Летом 1932 года австрийский канцлер Дольфус пригласил Зомари подъехать к нему в Лозанну на конференцию поговорить. Оказалось, германский канцлер фон Папен собирается попросить у англичан поддержки для нападения на Россию. Конечно, это было "чистое сумасбродство", в таком положении затевать что-то подобное. Да и не позволили бы другие великие державы немцам победить во вред себе. Возможно, таким отчаянным способом фон Папен собирался предотвратить приход Гитлера.
Январь 1933 года. Гитлера назначают рейхсканцлером. Ялмар Шахт получает пост президента Рейхсбанка. Зомари пишет ему письмо, в котором указывает, что эта ситуация разрешится новой битвой народов под Лейпцигом, где немцы будут сражаться против русских, англичан, французов и американцев. Шахт ответил лишь, что надеется, что битва эта будет протекать за пределами Германии.
В 1935 году наш герой отправился в Нью-Йорк, где имел беседу с президентом Bank of New York. Тот не хотел и слышать о возможной войне. Зомари же ответил, что нигде не видел столько агентов ВПК, как на Женевской конференции по разоружению. Японцы напали на Манчжурию, а английское адмиралтейство заявляет, что оно не в состоянии противодействовать. Никто не захотел воевать с японцами. Протест остался на бумаге, поощряя других потенциальных агрессоров. Гитлеризм - это революция, шагающая по ступеням, и свою катастрофу получит лишь в пятом акте. С ним будет покончено, как и с его русской противоположностью. Но сначала произойдёт борьба между ними, а затем противостояние Америки с победителем.
На своей новой швейцарской родине Феликсу удалось убедить некоторых влиятельных политиков в неизбежности войны. Некоторых, но не всех. В конце января 1938 года Зомари звонит Луису Ротшильду с настоятельной рекомендацией немедленно покинуть страну. Тот проигнорировал. Даже 11 марта, в день вступления немецких войск в Австрию, в ответ на последнее предупреждение он перенёс свой отъезд на завтра. Это стоило ему свободы и значительной части собственности.
Мюнхенский сговор разорвал Богемию и сделал невозможным дальнейшее существование Чехословакии как государства. Ещё в двадцатых Зомари играл в гольф с Масариком, и тот высказывал озабоченность судьбой страны перед лицом "двух Ирландий" - немцев и словаков. Пройдёт семь лет после Мюнхена - и чехи немцев вышвырнут их страны, а незадолго после этого они сами будут подчинены русскими.
Ближе к 1939 году швейцарцы, наконец, поняли, что настала пора запасаться важнейшим сырьём и продовольствием. 15 марта немцы вошли в Прагу. Зомари решил что уже война, поздно пить боржоми. Но в этот раз он ошибся. Это запоздание вместе с другими позднейшими подарками судьбы - поздним вступлением в войну Италии, вовлечение США и открытие коридора через вишисткую Францию - позволило Швейцарии просуществовать островком стабильности. Феликса отправили в Штаты заключать договора. Феликс отказался от гонораров и прочих вознаграждений. Да, на него посмотрели с удивлением. Миссия была успешной, хотя никто из американцев не допускал возможности ни долгой войны, ни войны вообще, не говоря уже об участии в ней.
О нападении на Польшу Зомари узнал уже почти за месяц: немцы имели в то время привычку заранее назначать дату, которую впоследствии узкий круг знакомых разбалтывал. Швейцарцы получили копию доклада генерального штаба, из которой было ясно, что Гитлер нападёт на Польшу и без пакта о ненападении с СССР. Диктатор исходил из двух предпосылок: ему, а не англичанам, удастся договориться со Сталиным, да к тому же англичане с французами плохо готовы к войне.
Вскоре после начала Второй мировой Феликса снова отправили в США по вопросам снабжения. Почти пустой пароходе из Генуи кишел агентами и пропагандистами всех мастей. Советского представителя Уманского все обходили за версту. Даже официанты отказались его обслуживать, в результате он сидел за отдельным столиком с приставленным к нему человеком. В Штатах всё были спокойно. Американцы были уверены в непреодолимости линии Мажино. Тем дешевле было для швейцарцев получить необходимое сырьё. Вернувшись в Швейцарию, Зомари застал там приличный переполох: все эвакуировали ценности в горы. Со вступлением Италии в войну возникла вероятность изоляции Швейцарии, потому Феликса снова отправили в США, чтобы он там был на всякий случай. Нехотя, он согласился. В Штатах всё было по-прежнему спокойно. Внимание было приковано с советско-финляндской войне, где общественное мнение было столь неравнодушно, что Советы не отважились повторно открыть свой павильон на Всемирной выставке.
Даже когда немцы прорвали фронт во Франции, военный советник Рузвельта до последнего надеялся на контрудар французов. Зомари удалось в последний момент добиться эвакуации швейцарского золота из Парижа. На отчаяние соотечественников ввиду катастрофы Франции Феликс отвечал, что Англия дождётся новых союзников - СССР и США. Журналист Эмиль Людвиг вызвался свести их вместе. Уманский на предложение журналиста ответил, что с этими английские лорды, "которые перед разговором с нами четырежды руки моют", договориться не выйдет. Рузвельт ответил, что уже пытался говорить с русскими дважды и больше не станет пытаться: "Они не соблюдают договора и не держат слово, это самые невозможные люди." Но Зомари только посмеивался. Он знал, что альянсу так или иначе придётся случиться. Прошло десять месяцев - и Сталин договорился с Черчиллем, а ещё через шесть - и с Рузвельтом. В те годы все страны относились друг другу с взаимным недоверием. Но было исключение из этого правила: США основательно доверяли СССР.
По просьбе с родины, Зомари пришлось остаться на больший срок в Нью-Йорке, и к нему присоединилась семья. В 1941 году он, наконец, уладил все дела и собирался лететь обратно, но ему дали лишь один билет. Так он остался на долгие годы в Штатах, консультируя американцев на добровольных началах. На руководящих должностях у них сидели сплошь дилетанты. Сам Рузвельт, вокруг кого всё крутилось, не был специалистом ни в одной области, но зато хорошо разбирался в людях. Чтение документов он ограничивал лишь первой страницей, его решения были произвольны и часто били мимо цели. Для решения важных вопросов он организовывал две рабочие группы, состоящих из политических конкурентов, из их отчётов он составлял своё мнение. Эта двойная организация стоила, конечно, гигантских средств, но как раз в средствах недостатка не было.
Бесславное поражение в Перл-Харборе было американцами на удивление легко переварено. Шок если и был, то весьма кратковременный. Он сменился шутками типа "Слыхали? Наш флот теперь состоит только из подлодок!" и желанием, засучив рукава, построить новый. Зомари диву давался, почему Штаты до того давили Японию - ведь она была потенциальным союзником против России. Ну да, ну да: если изначально исходить из желания противостоять России, то можно и Гитлеру помочь, а чо. Вообще, в книге я не нашёл ни одного доброго слова ни по отношении ни к России, ни к её правителям, будь то цари или большевики. Автор как вырос при Франце-Иосифе, так и сохранил свой имперский монархический настрой на всю жизнь. Вот и по отношению к японцам он всеми силами уговаривал американцев не разрушать их монархию и нажил себе немало врагов. Он считал, что в перенаселённой стране конституция, написанная поселенцами на полупустующих землях, не приживётся. Да и катастрофический европейский межвоенный опыт кое-чему научил.
Ближе к дате написания мемуаров многие детали пропадают: неудивительно, ведь дела-то были всё ещё свежи, секреты актуальны. Потому на последних страницах книги мы видим всё больше впечатления от стран, людей и настроений или рассуждения об отсутствии некоей духовной столицы. Автор отметил, что с такой безалаберностью победить в войне - во многом везение, что им не противостоял автократический гений типа Наполеона.
В преддверии Квебекской конференции Зомари встретился с Отто Габсбургом и попросил его повлиять на Рузвельта, чтобы не принимали план Моргентау, который бы уничтожил германскую промышленность и сделал бы из Германии врага надолго. Всё напрасно: больной Рузвельт подмахнул меморандум, не глядя. И в таком же никаком состоянии он поехал через два месяца в Ялту.
Перед высадкой в Нормандии встал вопрос о денежном обращении в Западной Европе. Вместо того, чтобы наметить приблизительные курсы обмена валют, Зомари предложил ввести обращение доллара, что сняло бы проблемы и с деньгами, и с национальной враждой. Его не послушали. Прошло полвека с лишним, пока идея общеевропейской валюты нашла своё воплощение. В преддверие Бреттон-Вудской конференции стало известно о двух планах устройства мировых финансов после войны. Англичане с Кейнсом во главе предлагали Международный Клиринговый Союз, позволивший бы дефицитным странам "залезать в карманы американцам". Американцы же просекли фишку и сказали твёрдое "нет", создав взамен этого всем известный дуумвират МВФ-Мировой Банк. Зомари предостерёг президента банковского совета Швейцарии от преждевременного вступления в эти организации: трудно полагаться на них, если там будут иметь весомое представительство СССР и Китай. Но впоследствии эти опасения не оправдались: в Китае случилась революция, а СССР отошёл от сотрудничества с США.
Вопрос начала холодной войны, к сожалению, не нашёл подробного освещения в мемуарах, и потому мне трудно судить, кто "отошёл" первым. Вопрос спорный. В любом случае в американском обществе до войны царили симпатии по отношению к СССР. Можно было бесконечно ругать Англию с Францией, но критика СССР или Сталина - это было табу. От Гитлера из Европы сбежало множество людей левой политической ориентации, которые быстро сблизились с детьми многочисленных русских эмигрантов. Они занимали много важных постов, влияние их было немаленькое. Американская и европейская же общественности проникались взаимной антипатией. На господствующих демократов Зомари смотрел с отвращением, поскольку знал на примере Европы, к какой разрухе и бедности может привести их левацкая политика. Декаденство, эротика, псевдонауки, псевдорелигии - всё это тогда уже цвело буйным цветом, и наш автор только качал головой.
Летом 1945 года Зомари вернулся на время в Швейцарию. Ехал он через Францию, повидал послевоенный Париж, пообщался с людьми. В глаза бросилась отчуждённость французов по отношению к американцам. На них смотрели чуть ли не как на новых оккупантов. Членами Сопротивления было не более 80 тысяч человек, и при этом большой процент из них были коммунисты. Нежирно для такой прославленной нации.
Завершается книга первыми послевоенными годами. Наш герой был вынужден жить в эти годы на два дома: в Старом Свете он работал, а в Новом прижилась его семья. В Швейцарии банки были "поставлены на паузу" из-за послевоенной разрухи. Зато бум переживала часовая индустрия: и американские, и советские солдаты продемонстрировали склонность к коллекционированию. Результатами Потсдамской конференции Зомари остался недоволен: слишком много стран позволили контролировать русским. Что они эти земли своей кровью поливали - это его, очевидно, не волнует. Далее его заботило, что немцев и японцев разоружают: он был убеждён, что скоро начнётся новая война между СССР и США. Потому и убеждал своих соотечественников-швейцарцев продолжать хранить продовольствие. Французам он советовал не оттаптываться на немцах, подобно как в 1918 году, чтобы не провоцировать реваншизм. Де Голль был убеждён в скорой Третьей мировой с решающим поражением американцев. Офицеры из его окружения не любили ни англичан, ни американцев, а русских вообще ненавидели. Зомари говорил им, что отстраивать Европу заново должны немцы месте с французами, но защищать их, кроме американцев, больше некому. И длиться это будет долго. Удивительно: вот уже восьмой десяток лет прошло, но в этом смысле, я думаю, ничего не изменилось до сих пор.
В Штатах после войны много изменилось. Способнейшие, проведшие страну через войну, оказались на заднем плане, а вперёд вышла посредственность из провинции. Но таки Трумэну автор ставит в заслугу, что он с задачей президента в целом справился, сохранив Америку в её положении. Шумпетер высказывал Зомари свои сомнения по поводу послевоенной ситуации, когда Советы хотели объединить европейцев под своим началом, а США уговаривали их объединиться после того, как они взращивали национализм. Он опасался, что через десяток лет дядя Джо будет владеть миром. Первые послевоенные годы продемонстрировали всему миру, что СССР относился к странам Европы лучше, чем США. Московская конференция министров иностранных дел в 1947 году раскрыла глаза на это самим американцам. Вот тогда-то в величайшей спешке и появился на свет план Маршалла. Этот план преследовал как политические (вооружение Европы), так и экономические (устранение дефицита доллара) цели. Зомари предупреждал: без снятия торговых ограничений плану суждено потерпеть неудачу. Ведь разрушенной Европе надо было куда-то сбывать продукцию отстраиваемых заново предприятий, чтобы иметь возможность вернуть кредиты. Мы знаем, что впоследствии Западная Европа получила доступ на американский рынок, и план увенчался успехом.
Заканчивается книга предупреждением Америке о грядущем кризисе, написанным в ноябре 1954 года. В буме пятидесятых Зомари виделись параллели с двадцатыми, и он опасался за стабильность доллара. Он с болью смотрел, как ФРС, созданная для того, чтобы отцепить создание денег от государственных долгов, не выполняет своего назначения и безоглядно печатает доллары. Опасность упадка доллара - на пороге, предупреждал банкир. В 1955 году необыкновенный наш герой, чувствовавший перемены и кризисы "своими костями", ушёл из жизни.
-----------
Пройдёт ещё больше десятка лет, прежде чем в долларе станут сомневаться и начнут требовать за него золото, пригоняя военные корабли в нью-йоркскую гавань. Лишь в семидесятых Бреттон-Вудская система потерпит крах. Но США, да и мир в целом, от этого не шибко пострадают. Прошло ещё полвека - и доллар жив, хотя по-прежнему ему нездоровится. По-прежнему ФРС печатает миллиарды зелени, не боясь инфляции. Даже старается её разогнать.
Зомари был продуктом своей эпохи, закоренелым либералом, сторонником твёрдой валюты, антикоммунистом и где-то даже поджигателем войны. Словом, типичным буржуазным банкиром. Оценки его были хоть и с аналитической стороны блестящи, но порой предвзяты. Он "топил" за старую Европу, за монархов и банкиров, за позапрошлый век. Его время ушло, но кто знает, быть может, когда-нибудь оно вернётся...