Моя книга в лонг-листе конкурса "Полночные сказки"
Дорогие друзья! Моя книга "Невидаль", которую многие читали в сообществе "CreepyStory" на Пикабу, вошла в лонг-лист конкурса "Полночные сказки" на Литресе!
0 просмотренных постов скрыто
Магия исчезающих абзацев, или почему я параноик
Вы знаете это чувство, когда открываешь финальную версию главы, готовишься её выложить и думаешь: «Стоп. А где тот кусок?»
Literally me
Сегодня у меня именно такой день. Открываю вторую главу нового романа. Всё вроде на месте, всё устраивает. Начинаю копировать фрагмент для АТ и вдруг понимаю: блин, а где бой? Ну тот самый, где воин сражается с чудовищем, где я два вечера подбирал правильные слова, чтобы передать динамику, чтобы герой не был слишком имбовым, а чудовище уж слишком ниачёмным?
Нет их. Пуф! Два абзаца просто испарились.
Как? Почему именно эти? Я открывал файл раз двадцать за последнюю неделю - всё было нормально! Или не было? Может я просто не замечал? А сколько ещё такого я не заметил?
Хорошо хоть я собирался выкладывать именно этот кусок на АТ и случайно наткнулся на пустоту. А если бы не публиковал? Читатели бы потом в комментариях: «Эм, а как они вообще победили? Там скачок какой-то странный...»
Вот поэтому, когда я сажусь за очередную рукопись, то веду себя как параноик и сохраняю всё подряд и везде. Вот реально везде: на компе, в облаке, на флешке, в другом облаке, иногда даже себе на почту отправляю особо важные куски.
Года три назад винда решила устроить мне сюрприз и накрылась так, что помогло только полное форматирование. Угадайте, что невозможнг было скопировать перед этим? Правильно, рабочую папку с наработками по роману. Месяц работы, который я не бэкапил, просто взял и исчез.
Потом была флешка. Добротная, дорогая флешка, которой я доверял как себе. Воткнул в комп, а она мне: «Отформатировать?» Я думал, глюк. Попробовал на другом компе. Та же история. Всё, приплыли. А там были черновики, над которыми я работал весь отпуск.
Но венец всего - это облачные хранилища. Казалось бы, святая святых, надёжнее не бывает. Открываю как-то файл в OneDrive (а там была свежая версия, над которой я полдня корпел за компом), вношу одну маленькую правку с телефона... и он мне радостно автосохраняет версию ТРЁХНЕДЕЛЬНОЙ ДАВНОСТИ. Просто взял и откатил всё назад. Причём предыдущие версии тоже перезаписал. Магия какая-то.
После этого я понял: мне нельзя доверять технике.
Сегодня мне повезло. Я ведь храню все черновые версии (ну вот, наконец, и пригодилась развитая паранойя). Покопался в папках, нашёл нужную версию, вытащил эти злосчастные абзацы. К счастью, не пришлось писать заново, потому что второй раз так же хорошо уже не получится, это закон подлости.
Но знаете, что самое паршивое в этих ситуациях? Не то, что приходится восстанавливать текст. А то чувство, когда ты теряешь веру в процесс. Когда начинаешь думать: «А может, это знак? Может, не надо мне этим заниматься, раз даже компьютер против?»
Особенно когда это случается в третий, четвёртый, пятый раз. Начинаешь чувствовать себя персонажем из какой-то злой комедии, где вселенная методично подкидывает тебе граблины одну за другой.
Но что делать? Бросить? Ну уж нет. Я же не зря столько времени потратил на эти главы, на этих персонажей, на этот мир. Просто теперь я сохраняю файлы в пяти местах одновременно, делаю бэкапы после каждой сессии и молюсь всем богам сразу - славянским, скандинавским, и заодно Билу Гейтсу, чтобы в этот раз всё обошлось.
А ещё я начал относиться к этому с юмором. Потому что если не смеяться над этим цирком, то можно просто сойти с ума.
Так что да, друзья. Если у вас когда-нибудь пропадут два абзаца из финальной версии, то знайте - вы не одиноки. Где-то рядом с вами я, роюсь в сотне версий файлов и матерюсь вполголоса.
И помните: Ctrl+S — ваш лучший друг. Даже если вы только что сохранили. Сохраните ещё раз. На всякий случай.
Показать полностью
2
Маленький секрет в китайском паспорте
Деревня Хуанлун
Деревня Хуанлун затерялась в зелёных складках холмов Гуйчжоу. Она была миром в себе, отрезанным от стремительного бега времени, где жизнь текла медленно и неторопливо. Посев, полив, сбор урожая. Воздух был густым, влажным, сладковатым от запаха гниющей листвы и цветущего бамбука. Мы были как этот бамбук и гнулись под ветром нужды, но цеплялись за скудную почву, выживая любыми способами. Жизнь в китайское деревне это труд с утра до позднего вечера.
Я был шестым ребёнком в семье, неучтённым и невидимым для государства. Жизнь в деревне научила меня не плакать, когда больно, не смеяться громко и не выбегать на улицу при виде чужих. Моё «любимое» место было под грубой деревянной кроватью, в тесном чулане за мешками с рисом, когда в деревню наведывались «важные дяди» из комитета по планированию семьи. Я дышал пылью и слушал как мать уверяла, что в доме только пятеро детей. Я был её секретом и шестой надеждой, которая могла стоить им всего.
А потом настал день моего пятого рождения. Вернее, день, который они назначили моим рождением. Помню как отец, обычно молчаливый и сгорбленный, вернулся домой с казённого двора не один. С ним был дядя Ли. Он был начальник деревенской администрации, человек с лицом как у высохшей речной глины и глазами-щёлочками. В руках у отца болталась прозрачная пластиковая канистра. В ней был тот самый кукурузный самогон, который был нашим местным золотом и валютой.
Мать заперла дверь. Старших детей отослали к соседям под предлогом помощи по хозяйству. Меня посадили в углу, приказав сидеть смиренно и не шевелиться. Я смотрел как взрослые сидят за низким столом. Отец налил самогон в две потёртые фарфоровые пиалы. Запах ударил в нос.
— За твоего младшего, — хрипло сказал дядя Ли, чокаясь с отцом. — Пусть растёт крепким и принесёт почёт семье.
Они выпили залпом, не морщась. Потом ещё. И ещё. Голоса их становились громче, а лица краснели. Дядя Ли достал из потрёпанного портфеля какие-то бланки с водяными знаками. Отец взял мою маленькую ладонь и, обмакнув её в чёрную тушь, приложив к жёлтой бумаге. Отпечаток получился кривым и размазанным как клякса. Но это было не важно.
— Дата рождения? — спросил дядя Ли, заполняя графу дрожащей от хмеля рукой.
Мать стояла у печи и быстро обернулась, услышав вопрос:
— Первое мая. День труда. Так будет легче запомнить.
Дядя Ли кивнул и вывел в графе: «Первое мая тысяча девятьсот восемьдесят пятого года». На самом деле мне было уже пять. В тот день я стал моложе на пять лет и получил не только паспорт, но и укороченную биографию.
Когда дядя Ли ушёл, захватив с собой оставшийся самогон и свёрток со свежими куриными яйцами, мать подошла ко мне и прижала меня к груди впервые за долгое время.
— Теперь ты есть, сынок, — прошептала она. — Теперь ты есть.
Этот день научил меня первому и главному уроку в моей жизни, что реальность это просто договорённость, а истина заключается в том, что написано в документах.
Жизнь в Хуанлуне была не просто бедной, а чудовищно однообразной. Голод был моим постоянным спутником, который заставлял просыпаться ночью. Мы ели всё, что могла дать земля. Собирали даже дикий бамбук и коренья. Настоящим пиршеством была горсть риса, растянутая на весь день в виде жидкой кашицы. Работа родителей была каторжной. Отец гнул спину на рисовом поле, а мать таскала воду и стирала белье богатым соседям. Её руки были шершавыми как кора деревьев.
Мир вокруг был жесток и безразличен к нашим страданиям. Дети в деревне, такие же измождённые как и я, находили отдушину в том, чтобы травить того, кто слабее. А я и был слабее, несуразным мальчишкой, который вместо драк и игр предпочитал тишину.
Моя мать, с её усталыми, но странно красивыми глазами и чертами, резко контрастировала с лицами остальных жителей деревни. Она была уйгуркой. Когда-то давно, в голодные годы, родная семья отдала ее за мешок зерна, и она оказалась здесь, в ханьской деревне. Отец женился на ней от безысходности и бедности. Она была тихой, покорной, но ее происхождение висело на мне как клеймо. «Чен верблюжий глаз», «Чен чужеземец» дразнилки меня сверстники. Мои чуть более глубоко посаженные глаза, и не такие иссиня-черные как у других волосы, были постоянным напоминанием о том, что я чужой.
Моим единственным спасением в иную реальность, где не было ни ханьцев, ни уйгуров, а только чистота и покой, была книга. Я нашёл её на свалке за околицей, куда свозили весь деревенский хлам. Она была потрёпанной, с вырванными страницами, пахла плесенью и дымом, но на уцелевшей обложке алыми иероглифами сияло: «Высшая математика. Часть первая». Я не умел читать, но цифры были универсальным языком. Я принёс книгу в наш дом и спрятал под соломой, где спал.
По ночам, при тусклом свете керосиновой лампы, я водил пальцем по загадочным символам. Они были красивее любого цветка и строже любого горного хребта. Я начал видеть их повсюду. Дождь, стучавший по крыше, был не просто дождём, а настоящим рядом падающих капель. Я подсчитывал интервалы между ударами и выстраивая их в последовательности. Рост бамбука во дворе был для меня не чудом природы, а воплощением геометрической прогрессии, которую я пытался вывести, царапая формулы палкой на земле.
Однажды, во время ужина, когда отец молча разламывал лепёшку, я не выдержал.
— Ба, — сказал я, робко глядя на него. — Смотри. Таракан бежит по стене. Его путь… он повторяет вот эту кривую. — Я нарисовал пальцем на пыльном полу параболу.
Отец посмотрел на мой рисунок, а потом на меня. В его глазах не было ни злобы, ни удивления, а была лишь усталая пустота.
— Не неси ерунды, — хрипло бросил он. — Лучше воды бы принёс или дров нарубил. От твоих кривых рис не вырастет.
Мать лишь вздохнула и потрепала меня по волосам. Её молчание было красноречивее любых слов. В их мире не было места для красоты цифр. Он держался на рисе, воде и грубой физической силе. Мои закономерности были для них блажью и всего лишь ещё одной странностью. Казалось, я был обречён задохнуться в этой тесноте, но однажды в нашу школу, куда я ходил урывками, приехал проверяющий из уездного центра учитель Ли. Не дядя Ли с канистрой самогона, а другой. Этот был помоложе, в очках с простыми стёклами и с умным внимательным взглядом.
Он задавал детям простые задачи, но они молчали. Когда очередь дошла до меня, то я сначала немного заикался от волнения, но потом начал объяснять не только ответ, но и то, как я вывел формулу для подобных задач, увидев её в узоре на крыльях бабочки.
Учитель Ли замер. Он снял очки, протёр их, надел снова и пристально посмотрел на меня.
— Откуда ты это знаешь? Кто тебя учил?
Я повёл его к своей соломенной постели и вытащил спрятанный учебник. Он взял его в руки как святыню, медленно перелистывая уцелевшие страницы с интегралами и теоремами.
— Не может быть, — прошептал он. — Здесь университетский курс.
В тот же вечер он пришёл в наш дом. Разговор с родителями был тяжёлым.
— У вашего сына редкий дар, — говорил учитель Ли. Отец лишь мрачно смотрел в пол. — Он должен учиться в городской школе. У него есть шанс… вырваться отсюда.
— Вырваться? — усмехнулся отец. — А кто будет воду носить? Кто будет в поле помогать? Его место здесь. Рис должен расти.
Но учитель Ли был упрямым человеком. Он приходил снова и снова, говорил о будущем, о долге перед страной, которая нуждается в умных головах, о стипендиях и общежитиях. Он боролся не только с невежеством, но и с вековым страхом моих родителей перед всем, что было за пределами нашей деревни.
И он победил. Не силой, а настойчивостью. Помню, как в последний вечер отец, выпив свою порцию самогона, положил мне на плечо свою грубую потрескавшуюся руку.
— Иди, — выдавил он. — Китай твоя единственная семья! Стань кем должен. Твоя мать плакала три ночи. Не подведи её.
На следующее утро, сжимая в руках тот самый учебник, завёрнутый в тряпицу, я сел в телегу с учителем Ли и поехал на встречу судьбе. По дороге я смотрел на удаляющиеся огни родной деревни и пока не чувствовал особой радости.
Читайте продолжение романа "Шпион из поднебесной" на любимых литературных площадках страны!
Показать полностью
Сейчас литературных блогов очень много, но я о них практически ничего не знаю. Нужны ли они писателю, вот вы как думаете
Я начинал публиковаться ещё на самых первых литературных сайтах. Потом на одном из них какой-то чудик позвал меня в кружок Белкин при литинституте. И я долго думал, что он является основателем этого кружка, на сайт которого я долго выкладывал свои творения. А потом мне сказали, что меня там никто не читает. И я нашёл литературное сообщество ВКонтакте под названием СоНеТ. И уже одного разбора участников данного сообщества мне оказалось достаточным, чтобы определиться с формой, стилем и даже размером своего творчества))).
Да, кстати, обсуждение в кружке Белкин сейчас проходит и для жителей регионов при помощи программы zoom. Если кому-то интересно мнение профессионалов о собственном творчестве, это отличный вариант. Сергей Мельников, насколько мне известно, был в восторге от подобного варианта общения. А вот основателем этого литсообщества на самом деле является какой-то там Антонов, в память которого была создана специальная премия для авторов старше 40 лет. Когда-то я хотел принять участие в этом конкурсе, а потом подумал: да ну на хрен
Лучшее в Пикабу на сегодня
Показать полностью
2
Мир склеен на скотч мыслей — и никто не проверял ГОСТ
Что если то, чем ты касаешься стакана, когда берёшь его рукой, — вовсе не рука, а сама Вселенная, решившая погладить себя?
Подумай, где заканчивается твоя ладонь и начинается реальность? А что, если внутри этой грани вообще нет дна?
Когда я, не стесняясь, размешиваю чай в своей чашке, приходит дерзкое озарение:
Здесь нет ни чашки, ни чая, ни меня. Есть только Внимание, решившее сыграть роль завсегдатая странного завтрака.
В квантовом мире всё запутано как провода за твоим столом:
материя оказывается мыслью, а мысль — материей, если долго всматриваться внутрь.
Я думал, что Вселенная — газон, а я — садовник, и только от моих мыслей зависит, какие одуванчики вырастут.
Но, споткнувшись о утюг, понял, что газон — это я, а садовник давно занят на другом участке.
Все, что мы считаем твердым, — условное.
Мир резиновый, тянется за интересом, как карамелька за детсадовским пальцем.
Поверил в себя — расширил реальность.
Побоялся — сузил Вселенную до экрана телефона.
Загадка проста:
Если моё сознание — пуговица на космической рубахе, то кто надевает её утром?
Может, в этой великой стирке сознаний мы все — отбеливатель друг для друга?
Ощущение своей силы приходит всегда слишком поздно и слишком рано.
Понял, что всё зависит от мысли — рассмеялся так, будто на меня внезапно налетела собака радости.
Но тут призрак Джона Хагелина шепчет из-под обоев:
"Ты — не единственный режиссёр, бро!
В холле этой Вселенной — аншлаг.
Каждый зритель тихонько вносит лепту в сценарий.
А ты думал, что в чате только твои сообщения?"
Вот и выстраивается загадочная формула дня:
Вселенная — не частная лавка мысли,
а кибер-кооператив сознаний, где каждый репостирует реальность через призму своих тараканов.
Кто-то творит позитив, кто-то строит башню негодования.
В итоге она всё равно сложится, как домино, — в ту форму, которую мы выбрали всем коллективным “ау”.
А «Дар сознания» — не платиновая подпись тире “Я творю!”, а право слышать тот глухой внутренний звон, когда реальность наконец перестаёт быть чужой.
Ты эхо, резонанс, тайный повторяющийся сон всех людей вокруг,
и только попробуй осознать — окажется, что вселенная жаждет твоей версии событий.
Финальный поворот:
Однажды я решил не вмешиваться — смиренно наблюдать, как мир ошибается, спорит, смеётся и вдруг неожиданно пересекается с мечтой, о которой даже не мечтал.
И понял, что настоящий шедевр — не создать Вселенную, а позволить ей создать тебя. 😉
Так, может, пока ты читаешь, где-то уже вспыхнула новая вселенная?
Или это сейчас происходит — внутри тебя?
И вот теперь — не молчи.
Неужели ты однажды ощутил... что всё это не просто слова, а подсказка для следующего твоего шага?
Пиши, спорь, твори — ведь реальность любит смелых.
Показать полностью
"Когда плачут вороны" - моя первая попытка в серьезное писательство. Публикую первую часть
Когда плачут вороны. Книга
Жанр: проза, драма, повседневность
Автор: Danonkun
Пролог: Жизнь без слов
«Сможешь ли ты изменить этот мир?»
Артур пытался изменить этот мир. В детстве его учили тому, что он может подстраивать обстановку вокруг себя. Если ему нужен стол, то его можно пододвинуть и не стесняться, а если он заблудился, то всегда есть вариант просто спросить дорогу. Все ведь так просто и всегда работало, так почему же он оказался не способен на большее?
Каждый способен дать ответ на этот вопрос, исходя из своего жизненного опыта. Артур же давал такой ответ: потому что люди
«Сможешь ли ты принять как есть?»
Артур никогда не мог смириться и принимать то, с чем был категорически не согласен. Жизнь состоит из компромиссов и договорённостей между собой даже в случаях, когда все вокруг должно тебе кричать о предстоящей опасности.
Первый закроет глаза на то, что его друг ворует украшения из его же собственного дома, так как он являлся лучшим другом, хоть и единственным.
Второй промолчит во имя «всеобщего блага», когда его начнут оскорблять за спиной.
Третий же будет рассказывать о себе выдуманные факты, чтобы его жизнь казалась более интересной и его не посчитали скучным.
Артур ненавидел подобные вещи, как и ненавидел самого себя, ведь в прошлом он включал все эти три примера и даже больше. Хотя даже здесь он не стал принимать того, что на самом деле являлся таким человеком. Прошло время. Он изменился. И мир тоже - хотя Артур нередко думал, что именно для него мир стал настолько хуже. Все как будто было в противовес самой идее существования Артура.
Нет, это было невозможно принять
«Встать и выйти из ряда вон...»
“Выйди и зайди нормально” - так обычно говорят школьникам желающие потешить своё эго учителя в надежде на то, что они осознают свои ошибки и вернуться слушать, восстановившего свой авторитет, учителя.
Артур же обладал редкой, как ему казалось, способностью - вставать и выходить. В прямом смысле этих слов. Будь то школьная линейка с фальшивыми речами и сухими гимнами, «добровольный» субботник на промозглой земле, или душный актовый зал, где с трибуны несли откровенную чушь под видом мотивационных речей. Когда всё внутри него сжималось от фальши - Артур вставал и выходил. Спокойно, но с достоинством. Без крика, но с ликованием. Без театральных жестов, но с искренностью. Просто шёл к двери.
Для других это казалось бунтом. Для Артура - инстинктом. Он не мог оставаться там, где ему было не по себе. Где было слишком тесно от лицемерия, шаблонности, пустоты. В такие моменты он чувствовал в себе пульс жизни, отдельный от навязанных ролей. И хотя потом ему доставалось в лице вызовов к директору, недовольных взглядов учителей, смен школ из раза в раз - он всё равно продолжал. Потому что не мог иначе.
В мире, полном принуждения и формальности, Артур оставался собой именно в этих маленьких актах сопротивления. Не в громких речах, не в демонстративных поступках, но в праве покинуть то, что унижает. И каждый раз, когда он это делал, он чувствовал, что выбирает себя. Пусть это был только шаг к двери - но это был его шаг, который он всегда делал в надежде на то, что позади себя услышит шаги ещё хотя бы одного человека.
Но никто ни разу за ним не пошёл.
Глава 1: Словно новый век
Помещение было странным. Не тем, чтобы пугающим - нет, в нем не было ни запаха сырости, ни цепей на стенах. Просто слишком белым. Белые стены, белый потолок, даже плитка на полу — и та выцвела до белесого оттенка. Только кое-где, у самых углов, краска облупилась, открывая серое, уставшее от времени нутро здания.
Артур стоял в дверях, не делая ни шага внутрь. В руке он сжимал тонкую папку с бумагами - зачем, он сам толком не знал. Ему не нужен был никакой документ, чтобы понять: он здесь чужой. Он всегда был чужим независимо от места, рода деятельности и коллективов, в которые он попадал.
«Начать жизнь с чистого листа» - обещал он сам себе. Новая обстановка, белые стены и неизвестность предоставляли его самому себе и пожалуй, именно это ощущение его и привлекло.
Он знал, каково это - быть чужим. За свои двадцать три он уже успел пройти через иллюзии дружбы, через горечь предательства, через вежливые улыбки людей, которые вонзали ножи в спину в тот же миг, как ты оборачивался. Артур пытался вписаться в общество, честно — он старался. Работы, проекты, отношения, попытки быть «таким, как все». Но всё оборачивалось одинаково: его использовали, а потом выбрасывали. Как будто он был слишком настоящим в мире, где царила игра масок.
С годами он начал задумываться: может, проблема в нём? Может, он просто не умеет быть «удобным»? Но с другой стороны - разве в этом смысл жизни? Быть кем-то, кого от тебя хотят?
Теперь он стоял перед этим пространством, среди обшарпанных стен, как на пороге новой утопии. И, как бы пафосно это ни звучало, он действительно верил, что способен построить здесь что-то большее, чем просто место. Настоящий дом. Со смыслом. Без притворства. Дом для тех, кого общество отвергло. Для таких, как он сам.
На лавочке вдоль стены сидели пятеро. Молодые, каждый не старше двадцати двух, но уже с тем самым выражением лица, которое бывает у людей, переживших больше, чем успели понять. Потухшие взгляды, сутулые спины, руки, вяло лежащие на коленях или спрятанные в карманах. Никто не поднял головы, чтобы посмотреть на вошедшего.
— Они всегда такие? - тихо спросил Артур.
Мария стояла рядом. В её глазах была усталость, но не равнодушие. Она кивнула, не отводя взгляда от сидящих.
— Большинство да. Каждый по-своему. Кто-то почти не говорит. Кто-то смеётся, когда не к месту. А кто-то просто сидит и смотрит в стену.
— А почему ты привела меня сюда?
Мария наконец повернулась к нему:
— Потому что ты другой. Как бы банально ни звучало, но даже среди других ты являешься «белой вороной». Потому что ты хочешь быть не просто наблюдателем. Здесь... здесь им нужна такая энергия. Человек, у которого есть не просто желание, а возможность. У тебя нет ограничений по бюджету. Ты можешь сделать всё, что угодно. Всё, что считаешь нужным.
Артур огляделся. Пустой стол в центре, лавка и несколько пар глаз. Уставших, но живых. Он представил, как они смеются. Как за этим столом кто-то рассказывает историю. Как кто-то приносит настольную игру. Как они спорят, смеются, злятся, но живут. Как снова становятся молодыми. Наивная мечта детства в руках того, кто готов действовать.
— Я хочу, чтобы они стали друзьями. Чтобы это место стало их настоящим домом. Чтобы они чувствовали, что им есть куда вернуться. Не в стены, а в людей.
Мария смотрела на него, как будто впервые увидела по-настоящему. В её взгляде промелькнуло что-то похожее на интерес.
— Надеюсь, что все получится. Приступай
Артур шагнул вперёд, папка в руке больше не имела значения. Он направился к лавочке, встал перед первым парнем и с лёгкой улыбкой протянул руку:
— Привет. Я Артур. А ты?
Парень медленно поднял глаза. И где-то далеко за их потухшей тусклостью мелькнула едва заметная искра.
— Макс, - ответил он после паузы.
И вороны, когда-то сбившиеся в молчаливую стаю, чуть-чуть пошевелили крыльями.
— Макс! - раздался громкий голос сбоку. - Да он с тобой заговорил, прикинь! Это уже повод для праздника!
Голос принадлежал парню, который только что вошёл из соседней комнаты. У него были выбриты виски, на макушке — слегка вьющиеся волосы, аккуратная короткая борода и серьги в ушах. Он носил розовую футболку с каким-то комичным черепом, чёрную куртку с заклёпками и цепи на джинсах. Он сиял - в прямом и переносном смысле.
— Борис, - представился он Артуру, протягивая ладонь. - Новенький, да? Ты здесь погостить, или как тут принято говорить, на прописку?
Артур улыбнулся:
— Скорее второе. Я Артур.
— Отлично! Тогда слушай: если хочешь завоевать расположение нашей весёлой компании, просто принеси сюда приставку и пару геймпадов. Хотя бы ради меня. Ну и немного доверия, конечно.
— А, ну так порадуй, друг: во что играешь?
— В шутеры, братан! Ничто так не сближает, как вынос противника с дробовиком наперевес. - Борис весело подмигнул.
— Все будет.
— Пусть будет побыстрее! - усмехнулся Борис и сел на край лавки, не забыв расправить куртку. - Только имей в виду: я не просто болтун, я болтун с принципами. Если что-то не по-честному — сразу скажу. Даже если это испортит атмосферу. Ну, почти всегда.
— Учту.
В этот момент к ним подошёл ещё один парень. Он был полноватым, с тёмными кругами под глазами и одетым во всё чёрное: чёрная футболка, чёрная толстовка, старые, уже немного выцветшие, джинсы. Волосы были небрежно прилипшие ко лбу, как будто он совсем не заботился о том, как выглядит.
— Это Марк, - сказал Борис, повернув голову. - Не смотри, что мрачный, он добрый. И, как ни странно, у него неплохое чувство юмора. Только прячется оно где-то под слоем аниме и мрачных цитат.
Марк молча кивнул Артуру и, немного поколебавшись, сел рядом.
— Я рад, что ты пришёл, - тихо сказал он Артуру, когда остальные немного отвлеклись. - Тут не часто появляется кто-то... с настоящим интересом. Обычно все приходят, чтобы галочку поставить и увидеть, что мы все здесь и даже дышим через нос.
— Я не за галочками. Я - за людьми.
Марк чуть улыбнулся.
— Ой как пафосно. Ну, тогда дерзай. Может, получится. Должно же когда-то получиться...
Артур чувствовал, как что-то в атмосфере начинает меняться. Незаметно, но ощутимо. Как будто вороны, до этого молча вжавшиеся в себя, начали шевелиться и переглядываться.
Это был первый момент для Марка, впрочем как и для Артура, когда в этом белом, обшарпанном помещении для них стало по-настоящему отдавать теплом.
Молчание между ними повисло ненадолго, но не было тягостным.
— Я вообще-то не сразу решил с тобой заговорить, -признался Марк, глядя в сторону. - Обычно я держусь подальше. Но ты не выглядел... как все. Не потому что лучше. Просто другой.
Артур слушал, не перебивая. Он лучше всех знал о пользе тишины в нужных моментах.
— Я потерял лучшего друга три года назад, - продолжил Марк. - Он погиб. Глупо. Нелепо. Мы с ним всё время были вместе, с детства. Делили игры, музыку, даже мечты. И вдруг - пустота. Как будто кто-то взял и вырезал часть твоей жизни, но швы оставил открытыми.
Он прикусил губу.
— После этого я стал... другим. Меньше говорить, меньше ждать. Больше наблюдать. Люди ведь... сам же наверняка знаешь, да? Они устают от чужой боли, если та не красива, не по сценарию. А у меня вот... не по сценарию. Я не могу красиво рыдать в плечо другу или нуарно стоять под дождем. Я сгорел внутри. Так просто и просто так. Мы ведь, знаешь, многое хотели показать, но нам просто это не дали. Ему по понятным причинам, а я... я не хочу
Артур кивнул, чувствуя, как в груди отзывается боль Марка - как будто чужая рана перекликается с его собственной. Он называл это «Проклятием эмпата»
— Я тоже терял. - Артур положил свою руку на плечо Марку - И, наверное, продолжаю терять. Иногда кажется, что всё, что имеешь - временно. И надо просто успеть заметить, пока есть. А прошлому стоит сказать «прощай».
— О да, мы можем сказать лишь прощай и никогда не забывай. А может даже и не возвращайся, ведь что останется в прошлом, пусть там навсегда и остаётся. Когда я подводил итоги всего пережитого, то мог лишь сказать, что жизнь поменялась и расставила все по своим полочкам, - Марк потянулся руками вверх, будто делал утреннюю разминку. - Словно книги по алфавиту. Дело ведь даже не в смене места пребывания, а в самом моем мировоззрении, каким бы оно ни было. Речь идёт вовсе не о кардинальных изменениях, они могут вовсе незаметны для меня, однако другие могут сказать «совсем другой человек»
Артур посмотрел на него. В глазах не было жалости - только понимание. Марк же продолжал свой монолог, становлясь все более эмоциональным
— «Марк, начни жизнь с чистого листа», «прекрати в очередной раз строить из себя белую ворону», или вот моё любимое: «изменись к лучшему, словно новый век»! Я действительно думал, что со мной что-то не так, но этот год раскрыл мне все карты: для кого я просто парень где-то там за кадром. Когда нужна помощь - тогда нужен и я! Вот и все мое значение в жизни этих людей в прошлом, которых я оставил в прошлом! - В порыве эмоции Марк ударил кулаком по стене, зажмурившись от боли. Очевидно было, что от той, которая в его душе. - Благо, я смог найти на это силы.
Артур не думал о своём следующем действии. Удар по стене оставил на ней такой же след как от Марка.
— Спасибо за доверие, Марк. - Артур потирал кулак. - Я понимаю, как тебе тяжело и насколько сильно ты хотел поделиться хоть с кем-нибудь своей болью, раз даже рассказал об этом мне как первому встречному. Пусть это и могут назвать глупым поступком, а тебя странным и доверчивым, но я, пожалуй, как раз выберу такого друга как ты. Я вижу, что мы оба желаем лёгкой и непринуждённой дружбы, где нет места интригам, ссорам, разбирательствам, где мы не нужны конкретно для чего-то, а просто потому что есть.
Марк медленным шагом шел к холодильнику. В искренность намерений Артура он верил, а ожидать подвохов он просто напросто устал. Взяв два энергетика и протягивая один из них своему новому другу, Марк с такой же искренностью, сказал долгожданные для самого себя слова — Может, из нас и выйдет что-то. Хоть белые вороны не летают стаей...
— ...Но именно они первыми видят рассвет.
Глава 2: Бог любит Троицу
Артур скинул свои вещи в уголке, пока ещё не ставшим ему комнатой и осматривал пространство, пока ещё не ставшее ему домом, но как минимум являющимся его временным пристанищем, которое больше походило на декорации из старого фильма о безысходности.
Белые стены. Даже черезчур белые. Напоминало атмосферу лечебных учреждении, куда зачастую при конфликтах и недопониманиях шлют таких же людей, как Артур. Да и он сам подумывал над тем, что отправиться туда. Ему не было разницы в том, среди каких стен существовать. Физически то он был способен пойти куда угодно. Проблема в том, что душа его была в тех же четырёх стенах, где он находится и сейчас. Просто цвет стен в данном случае не имеет значения.
Макс. Марк. Борис. По первому впечатлению абсолютно разные люди, имеющие внутри себя какие-то общие черты. «Не зря же мы все здесь оказались?» - справедливо считал Артур.
Он чувствовал, как внутри что-то смещается, будто невидимый маятник вдруг начал качаться не от тоски, а от какого-то упрямого тепла и надежды. Странное ощущение - как будто реальность приоткрыла ему дверцу: мол, хочешь - заходи, но отвечать за это будешь ты сам.
Эти трое... Хоть на первый взгляд, хоть на последний очевидно, что они не были и не будут идеальны. Но они и не хотят ими быть. Да и с теми, кто считает себя «идеальными» всегда сложнее всего взаимодействовать. Идеала не достичь, хотя Артур и пытался этого добиться, будь то учёба, любовь или хобби. Он бы мог брать пример с других и быть «номером два» после своих кумиров. Но Артур хотел быть самим собой под номером один, а у него этого абсолютно не получалось. Поэтому он сейчас и здесь. Такова цена гордыни
При всей доброжелательности его нового окружения, сам Артур не был наивен - он прекрасно знал, как быстро люди могут исчезнуть, как легко они отворачиваются, как внезапно предают. Но сейчас он ощущал - не надежду даже, а возможность. Очень редкую, почти диковинную. Как будто ему выдали не друга - а черновик семьи. И не одну копию, а сразу три. С ошибками, с правками, но живую.
Макс был как тень, у которой научились отбивать пульс. Он не говорил много, но в его молчании и взгляде было то, чего не хватало Артуру всю жизнь - понимание.
Марк - человек, который будто бы забыл, как выглядит радость, но всё равно держал её в кармане, на всякий случай. Артур ловил с ним взгляды, которые говорили больше, чем любые разговоры. Этого вполне хватало.
А Борис... Борис был как хулиган в храме. Наглый, резкий, но какой-то по-хорошему бесстыдный. Как будто он знал, что жить - это не «обязаловка, а вызов». В нём было много шума, но ещё больше честности. И это зацепило.
Каждый из них - личность. Ни один из них не спаситель. Ни один - не герой. Но и Артур больше не искал героев. Он хотел построить пространство, где можно быть ни кем-то, ни чем-то - а просто собой. Где не надо играть в «успешного», «полезного» или «социально адаптированного». Где можно молчать, и тебя всё равно поймут. Где не требуют причин для усталости.
Он чувствовал - если где-то и есть шанс на дом, то не из кирпичей. Из людей. Из связи, которая появляется в одном взгляде, в общих смешках, в согревающей тишине. Он всё ещё не верил до конца, что для него все кончено и ему предначертано судьбой быть одиноким. В судьбу он не верил, хоть и как всегда ждал подвоха.
Но впервые за долгое время Артур его не боялся.
Он посмотрел на трещину в стене, подцепил пальцем облупившуюся краску, как будто проверяя, правда ли всё это. Да, правда. Осознание возможностей, начала новой жизни и желание взять все в свои руки переполняло его. Война, конфликты, трения между друг другом... Главный герой своей новой жизни оставляет все это в прошлом. Мир здесь и сейчас!
С этими мыслями он прошептал не в пустоту, а в будущее:
— Может, из этой трещины и вырастет что-то настоящее.
Показать полностью
Все, что нужно знать про Союз писателей и членов, и поэзию с прозой
Три раза в день мы ели в ресторане "Интурист" очень вкусные вещи и, когда хотели, пили замечательные вина и ни за что не платили. Платил Союз писателей, а мы только расписывались в счетах. Официанты чем дальше, тем больше меня любили ...
Анатолий Найман "Славный конец бесславных поколений"