Две легенды Люк Скайуокер и Бифф Таннен
Крутость фото зашкаливает. Актеры Марк Хэмилл (73 года) и Томас Ф. Уилсон (66 лет).
0 просмотренных постов скрыто
Мы ограбили заправку, и кассир всё время улыбался
Два года назад мы ехали на каникулы к подруге, посреди ночи мчались по пустынной дороге. Болтали, как обычно, о чём‑то совершенно бессмысленном.
— Боже мой, Вал, — простонала Джесси. — Ты серьёзно? Ты предлагаешь ограбить круглосуточный магазин?
— А почему нет, детка? — фыркнула Вал. — Их всё время грабят, и никого не ловят. Ночь, глушь. Копы нас не достанут.
— Ты не можешь быть серьёзна, Вал. Мы не будем грабить магазин. Мы же не банда!
— Да расслабься ты, Джесс. Всё будет ок.
— Вы серьёзно сейчас? Рокси, скажи им хоть слово!
Жаль, что тогда я не остановила их. Вместо этого… я подыграла.
— Ну… живём один раз, — пробормотала я. — Как Рэйвен сказала: что может пойти не так, да?
— Нииичего! — прокричала Вал, расхохотавшись.
— Не верю вам, сучки.
— Не ной, Джесси. ПАРТИЯ ДЕВОЧЕК, ПОГНАЛИ!
— ПАРТИЯ ДЕВОЧЕК!
— ПАРТИЯ ДЕВОЧЕК!
Мы визжали, пока Вал давила на газ. Мёртвый воздух пустыни наполнился нашими криками. Вскоре мы остановились перед магазином.
— Ладно, серьёзно, — протянула с заднего сиденья Рэйвен, лениво глядя, как за окном плывёт пустыня. — Что бы вы хотели видеть на вашем надгробии?
— «Секси и при деньгах», — без раздумий ответила Вал.
— А у меня будет: «Нарвался — узнал», — хихикнула Джесси, на миг позабыв тревогу.
— Мне нужен блёстки, — пробормотала я. — И, может, пустая туба от помады рядом.
Мы засмеялись. Даже Рэйвен улыбнулась.
Я ещё не знала, что надгробие достанется лишь одной из нас.
Это была старая заправка, словно из каждого ужастика на свете: гудящий неон, один-единственный мигающий фонарь над колонками. Выцветшая вывеска «МАГАЗИН ПОЛНОЧЬ» больше походила на вызов, чем на приветствие.
Джесси нервно дёргала рукава.
— Девчонки, у меня очень плохое предчувствие.
Вал закатила глаза, сунув Джесси розовую лыжную маску.
— Расслабься, принцесса. Мы мигом.
Рэйвен вышла из машины спокойно, как всегда. Тёмные глаза скользнули по пустой площадке, по теням, которые здесь тянулись слишком уж длинно.
— Ты как, Рокс? — шепнула мне Джесси, испуганно распахнув глаза.
— Спокойно, — я натянула маску, пытаясь улыбнуться. — Мы справимся.
Вал пошла первой, почти танцуя, блестящий револьвер болтался в её пальцах, будто часть наряда.
За ней — Рэйвен, тихая и насторожённая. Джесси замешкалась на секунду, затем шагнула. Я замкнула процессиию, сжимая живот от дурного предчувствия.
В отражении двери мы выглядели как обычные девчонки. Просто девчонки.
Но сама витрина… не отражала нас.
Звонок над дверью прозвенел, будто мы зашли купить жвачку.
Внутри было слишком чисто. Слишком холодно — холод, что проникает сквозь куртку и садится за зубами.
С потолка лилась тихая, искажённая мелодия — приторная старая любовная песня, которую ставят на выпускном, где никто не добирается домой.
Я моргнула — и показалось, что свет пульсирует в такт музыке.
У окна стоял сверкающий, отполированный до блеска автомат с жвачкой — слишком роскошный для такой дыры. На стекле металлическая табличка:
НЕ ТРОГАТЬ, ЕСЛИ НЕ ГОЛОДЕН.
— Странно, — пробормотала Рэйвен.
Автомат тихо щёлкнул.
Мы не тронули его.
Холод. Тишина. Полки — идеально ровные, каждая пачка чипсов в линию. Слишком идеально. Не по‑людски.
За прилавком — высокий, бледный парень. Глаза такие тёмные, будто нарисованы. Он не вздрогнул, не моргнул. Просто смотрел — словно ждал.
Вал подняла ствол.
— Руки вверх, красавчик. Деньги — живо.
Он поднял руки медленно, театрально. Голос — шёпот:
— Забирайте. Это ваше.
Касса щёлкнула и сама раскрылась. Без ключа. Без кассира.
Мы цепенели.
Вал моргнула, взглянула на меня, потом на кассу.
— Ну… Ладно. Раз пошло.
Джесси дрожала:
— Девочки, давайте уйдём…
— Заткнись, — рявкнула Вал, нырнув за прилавок.
Свет мигнул. Раз. Два. Три.
Каждый всплеск растягивал тень кассира.
Рэйвен шептала, считая:
— Каждые четыре секунды…
Я дёрнула дверь. Заперто.
Дёрнула сильнее — ничего. Звонок всё равно тихо звякнул, словно насмехаясь.
У холодильника — размазанные кровавые отпечатки, будто кто-то пытался выбраться.
А снеки…
Пакет «Попкорн со вкусом Кэсси». «Хлопья Кэти Кранч».
Я не знала ни Кэсси, ни Кэти.
Может, кто-то знал.
Рэйвен провела рукой за коробками и отдёрнула пальцы. Красные.
— Кровь, — прошептала она. — Всё в крови.
Джесси всхлипнула, пытаясь схватить меня за руку.
— Рокси, пожалуйста…
Вал нервно засмеялась, снова обернулась к кассиру:
— Ну что, лапочка, есть девушка?
Он наклонился, улыбка распахнулась до невозможности.
— Ты пахнешь иначе, когда боишься.
Слова прошли по воздуху, как лезвие в шёлке.
Вал опустила пистолет чуть‑чуть. Рэйвен застыла. Джесси захлебнулась всхлипом.
Свет мигнул. Песня исказилась. Стены будто приблизились.
Я сделала шаг назад.
— Я хочу уйти, Рокси.
Холод витрины задрожал, будто за ней кто‑то дышал.
— К чёрту! — взвизгнула Вал и рванула к окну.
Мы бросились следом, как звери в ловушке. Джесси лупила стекло ладонями.
— Бей! — кричала Вал.
Рэйвен сорвала железную стойку и ударила. Стекло взорвалось, и… обратно собралось, не оставив трещин.
— Не может быть, — прошептала Джесси.
Кассир усмехнулся. Звук сладкий, липкий, как мёд с кровью.
Он больше не улыбался вежливо. Улыбка стала раной, полной зубов, глаза — два чёрных колодца.
— Что ты такое? — задыхалась Вал.
— Просто ваш кассир, — шёл он шёлестящим эхом. — Помогаю выбирать.
— Какие выборы? — всхлипнула Джесси.
Он наклонил голову:
— Одна девочка выйдет. Решайте быстрее.
— Нет, — прошептала Рэйвен. — Ты не можешь…
— Уже всё решено.
Он кивнул на мониторы позади себя. Чёрно‑белое зерно: силуэты прошлых жертв, девчонки, рвущие друг друга на части.
Джесси выхватила телефон:
— Я звоню в полицию!
Она вскрикнула. Телефон раскалился, задымил. Рука обуглилась.
— Внешние звонки запрещены, — пропел он. — Такая политика.
Вал сорвалась. Она прыгнула с пистолетом:
— Отпусти нас!
Он лишь улыбнулся. Воздух хрустнул. Валерина шея повернулась под не‑человеческим углом.
Пистолет упал первым.
Потом колени.
Потом голова куклой кувыркнулась.
И тишина. Будто магазин не убил её, а забрал.
— Вал! — завизжала Джесси, ловя её тело.
Вал раскрыла глаза. Шарнирно двигая губами, прошептала:
— Выбери одну… выбери одну…
Джесси рыдала, кровь залила плитку. Рэйвен тихо закрыла подруге глаза, шепча древнюю молитву, рвала соляные пакетики, чертя круг.
— Защита, — прошипела она. — Должно сработать.
— Соль? — истерично смеялась Джесси. — Нам нужна настоящая помощь, а не вуду!
Кассир тихо рассмеялся.
— Соль? Это не история о привидениях.
Тишина сгущалась.
— Почему мы ещё тут? — сорвалась Джесси. — Рэйвен, твоя чёртова магия…
— …не сработала, как и тогда? — холодно спросила Рэйвен.
Джесси побледнела.
— Нет… я не…
— Не что, Джесс? Что ты не хотела, чтоб я узнала, как ты переспала с моим парнем?
Воздух замёрз. Джесси отступила.
— А ты крала у нас всех! — сорвалась она. — Деньги, косметику, всё!
Рэйвен оцепенела от стыда и ярости.
— Заткнись.
Но Джесси уже сорвала нож с полки — магазин заботливо подал оружие. Она бросилась на Рэйвен. Стойка рухнула, автомат с жвачкой взорвался россыпью шариков. Музыка хрипло взвыла.
Кровь брызнула на двери морозилки.
Я кричала:
— Джесси, хватит!
Но она кромсала, визжа:
— Ты его не заслуживала!
Рэйвен захлебнулась, исчезая в багровой луже.
Джесси поднялась, дрожа, нож капал.
— Я… я должна была. Теперь он отпустит.
«Выбери одну… выбери одну…» — шептал труп Вал.
Кассир мягко хлопнул в ладоши.
— Ещё чуть‑чуть крови — и будет победитель.
Пистолет Вал оказался у меня. Тяжёлый, холодный. Рэйвен шептала, умирая:
— Ты не уйдёшь, Рокси. Он владеет нами.
— Не слушай, — всхлипнула Джесси, подходя. — Это мы с тобой. Ты обещала.
Я подняла ствол. В глазах Джесси — паника. Но внутри меня разлилась ледяная ясность. Я ничего не чувствовала. И мне понравилось.
Я посмотрела в морозилку. Отражение — с ухмылкой в кровавой помаде.
— Рок… — начала Джесси.
Я нажала на курок.
Грохот прогремел. Джесси рухнула, словно марионетка.
Тишина. Затем — мягкие аплодисменты магазина. Полки дребезжали, автоматы гудели, шёпот невидимых зрителей.
— Браво, — прошелестел кассир, глаза сияли одобрением.
Я смотрела на тело Джесси. Ничего не чувствовала. Лёгкость. Электричество. Контроль.
Труп Вал улыбался шире:
— Избранная… избранная…
Кассир вышел из‑за стойки, аккуратно обходя кровь.
— Ты выиграла, — сказал он тихо. — Можешь уйти.
Замок щёлкнул. Дверь распахнулась. Свободa.
Я подошла… и остановилась.
Я не хотела уходить.
Страх исчез. Осталась сладкая мощь, покалывающая под кожей.
Когда Джесси умоляла. Когда Рэйвен хрипела.
Когда я тянула курок.
Больше не буду серой мышью. Он видел это.
Кассир кивнул:
— Теперь это твоё. Если захочешь.
— Каждому магазину нужен кассир.
Он вышел во тьму и растворился.
Я огляделась. Полки, что никогда не пустеют. Холодильник, гудящий живым холодом. Прилавок.
Я встала за него. Там лежал бейдж.
SAM
Я приколола его к рубашке и пригладила волосы.
Не важно, что значит имя.
Я знала: оно моё.
Снаружи встали фары. Поднялась пыль. В машине — четыре силуэта. Девчонки.
Колокольчик звякнул, и я улыбнулась.
— Добро пожаловать в «Магазин Полночь», — сказала я сладко.
Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit
Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6
Показать полностью
2
Прыжок через вечность
Иногда, чтобы найти себя, нужно потеряться в сотнях чужих тел. Иногда — в очереди на получение паспорта.
Меня зовут Микаэль. По крайней мере, я так думаю. Хотя вчера я был курьером с аллергией на пиццу, а позавчера — медузой. Серьёзно.
Я просыпаюсь в новом теле каждый день. Иногда это ребёнок, плачущий в пустой хижине. Иногда — старик с дыханием как ржавый мех. Бывает, я — женщина, бегущая по улицам с криком, или солдат, молча умирающий на поле боя. Один раз я проснулся в теле кота, который два часа пытался догнать красную точку. Не самый философский день, но весело. Особенно, если не вспоминать, чем он закончился. (Шторы до сих пор жалко.)
Каждое утро — новый человек. Новая история. Новая смерть. Новый гардероб — как повезёт.
Я не знаю, когда это началось. Воспоминания о моей "настоящей" жизни распадаются, как мокрая бумага. Осталась только странная уверенность, что я — не из этих миров. Я — гость. Или узник. Или тестировщик в симуляции, у которой давно сломалась кнопка выхода. И техподдержка, судя по всему, ушла в бессрочный отпуск. Причём с расчётом.
В теле девушки лет восемнадцати я просыпаюсь на краю обрыва. Ветер развевает длинные волосы. Ни страха, ни памяти. Только имя — Лия. И пульсирующая боль в груди. Похоже, она не фанатка утреннего бега, в отличие от меня.
На запястье — метка: 1438. Это число меняется каждое утро. Снижается.
Я не знаю, что будет, когда оно дойдёт до нуля. Но что-то во мне кричит: тогда всё закончится. Или начнётся. Я ещё не решил, чего боюсь больше. Наверное, того, что снова проснусь в теле тиктокера.
В теле андроида с позолоченной кожей я стою на совете Конфедерации ИИ. Все обсуждают права человека — как пережиток. Один из нас говорит, что чувства можно симулировать, а значит — чувства мертвы. Я хочу возразить, но мой речевой модуль отключён. Внутренне я закатываю глаза так сильно, что слышу, как у меня внутри что-то перезагружается. Где-то в подсознании звучит Windows XP.
На стеклянной стене отображается номер: 725.
Однажды я просыпаюсь в теле мальчика, который рисует мелом на асфальте. Простой круг. Внутри — точка. Я спрашиваю мать:
— Что это?
Она улыбается:
— Это ты. В центре Вселенной.
Этот день я не забываю. Даже когда я умираю под обломками небоскрёба через пару часов. Я помню её голос. Помню, каково это — чувствовать, что ты кому-то нужен. И что мел трудно отстирать с брюк.
Чем ближе к нулю — тем чаще я просыпаюсь в телах, где чувствую страх. Где память начинает просачиваться сквозь чужие жизни. Меня зовут Микаэль. Я когда-то жил. У меня была собака. Я писал стихи. Я мечтал о космосе. Я когда-то приготовил лазанью без глютена, и это был худший день в моей жизни. Даже медузой быть было веселее.
Именно тогда я впервые просыпаюсь в теле, которое знает, что происходит.
Её зовут Элина. Она — учёный. Её работа — проект «Эхо».
— Ты меня слышишь? — спрашивает она в зеркале.
Я киваю. И вижу, как она улыбается — так, будто ждала этого годами. Или, возможно, это был сарказм. У неё в руке кружка с надписью: «Не буди до конца симуляции».
Она объясняет: я — часть эксперимента по воссозданию сознания через многомерную интеграцию. Я — фрактал. Эхо оригинала. Или… сам оригинал, разбросанный во времени и пространствах, как зеркало, разбитое о грань Вселенной. Или как айфон, упавший с четвёртого этажа.
Я моргаю.
— То есть, я не сумасшедший? — спрашиваю я.
— Ну, технически — ты и есть коллективное безумие из 1438 личностей. Но да, в пределах теории — ты в порядке.
Метка — это счётчик. Не смертей. А попыток собрать меня воедино.
— Когда дойдёт до нуля, — говорит она, — ты станешь собой. Полностью.
— А потом что?
— Мы прыгнем. Через вечность.
— Прыгнем… как? В прямом смысле?
— Ну… будет красиво. И громко. И возможно, с конфетти. Пока проектор не сломается.
И вот я здесь. В последнем теле. Метка на руке — 0.
Я стою на мосту между мирами. За спиной — сотни жизней. Впереди — неизвестность. Элина рядом. Та же улыбка. Те же глаза. Та же кружка — теперь с надписью: «Теперь ты — настоящий».
— Готов? — спрашивает она.
— Я… боюсь забыть всё. Всех. Себя.
Она берёт меня за руку:
— Ты не забудешь. Всё, кем ты был, теперь — ты. Ты — сумма историй. Не их жертва. Их автор. И главный герой. С хорошим рейтингом.
И я прыгаю.
И лечу.
И собираюсь в одного.
Словно жизнь — это не линия, а многогранник. И я — его центр.
Иногда, чтобы найти себя, нужно прожить сто чужих судеб. Иногда, чтобы проснуться — нужно умереть тысячу раз. Иногда, чтобы по-настоящему зажить, нужно признать: ты, возможно, клон, но с хорошим чувством юмора.
А иногда, чтобы стать живым, нужно решиться на прыжок в вечность. И желательно — не забыть сфотографировать.
И если ты читаешь это — может, ты тоже часть Эха. Просто ещё не дошёл до нуля.
Показать полностью
Или кому все тот моет посуду
Показать полностью
1
Церковный вычет. Тетрадь по церковному вычету
Показать полностью
1
На Алтае зацвёл рододендрон даурский!
Когда берега горных озёр одеваются в розовый цвет — это верный признак того, что долгожданная весна наконец-то пришла!
Фото: Алтайский заповедник
Показать полностью
2
