишь его руки. И, если подсядешь полностью, увидишь его. Так что завязывай. Раз в месяц – окей, но не так часто. Увижу тебя на следующем сборе – изобью.
И, затоптав бычок в землю, Немец отошёл к группе.
Макса ломало. Закипала кровь, выворачивались внутренности, горел мозг. Глаза лезли из орбит, ногти скребли по одеялу, пока он мучился в попытках успокоиться.
Не думать об электроснах, не думать об электроснах, не думать…
Сообщения Немец игнорил. Когда Макс написал их слишком много – сказал не появляться совсем и закинул в чёрный список.
К месту Макс добрался в сумерках, дрожащий и дёрганый. В кармане стукался о ключи бутылёк со снотворным – стащил из аптечки у матери. Ничего, перетерпит. Ему сейчас нужнее.
Пускай никто не вдавит его в ЛЭП, можно ведь просто уснуть, облокотившись, так ведь?
Провода потрескивали и мычали, словно ожидая. Макс уселся на траву спиной к опоре, закинулся горстью таблеток, запил водой из бутылки, поморщился.
Теперь оставалось только ждать.
Сон всё не приходил. Макс поёжился. Оглядел стремительно темнеющее небо, кусты вокруг себя.
Пока из одного не показалась рука.
Жёлтая, измазанная в земле, она шарилась по траве, словно желая что-то найти, ухватиться. Макс замер, хотел подняться, но понял, что под ним уже ничего.
Электросон вновь ударил красками – но на этот раз они были глубже, мазки стали грубее, и события лучшей жизни промелькнули очень быстро.
Из кустов, теперь зависших в ничём, показалась ещё одна рука. А затем ещё одна. Пальцы их переплетались друг с другом, перескакивали с одной на другую, а на небе, вместе со звёздами, проявлялись один за другим чужие рты.
Макс заорал – истошно, с надрывом, пока не понял, что из ЛЭП тоже выросли руки, и держат его, а рты полнятся на маслянистой земле, что идёт волнами, и теперь подвывают ему в такт, а из этих ртов появляются новые руки, пытающиеся найти его. Макс дёрнулся – и почувствовал, как что-то ухватило его за ладонь. Повернул голову – из тьмы, поглотившей всё вокруг, появился рот, вместо языка у которого торчала рука, а из неё ещё один рот, и так до немыслимой бесконечности, в которой какой-то изо ртов жрал его, Макса, кисть.
Он потянул на себя – и та с лёгкостью оторвалась от тела, словно ждала подобного.
А рты облизнулись. И захохотали.
Макс очнулся от холода. Стылая земля отдавала в спину. Он попытался приподняться – и с непривычки упал. Поднял правую руку к лицу – и обомлел.
Вместо кисти на ней была культя.
Реальность плыла и смешивалась в красках. Мать и немногочисленные друзья говорили, что Макс сошёл с ума, что все его конечности на месте – но он знал, он видел, что их нет. Опираясь на костыли, он в очередной раз шёл к ЛЭП, в надежде на мимолётную, но эйфорию. В прошлый раз Бог забрал ногу, потом вторую руку – а Макс не мог остановиться.
Он зубами откупорил снотворное, запрокинул голову, глотая таблетки – ничего, на ещё один электросон точно хватит! Только бы почувствовать ещё раз, только бы…
Максу снился Бог. Его тысячи ртов, его миллионы рук, его громкий электрохохот и протяжный крик, проносящийся сквозь провода. А потом самый широкий из ртов открылся – и поглотил Макса в себя полностью.
Он летел в чрево Бога, окрашенное в несуществующие цвета и показывающее ему несуществующую жизнь, и смеялся. Смеялся и плакал.
– Слышь, – окликнул какой-то парень в очках.
– Ау? – Немец повернулся.
– Ты помнишь, с нами один чел тусил? Я не помню, вроде Максом звали. Ощущение, будто не было его, но не отпускает. Приснился, может. Зашуганный был такой, и типа…
– …девять, десять, одиннадцать…
Немец потёр подбородок, задумавшись.
– Не-а. Походу, реально приснился. Максов никаких точно не помню.
– Блин, наверное да. Просто знал как будто когда-то. Ладно, забей.
– …двадцать два, двадцать три, двадцать четыре…
– Ты только смотри, не подсаживайся. Мера нужна.
Немец на секунду почувствовал дежавю, но не придал этому значения. В конце-концов, не первый и не последний их сбор – люди вечно меняются, все хотят попробовать на вкус эйфорию.
А какой-то там Макс… Нет, такого точно не было.
– …сорок один, сорок два, сорок три…
И, достав из кармана нашатырь, Немец пошёл будить очередного электросноходца.
Автор рассказа: Алексей Гибер
