Очередная волна ковида пришла осенью 2021. Я держалась молодцом, ни разу не заболев, когда все мои друзья и семья уже имели опыт потери обоняния, КТ и прочих прелестей. Вся наша больница была чистой зоной, со строгим контролем каждого планового пациента.
Но реанимация не была плановой.
И вот, поступил ребенок, экстренно оперированный на живот, но нетяжелый (в рамках реанимационного отделения). Лежал на самостоятельном дыхании.
Ремарка: в хирургической реанимации температура за 38 - нормальное явление, реакция после операционного вмешательства, у нейрохирургических - связана с нарушением деятельности мозга. В общем, обыденная история, и заподозрить вирус было последним из вариантов.
И тут поступивший ребенок начал подкашливать. «Желудочный зонд стоял долго, раздражено горло, плюс периодически рвота», - решили доктора. Но мазок на ковид взяли.
«А это я ПЦР у него брал сегодня утром», - сказал мне коллега-медбрат, который был на сутках и сдавал мне смену (я приходила в ночь), и хихикнув добавил: «будет забавно, если придет положительный»
Забавно не было. Через два часа залетает анестезистка и распихивает нам в руки респираторы. «Положительный пришел. Ну вы давайте, держитесь тут». И убегает.
Свободной отдельной палаты у нас не было, отделение битком. Да, обеззараживание воздуха в круглосуточном режиме, проветривание, антисептики рекой, все это было. Но это не помогло.
Мы повертели в руках респираторы, на которых было написано: не является медицинским изделием. И, перебросившись друг с другом ухмылками, надели. Толк может и был, но ни о каких противочумных комбинезонах речь даже не шла. Да поменяли маску на маску потяжелее. И продолжили работать. На следующий день этого ребенка перевели в ковидный стационар, а мы изолировали контактных детей и отмывали отделение.
К слову, наша реанимация единственная в области принимала нейрохирургических детей. Дтп, высотные травмы, операции на голову. Плюс практически все оперированные в нашей больнице реанимационные дети. Закрыть отделение на карантин было невозможно.
Первые тревожные звоночки появились через пару дней. Сначала одна медсестра ушла на больничный, потом вторая, третья, четвертая…
Я работала тогда на полставки, по ночам, совмещала с учебой. И с ростом больничных у оставшихся в строю медсестер, меня в том числе, в геометрической прогрессии начали расти дежурства. В тот месяц я отработала 220 часов. Здесь нужно добавить, что все это время я ходила на учебу шестидневку, очно. Временами дистант в зуме, где нужно сидеть положенные часы с включенной камерой дабы преподаватель лицезрел физиономии, готовые к получению знаний. Плюс домашка, на которую времени тратилось едва ли меньше, чем на саму пару. Шестой курс медицинского университета, сложные предметы и вот такой график ночных дежурств.
Распорядок дня был следующий:
6-7 утра - просыпаюсь на учебу, собираюсь, завтракаю, еду, возвращаюсь, обедаю на ходу и убегаю на смену - запланированный сон на дежурстве длиной 3 часа не всегда был полноценным, в сложные смены с 3 сокращался до 2, а то и еще меньше. Утром сдаю смену, пью кофе, бегу на учебу. После учебы - сон - домашка - сон. Потом учеба и снова дежурство.
Полноценно я спала один раз в два дня. Редко когда перерыв был в две ночи, а если случайно выпадала ночь через три - это вообще восторг, спать не отоспаться. Весь месяц я провела в таком ритме. И еще три следующих в ритме чуть полегче. Четыре месяца подряд с августа по ноябрь у меня стабильно выходило больше 200 рабочих часов в месяц, максимальное - 240). Со мной держались еще две девочки студентки, остальные в основном уже успели сходить хотя бы один больничный.
«Только попробуйте мне заболеть», - шипела старшая медсестра. И тут же заботливо, умоляющим тоном: «не спускайте респираторы с носа. И менять не забывайте».
«Дышать-то нам как?» - истерическим смешком отвечала я.
«Как хотите, так и дышите. А респираторы не снимать!»
Как назло, дети поступали тяжеленные. А мы, полтора уставших землекопа, работали как могли, отдыхали как получится.
Заработали ли мы больших денег тогда? Нет. Вообще нет. Зарплата тогда (с учетом переработки в 2 раза) была чуть выше среднего, условные 45-50 тысяч в месяц.
Сложность работы в реанимации в большинстве своем заключается не в красивых историях о том, как спасают чью-то жизнь, висящую на волоске. А в огромной ежедневной нагрузке. Много стабильно тяжелых детей, за которыми просто нужно следить ежеминутно. Без героических сказок о спасательстве. Просто делать свою работу. Эффективный менеджмент минздрава привел к огромной нагрузке на единицу персонала (может же вывозить - пусть работает целиком сам) со средненькой оплатой труда. Работаешь меньше - получаешь ничего. А человеческий фактор никто не отменял - отпуск, больничный, декреты и тд. Вот и работаешь за двоих, за троих. Получаешь чуть больше чем за одного)) Для студента я зарабатывала в целом неплохо, учитывая что содержала себя целиком сама.
И как-то я рассказала об этом на семейном ужине. И жена моего дяди ответила: «и медики еще жалуются на низкую зарплату! Я вот бухгалтером когда работала в двадцать лет, получала 15 тысяч и не жаловалась».
Морали не будет. Я отдавала отчет своим действиям, я играла в героя (и проиграла хех). В конце концов, мне нужно было на что-то жить.
Врачи так живут, медсестры так живут. В желании помочь. В желании поесть и заплатить за жилье, а иногда и съездить в отпуск. Которым достаточно просто слов признательности, хоть иногда, просто слов о том, что они делают хорошее дело. А в ответ они получают циничное: вы знали, куда шли. А еще и жалуетесь, неблагодарные.