Тропа, по которой шагали девицы, убегала в сторону поднимающегося над лесом солнца и вскоре пересекла утоптанный тракт. Новая дорога была замечательна тем, что подругам удачно подвернулся табор цыган. Девушки сменяли ненужных лошадей на еду, немного молока, пару валянных чуней, два платка и две котомки. Конечно, сделка не равноценная, но весьма насущная.
Пока Матильда лениво торговалась, одна из женщин, молодая, типичного цыганского обличия, подошла к Лизе.
— Ай, изумрудная, — попеняла она девушке. — Почему твоя подруга ромов обижает? Красавица, а такая скупая. Ты, вижу, другая. Дай руку, Лала всю правду тебе расскажет.
— Ах, оставьте, — смутилась Лиза и машинально отметила, что даже цыганка не стала врать про её внешность. — Мне платить нечем — денег нет.
— Эээээ, девочка, сегодня лавэ нанэ, а завтра есть, — Ляля схватила ладонь девушки и развернув к свету, принялась её рассматривать. — Миро́ Дэве́л!
Цыганка странно посмотрела на Лизу и отошла к группе товарок, ожидавших в стороне, пока их мужчины завершат торг с Матильдой. Она затараторила, обращаясь к самой старой цыганке, полностью седой, с сморщенным, но красивым, даже величественным, лицом и пронзительными чёрными глазами. Старуха подошла к Лизе. Внимательно осмотрев девушку с головы до ног, взяла её руку и стала пристально разглядывать. Закрыла глаза и постояла так несколько минут.
— Сыр тут кхарен, чай? — наконец обратилась она к Лизе. — Имя тэро́?
— Она спрашивает, как тебя зовут, девушка? — подбежала к ним давешняя цыганка. — Рада — видящая, не гадалка. Совсем по-вашему не говорит. Старая, мудрая. Я твою руку посмотрела — ничего не поняла. Рада посмотрит, всё скажет.
— Лиза, — ответила она. И чего они к ней привязались? Ох, правильно Мати говорила, что она шляпа. Скорее бы Мати закончила. Но почему-то не отдернула руку, а уточнила, — Елизавета.
— Мэ дыкха́в — тэрэ́ якха́ сыр чиргиня́, ило баро́, — продолжала старуха, — Ту́тэ вави́р лаф. Дай вави́р. На джино́м, сыр ада пхэн… хоха́йпэ… бэнгори́… момалы́ мурдэя́… бар, бахтало́ бар… бэрги́тко кра́лица… врамо чайе́нгиро…
— Я вижу — глаза как звёзды, сердце большое — дословно переводила Лала, — Имя другое у тебя. Мать чужая. Не знаю, как это сказать… обман вижу… чертёнка… свеча потухла… камень, счастливый камень… горная царица… время дочерей…
— Ой, тётеньки! Шли бы вы… — терпение Лизы закончилось. Сказала же, что платить нечем. Она повернулась с намерением покинуть гадалок и идти к Матильде.
— Тырдёв! — крикнула старуха столь властно, что не знавшая цыганского Лиза поняла её и остановилась.
— Мэ дыкха́в — рат, йаг, — горящими глазами старуха смотрела на девушку и ей казалось, что смотрит она в самую Лизину душу. Скрипучий голос звучал драматически, а последняя фраза умоляюще — Мэ тут манга́в, на да́рпэ.На да́рпэ! Нанэ ада вавир прэ свето!
— Я вижу — кровь, огонь — затолмачила молодая цыганка, — Я тебя прошу, не бойся. Не бойся! Нет больше таких на свете!
Избавившись от лошадей, девушки зашагали веселей. Ноги, обутые в чуни, бодрее ступали по дороге, запас еды внушал некоторую уверенность в завтрашнем дне.
— Чего им нужно было? — внезапно спросила Матильда. — Ну, ромалам этим, в юбках. Так тебя заболтали, хотела все бросить и бежать на выручку.
Лиза очнулась. Она впечатлилась гаданием, хотя изо всех сил старалась убедить себя в обратном. Можно презирать цыган, но предсказания таких, как Рада, западают в самое сердце. Впереди неизвестность, душа в смятении, а тут хоть что-то.
— Она, Рада эта, гадала мне, — медленно проговорила Лиза. — Ну, то есть не гадала, а видела.
— Чушь какая-то, — решительно сказала Мати, — Небось денег стрясти хотела. Знаем мы этот цыганский водевиль. Кликнула бы меня, я б ей нагадала! Казённый дом и короля пикового.
— Она сказала, — Лиза сосредоточилась и попыталась передать слова старухи так, как она их поняла. — Что имя у меня чужое и мать не родная. Кругом обман и черти. Ещё что-то про свечу, которая потухла, горную царицу и камень. Вроде счастливый. Велела не боятся огня и крови.
— Чужое имя? — хмыкнула Матильда. — Ты, девица от меня скрываешь что-то? Не Лизхен?
— Ей богу, всю жизнь Лизой кличут. С чего мне врать тебе?
— Ну и выкинь из головы бредни старой жабы. Вот же шарлатаны! — отмахнулась Матильда и хихикнула, — Даже если тебя зовут Фёкла Дормидонтовна моё расположение не изменится.
— Про мать совсем непонятно, — помолчав некоторое время, вновь вернулась к разговору Лиза. — Маменька, конечно, не подарок, но несомненно родная мне.
— Ну, тебе лучше знать, — ответствовала подруга и лукаво спросила, — А может Калерия Мафусаиловна?
— Мати! — укоризненно воскликнула Лиза и добавила, — Ещё она сказала, что у меня большое сердце и глаза как звёзды.
— Ну, приложи к этому рубль и мы сможем купить кофе с пирожными, — захихикала Матильда. — Лизок, цыгане живут обманом, иначе им не выжить, ведь работать не хотят. Хотя глаза у тебя и вправду красивые и сердце доброе.
— Сказала, что таких как я больше нет на свете, — добавила смущенно Лиза и Матильда только молча закатила глаза. — А, еще про время дочерей что-то.
Они начали болтать о другом, но Матильда периодически подтрунивала над подругой, припоминая забавные женские имена или пускаясь вокруг неё в пляс с характерным потрясанием плеч и речитативом «Ай, да-ну, да-ну, да-на, драй, да-ну, да-най», изображая танец трактирной цыганки. Потом вместе хохотали и отдохнув, брели дальше.
К вечеру им повезло. Ещё засветло девушки сошли с тракта, немного углубились в лес, в поисках места для ночлега, и набрели на небольшой, добротно сделанный шалаш из сосновых веток. Внутри уютно пахло хвоей и кошеной травой. Пол, присыпанный толстым слоем свежей соломы, приятно шуршал под ногами. Решили тут и заночевать.
Утром, приведя себя в порядок, девушки уселись возле гостеприимного шалаша и отменно позавтракали. Вареные яйца с солью, вкусные лепешки из цыганского сухпайка и топлёное молоко не шли ни в какое сравнение с прошлоутренним сухим хлебом и водой.
Добрая еда вернула бодрое настроение. Они живы-здоровы, молоды и полны сил. Просто нужно решить, что делать дальше. Понятно, что шагать можно долго, но куда? Ясной цели не было. Вернуться, найти Мишеля, который скорее всего уже разыскивает свою любезную? Но куда деваться Лизе? Захочет ли Михаил взвалить на себя ответственность за постороннюю для него девицу. Да еще и Матильда, в предвкушении приключений, наотрез отказывалась от этого, наиболее разумного, шага.
— Матильда, милая, что нас ждет впереди? — ныла Лиза, никогда не попадавшая в подобную ситуацию. Она всегда была под чьим-то покровительством или надзором. — Нам же нужно что-то есть, где-то спать, мыться, в конце концов! А одежда? Неужели тебе нравится эта хламида?
— Ты совсем не aventurière, Степанида Пафнутьевна — скалила жемчужные зубки Мати. — Когда еще представиться шанс пережить подобное приключение? Будешь дряхлою старушонкой в кресле раскачиваться и вспоминать лихую молодость.
Матильда говорила с апломбом юной девицы, которую старость дома не застанет. Тут осторожной Лизавете следовало настоять на своём, глядишь не случились бы странные и страшные события, но она не умела отстаивать собственное мнение и охотно подчинялась. И последнее слово осталось за Матильдой.
Увлеченные разговором подруги весьма удивились, когда внезапно рядом прозвучал мелодичный девичий голосок:
— Благословенны будьте, прелестные барышни! Могу ли я составить вам компанию и немного отдохнуть в сени постройки? Обещаю, что не обременю.
