Золотое правило садо-мазохиста...
Золотое правило садо-мазохиста: Делай другим то, что хочешь, чтобы делали тебе.
Золотое правило садо-мазохиста: Делай другим то, что хочешь, чтобы делали тебе.
Котька Дрищев, как и всякий настоящий мужик, любил выпить. Напивался он нечасто, ну как нечасто — пару раз в неделю, так что лыка не вязал. В остальные дни он не пил, а употреблял. Свою норму знал — не больше половины «поллитры». Употреблял Котька, как правило, дома, а вот напивался обычно в компании сотоварищей — Федьки Зелепукина и Вадьки Железобетонова. В компании норма увеличивалась до размеров «пока лезло». Лезло почти всё, что содержало хоть какое-то количество спирта.
Желудок у Котьки будь здоров! Выдерживал и денатурат, и «тормозуху», и всякую прочую химию. Тем непонятней было случившееся.
Весь вечер они пили. Повод был самый что ни на есть уважительный — Вадька Железобетонов уезжал на Север на заработки. Ну как уезжал — собирался. В серьёзности намерений сомневаться не приходилось, Вадька демонстрировал мохнатую шапку, купленную на рынке у сурового коренастого мужика, один вид которого вселял уверенность — северянин. Правда, на переезд нужны были деньги, а Вадька временно не работал. Ну как временно — где-то полгода, с тех пор как выгнали с работы за беспробудное пьянство. Но перед трудностями пасуют только слабаки, а Вадька, несмотря на щуплый вид и впалые щёки, таковым не являлся. Вадька был оптимист, а это как нельзя лучше свидетельствовало о силе его духа.
— Ну и пошёл он… к такой-то матери, — махнул, как отрезал Вадька, получив на руки последнюю зарплату. Кого конкретно он имел в виду — для друзей осталось загадкой, так как расспрашивать товарища, бередить его раны было жестоко. Понятно же, человек переживает, хоть и не показывает виду.
Друзья Вадьку поддержали и обмыли начало новой жизни. Пили тогда не что попало, а настойку боярышника. Аптекарша Зина, осуждающе качая головой, отсчитала двадцать бутылочек:
— Это лекарство для сердечников, больному человеку помочь может, а вы…
— А нам что? Не поможет, что ли? Не видишь, у человека сердце болит? Неприятности у него. И у нас за друга тоже… — парировал Котька, заслужив уважительный взгляд товарищей.
Конечно, боярышником в тот раз дело не закончилось, хотя попытка и была, но вредная Зинка наотрез отказалась продать им ещё партию лекарства в долг. Добирать пришлось огуречным лосьоном и тройным одеколоном, который Федька выгреб из шкафчика своей престарелой матери. Мать Федьки всегда держала стратегический запас «на случай войны». Тройной одеколон у Степаниды Федосовны был средством от всего, им она лечила всё. Ну как всё — кое-что она лечила керосином, но пить керосин Федька побаивался.
Каждый вечер перед сном женщина натирала одеколоном больные ноги, укутывала потрёпанным ватным одеялом и чувствовала себя абсолютно здоровой — старый артрит отступал перед непробиваемой уверенностью женщины в чудодейственной силе тройного одеколона. К слову, одеколоном лечила Степанида Федосовна и свою старую подслеповатую собаку. Закапывать одеколон в глаз собаке она не решалась, но лапы натирала так же, как и себе, регулярно. Слепая собака резво скакала по двору на всех своих четырёх здоровых лапах, натыкаясь то на садовый инвентарь, то на пробегающую мимо курицу. Впрочем, к случившемуся это никакого отношения не имеет.
Пару месяцев Вадька ждал, что завод начнёт разваливаться и начальник цеха сам прибежит его умолять вернуться. Конечно, он гордо скажет «нет» и выставит жалкого человечишку за дверь — будет знать, как ценными специалистами разбрасываться. Но время шло, противный начцеха так и не приходил, а жить на что-то надо. Пришлось податься в грузчики, больше всё равно никуда не брали. А ведь когда-то Вадька мечтал стать гинекологом. Друзья откровенно ржали над его мечтой, но цель у Вадьки была благая, он хотел помогать женщинам, а не на голые 3,14ськи смотреть, как думали товарищи.
— Устроюсь и вас к себе заберу, — уверял Вадька, приглаживая мохнатую шапку из лисы. Шапка была большой не только по внешним габаритам, но и по размеру. Она всё время съезжала на лоб, торчащие в разные стороны жёлто-чёрные ворсинки лезли в глаза, но Вадька не снимал шапку даже в помещении.
Вадькино предложение Константину Дрищеву понравилось. Котельная ему надоела до чёртиков, больших денег не приносила, почти вся зарплата успевала закончиться за неделю до следующей выплаты. Котька лентяем не был, нет. Наоборот, парень он рукастый, может слепить из чего угодно стоящую вещь. Это, собственно, и помогало ему протянуть какое-то время до аванса. Вот на днях, например, сосед Абрам Израилевич Венедицкий, решившийся наконец переехать на свою историческую родину, выбросил на помойку старый поломанный пылесос и ещё кучу полезных вещей, включая шёлковые, расшитые бордовыми цветами покрывало и наволочки. Всё это добро почти тут же перекочевало к Котьке домой. Весь день он латал, мыл, привинчивал и отвинчивал всё, что в этом нуждалось, чтоб придать вещам приличный товарный вид и на следующий день отнсети на барахолку. Котька был поцелован Гермесом, продать мог всё что угодно. Правда, за небольшие деньги, но всё же…
Вот и на этот раз ему удалось сбыть с рук весь выброшенный скарб Венедицкого, окромя двух расшитых наволочек. Даже пылесос, у которого в шланге у самого наконечника зияла приличная трещина и всасываемый воздух вылетал со свистом уже в начале своего пути, и тот удалось всучить какому-то ушлому прощелыге. Прощелыга долго осматривал сам прибор: открывал защёлки, вынимал мешок для пыли, разматывал путаный клубок провода, особенно тщательно осмотрел вилку. Всё время, пока привередливый покупатель искал повод сбросить и без того бросовую цену, Котька крепко держал шланг у основания насадки, огромной лапищей прикрывая трещину.
— Ладно, бери за полтинник, — великодушно уступил Котька и быстро засунул шланг в изодранный пакет.
Оставшиеся бесхозными шёлковые наволочки подарил Виолетке Сидоркиной. А что, Котька парень щедрый, а Виолетка ему давно нравилась. Впрочем, и это к случившемуся никакого отношения не имеет.
Мороз на улице стоял настоящий, январский. Проводы решено было устроить у Федьки в сарае. Денег на водку даже в складчину не хватало.
— Лан, я проставляюсь, — заверил Вадька и плюхнул на ящик пятилитровую пластиковую бутыль с омывайкой. Пустые баночки из-под томатного соуса заменили стаканы.
— Надо бы чем-то закусить, — Федька оглядел сарай, но ничего подходящего не узрел. Ну не соломой же в самом деле занюхивать.
— Вот, — Вадька долго копошился в кармане и наконец выложил на ящик батончик «Сникерса». — Мировой закусон. На сдачу всучили позавчера. Специально заныкал, как знал.
На пробу «Незамерзайка» оказалась не очень, но шоколадный батончик вкус прилично скрашивал. Когда же поделенный на тонкие пластинки «Сникерс» закончился, им уже было всё равно. Где-то после третьего литра Котьке поплохело. Ну как поплохело? Внутри странно побулькивало и рвалось наружу, но опозориться перед друзьями не хотелось.
Котька икнул и через силу скомандовал:
— Наливай. Не тяни.
Первым отрубился Федька. Довольно мужественно допив с друзьями четвёртый литр, он на мгновение застыл, как будто раздумывая над дальнейшей перспективой своего пребывания здесь, и без всякого предупреждения рухнул, как Берлинская стена, на деревянный настил пола.
— Слабак, — сделал заключение Котька, всячески подавляя настырное желание блевануть голубоватой жидкостью себе под ноги. — Наливай.
Пятый литр допивали на автомате. Торопились оба. Тошнота набирала обороты, и первым не выдержал Вадька. Допив последний стакан, вернее банку, он тут же сполз с пластиковой катушки, которая служила ему сиденьем, и, встав на карачки, выпустил фонтан мутной серой жидкости.
Странно, но картина унижения друга каким-то мистическим образом повлияла на Котьку. Его вдруг перестало тошнить, а в теле образовалась удивительная лёгкость. Он поднялся и на ватных ногах поплёлся домой. Это было неизменное Котькино правило: сколько бы ни выпил, он всегда возвращался домой. И доходил. Переступив порог, он тут же отрубался и мог проспать в предбаннике до самого утра, но всегда при любых обстоятельствах ночевать он приходил домой.
Нет, что-то явно было испорченным, видимо, «Сникерс», который всучили Вадьке на сдачу и который пролежал в его кармане целых три дня, был просроченным. Иначе с чего бы это его так подкосило. Где-то на полпути у Котьки потемнело в глазах, и он без чувств рухнул в сугроб. Сколько он так пролежал, теперь уже никому не ведомо, но под утро мимо заиндевевшего тела проезжала «Скорая». Водитель, заметивший на обочине чёрный свёрток, не сразу распознал в нём человека и хотел уже было проехать мимо, но глазастая медсестричка заставила притормозить.
Члены бригады, оставив без присмотра помирающую в машине старушку, минут пять пытались привести Котьку в чувство: щупали пульс, подносили к носу зеркальце, отодвигали веки, светили в глаза фонариком, но всё было бесполезно, тело никаких признаков жизни не подавало. Водитель и врач за ноги дотащили Котьку до машины и с трудом забросили его внутрь салона. За то время, пока сердобольные врачи, исполняя свой долг, колдовали над Котькой, разбитая инсультом старушка благополучно померла.
— В морг, — устало скомандовал врач, и «Скорая» во всю прыть понеслась по заснеженным улочкам городка, оставляя за собой клубы выхлопного пара.
Очнулся Котька через сутки. Он не сразу открыл глаза, какое-то время собирался с мыслями. Последнее, что ему удалось вспомнить, был Вадька, стоящий на четвереньках и изрыгающий незамерзайку. Тело казалось раздавленным, будто его сплющило бетонной плитой. Или могильной?!
Котьке стало страшно. Ещё ему стало холодно. Затрясло. Где же он? Котька стянул с головы простыню, открыл глаза и огляделся. Вокруг него на сверкающих металлом кушетках, словно коконы, лежали свёртки. Из каждого наружу торчала синюшная человеческая ступня с привязанной марлевым жгутиком к большому пальцу биркой.
Точно такая же бирка болталась на пальце и у Котьки.
Публикуется на Ридеро, Литрес, Амазон
«Страшная трагедия разыгралась в пригороде Добровейска — волк загрыз женщину!»
«Женщина погибла в лапах хищника!»
«Глава местной Добровейской зоошизоидной организации Татьяна Животно-Защитникова стала жертвой своих подопечных!» — сообщали региональные и федеральные СМИ.
Тут же шли кадры из видеоинтервью полугодовой давности с погибшей, сделанного представителями Всероссийского фонда «Главнозоо». На экране появилась типичная российская провинциальная женщина с химической русой завивкой на голове, отсутствием следов ухода на лице, аляповатой кофте из тонкого полиэстера, туго обтягивающей живот, и женской «униформе» — чёрных брюках, облегающих то, что именуется грубым словом «ляжки».
— Наша сегодняшняя героиня Татьяна с говорящей фамилией Животно-Защитникова. Татьяна, скажите, фамилия помогла вам выбрать стезю?
— Да, я с детства чувствовала в себе тягу к защите братьев и сестёр наших меньших — зверюшек, ведь они такие добренькие и миленькие.
— Татьяна, а какие зверюшки ваши самые любимые?
— Самые любимые это мишки и волкчики. Их больше всего обижают проклятые браконьеры и охотоведы. Будь моя воля, я бы перестреляла всех-всех на свете браконьеров, егерей, охотников и всех людей с ружьями, лишь бы никто не обижал моих любимых мишуток и волкчиков. Будь прокляты эти браконьеры, пусть их самих и их семьи разорвут дикие звери!
— Татьяна, мы видим, вы наш человек, и это отрадно.
— Да, я за животных убью кого угодно! У меня сердце разрывается, когда я вижу страдания бедных зверюшек.
— Татьяна, как вы относитесь к ситуации, когда дикие звери подходят зимой к человеческому жилью и съедают домашних животных и людей?
— Понимаете, они просто голодные. Им зимой голодно и холодно. Их детки в норах голодают и плачут. Поэтому они вынуждены добывать пропитание себе у людей. А люди обязаны делиться. В конце концов планета принадлежит животным. Люди здесь временные гости. Понимаете? Поэтому ничего страшного, что звери зимой могут съедать людей и домашних животных. В конце концов людей на земле семь миллиардов. Их не убудет, а бедных зверюшек мало. Их всё время убивают, стреляют, ставят капканы, — тут Татьяна всплакнула и протёрла глаза подолом кофты пятьдесят второго размера.
Корреспондент тоже всхлипнул, растрогавшись.
— Татьяна, вы являетесь активной защитницей животных, — корреспондент заулыбался, гордый своим каламбуром, — вы сумели собрать под эгидой этой идеи множество последователей в Добровейске и не только. У вас есть какая-нибудь мечта?
— Есть, — с воодушевлением произнесла Татьяна, нежно улыбаясь, — я мечтаю, что когда-нибудь наша планета очистится от людей, и наступят благословенные времена, как — помните идиллию до появления человека — во всякие юрские периоды, когда по зелёным просторам гуляли, плавно покачиваясь, длинношеии бронтозавры, диплодоки щипали травку, трицератопс стоял за кустиком, под горкой отдыхал стегозавр, в море плескались ихтиозавры, небеса рассекали археоптериксы и птеродактили. Вот это жизнь была! Представляете?! Вот это счастье! Вот я мечтаю, чтобы это вернулось, чтобы мои любимые добрые зверюшки: мишки, волкчики, лисоньки, кабанчики, енотики жили в этом счастье припеваючи, сытые и здоровенькие.
В деревянном здании местного охотоведческого хозяйства два дежурных егеря рассматривали в ноутбуке интерактивную карту местности, отмечая мышкой точки, где были замечены волки. Позади, закреплённый на кронштейне, гундосил включенный телевизор.
— Стоп, стоп, сделай громче, — один из егерей обернулся к ящику.
Второй нащупал на столе пульт.
«Женщина найдена в трёх километрах от города…», — сообщали новости.
— Погоди, это не наша фанатичка, которая нас кислотой обливала, а Вадика — бензином и подожгла?
— Щас, скажут фамилию, так, да, Животно-Защитникова! Она, наш главный зоошизик! Она в меня ножом ткнула! Хорошо, хоть попала в пуговицу на хлястике, а ведь метила в спину.
Открылась со скрипом крашеная голубым дверь и с морозными клубами вошёл их коллега.
— Слышали новость? Эту Животно-Защитникову волк съел.
— Да, вон в новостях. Ты дверь закрой плотнее, холода напустишь. А что случилось-то? Как она на него вышла?
— Эта дура потащилась в лес покормить животных, наткнулась на волка в капкане, начала освобождать его, — мужчина, сняв ватник, повесил его на крючок на стене, потом подошёл к столу и включил чайник, — кое-как раскрыла зубья, руки изранила, зверь вытащил лапу и набросился на неё, голову отгрыз.
— Самое пустое отгрыз. Нам придётся ехать?
— Нет, она забрела на территорию Злодейского муниципального района. Не наша территория — не наша проблема. Вы что, было бы нашим, мы бы тут не сидели, щас бы вытаптывали тропинки по сугробам и объяснительные писали.
— Придёт её смена. Тут хватает зоошизиков. Они мне колёса машины проткнули. Я говорю: «За что? Это мой личный транспорт. По какому праву?». Они мне: «Ты живодёр!». А с чего я живодёр-то, я свою работу выполняю. Если не мы, тут волки всех и вся сожрут, расплодятся.
— Она, говорили, в тир ходила, училась стрелять, хотела нас по одному отстреливать.
— Щас бы в тире стрельбе учиться! Ха-ха!
— Она и так мне штормовку летом сожгла кислотой. А как вспомню, как у Вадика куртка загорелась. Эта дрянь на него бензином плеснула и подожгла. Все слышали, как она орала, что всё равно нам житья не даст.
— Да она открыто говорила, что за зверюшек любого загрызёт.
— Иной раз идёшь на работу затемно, рано утром и думаешь, щас выскочит с ножом или у мужика своего двухстволку возьмёт.
— У него разве двухстволка? Нет.
— На него два ружья зарегистрировано.
— Смешно, жена — защитница животных, муж — браконьер.
— Точно! У него и фамилия другая! Он же Охотников!
— Да, Геннадий Охотников!
— Ладно, какая разница. Главное, у неё есть смена — Мария Гребищенкова. Теперь она будет вставать грудью на нашем пути, защищая медведиков. Если Животно-Защитникова больше любила волкчиков, то эта медведиков.
— Ага, грудью шестого размера!
Руками говоривший обозначил объём, чтобы ни у кого не осталось сомнений относительно серьёзности персоны Гребищенковой.
— Она кидалась на меня, морду хотела расцарапать. Только не допрыгнула. Тогда оборвала пуговицы.
— Гребищенкова кидалась?
— Да, а кто ещё? У неё когти пятисантиметровые, наверное, вот такенные, приклеенные. Хотела ими мне рожу располосовать.
— Бр-р-р, они сами, как звери, с такими когтями.
Зазвонил стационарный телефон. Точка оставалась ещё с тех времён, когда здесь располагалось правление колхоза. Один из присутствующих поднял трубку, выслушал и побежал одеваться, бросив на ходу коллегам:
— Поехали, в Злодейском районе замечен шатун!
А всего то стоило вспомнить про парня из моего подъезда который вернулся из Чечни . Просто детские воспоминания. Иногда складывается ощущение,что Пикабу пытается просто выглядеть как чел в розовых очках, хотя в воспоминаниях не было тега жесть. А просто жизнь инвалида в нулевые годы. Печально,что ДАЖЕ на Пикабу пытаются таких людей забыть. Я вспомнил, а мир хочет их забыть ( в посте примерно об этом и было,что инвалиды ненужны, и они лишние для этого мира ) что ж,удалением поста вы доказали мою правоту. Если мы забываем прошлое то следующий пост будет про говно, вам же так нравится это?