Пусть все повторится снова, как день сурка.
Вторник по субботам, средам и четвергам.
Смоки Мо
В тишине кабинета «46» ветер лениво играл занавесками.
На другом конце города Николь наблюдала, как мимо неё пролетает жизнь. Она сидела в прелестных красных туфельках и смотрела сквозь окно трамвая. Осенний дождь размазывал тоску по стеклу, – слёзы по прошлому. Машины проносились мимо тротуаров, окатывая нерасторопных непуганных прохожих из луж. Николь контрастировала с этим печальным миром своим радостным сиянием души, и конечно же, своих красных туфелек. Она настолько радостна и хороша. Тёмная тучная кондукторша курсировала вокруг неё как Фобос вокруг Марса. Всё намереваясь испортить ей настроение. Как она смеет быть такой счастливой и яркой в такой день, в такой стране, в таком мире?
Сегодня для Николь не существует грусти или тоски, ведь она едет в Отдел кадров. Одно только упоминание этого места заставляет мурашки разбежаться по телу. Её предвосхищённое ожидание было намного сильнее всех сегодняшних невзгод. Все неприятности этого мира не могли её задеть, ведь она не здесь – мысленно она уже там.
Трамвай замедлял ход. Николь встала и направилась к выходу, протискиваясь сквозь плотные тела, перешагивая через грязную обувь и подножку от кондукторши. Её красные туфельки, будто две огненные лисицы, ловко перепрыгивали через грязные валуны чужих ступней.
Николь выпорхнула из трамвая, распахнула зонт и направилась к массивному зданию Отдела кадров на другой стороне площади. Взгляд людей, идущих в толпе, лежал или на земле, или на экранах смартфонов. Люди-роботы поднимали взгляд на сияющее лицо Николь, только увидев на земле её юрко семенящие туфельки. Контрастность вводила их в ступор.
Наконец маленькая стройная фигурка Николь остановилась напротив величественной лестницы, будто построенной народом Майя, и нависающим над ней зданием, как отвесной откос чёрной ониксовой скалы. На здании не было никаких вывесок, его и без того тёмные бетонные стены ещё больше почернели от дождя. Возле железных тяжёлых дверей висела едва заметная табличка «Департамент изучения времени».
Стук красных каблучков разносился эхом по широким залам, разбавляя своим лаковым щёлканьем монотонное шуршание бумаг.
– Вам куда? – спросила древняя, как мир, женщина. На её иссохшихся временем губах нелепо красовалась розовая губная помада: будто она хотела казаться молодой; будто, утопая в бездне времён, она хватается за соломинку, пытаясь вытащить свое тело хоть на пару лет наружу.
– Мне в Отдел кадров, – сказала Николь, мило улыбаясь.
– Направление есть? – сухо, но теплее спросила женщина, разглядев что-то в её глазах.
– Да, конечно, – Николь протянула потёртую бумажку женщине. – Вот.
Женщина бегло прошлась по ней глазами и с силой, как кузнец по наковальне, обрушила печать на бумагу. Грохот прокатился по коридорам департамента.
– Проходите в кабинет «46», – женщина протянула талончик обратно.
По просторному кабинету порхала женщина помоложе. Она была похожа на мотылька. Одежда её выглядела такой лёгкой, будто она одета в тюль, а не в медицинский халат.
– Значит, смотрите. Я ищу кадр из вашей жизни. Вставляю в хронограф. Затем вы ложитесь в него. Я вам ставлю лёгкое снотворное и запускаю аппарат. Ваше сознание переносится в тот момент жизни на кадре. Это миг, час или день, который вам назначили. В этом моменте вы прорабатываете травму, выявленную врачом. Процедура происходит натощак, принимать какие-либо препараты запрещено. Вы ранее у нас уже были на процедурах?
– Да, – ответила Николь. – Но только на «Созерцании».
– У вас в направлении значится «Полное погружение».
– Врач сказал, это завершит курс психологического восстановления.
– Вы знаете правила договора? Взамен вы обязуетесь отдать свою мечту.
– Да, вот заявление на отчуждение.
– Что отчуждаете, если не секрет?
– А как же вы, простите, станете матерью?
Женщина взяла талончик Николь и поставила свою подпись и печать. Затем подошла к огромному ящику для документов. Открыла тот, что с надписью «Николь XXVII». Ловко перебрала корешки папок и выбрала нужную папку «Июль», достала оттуда переливающийся матовый лист «23» и вставила в отсек в механизме хронографа, который занимал половину комнаты. Прижала накидным прессом и защелкнула зажим.
Проходите в отсек, ложитесь в кресло, – мягко сказала она, открывая герметичную дверь шкафа. Николь улеглась на медицинское кресло, как в кабинетах стоматологов. Женщина поставила ей инъекцию снотворного и закрыла за собой дверь. Николь спешно и незаметно проглотила ещё четыре таблетки снотворного, которые прихватила с собой. Из динамиков послышался голос женщины:
Затем вспышка щёлкнула внутри камеры. Хронограф издал басовитый гул.
– Дышите, – эхом отозвалось от стен черепной коробки внутри Николь. И она провалилась внутрь себя, в свои воспоминания.
Николь открыла глаза и осмотрелась. Она находилась у себя дома в спальне. Пару секунд, переводя дыхание, Николь приходила в себя. Она взглянула на часы на прикроватной тумбочке: «Вт, 8:12». Она встала с постели, сунула ножки в красные плюшевые тапочки и накинула лёгкий халатик. Распахнула шторы, будто глаза гиганта, и дала комнате захлебнуться в океане солнечного света. Мужчина на кровати начал недовольно ворочаться. Она подпорхнула к нему и звонко чмокнула в нос.
– Ещё пять минут, – протестовал мужчина.
– Ты что, забыл какой сегодня день? Вставай, пойдём поздравлять нашу принцессу. Только постарайся не шуметь.
После утреннего туалета родители на цыпочках направились в комнату дочери. В руках Николь несла коробку перевязанную ленточкой. А её муж – торт с пятью свечками.
Николь с нетерпением положила руку на ручку двери. Она ждала этого момента каждый раз, неустанно мотаясь к психотерапевту. И вот теперь, наяву, в осознанном сне, она открывает дверь в комнату своей любимой дочурки. Она знает, что это не жизнь, а лишь воспоминание из жизни. Но всей душой хочет остаться в этом моменте. В этом кадре.
– Ну что, заходим? – спросил муж.
Она улыбнулась и кивнула.
В кабинет «46» влетела команда реанимации. Бледную, почти белую, как её платье, девушку отключили от аппаратуры. Извлекли из аппарата и начали делать реанимацию на носилках. Через несколько минут безуспешных действий, главный врач начал заканчивать:
– Заткнитесь, – подчинённый хамовато ругнулся в сторону главного врача и затем обратился к коллеге. – Увеличивай напряжение.
– Успокойся. Только тело обожжешь. А оно вишь, какое красивое. Оставь это.
– Да вы… Как… Ещё минуту, – сурово посмотрел молодой человек на пожилого врача. И ловким отточенным движением ввёл девушке вазопрессин.
– Только зря препараты переводишь, – махнул старик.
Артур стоял на пороге, облокотившись о дверной косяк, и наблюдал, как рисует его жена. Руки Николь были покрыты разноцветными родинками краски. Она кусала кончик кисти и, нахмурив брови, разглядывала свою незаконченную работу. На холсте белый дельфин плывёт по зелёным волнам.
Наконец, Николь отвлеклась и увидела Артура. Она укоризненно вскинула бровь и осуждающе наклонила голову. Ей дискомфортно, когда кто-то видит её незавершенные картины. Для неё это, будто переодеваться на людях.
– Мне так нравится, когда ты сидишь тихонечко здесь и рисуешь. Я считаю, это лучшая интроверсия тебя, – сказал Артур и засмеялся глядя на смущённую улыбку Николь.
– Ты же знаешь, что мне не нравится, когда кто-то наблюдает.
– Я пришёл поздравить тебя с именинницей. Спасибо, что так старательно вынашивала наше чудо, – муж вручил жене коробку.
Николь открыла её и расплакалась, не в силах себя сдержать. Для Артура это просто подарок, но для Николь, пришедшей в этот вторник через хронограф – это лезвие напоминания по клеткам памяти. В этих красных туфельках, подаренных мужем, Николь была, когда они всей семьёй поехали за город отдохнуть через две недели после пятилетия Анны. Но это было в реальности, а здесь этого ещё не произошло. В тот день автокатастрофа на мосту Понте-Менда забрала у неё мужа и дочь.
Две сестры: младшая и старшая пришли в тот момент на скоростное шоссе, босыми ногами ступая по окровавленному асфальту и осколкам, проходя сквозь искорёженные обломки. Смерть бледной рукой закрыла глаза её самым любимым людям. А Жизнь, та что помладше, обняла тёплыми руками Николь, не давая ей уйти вслед за любимыми. И держала так: в реанимации, на похоронах, на постоянных приёмах у психотерапевта, на многолюдной работе и в холодном доме, полном одиночества. Из Николь Жизнь выбивала всё, что принадлежит её старшей сестре: суицидальные мысли и саморазрушающие действия. Но сегодня в Отдел кадров, Николь пошла без её компании. Наглоталась таблеток перед погружением и растворила мозг в своём любимом кадре навсегда.
– Что с тобой, Николь? – спросил Артур, недоумевая чем мог расстроить жену.
– Всё хорошо. Я просто очень…тронута. – заулыбалась она сквозь слёзы.
– Милая, это ведь всего лишь туфли, – вскинув брови пытался утешить Артур.
– Да, – рассмеялась звонким смехом Николь, рассыпая слёзы по лицу. – Всего лишь туфли…
Артур крепко обнял Николь и начал покрывать её поцелуями прямо по солёным дорожкам на лице. Она посмотрела в его глаза и сказала:
– Я люблю тебя больше жизни.
– И тебя очень люблю, Николь. Я всегда буду рядом.
Артур и Николь, страстно обнимаясь, плавно переместились в спальню, мимо комнаты дочери, которую ночь укрыла сном.
Главный врач наблюдал, как его подчинённые пытаются спасти обречённую девушку. Он видел такое: человек сам для себя решил уйти, и кричать ему в приоткрытую дверь «вернись» нет смысла. Тут можно лишь пожелать человеку хорошей дороги и тихонько закрыть за ним дверь.
Сёстры неслышно вошли в кабинет. Молодой медбрат всё ещё боролся за жизнь Николь, уточняя что-то у медсестры, проводившей процедуру.
– Сколько вы ей дали снотворного? – спросил он.
– Как положено, не больше.
– Но этого не может быть, у меня всё раздозированно…
– Дай атропин, – молодой врач протянул руку своему напарнику.
Жизнь упала на колени перед Николь, укоряя себя за то, что не уследила, что проглядела. Смерть любя и понимающе погладила сестру по светлым кудрявым волосам. Это не первый раз и не последний: младшая всегда плачет, теряя, старшая всегда забирает себе. Живые бессмертны, но только пока живы.
Николь открыла глаза и осмотрелась. Она находилась у себя дома в спальне. Взглянула на часы на прикроватной тумбочке: «Вт, 8:12». Она повернулась на другой бок и крепко прижала к себе сопящего Артура:
– Доброе утро, любимый. Вставай, пойдём поздравлять нашу принцессу.
В тишине кабинета «46» ветер продолжил лениво играть занавесками.
Спасибо за внимание)
Рассказ из сборника "Хроники Айо"
Буду благодарен обратной связи
