______________________________________________________________________________________________________
Я стою посреди огромной комнаты. На потолке мерцают неровным светом плоские плафоны ламп. Под ногами серый бетонный пол.
Вместо стен – высокие зеркала. Все они отражают меня, но по-разному. Сразу в нескольких я вижу паукообразного Аркадия Степановича. Он скалится, перебирает тонкими угловатыми ногами. С торчащих из щёк жвал капает бурый зелёный гной.
Страх. Но чего может бояться тот, кто всё потерял? Даже грядущая неизвестность больше не пугает, скорее притягивает своей неопределённостью.
Изображения монстра гаснут. Зеркала становятся матово-чёрными.
Чуть дальше – молодой улыбающийся Сергей. Выше – Борис. Справа от меня – Артём, за ним – Кристина и брат.
Боль. Виноват ли я в том, что с ними произошло? Да. И нет. Каждый из нас выбирает свою судьбу. Становится жертвой обстоятельств или сам создаёт эти обстоятельства для других. Таков закон природы. Но так или иначе мои друзья и близкие остаются со мной. Потому что я их помню. И память о них будет согревать меня всегда.
Теперь меня окружает множество Константинов. В одном зеркале он что-то объясняет, протирая очки краем рубашки. В другом – помогает мне встать в коридоре своей квартиры. Вот вытаскивает из погреба маленькую девочку, свою будущую приёмную дочь. Но больше всего изображений, где профессор держит за горло Семёна, выкачивая из него энергию.
Гнев. Безнадёжно больной нашёл способ обмануть смерть. Поставил на карту всё ради жизни. Выиграл, но потерял единственного человека, ради которого стоило жить. Понял ли он это, ослеплённый злобой и яростью? Скорее всего, нет. А когда поймёт, горечь такой победы выжжет несчастного дотла. Мне жаль его. Искренне жаль.
Разом гаснет весь свет. В темноте раздаётся удар могучего колокола. Я падаю на колени, закрываю уши руками. Чувствую, как меня осыпает осколками лопающихся зеркал. Второй удар. Третий.
Звук резко обрывается. Посреди комнаты вспыхивает три лампы. В светлом круге под ними стоит массивный чёрный кристалл. Он весь испещрён трещинами. Вокруг него безжизненно лежат какие-то тёмно-серые верёвки.
Нет. Я знаю, что это. Ветви. Ветви умирающего Древа.
Поднимаюсь, подхожу ближе. Под ногами скрипит битое стекло. Верхушка кристалла надламывается, падает на пол, разбиваясь вдребезги. Стенки одна за одной вываливаются наружу, делая его похожим на широкую чашу с острыми неровными краями. И в её центре лежит на спине младенец. Девочка. Она недовольно хнычет, тянет ко мне пухлые маленькие кулачки.
Я изумлённо беру её на руки.
Чувствую её тепло. Прижимаю к груди.
Ребёнок успокаивается, засыпает и превращается в серебристый туман. Дымка впитывается в чёрную кожу. В этот момент я обретаю Знание. Оно обрушивается на меня бесконечной лавиной.
У Древа всегда была душа. Сефирот и Клипот. Мальчик и девочка. Двуединство противоположностей, которые не могут существовать друг без друга. Ключевой фрагмент системы мироздания. Теперь я понимаю, что надломило брата. Разрушив Древо Жизни, Семён увидел внутри убитого им младенца. Это потрясло его. Вряд ли кому-то захочется рассказывать, что он убил дитя. Даже собственному брату. Попытки спасти других людей были своеобразным искуплением. Но Семён не стал преемником, всего лишь сосудом с обрывками информации и бурлящей силой, которую не мог толком контролировать. По сути – бомбой с часовым механизмом. Со сломанным часовым механизмом. Двуединство нарушилось, Древо Клипот умирало. Цикл перерождения жизни на планете оказался под угрозой. А без него...
Я вижу время – странное ощущение. Сотни тысяч, миллионы лет проносятся перед глазами. Я проживаю каждую секунду. Вижу огромные белые корабли, рассекающие бирюзовые волны. Людей, что могли летать, ибо у них были крылья. Странных человекоподобных насекомых с большими выпуклыми глазами. Высоких гордых птиц в скафандрах. Но всегда всё заканчивается одинаково. Синие воюют с красными, четырёхрукие истребляют безголовых, летающие не могут поделить землю с ходящими.
И серый жирный пепел знаменует конец их глупости. И всё начинается заново.
Настоящий хоровод смертей и взаимного уничтожения.
Я вскидываю голову, кричу, не в силах вынести такой груз.
Слова прозвучали будто издалека. Голос мужской. За ним раздался женский, смутно знакомый.
– Я не знаю, госпожа, – мужчина ответил немного растерянно. – Изначальная броня должна была его защитить.
Я понял, что лежу на каменном полу. Открыл глаза, но ничего не изменилось, вокруг по-прежнему царил непроглядный мрак. Вытянул руку над собой и упёрся во что-то холодное и скользкое. Это лёд. Я толкнул накрывающий меня купол. Он развалился на две части, я прищурился от света фонаря, неприятно резанувшего по глазам. Меня тут же подхватили под мышки, помогая встать. Вокруг столпились с полдюжины знакомых охранников в костюмах. С ними был священник и женщина. На ней спортивный синий пиджак, чёрная водолазка под горло, джинсы и белые кроссовки. Нижняя часть лица скрыта длинной свисающей тряпочной маской.
– Здравствуй, провидица. – я коротко кивнул ей.
– Приветствую, рождённый в двух мирах. Мне жаль, что мы не успели.
– Но нам нужно торопиться, Древо...
– Мертво, – перебил я. – Страж Порога поднял Завесу Парокет. Король умер, да здравствует король.
– Значит, око чёрного алмаза скоро откроется. Таумиэль ждёт, мой господин.
– Но старый мертвец не удержит силу Сефирот. Он гораздо слабее твоего брата. Пророчество...
– Управляет вами, но не мной.
Я вижу в отдалении обезглавленное тело Сергея. Рядом безобразные останки моей любви. Кристина. Грудь сдавило чем-то тяжёлым.
- Давай поднимемся наверх, мне душно в этой темноте.
Вся местность у подножия горы была оцеплена гончими. Вместо палаток теперь стояли два военных грузовых вертолёта. Вдалеке виднелись железные монстры наших проводников. Солнце клонилось к закату. Значит, прошло не так много времени. Это хорошо.
– Зачем вы преследовали нас? – спросил я, когда мы вышли из церкви. – Из-за профессора?
– Не совсем. Когда стало известно, что Древо Сефирот погибло, адепты разделились на два лагеря. Одни пытались понять, как восстановить цикл, но большинство... – женщина замялась.
– Решили, что так даже лучше?
– Прости, но... Да. Они посчитали, что обладают достаточным могуществом, чтобы держать человечество в необходимых рамках существования.
– И успеть сбежать куда-нибудь повыше, если всё выйдет из-под контроля.
– Предсказуемо. Потом появилась моя книга. И вы поняли, что часть Сефирот ещё жива.
– Да. Твой брат стал лишь сосудом. Благодаря своей силе у него получалось какое-то время сдерживать эту энергию, но долго так продолжаться не могло. Я подготовила всё необходимое для возрождения Древа, нужно было только найти вас.
– Ты могла прийти тогда сама и всё объяснить, а не посылать ко мне домой своих зверёнышей.
– Гончие, они... – женщина вздохнула, маска приподнялась, чуть приоткрыв второе лицо, – бывают слишком грубы и прямолинейны. Это моя ошибка.
– Потом остальные узнали про нас и открыли на брата охоту. Смерть носителя уничтожила бы остатки Сефирот.
– Разумеется. И вы связались с Константином, что напугало всех ещё больше.
– Другая ошибка. Голем, которого мы вырастили сами. Профессор был одержим так называемой параллельной историей. Пятнадцать лет назад в Саратове он появился в одном из филиалов нашей подконтрольной компании, размахивая распечатками с неоспоримыми доказательствами существования культа, по его словам.
– Там не было ничего такого, но мы оценили его упорство и въедливость в работе с информацией. Совет решил определить Константина в архив: на нас трудится много обычных людей. А в то время мы активно занимались каталогизацией и оцифровкой документальной базы.
– И профессор получил доступ к древним рукописям. Вы открыли лисе курятник.
– Считалось, что у нас достаточный уровень службы безопасности.
– Как он вышел из-под контроля?
– Когда у него обнаружили неоперабельную опухоль мозга, Константин подал прошение на перевод в статус инициированного посвящённого, чтобы энергия Клипот излечила болезнь.
– Ему отказали, и он исчез.
– И вы даже не пытались искать?
– У нас больше пяти тысяч сотрудников в сотне различных фирм. В начале Константин привлёк к себе внимание, но потом затерялся в рутине. А когда следственная группа прибыла на место вашей инициации в его квартире, стало понятно, с кем вы связались, и Совет переполошился.
– А ведь я ему не доверял в самом начале. Знаешь, почему это изменилось?
– Я пыталась заставить Совет отступить, но...
– Слишком много ошибок, провидица. Но ты смогла использовать мою связь с Древом и проникла в сон, чтобы рассказать о Страже Порога. Единственное твоё верное решение, которое, возможно, спасёт мир.
– Я готова к любому наказанию, – женщина опустила голову.
– Позже. Сначала мне нужно закончить с профессором.
– Он опасен, мой господин. Армия Клипот в твоём распоряжении.
– Я должен сделать это сам. А ты пока возвращайся обратно. Совет встал на путь ложной мудрости, их время закончилось.
– Преклони колено, двуликая.
Женщина опустилась передо мной, я положил чёрные ладони ей на плечи.
– Я наделяю тебя сигилой Ход, – мой голос трубным эхом прокатился по всей долине. – Я видел духов лжи, прыгающих, как лягушки по земле, и по воде, и по мерзостному металлу, который всё разъедает и сам не сохраняется. В них я видел Тебя. Ама! Я видел воронов смерти, парящих с хриплыми криками над развратной землёй. В них я видел Тебя. Эйн! Я видел Убийц Мудрости, как чёрные обезьяны, они бормотали порочные глупости. В них я видел Тебя. Тиферет! Будь судьёй, прорицательница, но страшись моего суда. Ибо я спрошу за всё!
Женщина подняла голову. Порыв ветра сорвал тряпичную маску со второго лица. Бельма глаз старухи вспыхнули голубым огнём.
– В тебе я вижу себя, – ответили сразу два голоса.
Руки обожгло ледяным огнём, когда я передал часть своей силы. Женщина застонала, стиснув зубы. Пиджак под ладонями начал тлеть. Я позволил ей вдоволь насладиться болью, которую она заслужила. После сделал шаг назад.
– Вставай, у нас не так много времени. Я не хочу, чтобы Совет увидел ещё один рассвет.
– Я выполню твоё поручение, но мы не в курсе, куда и как сбежал Константин. Он может быть где угодно.
– Ты снова ошибаешься, двуликая, – усмехнулся я. – Я знаю, где он. А как сбежал... Смотри.
Присел, положил руки на землю и потянулся вниз.
Моршанки действительно оказываются совсем небольшим селом. И время его не пощадило. Часть домов заколочена, а там, где ещё видны следы человеческой деятельности, царит грязь и уныние. Однако издалека можно подумать, что жители решили отпраздновать летом рождество. Иначе для чего развешивать по всей деревне цветные весёлые огоньки?
Только это паутина, которой профессор опутал всю деревню. Вблизи она уже больше напоминает плесень. Зачем ему это? Тоже решил обзавестись такой же уродливой паствой, как и покойный главврач?
Я прохожу первые дома. Вокруг полная тишина. Не слышно даже ночных сверчков. Большая круглая луна наблюдает за мной. Выхожу на перекрёсток и вижу первого обитателя. Все познают силу жизни. Кажется, так сказал Константин? Выглядит эта жизнь довольно неприятно. Одутловатое тело стоит, покачиваясь, посреди дороги. Всё лицо покрывают маленькие шевелящиеся отростки. Из глаз сочится бурая слизь вперемешку с кровью. Пальцы на руках срослись в две клешни с толстыми ногтями. Существо что-то тихо бормочет и без остановки чешет грудь. Из-под разодранной грязной рубахи свисают лоскуты белой кожи. Оно видит меня, наклоняет голову вбок.
– Дай! Хочу! – голос хлюпает, как сапог, застрявший в болотной трясине. – Хочу! Дай! Дай! Хочу!
Делает несколько шаркающих шагов и внезапно бросается вперёд, сбивая меня с ног. Наваливается всем весом, тянется широко разинутым ртом к лицу. Распухший фиолетовый язык мечется между редкими обломками гнилых зубов.
Я слышу звон разбитого окна. Чуть дальше – ещё одного. Новые гости на подходе. Профессор подготовил мне тёплую встречу. Пусть будет так. Упираюсь твари в подбородок, скидываю с себя и вскакиваю на ноги. Из домов вылезают бывшие жители деревни. Ломают заборы, спотыкаются в канавах вдоль улицы, но упрямо направляются ко мне.
– Константин Анатольевич! Вы же читали мою книгу! Неужели думаете, что этот сброд может меня остановить?
Они набрасываются разом, всей гурьбой. В какой-то момент я оказываюсь буквально погребён под живой хрипящей массой. Но их зубы и ногти бессильны против чёрной упругой кожи. Я разбиваю головы, отрываю руки, ломаю распухшие ноги. А доморощенные упыри лезут и лезут, даже лишившись конечностей.
И тут в спину бьёт удар страшной силы. Тело воет от боли, словно в меня плеснули кислотой. Я падаю, перекатываюсь и встаю. По дороге, неторопливо разматывая знакомые плети, идёт Семён. Фигура ярко светится, лицо – безучастная маска. На крышу дома позади него взбирается профессор. Он сильно изменился. Торчащий позвоночник оброс костяными шипами, четыре ноги вокруг туловища выгнуты в обратную сторону и заканчиваются широкими плоскими пластинами. Он вбивает их между брёвен, пока лезет наверх, помогая себе ещё одной парой рук, растущих внизу живота. Оказавшись на крыше, Константин довольно скалится. Поглаживает тонкими пальцами сверкающий в груди камень.
– Эти увальни? Нет конечно! – голос резкий, высокий, как скрежет металла по стеклу. – Но твой собственный брат, посмею предположить, мой юный друг, способен на гораздо большее!
Сука. Чёртов алатырь полностью подчинил себе сознание Семёна. Старая мёртвая сука. Во мне начинает закипать ненужная злость. Уворачиваюсь от летящей наискосок плети, вторая протягивает оранжевую полосу по груди. Я отлетаю в забор, ломая спиной трухлявые доски. Константин пронзительно смеётся. Снова вскакиваю, пригибаюсь от следующего удара, ухожу в сторону. Брат рубит без остановки, крушит ветхую преграду, пытаясь добраться до меня.
Между нами вырастает высокая стена чёрного льда. Семён не останавливается, хлещет по ней, как робот. Я толкаю её, и массивная глыба валится вперёд, погребая брата под собой. Запрыгиваю сверху. Вижу светящийся силуэт. Заношу сжатый кулак и... бессильно опускаю. Не могу. Я убью его. Нет. Это слишком даже для того, кем я стал теперь.
– Давай же! – профессор на крыше злобно веселится и пританцовывает. – Чего ты ждёшь?!
Ледяной луч ударяет в тёмные от времени брёвна, превращая их в хрупкое стекло. Внешние стены осыпаются белой крупой. Изба валится набок. Константин что-то верещит, соскальзывает вниз. Крыша проваливается внутрь, заваливает профессора обломками.
Я иду к развалинам, попутно раздавая пинки шевелящимся останкам предыдущих противников. Вряд ли такое ерундовое падение могло сильно навредить профессору. Отовсюду торчат поломанные доски. Пыль от разрушения ещё не осела, она танцует в лунном свете затейливый серебристый вальс. Возможно, мне повезло, и Константин получил по голове какой-нибудь балкой. Надо заканчивать. Я принесу ему покой и мир.
В этот момент горло обхватывает горячая удавка. Сдавливает так, что каждый вдох становится настоящим подвигом. Чёрная кожа шипит и трескается. Я чувствую стремительно покидающие меня силы. Припадаю на одно колено, с трудом поворачиваю голову. Позади стоит Семён. Размахивается, и вторая убийственная плеть обвивает грудь. Обеими руками берусь за петлю на шее. Она тускнеет, давление чуть ослабевает. Пальцы немилосердно жжёт, но теперь я могу говорить.
– Не надо, брат. Ост-тановись. Т-ты сильнее...
– Он не слышит тебя, – голос профессора полон самодовольного торжества и безумия.
Руины дома шевелятся. Из грязи и мусора поднимается костяной шипастый хребет. Каждая щель под обломками начинает ярко светиться. Оттуда тянутся ко мне извивающиеся оранжевые щупальца. Присасываются, как пиявки, и пьют силу. Константин выбирается наружу. Он похож на осьминога. Алатырь полыхает, впитывая мою энергию. И я вижу на нём два чёрных излома.
– Вот и всё, друг мой! Вот и всё! Хотел бы сказать, что мне жаль, но... – каркающий смех прерывает его тираду.
Перед глазами плывёт, но я улыбаюсь ему и сдавленно отвечаю:
– Вы плохо учили теорию, профессор.
– Потому что у каждого аккумулятора есть предельная ёмкость.
– Что за бред? У какого ещё аккумулятора?
Я перестаю сопротивляться и отдаю почти всё. Разом.
Янтарь протестующе трещит. Прожигает покрытую татуировками грудь, падает на землю. Рёв оранжевого пламени перекрывает вопль Константина. Поверхность камня звонко лопается маленькими кусочками. Оттуда вырываются тугие струи огня. Они кромсают тело профессора, разваливая его на части. Тот что-то визжит, а через мгновение алатырь, переполненный энергией сразу двух Древ, взрывается. Меня отшвыривает на добрый десяток метров. Я опираюсь на руки, с трудом поднимаюсь и вижу самое прекрасное и смертельное в мире зрелище.
Там, где только что был разрушенный дом, расцветает огромный алый тюльпан. Лепестки высотой в несколько этажей медленно раскрываются. Земля под ним начинает чернеть. Тёмное пятно расползается в стороны, увеличиваясь с каждой секундой. Поднимается ураганный ветер. Крыши домов срывает с давно насиженных мест. Из середины цветка в небо поднимаются мириады тонких оранжевых ростков.
– Останови это, пока не поздно! – брат кричит изо всех сил, пытаясь перекричать бушующую стихию.
Пригибаясь, он подходит ко мне.
– Но тогда ты погибнешь! Око поглотит всё вокруг!
– Ты хочешь пожертвовать человечеством ради бывшего пьяницы?! Перестань, братишка, мы оба понимаем, что это глупо!
Горло сдавливает спазм. Он прав. Я вспоминаю слова двуликой: «И двое станут одним». Сатурн, пожирающий своё дитя. Только я пожру брата.
– Я не хочу! Нет! Надо придумать что-то ещё! Должен быть другой вариант!
Семён обнимает меня за плечи. И несмотря на безумный свист ветра, я слышу его шёпот:
– Всё хорошо, старший. Так надо. Я всегда буду рядом, ты же это знаешь. Всё хорошо. Главное – помни.
Он проходит сквозь, я чувствую растекающееся по телу живое тепло. Запрокидываю голову, глаза широко распахиваются. В них блестят слёзы и чёрный алмаз.
Я стою на мёртвой земле. Там, куда успело дотянуться пятно цветка Сефирот, деревья напоминают обожжённые спички. Я очень устал. Но всё получилось. Двое стали одним. Два брата. Два Древа. Два начала. По-другому быть не могло.
Провидица истребит Совет. В одном Константин был прав: никто не вправе управлять людьми или указывать, как им жить. Человечество должно само пройти свой путь.
Я присел, положил на землю оранжевую ладонь, накрыл сверху чёрной и потянулся туда, где всё началось. Можно сказать, домой.
Пещера под пансионатом почти не изменилась. Разве что полностью обвалился вход, надёжно запечатав её от чужих глаз. Абсолютный мрак мне не помеха. Я спускаюсь по ступенькам амфитеатра вниз, под ногами хрустят кости убитых нами тогда спящих. Как давно это было. Но словно вчера. Когда начался мой путь? С момента рождения? Или когда Семён попал в лапы Аркадия Степановича? Как бы всё закончилось, если бы я не выпустил свою книгу? Или мать забила бы Кристину до смерти в пьяном угаре? Множество таких разных событий, сплетающихся в одну большую картину.
Я устал. И очень хочу спать.
Я забираюсь в широкую чашу, где раньше возвышался кристалл Сефирот. Сворачиваюсь калачиком и засыпаю. Мои родные и друзья снова со мной. Я не забуду их никогда. Улыбчивая мама, высокий и сильный отец. Младший брат, восторженно рассказывающий о том, что благодаря водке он смог наконец-то выспаться. Застенчивый Сергей, Борис, костерящий свою сучку-дочку, бесшабашный Артём. И Кристина, которой я не смог сдержать своё обещание. Она чуть укоризненно смотрит, но затем смеётся и обнимает, пряча лицо у меня на груди. Я глажу её по волосам.
– Я рада, что ты вернулся.
– Мы теперь всегда будем вместе?
Брат стоит чуть поодаль, одними губами произносит: «Кобель». Я корчу ему рожу и показываю язык. Затем отстраняюсь от девушки, беру за подбородок, поднимаю лицо к себе. Я целую её в уголок губ.
– Конечно, солнышко. Больше нам ничто не помешает. Никогда.
– Знаешь, прозвучит банально, я ещё никому этого не говорила...
Я подхватываю Кристину на руки. Мы кружимся в танце, не в силах оторвать друг от друга глаз. В комнату заглядывает мама.
– Так, влюблённые, вы чай пить будете? Папа торт принёс, между прочим, шоколадный. А я помню, что кое-кто за шоколад готов был в детстве душу продать!
– Да чё их звать-то! – с кухни слышен голос Бориса. – Не хотят – не будут!
– Нам больше достанется! – добавляет Артём.
Все вместе мы смеёмся, я опускаю девушку на пол, и мы идём пить чай.