— Сука, чего он такой громкий? Нельзя спокойно с рюкзака достать.

— Ну извини, телефоны  ещё не придумали.

— Это что нам ещё 25 минут сидеть? Знаешь, я не в восторге от всего этого, зачем нам учиться если мы с тобой всё знаем? Ладно, если бы даже не знали,  зачем это всё? Раньше было понятно нам навязали: учись -  будешь умным, будешь много зарабатывать…

— Так я  раньше и не учился, — перебил я голос.

— Так ты и  умным  и богатым не был, сидел с Саней пиво пил.

— Я всегда был умным, не трещи. Вот на Катю лучше посмотри, что толку от того что она записывает? Отличница блядь, всё равно глупой вырастет и  на сколько я знаю  она не будет какой-то богатой.

— Вова тебя зовут, — стукнула меня одноклассница, которая сидела со мной за одной партой.

— А, да, что? — поднялся я, не слыша, что мне вообще говорили.

— Раздели по слогам слово БАБУШКА.

— БА-БУШ-КА.

— Неправильно. БА-БУ-ШКА. Садись.

— Чего блять? — смеялся мой голос. — Ты сейчас серьёзно? И этот человек говорит мне  что всё знает?

— Ай иди ты. До сих пор не понимаю как  эти слога расставлять .

— Учись тогда!

— Ага, как будто мне это сильно пригодится в жизни.

— Ну вот и останешься дебилом, вторую жизнь живёт , а по слогам говорить  не умеет правильно.

— Завали!

— Ладно. А эта девочка Ада ничего такая. Я уже замечаю как она постоянно на тебя смотрит.

— Ты идиот? Не забывай  мне 6, ей 6 , и  вообще тебе ли не знать что она в той жизни на меня не обращала внимания.

— Это потому  что  в той жизни ты  пиздел так,  что тебя невозможно было заткнуть, а  здесь ты такой тихий, такой загадочный.

— Ой блядь  как же мне тебя отключить?

— Об парту башкой пизданись, волей-неволей я  на время замолчу.

— Представляю  как это будет выглядеть, ничего не предвещало беды  и тут на тебе.

— Странно как-то она на тебя поглядывает.

— Кто?

— Соседка по парте!

— Ты дурак?

— Слушай, а мне вот что интересно, а почему у нас влечения сексуального нет? У нас же мозг есть, он помнит это чувство, а писька тогда почему ничего не делает?

— Так она наверное ещё не созрела. —  и тут задумавшись  я осознавая всю странность этого разговора продолжил —  Блять какого хрена мы сейчас об этом говорим?

— Да так, просто интересно. Мозг же твой знает что такое секс, а писька нет.

— Это очень странно, что ты зациклился на этом. Хотя я не удивлён, ты вечно такой,  на письках зацикленный.

— Я — это ты, ты — это я, и никого не надо нам. Стоп,ты меня сейчас что пидарасом назвал?

— Начинается…

— Ладно , сколько там осталось?

— Десять минут.

— Десять минут?  За что мне это всё!!! О, сходи в библиотеку и возьми книги про анатомию там и всё такое.

— Зачем тебе это?

Он ехидно  улыбнулся и я сразу  понял  что он хочет сказать.

— Так, хватит.

— Ой  дурак. Никак ты блядь не научишься!

— Что?

В этот момент повисла гробовая тишина. И только учительница с недоумением выкрикнула:

— Пестунов!

— Вот что, — тихо сказал мой голос.

— Да, я…

— И что тебе хватит?

— Да это я так, сам с собой.

— Сам с собой? Вы посмотрите на него , сам с собой разговаривает! Странно это как-то.—  отчитывала меня учительница  вставшая из-за стола  направившись  ко мне.

— Нет, я просто задумался.

И естественно от такого весь класс смеялся.

— Тихо! — крикнула она.

Но стоит отдать должное моему первому учителю , она делала это не с целью унизить. Она просто была советской закалки, безумно строгая. Последние отголоски класса стихли в тот момент  когда она подошла ко мне ближе и увидела наушник.

— Это что такое?

Я не смог ей ответить.

— Я не понимаю, ты что музыку слушаешь у меня на уроке?!

В этот момент она выхватила наушник так резко, что даже плеер который был удачно закреплён на моих брюках, улетел прямо на пол. Дальше её понесло настолько сильно что  казалось она меня здесь сейчас уничтожит.

Все предметы начальных классов вел этот учитель. Оставалось ещё два урока, но она не могла дождаться чтобы увидеть мою мать лично. А до того момента пока мать не кинула всё и не появилась в школе я простоял в углу , слушая между подачей информации  как она периодически вслух выражала недоумение :

— Как такое вообще возможно, слушать музыку в тот момент, когда тебе что-то рассказывают.

Мать появилась в коридоре во время перемены. Учительница сразу же в подробностях  рассказала  чем я занимаюсь на её  уроках. Что даже не умею читать по слогам, но больше всего её задела музыка.

На что мать  задала только  один вопрос:

— Какие у него оценки?

— Знаете, учится он хорошо, я бы даже сказала  отлично. Но вы понимаете…

— А теперь вы меня послушайте, — неожиданно перебила её мать с ещё более твёрдой интонацией. — Вы с такой истерикой меня вызвали сюда, что я уже подумала что что-то случилось! Я знаю как он учится сама и остальное меня мало беспокоит. Я никогда не видела чтобы он хоть раз попросил помощи в домашних заданиях, если вам этого мало - это исключительно ваша проблема. Будьте добры, в следующий раз звоните только если что-то серьёзное произойдёт!

Мама забрала меня раньше из школы, а меня всё не покидала мысль о том  что я в 35 мог косячить со слогами. Учителя тоже можно понять, она впервые видит  что первоклассник на втором месяце учёбы настолько сильно  забил на то что ему говорят,  не думаю что она до этого видела  как кто-то на её уроках слушал “гранатовый альбом”. И  меня кстати  наказали, запретили иметь плеер в школе.

— Без плеера что ж нам-то теперь делать? — орало моё подсознание.

— Буду дома, когда мы переедем из этой мухосрани в нормальный город, — раздался голос из спальни.

— Опять старая песня… — выругался сэр Дастин, облачаясь в домашние доспехи. — Я тебе сто раз говорил: как Константинополь возьмем, тогда и переедем!

— Да что ты мне свой Константинополь опять сватаешь?

— А куда тебе надо? В Рим? Париж? Снова тебе одноклассницы свои портреты прислали?

— Пф-ф, провинция… Говорят, Москва похорошела при князе Данииле Александровиче, может, туда? Продадим замок, земли, крестьян, лошадей твоих полноприводных… Глядишь, хватит на студию на Патриках, и катись оно конем, а?

— Не резиновая она, Москва эта, да и кто нас там ждет? К тому же Золотая Орда на подходе — глядишь, цены на жилье упадут… Тогда и переедем.

— А маме дачу под Владимиром возьмем?

— Ага, если только она пограничный контроль пройдет. Ее виноградное дыхание могут признать особо опасным химическим вирусом.

— Я все слышала! — раздался голос из винного погреба.

— Верните губы к бочонку, мама, а то еще мимо, не дай бог, прольется.

Сэр Дастин прошел в спальню и чуть было не вскрикнул от ужаса. Он оглядел комнату, забитую от пола до потолка китайским (и не только) хламом: канделябры, фонарики, верхние и нижние платья в неограниченном количестве, свинцовые белила, ртутные румяна, колпаки… Сэр Дастин почувствовал, как пол уходит из-под ног.

— Каталиночка, это что? Г-г-где золото? Камни где? Где, я тебя спрашиваю, серебро, шекели, лиры, евро, тенге? Я же три года спину рвал на Востоках! Иноверцев к традиционной системе ценностей методами огненной убедительности склонял. Где результат моего труда?!

— Ой, Дася, не бубни, — отмахнулась Каталина, посылая в окно очередного голубя с заказом. — Ты со своими командировками прям весь из себя пуп земли. Ну да, прикупила немного вещей — так я же для нас стараюсь! — надула она губы, накачанные пчелиным ядом.

— Что значит — для нас?! Где в этом бардаке хоть что-то для меня? — рыцарь пнул гигантского фарфорового слона, который теперь стоял вместо его любимого кресла. Слон качнулся, как Шалтай-Болтай, и вернулся в исходную точку.

— Ну так я же специально позитивную энергию коплю, чтобы потом тебя мотивировать на подвиги, неблагодарный ты абьюзер! Как, думаешь, ты стал таким успешным крестоносцем? Сам, что ли?! — она смерила его снисходительным взглядом.

Еле сдержав гнев, как советовал сэру Дастину его психоаналитик, которого он взял в плен под Палестиной, рыцарь произнес:

— Ну а шлагбаум-то зачем установили?

— Так чтоб чернь свои повозки у нас на газоне не парковала, да всякие интуристы без приглашения носы не совали.

— А если что случится? Пожар, к примеру, или маму твою, дай бог, приступ какой хватит. Как к нам бригада огнеборцев или гости на праздник попадут? А если лекаря потребуется вызвать? Придет он, а ему этот идиот домофонный начнет про биометрию заливать. Уйдет ведь человек.

— Кого мы ждем, тех и так пропустят, — парировала Каталина, — а чужие пусть лесом идут, через запасной вход.

— Ясно… Смотрю, у вас тут без меня всё схвачено, — почесал кочергой подбородок сэр Дастин.

— А ты как думал? Идем в ногу со временем. Скоро гобелены придут по номерам, будем с мамой ткать.

— Ваша брага и филе-миньон готовы, — появился в дверях паж.

— Заверни с собой! — рыцарь развернулся на пятках и направился к выходу.

— Дася, ты куда?! — взволновано крикнула ему вслед Каталина.

— В поход, куда же еще. Я вообще-то перерасчет за ипотеку собирался в этом месяце сделать, но теперь хоть бы на обычный взнос наскрести. Все, я ушел. Константинополь брать надо.

— Ага, иди. Конан-завоеватель, блин… Привези мне рахат-лукум!

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм. Зачем? Да просто я не могу делиться тут информацией о продаже моих книг и билетов на литературные концерты, а другого способа рассказать вам о них, я не знаю https://t.me/RaynAlexandr

И она ушла. Не от птицы - от её края. Отлипла, как почтовая марка, и скользнула вниз по стене, выбрав другую, более сговорчивую обувь. Она задержалась у мокрой вывески «Пышки», примерилась к чужим ногам, но те шли слишком быстро. Тогда тень нырнула под столик у окна, где за кофе сидел человек. Примерилась - вышло «нормально», но всё равно не её.

Птица осталась без тени и сразу стала легче, чем нужно. Полёт её стал похож на неуверенный почерк: перья то слипались, то теряли высоту. Она взлетела и не попала в воздух, угодила в сквозняк, в невидимую кочку ветра, в чью-то затянувшуюся паузу. Птица уселась обратно. Злость сжалась в груди комочком, похожим на жёлудь: с виду плотный, а внутри звенит пустотой.

- Это была моя крышечка, - упрямо сказала птица в форточку.

- Возможно, - согласился подоконник. - Но мы здесь делимся не от довольствия, а чтобы было тепло.

Собака с железным тире подошла к кофейне и глянула на птицу так, как умеют только собаки, просто и по свойски.

- Поссорились? - спросила она.

- Не поссорились, - буркнула птица. - Я не обязана.

- Обязана - нет, - согласилась Собака. - Но без тени ты не попадаешь в свои повороты. Хочешь, провожу в Бюро обменов и прочего. Там это дело знают.

Птица промолчала, но слетела ей на спину, и они неспешно пошли через подворотни, Собака и упрямство, которое притворилось птицей. Дождь уступил для них сухую дорожку, трамвай подождал на перекрёстке и только потом звякнул как положено.

В Бюро всё было как всегда: стеллажи с ящиками «Моё → Наше», «Сверху по чуть-чуть», «Чужое, но тёплое», «На двоих». За столом - человек с лицом, в котором уютно отражались чужие окна.

- Случай простой, - сказал он, послушав историю. - Птица, тень, кофе, форточка. Нужен обмен.

- Что взамен? - насторожилась птица.

- Щепотка вашего «мне положено» на вес нашего «на двоих», - ответили в Бюро. - И привычка ставить чашку так, чтобы свет создавал для тени вход.

Человек вынул из ящика подоконник в миниатюре - и спичечный коробок с надписью «Пар в запас». Птица нехотя отделила от себя долю «мне положено» - она оказалась легче, чем казалось словами. Бюро шевельнулось, и на столе появилась чашка с двойным краем: одна половина - тёплая, другая - тёплая тень.

- Тут всё просто, - сказал человек. - Зовите свою тень не голосом, а вопросом. Поставьте чашку так, чтобы свет пригласил темноту. Пейте одновременно. Слова не нужны - у кофе свой язык.

Птица вернулась в кофейню. Тень всё ещё примерялась к чужим подошвам, ни с кем не совпадая. Птица поставила чашку, как мостик, и накрыла её крышечкой с паром - ровно наполовину. Свет из форточки очертил полоску входа. Тень остановилась, как человек, увидевший знакомый жест.

- Это мне? - спросила она без упрёка.

- Это нам, - ответила птица так, словно проглотила своё первое «извините» и нашла во вкусе немного сахара.

Они пили не по глотку, а по вдоху. Птица - аромат, тень - тёплую темноту края. В крышечке убывало не кофе, а одиночество. Лестница в парадной замерла, прислушиваясь. Трамвай за окном звякнул «так-то лучше», и дождь, подчеркнув эту фразу, перешёл к следующему окну.

- Возвращайся, - предложила птица, когда пар испарился.

- Только если не будешь решать за меня, - сказала тень.

- Птица кивнула не клювом, а настроением, и это было крепче любого обещания.

Тень щёлкнула на своём месте - не как замок, а как ремень, который наконец лёг по росту. Мир вокруг утяжелился до правильной плотности. Птица попробовала взмахнуть крылом - и попала в поворот, как в давно выученную ноту.

Собака зевнула своим тире так, что стало ясно, дело закрыто. В почтовую щель кофейни проскользнула открытка: «Примирено. Рекомендации: делить пар, вид из окна и дорогу до моста. Не делить разве что билеты „до дома“ - у каждого он свой». Подписи не было. Лишь печать: «Город».

С тех пор птица прилетала по утрам к той же форточке и ставила крышечку не вплотную, а с тонким просветом - чтобы тень знала, где вход. Иногда они спорили о ветре или маршрутах. Споры были короткие, как звонок трамвая, и всегда заканчивались половинкой пара на двоих.

А если вы однажды увидите в кофейне на углу чашку, поставленную странно - не по центру, а чуть сдвинутой в полосу света, - не поправляйте. Это не невнимательность. Это приглашение. Это по петербуруски «моё» становится «наше», если просто подождать.