Важнейшей задачей военной прокуратуры являлось осуществление надзора за исполнением постановлений Государственного Комитета Обороны, относящихся к деятельности железнодорожного транспорта, в первую очередь об обеспечении воинских перевозок. Решая эту задачу, прокуратура боролась с простоями подвижного состава под погрузкой и выгрузкой, с задержками в продвижении воинских эшелонов, поездов с боеприпасами и другими военными грузами. Нередко военные прокуроры, следователи возглавляли отряды по тушению пожаров, возникавших во время воздушных налетов, рассредоточивали воинские эшелоны, составы с вооружением и боеприпасами и другими военными грузами, организовывали оборону при неожиданных высадках на станциях вражеских десантов.
С первых дней структура органов военной прокуратуры была приведена в соответствие с требованиями действующей армии. Офицеры военных прокуратур осуществляли свою деятельность в боевой обстановке, а при необходимости с оружием в руках сражались с врагом в боевых порядках. На протяжении всей войны военные прокуроры и следователи проявили себя истинными патриотами, высококлассными профессионалами и смелыми офицерами. С начала Великой Отечественной войны работа органов прокуратуры, как военных, так и территориальных, была перестроена на военный лад. Количество военных прокуратур увеличилось. В условиях войны работа военной прокуратуры была многообразной и разносторонней, однако с организационной и функциональной точки зрения она по-прежнему укладывалась в две основные формы: общий надзор за законностью в армии и уголовное преследование преступлений. Не претерпевала какой-либо коренной ломки и структура военной прокуратуры. В годы войны надзорная деятельность военных прокуроров носила разносторонний характер.
Им приходилось вникать буквально во все стороны жизни армии. В поле зрения прокурорского надзора находились такие важные вопросы, как подвоз продовольствия и боеприпасов, эвакуация раненых и организация питания солдат на передовой линии и на отдыхе, обмундирование солдат и воинская дисциплина; работа госпиталей и обеспечение льгот семьям военнослужащих; охрана военного имущества и возврат промышленности пустой тары, использование боевой техники и воинского транспорта и так далее. Можно без преувеличения сказать, что не было ни одного участка жизни и деятельности армии на фронте и в тылу, куда бы не проникал зоркий глаз военного прокурора. К числу людей, внёсших значительный вклад в развитие органов военной прокуратуры в послевоенный период, безусловно, относится генерал-полковник юстиции Артём Григорьевич
Прокуроры и следователи проводили большую работу вместе с Чрезвычайным государственным комитетом по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Собранные материалы были использованы при разоблачении главных военных преступников на Нюрнбергском процессе.
Вскоре после завершения войны страны-победительницы СССР, США, Великобритания и Франция в ходе лондонской конференции утвердили Соглашение о создании Международного военного трибунала и его Устава, принципы которого Генеральная Ассамблея ООН утвердила как общепризнанные в борьбе с преступлениями против человечества. 29 августа 1945 года был опубликован список главных военных преступников, включавший 24 видных нациста.
В соответствии с Лондонским соглашением Международный военный трибунал был сформирован на паритетных началах из представителей четырех стран. Главным судьей был назначен представитель Великобритании лорд Дж. Лоренс.
Работники Прокуратуры Союза ССР провели огромную по своим масштабам работу по разоблачению немецко-фашистских захватчиков, установлению их злодеяний на оккупированных ими территориях Союза ССР. Высококвалифицированные прокуроры и следователи принимали активное участие в судебном процессе над главными военными преступниками, проходившем в Нюрнберге в период с 20 ноября 1945 г. по 1 октября 1946 г.
Главным обвинителем от СССР выступил Роман Андреевич Руденко, занимавший в тот период пост прокурора Украинской ССР.
Нюрнбергский процесс был громким, его широко освещала советская и зарубежная пресса, некоторые заседания транслировались по радио на всю страну. Руденко показал себя на процессе настойчивым обвинителем, ярким, красноречивым оратором.
30 августа 1946 г. Руденко произнес заключительную речь по делу преступных организаций. В конце он сказал: «Обвинение выполнило свой долг перед Высоким судом, перед светлой памятью невинных жертв, перед совестью народов, перед своей собственной совестью. Да свершится же над фашистскими палачами Суд народов — Суд справедливый и суровый!»
Очень любопытно читать уцелевшие фрагменты дел, которые расследовали военные прокуроры во время великой отечественной войны Очень много с формулировкой «Заснул, находясь на посту». Можно себе представить, как хотели спать намучившиеся в непрерывных боях и переходах солдаты… Но наказания по этому виду воинских преступлений не были строгими – несколько суток гауптвахты. Одно из таких дел вообще закончилось тем, что красноармеец по фамилии Крейс не только не понес ни малейшего наказания, но прокуроры наказали его командира роты. Просто выяснилось, что солдата ставили на пост несколько недель подряд, и он редко спал более пяти часов в сутки. Достаточно спокойно относились прокуроры к фактам утраты оружия – война есть война. Такие вещи, особенно в отступлении, неизбежны. Ставили формулировку: «Дело прекращено». Есть забавные эпизоды – кража десяти селёдок. Виновного нашли, но и здесь наказание строгим не было. Дело старшего лейтенанта – тот нарушил светомаскировку, топил ночью печь. Несколько бойцов напились. Вердикт прежний: «Дело прекращено».
Однако, не всё выглядит так идиллически. Были вещи, которые в условиях военного времени не прощались. К примеру, дезертирство. Пораженческая агитация, разговоры о том, что надо сдаваться в плен. Членовредительство – боец отрубил себе указательный палец на левой руке по вторую фалангу. Вердикт по всем этим преступлениям прост: «Расстрел». Того солдата, что отрубил себе палец, другой боец упустил из-под стражи. В результате ответил сам, но уже не по расстрельной статье. Проводились даже показательные процессы, на которые военные прокуроры собирали по 300 человек бойцов…
В июле 1941 года, после того, как 47-й танковой дивизии Юго-Западного фронта удалось выйти из окружения, начальник штаба этой дивизии подполковник П.П. Задорожный был арестован. Его обвиняли в потере автотранспорта, оставленного на командном пункте в Зятковском лесу, и в том, что он, находясь в окружении, пускал ракеты, демаскируя расположение штаба. Следователи военной прокуратуры 21-й армии, побеседовав со многими танкистами дивизии, выведенной на доукомплектование за Днепр, установили: эвакуировать автотранспорт из леса по раскисшим после длительного дождя дорогам было невозможно; ракеты Задорожный пускал с целью сбора рассеянных по лесу людей в присутствии представителей вышестоящего командования, которые против этого не возражали.
В итоге обвинения с начштаба были сняты. Пётр Задорожный достойно воевал вплоть до победы и встретил её в звании генерал-майора танковых войск.
…Военный совет того же Юго-Западного фронта в июле 1941 года направил военному прокурору фронта материалы о самовольном оставлении одного из укреплённых районов (УР) 3-й противотанковой артиллерийской бригадой, в результате чего УР был захвачен противником. Комбриг Герой Советского Союза полковник Д.И. Турбин подлежал суду.
Военная прокуратура ЮЗФ тщательно расследовала произошедшее. Были последовательно изучены все поступавшие в УР команды и распоряжения. Выяснилось, что полковник Турбин оставил укреплённый район, выполняя приказ. Обвинения с него сняли. В 1944 году Дмитрий Турбин погиб в звании генерал-лейтенанта артиллерии.
У военных прокуроров и следователей была общая с войсками судьба. Только за первые шесть месяцев войны 497 из них погибли и пропали без вести
По приказу генерала армии Г.К. Жукова было возбуждено уголовное дело против командира стрелковой дивизии полковника Фурсова, не выполнившего приказ командующего. Согласно приказу, дивизия, форсировав реку, должна была закрепиться на плацдарме и ни в коем случае не преследовать противника. Однако комдив, увлёкшись успешной атакой за рекой, продолжил наступление, оторвался от соседей и попал в окружение. Приговор в отношении полковника Фурсова мог быть суровым.
Военный прокурор 43-й армии, куда входила дивизия, бригвоенюрист Б.И. Алексеев, изучив обстоятельства дела, пришёл к выводу: требуется оперативно-тактическая экспертиза. Исследовав оперативные штабные документы, эксперты усмотрели в действиях комдива на плацдарме грубое нарушение воинской дисциплины, которое считать преступным тем не менее нельзя.
Бригвоенюрист Борис Алексеев в представлении командующему предложил не привлекать Фурсова к суду, а наказать по командной линии. Г.К. Жуков, не задав военному прокурору ни одного вопроса, наложил на представление резолюцию: «Согласен». Документ подписали все члены Военного совета.
Полковник Фурсов был с понижением переведён в другую дивизию, а вскоре восстановлен в должности.
Прибыв в Южную группу войск Закавказского фронта для контроля за выполнением приказа НКО СССР «Ни шагу назад!», первый заместитель наркома внутренних дел СССР комиссар
1 ранга И.А. Серов потребовал показательно расстрелять красноармейцев, допустивших – согласно донесению в штаб корпуса – групповое членовредительство.
Следователь военной прокуратуры стрелкового корпуса капитан юстиции Леонид Попов, выехав на передовую, где случилось происшествие, установил: четыре осколочных и одно пулевое ранения имеют характер, исключающий членовредительство: нанести себе такие ранения было физически невозможно. Попов предъявил Серову соответствующее заключение, составленное военными хирургами. Скорый суд и расстрел перед строем были отменены.
У военных прокуроров и следователей была общая с войсками судьба. Только за первые шесть месяцев войны 497 из них погибли и пропали без вести в окружениях.
В 1943 году после освобождения Ставропольского края от оккупации он был обвинен в государственной измене. Об этом сообщается в материале информационного агентства «Победа26», ссылающегося на данные УФСБ по региону.
Согласно документам обвинения, Петрухин занимал должность начальника водоснабжения железнодорожного узла Минеральные Воды, назначенную ему оккупантами. Он активно содействовал бесперебойному водоснабжению эксплуатируемых нацистами железнодорожных объектов, а также воинских санитарных поездов и служебных помещений. Кроме того, в обвинительном заключении подчеркивается, что он проявлял жестокость по отношению к своим подчинённым.
Военный трибунал Минеральных Вод признал Петрухина виновным в государственной измене и сотрудничестве с врагом, в результате чего он был приговорён к десяти годам заключения. В 2000 году Ставропольская краевая прокуратура отклонила ходатайство о его реабилитации.
Яков Айзенштат: Расстреливали чаще всего «как в кино» — перед строем сослуживцев. Увы, в первый год войны показательная мера работала мало: число самострелов — решившиеся на них обычно целились в конечности — росло геометрической прогрессии. Вторым по популярности способом стало отрубание пальцев на правой руке топором. Такие дела, повторимся, рассматривались потоком — сотнями и тысячами.
Не менее острой проблемой стали межнациональные отношения, точнее нежелание воевать представителей определенных национальностей. Так, во время боевых действий на Кавказе не слишком героически воевала азербайджанская дивизия — многие бойцы, свидетельствует Айзенштат, «стремились уклониться от участия в боях, симулировали заболевания».
Не отставали от них порой и узбеки: «Курсак (т. е. живот) балной, на всю кровать балной!» — с такими жалобами они постоянно просились в госпитали. Нередко переходили на сторону фашистов армяне. Все это «особо контрастировало с поведением бойцов наших других подразделений, которые были сформированы из черноморских моряков».
Азербайджанская дивизия доставляла военной юстиции много хлопот, констатирует военный юрист. «К суду Военного трибунала азербайджанцы привлекались во много раз чаще, чем солдаты из других подразделений, — пишет он в воспоминаниях. — Среди них, а также среди узбеков было много дезертиров, лиц, совершавших попытки перейти на сторону противника, членовредителей и симулянтов».
Между тем иной раз именно представители Закавказья порой демонстрировали весьма оригинальные понятия о чести и достоинстве. Одно из дел было возбуждено против двух солдат-азербайджанцев, которые остановились на ночлег в крестьянском доме и ночью зарезали козу — единственную кормилицу семьи. После жалобы хозяина совестливый лейтенант — земляк подельников — своеобразно отстоял имидж своего народа. Он лично застрелил этих бойцов, предстал перед Военным трибуналом и… был направлен в штрафную часть, так как симпатии многих были на его стороне.
Еще одно «абсолютно необычное» дело было связано с тем, что все в суде должно так или иначе произноситься вслух всеми участниками процесса. Солдат-украинец по фамилии Лялько попал в госпиталь, он был контужен и легко ранен в мизинец на левой руке. Боец отлично понимал, что скоро его отправят на передовую в Донбасс, где в 1942 году было очень жарко. И вот Лялько решил объяснять всем знаками, что он лишился возможности говорить и слышать.
Однако учетная карточка раненого была заполнена с его слов — после контузии все было в порядке. Врачи сделали ему укол, во сне Лялько принялся нецензурно браниться. Стало ясно, что перед медиками — симулянт. То же самое подтвердила созванная экспертиза. Но в ответ на все вопросы солдат писал на бумаге одно: «Рад бы говорить, не могу».
Когда оглашался смертный приговор трибунала, подсудимый никак не прореагировал. Ему показали текст решения, и солдат тут же написал: «Рад бы говорить, не могу».
От имени заинтересовавшегося делом Военного совета армии (!) Лялько предлагали заговорить — и заменить расстрел лишением свободы. Но тот на все вопросы писал ту же фразу.
Присутствовавшие при казни утверждали, что осужденный настолько вошел в свою роль, практически «по Станиславскому», что и при расстреле не изменил своего установочного поведения.
Колоссальное число советских солдат и офицеров гибло на фронте не в боях, а в результате ЧП, дисциплинарных проступков, нарушений правил обращения с боевой техникой. При этом, отмечает секретарь трибунала, часто судить было попросту некого.
Вот характерный пример. В том же Донбассе на шоссе стояла колонна тяжелых танков, которую ввиду непролазной грязи кругом не мог объехать на своем джипе подполковник, который вез срочное распоряжение на передовую (за рулем «Виллиса» сидел солдат). Старшина из экипажа танка отказался уступить дорогу, подполковник сгоряча застрелил старшину и опомнившись, попытался скрыться. Но танкисты, увидев, что их старшина убит и решив, что это сделал переодетый немец, прямой наводкой уничтожили из пушки джип и находившихся в нем.
Военная прокуратура провела расследование и вынесла постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Действия танкистов «вытекали из создавшейся обстановки и не могли быть поставлены им в вину». А уголовное дело по обвинению подполковника, лишившего жизни старшину-танкиста, было прекращено в связи со смертью обвиняемого.
Для Военных трибуналов расстрел, несмотря на свою правовую исключительность, стал повседневным. Обычно приговор приводили в исполнение на глазах товарищей по оружию. Но при отступлении, когда для расстрелов перед строем не было времени, казнь совершалась в присутствии узкого круга лиц: военного прокурора, председателя трибунала, особиста и военврача.
В одном из описываемых случаев осужденный оказался лишь ранен, врач ошибочно зафиксировал смерть. Закопали тело не глубоко — торопились, все полдесятка человек быстро разошлись. Человек очнулся, откопал себя, зашел в один из деревенских домов, где ему перевязали раны, а затем отправился прямиком к прокурору, который присутствовал при его расстреле! Тот страшно перепугался. Для расстрелянного все закончилось неплохо: определением высшей инстанции — трибунала Южного фронта — осужденному «в порядке исключения» заменили наказание длительным лишением свободы. А всех присутствовавших при неосуществленном расстреле отправили в штрафбат.
Стоит отметить: на войне не церемонились и с представительницами слабого пола. Так, одна повариха столовой военторга при отступлении с плодородной Кубани решила не следовать с армией в горы. По мнению женщины, с питанием там стало бы гораздо хуже — и она осталась в станице, в которую вот-вот должны были войти гитлеровцы.
Особисты успели вернуться, арестовать повариху и умчаться в новое расположение штаба. «Учитывая общие настроения женщин, работавших в штабе армии, и в назидание другим», трибунал приговорил повариху к расстрелу. Приговор привели в исполнение.
Ставьте лайки, подписывайтесь на канал, делитесь ссылками в социальных сетях. Спасибо за внимание!
