Карина проснулась от истошного кошачьего вопля. Или очнулась? Да и уверенности в том, что теперь её мозг бодрствует, не было никакой. Глаза привычно не находили ни малейшей зацепки в абсолютной темноте. Это уже не вызывало паники, только злость от полной беспомощности и неизвестности. К первому протяжному крику снаружи добавился ещё один, дуэтом они поднялись до совсем неприятной, пронзительной высоты. Девушка с трудом высвободила затёкшую ногу из груды рваных одеял, ударила босой пяткой по обитой толстым поролоном доске. Хвостатых драчунов из-под двери как ветром сдуло. Жаль, что кроме котов тут не было никого, кто слышал глухие стуки. А голос Карина сорвала ещё много дней назад, так никому и не докричавшись из своей звуконепроницаемой тюрьмы. Кладовками в подвале многоэтажки, похоже, не пользовались из-за протечек канализации. Об этом говорил густой характерный запах, к которому пленница давно привыкла. Он даже был ей немного на руку, заглушая вонь от ведра в углу. Каждый раз просыпаясь в кромешной тьме, наполненной тяжёлым тошнотворным духом, девушка жалела, что не задохнулась во сне. Видимо, Маникюрщик предусмотрел какую-то вентиляцию…
То, что она угодила в лапы именно этого урода, Карина поняла не сразу. Она, конечно, слышала новости и слухи – в маленьком городке от них никуда не спрячешься. За три месяца – три жертвы, раньше он так не частил. А ведь были ещё прочие, о ком пока ничего не известно. И будет ли когда-нибудь известно вообще?
Впервые очнувшись в этом подвале, Карина долго не могла поверить в происходящее. Она не была красивой, не пользовалась косметикой и парфюмом, не красила волосы, ногти и всё такое… Мамаша не одобряла, грозя божьими карами и прочей хренью, обильно проросшей в её мозгу за год посиделок с «новыми друзьями». Какой от Карины может быть прок маньяку?
Но когда в первый же вечер похититель принёс пленнице еду и то самое ведро, он схватил её запястье и долго в свете фонарика изучал пальцы. Сколько раз она проклинала себя, что не попыталась тогда намотать ему на шею цепь, огреть ведром, лягнуть ногами… Оправдывалась слабостью после снотворного. А на деле – просто испугалась. В тупом оцепенении пялилась за спину чудовища, мявшего её кисть грубой перчаткой. Тогда-то и разглядела в тусклом свете деревянные дверцы с номерами, совсем как в подвале её пятиэтажки. Другого шанса так и не представилось, еду и бутылки с водой просовывали в «форточку», как в настоящих тюрьмах. Тем же маршрутом примерно раз в неделю меняли ведро.
Первое время девушка кричала почти без остановки. Вместо «Помогите!», часто обречённого на равнодушие, орала изо всех сил про пожар, прерываясь только на долгий бессильный плач. Ведь она слышала кошек под дверью! Разве может звукоизоляция работать в одну сторону? Разве могут люди быть настолько глухими к чужой беде?.. Что если первый этаж над ней занят каким-нибудь магазином или складом? Что если многоэтажку давно расселили под снос? Тогда она точно обречена…
Но Маникюрщик не получит того, что хочет! Карина придумала единственную возможность хоть как-то спутать ему карты. Как следует почесав ноги, зудящие от блошиных (и чёрт знает, чьих ещё) укусов, девушка начала с наслаждением обгрызать ногти. Как можно короче и уродливее! Пусть где-то с мясом и до крови!
«Хрен тебе, сволочь!..»
***
Ещё один флакон разлетелся изумрудными брызгами совсем рядом. Галина едва успела нырнуть в помещение, захлопнув дверь. Через пару минут на улице взвыла полицейская сирена. Хозяйка салона красоты осторожно выглянула наружу. Около белой «десятки» с синей полосой коренастый сержант крутил локоть визжащей пухлой женщине. Из её руки выпал стеклянный пузырёк, разбился об асфальт и густо окатил штанину полицейского зелёнкой.
– Твою ж мать! – взревел сержант и, наконец, догадался прекратить истерику звонкой пощёчиной. – Тебе мало хулиганства? Ещё нападение на сотрудника припаять?
– Давай! – огрызнулась пухлая. – Это вы можете... А дальше носа своего не видите! Выдумали маньяков... Вот он, маньяк! Конкурентов убирает под шумок!
Женщина ткнула пальцем в сторону стоящей на пороге Галины. Та покачала головой:
– Ох и дура ты, Машка…
– Майор Твилин, – представился подошедший седой мужчина в старомодном пальто. – Заявление писать будете?
Галина окинула взглядом перепачканный тёмными кляксами фасад, махнула рукой и скрылась в помещении. Майор задумчиво посмотрел на присмиревшую хулиганку.
– Саш, допроси. Вдруг что-то новое? Потом отпустишь.
– Может, в камеру?
– Да отстираю я твои брюки! – бросила задержанная, протискиваясь на заднее сиденье.
– Отстираю… – злобно пробурчал сержант. – Перед столичным начальником позоришь, дура...
«Столичный начальник» усмехнулся вслед отъезжающей машине и зашёл в дверь. Салон красоты оказался небольшим, ярко оформленным помещением. Всюду висели плакаты с однотипными лицами моделей. Поморщившись от неестественно раздутых губ, майор подошёл к столу администратора, за которым сидела Галина. Её немолодое лицо было далеко от шаблонного совершенства, однако выглядело куда более привлекательным.
– Это же вы мне звонили? – уточнила женщина, разворачивая ноутбук в сторону посетителя. – Вот, как просили.
На экране множество мелких фото собирались в красочную мозаику.
– Вы даже по оттенкам заморочились разобрать, – одобрительно кивнул следователь.
– Это не сложно, если глаз намётанный, – улыбнулась Галина. – Тут весь спектр, как видите. Ну теперь-то поделитесь информацией? Я всё-таки за своих клиенток переживаю.
– Судя по всему, только ваших пока и не трогали, – задумчиво ответил майор. – Вот вы мне и подскажите, почему так?
Галина посмотрела на экран и пожала плечами.
– Ну, если подумать… Он забирает только однотонные, иногда с перламутровым блеском… Вот оно что! Наш маникюр всегда с рисунками, стразами, изредка френч. Фишка салона, так сказать… Ярко и нестандартно. Может, поэтому?
– «Френч» – это с белым краем?
Твилин покрутил колесо мышки, всматриваясь в сетку миниатюрных фотографий. Ногти на них действительно были, как на подбор, однотонными. Изредка на руке выбивался из ряда один. В целом всё складывалось в красочную, и оттого ещё более жуткую картину.
– А он эстет... Галя, вы ведь, кажется, психолог по образованию? Как думаете, зачем ему это?
– Вы и обо мне справки навели, – засмеялась Галина. – Да, училась когда-то, ещё в конце девяностых. И даже практиковала недолго. Маникюрщицей проще заработать, чем школьным психологом. Всё по заветам одного премьер-министра…
– Так что скажете?
– Корни часто уходят в детство, сами знаете. А может, мстит за несчастную любовь? Давно он это?..
– Десять лет.
– И до сих пор не поймали?
Следователь печально улыбнулся:
– Про нас говорят, что мы работаем по принципу «убьют, тогда и приходите». А он никого не убивает. Напрямую, по крайней мере. Города меняет то и дело. После трёх-пяти случаев шумиха поднимается, органы берутся за дело, а его уже след простыл. Пока не всплывёт в другом месте.
– А до «трёх-пяти случаев» никому дела нет, что девчонкам ногти рвут? – едко прищурилась Галина.
Твилин развёл руками.
– Много в нашей работе несовершенства… Вот и хочу что-то успеть исправить до пенсии.
– А если затянется ещё на десяток лет? – снова сыронизировала хозяйка салона.
– Нет, – уверенно ответил майор. – Сами гляньте, картина-то почти полная. Все возможные оттенки собрал. Да и зачастил он в последнее время. Будто приурочить к чему-то хочет.
– Новый год скоро, – задумчиво проговорила Галина.
– Как вариант. Галя, а вот эти работы ваши?
Твилин расхаживал вдоль стены, где между глянцевых лиц висело несколько крупных фотографий женских рук с красочными ногтями.
– Мои и девочек, – гордо ответила хозяйка. – Как видите, слишком вычурно для этого Маникюрщика. И слава богу!
– А кто снимал?
Галина на секунду задумалась.
– Даже не помню… Сейчас же каждый сам себе фотограф, – она красноречиво помахала смартфоном с россыпью камер на задней крышке.
– Вспомните, на всякий. Очень уж профессионально.
***
Чай давно остыл. В тяжёлых раздумьях Твилин молча пялился сквозь монитор. Что нужно этому извращенцу? Больше сотни женщин и девушек за десять лет… Ни одного убийства, ни намёка на сексуальное насилие. Чистый садизм? Тогда для чего он их усыпляет? Физически слаб, труслив? Может, и не ОН вовсе?..
С точки зрения закона, Маникюрщик – не такой уж монстр. Всего лишь психопат, фетишист, причиняющий лёгкий вред здоровью. Все его жертвы живы и относительно целы. Кого волнует, что чувствует девочка, очнувшаяся где-нибудь на стройке с пульсирующей болью в наспех перебинтованных, искалеченных пальцах? Кому не плевать, что она может шагнуть в объятия депрессии или попросту из окна, от осознания своей беззащитности? Ведь её снова, неожиданно и безнаказанно, могут в любой момент вырубить и лишить чего-нибудь. На этот раз, возможно, чего-то более ценного…
Майор вдруг очень живо вспомнил прошлогодний случай. Маленький ПГТ где-то в Черноземье. Маникюрщика долго искали в райцентре неподалёку. Уже собирались сворачивать поиски и гадали, куда он отправится дальше. Но маньяк проявился близко и очень по-новому.
Неуместно солнечный день, ярко-жёлтая листва на деревьях – весёлый рядок берёзок вдоль кладбища. Разбросанные венки, новый некрашеный крест лежит рядом, свежая разрытая могила и взломанный гроб. Бледное лицо молодой покойницы. Голубовато-восковая кожа рук, тонкие пальцы без ногтей… Девушка умерла сама, сдавшись в многолетней войне с онкологией. Младшая сестра сделала ей на днях красивый маникюр необычного бирюзового оттенка. Бедняжке очень понравилось, поэтому, несмотря на все укоры приглашённых «читалок», стирать ногти наотрез отказались. Теперь ногтей нет. Есть убитая горем семья, озадаченные работники органов, десяток зевак и пара кликуш, снующих между людьми с поучительными упрёками. «А им говорили! Предупреждали! Нельзя на тот свет с такими ногтями! Черти выжгли…»
– Да заткнись уже, тварь!
Отчаянный крик матери, и в голову кликуши летит керамическая фотография дочери…
Заявление от старой брюзги с пластырем на лбу майор отправил в мусорное ведро. В тот день он впервые задумался, о скольких подобных случаях им ничего не известно? А сколько живых девушек не решились подать заявление? Чья родня из породы людей, которые винят в насилии самих пострадавших…
Но почему маникюр? Почему по цветам? Пожилой мужчина вертел в руках блистеры с накладными ногтями, которые прихватил из салона с разрешения Галины. Он потёр виски и сфокусировал зрение на мониторе. Как давно он выпал из разговора? В окне Скайпа внук увлечённо рассказывал об очередной своей поделке, вертя в руках сложную конструкцию из картона и спичек. Майор улыбнулся и на всякий случай покивал головой.
– Дед Вить, а что это у тебя?
Блестящие разноцветные штучки вызвали естественный интерес у шестилетнего ребёнка. Твилин поднёс ногти поближе к камере:
– Да вот, тоже мастерю…
– О, я у мамы такие видел! – обрадовался Владик.
Виктор Иванович не знал, опасается ли его дочь Маникюрщика или просто экономит на процедурах. Но почему-то на душе стало спокойнее, а в голову вдруг пришла интересная мысль.
– Владь, а ты бы что из них сделал?
– Рыбку! – с ходу выпалил мальчик. – Или богатыря.
– Папа! – вмешалась в разговор Алька. – Ты надоумишь, блин… Всё, пора нам укладываться. Не болей. Целуем, до скорого!
Окошко на экране закрылось с неприятным звуком. Твилин не успел даже толком попрощаться с родными.
Владик сделал бы из ногтей рыбку или богатыря. Почему? Детское мышление гибко, иногда очень парадоксально, но ассоциации выдаёт на лету. «В чешуе, как жар, горя…» А это уже кое-что!
***
Карина медленно выныривала из тягучего абстрактного бреда, ощущая головокружение и сухость во рту. Такие пробуждения становились привычными – Маникюрщик всё чаще добавлял что-то в еду или воду. А может, и вкалывал, пока пленница спала. В полной темноте следов иглы не разглядеть, а кожа всюду зудит и воспаляется от укусов подвальных насекомых.
Карина не сразу связала мысли и ощущения, соображая, что изменилось на этот раз. Цепи на шее больше не было. Зато обе руки приковали к стене в широком размахе – совсем как у средневековых узников. В каждом фильме на эту тему бывают подземелья, увешанные скелетами в цепях. Интересно, как скоро найдут скелет Карины? Девушка уже смирилась с тем, что не выйдет из подвала живой. Но она так и не приняла правила игры этого урода. Не пополнила его коллекцию натуральными, ни разу не крашеными ногтями. Слишком долго она прогибалась под мамашу-сектантку, запас упругости давно исчерпан. Пора сломаться или сломать… Пусть убьёт её, наконец! Иначе ногти отрастут, в цепях до них не добраться зубами…
Глаза на миг резанул яркий свет. Голова Карины дёрнулась, впечатав затылок в мягкую обивку стены. Маникюрщик сидел рядом, щёлкая фонариком. Снова вспышка, снова тьма, снова вспышка… Даже очень зачерствевшие нервы могут звенеть, если подобрать нужные ноты. Девушка завертела головой и застонала. Свет остался гореть, обжигая привыкшую к темноте сетчатку сквозь плотно сжатые веки. Впервые за несколько месяцев в подвале прозвучало что-то кроме кошачьих воплей и криков самой Карины. Тихий, довольно приятный мужской голос.
– Если бы мне понадобились ногти, я бы не дал их испортить. Видишь, как легко зафиксировать руки? А можно связать человека полностью. Или выбить все зубы. Или просто не давать очнуться.
Маникюрщик замолчал, чтобы затуманенный мозг жертвы смог обдумать его слова. Карина почувствовала, как в ней, впервые за долгое время, вновь просыпается паника. Страх перед неизвестностью всегда выбивает из колеи. Особенно если казалось, что подготовился к любым вариантам.
– Чего тебе надо? – с трудом выдавила девушка из сухого охрипшего горла.
Мужчина приник к самому её виску, и Карина порадовалась, что не чувствует его дыхания через лыжную маску:
– Мне не надо ни-че-го. А вот дракон скоро проснётся. Знаешь, что едят драконы?
Следующие слова маньяка потонули в тихом бессильном завывании пленницы:
– Драконы едят девственниц…
***
– Никита Люгаев?
Худощавый молодой человек на лестнице поднял голову и кивнул. Майор Твилин, стоявший на площадке перед дверью, развернул удостоверение:
– Зайду к вам на пару вопросов?
Никита пожал плечами и щёлкнул замком. Обычная квартирка в микрорайоне, чересчур простая и безликая. Двое прошли на кухню, где хозяин кинул пакет с продуктами в угол и предложил гостю табурет. Оба не разувались и не снимали верхней одежды, поэтому на полу быстро расползались две лужи грязной талой воды.
– Давно тут живёте? – без предисловий спросил следователь.
– Полгода. Как переехал из Подмосковья, так и снимаю.
– Нравится?
Никита усмехнулся:
– Нервный городок. Новый год через неделю, а все о каком-то маньяке молотятся. Говорят, много лет по стране орудует, а в Москве и не слышали ничего.
– Верно, я тоже не слышал. Сидел там, как в погребе… Кстати, у вас ведь тут подвал есть?
Никита озадаченно поднял брови:
– Должен быть. Хозяин квартиры ключ не давал, а мне и без надобности.
– Значит, не против, если мы там осмотримся? Тем более, хозяин разрешил.
Лицо квартиранта по-прежнему не выражало никаких эмоций, кроме лёгкого интереса. «Крепкий ублюдок», – подумал Твилин, извлекая из сумки следующий козырь. На кухонный стол легла россыпь фотографий: школьные выпускные, пара семейных фотосессий, рекламки для салонов красоты и парикмахерских.
– Ваша работа?
– Моя, – ответил Никита, спокойно изучая цветастый ворох.
– А эти?
Рядом появились новые фотографии женских рук, помеченные логотипами разных салонов.
– Нет. Вот тут, в уголке: «Урюпинск». Я там не бывал.
– Странно. А девчонки в Урюпинске фотографа описали – словно ваш брат-близнец. И в Таганроге. И в Эртиле.
На стол ложились эскизы и фотороботы, в разной степени напоминавшие квартиранта. Он всё так же невозмутимо наблюдал за происходящим. Твилин решил покончить с вежливыми условностями.
– А вот этого, Никит, на оптовой базе нарисовали, под Самарой. Грузчиком у них был, пять лет назад. Вот память у некоторых! А этот в Старом Осколе на стройке поработал недолго. И все на тебя похожи, ты представляешь!
– Я, кажется, начинаю понимать, – широко улыбнулся Люгаев, присаживаясь на второй табурет. – Дело пора закрывать? Звёздочку вешать на погоны, а всех собак – на маленького человека, вроде меня. Который похож на кого угодно. Удобно.
– А то! – оживился следователь, вынимая из кармана куртки зажужжавший смартфон. – И ещё вот это, Никит. Прямо сейчас в твоём подвале происходит.
Он повернул к молодому человеку экранчик, на котором в свете фонарей кутали в плед подвывавшую грязную девушку рядом с открытой дверью подвальной каморки. Хозяин квартиры в сторонке яростно тряс головой и пожимал плечами, испуганно глядя на людей в форме.
– Ишь, какой мерзавец оказался! – усмехнулся Люгаев. – А с виду приличный, за квартиру по-божески брал. Значит, за январь можно деньги ему не переводить?
– Ага, – кивнул майор, которому захотелось разбить маску ехидства высящей над столом сковородой. – Только он вчера из Питера прилетел. Как квартиру тебе сдал, так и отбыл туда на ПМЖ. Не знал?
– И вы думаете, это я её…
Никита так картинно вытаращил глаза, что Твилину стоило больших усилий не врезать по ним ладонью. Вместо этого он вынул из сумки решающий аргумент – ещё одно общее фото класса, только старое и изрядно поблёкшее. Откашлявшись, словно перед выступлением, Виктор Иванович заговорил:
– Уверен, ни пальцев, ни ДНК мы в подвале не найдём. Да и бог с ними, если честно. Повезло мне. Мало ли фотографов сейчас доморощенных в любом городе? Но что-то вот кольнуло именно этого проверить. Хозяйка одного салона тебя не вспомнила, в отличие от её работниц. Странно, думаю. Ты вовремя появился – лето, пора выпускных. И в школах тебя узнали. А в одной вообще озадачили. Бывший ученик, говорят, снимал. Только шлангом прикинулся – мол, спутали его с кем-то. Может, правда, спутали? Или тебя ностальгия замучила?
Непроницаемая маска всё так же бесстрастно улыбалась, но Твилин был уверен, что по ней вот-вот пробежит первая маленькая трещина. Он продолжил:
– Стали разбираться, кого это им фотограф напомнил. Оказывается, двадцать четыре года назад был один первоклашка. Слабый, болезненный, с одноклассниками не заладилось. Мать-одиночка – на трикотажке в две смены, жили бедно. А тут новогодний утренник, двухтысячный год. Круглая дата, новый президент, новые надежды… Школа решила с размахом отметить – маскарад с призами от местных братков… Пардон, «предпринимателей»… Мать на работе лоскутков всяких набрала и сшила ему костюм дракона – символа года. Фото не видел, но, говорят, красивый. Мальчик очень гордился. А выиграл сын одного из… тех самых. Батя просто напялил на него свой малиновый пиджак и цепь золотую. Образ уже терял актуальность, но народ ещё веселил. Да и как спонсора не уважить? А дракона одноклассники засмеяли… Особенно семейка «победителя». Не дракон, говорят, а лоскутное одеяло. Так и вижу, как мальчишка стоит в этом костюме, с такой любовью и старанием сделанном, чешуйка к чешуйке. А зрители над ним смеются хором. Оно же всегда так – стоит одному начать травлю…
– Даже директриса, – тихо проговорил Никита. – Рот прикрыла. Вроде, ей стыдно смеяться со всеми. А я смотрел на её холёные ногти. На огромные яркие ногти жён этих «спонсоров». Не так меня взбесили их шубы и золото, как вычурный маникюр. У мамы такого никогда не было…
Повисла долгая тяжёлая пауза.
– Знаешь, Никит, я тому мальчику очень сочувствую, – искренне сказал следователь. – Школьный психолог так и не смогла ему помочь. Замкнулся. А тут ещё трикотажку закрыли, мать запила… Ему сочувствую. А тебе нет. Все эти девочки ничего плохого не сделали. Их болью ты свою не заглушишь.
Маска, наконец, треснула, обнажив кривую ухмылку и горящий взгляд. Никита вскочил с табурета и стоял в дверном проёме прихожей, нервно переминаясь с ноги на ногу.
– При чём тут боль? Я думал, вы поняли…
«В чешуе, как жар, горя…»
– Новый дракон, – уверенно сказал Твилин и, судя по взгляду собеседника, угадал. – Двадцать четыре года прошло. Последние десять – на подготовку. Крутой, наверное, костюм получился. Только первоклашка-то вырос…
– Смотря, какой первоклашка, – загадочно прошептал Люгаев.
Он вдруг протянул руку в тёмную прихожую и куда-то громко постучал. Скрипнула дверь, по ковровой дорожке зашаркали домашние тапочки. Рядом с Никитой возник взъерошенный мальчик лет семи.
«Совсем как наш Владька…»
– Дядь, любите драконов?
Следователь смотрел на аккуратные ряды ногтей, расположенные по цветам спектра. Недавно Галина точно так же раскладывала фото на экране компьютера. Только те ногти хвастали маникюром на тонких женских пальцах, эти же, казалось, росли прямо на теле ребёнка. Мальчик пошевелился, и иллюзия пропала. Под «чешуёй дракона» мелькнула ткань – что-то вроде узкой белой толстовки с капюшоном. Многие чешуйки искрились перламутром в свете одинокой кухонной лампочки. Твилин осознал, что, разглядывая детский костюм, ненадолго потерял из виду взрослого. Словно фокусник, отвлёкший внимание зрителя, тот уже стоял позади мальчика, положив обе руки ему на плечи. Между пальцами правой подрагивал небольшой шприц.
– Дяде пора уходить, – широко улыбнулся Никита, медленно пятясь в прихожую вместе с ребёнком.
– Пап, он меня боится?
«Папа...»
Твилин неотрывно смотрел на иглу, пытаясь собраться с мыслями. Маленький незаметный человек может кочевать по городам, нигде особо не наследив. Выбирать работы, не требующие документов. Снимать квартиры без договора, передвигаться автостопом… Но как можно скрыть наличие ребёнка? Кто его мать, где она, знает ли обо всём? Неизвестно, способен ли маньяк причинить вред своему сыну, но проверять очень не хотелось. Майор медленно поднялся с табурета, стараясь держать руки на виду. Так же медленно пересёк прихожую и подошёл к выходу.
– Отличный дракон! – подмигнул он мальчику и посмотрел на его отца. – Самый лучший на утреннике…
– Пфф! Утренники для детей! – гордо заявил школьник. – У меня будет настоящий рит…
Никита мягко зажал ему рот свободной ладонью:
– Это секрет. Забыл?
Мальчик закивал головой, жестом застёгивая губы на воображаемую молнию.
– А что дальше? – спросил Твилин, глядя в смеющиеся глаза Маникюрщика. – Чемодан денег и вертолёт? Всё равно ведь найдём. О сыне подумай.
– О сыне есть, кому позаботиться, – прозвучал за спиной женский голос.
– Мама! – радостно крикнул мальчик.
Виктор Иванович повернулся и успел увидеть лицо Галины. С пронзительным треском тело скрутила судорога, превращая изношенное сердце в твёрдый вибрирующий камень…
***
В палате интенсивной терапии было тихо, светло и невероятно скучно. О празднике напоминали только бумажные снежинки на окнах и редкие весёлые возгласы из ординаторской в конце коридора. Твилин не упрекал подгулявший персонал – за столичным гостем ухаживали как надо, а кроме него в кардиологии, похоже, встречала Новый год лишь пара пациентов. В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, заглянула знакомая голова:
– С Новым годом, Виктор Иваныч!
Пациент устало кивнул и завозился на постели, принимая сидячее положение. Сержант, прошуршал бахилами, устраивая ветер полами накинутого поверх формы халата.
– Мы тут вам это… – он положил на тумбочку пакет с разными вкусностями. – Только спиртного доктор не разрешил.
– Переживу. Рассказывай, Саш.
Саша сел на свободную вторую кровать и почесал небритую щёку. Как ни странно, вся его помятость напоминала, скорее, не последствия праздников, а многодневную рабочую усталость.
– С чего бы начать…
– Начни с того, как мы с тобой маньяка профукали.
Такая формулировка воодушевила молодого сотрудника, ведь начальник готов был разделить с ним ответственность.
– В общем, часть группы работала в подвале, остальные повезли Карину в больницу. Я дежурил у двери. Если честно, подслушал немного… Вдруг прибегает та женщина, из салона красоты. Говорит, майор вызвал на срочное опознание. Я за ручку двери схватился, а она меня шокером. А потом и вас… Но вы не переживайте, нет больше Маникюрщика.
Твилин почувствовал, как быстро заколотилось сердце, но на возможные последствия ему было сейчас плевать.
– Взяли?!
– Давайте я по порядку. Сначала из клиники сбежала Карина. У неё совсем плохо с головой было – страх, изоляция, наркотики… Сломал девчонку, гад… Вещи её перерыли. Отыскали блокнот – наши давали, просили записывать, что вспомнит. Там всё бред какой-то про драконов и девственниц. Куда-то успеть рвалась, «пока ещё кого-нибудь не поймали на корм». А в конце дом в лесу нарисован. К чему, непонятно… И вдруг Машка – которая зелёнкой кидалась – сообщила, что Галина дачу сгоревшую отстроить хотела. Они, оказывается, дружили раньше…
– А про рисунок Машка откуда узнала? – майор пристально посмотрел на рассказчика, и тот почему-то густо покраснел. – Ладно, не важно. Дачу нашли?
– Нашли! В соседнем районе, в лесхозе. Сгоревший сруб, а перед ним поляна вытоптана большая. А на ней…
Сержант замялся, подбирая слова.
– Чертовщина там, Виктор Иваныч. Свечи, фигурки, кости разные… Кровью полито всё. Знаки какие-то.
«У меня будет настоящий...»
– Ритуал! – уверенно сказал Твилин, глядя куда-то сквозь собеседника.
– Похоже на то. Эксперты ещё работают. И как они это всё в лес притащили?
– Пожарище разберите. Там, наверняка, погреб есть. В нём и хранили.
– Точно! Сделаем! – просиял Саша. – Но это не главное. Люгаев и Галина там же нашлись.
Сержант опасливо покосился на датчики, фиксирующие давление и пульс руководителя, но тот заверил:
– Переживу! Говори, как есть.
– Оба убиты. Множественные проникающие. Карина их раньше нашла. Откуда нож взялся, выясняем.
Твилин зарылся рукой в седые волосы:
– Прямо сплошной рояль в кустах эта Карина… Допустим, про дом в лесу маньяк обмолвился… Но точный адрес она как узнала? Тем более, в её состоянии!
– Виктор Иваныч, я думаю, у них в психушке сообщник. Кто-то же Маникюрщику наркоту доставал. А тут жареным запахло, вот он и решил «поехавшую» барышню на подельников натравить, адрес ей нашептал. И не прогадал.
– Логично, Саш, – задумчиво кивнул майор.
Он был уверен, что девушку направили в лес не для того, чтобы помешать ритуалу. Скорее, наоборот.
– Карина тоже мертва?
– Угадали, – удивился Саша. – Неподалёку обнаружили. Похоже, шатун задрал. Но тут много странного… В наших лесах ни волков, ни медведей больше полувека не водилось. Да и следов хищника егерь не нашёл. Там, правда, снегом припорошило. Но не так, чтобы…
– Сильно погрыз?
– Наелся до отвала! Извините…
Твилин прикрыл глаза и, стараясь подавить волнение, задал главный для себя вопрос:
– Что с мальчиком?
– Ищем, – развёл руками сержант. – Ни крови, ни одежды, ни ногтей из того костюма. Не похоже, что медведь и его… Как сквозь землю провалился.
Саша вдруг вскочил с кровати и шлёпнул себя ладонью по лбу:
– Погреб! Разрешите, товарищ майор?
– Иди, командуй.
Дверь хлопнула за убегающим сержантом. В палату вернулась тишина, которую нарушало лишь мерное пиканье приборов. Твилин чувствовал, что в его жизни впервые настал момент, когда самое абсурдное объяснение бывает единственно верным. Мальчика в погребе нет. И нигде больше нет. Пожилой мужчина посмотрел в окно. Ему представилось, как из-за верхушек деревьев выныривает изящная рептилия, как перепончатые крылья режут зимнее небо, а разноцветные чешуйки празднично искрятся на солнце. Как дракон поворачивает голову, посылает человеку подобие сытой довольной улыбки и стремительно удаляется в сторону горизонта.