«Нет алых роз и траурных лент и непохож на монумент тот камень, что покой тебе подарил…» Высоцкий, не альпинист, создал болеющим горами их лучшие песни. Максимально точно, насколько это возможно, сумел выразить то, для чего так сложно подобрать слова.
Красивая поляна, обрамленная торжественными пихтами. Заснеженные горы. Солнце. Покой.
Надгробий – около трех десятков. Много это или мало? Раньше кладбище было в другом месте, у альплагеря Домбай, но в 1956 году его снесла мощная лавина, сошедшая с Мусса-Ачитара. Альпинистов начали хоронить на Пихтовом мысе. Однако и там они не упокоились: через пятнадцать лет поселок разросся, и для погибших на Домбае или завещавших себя похоронить здесь выбрали эту поляну в долине реки Алибек.
Такие тематические кладбища – как книга. Каждая страница – судьба. Молодые ребята и девчонки, опытные инструкторы, мастера спорта по альпинизму – горы берут всех и везде, от «шестерочных» вершин до некатегорийных.
Нина Андреева, 34 года, мастер спорта (мс), при восхождении на Белалакаю (3А) в июле 1965 сорвалась, и веревка не выдержала рывка.
Дима Гусев, 18 лет, Малый Домбай (2А), погиб в июле 2001 г. при спуске. Потом в интернете найду больше информации: шел без страховки.
Желание стать первым, усталость, неопытность, случайность – и стихия, стихия, стихия.
Зоя (Зайтума) Даутова, 26 лет, 1 разряд. Эрцог (4А), с тремя коллегами в 1977 спускались не по гребню, как указывал маршрут, а по лавиноопасному склону, под лавиной все и погибли.
Николай Ветчинкин, 28 лет, 1 разряд, при восхождении на вершину Западный Домбай-Ульген (4Б) не забил промежуточные крючья, сорвался или был сбит камнепадом.
Всматриваюсь в лица. Высчитываю длину того самого тире между датами.
Лиля Смирнова, 21 год, 1949, Семенов-Баши (1Б), сорвана напарником. Рядом – сорвавший ее напарник, Андрей Тищенко, 18 лет. Дети. Они пролетели 400 м. Снять их тела удалось только через год.
Олег Соболев, 36 лет, кмс, и Виктор Терлецкий, 37 лет, кмс, чемпион СССР по альпинизму. При восхождении на Чатбаши (3Б) веревка лопнула, и связка сорвалась со скал. Срыв с «живым» камнем – значится в официальных документах.
Юрий Гольдин, 30 лет, 3 разряд, при восхождении на вершину Южный Домбай-Ульген (3А) полез отцеплять сорвавшуюся альпинистку, сорвался сам. Альпинистка была со страховкой, он – нет.
Спуски – отдельная тема. Они зачастую сложнее восхождений: и физически, и моральной ловушкой – уже достиг, уже смог, самое трудное позади.
Елена Мухамедова, 38 лет, мс. При спуске с вершины Доттахкая альпинист, шедший с ней в связке, сорвался и сдёрнул их обоих.
Часть могил – кенотафы, надгробия без тела. Не все тела можно найти. Людмила Емельянова, 25 лет, сорвалась при спуске с перевала Западный Даут, переходя без страховки трещину на границе ледника. Достать ее не удалось. Не все погибли – некоторые умерли внизу, однако в горах была их жизнь, и похоронить себя или хотя бы поставить памятный знак завещали здесь. Хаджи-Мурат Магомедов – мастер спорта по альпинизму, работал здесь спасателем, совершил около 200 восхождений, участвовал в сотнях спасопераций.
Кто погиб при восхождении, а кто спасал товарищей, как инструктор Леонид Земляк, 38 лет, жетон № 222 Спасотряда. Я нашла большую поэму о нем, но перескажу кратко: в 1966 году четверо альпинистов шли на Джугутурлучат, один из них упал, сломал ключицу. Решили сами не спускаться, запросили помощь. В лагере самым старшим на тот момент оставался Земляк, но у него не было опыта в горах такой категории. «Лёня не имел права (по альпинистским нормам) участвовать в спасработах на маршруте этой категории сложности (4а к/тр.), а недалеко от их группы находилась в то время команда мастеров, которая уклонилась от спасаловки», - говорит его друг, альпинист Сергей Пимкин. Тем не менее, Земляк с товарищами отправился к пострадавшим. Переходя через трещину, провалился в нее, при падении подрезал веревкой глыбу снега, и она рухнула прямо по нему в пропасть. Веревка выдержала, но рация, которая была у Леонида в рюкзаке на самом верху, под ударом снега проломила ему основание черепа.
Борода, высокий ворот свитера, романтика тех лет… Игорь Саамов, 34 года. 1939-1973, погиб в снежной лавине на горе Сулахат. Дополню воспоминаниями его коллег. Игорь был инструктором альплагеря «Алибек», того самого, от которого мы шли к Турьему озеру. Энтузиаст, влюбленный в горы, он с товарищами недалеко от Алибекского ледника построил хижину. Альпинисты ее оценили, желающих там остановиться было намного больше, чем хижина могла вместить. Именно в ней Юрий Визбор написал «Домбайский вальс». Погиб, выполняя свою инструкторскую работу.
«В тот день в альплагере «Алибек» намечалось заключительное восхождение новичков для получения звания «Альпинист СССР» («значок») в категории 1Б на вершину Сулахат (голову Сулахат, как тогда говорили). Всю ночь накануне шел сильный снег, не меньше метра снега легло… На построении перед выходом инструкторы и руководство альплагерем обсуждали что делать, было видно, что они колебались, так как снег продолжал идти. Потом они приняли решение — впереди пошла группа из пяти человек, инструкторов, чтобы протоптать в глубоком снегу тропу для отряда новичков. С отрывом около часа выдвинулись несколькими группами и мы, новички, с нашими инструкторами… Лавина сошла со склонов Сулахат. Как потом оказалось, передовая группа решила идти не к скалам и потом вдоль них, а поперек ложбинки на склоне, и своими следами они подрезали лавинную доску. Они были все в одной связке. Трое пролетели мимо выступов скал ниже и отделались только тем, что нахватались в легкие снега, откопались сами и откопали двух других товарищей. Касаткин Владимир, инструктор, второразрядник, погиб на месте с переломом основания черепа. Игорь Саамов был жив и внешне не имел никаких повреждений. Как потом стало известно у него были отбиты все внутренние органы. Мы соорудили носилки из ледорубов и веревок, положили Игоря и стали транспортировать на перевал, а потом вниз, почему-то решили идти не к «Алибеку», а к Алибекской хижине через нагромождения глыб каждый величиной с комнату. Носилки несли по десять человек. Часто останавливались, растирали руки и ноги Игорю, который то терял сознание и начинал бредить про охоту на медведей, то приходил в сознание и старался подбодрить нас, новичков, чтобы не сильно пугались» - пишет Михаил Каменко.
Игорь Саамов умер в больнице. Через год в его честь назвали перевал высшей категории сложности (3Б) под вершиной Алибек-Баши. А Хижина постепенно пришла в упадок и сгорела в 2004.
Юрий Кулинич, 28 лет, попал в землетрясение во время восхождения на Восточный Домбай-Ульген (5Б). Четверо альпинистов под руководством Бориса Романова были уже у вершины, остановились ночевкой на небольшой полке, когда в кромешной тьме разразилась гроза. Часть стены обрушилась, сметая все на своем пути. Трое альпинистов получили серьезные травмы, на четвертого, Кулинича, упала огромная плита.
Рядом, по другим маршрутам совершали восхождения еще несколько групп альпинистов: все они заявлялись на первенство СССР. Группа Владимира Кавуненко шла по Южному Домбай-Ульгену: «Ночью просыпаемся от жуткого грома. Идёт сплошной камнепад, на небе не видно ни звездочки. Мы как в подземелье. Со сна ничего не можем понять. Запах серы, искры во все стороны. Прямо ад! Когда утром мы посмотрели, что он натворил, ужаснулись. Весь Южно-Домбайский ледник был покрыт камнями. Такого землетрясения не случалось более ста лет. Эпицентр на Кавказе, километров в 15. В районе Птыша зарегистрировали 9 баллов, в Домбае — 6… Плотность падения камней была настолько велика, что все наши перила из верёвки (метров 400) испарились. Не осталось ни клочка. К утру поток камней прекратился, но оставались отдельные толчки, и камни продолжали лететь... И тогда мы начали спускаться. Это был самый страшный спуск в моей жизни: без веревки, без крючьев, простым лазанием. Эпизодически идут камни, горы продолжают дышать».
Кавуненко спустился со стены на морену, к лагерю, подтянулись и другие группы – а Романовской не было. И тогда Кавуненко собрал тех, кто мог пройти маршрут такой сложности. Только маршрута не было: горы стесало, разломало, продолжали грохотать камнепады. «Мне удалось собрать только одну четверку, чтоб выйти на помощь. Это Безлюдный, Романов, Онищенко и я. Поднялся весь Кавказ, идут люди с перевала, несут продукты, но выходить на скальный маршрут отказываются… Я этот маршрут хорошо знаю, но сейчас совсем не узнаю. Всё снивелировано, разбито, сглажено. Камни бьют прилично. Бьют так, что у Безлюдного от каски остался один ободок. У Славы Онищенко тоже разбило каску…» Необходимое для спасения Романовской группы распределили одинаково по всем четырем рюкзакам: понимали, что в таких условиях могут дойти не все. Высокая категория сложности, продолжающиеся подземные толчки, камнепады, ты идешь – а горы под тобой рушатся, намеченный час назад маршрут после внезапного обвала становится непроходимым; и при этом надо было не просто дойти – организовать спуск пострадавших на носилках.
«С двумя ночёвками подошли к ребятам. Их надо было видеть. Полочка чуть больше стола. Лежит Кулинич — детский врач, кандидат наук. На груди у него камень, который ребята не смогли сдвинуть. Раздавило даже стальной карабин. Сидит Боря Романов, Коротков лежит... У Короткова оказалось 13 переломов: таз, бедро, грудь… В нише лежит Ворожищев. У него подозрение на перелом основания черепа. Он то приходит в сознание, то теряет его. У Бориса Романова перелом рёбер и пробита плевра лёгких, началось кровохарканье. Борис спокоен, как всегда, но дышит с трудом. Скажет слово и должен отдышаться. Чёрный весь. При такой травме, как у Ворожищева, редко кто остаётся жить, а он помогал нам спускаться».
За первой четверкой подтянулись еще несколько. Одним из спасателей был Павел Захаров, они создали на полке горы под карнизом станцию, перевалочный пункт: до них носилки надо было донести руками, от них – спускать по отвесной стене. Четверо суток спасатели жили там – провешивали перила, меняли перебиваемые камнепадами участки, готовили тросы к спуску носилок: «Все спасатели и подносчики грузов, работавшие на стене, постоянно испытывали земные толчки – то одиночные сильные, то серийно мелкие. Но всегда рывки были настолько сильны, что ноги отрывались от земной тверди и, возникало полное ощущение невесомости. Когда днем на полке получалось свободное окошко времени, то мы по очереди ложились спать под карнизом. Ночью этого делать было нельзя по чисто психологическим причинам. Когда днем из-под ног уходит почва и, ты целиком отрываешься от скалы и улетаешь в «невесомость» – это воспринималось почти как игра. Но вот ночью эта же процедура воспринималась совсем иначе. Во-первых – все ночи были черны как уголь-антрацит: ни звезд тебе, ни облачка туманного, ни света лунного. Тьма в чистом виде. Страшно. Особенно страшно было во время очередного толчка, который отрывал ноги от скалы. Петли самостраховки еще не натягивалась и, ты начинал ощущать полную потерю ориентации в пространстве, потерю понятий, где «низ-верх» и, как далеко твоя рука от скалы, чтобы схватиться за камень и «приземлить-притянуть» себя… Это состояние усугублялось еще тем, что от ударов камней о скалы, вокруг постоянно висел густой аромат сероводорода, а стена постоянно сверкала искрами этих соприкосновений... Когда сверху падали камни – они падали совершенно беззвучно. Но вот раздавался грохот подобный выстрелу артиллерийского орудия, со свистом разлетались осколки, все вокруг заволакивало запахом густого сероводорода, то тут, то там вспыхивали пронзительные молнии – это чиркали по скалам осколки. И ты не знаешь, какого размера этот камень – разрежет он тебе руку или полностью ее оторвет, а то и по головке погладит».
Раненых эвакуировали успешно, спасательная операция была признана уникальной – носилки спускали сразу на большую глубину, без пересадок.
На пирамидке из камней – таблички с названиями вершин. И имя того, кто поднялся на них – Юрий Губанов. Альпинист, сыгравший с лавинами в смертельную игру со счетом 1:1. В 1967 году Юрий с напарником составлял лавинную карту ущелья Аманауз, чтобы понимать, как провести канатную дорогу из Домбая через Главный Кавказский хребет к морю. Да, были и такие планы. Внезапно со склона Белалакаи сошла мокрая лавина. Напарник успел увернуться, а Губанова лавина утащила. Напарник с максимальной скоростью вызвал помощь, но снег, мокрый, тяжелый, не оставлял шансов. Процитирую Вацлава Ружевского, альпиниста, который участвовал в спасательной операции: «В такой лавине (асфальт!!!), тем более спустя 7 часов, практически нет надежды извлечь из нее живого человека... Мокрый снег достигает веса одного кубического метра до 750 кг. В момент остановки мокрая лавина из попавшего в нее делает «доску»... Ясно, что искали не живого...» Ночью, при свете фонарей, выстроившись цепью, прокалывая зондами снег, выставив наблюдателя, потому что была опасность второй лавины. Зондов на всех не хватало, протыкали лыжными палками без колец. Наконец, поиски решили отложить до утра и скомандовали группе уходить. «Подчинившись команде, мы с Олегом стали подниматься по самому краю застывшей лавины, по ходу втыкая лыжную палку, до характерного цоканья при соприкосновении ее со склоном. В одном из таких уколов палка наткнулась на что-то мягкое... Укол слева, справа и уже понятно, как лежит тело. Сомнений не было! Это он!.. Быстро добрались до пострадавшего. Застывшая лавина – цемент! Освободив голову, в пробитую нишу я сунул руку и дотронулся до лица. Оно было теплое!!!.. Постепенно обламывая смерзшийся снег вокруг туловища, сначала освободили руки. Губанов находился в снежном плену в горизонтальном положении, голова даже чуть приподнята... Вокруг головы свободная сфера с баскетбольный мяч. А ноги прочно запрессованы в уже смерзшийся обледенелый снег… По глубокой снежной траншее его тащили вниз. Приходя в сознание, он орал на весь домбайский лес! Мне тоже хотелось орать от счастья! Не часто приходится нести вниз живого и целого! Пройди мы тогда, поднимаясь из каньона, в полуметре в стороне – и остался бы Губанов лежать до лета».
Сам Губанов рассказывал о лавине: «Я почти убежал от нее, но она меня схватила и стала крутить, как белье в стиральном барабане!.. Мне удалось натянуть ворот свитера на рот и сделать глубокий вдох, задержав его до остановки лавины. Почувствовал нарастающее давление со всех сторон… Успел сложить руки около головы, отвоевав вокруг лица небольшое пространство. Задержанный вдох позволил мне в дальнейшем дышать. Я как бы оставался в отлитой из снега форме. Пытался выломаться на поверхность… Делая выдох, пытался протиснуть руки к ногам и освободить икры, но, наверное, исчерпав запас кислорода в пазухе, я ушел куда-то в мягкое и теплое...»
Тогда Губанову было 29. Ружевский подарил ему еще 26 лет жизни. И как, вы думаете, он их провел? Правильно, в горах. А 1 января 1993 года на перевале Семидесяти трех при спуске на лыжах попал в лавину. Найден в июне. Видимо, в этот раз спасатели прошли мимо…
На кладбище – не все жертвы этих гор. Многих близкие забирали отсюда и везли хоронить на родину.
Тире между датами – это равнина. В корне неверно по отношению к альпинистам: им надо ставить между рождением и смертью изломанный зигзаг горного хребта.
