Заметки путешественника. День ##38
Я шел вперед, шел не останавливаясь, и с каждым шагом мне становилось все тяжелее, будто я оказался в вязком болоте которое становилось все глубже и глубже, и ему не было конца...
В этом месте звуки переплетались в нечто необычное - капли с потолка на большой скорости врезались в каменный пол, разбиваясь, создавая эхо, распространяющееся по всему туннелю. Другая капля, пытаясь подражать, устермляется вниз, в конце создавая еще один источник эха.Так, одна за другой с потолка падают тысячи капель, вместе создавая пещерную песнь.
ПРО ПЕНЬЮАР
Лишь поверхностно изучив дорогу, которая в прошлый раз привела меня к некогда существовавшему в лесу поселению, на этот раз я решил, если не изобрести велосипед, то хотя бы во всём разобраться. Сделав две версты с гаком по лужам и обозначенной, как янтарное ожерелье, табличками кабеля связи, наезженной с советских времён дороге, после известного мосточка я свернул на усыпанный рыжими иголками просёлок.
О, чудо! Живописная дорога по гребню дюн улыбалась смазливой мордашкой милой старушки. - Без сомнения это был старый путь, которым люди пользовались ещё в древности. Но, как это обычно бывает в страшных сказках, в один момент коммуникация сменила личину на небритую образину и заставила разуться и снять штаны. Культурная, заботливо ухоженная дорога, что, впрочем, не исключает выгоду лесхоза, внезапно закончилась и метров 30-50 к броду вела поросшая ветками старая колея. Поскольку видны были следы колёсной техники, то взять зыби решил и я. Такого позора я не терпел уже давно: выскочил из болота в одном чулке, с мокрыми трусами, а из большого пальца на левой ноге торчала колючка. Вытащить её получилось только дома. Пока было холодно, я её не почувствовал, а когда надел ботинки и согрелся, казалось, что отморозил пальцы. И только дома едва не лишился чувств от вида чудовищной проделки, которую притащил с собой из леса. Как говориться, мелочь, а неприятно. Сейчас я всё объясню. Мне, как нормальному человеку, ходить зимой босиком не нравится, а тем более прыгать с кочки на кочку по болоту. Но судя по огромным деревьям и пням с противоположной стороны поросшей камышом низины, место издавна использовалось для перехода. И вот, когда до заветной цели оставалось совсем немного, жидкая грязь прикрытая проточной водичкой на всю длину приняла ногу. Где я засадил занозу в другую ногу сказать не могу. Сейчас, спустя время, сложно предположить, как бы сложились наши отношения с болотом, не размеси место в грязь механизация. Очевидно, давным-давно там была какая-то переправа, может быть гать.
Безумно счастливый доскакал до станции и сел в мотрису. Немедленно прильнул к окну, в надежде сделать прощальный портрет Свенского монастыря поздней осенью, в одном месте он открывается с железной дороги. К сожалению, монастырь укрылся в тумане, зато хорошо было видать камыши.
Николай Антоненко, Брянск
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Последний Исследователь
С 2012 года и по текущий момент работа тесно связывает меня с Ираком, это были четыре проекта в данной республике, включая автономный Курдистан, о чем ранее уже писал в своих постах. Буквально на первых порах моих миссии в регионе, наш арабист рекомендовал почитать книгу «Озерные арабы», чтобы понимать предысторию региона, где располагалась колыбель человечества – Месопотамия, между реками Евфрат и Тигр, уверен многие понят эти названия из учебников истории, разлив которых, вследствие таяния снегов в Иране и Турции, позволял выращивать богатый урожай и успешно развивать торговые пути. Название книги попахивало ядреным оксюмороном, ведь всем известно, что арабы - жители пустыни, но книга и стиль повествования завлекли.
Книга рассказывает о жизни авторе среди озерных арабов в конце 50-х и до середины 60-х годов, подробно и изнутри описывает их был, горести, радости и, неизменно, могучую силу авторитета и слова этих суровых людей. На стандартные приветствия маданов (озерных арабов) — Салям алейкум! (Мир вам!) и отклик, -Алейкум ас-салям (И вам мир), как правило добавляли— Фильху (Остановитесь и поешьте). Их традиционные жилища – мадьяфы (mudhif) до сих пор можно встретить в тех местах.
К сожалению, суровая жизнь не коррелирует с длинной продолжительностью жизни, и в книге много задокументированных случаев смерти, от шальной пули на охоте, когда погиб друг автора, до жертв осложнений после обрезания, и увечий от атаки кабанов.
Фото из интернета.Именно поэтому автор всегда с собой таскал два огромных сундука, один с оружием и своими вещами, а второй с лекарствами. Благодаря военному опыту, он имел общее представление о медицине, но именно среди маданов он стал в первую очередь известен как медик, к неудовольствию местных шаманов, вот, например, как описывает очередной визит в деревушку на болотах, где его уже знали.
Фото автора книги "Озерные арабы".Вот, что пишет сам автор в своей книге:
Со временем мало кто в этих деревнях решался прибегнуть к услугам местных специалистов по обрезанию. Они предпочитали ждать, пока я не появлюсь в их деревне, или разыскивали меня сами. Однажды пришло сто пятнадцать душ, и я работал до изнеможения, с рассвета до полуночи. Они верили, что после обрезания рана может воспалиться от запаха пекущегося хлеба или аромата благовоний. Поэтому они затыкали ноздри куском ткани и вешали на шею связку лука, если он продавался в местной лавке. Не полагалось также есть рыбу, творог и арбуз, пока совсем не поправишься; воды следовало пить очень мало. Местные лекари использовали эти суеверия как оправдание собственного невежества и неумения. Когда какой-нибудь несчастный юноша, морщась от боли, ковылял мимо них, они говорили нравоучительным тоном:
— Конечно же, этот болван не потрудился как следует заткнуть ноздри. Он, наверное, нанюхался запаха хлеба в печи, а может, пил слишком много воды.
Фото автора книги "Озерные арабы".Помню после прочтения этого фрагмента на меня прям нашло «так, черт подери, это уже почти 1960 год! Уже забываются ужасы войны, нет голода, спутник пищал на орбите, вот-вот Гагарин махнет рукой и Пауэрс завершит свой пижонский полет, а тут тканью ноздри затыкают!». Дальше – больше, в крупных городах Ирака, таких как Багдад, Басра (в окресностях которого как раз и обитали озерные арабы), Сулеймании и Эрбиля уже во всю работало авиасообщение, местная элита охотна строила особняки и передвигалась на автомобилях, даже такой показатель развитого социума как коррупция – махрово цвел во всех сферах. А именно маданов, все это обошло стороной. Данный народ фактически был исключен из жизни остального Ирака, находясь полностью под управлением местных шейхов, со своей свитой, армией и законами. Кроме того, отношение к озерным арабам со стороны кочевников и даже приречных – было скорее презрительное, и даже само слово мадан было даже скорее ругательством, полагаю этим и обуславливалась такая изоляция региона.
Фото из интернета
Поэтому, в частности, погиб Фалих, давний друг автора из местной знати, которого не успели вовремя доставить в больницу для оказания помощи, хотя, полученная им на охоте рана при нормальных условиях не была бы смертельной.
Уже на середине данной книги задался вопросом об авторе, после прочтения Википедии меня буквально разрывало от желания поглотить все остальные труды этого человека, и более того, сама его жизнь – это огромное приключение длинной более 90 лет!
Сэр Уилфрид Патрик Тесиджер, в оригинале - Sir Wilfred Patrick Thesiger, а арабском мире известен как Mubarak bin London – благословленный из Лондона. Русская Википедия содержит преступно мало информации об этом человеке, поэтому лучше обращаться к английской версии.
Родился в 1910 году в Аддис-Абебе, в семье генерального консула в Эфипии, обучался в Англии, представлял свой колледж, и в итоге стал капитаном сборной Оксфорда по боксу.
В 1930 году возвращается в Африку, и начинает там свою исследовательскую деятельность, став первых белых посетившем Султанат Аусса и попавшим на соленое озеро Аббе, на границе Эфиопии и Джибути.
Во время Второй мировой войны вступает в силы самообороны Судана, и даже получает награждён медалью за отличную службу за освобождения города Агдибар и захвату 2500 итальянских солдат. До 1945 он служил в Сирии и даже стал советником эфиопского принца Асфы Воссена.
Фото из ВикипедииПосле войны его исследовательская деятельность началась в полную силу, первая Арабская экспедиция началась в этом же, 1945 году Уилфред, как сопровождающий этимолога искал земли размножения песчаной саранчи. После этого следовало его первое пересечение пустыни, когда он с бедуинами покинул Салала, Оман, что почти на границе с Йеменом, дошел до Эмирата Абу-Даби, исследовав по ходу движения внутренний Оман, и на верблюдах вернувшись обратно в Салала в феврале 1947 года. Для того, чтобы уже в декабре этого же года отправиться во второй переход по пескам Омана, Саудии и Ирака. В Саудовской Аравии даже успел немного потомиться в тюрьме, а в Ираке пошел на договоренности с Иракской Нефтяной Компанией, которые спонсировали его дальнейшие путешествия в обмен на информацию, что он собрал за эти годы.
Дальнейшие годы, вплоть до своего возвращения в Англию в 1990 году, Уилфрид Тесайджер путешествовал по Ираку, Ирану, Западной Африки, Пакистану и Кении. В некоторых источниках также читал, что он усыновил двух детей в Кении, но оба преждевременно скончались.
Его наследием стали 38,000 негативов и снимков, которые он передал в Питт Ривер Музей Окфорда, Книги: Арабские Пески, Озерные Арабы, или иногда встречается перевод Болотные Арабы, Последний Кочевник, антология Жизнь Моего Выбора (My Life and Travels) и полтора десятка других, до которых еще я не добрался.
Салим бин Габайша и Уилфред Тесиджер, фото Уилфреда ТесиджераИнтересен и его подход к современным технологиям, естественно того времени, что выгодно отличало его от его соплеменников, полагаю именно эта внутренняя простота и аскетизм позволили ему побывать там, где любого другого белого бы либо не пустили, либо банально убили, ведь цена жизни чужаков при племенном образе жизни аборигенов не особо-то и велика.
Вот как сам он пишет в книге Озерные арабы:
Мои собственные вкусы, возможно, были близки к другой крайности. Я чувствовал отвращение к автомобилям, самолетам, радио и телевидению — короче, к большинству достижений нашей цивилизации за последние пятьдесят лет — и всегда был рад случаю, в Ираке или в любой другой стране, разделить задымленную хижину с пастухом, его семьей и их скотиной. В таком доме все было иным, необычным; внутренняя независимость этих людей вселяла в меня легкость и непринужденность; я с радостью ощущал неразрывность с прошлым человечества. Я завидовал их умению довольствоваться тем, что у них есть, столь редкому в современном мире, их мастерству и навыкам в занятиях (пусть даже не слишком сложных), какого я никогда не смог бы достичь
В 1995 году его посвятили в рыцари, а скончался он в Лондоне, в 2002 году.
После того как я познакомился с творчеством этого человека, посмотрел несколько его интервью – небольшое чувство горечи нахлынуло, ведь в 2002 году мне было уже 20 лет, фактически я мог даже его навестить лично, конечно не хочется говорить о финансовой части такого вояжа до Лондона, так как даже съездить на Черное море среди нашего окружения считалось сродни полету на Луну. Но дело именно в наложении времен – ведь подумать только, человек-легенда, the Great Explorer, или даже встречается the Last Great Explorer жил уже в новейшее время, и умер уже после половины первого срока Путина.
В 2013 с ребятами мы отправились на машинах из ОАЭ, где жили и работали, в Оман, и конечной точкой нашего пути бы как раз-таки Салала. По пути уже контраст с Эмиратами бросался в глаза – отсутствие ограждений вокруг дорог, бродящие по шоссе верблюды, в случае смерти которого вы обязаны заплатить кровавые деньги – blood money в размере почти 100.000 долларов, арабы, которые сами работают в сфере услуг, а не индусы и филиппинцы как например в Дубае. Однако самое поразительное это пустыня: за тысячу километров пути мы видели ее различные проявления, цвет песка изменялся от желтого к серому, от красного к белому, а уже на въезде Салала нам открылось именно, то что мы называем оазисом в пустыне – после многих километров песка, пере нами было ущелье, утопающее в зелени, широкая река со свисающими лианам, маленькие озера и бухта выходящая в индийский океан, прям как в мультике «Остров Сокровищ».
Фото моё.
Бродя по развалинам разрушенного старого города, я вдруг вспомнил про Уилфреда, своего современника, как я уже нагло называл про себя. Уверен, что он как истинный исследователь тоже посещал эти руины, причем буквально каких-то 60 лет назад. А вечером, вдыхая ароматный дым от шишы с горечью осознал, что время великих исследователей давно ушло. Теперь, дял открытия мало иметь просто желание и стремление, а нужны спонсоры, лаборатории и дорогая техника.
Фото моё.
Прошло еще 7 лет, и вот уже в 2019 году я попал на проект в Басру. Это ведь оно самое – регион Озерных Арабов, маданов. Однако никаких озер, болот, я там не нашел… Оказалось, что после восстания 1991 года, большинство болот было дренировано в речную систему Тигра, а самих маданов расселили по другим территориям. Так и хотелось воскликнуть «прости Уилфред, мы все про..ли». Вдоль дорого лежали какие-то трухлявые палки, скорее всего когда бывшими просторными мадьяфами, на равнинах появились дома, скотина из болот перекочевала в загоны. Местный арабист Максим, поведал что болота еще остались, но их количества уже в разы меньше, чем были, и что говорить об этом народе как о некой этнической или географической формации больше не приходиться. Лишь после 2003 процесс восполнения болот начал набирать обороты, уже сейчас они достигают половины прошлых площадей.
Фото моё.
Прошло несколько месяцев, и во время очередного прилета в Басру я просто прилип к иллюминатору – все окрестности в следствии затяжных ливней залило водой, лишь старые дамбы, которые когда-то строили для защиты от разлива болт, перекрывали путь воды к дороге и городу. Уже по дороге на месторождение я ждал определённого момента, когда будем проезжать цепочку мелких деревень, где уже неоднократно видел, как бывшие маданы, ставшие феллахами (земледельцами) держали перед домом заскорузлые масхуфы (лодки) непонятно для каких случаев. Сам с собой заключая пари, будут ли они на воде или нет.
Фото моё. Волы в воде.
И с каким же наслаждением, я увидел, что в закатный час, практически все население вышло на лодках на вновь приобретённые болота, изредка переговариваясь, проверяли сети, снимая щедрый улов. Это же время множество волов, погрузились в воду почти до уровня глаз, спасаясь от назойливого гнуса. Дети, купающиеся у берега.
И когда, джипе нашего конвоя почти миновали поселения, я увидел, как на фоне заката, одинокий араб не спеша передвигается вдоль гладкой поверхности толкая свой масхуф длинным шестом… Судорожно достав телефон постарался запечатлеть этот момент, насколько это было возможно через двойное бронированное стекло.
В этот момент я прям осознал, что получилось взглянуть на этот островок древнего мира глазами сэра Уильфреда.
А решил написать я эту историю только из-за одного случая, технического плана: решил стены своего офиса украсить большими фотографиями формате А2, с подложкой из винила и отправил в типографию 7 кадров с проектов, где удалось поработать, а именно этот снимок мне был возвращен из-за плохого качества и не масштабируемости, а все из-за двойного стекла джипа. И в компенсацию за это, и родился этот пикапост.
Одно из последних интервью Уилфреда доступно по ссылке выше. Интересно, что двое его помощников, в то время бывши простыми подростками из озерных арабов, нынче обитают в вентилируемых особняках эмирата Абу-Даби, но верно храня гордость своих предков, отказываясь брать деньги за разговор о своем наставнике, который снабдив их деньгами, оружием и верблюдами, фактически дал пинок в новую жизнь.
Книга озерные арабы находиться тут.
https://e-libra.su/read/383374-ozernye-araby.html#1740958238
Всем шукран.
Почему древние люди хранили сливочное масло в болотах?
Торфяные болота являются излюбленными «охотничьими угодьями» археологов ввиду множества странных сюрпризов, которые время от времени они обнаруживают там. Болота обладают прекрасными консервационными свойствами. Имея низкое содержание кислорода и высокую концентрацию дубильной кислоты, болота представляют собой идеальное место, если вы хотите сохранить своё тело нетронутым на тысячелетия. Ритуальные жертвоприношения путём утопления в болотах были широко распространены в северо-западной Европе. Мы знаем это благодаря тысячам «болотных тел», которые были найдены в болотах по всей Европе. Кроме того, торфорезами, людьми, которые собирают торф и используют его в качестве топлива для приготовления пищи на протяжении столетий, были обнаружены различные артефакты бронзового века и средневековые рукописи. Ещё одна вездесущая находка – тайники со сливочным маслом, которое прятали в деревянных вёдрах и бочках в торф по причинам, которые не совсем ясны.
Бочки, которые использовались для хранения сливочного масла в болотах и маслобойка
Исследование, проведённое в 1990-х годах для того, чтобы определить консервационные свойства торфяных болот, показало, что сочетание температуры холодной воды и повышенной кислотности производит вид бактерий, которые способны выживать без кислорода. Эти бактерии помогли сохраниться образцам мяса, которые исследователи оставили в торфяных болотах: они сделали их непригодными для других бактерий, которые обычно разлагают мёртвые ткани. Лабораторные анализы мяса, которое хранили в болотах на протяжении двух лет, показали, что в нём содержится примерно столько же бактерий и патогенов, сколько и в мясе, хранящемся в современном морозильнике.
Консервационные свойства болот были известны охотникам ещё десять тысяч лет назад. Когда небольшие группы охотников убивали мастодонта, они прятали его мясо под водой в прудах и болотах, чтобы затем съесть его зимой. Исследователи находили большие тайники с мясом мастодонта по всей Северной Америке.
Не исключено, что тайники со сливочным маслом, найденные в торфяных болотах на территории Ирландии и Шотландии, были захоронены с той же целью – ради сохранения свежести продукта. Вероятно, их оставили на несколько сезонов, но каким-то образом они потерялись, или были забыты, или их владельцы умерли. Болотному маслу, которое обнаружили исследователи, тысячи лет – неудивительно, что его химический состав значительно изменился. Долгое время учёные не могли определить, что это было – молочные продукты или животные жиры. Недавние исследования подтвердили, что это действительно было сливочное масло.
1600-летнее «болотное масло», найденное в торфяном болоте в деревне Кайликин (остров Скай, Шотландия)
Согласно одной из гипотез, которая возникла из-за значительного изменения консистенции, запаха и состава масла, древние люди, возможно, хотели, чтобы масло менялось химически, как своего рода примитивная обработка пищи. Во многих традиционных кухнях погребение является важным шагом в приготовлении скоропортящихся продуктов, таких как мясо и молоко. Многие продукты также намеренно ферментируются, чтобы приобрести новый вкус.
Преподобный Джеймс О'Лаверти в 1892 году написал об истинной причине, по которой ирландцы хранили сливочное масло в болотах. Он предположил, что это делалось для того, чтобы масло могло пройти процесс ферментации и превратиться в результате в более питательный продукт. По его словам, наука установила, что многие вещества, подвергнувшись ферментации, становились гораздо более питательными.
Современный эксперимент, проведённый Nordic Food Lab, показал, что масло, хранившееся в торфе на протяжении трёх месяцев, впитало в себя «значительное количество ароматов из окружения и приобрело вкусовые нотки, которые были описаны как напоминающие "мясо животных или птицы", "моховые", "неприятные", "резкие" и "похожие на салями"».
Несколько отважных гурманов попробовали настоящее «болотное сливочное масло» и, как ни странно, выжили, чтобы рассказать о своём опыте. В 1859 году Эдвард Клибборн и Джеймс О'Лаверти с большим волнением писали, что впервые обнаружили почти идеальный деревянный контейнер с маслом, которое «по вкусу напоминало сыр».
Ещё одной причиной, по которой масло прятали в болотах, могла быть безопасность. В Средние века враги часто грабили запасы продовольствия. Сливочное масло было ценным продуктом, и чтобы предотвратить его кражу или уничтожение, его могли прятать в болотах. Также причина того, что в Ирландии и Шотландии было найдено огромное количество масла в болотах, могла заключаться в жертвоприношениях богам и обрядах верховной власти, которые были распространены в бронзовом и железном веках.
Самое первое «болотное масло» датируется 1500 годом до нашей эры.
Болотные мумии
Есть такое явление, как торфяное дубление — своеобразное состояние трупа, возникающее при попадании трупа в торфяные болота и почвы, содержащие гуминовые кислоты. Торфяное «дубление» можно также назвать одним из видов естественной консервации мертвого тела. Труп, находящийся в состоянии торфяного «дубления», имеет плотную темно-бурую, как бы дубленую кожу. Внутренние органы уменьшаются в объеме. Под действием гуминовых кислот минеральные соли в костях растворяются и полностью вымываются из трупа. Кости в таком состоянии по консистенции напоминают хрящи. Трупы в торфяных болотах хорошо сохраняются неопределенно долго, и при их исследовании судебные медики могут определить полученные при жизни повреждения. Хотя такие случаи встречаются довольно редко, но порой находки в торфяных болотах могут преподнести исследователям различные сюрпризы.
На нашей планете есть страшные болота, знаменитые своими жуткими, но исторически бесценными находками. Речь идет о «болотах человеческих органов» Германии, Дании, Ирландии, Великобритании и Нидерландов. Наверное, самой известной из болотных мумий является толлундский человек, на которого в мае 1950 г. у деревушки Толлунд в Дании наткнулись двое братьев, собирателей торфа.
Они резали торф на брикеты, как вдруг увидели смотрящее прямо на них лицо и, подумав, что это жертва совершенного недавно убийства, немедленно связались с местной полицией. Проведенная вскоре радиоуглеродная датировка волос толлундского человека показала, что он погиб около 350 г. до н. э.
Еще один древний датчанин с отлично сохранившимися волосами был найден в 1952 году на болоте близ местечка Гроболл. Судя по перерезанному горлу, бедолагу убили и бросили труп в топь.
Ну а отрубленный череп так называемого человека из Остерби, найденный в болоте в районе одноименного немецкого поселка, дает представление о том, какие прически носили пожилые мужчины в древнегерманских племенах, живших на территории ФРГ в первом тысячелетии до нашей эры. Такая прическа называется «швабский узел». Волосы покойного изначально были седыми, а рыжими стали вследствие окисления в мрачной торфяной пучине.
Кислотная вода, низкая температура, недостаток кислорода — все необходимые условия для сохранения. Внутренние органы, волосяной покров, кожа настолько прекрасно сохранились, что по ним можно с точностью узнать, какую прическу носил человек, что ел перед смертью и даже во что был одет 2000-2500 лет назад.
На данный момент известно около 2000 болотных людей. Из них самые известные — это человек из Толлунда, женщина из Эллинга, Девочка из Иде, Болотное тело из Виндеби и человек из Линдоу. Возраст большинства болотных людей по результатам радиоуглеродного анализа составляет 2000−2500 лет, однако существуют и гораздо древние находки.
Так, женщина из Кёльбьерга, умерла порядка 10 000 лет назад в эпоху археологической культуры Маглемозе.
а некоторых телах сохранилась одежда или её фрагменты, что позволило дополнить данные об историческом костюме тех лет. Наиболее хорошо сохранившиеся предметы: кожаная островерхая шапочка человека из Толлунда; шерстяное платье, обнаруженное рядом с местом погребения женщины из Хюлдремосе; шерстяные обмотки с отделённых от тела ног из болота в Дании.
роме того, благодаря находкам, на головах которых сохранились волосы, удалось реконструировать прически древних. Так, человек из Клоникавана укладывал волосы с помощью смеси смолы и растительного масла, а волосы на черепе человека из Остерби были заложены над правым виском и завязаны так называемым «швабским узлом», что подтвердило описанные Тацитом прически свевов.
Люди из Линдоу и их находка, или история одного убийства. История с прикрасами.
Сейчас я расскажу вам одну СТРАШНУЮ историю об убийствах на болоте. Вы готовы? Тогда начнём!
Однажды, 13 мая 1983 года в самый обычный не предвещающий беды рабочий день Энди Молд и Стивен Дули — работники компании по добыче торфа (торфяное болото Линдоу близ деревни Мобберли, графство Чешир, Великобритания), в обязанности которых входило следить, чтобы в шредер не попали крупные камни или куски древесины — заинтересовались неким округлым предметом. Подойдя к нему, они обнаружили под слоем торфа, о ужас, человеческую голову! Выглядела она жутко: в глазнице осталось глазное яблоко, а сквозь пробоину в черепе был виден мозг. Тут же вызвали полицию, тело отвезли на обследование. После того, как экспертиза установила, что голова принадлежала женщине, полиция арестовала местного жителя, которого ещё в 1950-х годах подозревали в убийстве жены и сокрытии её трупа. Неизвестно что полицейские с ним делали, но в результате он сознался в преступлении, а также в том, что расчленил тело и бросил его в болото.
Казалось бы всё, "глухарь" тридцатилетней давности раскрыт и можно с триумфом заявлять о победе правосудия! Если бы не одно НО.
Некоторых экспертов заинтересовали останки, кое что показалось им странным. Вскоре повторная экспертиза, проведенная в лаборатории Оксфордского университета, с помощью радиоуглеродного анализа установила, что голова принадлежала женщине, которая скончалась в первом или втором веке н.э.!
Но как же тогда он её убил???
1 августа 1984 года Энди Молд на тех же разработках сделал ещё одну находку. Под слоем торфа, покрывавшего, как ему сначала показалось, кусок древесины, он обнаружил человеческую ногу и вновь вызвал полицию. Полиция, умудрённая опытом, тут же вызвала соответствующих экспертов. Затем группа приехавших в предвкушении новой находки археологов обследовала не тронутую разработками часть трясины и на глубине 2,5 метров нашла тело, которое впоследствии назвали человеком из Линдоу (предыдущая находка Молда получила имя женщины из Линдоу). 6 августа пласт торфа с трупом был извлечен из болота и помещён в морг местного госпиталя.
На момент гибели человеку из Линдоу было около 25 лет. Он был 168 см ростом и весил 60 − 65 кг. При жизни он, вероятно, не занимался физическим трудом — его мускулатура была развита равномерно, а ногти аккуратно острижены, что может свидетельствовать о знатном происхождении. Электронная микроскопия показала, что борода и усы молодого мужчины были подровнены ножницами незадолго до гибели. Внутренние органы не были повреждены, а значит при жизни он не страдал никакими болезнями (за исключением наличия гельминтов в кишечнике). Волосы ранее были темно-русого цвета. Одежда человека из Линдоу, вероятно, полностью истлела, либо он был гол при погребении. Сохранилась лишь повязка из лисьего меха на правом предплечье.
Человек из Линдоу умер насильственной смертью. Его череп был проломлен в двух местах тяжёлым орудием (предположительно топором), а горло перерезано. Кроме того, на шее была затянута тонкая, сплетённая из кожи верёвка, свидетельствующая об удушении, а сама шея сломана. Одно из рёбер со стороны спины тоже было сломано. Столь множественные и разнообразные раны позволили учёным предположить, что человек из Линдоу погиб во время ритуального жертвоприношения друидов. Его последняя трапеза, судя по результатам изучения пищеварительного тракта, состояла из жжёных зёрен пшеницы и ячменя. Были обнаружены и следы пыльцы омелы, которую друиды считали священным растением.
Местные журналисты сначала окрестили его Питом Маршем (игра слов, созвучная словосочетанию peat marsh, т.е. торфяное болото).
В настоящее время человек из Линдоу находится в экспозиции Британского музея в Лондоне.
Подписывайтесь, с нами Вы узнаете много разных интересных и познавательных фактов о мировой истории.
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Дом на болоте
1
Сегодня мало кто помнит или хотя бы слышал про деревеньку Хомутово, что под Ижевском, хотя в 60-х о ней писал даже «Московский комсомолец», заставляя тётушек хвататься за сердце, а мужчин – качать головами и сплёвывать. Ну да ладно, последнее – уже мои домыслы. Я тех времён, само собой, не застал.
Почему Савельев вдруг решил сдуть пыль с этой мерзкой истории – чёрт его знает! Ну, точнее, как… Сказал: «Покажем, что мы не только про политику… Историю не забываем, правду доносим…» Правду, ага! Спустя шестьдесят лет – самое время. А уж сколько актуальных фактов сейчас мы найдём, ух…
И почему Хомутово? Или мало было на матушке-Руси трагедий? Просчёты властей бы хоть как-то к контексту привязали… Так нет же! Не подумайте, дорогие читатели, что мы всё про политику, не-не-не…
Сажусь за компьютер – взять билет на самолёт и почитать, вникнуть в тему. Начинаю с неохотой: не хочу знать, не хочу ввязываться, не хочу копаться в этой трясине. Но мало-помалу она затягивает. Прихожу в себя, лишь замечая в углу монитора цифры 3:03. В квартире еле заметно потягивает сыростью. Трясу головой, отгоняя дурман. Пора на боковую – утром в дорогу.
* * *
Первая неожиданность поджидает уже в Ижевске. Таксисты, на которых я, привычный к городской жизни, надеялся без тени сомнения, только пожимают плечами и косятся на коллег, которые в свою очередь непонимающе морщатся. Какое Хомутово? Вот эта глушь, что ли?
– Так в чём проблема? – тыкаю пальцем в нитку маршрута на экране телефона.
– Видишь вот тут мост?.. Семёныч! Этот мост жив ещё?
Семёныч ни сном ни духом. Наконец удаётся-таки договориться с пожилым мужиком на «ниве», но цену он заламывает приличную, а условие ставит нешуточное: если где-то дорога покажется ему непроходимой, то он поворачивает назад – и без разговоров. Уже прикидывая, как Савельев обрадуется такому расходованию средств, пригибаю голову и залезаю на пассажирское.
Поначалу всё идёт неплохо: трасса сменяется потрескавшейся, но всё же приличной бетонкой, ржавый мост на месте – и даже выдерживает вес машины. А вот дальше – грунтовка. С кочками. Тут уж мне приходится схватиться за ручку над ухом, чтобы ненароком не пробить стекло или приборную панель своей пустой – судя по тому, куда я направляюсь – головой. До полноты картины, очевидно, не хватает дождя, и этот унылый тип не заставляет себя ждать. Грунтовку развозит от воды, а лобовое стекло быстро залепляет грязь, размазываемая дворниками туда-сюда.
На третьем часу водитель угрюмо замолкает. После Трифонова, местного райцентра, дорога становится совсем ужасной, я уже жду, что он взбунтуется. Но мне везёт: полчаса спустя впереди показывается группа чахлых строений.
Водитель тормозит у околицы, и я вылезаю прямо в грязь. И под дождь, само собой. Пока я тянусь и разминаю ноги, «нива» разворачивается и, с обиженным кашлем обдав меня брызгами, мотает в обратном направлении. Чертыхаясь и стараясь наступать на более-менее надёжные островки в этом месиве, двигаюсь к домам.
Дорога заканчивается. Дальше – только мокрое месиво из земли, мусора и колтунов жухлой травы. Взять с собой резиновые сапоги я как-то не подумал, и непременно утонул бы в грязи по щиколотку, но, благо, дальше начинаются мостки.
Доски прогнили. При каждом шаге мостки хлюпают в грязи, и чёрная вода взбухает и сочится из щелей. Следя за тем, чтобы ненароком не провалиться, не сразу замечаю нечто странное.
Пустые дома выглядят так, будто вот-вот лягут и уже не встанут. Заборы – серые мокрые доски, перемотанные какой-то дрянью – тоже косятся к земле. Участки захвачены травой и кустами. Кое-где видны брошенные вещи, но они так поросли сорняками, что определить, что это, почти невозможно. Покрышка? Таз?
Мелькает нехорошая мысль. Достаю мобильник и стираю ладонью морось с экрана. Сигнал, хоть и слабенький, есть! Что ж, уже неплохо. А то шлёпать бы мне отсюда до Трифонова… от забора до заката, а потом и до рассвета, если раньше волки не съедят.
Следующий дом слева притягивает моё внимание и уже не отпускает. От него осталось немногое: три стены, чёрные от копоти. Крыша и часть четвёртой стены обрушились. Внутри угадывается обугленная кирпичная печь. Земля вокруг – чёрная и мёртвая, тут и там валяются куски сгоревших брёвен и досок: я представил, как они с шипением и треском вылетали из ломающихся стен. Но и этих свидетелей чьего-то горя потихоньку забирает время: трава наползает на них, заглатывает… дать ей век – переварит.
Я слишком засматриваюсь на дом, нога скользит по мосткам и я, чертыхнувшись, падаю на колено, кое-как упёршись рукой в склизкие доски. Поднимаюсь, стараясь держать равновесие: одно дело – грохнуться на мостки, и совсем другое – занырнуть в лужу.
Внезапно вижу то, что не приметил сразу, оглядывая дом. В левой части участка, почти сливаясь с забором, торчит покосившийся крест из двух досок. Похоже, вкопали его основательно, но всё же грунт подмывает, и теперь крест клонится к земле. Поперечная доска увешана сомнительными украшениями: тут фантики, пачка сигарет, жестяная банка.
В самом конце посёлка нахожу-таки дом, напоминающий жилой. Во всяком случае, участок его не до конца зарос травой, а в грязи копошатся ленивые куры. Забор с правой стороны замят, как будто по нему прошёл бык или слон, зато по центру имеется калитка, закрытая на проволоку.
Не удивлюсь, хозяева давно почили от старости, а их трупами питаются куры. Редакционная миссия, судя по всему, провалена, и скоро мне предстоит звонить своему водителю и сулить ему золотые горы. Но для очистки совести следует всё же попробовать:
– Эй! Есть тут кто?
На крыльце показывается старик. Из-за толстого мешковатого свитера трудно определить его телосложение. На ногах потёртые штаны, шерстяные носки и галоши. Худое лицо покрыло сеточкой вен, щёки запали. Глаза серые, старческие, но цепкие.
– Здравствуйте! Меня зовут Леонид, я журналист интернет-издания «Новый взгляд»…
Неожиданно для меня старик выслушивает объяснения без удивления, даже немного скучно, и пускает в дом. Пока я разуваюсь и устраиваюсь на табуретке в тесной кухоньке, он возится с газовой плиткой. Живёт один: из Хомутова уж много лет как все съехали, одни старики остались.
– Три года тому, как Борисыч помер… мда… То весна была, дороги вообще не было. Так я две недели ждал городских, чтоб тело забрали. В сарае заколотил, как мог укрыл… Всё боялся, что волки придут.
– Как вас зовут?
Разворачиваю перед собой блокнот со списком вопросов, другой рукой пытаясь включить на телефоне диктофон: из-за влаги изображение на экране дергается и плохо реагирует на касания.
– Раз в месяц Иваныч заезжает… Завозит кой-чего. Да мне и самому неплохо. Тут, в лесах, грибов и ягод!.. Болото, как-никак. Да и хозяйство, вон… хозяйство какое-никакое.
– А почему не уедете?
– А куда мне ехать? – удивляется старик. – Здесь моя жизнь, здесь и смерть моя.
Разливает чай по керамическим чашкам, с кряхтением садится напротив.
– Расскажете, после чего все разъехались? Как это было?
– Знамо, расскажу, – ухмыляется. – Не зря же ты в нашу глушь забрался.
Диктофон работает, и я киваю, показывая, что готов слушать.
Старик начинает говорить – на удивление гладко и безо всяких «гм», «мда», а повествование перескакивает с одного жителя деревни на другого. Быстро понимаю, что он рассказывает не свои личные воспоминания, а скорее легенду, сформировавшуюся за долгие годы. Что ж, уточнить по отдельным фактам можно будет и позже – я расслабляюсь и просто следую за его голосом.
2
В девяностых в Хомутове жило девять семей. Место здесь болотистое. Вокруг деревни в изобилии растут морошка, черника, голубика, брусника, клюква, подберёзовики, маслята, козляки. Хватало и себе, и на продажу: Семёновы вёдрами отвозили ягоды и грибы на продажу в Трифоново, а по воскресеньям – даже в Ижевск. Детишек Фёдор каждый день возил в Трифоново в школу на «газели».
Осень 64-го выдалась дождливой. Дождь лил неделями, заставляя прятаться от него в домах, но он просачивался и в дома, и в самые души, делая разум холодным и водянистым. Дорогу размыло, «газель» не проходила, и детей стал в несколько партий возить Глеб Палыч на «уазике».
Глеб Палыч Попов, бывший мент, а теперь охотник, жил с женой Асей и двумя маленькими сыновьями. Раз в два-три месяца у него случались запои, и тогда он бывал страшен. Местные обходили стороной его дом, а Ася потом долго и безуспешно пыталась скрыть огромные синяки. Его старший, Егор – ему тогда было тринадцать – и не скрывал. Егор вообще странноват был: тихий и спокойный, весь в себе… Светлые мягкие волосики, голубые глаза… и синяки на руках – вначале чёрные, потом синие, потом жёлтые.
А вот кого Глеб Палыч никогда не трогал, так это младшего – Сашку. Тому тогда десять исполнилось. Внешне – копия Егора, но побойчее пацан был. В войнушке и казаках-разбойниках – всегда первый носился. Сам же Глеб, хоть и не без греха был – а кто без греха? – в остальное время был хмур и молчалив, но надёжен. Руки на месте, хозяйство в порядке, так что и семье повезло, можно считать.
Так вот, дождь лил и лил, вгоняя людей в тоску, и пошёл дурной слух – кажется, среди детей – про чудище на болотах. Якобы, пробудился древний зверь, из-за того и льёт, не переставая. Питается чудище, знамо дело, людьми. И теперь, чтобы снова уснуть, придётся ему до отвала наесться. Откуда первым делом пошёл слух, теперь уже не вспомнить… Кому-то что-то сказала бабка, а что за бабка?.. Бог её знает.
Дорогу уже затопило настолько, что Палыч и на «уазике» не каждый раз рисковал выбираться. Дети скучали по домам, и вот Егор, отправившись погулять, зачем-то решил разведать, что же там за чудище. А Сашка следом увязался – очень уж хотел поглядеть.
Час стекал за часом, а дождь всё лил. Во дворе у бабы Наташи, земля ей пухом, старый таз уже вплавь отправился по канаве, но потом сам наполнился и потонул. Потоки вымывали со дворов навоз и мусор и выносили на улицу, где эта мутная масса вливалась в автомобильные колеи. У Сергей Митрича разболелись колени, и он лежал внизу, кутаясь в драную пуховку, привезённую в том мае дочкой. Жена его, Полина, тоже охала от непогоды, а всё ж полезла на чердак с тазом и тряпкой: крыша начала подтекать, и по полу забарабанили капли. Остановившись перевести дух у чердачного окошка и рассеянно уставившись на дождь, она вдруг заметила Егора. Мальчишка, опустив руки вдоль тела, брёл сбоку от дороги – из глубины посёлка. С его мокрых волос стекала вода, а сапоги тяжело отрывались от земли, будто он и туда зачерпнул.
– Простудисся!.. Дурной, – Полина покачала головой и снова взялась за тряпку.
Придя домой, Егор с трудом стянул сапоги – из тех и впрямь пришлось сливать воду, – и полез на чердак. Ася готовила ужин, а Глеб, устроившись в кресле и мутными глазами смотря на струи дождя по стеклу, потихоньку хлебал водку. Ася ничего не говорила, но про себя молилась, чтобы это не переросло в запой.
Картошка почти сварилась. Ася нарезала редис, огурцы, яйцо и зелень, из холодильника достала кефир. Понюхала хлеб: уже плесенью отдаёт, но слабо. Можно было б срезать, а что срезать-то, когда не видно её?.. Обтёрла мокрым полотенцем.
– Де-ети!
Курицу она достала из холодильника – на сегодня ещё точно хватит.
– Де-ети!
Дети не появились, и Ася полезла на чердак. Мокрая одежда валялась у порога, а сам Егор сидел на ковре, опустив голову. Ася сразу почувствовала, что что-то не так.
– Где Сашка?
Егор поднял лицо – до странности спокойное.
– Чудище… утащило.
– Что?! – резко и громко крикнула мать, – Где Сашка?!
– В болоте…
Палыч, шлёпая сапогами по лужам, бежал по посёлку, а Ася – домашних тапках – за ним. Сквозь дождь она кричала, чтобы он остановился: утопнет! Болота были опасны всегда, но сейчас, во время дождя, они превратились в смертельную ловушку.
Глеб Палыч метался от одной известной тропинки к другой, прощупывая дно берёзовым шестом. Он прошёл с десяток метров вглубь, стараясь скользить по траве, не продавливая её. На кромке позади него Ася упала без сил, подмяв под себя осоку. Она уже ничего не говорила, а только выла. Обняв молодую осинку, Глеб остановился. Трава перед ним образовывала хлипкий наст, продырявив который, шест ушёл вниз на всю длину.
Этой ночью Хомутово не спало. Глеб подогнал к болоту «уазик», включил фары и кричал в темноту. Здесь же были хмурые мужики. Со двора Петровича притащили плоскодонку и даже проплыли немного, но в кромешной тьме лишь тени деревьев шарахались в стороны. Утром из Трифонова приехала милиция и МЧС-овская «буханка», из которой вытащили надувную лодку.
Следователь общался с Егором наедине – на кухне. Итоги беседы остались в его папочке, и вроде бы следователь их никому не передавал, да и Егор помалкивал – до поры. Но дождь творил странные вещи, заставляя слухи необъяснимо растекаться, и история пошла по окрестным посёлкам, приукрашиваемая и дополняемая.
Егор был уверен, что дождь, вызванный чудищем, был не прост: он лишал людей воли, делал их вялыми и послушными. Когда воды натекло бы достаточно, чтобы чудище переползло в деревню, люди лишь смотрели бы, как оно жрёт окружающих, и покорно ждали бы своей очереди. Егор хотел попросить чудище передумать.
Дети неплохо знали болота, да и маленькие, лёгкие – это позволяло им ходить там, где взрослый бы провалился. Передвигались, как их учили – прощупывая дно. В одном месте проползли по насту ничком. Так они углубились в топи, когда болото внезапно забурлило и вспузырилось, распространяя запах тухлых яиц. Пустив волну, от которой, будто живая, заколыхалась на болоте трава, из глубины показался гигантский спрут. Его слепые глаза затягивала мутная плёнка, коричневое тело с карликовыми отростками конечностей покрывали бугры и бородавки. Щели в том месте, где могли находиться ноздри, хлюпали, отплёвываясь смрадной болотной водой. По телу чудища пробежала чёрная щель, и вот уже пасть в полтуловища раскрылась, изрыгая смрад. В пасти не было зубов, кроме пары гнилых пеньков.
Егор побежал. Наступил всем весом в трясину, подошва сапога присосалась, и он полетел ничком на мокрую траву. Пополз вперёд. Обернулся: Сашка не полз следом. Он стоял и завороженно смотрел в пустые глаза чудища. Егор пополз назад – ещё быстрее. Он кричал что-то брату… А потом Сашка шагнул вперёд и с головой ушёл в трясину.
Егор знал: если вот так, стоя в полный рост, уйти вглубь, выбраться уже не выйдет. Вытащить Сашку он бы не смог, так что пополз к деревне – изо всех сил. Болото бурлило сзади, и Егор ждал, когда чудище схватит его своей пастью. Но этого так и не произошло. Он дополз до мест, где уже можно было спокойно идти, не боясь провалиться. Ливень усиливался, и это радовало: Егору хотелось, чтобы он смыл болотную вонь, впитавшуюся в одежду, волосы и кожу.
* * *
Хотя Егор довольно точно указал место, где утонул Сашка, найти тело так и не удалось. Да и место это было едва ли не в самом сердце топей, метрах в трёхстах от деревни. То, что дети добрались сюда пешком, казалось невозможным.
Глеб Палыч запил. Вопреки обыкновению, он не трогал жену, а только молча и планомерно заливал в себя водку. Это пугало Асю больше, чем его обычные буйства. Ключи от машины он отдал Фёдору, и тот теперь вместо него возил Егора и других деток в Трифоново.
Егор стал ещё более замкнутым. История его, как уже было сказано, разнеслась по всем окрестным посёлкам, но вот отношение к ней оказалось очень разным. Конечно, большинство приняли за правду наиболее банальную и очевидную версию: Сашка оступился в болоте и утонул – это и впрямь было проще простого – а брат от шока или в попытке оправдать себя сочинил историю с чудищем. Люди качали головами от жалости к Егору.
Но нашлись и другие. Кто-то вполголоса заметил, что Сашка был любимым сыном Глеба Палыча, который по пьянке поколачивал Егора и его мать. А что если Егор специально заманил брата в болота? Не был ли он сам тем самым чудищем?
Подобные предположения звучали поначалу дико, потом просто мерзко, но здесь, в глубинке, люди вынуждены были неделями мусолить одни и те же события, извращая их до жуткого состояния.
* * *
Кирилл учился в восьмом – на год старше Егора. И так вышло, что в школе он в своё время взял своеобразное шефство над Сашкой. Возможно, это началось после того, как Сашка подарил ему двух солдат из своей коллекции: пехотинца и офицера. Две недели спустя после происшествия на болоте Кирилл подловил Егора после уроков, схватил его за локоть и оттащил к заднему крыльцу, за штабеля бетонных блоков.
– Что стало с Сашкой? Рассказывай! – Кирилл старался говорить грозно.
– Чудище…
– Ха! – прервал его Кирилл. – Чудищ не бывает!
Голос его звучал, впрочем, не слишком уверенно. Егор молчал.
– Тогда ты отведёшь меня к нему. – вдруг непоследовательно заявил Кирилл. – А я его пристрелю!
Все знали, что у дяди Кирилла была берданка, и тот даже давал ему из неё стрелять.
– Но оно… может, оно уже наелось?
– Наелось?! – Кирилла передёрнуло, но он тут же схватил Егора за плечи и придвинул лицо вплотную. Егор чётко видел два красных прыща на его подбородке. – Сашка был мой друг! И если его сожрало чудище, я его убью! Ну а если врёшь… Пощады не будет. И прячься – не прячься… хуже будет.
Разгорячённый, сам испуганный, но упрямый, он смотрел Егору в глаза. Слова были сказаны, и отступать было некуда.
* * *
Кирилл попросил Фёдора довезти его, Пашку и Катю до Хомутова – порыбачить. Но в холщовую ткань в руках у Кирилла были завёрнуты не удочки, а ружьё. Дети отправились к речке, но на полпути свернули и прокрались по лугу, скрываясь в высоких кустах лабазника. Кирилл раздвигал руками стебли, не обращая внимания на пыльцу и пух, лезущие в глаза с надоедливых белых цветов. Сзади чихнула Катя, и Пашка цыкнул на неё. Обогнув деревню, они улеглись в траве на живот – так, чтобы видать околицу.
На закате у околицы показался Егор. Он был так бледен, что Кирилл испугался: ему показалось, будто призрак вышел погулять – до этого невидимый, но обретший плоть в рубиновых лучах. Чёрная одежда сливалась с тенью кустов, растворялась в осоке, а над кустами плыло белое с красными отсветами лицо. Кириллу пощупал сквозь ткань ружьё и почувствовал себя увереннее. Ни чудище, ни призрак-Егор ему сегодня были не страшны.
Не сказав ребятам ни слова, Егор первым двинулся к болотам. Кирилл, придерживая свёрток под мышкой, двинулся следом, а в хвост пристроились Пашка, за спиной у которого висел охотничий нож в ножнах, и Катька – той следовало бежать за помощью, если мужчины не справятся с болотным спрутом.
Закатное солнце с шелестом коснулось верхушек берёз, запуталось в кронах, растаяло и мёдом потекло вниз по стволам. С урчанием оно погружалось в трясину, и на топи опускались сумерки. В осоке пересвистывались кулики и ржанки. Тени сгущались, становились плотнее и прожорливее, съедали окружающие предметы, толстея и превращаясь в настоящую тьму. Со стороны деревни долетели крики: кто-то, сложив руки ковшиком, кричал имя.
* * *
К середине ночи деревенские с фонарями прочесали окрестности и нашли Егора, без сознания лежащего за околицей. Плеснув в лицо водой, его растормошили, но не смогли добиться ни слова. Егор лишь молча глядел в ответ, а когда дядя Миша встряхнул его за плечи, его детская головка мотнулась и опустилась на грудь. Тем временем лесник нашел дорожку детских следов, ведущих в топи.
Всю следующую неделю в Хомутове было людно, как никогда. Милиция и следователи из Москвы, спасатели на лодках и водолазы. Егор понемногу приходил в себя и даже рассказал, что произошло, но история его была как две капли воды похожа на предыдущую – про Сашку.
Все местные участвовали в поисках детей – все, но не Глеб Палыч. Он по-прежнему заливал в себя водку, валяясь в доме или во дворе. Асю в деревне теперь не замечали – в лучшем случае. В худшем могли и буркнуть что-то под нос. А то и крикнуть вслед. Не в пример домыслам, на которые раньше никто не обращал внимания, деревенские теперь открыто называли Егора убийцей.
Раньше ему сочувствовали. Теперь он вызывал ненависть. Пока всё не уляжется, Ася решила, что сыну лучше побыть дома и не ходить в школу. А там… там только и разговоров было, что о нём. Дети хотели отомстить. Чёрная злоба копилась в них, не находя выхода и не усмиряемая взрослыми: учителя слышали многочисленные планы мести, которые придумывали школьники, но делали вид, что не слышат. Три семьи лишились детей, а если собрать всех их друзей и родственников – аккурат получалось всё Трифоново с Хомутовым заодно…
Через три дня после того, как из Хомутова ни с чем уехали спасатели, ночью, дом Поповых вспыхнул. Сначала он загорелся с одного угла, у которого Палыч держал дрова и сено. Огонь неуверенно потрескивал на дровах и досках, а затем, осмелев, пробежал по резным карнизам, ожерельем опоясывая дом. Вспузырилась краска на стенах, мелко задребезжали стёкла. Но Поповы не слышали этого. Егор спал на чердаке, Ася в гостиной внизу, а Глеб – в кресле в глубине дома.
Глеб вчера напился, да и к тому же ему снился сон. Здесь, во сне, он чувствовал он себя неважно: запыхался, и надо было отдыхать, отсыпаться. Но мешали на краю сознания крики, почему-то Мишины: «Палыч! Ася! Пожар! Пожар!» Голова гудела. Но надо, надо… а то произойдёт несчастье.
Открыв глаза, Глеб тут же непроизвольно закрыл их: глазные яблоки защипало от едкого дыма. В следующую секунду он сам заорал «Пожар!!!» и бросился в гостиную.
* * *
Дом полыхал уже целиком, трещал, пожираемый пламенем. Отсветы играли на стенах сарая, на заборе, кустах и лицах людей, столпившихся вокруг. Лица казались тёмными, незнакомыми. На полянке перед домом, там, где уже ослабевал жар, сидели трое. Вернее, Ася лежала на коленях у Глеба. И он, и она казались необычайно спокойными. Она – потому что не дышала. А он – бог его знает почему. Егор же скрючился на земле чуть поодаль, зажмурив глаза и закрыв руками уши.
Долгое время никто из толпы не приближался к Поповым, лишь подходили новые люди, пополняя это молчаливое племя. Никто и не пытался тушить пожар. Минула четверть часа, прежде чем через толпу протолкалась Женька. Она подбежала к Асе и принялась прощупывать пульс. Глеб аккуратно положил голову жены на траву и хотел встать, но Егор, до этого, казалось, не замечавший ничего вокруг, внезапно вскочил и подбежал к отцу. Обхватив его руками за голову, он начал что-то шептать ему в ухо. Затем отстранился, смотря в глаза. Мгновение-другое Глеб ничего не говорил, а затем встал, и руки ребёнка сами собой соскользнули с его шеи.
Глеб двинулся к людям.
– Кто?
Ответом было молчание. Люди опускали глаза.
– КТО?
Секунда… другая, третья… Голос подал дядя Миша:
– Эти подонки Асю убили, – тихо сказал он. А затем громче: – А вы скрывать их хотите? Так, что ли?!
Тишина, до этого бывшая мёртвой, никакой, несуществующей, теперь вдруг сгустилась. Вокруг были не люди, а толпа – одно тёмное существо, на загривке которого медленно поднималась шерсть.
– Коновалов заводила! – крикнул Миша. – И плевать мне!.. Марченко! Столешниковы!.. Смирнов!
Глеб молча кивнул и двинулся обратно к дому. В этот момент балка с треском переломилась, и крыша обрушилась внутрь, выбросив в небо сноп пламени. Толпа попятилась. От стенки сарая, стоявшего поодаль, шёл пар: дождь, пропитавший доски, испарялся. Не обращая внимания на жар, лизавший лицо, Глеб толкнул плечом дверь сарая. Немногие знали, что именно там, под полом, прикрытый деревянным люком, лежал в земле сейф. Через несколько минут Глеб вновь показался на пороге. В руках у него был карабин.
Толпа нерешительно попятилась, а потом люди начали разбегаться. Серёга Коновалов, парнишка девятнадцати лет, улепётывал по дороге, взметая грязь сапогами. Пуля настигла его, когда он уже почти добежал до дома бабы Наташи – а это добрых тридцать метров… Побоище, последовавшее следом, навсегда запомнилось тем, кому довелось его пережить. Глеб Палыч не трогал непричастных, но стрелял во всех, кого назвал дядя Миша, и в тех, кто пытался их защитить. Кто-то прятался по подвалам, кто-то бежал в лес или в топи. Отстрелявшись, Глеб бросил ружьё и сам ушёл в сторону болот.
Когда наконец приехали автоматчики из Ижевска, а уж с ними – пожарные и врачи, которые до этого боялись приближаться к Хомутову, всё было кончено. Глеб сгинул в топях – вместе с Гришей, механиком, и Семёном Марченко, сантехником из Трифонова.
Хомутову так и не удалось оправиться после того дня. Все, кто мог, уехали к родственникам, а те, у кото родственников не было – уехали просто. Даже баба Наташа – и та умудрилась перебраться, хоть и до Трифонова всего. Менты искали родственников Егора и неожиданно для всех нашли – какую-то тётку под Тверью. Она и впрямь приехала, чтобы забрать пацана, но тот отчего-то ни в какую не хотел уезжать и даже истерику устроил. Тётка почесала в затылке, но поселилась «на время» в Хомутове. Дом Поповых так и стоял – сгоревший, а потом залитый пеной, но дядя Миша им свой одолжил – а сам перекрестился да уехал.
3
Дед переводит взгляд в окно. Мерзкий дождь снова барабанит, чёрт бы его побрал… Некоторое время жду продолжения, но молчание лишь наматывает свои щупальца вокруг дома. Хочется сбросить их.
– Ну, так что? Что стало с Егором?
– А, ну… Тёть Лида умерла в 99-м. К тому времени тут уж никого не осталось почти...
– А Егор?
– Ну а что? Я вот… с вами сижу, чаи гоняю.
Опускаю глаза в блокнот. Переворачиваю страницу назад… ещё одну и ещё, до начала интервью. «Имя – ». Дед не назвался. Внезапно ощущаю тошноту.
– Так это вы?.. Вы заманивали людей в болото?
Некоторое время дед молчит. Затем прихлёбывает чай.
– Ничего-то ты не понял, Лёнька…
– Да-да… Ну да. Не заманивали, я… прошу прощения. А можете тогда рассказать… как умер ваш брат? И те трое детей?
– Конечно, – в голосе Егора Глебовича слышится разочарование. – Только я следакам рассказывал уж тыщу раз… Их чудище сожрало.
– Хм, хм… – снова перелистываю, пытаясь понять, за что зацепиться. – А что, если не секрет, вы сказали отцу в ту ночь, когда сгорел ваш дом? Перед тем, как он начал стрелять?
– Да не секрет, – пожимает плечами. – «Прости их, папа».
Поднимаю голову и смотрю в водянисто-серые глаза. Уж не тронулся ли он умом?..
– И какие… какие теперь ваши планы?
– Ну как какие. Я ждал… Чтоб рассказать всё. Теперь на болото – чудище-то всё ещё там, ждёт. А я уж засиделся… засиделся на этом свете.
Оба молчим.
– Но ведь нет никакого чудища, – говорю.
Дед усмехается:
– Есть, Лёнька, есть! – и вдруг с неожиданной горечью: – Я пытался спасти… пытался. Только чудище хитрее оказалось. Это чудище… мда-а… А как ещё назвать, а?! Чудище. Надо было мне тогда вслед за Сашкой в трясину прыгнуть… Э-эх… Да ладно, что уж теперь, – качает головой. – Всё равно – одна туда дорога.
Опускаю взгляд и задумчиво кручу пальцами ручку, ловя блики серого света её пластиковыми гранями.
______________________________________________
Спасибо за прочтение! Отзыв можно оставить здесь или на странице рассказа на моем сайте.
По традиции: если интересно мое творчество, подписывайтесь в телеграм или еще куда-нибудь, все ссылки здесь.
С уважением, Виктор Уманский