НАВЕРХУ (часть 8)
Вечером, часов в восемь, голос ротного в рации сообщил чтобы Мезень был готов в три, под утро, выдвинуться на Бахмут, придет машина. Ближе сообщат когда и на какой точке будут забирать.
- По какому меня на Бахмут?
- Не знаю, там объяснят.
Хорошо быть военным. Интересно, по крайней мере. То все понятно, размеренно делай что говорят, а то интрига такая, что не понятно какие ставки.
Санитар гадал — за провинность ли какую? Но за собой вины не чуял. Начальству, конечно, видней. Косяки, знамо дело были, у кого их нет — только поскреби. Без шапки ходил, допускал перерасход бинтов и зеленки, матерился в эфире. Технику безопасности не блюдёт. Курит, в конце концов.
А может наоборот — наградят? Санитар мечтательно посмотрел в никуда.
- Здравствуйте товарищ Мезень, - скажет в штабе пожилой незнакомый человек в хорошо подогнанном камуфляже, с умными и проницательными глазами. И усы. Да — усы обязательно. Я, скажет он из под усов - генерал Такойтов. рад Вас видеть, стрелок-санитар доблестной первой роты, уполномочен вручить Вам важную государственную награду. И вот еще - ковер и телевизор.
Заманчиво. Отпуск попрошу, подумал санитар — если такой вариант выпадет.
Мезень поделился интригой с Комаром и Змеем.
- Точно наградят, - сказал Комар, - если б какой косяк был, тебе бы по радио полную панамку накидали уже, нафиг машину еще присылать.
- Нет. Всяко бывает, ты сильно не расслабляйся, брат. - Змей подключился, - время военное, непростое. Могут и расстрелять. За баней.
- За баней не могут, - преисполненный уверенности голос Комара.
- Это почему же — не могут?
- Ты здесь хоть одну баню во дворах видел? Не строят их тут, дикие люди.
- Это да. Отпадает. Бани нет — и расстреливать негде. Тогда точно наградят. Но ты, Мезь, когда награждать будут, скажи что геройствуя выполнял распоряжения старшего позиции. Не забудь. Подсвети, так сказать, руководящую роль. - Змей возжелал не остаться в стороне от возможной мирской славы.
Получив пищу для словесного пинг-понга товарищи санитара по бункеру соревновались в остроумии от нечего делать. Со стороны это было похоже на конкурс «разминка» в КВН, импровизации — у кого смешнее.
Жюри в лице Мезени не оценивало. Думало о своем. О том, что поспать бы. Если в три идти, куда-то ехать. А потом будет то, о чем интрига. Вот ведь...
Из-за такой вводной пришлось немного сдвинуть влево график дежурства «на глазах» ночью. Мезень, обычно стоявший с двух до четырех встанет с часу до трех.
Пошел отбиваться. Часа четыре есть на поспать. Наверное. Если радейка не позовет приступить к обязанностям санитара. Поскорей уснуть пока Змей не успел сделать то же самое.
В час ночи заглянул Комар, негромко потряс за ногу:
- Пора, вылезай менять.
- Ага, иду.
Было тихо, если не считать Змея, оделся по легкому - без брони и каски, из угла калашмат, отвел затвор, глянул — патрон на месте, снял с предохранителя — на автоматический огонь, вышел.
Дальнюю посадку справа, где «лайнера» - крыли фосфором. С неба медленно струйно лилось белое пламя — жуткое зрелище. Завораживающее своей смертной красотой — как картины Верещагина, в которые вглядываешься, чтобы увидеть все до мелочей.
Обсудили вполголоса незавидную судьбу тех, кто сейчас там, в посадке под фосфором. Перекурили, здесь все тихо. Уставший Комар ушел внутрь бункера, откуда доносились буйные звуки сна, похожие на работу не прогретого тракторного дизеля. Змей подтраивал. Мезень остался наедине с черным небом, цикадами, мышами — которых в окопах тысячи и они не испытывают абсолютно никакого уважения к человеку, воспринимают его не как опасность — а как природное явление, сродни дождю или ветру.
Так же как и всегда, буднично, раз в две-три минуты выход, свист падающей мины, прилет. Дежурно работали пара минометов с каждой стороны. Иногда с нашей стороны резкий выстрел танка, откуда-то из-за посадки. Его ни с чем не спутаешь. Сначала похоже на степную зарницу — сполох в ночи, в тишине. И только потом бьет резкий звук, согласно законам физики.
На небе ярко светилась Большая Медведица — с ней у санитара были особые отношения на протяжении многих лет. Когда Мезень был молод и горяч, умел влюбляться, был гибок — душой и телом, была у него девушка. Любовь была - вулкан! Так умеют любить только юные неискушенные сердца, когда расставание на день кажется вечностью. Когда высокое нежное чувство еще не забито ни липким опытом предательств, ни навыком взаимного извлечения пошлых выгод. Он был геолог - и она геологиня. Красивая пара — блондин и жгучая брюнетка с огромными глазами трепетной лани. Порой разъезжались в разные стороны — он в экспедицию в тундры, она на практику, или еще куда. Телефонов мобильных и спутниковых не было в помине, адресов для отстукивания телеграмм — тоже. В его в геологическом отряде из средств связи были ноги, лодка и ракетница. Уходили в тундру на месяца два-три. Как пережить разлуку, не слышать биение милого сердца, голос — говорящий такие важные глупости?
Договорились тогда любящие души - будут держать связь в одиннадцать вечера. Через небо. Через вторую звезду в ручке Ковша. Мицар — двойная звезда, как портал. Так и делали. Смотрели одновременно с разных точек планеты - говорили, слушали ответы. И ведь слышали!
С тех пор прошло больше четверти века — но всегда, глянув на Большую Медведицу, санитар подмигивал Мицару и говорил:
- Привет Кареглазая, как ты?
Ответов не получал давно. Но он все равно подмигивал, привык уже. Как здороваются с теми, кто не здоровается. Потому что. Заодно пользовался другой не менее важной функцией созвездия — определял направление на север. Знаешь где север — всегда найдешь, где дом. Так уж вышло в его жизни, увидел Большую Медведицу - и хорошо на душе, будь то в море, в поле или как сейчас, на фронте. Былую любовь повстречал и про дом вспомнил. Надежнее так, тверже — когда путеводная есть. Вот и сейчас — смотрел с приветной теплотой несколько времени, закинув голову. Ковш был развернут в сторону Бахмута — там север. В этот момент оттуда, расчерчивая бархатное небо, пошли выходы «градов». Похоже, полетела ответка на выжигание наших посадок фосфором.
Подумалось сумбурно, потоком — насколько все удивительно перемешано и переплетено!
Прошлое — теплые милые воспоминания, образы того, что в реальности давно простыло.
Настоящее — летящие наискось через красивую южную ночь огненные стрелы «града», несущие кому-то смерть и страдание, здесь и сейчас.
Будущее — а есть ли оно? Следующая секунда, минута, год. Только что эта единичка времени была будущим. Щёлк — и стала прошлым. Как будто на счётах или четках отщелкиваются бусины.
И над всем этим, в веках и эпохах — Большая Медведица. Наблюдает невозмутимо, помогает, вселяет уверенность правильности пути. Санитара, одиноко стоящего в грязном камуфляже посреди войны накрыло в очередной раз, до мурашек по хребту — сколько же в мире красоты! В каждой секунде, в каждой былинке. Надо только остановиться и увидеть эту красоту, нащупать её. Пока она не ускользнула. И тогда, в эту секунду осознания — наступает момент счастья. Вне зависимости от твоего места в этой картинке, ибо это абсолютно не важно. Ты часть всего, неотделимая и полноправная — как капля в океане. От этих размышлений захватывало дух — вселенская огромность каждой мелочи перетекающая в раздробленность вселенной на…. Он не успел додумать, уложить эту мысль - поток санитарского сознания прервало появление из бункера сонного Змея, пришло время меняться «на глазах». Подойдя, тот сходу огорошил вопросом:
- Мезень, брат, ты к чему языком прилип — помнишь?
- ??? В каком смысле?
- Ну в детстве, зимой какую железяку лизнул на морозе?
Санитар с минуту молчал, сложно было принять такую жесткую ротацию мыслей — от места во вселенной, до неожиданного вполне конкретного, но нелепого вопроса. Змей в это время с хрустом перхал утренним кашлем курильщика, одновременно прикуривая закрыв язычок пламени зажигалки не полностью сжатым кулаком.
- Санки. Помню, батя в садик утром вез, темно, морозно, а спинка у санок советстких такая - алюминиевая, красиво инеем покрыта, в свете фонарей играет, манит. Попробовал на вкус и прилип, - улыбнулся, вспоминая событие почти полувековой давности. - А к чему вопрос такой, братец, в жаркую летнюю ночь-то?
- Да так, приснилось, что прилип. Настолько ярко, что под впечатлением до сих пор. И язык болит — прикусил во сне, видимо. Аж до крови.
- Понятно. А к чему во сне прилип-то?
- Не поверишь, к пулемету. Снилось стреляю, щека у приклада, и вдруг решил коробку облизать. Бред какой-то тут во сны лезет. Лучше бы бабы снились.
- Не, бабы только на ротации снятся — здесь, наверху, все какая-то чепуха суетная в снах приходит.
- Ага.
- Сильно кровит? Может перевязать? - пошутил санитар.
- Не. Лучше спирту дай грамм сто, прополощу, чтоб заражения не было.
- Зеленка пойдет для полоскания? Она на спирту.
- Спать иди, жмот.
- Ладно, пожалуй пойду. Пост сдал. - санитар щелкнул предохранителем вверх и пошел в сторону бункера.
- Змей, я свое радио выключу, если услышишь, что меня зовут - пни, хорошо? Там машина должна на Бахмут прийти.
- Пну с удовольствием, - мстительно, видимо за отказ в спирте, пообещал пулеметчик. - Помню, что тебя на расстрел с награждением ждут.
Санитар уже заходил в бункер, когда Змей его окликнул:
- Мезень!
- Что еще?
- Это. Забыл главное сказать. Пост принял! - в сером рассвете было видно, что Змей улыбался. Мезень улыбнулся в ответ:
- Вот теперь по фэншую. Можно и спать. - и нырнул в зев бункера, где чиркнул зажигалкой, чтобы не наступить на тихо сопящего Комара.
Проснулся часов через пять, от души выспался. Никто не будил, все целы-здоровы, машина не пришла. Попил чаю. День был более-менее тихим — стреляли, конечно, вокруг и повсеместно — но так, довольно дежурно, без рвения и надрыва. Связался с ротным — что по машине на Бахмут? Сказал — ждать, скорее к вечеру будет.
Часы до вечера прошли в спокойных лазаретных хлопотах. кому от живота выдать — мучается наверху народ желудками, питание всухомятку; кому вросший ноготь поправить, почистить гной, наложить повязку с левомиколем. Заглянул Ворчун — крепкий возрастной боец из самых неудобных позиций в овраге. Хромает. Выбит большой палец на ноге — причем давно, похоже уже сустав начал деградировать. Мезень предложил Ворчуну спуститься на больничку. Тот отказался.
- Да потерплю еще, что уж, месяц так хожу, почти привык. На позиции нас всего трое, менять некому, кто придет — так через день уходит. Совсем у нас там постыло — полторы норы на троих, когда обстрел, так мы там втроем как шпроты в банке. А если дождь, то яма полная воды — мисками вычерпываем жижу, - посетовал Ворчун и похромал обратно на позицию. «Стойко переносить все тяготы и лишения военной службы» — всплыли в памяти санитара когда-то слышанные строки Устава. Достойный дядька. В нелепых пластмассовых очках, дужка перевязана изолентой. Внешне и не скажешь, что воин. А — воин. Часто бывало по другому — весь такой развернутый, грудь - колесо, голос - труба, взгляд дерзкий, шевроны — огонь! Глянешь на такого, думается — вот она надежда армии, вот он — солдат Победы! А как на передок — не-не-не, я тут ребятки. Или вообще домой. Не для того такой красивый и тактикульный, чтобы в грязных ямах, да под обстрелами. Вот если Рейхстах штурмануть — тогда да. Понятное дело - на миру и смерть красна, кто ж хочет лечь безвестными костьми в посадке…
Ближе к вечеру, часов в пять — в радио выкрикнули позывной санитара. Явиться через четверть часа на бункер к Бродяге, он ближний к месту куда может подойти машина. Быстро собрался, перекурили, присев на дорожку.
- Ждем тебя, брат, ты там оставаться не соглашайся, если на повышение звать будут. Захотят расстрелять — тоже не соглашайся. Нам без тебя тут туго будет. Давай — одна нога тут вторая там, — пошутил вчёрную Змей. На фронте это поговорка про саперов вообще-то. И весьма невеселая.
- Пшёл ты. Обе ноги тут и обе там, - Мезень улыбнулся и вышел из бункера. Светло, тихо. Направо по окопу.
У Бродяги на бункере уже ждал Бугор, старший расчета АГС, крупный не унывающий никогда мужчина — всегда спокоен, всегда на позитиве. Он, как и все гранатометчики, был туговат на ухо, разговаривал громко, без устали балагурил и шутил, рассказывал анекдоты — к месту и нет. Его тоже дернули в Бахмут по какой-то надобности. Тоже не знал — к кому и зачем. От Бродяги вдвоем перешли в блиндаж у самой дороги, куда должна была прибыть машина, там обитал Цвет — тоже АГСник, как и Бугор, но из другого расчета. Там, ожидаючи, от души напились чаю с шоколадными конфетами, целый пакет изобильно стоял на столике. После пары конфет на зубах захрустел песок. Мезень удивился — откуда кондитерское богатство в столь диких местах?
- А! - слегка махнул ладонью Цвет, - тут привезли снабжение — только выгрузили, машина на пару десятков метров успела отойти, как накрыли минометом. Четко по барахлу прилетело. Вот, собрали потом то, что осталось. Пакет конфет по обочинам набрали, шоколад с дорожной пылью, не удивляйся если захрутит. Сигареты оттуда же, если надо, бери, - показал на горку порванных, будто пожеванных пачек в углу.
Минуты за две, как подошла буханка, по радейке сказали быть на низком старте. Машина обычно не задерживалась на верхнем пятаке — сразу разворачивалась и шла вниз. Так и в этот раз, кто-то выбросил вещи, выпрыгнул и сразу в стороны, машина с дрифтом крутанулась на месте, на несколько секунд замерла — этого хватило, чтобы запрыгнуть Бугру и Мезени. Хлопнули железным уазовским лязгом двери, рванули вниз в сторону дамбы — неприятный открытый участок. На сбережение подвески водитель внимания не обращал — летел по разбитому полотну, привычно обруливая знакомые ямы и воронки. Четко шел по фарватеру — знал, где топить, где тормозить. Вылетели на прямую — в сторону Бахмута. По обочинам покошенные огнем артиллерии посадки, битая техника — разбитый гражданский КАМАЗ у железнодорожного переезда —нелепо-оранжевый, в цвете коммунальных служб. Пара сгоревших натовских МРАПов, перевернутый и изрешеченный бандеромобиль с портретом гитлеровского упыря на двери и вилкой тризуба на другой, догорающая в поле поодаль от дороги наша БМП.
Бугор по дороге пытался узнать у водителя — куда и зачем их везут? Водитель и боец на переднем сиденье отмалчивались по этой теме, сказали только что приказано доставить на адрес.
- Адрес? - хохотнул Бугор, - В Бахмуте еще есть адреса?
- А как же! - ответил водила, - В школе, небось, учился? Помнишь «на деревню к дедушке», вот то-то - адрес везде есть.
Въехав в город и попетляв немного по разбитым улицам, остановились у дома без крыши. Водитель показал на вход в подвал:
- Вам туда, бывайте братцы.
Санитар с Бугром вылезли, машина ушла на тыловой Светлодарск. Прямо через разбитый двор, уже подходили к ступенькам - дверь открылась и навстречу вышли люди. Бугор их узнал и расплылся в улыбке:
- Здравия желаю, братва!
Мезень, как будто тоже видел эти лица, что-то смутно знакомое, но последние пару недель на передке с той массой впечатлений, контузий и потрясений подтёрли прошлое. Что-то смутное, из прошлой жизни. Одного точно узнал, тем более, что Бугор назвал его позывной — Евген, командир второй роты.
Прошли вниз, в полумрак подвала, автомат как обычно, в угол при входе. Бугра с предметным разговором сразу утянули куда-то в сторону.
Санитар поздоровался со всеми, пожали руки, коснулись плечами — так тут принято, по-братски. Мезень внимательно огляделся — усатый генерал с мудрым лицом и высокой государственной наградой отсутствовал.
- Похоже, что и расстреливать не будут, - подумал с юморком санитар. Положил каску, которую держал в левой руке, скинул броню и сел за стол.
- Голодный, Сань?
- Да, очень.
Смутно знакомый бородатый человек поставил перед ним тарелку. Там была картошка с тушенкой. Пододвинул ближе овощную консерву — салат какой-то. Отрезал ломоть хлеба, дал ложку.
- Извини брат, что холодная — газ кончился еще утром, новый баллон завтра только подвезут, - Как сам? Наслышаны о твоих приключениях на горе… вот специально выдернули, хоть повидаться.
Мезень молча жевал холодную картошку с хлебом и салатом, разрубленную начетверо луковицу, кивал и улыбался. И никак не мог вспомнить — кто этот человек? Ведь он его знал, но откуда? Где сводили дороги? Как зовут? К человеку, сидящему от санитара через стол подсел другой и тоже включился в беседу как старый знакомый… Щекотливая ситуация — как спросить человека, который явно с тобой знаком, приветлив, беседует:
- А ты кто? - как-то не вежливо. санитар продолжал сосредоточенно жевать и отвечал нейтральными словами, по большей части междометиями. Не решался спросить.
- Саня, ты что нас не узнал? - после минутной паузы, которая нарушалась только звяканьем ложки о фаянс тарелки, спросил человек с бородой.
- Да, простите, братцы, что-то мозг свело, после приключений последнего месяца. Не узнаю. Да и темно тут.
- Да это ж мы, отец Сергий и Володя, мы в Кременную к вам приезжали, что — забыл?
- Ааа! Батюшка! - Мезень бы хлопнул себя картинно по лбу, но руки были заняты ложкой и краюхой хлеба, - Я чот совсем одичал, не ожидал вас здесь увидеть!
Санитару стало неловко, ну как же так - ? Вроде с памятью порядок всегда был, а тут… Они же вместе пару дней подряд по лесу, по всем позициям — где крестили, где причащали, все позиции освятили, технику. Но это было так давно — целых два месяца назад. Не всем выпадает счастье столько прожить в этих краях.
Мезень быстро дожевал, поднялся и обошел стол, сложил ладони крестом:
- Благословите, отче!
- Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! - священник перекрестил и положил ладонь на склоненную голову санитара.
Сразу развиднелось, неловкость общения ушла.
- Какими судьбами здесь, отче? Сюда не все в погонах-то доезжают, как вас пустили?
- По воле Божьей. Ну и хороший коньяк шлагбаумы поднимает — тоже пропуск.
- А меня сюда зачем — не знаете? - Мезень все ждал официоза.
- Как не знать, конечно знаем! Это мы, пользуясь близостью к штабным выдернули — узнав о твоей работе наверху. Причастить тебя надо, помощь тебе нужна. Ну и аптеки кой-какой пополниться привезли, для земных надобностей.
- Все-таки награда! - радостно подумал Мезень, вспомнив об интриге, которой мучился когда получил вызов в Бахмут. - А как причащать-то, я ж только что картошку с тушенкой лопал? - уже вслух спросил.
- Да вас, воинов, можно и без поста, без исповеди, — вы и так между небом и землей, - ответил батюшка.
Еще немного посидели, выпили холодного сладкого чаю и пошли все втроем в гараж, который на время приезда священника стал походной церковью. В углу церкви хранились боеприпасы, снабжение для передовой, вещмешки бойцов. Вход с улицы завешен масксетью. Отец Сергий и Володя рассказали, что пару часов назад крестили здесь бойца.
В храме у аналоя батюшка принял короткую исповедь, прочитал разрешительную и другие необходимые молитвы, достал из походного чемоданчика Святые Дары и Причастил санитара. Володя - неразлучный друг священника сослужил ему.
Мезень какое-то время молчал. Стало хорошо, светло и спокойно. Он верил и знал, Причастился - смерть не страшна, остыть не успеешь, сразу за бороду — и в Царствие Небесное. Так сказать - по зеленому коридору.
Закончив все в походном храме, поднялись наверх — на этаж без крыши, было сухо. Там, в расчищенном помещении стояли кресла, какой-то топчан, диван. Батюшка показал санитару коробку с медициной — выбирай, что надо. Найдя какой-то нелепый синий мешок, Мезень набрал в него перевязку, турникеты, антисептики, небольшой сверток с обезболами в шприц-тюбиках лежал отдельно на столике. Санитар с позволения забрал его весь. Он старался, чтобы у вверенного ему личного состава нефопам был по два, а то и по три дозы у каждого. В неразберихе и сумятице первой помощи не всегда найдешь на раненом его личный шприц-тюбик — у кого в аптечке, у кого в кармане на груди, у кого в нарукавном. Ищи там, теряй драгоценные секунды.
Снизу прокричали, что машина в обратную сторону уже готова, ждет. Бугор был уже внизу, ждал с каким-то пакетом и парой «улиток» зарядов для своего любимого гранатомета. Обнялись. На прощанье батюшка подарил Мезени складные тактические ножницы, сняв их со своей брони и лично нацепив на броню санитара:
- Тебе нужнее! И это, Саня, своим скажи — завтра в четыре утра собираюсь к вам, пусть бойцы будут готовы. Причащать буду — всем передай, пусть подтягиваются.
- На какую позицию?
- Еще не знаю, пусть радио слушают, сообщим ближе.
- Принято. Берегите себя! - санитар опять сложил ладони крестом, - Благословите, отче!
- Во имя Отца и Сына и Святаго духа!
- Аминь, - одновременно сказали оба.
За рулем ожидающей буханки сидел санитар разведвзвода — Чайка, молодой красавец, с очень светлым взглядом и лицом. На втором переднем сиденье сидел еще боец из разведки, санитар его не знал. Тепло поприветствовали друг-друга и, разместившись двинули.
Бугор сразу приступил к своему обычному занятию — громко и без остановки балагурить, рассказывать истории из жизни, анекдоты. Вышли на прямую дорогу в сторону Клещеевки, которая находилась под огневым контролем противника, чем ближе к передовой, тем плотнее. Бугор курил и рассказывал какие-то залихватски боевые истории с войны в Таджикистане начала девяностых, в молодости он прошел ее от начала до конца. Боец, сидевший рядом с водителем немного нервничал, спустя короткое время раздраженно попросил Бугра молчать — надо слушать небо. А он ржет и глушит всех своими бесконечными рассказами… Тот на несколько секунд замолк. Потом спросил:
- Ну услышишь ты как она летит, и чо? Выпрыгнешь? А если туда куда выпрыгнешь прилетит — как угадаешь? - помолчал немного и спросил, - Верующий?
- Ну конечно.
- А знаешь, какое слово в Библии встречается чаще других?
- Ну просвети, пастор.
- Радуйтесь! Чаще всего Иисус говорит — радуйтесь! Вот мы и радуемся, а ты не мешай, - и Бугор продолжил какой-то смешной рассказ про ущелья Бадахшана, душманов и заклинивший гранатомет из-за заползшей в затвор мыши.
Взлетев на гору и разворачиваясь прямо на выгоревших после обстрела противотанковых минах, машина наехала правым колесом на отдельно лежавший рабочий взрыватель. Его заряда хватило, чтобы с негромким хлопком разорвать колесо. Очень скользкая ситуация — застрять именно на этом пятаке. Мезень с Бугром предложили помощь в замене, но получили грубый ответ:
— На хер, в стороны, бегом.
Разведчики уже выпрыгнули из машины, Чайка был с ключом и домкратом, второй через секунды выволакивал запаску из салона.
Два раза повторять команду «на хер!» было не надо. Подхватив нелепый синий мешок с аптекой, санитар рванул в сторону окопов ведущих к его позиции. Улыбчивый и уверенный Бугор, радуясь, не спеша пошел в сторону бункера Бродяги.
- Мезень!
- Что? - обернулся санитар.
- К моим по дороге заскочи, передай что через полчасика буду, пока зайду к парням кофейку попью — позитивный гранатометчик жаждал общения.
Отойдя метров сто от точки выгрузки санитар повторно оглянулся, разведчики уже поставили запаску, убирали рваное колесо в салон. Через секунды машина ушла.
- Ух-ты! Быстрее, чем в Формуле-1.
Вернувшись на «единичку» Мезень нашел обрадованных его появлением Змея и Комара.
- О! Док! Не расстреляли! Стало быть наградили!?
- Конечно, к высшей награде представили.
- Серьезно? Покаж!
Мезень кивнул на синий пакет. Комар с видом ребенка, заглядывающего в сумку к маме, пришедшей из магазина, развязал пакет и увидев там медицину понял, что купился.
- Что было-то? Зачем таскали?
- Да так, батюшку повидал, помнишь в Кременную к нам приезжали? Причастился, от вас пару часов отдохнул — развеялся, всяко хорошо, - Батюшка просил передать, что завтра на рассвете будет здесь, кто желает — слушайте радио, обозначит точку, будет причащать.
Комар обрадовался, гностический Змей пропустил информацию мимо.
- Тогда побриться надо, майка где-то чистая у меня была, - помощник санитара сразу, не откладывая, начал готовиться к утреннему таинству.
- А ты что, Комар, верующий? - Змей.
- Да, конечно.
- Когда уверовал — здесь, на фронте что ли?
- Нет. Бабушка моя, мне лет пятнадцать было, однажды сказала - Диня, если поймешь, поверишь, убедишься, что душа бессмертна, тогда очень просто смотреть на жизнь. Все происходящее видится под другим углом, как в кино. Со стороны, что ли.. Продумал тогда всю ночь. С тех пор и уверовал. В церковь, правда, очень редко хожу. Но в Бога верую.
Утром в начале пятого по радио:
- Циркулярно! Прибыл священник, всем, кто хочет Причаститься — на бункер к Бродяге.
Комар, надевший свежую майку, побритый, даже почистивший непонятно чем берцы — торжественно выдвинулся. Это было чудо, настоящее. Причастие в сотнях метрах от противника. Под прилетами.
На следующий день после отъезда отца Сергия из Бахмута в дом, где он останавливался, оборудовал походный храм, было три прилета. Три снаряда 152 мм. Один в дом, два точно в походный храм. Три прямых — и ни один не сработал. Так и лежали болванками, пробив стены. Не смогла смерть против Жизни, обломала свое жало.
Это было еще одно чудо. Абсолютно явное. В тот день отряде прибавилось верующих. Да что в отряде — на белом свете.
В Телеграм - @Вода Мезени
