22
Да, я слышал об этом, — сказал он, — странная история. Вроде как ты совсем исчез с горизонта и живешь странной затворнической жизнью.
Я молчал. Из-под стола раздалось клокочущее бульканье кальяна. Он подлил чаю.
— Да, я был в тени, но сейчас ощущаю себя в гуще события. Ты, кстати, не знаешь, где можно найти Бутакова, старые друзья ведь должны помогать друг другу, — я пошел ва-банк.
— Бутакова… — вздохнул он. — Мне кажется, что тебе его лучше не искать вовсе. Это очень влиятельный человек, он не потерпит вторжения в его личное пространство.
— У меня обязательства, которые я не могу нарушить, — сказал я.
— Ты начинал как охотник, но быстро превратился в жертву и даже не понял, почему, — сказал он вставая. — Предлагаю пересидеть некоторое время в одном из бойцовских клубов у моих партнеров, там они тебя не достанут.
На ринге начался тренировочный бой, он пригласил меня подойти поближе и посмотреть.
Тренер дал команду «бокс» и соперники принялись, переминаясь с ноги на ногу, обмениваться легкими ударами.
— В боксе, как и в любом конфликте, важно нанести удар по противнику в момент его наибольшей уязвимости, — прокомментировал танец спортсменов Бабур. — Соперник никогда не раскроется сам по себе, нужно его спровоцировать, заставить поверить, что удача повернулась к нему лицом.
Он перешел на другой конец ринга и заорал, обращаясь к одному из спортсменов:
— Юра, давай, дави его, вперед!
Боксер в голубом шлеме ускорился, стремительно нанося серию ударов по голове спортсмена в золотистом шлеме. Последний прикрыл руками голову и ушел в глубокую оборону, его участь в данном поединке была предопределена: он забился в угол и, казалось, полностью потерял волю к победе. Голубой шлем устал молотить соперника и, задыхаясь, опустил руки. В этот момент золотистый шлем ринулся вперед и нанес мощный удар в челюсть снизу. Голубой шлем потерял равновесие и растерянно попятился назад. Через несколько мгновений все было кончено: боксер в золотистом шлеме несколькими точными ударами отправил голубого в нокаут.
— Самая большая уловка опытного боксера — заставить соперника поверить, что он слаб и на грани поражения, — сказал Бабур с усмешкой. — Ты ведь хорошо об этом знаешь, заставить поверить…
На его лице отразилась странная улыбка.
— Не понимаю, о чем ты, — сказал я.
— Зато я прекрасно понимаю, — продолжил улыбаться он. — Так играть с Маэстро может только истинный профессионал.
— У меня ощущение, что я попал в сумасшедший дом, где меня по очереди разыгрывают разные персонажи.
— Да, именно! — подтвердил он. — Это выход. Навести Олега Червинского в психбольнице на «Динамо».
Мы вернулись к столу. Записывая что-то в блокнот, он продолжил:
— Если захочешь выйти из игры, я не шутил по поводу укрыться в бойцовском клубе.
Он вырвал исписанный лист из блокнота и протянул его мне, сказав:
— Насколько я знаю, он последний, с кем ты плотно общался до того, как потерял память.
«Доктор Олег Червинский, 8-й корпус больницы, улица 8 Марта», — прочитал я.
Я посмотрел на часы:
— Успею ли я навестить его сегодня?
— Да, с недавнего времени Олег практически все время проводит на работе.
Он проводил меня до двери. Пока мы шли, я спросил, как братья из «Третьего пути» попадают внутрь Ховринской больницы. Он ответил, через подземный вход, попасть в который можно у станции.
Когда мы прощались, он задержал мою руку в своей и сказал, пристально глядя мне в глаза:
— Это странно, что ты не помнишь своих стихов.
23
Когда я подошел к проходной больницы, охранник сказал, что часы приема закончились. Я уверенно ответил, что иду в восьмой корпус к доктору Червинскому, и он меня пропустил.
Пришлось изрядно поплутать по обширной территории, пока я не нашел восьмой корпус. Внутри я наткнулся на санитара — огромного детину с выражением лица дегенерата.
— Мне бы доктора Червинского, — сказал я, не здороваясь.
— Доктора Червинского, — неожиданно бодро передразнил он мой голос. — Ты че, из отделения для буйных сбежал, — сказал он уже своим обычным басовитым голосом.
— Я достал из внутреннего кармана куртки права и, сунув их прямо в лицо громилы, сказал:
— Капитан ФСБ Виктор Попов.
К моему удивлению, это подействовало.
— Так сразу бы и сказали, а то уж давно не было из спецслужб у нас, — промычал он и пошел по узкому коридору вперед.
Мы шли вдоль каких-то кабинетов и служебных помещений, пока не дошли до жилой части корпуса. В воздухе пахло хлоркой, старым линолеумом и отчаянием. Меня удивило, что при входе в палаты не было дверей, хотя виднелись петли. Таблички были прикреплены над дверными проемами. Он остановился перед дверным проемом с числом 27, где на стуле сидел человек в синем комбинезоне.
— К Червинскому из органов, — сказал мой провожатый.
Синий комбинезон кивнул и углубился внутрь палаты, откуда слышался гул голосов. Через минуту он вернулся в сопровождении человека в белом халате и шапочке со слегка одутловатым, совиного типа лицом.
— Доктор Червинский, — представил его санитар. И с какой-то злой улыбкой добавил, что, так как все служебные помещения уже закрыты, мы сможем поговорить только в комнате для свиданий родственников с пациентами.
Доктор держался холодно и надменно:
— Чем обязан столь позднему визиту, надеюсь, вы понимаете, что отрываете меня от важных дел.
«Вот ведь сыч», — подумал я, а вслух сказал:
— Сергей Бутаков.
Это произвело на докторишку впечатление, он замер, а потом как-то заискивающе, как будто признал во мне начальство, уже совершенно другим, более ласковым голосом спросил:
— Что конкретно вас интересует?
— Причины его исчезновения, — сказал я.
Он встрепенулся:
— Полагаю, они вам хорошо известны.
— Я бы хотел узнать ваше мнение, — парировал я.
Доктор засунул руки в карманы халата и сделал вид, что ищет там что-то, хотя я понял, что он хочет скрыть дрожь пальцев.
— Он сам захотел навсегда исчезнуть, ему это было нужно, — сказал он дрожащим голосом.
— Я здесь, чтобы узнать, для чего ему это нужно было сделать.
Червинский встал, прислонился лицом к стене и сказал:
— Судья у двери.
— Что? — не понял я.
— Судья у двери, — повторил он, всхлипнув.
Я встал и открыл дверь, за ней никого не было. Громила санитар сидел за столом дежурного рядом с медсестрой метрах в тридцати от нас, в освещенном участке коридора.
— У двери никого нет, — сказал я Червинскому.
— Во время всех этих путешествий во времени он понял, что судья стоит у двери и ждет его еще до того, как он натворил все эти дела, — сказал он, не обращая внимания на мои слова. — Бутаков решил, что он может обмануть судью, точнее, в финале подойти к другой двери.
Это был очень своеобразный бред, в стенах психбольницы он звучал весьма уместно, но не из уст врача.
— Что вы имеете в виду под словом финал? — уточнил я.
— Конец существования, смерть.
У меня начинала складываться какая-то картина. Видимо, этот врач практиковал такие же спорные методы, как сектанты из «Третьего пути».
— Значит, вы помогли ему в этом, — высказал я свою догадку, — помогли Бутакову стать другой личностью.
— Да, я, точнее, мы с доктором Олексенко «перезагрузили» его личность по его же просьбе…
— А как он выглядел, вы можете его описать? — спросил я.
— Нет, врачебная этика не позволяет мне, — ответил Червинский, — тем более, когда мы работали над «перезагрузкой», его лицо было в бинтах.
— А этот другой доктор — Олексенко, — он ведь видел его?
— Да, но не сможет вам помочь, — вздохнул Червинский.
— Почему?
— Не так давно кто-то расправился с доктором Олексенко, это было страшное кровавое преступление. Потом кто-то стал приходить ко мне домой, звонит и закрывает глазок. Понимаете теперь, в каком я состоянии?
— Вы можете рассказать мне про «перезагрузку»? — ответил я вопросом на вопрос. — Как это происходит?
Возникло ощущение, что картинка вот-вот сложится, для этого не хватает только одной детали.
— Боюсь, не смогу в данном случае передать смысл при помощи привычной для вас последовательности слов, — вернулся к своему высокомерному тону доктор.
— А вы попытайтесь.
— Хорошо, — он на секунду задумался. — Вам известен принцип облачных технологий информационных систем?
— Конечно, данные и целые системы хранятся на удаленном сервере, к которому можно получить санкционированный доступ с различных устройств, — не задумываясь, ответил я, видимо, сказывался подзабытый инженерный опыт.
— Именно так, — кивнул головой он. — Теперь представьте, что физический человек — это смартфон. Его тело — это корпус с электронной начинкой, а душа — это совокупность всех данных, которые хранятся не только на устройстве, но и в облачном сервисе. Помните, как сказано в Библии: «Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе». Эта связь земного и небесного много раз повторяется не только в этой, но и в других религиях.
Так вот, Бутаков узнал от третьего лица, как получить несанкционированный доступ к удаленному облачному серверу и…
24
В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошел дегенеративный санитар:
— Вот они, здесь сидят и мило беседуют, — сказал он, указывая на нас упитанному человеку в белом халате, но без шапочки.
Толстяк доброжелательно поздоровался со мной и обратился к доктору Червинскому:
— Олег Александрович, что же вы режим-то нарушаете, вы уже давно не врач, а пациент и обязаны соблюдать распорядок.
Червинский втянул голову в плечи.
Я опешил, оказывается он не врач, а псих, но не подал виду.
— Жеребятьев, проводите больного в палату и проследите, чтоб он принял лекарство перед сном, — обратился жизнерадостный врач к санитару.
Когда они ушли, он представился доктором Сергеем Раковым и спросил, чем может быть полезен. Я ответил, что беседовал с Олегом Червинским по служебному вопросу, который пока должен оставаться в тайне. Он удивился такому ответу, но понимающе кивнул и заметил, что с диагнозом бывшего доктора нужно осторожно относиться к любым высказываниям пациента. Я спросил, что за диагноз, на что он добродушно ответил, что это врачебная тайна и он с удовольствием даст ответ после получения официального запроса.
Пока мы любезничали, вернулся уложивший пациента Жеребятьев и преданно посмотрел доктору Ракову в глаза.
— У нас по вечерам охрана патрулирует территорию, как бы она вас за пациента не приняла, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал доктор и поручил санитару проводить меня до проходной.
С наступлением ночи на улице стало прохладно. Когда мы вышли на улицу, мне послышался крик. Голос, похожий на доктора Червинского, кричал: «Нет, только не это, мне нельзя спать», или это бы не он. Шум листвы от порывов ветра приглушил крики, как будто их и не было.
Жеребятьев проводил меня до проходной, распорядился, чтоб открыли закрытую на навесной замок калитку и пожелал мне доброй ночи.
Старая «Волга» долго не хотела заводиться, но потом, испуская клубы белого дыма и дрожа всем кузовом, двинулась вперед.
Я пытался сообразить, куда ехать. Ховрино было где-то недалеко на северо-западе Москвы. Ехать без навигатора было непривычно. Когда я понял, что где-то рядом с целью, притормозил у прохожих, идущих вдоль дороги, и спросил, как проехать к заброшенной больнице. Они ускорили шаг, а потом и вовсе свернули вглубь дворов. Видимо, приняли меня за психа. Я подумал, что лучший способ узнать, где находится эта больница — это спросить в ночном магазине.
Я купил сразу два энергетика и мой вопрос, как проехать к заброшенной больнице, не вызвал у рыжей, простоватой на вид продавщицы никакого удивления.
— Как проехать не знаю, не местные мы, а пройти просто, — сказала она. — Это с другой стороны железной дороги. Вона, через подземный переход пять минут пешком, — она неопределенно боднула головой в сторону окна, за которым начиналась непроницаемая ночь. — Только я вам туда соваться одному не советую, — продолжила моя собеседница, — там грабят и насилуют.
— Где, в больнице? — уточнил я.
Ее глаза округлились:
— Больница огорожена, кто ж туда полезет, в переходе, конечно же. Жуткое место. После того как расходятся пассажиры, приезжающие на последней электричке, там шландаются только наркоманы и маньяки.
Я вспомнил слова, что члены секты попадают в больницу через подземный ход, вход в который расположен у станции.
Она посоветовала мне ехать на машине кругом и как бы вскользь заметила, что через полчаса у нее заканчивается смена и она с радостью бы поехала со мной, чтобы не идти через переход, так как ей надо на ту сторону в общагу и мне наверняка тоже в общагу.
Я извинился, что спешу и направился в машину. Подъехав прямо к входу в подземный переход на другую сторону железной дороги, я выключил фары и заглушил мотор. На часах было полвторого ночи. Я вышел осмотреться: в этом месте было что-то вроде сортировочной станции с множеством сходящихся и расходящихся путей. Посередине переплетения путей были платформы пассажирской станции Ховрино с выходами из туннеля перехода. Я заглянул в него: грязно, темно и ни души. Где-то ближе к середине горело несколько лампочек. Я вернулся в машину и стал ждать. От нечего делать я открыл бардачок. В нем был пистолет, по всей видимости, его здесь оставил мой таинственный спаситель. Пистолет был заряжен, я решил, что не помешает, и сунул его за пояс.
В это время у перехода остановилось такси. Из машины вышел высокий человек в приталенном плаще. Он дождался, пока машина уедет, огляделся по сторонам и направился внутрь перехода. Я выждал немного и последовал за ним.
Это был Марат. Я узнал его по легкой походке и силуэту. Он дошел примерно до середины туннеля, где резко остановился и обернулся. Я вжался в стену и был уверен, что он меня не заметил, я как раз находился в самой темной части перехода. Я обнаружил, что фигура Марата исчезла. Только что стоял ровно посередине, а теперь нет его. Я решительно двинулся по переходу. Выход на платформу пассажирской станции был перед фонарем в середине туннеля, значит человек, похожий на Марата, вышел не здесь. Я отчетливо видел его под лампой. Дойдя до освещенного места, я заметил, что чуть дальше в стене есть небольшая дверь. Он вполне мог скрыться за этой дверью. Я уже собирался потянуть за ручку, как увидел, что с противоположной стороны туннеля, где я не был, мощный луч фонаря разрезает темноту.
Продолжение следует