Как и было обещано, рассказываю про вторую кражу в своей детской жизни, в которой никто мне ни про какие христианские заповеди никогда не рассказывал. Но что красть - нехорошо, я и без этого знала. Но дети живут среди взрослых, а они чаще всего воспитывают не столько словами, сколько личным примером. И эта история произрастает как раз из такой вот педагогики. Извиняюсь, но история будет, однако, длинноватая. Но, надеюсь, нескучная и познавательная - дело происходило в конце 60-х, а очевидцев этого времени здесь очень мало, если они вообще есть...
В 1968 году родители приняли эпохальное для семьи решение - переехать из Сибири на юг. Папа был инженером-строителем, и мы в июне 1968 года оказались в Ейском районе Краснодарского края. Здесь шла большая стройка на базе совхоза "Моревская птицефабрика", и папа был начальником строительства. Ейский район - это степные ландшафты с полями пшеницы, кукурузы и подсолнечника, разделёнными густыми лесополосами. Нас, сибиряков, бесконечно потрясало, что в них растут абрикосовые деревья, увешанные ярко-жёлтыми плодами, и они валяются (!) прямо на земле.
Такими же полями и лесополками был окружён и сам строительный городок из множества вагончиков. Наша семья занимала отдельный из двух комнат. Мама нас с сестрой мобилизовала сразу же на сушку абрикосов, по местному - жерделей. Это была та ещё операция Ы! Со склада нам принесли несколько сеток от кроватей, и мы на них раскладывали плотными рядами половинки ягод.
Жара стояла неимоверная, всё сохло быстро, и этот конвейер работал до середины июля. Вся наша сибирская родня была рада нашим посылкам с юга. Ни до ни после я не ела столько абрикосов прямо с дерева.
Вечерами все обитатели нашего строительного городка собирались возле костров, на которых в столовских кастрюлях варилась молодая кукуруза. Её рвали тут же на совхозном поле за лесополосой. Боже, как же всё это было весело! Среди строителей было очень много разновозрастной молодёжи. И сестра моя, закончившая 10 классов, пользовалась большим успехом, но девушкой она была хорошо воспитанной и очень застенчивой. Поэтому послушав песни под гитару и всякие хохмы, поев горячей кукурузы, вместе со мной уходила в наш вагончик. Родители за нашу безопасность не опасались: все знали, что мы - дочки начальника строительства.
По выходным дням папа организовывал на грузовиках массовые выезды на Азовское море - в Воронцовку и Должанку. А вечерами устраивались ещё и танцы прямо среди вагончиков. На эти танцы под пластинки приходили принаряженные девушки из соседней Моревки, что добавляло интриги и градуса в общее веселье. За лесополосой злобно пыхтели местные женихи, пришедшие караулить своих отступниц. Оттуда периодически доносился протяжный разбойничий свист, вплетавшийся в хоровое пение цикад. Но никаких драк и прочих инцидентов я не помню, хотя разговоры о разборках витали по утрам в столовой.
Это было, наверное, самое чудесное лето в моей жизни! Помимо дармовой кукурузы, вся стройка до мозолей на языках щёлкала семечки с огромных шляп подсолнечника, за которыми тоже ходили на ближайшее поле. Руководство совхоза на эти набеги закрывало глаза, потому что со строителями ссориться было нельзя: все были заинтересованы в скорейшем завершении строительства, которое велось на два фронта. Здесь, в степи, возводились корпуса индейководческой фабрики, а в Моревке росла целая улица из четырёхквартирных домов для специалистов и прочих кадров, нужных совхозу.
И вот мы получаем квартиру в одном из таких домов и уезжаем (я лично с сожалением!) из уже обжитого вагончика и от всех несостоявшихся Иркиных женихов. В соседях у нас молодая семья из инженера Сан Саныча, его жены и полугодовалой дочки. Сан Саныч в большом авторитете у папы - толковый парень! далеко пойдёт! И у мамы - всё умеет делать в новостройке и решает кучу бытовых проблем наших семей. Папе всегда было некогда, и он начисто был лишён хозяйской сметки.
Я мгновенно обросла друзьями из новых домов. И вот в один прекрасный вечер Сан Саныч велел мне привести пару надёжных пацанов, чтобы "съездить за арбузами". Я привела не двух, а трёх. Мы в полном восторге, конечно же, соглашаемся. Бахча была километрах в трёх, охранялась сторожем, и всё предприятие представлялось очень заманчивым! Условились укатить по одному арбузу каждый и один на всех, чтобы по завершении операции его прикончить.
На момент сговора папы дома не было, а мама варила варенье, находясь в лёгком помешательстве от изобилия фруктов, которые местные жители не знали куда девать. Ира особой отвагой никогда не отличалась и от добычи арбузов благоразумно отказалась.
Своего велосипеда у меня не было, и мне предстояло идти "на дело", сидя на багажнике Сан Саныча. В моей голове на тот момент кроме волнительных ожиданий не роилось никаких правильных мыслей. За два месяца поедания абрикосов из лесополос, кукурузы и подсолнухов с полей у меня сформировалось совершенно коммунистическое мировоззрение: всё вокруг совхозное, всё вокруг моё! Так же мыслили и мои уличные подельники и сам Сан Саныч - чистокровный кубанЕц, выросший среди изобильных угодий и совсем недавно получивший диплом строителя.
И вот наша кавалькада из четырёх велосипедов шуршит по пыльной дороге, белеющей в лунной полутьме. План действий прост и гениален. Прячемся в лесополке. Один по-пластунски вползает на бахчу, срезает арбузы и выкатывает их в нашу сторону. Второй так же ползком закатывает их в наше укрытие, остальные примащивают их на багажники и перемещают велосипеды ближе к дороге.
Срезал арбузы сам Сан Саныч. Сёмка закатывал в кущери, а мы втроём приматывали к багажникам укутанные в тряпки арбузы -тяжёлые! и всё они норовили хряпнуться наземь. Стояла тишина, нарушаемая зычным угуканьем какой-то птицы. Вся эта возня в тёмной лесополосе мне как-то не очень нравилась и действовала на нервы необходимость всё время прислушиваться и хорониться за деревьями, боясь подсветить себе фонариком. Но пацаны, наоборот, воодушевлённо и деловито справлялись с порученным делом. Наконец Сан Саныч в полный рост с арбузом в обнимку бегом пересёк нейтральную полосу, и мы все облегчённо выдохнули. Операция наполовину прошла успешно!
Но, едва выведя на дорогу велосипеды, мы услышали выстрел с дальнего края бахчи, и тут же в небе вспыхнула ракета. Потом послышались невнятные крики, и опять выстрел, и ещё! и ещё! Как пацаны наяривали по дороге, надо было видеть! Тяжелее всего было нашему командиру: два арбуза висело на руле, сзади на багажнике тряслась я, мечтая выбросить свой арбуз на дорогу, чтобы только покрепче держаться на воровским транспорте!
Мамочки мои! Как мы доехали до нашей мирной улицы, не помню. Как же я ей обрадовалась - широкой, со светящимися окнами, с лаем знакомых собак! Пацаны укатили по своим домам, а мы с Сан Санычем упали на лавочку возле нашей веранды. И тут мощный прощальный аккорд этого дня - к дому подкатил папин "газик", осветив наши красные преступные рожи, велосипед и три арбуза. Папа быстро просёк ситуацию. Мне было сказано "Домой!", а беседа с несчастным Сан Санычем происходила уже у него во дворе, за домом.
Из занавешенного марлей окна мне отлично было слышно, что говорил папа своему подчинённому. И было больно от бормотания Сан Саныча. И я, боясь такой же беседы и уже стыдясь этого арбузного приключения, размазывала слёзы по лицу. Я и сейчас слышу папины слова: "Ты мне сразу говори - кто ты? Вор или инженер? Мне с тобой как работать? Или завтра же пиши заявление!"
Но со мной папа не разговаривал в ту ночь. Он вообще со мной не разговаривал несколько дней. Потом, измученная таким наказанием, я сама подошла к нему, дождавшись ночью его пыльный "газик". Но ни объясниться, ни попросить прощения не смогла, только и выдавила: "Папа!" и зарыдала в его рубашку, пахнувшую "Беломором".
Всё утряслось. Все были прощены. Никто ворованные арбузы об стенку не разбивал и на бахчу не возвращал. Сан Саныч съездил потом к тем "арбузятникам" - мужикам-артельщикам, что держали эту бахчу. Представился по-человечески и договорился с ними о хорошей покупке части их урожая для стройки. И мы тоже ели те арбузы месяца два. Прекрасные сладкие были арбузы!..
Ну и ещё два слова о том, что вообще не проливает свет на мою острую нелюбовь к ситуациям, где надо мудрить, ловчить и, как говорят на Кубани, ховаться. Местные моревские девушки считали за счастье выйти замуж за таких вот арбузятников - умели мужики зарабатывать хорошие деньги и при социализме.