Ему "посчастливилось" быть плодом эксперимента. Его отец, богатый швейцарский полковник, решил воспитать ребёнка в идеальном соответствии своим ценностям при условии полного контроля. Его отправляли от учителя к учителю, некоторые из которых оказывались пьяницами и азартными игроками. Что принесло свои результаты: начав в пять лет с греческого, латинского и математики, в двенадцать он уже писал, как Бог. А в тринадцать дрался на двух дуэлях, влюбился и наделал первых карточных долгов. Так и прошла бы жизнь его вдали от большой истории, если бы в 1794 году он не встретился с мадам де Сталь.
Наконец-то он нашёл кого-то, кто превосходил его самого живостью, интеллектом и сексуальным аппетитом. Он не стал падать духом, когда мадам не стала включать его в "члены её кружка". Восемнадцать месяцев домогательств явили в качестве результата неслыханно сильную пару из двух монстров-эгоцентриков.
Незадолго до прихода Наполеона к власти де Сталь пыталась подбить к Бонапарту клинья, но получила от ворот поворот. Впрочем, впоследствии тот предложил сотрудничество, которое было высокомерно отвергнуто. С тех пор они стали врагами. С жёстким режимом империи наши герои-любовники стали бороться изнутри. Констан, став трибуном, не упускал возможности лишний раз обличить тиранию. Салон мадам де Сталь стал центром оппозиции. Кончилось это геройство сперва общественной изоляцией, а потом и эмиграцией.
Констан наблюдал рост авторитаризма режима, делая заметки, которые опубликовал впоследствии в виде памфлета. Истоком проблем он считал войну, которая в случае обороны страны является нужным делом. Но когда дело переходит к завоеванием - становится токсичной. Народ трудно убедить идти отдавать свои жизни в завоевательных походах, потому в ход идёт навешивание ярлыков национальной безопасности на агрессивные войны, а затем и изменение языка:
Все слова будут терять своё значение. "Сдерживание" будет предвещать насилие, "справедливость" возвестит о беззаконии.
Это было написано за полтора века до Оруэлла.
Несогласные с ложью генералов будут безжалостно подавлены. На всё общество будет наложено требование к подчинению. От всех будут требовать единообразного мнения о политике, религии, патриотизме и стиле жизни. Сам Констан был с этим не согласен, предпочитая разнообразие униформизму, а торговлю - войне:
Разнообразие - это организм, а единообразие - механизм. Разнообразие - жизнь, единообразие - смерть.
Звёздная пара де Сталь и Констана распалась окончательно в 1811 году после того, как новый молодой любовник не захотел терпеть других членов кружка мадам. Констану осталось заниматься писательством в обществе второй жены. Его автобиографический роман "Адольф" принёс ему мировую славу и оказал сильное влияние на Пушкина.
Меж тем Наполеону надавали по сусалам в России. Было очевидно, что во Францию вернётся монархия. В надежде, что она будет конституционной, Констан стал топить за шведского принца. Победил, однако, очередной Людовик. А потом подул новый ветер: Наполеон вернулся с острова Эльба. Кому и предложил свои услуги наш герой. И получил согласие! И даже поручение написать новую Конституцию. Но после Ватерлоо снова начались траблы... Однако, вместо того, чтобы дёрнуть из страны, он стал писать мемуары о работе с Наполеоном, где он представил себя борцом против автократии. Людовик Восемнадцатый, прочитав их, улыбнулся и простил гада.
Всё же, время, проведённое с Наполеоном, не прошло даром. В последующих трудах Констан изложил своё видение политической философии. В её сердце была идея независимого индивида, которого он списывал, несомненно, с себя. Он справедливо указал на Руссо, как на провозвестника Террора. Воли народа не существует! Есть только много желаний отдельных людей. Любое движение, взявшее "волю народа" на вооружение, кончает злоупотреблениями и узурпацией власти, будь то Кромвелем или Робеспьером. Верно, что народ - суверен. Но у каждого гражданина должны быть неотчуждаемые права, которые должны защищаться от посягательств государства, церкви или общества. Живя среди людей, приходится иметь дело с секретной полицией, назойливым проповедником или любопытными соседями. Это - тирания большинства.
Защищать права меньшинств - это защищать права всех. Каждый оказывается когда-нибудь в меньшинстве. Всё общество состоит из меньшинств, которые так или иначе притесняются.
Вдобавок к этому, Констан встал на защиту частной собственности. Аргументы он взял у Адама Смита. Тот в своём Богатстве народов поставил эгоистический интерес каждого в основу преуспевания всего общества. Механизм ценообразования на свободном рынке заставить работать его "невидимую руку", которая будет благоприятствовать всем - и продавцу, и покупателю. Инстинктивное экономическое поведение отдельных участников приведёт систему на пик эффективности. А дело государства - прежде всего не мешать. Для него Смит выделил три задачи - оборона, правосудие и общественные дела типа школ или дорог. Интересно, что в будущем рьяные сторонники свободного рынка окажутся склонны топить за минималистское государство, игнорируя третью задачу, поставленную государству их кумиром. Тем не менее, сам Адам Смит указывал, что страна должна жить по средствам, платить по счетам и не накапливать долгов.
Вот эти идеи Смита и взял на вооружение Констан, обосновывая неприкосновенность частной собственности. Конфискуешь имущество? Снижаешь эффективность рынка и благосостояние каждого! Государство должно оставаться в стороне от попыток перераспределения. В начале девятнадцатого века с его бурным развитием это казалось дельным. Уже тогда самому Констану было ясно, что общество при этом расколется на два - имущих и неимущих. Политические права гражданина по факту будут иметь только первые. А вторые - обречены работать по 80 часов в неделю, чтобы снискать хлеб насущный. По факту, в добавок к исключению из числа полноправных граждан рабов и женщин, Констан исключил ещё и неимущих.
Но история шла по другому пути - пути увеличения равноправия. Вопрос неравенства требовал своего решения. Новые ответы были даны новыми людьми. Одним их которых была ещё одна жертва экспериментального воспитания по имени Джон Стюарт Милль. Его папаша тоже решил воспитать супермена. Но в отличие от папы Констана, он сам был хорошо образован и мотивирован. И занимался воспитанием сам. Вместе со своим другом Джереми Бентамом Джеймс Милль разделял философию утилитаризма. Он хотел воспитать человека, который воплощал идеал утилитариста: сухую логическую машину по максимизации пользы. Пацан в три года начал с греческого, в шесть написал историю Рима, в восемь занялся латинским, в девять перечитал многократно Илиаду, в двенадцать глотал целые библиотеки древних текстов, а в пятнадцать получил последний кусочек пазла - философию Бентама.
Папаша был доволен. Однако позднее выяснилось, что успехи в учёбе дались ценой неспособности завязать себе галстук даже во взрослом возрасте и лишением друзей на протяжении всего детства.
Я вырос в отсутствии любви и присутствии страха.
И в двадцать лет "машина" сломалась. После того, как Джон Стюарт осознал, что если реализовать те изменения, которые он желал обществу, оно не станет счастливым. Парень стал подумывать о самоубийстве. Но нашёл отдушину в поэзии и искусстве. В конце концов он оставил идею о создании полностью научной системы для постижения мира. Он привнёс в свою жизнь эмоции и открытость новым идеям. И он встретил свою женщину.
К несчастью, она была замужем. И с тремя детьми. Добавьте к этому викторианскую Британию с её браком, зависящим всецело от мужа - и можете представить себе степень затруднительности их положения. Но зато она была его верной сподвижницей, в сотрудничестве с которой он разработал все свои значимые идеи. По сути Гарриет Тейлор была его соавтором. Но история забыла её, оставив в памяти потомков в основном лишь Милля.
Пара эксцентриков Тейлор-Милль
С идеей Локка об общественном договоре было порвано. Государство - средство подчинения, и оно базируется на силе и принуждении, роль которых в ходе истории ушла на задний план. Раньше людей порабощали палками и камнями, а сейчас их держат в рабстве законами. Роль женщин в тогдашнем государстве низводила их до состояния собственности. Даже если тебя не бьют и насилуют, система мужского доминирования является ментальной тюрьмой. На протяжении всей жизни из тебя делают пассивный субъект для удовлетворения мужчин. Тебя учат только для того, чтобы выдать замуж, лишив других значимых целей в жизни. Вышла замуж? Прекрасно, рожай. И желательно мальчика!
Милль и Тейлор распознали дефицит прежних либералов: свобода должна быть для каждого. Уже в 1867 году Джон Стюарт поставил вопрос о всеобщем избирательном праве в процессе реформы. Конечно, его прокатили. Но прошло 55 лет после его смерти - и цель была достигнута.
Уважение к собственности было не чуждо Миллю - сам классик Давид Рикардо был частым гостем в доме его отца. Коммерцию он считал реальной альтернативой, делающей войну устаревшей. Но вопиющее неравенство среди людей не давало ему покоя. Он пришёл к выводу, что несмотря на благотворность рынка и частной собственности в деле повышения достатка, главным критерием пользы должно быть благополучие массы народа. В этом вопросе свободный рынок имел явные недостатки. Исправлять которые и должно государство в рамках своей третьей задачи, установленной Адамом Смитом. Оно должно обеспечивать общественные работы на благо всех. Более того, оно должно защищать коллективное принятие решений. И наконец:
Человеческие существа должны помогать друг другу, и чем выше нужда - тем больше. Никто не нуждается сильнее в помощи, чем голодающий.
Чтобы обеспечить это, требуется какое-никакое социальное государство. "Левачество", - скажете вы. Да, левый либерализм. Но вот вопрос: насколько далеко должно государство вмешиваться в свободный рынок? Увы, этот вопрос для Милля не имеет универсального ответа.
Это, конечно, далеко не весь вклад Милля в либеральную науку. Главным был трактат О свободе. В нём получила развитие центральная философская идея Констана о тирании большинства. Государство и общество - вот главная угроза для человека. Решением проблемы с его угнетением стал принцип вреда.
Единственное оправдание вмешательства в свободу действий любого человека - самозащита, предотвращение вреда, который может быть нанесен другим. Собственное благо человека, физическое или моральное, не может стать поводом для вмешательства, коллективного или индивидуального. Не следует заставлять его делать что-либо или терпеть что-то из-за того, что по мнению общества так будет умнее и справедливее. Можно увещевать, уговаривать, упрекать, но не принуждать и не угрожать.
Можно долго спорить, что такое есть этот самый вред, который нужно предотвращать. В любом случае, Милль утвердил основные индивидуальные свободы, трогать которые нельзя: свобода мысли и сознания, свобода изъявления и опубликования мнений, свобода вкусов и занятий (то есть делать то, что нравится) и свобода объединений для любых целей, лишь бы они не вредили остальным.
Звучит красиво, но касательно конкретных применений неизбежны споры и проблемы. Стоит ли ограничивать продажу яда? Нет! Надо только поставить препятствия для использования его во вред. Стоит ли запрещать людям уходить в секты? Тоже нет! Нужно, однако, обеспечить возможность свободного выхода из них. Как видим, дело это трудное, но открывающее дверь в мир сбалансированных интересов. Для Милля эта идея была глубоко личной. Его отец с друзьями-утилитаристами презирали поэзию, которая спасла ему самому жизнь. Открытость другим идеям - чрезвычайно важна. Начнёшь путешествовать, знакомиться с другими культурами - получишь "прививку" против национальной ограниченности, например.
Кроме того, трактат содержал сильные аргументы в пользу свободы слова. Начать с того, что все делают ошибки: люди, организации, государства, церкви и общественное мнение. Далее, запретить кому-то высказывать своё мнение в случае, если оно верно - значит лишиться возможности узнать правду. А если ложно - не суметь распознать его ложность. Закрывать рот оппоненту - значит покончить с прогрессом. Всё это, конечно, с одним исключением: призывы к насилию должны безусловно запрещаться.
Потому-то настоящий либерал всегда слушает тех, кто с ним не согласен. Нужно быть открытым для самых убедительных, информированных, эффективных и красноречивых атак. Для этого мало быть уверенным и независимым. Нужно иметь способность влезть в шкуру оппонента. То есть уметь сочувствовать.
Подобно Констану, Тейлор и Милль распознали противоречие между свободой личности и согласованностью в обществе. Как и он, они сравнивали разнообразие с организмом, а согласованность - с машиной. Машина, казалось, побеждает. Но в ней же крылись силы, окрылявшие либерализм. Это были обмен информацией и демократия. Они предвидели положительную обратную связь между общественным мнением и СМИ, что в условиях представительской демократии создало отдельную моральную силу, давящую на законодателей.
Как быть одиночке в обществе? Подчиниться мнению остальных, плыть по течению? Или быть хозяином своего мнения, взвешивая его разумом? Авторы предпочли последнее. Человек должен сам выбирать свою жизнь. Но лишь немногие способны шагать не в ногу с остальными.
В этих обстоятельствах вместо того, чтобы подавлять индивидуальность, следует поощрять ее действия, отличные от действий массы. Главная опасность сегодня в том, что не многие решаются быть эксцентричными.
------------------------------
Вы, наверное, обратили внимание, что классики либерализма были вундеркиндами. И, мне кажется, они мерили общество по себе. Констан был космополитом, и думал, что каждый так сможет жить без роду, без отечества. Милль предлагал жить своим умом, уведя чужую жену из семьи, и думал, что другие тоже способны противостоять морали и осуждению общества. Увы, не все столь умны, образованы и сильны. Человек слаб и недалёк в общем случае. Быть независимым, да ещё себе на уме - участь немногих. Остальные чувствуют себя лучше в компании.