Для того, чтобы мигранты не сбивались в диаспоры, их нужно ассимилировать. Новое для них общество должно их принять и дать возможность стать частью себя. Потому что у любого приезжего есть два пути:

1) Влиться в новое общество и культуру. Для этого это новое общество должно дать ему курсы языка, базовой интеграции, представлений о культуре. Это позитивный вариант развития событий, это реально работающая метода. Например, выходцы с Ближнего Востока и из Африки в США и Канаде довольно быстро начинают с аппетитом уплетать далеко не халяльные гамбургеры и хот-доги, носить джинсы с бейсболками, и говорить на местных языках.

2) Обособиться от новых общества и культуры. Это происходит в том случае, если в месте, куда он приехал, к нему относятся враждебно. В таком случае мигрант начинает кучковаться с соотечественниками, демонстративно выпячивать всё то, что отличает его от местных (своего рода защитная реакция), говорить только на родном языке. Например, очень много россиян и украинцев в Финляндии начинают ходить в православные церкви, хотя на Родине могли быть абсолютно равнодушны к религии.

Это справедливо для любых мигрантов, в любых странах. Можно бесконечно хейтить приезжих, орать про визы, ужесточение контроля, возмущаться "а чё они", но факт остаётся фактом - либо общество открывается им навстречу и они вливаются в него, либо общество закрывается от них, и они обособляются от него.

P.S. По поводу самого популярного возражения "а пусть не едут" - ехали, едут, и будут ехать. Что азиаты в Россию, что россияне в Европу и Америку. Да, мысль о том, что нужно обустраивать и развивать свою страну безусловно правильная, но улучшения всегда происходят постепенно, а счастья и комфорта людям всегда хочется здесь и сейчас. Это желание в природе человека любой национальности.

Работаю учителем английского в небольшом селе в Татарстане. У меня во втором классе есть двое армян - мальчик и девочка. И вот вчера был урок на тему "Откуда ты? Where are you from?". Ну я их и спрашиваю, Where are you from? Отвечает каждый: I am from Muslumovo. Ок, спрашиваю, откуда мама-папа? From Muslumovo. Бабушка-дедушка - from Muslumovo. В итоге оказалось, что у них уже седьмое поколение живёт в Муслюмово, дольше, чем мои предки. И по-татарски прекрасно разговаривают и по-русски. И это здорово.

Начиная с середины 1930-х годов, когда в Японии к власти пришли военные, Токио начало проводить политику ассимиляции Кореи, получившей название «Найсэн иттай». В рамках этой политики поощрялось вступление корейцев в японские патриотические организации и обращение в синтоизм. Оппозиционные движения подавлялись, закрывались газеты, выступавшие против японского правления. В 1939 году генерал-губернатор Минами Дзиро издал Указ о смене имен, разрешавший корейцам брать японские имена. Отказавшиеся менять имя корейцы подвергались общественному осуждению и дискриминации. За первые шесть месяцев после выхода указа имена сменили 80,5 % корейских семей.

В 1941 году генерал-губернаторство издало Указ о гражданских школах, согласно которому в этих школах преподавание велось исключительно на японском языке. В результате чего с 1941 года в Корее исчезли школы, в которых преподавание велось на корейском.

Место съемки: Генерал-губернаторство Корея.
Время съемки: 1942 год.

Раньше была десятилетка, а специалисты были очень хорошие"; "Один или два года явно лишние"; "В 18 лет можно выходить замуж, а наши дети все еще сидят за партой

Итак, имеем треть дебилов, социально активных граждан, ратующих за постепенную тотальную дебилизацию подрастающего и будущих поколений еще на стадии начального образования.
Замуж сразу после выпускного, нехрен тут успешным успехом заниматься!
Отмечу, что не жениться, чуете, откуда ветер дует?
Треть. Треть, блядь!!!

Возможно, я слишком радикален, иначе уже не получается. У меня всё.

Источник

Несколько лет назад знакомый француз рассказал такую историю. Он сам происходит из Бретани, а ежели кто не знает, это кельтский регион Франции, где говорили всегда на местном бретонском языке, близком валлийскому, тому, что в Уэльсе, и имеющим с французским столько же общего, сколько русский с якутским.
Так вот, после войны в тамошних школах запрещали детям говорить по-бретонски, а кто хоть слово скажет, тот должен был целый день таскать на шее тяжелый деревянный башмак на веревке. Башмак тот - вроде как символ неотесанности, глухой деревни. Ну, как у нас лапоть.

А давеча Дидье рассказал все ту же историю, но про свое родное Конго, где подобное практикуется даже и до сих пор. Только в роли бретонского - местный язык лингала, а вместо башмака - кость. Тоже, очевидно, символ дикарей, местных. А носить ее надо целую неделю. И еще надо ровно двести раз написать по-французски "я не говорю на лингале", причем разными чернилами, чтоб в глазах рябило.

И, ежели оставить в стороне вопрос о подавлении национальной культуры, то итог таков - что бретонцы, что конголезцы французский язык знают отлично.