Все в школе активно готовились к празднованию 1 МАЯ, к торжественной демонстрации. Родители с детьми дома мастерили цветы, флажки, рисовали транспаранты с лозунгами, от которых даже чайник в доме начинал чувствовать себя тружеником социалистического общества.
Юлина мама лихо управлялась с гофрированной бумагой. Ну ещё бы, она же воспитатель в детском саду! В её должностные обязанности входили: вытирать чужие сопли, кормить манной кашей и одновременно с этим вырезать аппликацию трактора. И всё это с лицом, полным педагогического энтузиазма.
Дома Юля, в свою очередь, помогала маме: вырезала кружки, квадратики, треугольники, а иногда случайно дыру в своей юбке (но это уже по невнимательности). В общем, руки у мамы росли из того места, из которого у нормальных людей и у гениев декоративно-прикладного искусства.
И вот, перед торжественным праздником, мама решила сотворить для дочки шедевр. Цветок на деревянной палочке, фиолетовый, с жёлтыми тычинками, как на картинках в ботаническом атласе. Только красивее и без риска получить аллергию.
Юля ложилась спать, мечтая, как завтра все упадут в обморок от зависти.
В школу девочка пришла первой, осторожно внесла сокровище, ожидая, что учительница ахнет, прослезится, возьмёт под руку и скажет: «Юля, вы наш ответ Пабло Пикассо».
Но учительница только слегка прищурилась. Ей вообще Юля нравилась примерно так же, как детям нравилась манная каша с комочками.
Все сдали свои творения. Юля тоже.
План был такой: выдать на демонстрации цветы, транспаранты и флаги. А затем, все, как единый организм, пойдут дорогой добра и праздника в МИР, ТРУД и МАЙ.
Когда 1 мая наступило, все получили свои флаги, цветы, а Юля — ничего.
— Где мой цветок?
— Это не твой.
— Но это моя мама сделала!
— Не ври.
И... внимание... цветок торжественно вручают мальчику, который болел и ничего не принёс. Мальчик держит его с таким же пониманием, с каким держал бы паяльник или лыжную палку.
Юля попыталась отобрать свой цветок, но получила строгий выговор от учителя. За что? Почему учительница так уверена, что это не её цветок? Она же сама собирала поделки, она же видела, что Юля ей сдавала ЦВЕТОК?!
Толпа уже готовилась выйти. Народ улыбался, кричал «УРА!», а Юля стояла и ревела в себя. Плакать громко было стыдно и унизительно.
Если бы в СССР была служба психологической поддержки, они бы, глядя на неё, выдали направление в санаторий для реабилитации после цветочной травмы.
Люди по-разному встречали 1 мая. Кто с транспарантами и цветами, Юля — слезами. Даже с небольшим подвыванием.
И вот, Бог услышал Юлин вой. В толпе навстречу шла мама, весёлая, счастливая… пока не заметила свою дочь. Лицо мамы поменялось. Ещё секунда и она врежет по лицу самой системе образования.
Молча, без объяснений, мама забрала цветок у мальчика. Совершенно не по-воспитательски. Тот даже не удивился. Со стороны казалось, что он грустно смотрит в небо, мол, Бог дал, Бог взял.
Дальше мама подошла чеканным шагом к учительнице. У той лицо медленно покраснело, как если бы её заставили съесть жгучий перец. Юля поняла, что там точно звучат не поздравления с праздником.
Цветок вернулся к законной хозяйке. Вместе с осознанием, мама — это не просто мама, а спецназ по защите детских интересов.
На прощание мама ещё раз смерила взглядом дочь, «контрольным выстрелом», всё ли в порядке? В порядке. Если не считать глаз, распухших как у уставшего китайского пчеловода.
Праздничная демонстрация уже возвращалась. Юля махала цветком с таким вдохновением, что, гляди, зачислили бы в колонну передовиков.
А учительница... она теперь, возможно, до конца жизни будет вспоминать этот день, вздрагивая при виде любой фиолетовой гофрированной бумаги.
А начиналось все замечательно: «У ангара толпа рабочих. Все с нетерпением и любопытством жмутся к ангару. Ворота раздвигаются и детище тульского пролетариата, блестящий „Конек Горбунов“, выбегает на площадку»…
Туле довелось одной из первых в СССР получить свой собственный аэроплан. Страна стремительно преодолевала последствия разрухи, олицетворением чего был этот алюминиево-фанерный красавец, явленный публике: длина — 7,8 метра, размах крыльев — 11,5, мощность 100 л. с. С таких «Коньков-Горбунков» начиналась история советской сельскохозяйственной авиации, всего было выпущено 30 машин.
Первый полет
В тульское небо аппарат впервые поднялся 29 апреля 1925 года, испытания прошли в 7 часов утра. «Полет дал весьма хорошие результаты. Устойчивость в воздухе хорошая, мотор работает прекрасно»,— рапортовал «Коммунар» в № 96 (2028) от 30 апреля 1925 г.
Газета анонсировала: «Первым пассажиром „Конька Горбунка“ будет пред[седатель] Г.И.К. (Губернского исполнительного комитета. — С. Т.) тов. Степанов». Полет Сергея Ивановича запланирован сразу после первомайской демонстрации. Событие знаменует собой также и открытие на тульском аэродроме летного сезона. Управлять «Горбунком» поручено старому опытному летчику, орденоносцу тов. Веткину.
Сергей Иванович Степанов (7 октября 1876 (25.09)—14 август 1935). Фото ГА ТО.
1 мая 1025 года тов. Степанову повезет. Полет пришлось отменить: «Помешал порывистый ветер», — сожалел «Коммунар», рассказывающий о первомайских торжествах в № 98 (2030) от 5 мая 1925 г. Председатель губисполкома ограничился произнесением речи на сверхмалой высоте капота автомобиля. Внимание публики оратор всецело обратил к авиации, тем более повод для гордости был наилучший — самолете У-8 куплен для нужд губернии на пожертвования рабочих. Машина со сказочным названием, кстати продолжающим традицию еще царского авиастроения (вспомним «Святогор», «Русский витязь», «Илья Муромец»), должна была крепить смыку между городом и деревней, во всяком случае так считал ее первый несостоявшийся пассажир.
В 2-х верстах от с. Теплое
Первомайские праздники закончились и о железном «Коньке Горбунке» забыли. Недобрый повод вспомнить о нем случился 18 мая.
По иронии судьбы точно под рапортом на передовице вышеназванной газеты о передаче идущему в Москве III Съезду Советов эскадрильи самолетов им. Ф. Дзержинского помещалась строка об аварии тульского аэроплана «в 2-х верстах от с. Теплое, Богородицкого уезда, — «Коммунар», № 110 (2042) от 19 мая 1925 г. — По неполным телеграфным сведениям, мотор разрушен совершенно. Летевший на самолете председатель Губернского отделения ОДВФ (Общество друзей воздушного флота. — С. Т.) тов. Матсон ранен. Летчик отделался сравнительно легче».
Подробности трагедии вышли в №№ 111 (2043), 112 (2044), 114 (2046) «Коммунара» от 20, 21, 23 мая 1925 г. и на страницах «Деревенской правды» в № 38 (390) от 30 мая 1925 г. Газеты пытались — насколько это было тогда возможно — разместить и «фотографии» с места крушения, картина которого представлялась следующей.
Коммунар № 112 (2044) от 21 мая 1925 г.
Восстановлению не подлежит
«Мощный автомобиль „Фиат“ несет нас к месту аварии, — вспоминал корреспондент главной губернской газеты. —
… Щекино… Лапотково, свертываем с большака на шоссе.
За Марьиным на 62-й версте от Тулы замедляем ход.
Видим глазами равнинную гладь.
— Где-то здесь...
Справа от дороги, в полуверсте от деревни на черном картофельном поле высится серая куча.
Выскакиваем из машины, „бегом бежим“ по пашне, по свеже взрытым грядам чернозема.
Тяжело громоздятся полусмятое правое крыло; подломилось, упало беспомощно другое; нос крепко ушел в землю.
Пропеллер разбит в мелкие щепы».
Вся передняя часть самолета от удара о землю «перекоробилась, перекривилась». От передней кабинки не осталось и следа. Место пилота цело, ремни порваны под тяжестью тела, на стальной обшивке переда след от переносицы тов. Веткина. Верхняя обшивка самолета в крови.
Двигатель «Fiat» смят, сплющен и представляет собой бесформенную груду стали. Кругом проволока, щепы, куски фюзеляжа и крыльев. Цел только хвост, в 10 метрах валяются шасси.
«Не успели мы подбежать, как из соседнего Марьина (деревня в Тепло-Огаревском районе существует и поныне. — С. Т.) начал сбегаться народ. Мужики, бабы, целая стая ребятишек». Они и рассказали, что «часа в 2 дня самолет показался со стороны Ефремова. Верст за 6 от деревни стало заметно, что с ним что-то неладно.
„Горбунок“ летел нервно, дергался, как подстреленная птица. У деревни он несколько раз пробовал снизиться. Долго планировал около ветряка, цеплял колесами лозинки у пруда, потом вновь взмыл саженей на 40 (примерно 85 метров. — С. Т.). И камнем грохнулся о землю».
Воспоминания пилота
Более-менее поправившись, летчик тов. Веткин рассказал «Коммунару» свою версию произошедшего. Будучи еще замотанный с ног до головы бинтами, он даже шутил: «Как видите, отделался благополучно». На вопрос, был-ли исправен аппарат, отвечал уверенно — в полной исправности. Перед отлетом самолет сделал два рейса с пассажирами без каких либо проблем.
Из Ефремова «Конек-Горбунок» вылетел в 11 ч. утра 18 мая. «Ветер был до 16 метров в секунду. Летели на высоте 500-600 метров. Решили спуститься в Теплом, где собирались катать крестьян.
Над Теплым появились воздушные смерчи. Ветер крепчал. Выбрали площадку и пошли на посадку... Когда снизились до пределов приземления, вдруг показались крестьянские подводы... Резко вымчали вверх, чтобы не сесть на подводы... Пыль от ветра силой 18 метров в секунду застилала горизонт... Самолет швыряло, как щепку.
При вторичной же попытке спуститься, порыв смерча ударил под крыло... Самолет перешел в „штопор“ и перестал слушаться руля и начал падать.
— Упасть, еще так сяк, — говорит т. Веткин, — но еще сгореть после этого, совсем неприятная штука... Поэтому первой моей заботой было в момент падения выключить зажигание и бензин во избежание воспламенения...
В последний момент летчик успел еще „положить самолет на крыло“, чтобы не было удара на мотор... Это смягчило удар при падении».
При столкновении Веткина выбросило из кабины, он сильно ударился лицом о фанерный борт носовой части. Боли сразу не почувствовал, кровь шла сильно. Председатель тульского ОДВФ тов. Матсон лежал рядом без сознания, «чуть придя в себя, он стал жаловаться на боль в ноге и груди».
Первая помощь
Жители деревни поспешили оказать пилотам первую помощь: Веткина перевязали у себя в Марьине, а Матсона на телеге повезли в Теплое. Вскоре прибыл автомобиль из Ефремова, вышедший в одно время с „Коньком Горбунком“. На нем пострадавших доставили в Лапотковскую больницу. К 6 часам вечера из Тулы прибыл доктор Дагаев, взявшийся за лечение основательно.
Заслуженный врач РСФСР, известный организатор лечебного дела в Туле Владимир Федорович Дагаев (1872–1958) вспоминал:
«Немедленно пострадавшим были сделаны впрыскивания морфия и камфоры.
Тов. Мэтсон в 1 ч. ночи был доставлен в Тулу на носилках, укрепленных в автомобиле. По дороге т. Мэтсон бредил.
… в больнице имени Семашко было сделано исследование его общего состояния здоровья: у т. Мэтсона оказались переломы обоих ног, помята грудь, сломан один зуб, ссадины и кровоподтеки по всему телу.
… У летчика Веткина раздроблены кости носа. 19 мая ему сделана операция. Есть незначительные ушибы других частей тела. Тов. Веткин все время находился и находится в сознании. Операцию перенес легко».
Одним словом, оба тульских «Иванушки» в этой, увы, печальной не сказки, а были выжили. Погиб лишь главный неодушевленный герой.
* * *
Через 10 лет, избежавший демонстрационного полета на «Коньке-Горбунке» Сергей Иванович Степанов попал в автомобильную катастрофу, последствия которой преодолеть не смог. Легендарный тульский революционер, член РСДРП с 1895 года, участник ее исторического II съезда, лично знавший Ленина туляк умер в возрасте 58 лет 14 августа 1935 года.
* Публикации цитируются с сохранением орфографии и пунктуации первоисточника.
