Несмотря на свою кажущуюся безобидность, квадроберы могут стать опасны, если их поведение выйдет из-под контроля. У некоторых индивидов наблюдаются проблемы с социализацией и потеря границ между реальностью и фантазией. В редких случаях они могут проявлять агрессию, что делает их опасными для окружающих. Ведьмакам стоит обратить внимание на те случаи, когда квадробер забывает, что он — человек.

Методы борьбы:

Хотя квадроберы в большинстве своём не требуют применения силы, их можно "исцелить" при помощи методов, повышающих самооценку и возвращающих ребёнка к реальности. Разговор с квалифицированным чародеем (психотерапевтом) или мудрецом может оказаться достаточным, чтобы вывести существо из звериного состояния. Основной уязвимостью квадроберов является время — с возрастом их чары теряют силу, и они снова становятся людьми.

Полезные советы:

• При встрече с квадробером избегайте насмешек или грубого обращения — это может вызвать эмоциональную рану.

• Лучший способ взаимодействия с этими существами — поддержка и понимание, что они находятся в процессе поиска своего истинного облика.

Оказалось, что в других коробках к каждому лотку с миньками есть прозрачная крышка, а тут нету.

Гюнтер получился старым армянином с дудкой. Пугача походу попердолило. Жаба немного не того цвета, как хотел. Голема вроде тут уже показывал, но теперь все семь монстров вместе.

Если кто-то понравился, не стесняйтесь заходить ко мне в телегу. Там есть дополнительные фотки на всё это и многое другое.

— Бабушка Анна, открой дверь. Это я, ведьмак Геральт, принёс тебе яд василиска. И хочу забрать эликсиры, которые ты обещала мне сварить.

В халупе что-то зашебуршилось, а через минуту старухин голос проскрипел:

— Геральт? Больна я, в постели лежу. Дёрни за верёвочку, дверь и откроется.

Это ведьмаку совсем не понравилось. Свалить с ног старую и сильную ведьму, по его мнению, не смогла бы даже чума.

Тянуть за подозрительный шнурок он не стал — слегка прикоснулся к двери Знаком, щеколда соскочила, ведьмак толкнул дверь и вошёл в халупу.

Играющий в голове ведьмака сигнал тревоги усилился до крайности. Медальон не среагировал на пропитанную магией ведьминскую обстановку — словно он вошёл в обычный дом. Так никогда не было - и быть не должно.

Что-то случилось. Плохое. Очень плохое.

Ведьмак закрыл за собой дверь. Щеколда стукнула, вставая на место.

Внутри халупу слабо освещали две свечи, одна в подсвечнике на столе, другая вставленная в пустую бутылку, стоящую на полу у кровати. На кровати лежала ведьма, натянув лоскутное одеяло до кончика носа. Геральт расширил зрачки и взглянул на неё.

— Бабушка Анна, что с твоими глазами? — спросил он, уже начиная понимать, что случилось со старой ведьмой.

— А что с моими глазами? — проскрипело старухиным голосом то, что пряталось под одеялом. — Тени играют. Подойди ближе и посмотри лучше.

Геральт сделал шаг вперёд, нащупывая рукоять ножа — мечи остались притороченными к Плотве.

— Как ты убил ведьму? — спросил он, и тут же шарахнулся в сторону, пропуская мимо себя брошенное одеяло. Больно ударился плечом об полку, сразу рухнувшую и рассыпавшую по полу звонкие стеклянные пузырьки, пригнулся, махнул ножом косо, снизу вверх, не попал - и тут ему в грудь ударило, словно молотом. Ведьмак, уронив нож, отлетел к другой стене, удар вышиб из него дух и сбил с ног. Сидя у стены и мучительно кашляя, он, наконец, разглядел, своего противника.

Чудовищно выросший чёрный кот, стоя на задних лапах, передними срывал с морды клочья кожи, когда-то бывшие лицом бабушки Анны.

— Маскхирроффка ни кхх чёррту, — пожаловался Мухомор уже своим голосом. — Рассфе шшто пьяноффо опманет. Латно, ффетьмакх, таффай поикххраем..

Котище кинулся на ведьмака, но тот, упёршись локтями в пол и выгнувшись, выстрелил вперёд обеими ногами, встретив чудище страшным ударом в живот. Теперь уже Мухомор отлетел, покатился кубарем, ударился об стену — и вскочил. Геральт успел подняться, сорвал с себя ремень и крутанул, развернув поперёк движения: тяжёлая серебряная бляха, гудя, рассекла воздух.

— Так как ты убил ведьму? — поинтересовался он. — Ты ведь демон, верно? Старуха должна была связать тебя клятвой на непричинение вреда.

— Не упиффал, — Кот выпустил когти, длиной дюйма в два, демонстративно деранул дощатую стену. Стружка посыпалась на пол. — Ффыпила путылкху фотххи, упала, кхолоффой оп петщь. Стоххла.

— И ты освободился, — Геральт заметил кое-что и воспрял духом: у него появился шанс. — А срок договора не вышел, так что ты тут теперь развлекаешься.

— Фферрно, — Мухомор проследил взгляд ведьмака и дёрнулся. Бутылка с воткнутой свечкой упала, пока они дрались, и теперь пламя свечи добралось до свисающего с кровати тряпья. — Сскхорро тут путтет шшарко, ффетьмакх.

— Верно. А твоё тело плохо переносит огонь.

— Тай мне уйти. Нам нетщеххо телить.

— Уходи, — легко согласился ведьмак. — Заказа на тебя нет.

— Утарришш фф сспину?

— Зачем? Между нами нет вражды. Просто уходи, — Кровать, наконец, занялась и затрещала. — И не попадайся мне больше. Если тебя закажут — убью. Иди.

Котище осторожно, бочком, сместился вдоль стены. Обошёл стол. Не сводя глаз с ведьмака, пробрался к двери. Толкнул её.

Дверь, запертая хитрой щеколдой, не открылась.

Демон отвёл взгляд от ведьмака только на секунду, но Геральту этого хватило. Взмах ремнём, на этот раз развёрнутым ребром по движению — и бляха бесшумно описала дугу, в конце её врезавшись острым краем коту в шею.
Из разрубленной артерии струёй брызнула чёрная кровь.

Мухомор завопил так, что у Геральта заложило уши, но ведьмак ударил бляхой ещё дважды, сломав коту левую лапу, сбил его с ног, схватил за шкирку и стал тыкать мордой в пол, усыпанный битым стеклом от пузырьков. Демон визжал и вырывался, но кошачье тело, несмотря на размер, было лёгким, и ведьмак, извернувшись, поднял его, удерживая за шкирку и основание хвоста.

А затем бросил на горящую кровать.

Огонь был слабым местом демонов, вселённых в живое тело. Кота мгновенно охватило пламя, словно он был сделан из вспушенной пакли. Дикий вой оборвался, и Мухомор, дёрнувшись ещё пару раз, рассыпался кучей искр.

Со смертью демона халупа изменилась — видимо, каким-то образом он наложил некое подобие иллюзии... или влиял на разум? Ведьмаку это было неинтересно. Геральт окинул взглядом потёки крови на стенах, кучу сваленных у стены полуобглоданных трупов — и, заметив, что голое тело, лежащее на столе, цело и, вроде бы, шевелится, взвалил его на плечи и выскочил из горящей уже всерьёз халупы.

А затем, бросив спасённого за плетнём, вернулся за влипшим в кровавую слизь ножом. Нож был отличным, дорогим, гномского булата. Терять его просто так — было жалко.

Спасённый уже пришёл в себя и пытался встать.

— Мне кажется, вы спасли мне жизнь, сударь, — паралич быстро проходил, и завершив подобие благодарного поклона, мужчина смог проморгаться. — Я... дьявол меня раздери! Геральт, это ты?!

— Лютик, зараза... И почему я не удивлён? — ведьмака накрыла мгновенная усталость, он тяжело уселся прямо на землю, привалившись спиной к плетню. Спина болела. И плечо. И грудь. Вообще, болело всё. — В левой суме, на Плотве, есть моя запасная рубаха и подштанники. Прикрой срам, а то сюда набегут любоваться кметки со всей Редании. И, холера, дай мне, там же возьми, ох, тряпка должна лежать, навроде портянки...

Лютик маловнятно забормотал, а затем воскликнул, подпрыгивая и пытаясь вдеть ногу в штанину:

— Берет мой пропал, эх... А знаешь, Геральт, я напишу балладу! О поэте, который пришёл к ведьме... хм... за средством от похмелья, а она... она, решила его съесть! Или... да, сначала изнасиловать, а потом съесть! Но честь и жизнь поэта спас некий благородный ведьмак...

— Пиши, поэт, — Геральт сплюнул и начал очищать нож от налипшей гнилой дряни. — Но учти: здесь такая баллада успеха иметь не будет. Тутошним кметам чего бы попроще — ну, девочка там. В берете. Или в шапочке. Красной, ага. Несла она пирожки бабушке. А бабушку... например, съел волк. И притворился ею. В кровать залез...

— А девочка будет спрашивать: "Бабушка, а почему у тебя такие большие глаза?" — подхватил Лютик, увлечённый идеей настолько, что забыл натянуть подштанники выше колен.

— И про ведьмака тоже не надо. Пусть это будет... о, курва, да, хоть лесоруб.

Крыша горящей халупы провалилась, подняв тучу искр.

Гнусно воняло горелым мясом.

терпеть не могу Йен,но этот образ мое почтение)

ОТВЕРНУТАЯ МИРОМ

Сианна, старшая сестра, была не проклята судьбой, а отвергнута миром, который должен был её защищать. Её родители, окутанные страхом перед Проклятием Чёрного Солнца, увидели в ней не ребёнка, а угрозу. Они испугались пророчества больше, чем саму девочку, и, ослепленные суевериями, отвернулись от неё. Бросив Сианну в изгнание, они заперли её не в тюрьме, а в клетке одиночества и ненависти.

Аристократы, поглощённые своими пиршествами и интригами, не догадывались, что их равнодушие и страх превращают человека в монстра. Чем больше они боялись мифического проклятия, тем ближе они подталкивали Сианну к его исполнению. Девочка, брошенная и сломленная, медленно превращалась в тень самой себя. Отвергнутая миром, она начала плести нити своей мести, и высший вампир Деттлафф стал её слепым орудием.

Ослеплённый любовью, Деттлафф превратился в марионетку её коварных игр. Властный и неуязвимый перед смертью от руки человека, он оказался уязвимым перед одним из самых простых человеческих чувств — любовью. Любовь ослепила его настолько, что он стал пленником собственных эмоций, превратив свою силу в слабость. Как говорил Шекспир: «любовь — безрассудный мальчишка», и Деттлафф стал его наивной жертвой, пойманной в сети, из которых он не смог вырваться.

Эта история полна иронии: сильнейшее из существ оказалось беспомощным не перед оружием или магией, а перед человеческими эмоциями и предательством. Он не был повержен мечом или когтями, его погубила любовь. Сианна, манипулируя его чувствами, превратила могущественного вампира в орудие своей мести.

Но трагедия в том, что окружающие так и не поняли истинной причины всех бедствий. Это не проклятие, а страх, недоверие и ненависть породили монстра. Не пророчество заставило Сианну стать опасной, а люди, которые предали её и тем самым сломали. Всё произошедшее — их вина, и это самый страшный урок этой истории.

ЧУДОВИЩЕ , НО НЕ МОНСТР

Эта внутренняя борьба между его вампирской сущностью и человеческими эмоциями делает Деттлаффа ещё более сложным и многогранным персонажем. С одной стороны, он представляет собой чудовище, которого боятся . С другой стороны, его любовь к Сианне делает его более человечным, чем многие из тех, кто претендует на это звание. Деттлафф не так далек от людей, как он сам, возможно, думал, ведь его уязвимость перед любовью демонстрирует, что даже высшие вампиры не лишены тех слабостей, которые присущи каждому смертному.

Именно это внутреннее противоречие, сочетание нечеловеческой силы и глубокой эмоциональной уязвимости, превращает его не просто в врага, но в трагического героя, чья судьба вызывает не страх, а сострадание.

ЗАЛОЖНИК СВОЕЙ НАИВНОСТИ

Деттлафф не видит своих ошибок до последнего момента. Его стремление вернуть свою любовь и вера в то, что его чувства искренни и взаимны, делают его судьбу предсказуемой, но от этого не менее печальной. Он оказывается жертвой не только обманутых ожиданий, но и собственных представлений о любви. Деттлафф погибает не от удара меча, а от понимания того, что его бессмертное существование не стоит ничего перед лицом предательства. Его неуязвимость перед физической смертью оборачивается абсолютной уязвимостью перед эмоциональной болью, которая разрушает его изнутри.

Как сказано в одном из древних писаний: "Любовь — это тот огонь, что может разжечь и испепелить всё". В случае Деттлаффа этот огонь стал причиной его конечной трагедии.

И самое грустное, что у игрока не всегда есть выбор: пощадить жертву любовных интриг или избавить от страданий. В моем случае именно мое стремление собрать всё меня и погубило. Когда я позволил Деттлаффу совершить свою месть, Сианна, которой я вернул медальон, спаслась. Но Деттлафф, охваченный яростью, бросился на ведьмака, и мне с болью в сердце пришлось покончить с этой бестией.