Представляю публике Пикабу мой новый рассказ. Жанр: Социальная фантастика

Приятного чтения!

В Бедламе с прояснениями

«Многие хотели бы стать супергероем, но есть герои, кто мечтает стать хотя бы человеком».

Марти подглядывал в створку приоткрытой двери и наблюдал за судьёй. Тот стоял, держа монокль у глаза, и зачитывал приговор:

— Всем встать! Лондонский суд, опираясь на мнение присяжных и на показания потерпевшего, вынес приговор подозреваемому.

В воздухе повисла тишина. Мельком оглядев присутствующих в зале и слегка поправив монокль, судья громко произнёс:

— Виновен!

Впрочем, началось всё намного раньше, когда Марти украл курицу.

***

Дождь — не помеха настоящему англичанину, ведь такая погода встречает жителей туманного Альбиона чуть ли не каждый день, особенно осенью и весной. Не исключением был и этот майский вторник. Марти не разбирался в днях недели, да из дома один никогда раньше не выходил, но сейчас громкое урчание в животе и странные видения впервые побудили выглянуть на улицу.

Марти с опаской двигался вдоль стен Лондонских двухэтажек и крепко сжимал в руке любимую игрушку супергероя. Папа ещё при жизни высек его из дерева, а мама привязала к шее кусочек синей ткани наподобие длинного плаща. Игрушка помогала Марти справляться с пугающими призраками, которые мерещились из тёмных уголков комнаты. Видения пришли в день, когда умер папа. В тот момент вообще многое изменилось, но сейчас лучше не витать в облаках, а сосредоточиться на поиске еды. Сосредоточиться для Марти было задачей куда более сложной, чем для других детей: голова болела, а мысли путались, растворяясь в белой пелене. Изредка он даже забывал, как дышать, и терял сознание.

Немудрено, что дорогу до ближайшей булочной он нашёл по запаху, а не по памяти.

— А ну, брысь! Как же достали попрошайки! — замахнувшись метлой, крикнула толстая женщина–пекарь в высоком белом колпаке, когда Марти заглянул внутрь. Когда–то его мама заходила сюда, чтобы попросить хлеба в долг, но то было прошлой зимой. — Ничего я тебе не дам, сама недоедаю!

Марти лишь недоумевающе таращился на второй подбородок пекаря, но, получив пучком по голове, тут же выскочил из булочной. Пробежав несколько кварталов, не оглядываясь, поймал себя на мысли, что потерялся. Остановившись, он заглянул в первую попавшуюся лавку, кажется, к портному. До блеска начищенный пол сверкал в лучах электрических ламп, отражая розоватый оттенок украшенных картинами стен. На человекоподобных манекенах красовались лоснящиеся костюмы, фраки, блестящие платья, и пышные юбки. На головы деревянных болванчиков кто–то неуклюже водрузил шляпы с перьями и чёрные цилиндры.

Столько пёстрых и красивых нарядов Марти никогда ещё не видел. Мама обычно носила простое серое платье, по праздникам надевала синее, — а это любимый цвет Марти! Правда, приходилось часто его штопать, а когда оно окончательно износилось, порезала на лоскуты. Один сейчас был на игрушке.

— Заходьите–заходьите, дорогие покупатели! Что бы вы ни пожелали, исполним любой каприз! — послышалось из–за ширмы.

Марти обрадовался, — это как раз то, что нужно! Он сосредоточился, напрягся, выдохнул, вдохнул поглубже и выдавил осторожное:

— Дай есь?

Через пару секунд к нему вышел высокий худой мужчина в коричневом костюме в клеточку и завитыми усами. Скривившись и зажав нос рукой, он пробормотал что–то про «господа и его чувство юмора», а после вышвырнул Марти за шкирку, как котёнка.
Шлёпнувшись в лужу, тот хотел было разрыдаться, но поймал насмешливый взгляд паренька, сидящего на ступеньке лавки портного. По возрасту тот был немного старше Марти. Улыбался во весь рот, без стеснения показывая зияющие дыры между молочными зубами, держа в руках щётку для чистки обуви. На плече у него висела чистая, но промокшая от дождя тряпка.

— Что, жизнь не балует? Подкинул бы тебе пенни, да сегодня голяк. Я ж не курица, золотых яиц не несу! — усмехнувшись, сказал чистильщик, затем мечтательно взглянул на небо и вздохнул: — Сейчас бы золотое яйцо найти! Э–эх, сколько бы пирожных купил, м–м!

Марти слушал, как заворожённый. Как связаны золотые яйца и пирожные, он не понимал, но раз чистильщик обуви сказал, значит, можно верить! Осталось лишь найти курицу, а они водятся на рынке, — мама так говорила. Ничего не ответив, Марти поспешил найти рынок, помня, что там всегда очень людно.

— А де ынок? — спрашивал он у прохожих, но те либо шарахались, либо настороженно отвечали:

— Не понимаю.

Никто его не понимал. Но то ж мама виновата! Бабуля всегда ей говорила:

«Не шлялась бы по кабакам, а с ребёнком сидела, так и не стал бы сынок Аликом Фрэном!»

В том, чтобы быть Аликом Фрэном, Марти не видел ничего страшного. Как и в маминых похождениях, так что пусть себе шляется. Тем более, она говорила, что бабуля так хвалит Марти, называя Аликом. Это, наверное, имя какого–нибудь супергероя или хотя бы просто героя. У Марти, кстати, был любимый — человек-–мышь, только с крыльями. Представлять летающую мышь, играя с деревянной куклой, очень смешно и радостно, но теплее всего на сердце становилось при мысли, что супергерои всегда приходят на помощь и восстанавливают справедливость. Всем помогают, ловят преступников, возвращают украденное. Марти тоже очень хотел стать таким!

Витая в облаках, он дошёл до рынка, где из пучины грёз его вытянул бас мясника с огромным ножом и измазанным в крови фартуком:

— Что вам взвесить, миссис? — интересовался он у пожилой покупательницы.

— Потрошков бы, в супчик добавлю для аромата. Мясо сейчас очень дорогое стало.

Мясник поднял куриную тушку за шею.

— Возьмите крылья куриные за полцены! И мясо есть, и кости потом выварить можно.

— О, не стоит! Боюсь, что это слишком дорого для меня.

— Ну, — пожал плечами мясник, отложил курицу в сторону и полез под прилавок. — Потроха так потроха.

Не сводя взгляда с тушки, Марти робко подошёл к лавке. Вот она — вожделенная курица! Ощипанная, и немного вялая: сонная, что ли? Хорошо, если у неё есть золотое яйцо, всё остальное неважно. В воображении Марти уже уплетал эклер за эклером, заедая их кексом с изюмом и заливая всё это сверху «Эрл Грэем».

— Курочки захотелось, да? — мило улыбнулась старушка, рассматривая мокрые штаны Марти. Но он решил не тратить силы на ответ и, схватив тушку за шею, дал дёру. Услышав гневный крик мясника, больше похожий на рёв медведя, припустил ещё сильнее, расталкивая праздно слоняющихся покупателей.

Когда крики затихли, Марти спрятался в ближайшей подворотне и, найдя себе уголок почище, сел и положил курицу на колени.

— Дай яцшо? — медленно сказал он, глядя в её чёрные глаза. — Дашь? Хачу есь.

Но курица не ответила. Марти расстроенно опустил плечи и потёр урчащий живот. Он весь покраснел от напряжения, пока просил. Почему курица не даёт яйцо? Может, он недостоин? Да не может такого быть! Марти — Алик Фрэн! Настоящий супергерой! Но вот незадача. Он только что украл курицу. Герой бы так не поступил — это точно. И что теперь делать? Что бы сделал герой?

— Наю! — воскликнул Марти. Он должен вернуть ворованную тушку, и справедливость восторжествует! Глядишь, золота дадут в придачу, а может, покормят!

Но возвращаться на рынок было как–то боязно, и Марти пошёл прямиком в полицейский участок. Ну, как прямиком. Слонялся по кварталу с тушкой курицы в одной руке и игрушкой в другой и повторял «Бобби–бобби», пока сердобольная женщина не отвела его к нужному зданию.

— Во–от! Ы, — сказал Марти, распахнув двери и протянув курицу перед собой. — Дай яцшо?

Но в участке юному супергерою не особо обрадовались: всполошились, стали задавать вопросы, в глаза фонариком светят. И неясно, виной тому кровь, стекавшая из пережатой шеи курицы, за которую Марти крепко держался могучей ручищей, или то, что он просто зашёл без стука? Наверное, второе, ведь мама всегда ругалась, когда маленький Алик Фрэн заходил в родительскую спальню неожиданно.

Между прочим, мама Марти тоже героиня! Каждую ночь спасала разных дядей от сердечных приступов, и, громко, тяжело дыша, оказывала первую помощь. Такова работа докторов: если укусила змея, нужно отсосать яд, иначе человек умрёт. Да, наверное, она была доктором! Марти мечтал стать как мама, хотя та часто спрашивала у докторов, сможет ли Марти быть нормальным. А зачем нормальным, если ты супергерой? Ворованное вернул, вот! Яичко, пожалуйста, вынь да положь!

А полицейские тем временем посадили Марти на стул. Седой усатый офицер с блестящим жетоном на груди принялся задавать глупые, невнятные вопросы. Марти и половины не понял. Снова разболелась голова, а уши заложило. Пытались отобрать курицу, но не смогли разжать пальцы юного супергероя.

«Безрукие «Бобби», отбросы, которых не взяли в армию», — сказал бы дедушка, если бы был жив, — «неужели не ясно, Алик Фрэн принёс украденное, стало быть, заслужил награду — золотое яйцо!»

— Звоните в лечебницу Святой Марии, — выкрикнула тучная женщина в тесной форме и большущей бородавкой на носу, — из Бедлама псих сбежал!

Люди в яйцеобразных касках и длинных серых плащах принялись гоготать, как гуси, но Марти было не до смеха. Лица полицейских исказились хищным оскалом. Казалось, смеются даже стены, моргая светильниками и хлопая дверьми. Пожелтевший потолок подёрнулся рябью, как вода в колодце, и превратился в водоворот, засасывающий в бездонную пучину.

Марти резко вздохнул, судорожно согнулся, зажал уши руками, напряг каждый мускул и задрожал. Стоило лишь закрыть глаза, сжать игрушку покрепче, и весь мир вокруг уменьшился до размеров стула, на котором сидел Марти. Он делал так уже много–много раз, и мир вокруг становился лёгким и пушистым, как перина. Но это не помогало. Марти думал о психе, сбежавшем из Бедлама. Почему–то воображение рисовало не человека, а огромного червя размером с дом. Мерзкий, покрытый толстым слоем слизи, стекающей на пол, он выглядывал своими чёрными глазами– пуговками из–за двери полицейского участка и скалился пастью, полностью состоящей из клыков, треугольных, как зубцы пилы. А Марти дрожал, выл сквозь сомкнутые зубы и смахивал слёзы с раскрасневшегося лица.

— Бойно… — сдавленно произнёс он.

Казалось, что голова его надулась, как воздушный шар с ярмарки, и вот–вот лопнет. Десяток рук, — а дальше Марти не видел ничего, — тянулись к нему из мутного марева офицерских шинелей. И мало юному супергерою выпало испытаний, как дверь участка резко отворилась, обрушив со стены старый слой штукатурки, и уши Марти пронзил тонкий поросячий визг:

— Дурачок украл у меня курицу!

Но ведь Марти украл курицу! Или дурачок? А что если… Марти и есть дурачок?

От напряжения в голове будто появился маленький металлический шарик, размером с крошечный пузырёк воздуха. Он с гулом прокатился по черепушке, и внутри что–то лопнуло, эхом возвращая в уши громкий хлопок. По телу пробежала волна обжигающего тепла, отчего кожа приятно зачесалась. Следом за хлопком резко последовала звенящая тишина.

— Ы–ы–э! — выдохнул Марти, обмяк и свалился со стула.

***
— Яцшо... — прошептал Марти.

— Ты проснулся, солнечный мальчик? — тихий, успокаивающий голос ласкал слух, словно лёгкий ветерок, вырисовывая в воображении силуэт мамы. Только голос не такой прокуренный, а мягкий, тонкий, молодой.

Марти открыл глаза и увидел ангела. Не то чтобы супергероям вообще требовался ангел, но от такого он точно бы не отказался! Девушка в белом чепчике, с проницательными, раскосыми глазами цвета лондонского неба, села рядом с кроватью и, наклонившись к Марти, лёгким движением поправила его чёлку.

— Как тебя зовут, лучик?

Марти таращился на фартук с красным крестом и изо всех сил старался выдавить хоть звук, но выходило скверно.

«Алик Фрэн!» — подумал он, судорожно цепляясь ослабевшими пальцами за серую простыню, и промычал:

— Айик Фэн.

— Какое красивое имя, — прощебетала девушка и взяла Марти за руку. — А я Глория! Ты такой хороший, солнечный мальчик: буду звать тебя лучик. Ты же не против?

Марти проглотил вязкую слюну, кивнул. Девушка улыбнулась:

— Вот и славно! Ты поступил к нам обезвоженный, поэтому мы поставили капельницу. Тебе не о чем беспокоиться, но пока нельзя вставать. Полежи пока здесь, никуда не убегай, хорошо, лучик? Я позову доктора Ротшильда, и он решит, что с тобой делать.

Марти дёрнулся вслед и ни за что бы не отпустил ангела, если бы мог, но оказался заложником необычных обстоятельств. Руки его, равно как и ноги, и туловище, оказались надёжно привязаны к кровати широченными ремнями. От такой несправедливости Марти взвыл, а взгляд заволокла белёсая пелена. От жёлтых стен палаты к лицу потянулись иссохшие костлявые руки. Мама называла это приступом, а Марти… он никак не называл это проявление хтонического ужаса, вжимаясь в кровать, не в силах избавиться от ощущения, как чёрные гнилые ногти касаются его волос.

Обычно мама успокаивала Марти, но сейчас её нет рядом. И игрушка куда–то пропала. Поэтому немудрено, что тот разревелся, не заметив, что в кабинет уже впорхнула Глория, прогнавшая наваждение. Следом вошёл пухлый дед в белоснежном халате поверх коричневого костюма с полосатым галстуком. Важный, похожий на гуся, с оттопыренной нижней губой. Он вальяжно прошёлся по палате, бросив на юного супергероя презрительный взгляд. Подойдя к окну, доктор задумчиво покосился на решётку и, резко развернувшись, бодро произнёс:

— Налицо целый ряд психологических расстройств! Пациент нуждается в скорейшей госпитализации! Подготовьте, пожалуйста, документы и поставьте юного Айика на баланс.

— Мистер Ротшильд, вы меня не так поняли! — Глория села рядом с Марти и погладила того по плечу. — У мальчика случился приступ, и шериф привёз его к нам, но… Айик не похож на безумца. Нам бы стоило найти его маму и…

Старый гусь не дал девушке договорить и прошипел:

— Лондонский совет графства платит нам, чтобы мы уберегли столицу от проказы! И если к концу лета в лечебнице не окажется и сотни больных, то нас закроют!

— Но нельзя же… — Глория опустила взгляд и взмолилась: — Нельзя держать больного ребёнка среди безумцев!

Гусь осмотрел палату и ухмыльнулся:

— Поэтому пусть пока живёт здесь, а вы следите за ним. Он может мне пригодиться и внести свой вклад в науку!

— Но… Но у меня нет опыта работы с особенными детьми! — запротестовала девушка и сцепила руки, прижав их к груди.

— Милая Глория, вы обязательно научитесь, ведь от этого зависит ваше довольствие! Не поверите, но богатеи готовы отдать баснословные деньги, лишь бы повесить в кабинете фотографию олигофрена.

— Айик Фээн! — подал голос Марти. — Эта йа.

— Угу… — протянул Ротшильд и кивнул собственным мыслям. — Нам стоит одеть его во фрак и придумать подходящую легенду… Например, бастард какого–нибудь графа, чьё имя нельзя называть, ведь его знают буквально все! Думаю, он подойдёт лучше, чем безумец, обмазавший лицо и стены палаты собственным дерьмом…

— Да, доктор Ротшильд, — кивнула Глория, и тот вышел из палаты, мечтательно вздыхая:

— Я заплатил четыре пенни за ту ощипанную курицу, пусть отрабатывает!

***

Оставшись с Глорией наедине, Марти мгновенно забыл о дряхлом скрипучем гусе Ротшильде и о страшных видениях. От девушки пахло хлебом и веяло спокойствием.

— Пошли, лучик, — расплывшись в улыбке, сказала девушка. — Покормлю тебя, а после мне нужно будет заполнить несколько бумаг. Погуляешь во дворе и познакомишься с ребятами.

Палату заполнил писк счастья. Наконец–то его накормят! Ради такого стоило потерпеть! Развязав Марти, Глория за руку провела его по коридорам, и вкратце рассказала о лечебнице:

— Мы все здесь как большая семья, лучик! — щебетала она. — Внутри больницы можем передвигаться, как хотим, кроме левого крыла на первом этаже. Там доктор Ротшильд исследует самые новые методики лечения…

Марти сощурился и задрал нос, понимающе кивая. Босыми ногами он шлёпал по старому сбитому паркету, выложенному ёлочкой из коротких деревянных брусков, и с раскрытым ртом разглядывал клетчатые рисунки на стене коридора, отбрасываемые решётками на окнах.

— Это нужно, чтобы никто не уходил без ведома докторов. Мы же семья, помнишь, лучик?

— Та!

Спустившись на первый этаж, Глория долго что–то обсуждала с другой женщиной в чепчике, белом халате и половником в руке. Марти тем временем заглянул в приоткрытую дверь неподалёку. Там он увидел интересную картину, как взрослые играют в игры: крупный мускулистый мужчина скакал на одной ноге и махал рукой, будто представлял себя ковбоем, лысая девушка лежала на спине и плевала в потолок кусочками обгрызенных ногтей. В дальнем углу длинного барака на корточках сидел бледный мужчина и громко каркал, расправив руки на манер крыльев. Марти широко улыбнулся. Эти люди, очевидно, были супергероями!

— Лучик, иди–ка сюда, — позвала Глория. Марти нехотя оторвался от забавного зрелища и подошёл к ней. Та распахнула скрипучие двойные двери и с воодушевлением прошагала среди десятков пациентов, хаотично слоняющихся по просторному, залитому солнечным светом, помещению. — А вот и наша столовая!

Марти осторожно семенил позади, разглядывая приколоченные к полу табуретки и столы, жёлтые стены, покрытые давно облупившейся краской и засохшими хлопьями овсянки. В дальнем углу двое, казалось бы, взрослых людей в серых рубашках кидались друг в друга едой, громко хохотали и хлопали в ладоши. Рядом суетилась полная женщина в фартуке и, причитая, тщетно пыталась покормить их с ложки.

Не сказать, что убранство столовой вдохновило Марти на подвиги, но игра взрослых пришлась ему по душе, да и ударить в грязь лицом перед Глорией он не мог. Раскрасневшись до состояния спелого помидора, — ведь держать ложку самому та ещё задачка! — он за полчаса затолкал в себя больше половины тарелки овсянки. Конечно, Глория напоминала проглатывать, но это мелочи: главное — он поел сам! Мама бы гордилась! Интересно, как у неё сейчас дела? Хоть бы она не торопилась искать сына, ведь здесь так интересно, а среди пациентов можно завести новых друзей. Впрочем, старых у Марти никогда и не было, а тут вон сколько сразу!

Пока Глория вытирала Марти лицо, он рассмотрел окружающих: кто–то сидел и выл, мерно покачиваясь; один вскакивал с табурета, делал несколько уверенных шагов к выходу, но тут же возвращался; другой лепил из хлебного мякиша забавные фигурки и играли ими, как оловянными солдатиками; третий и подавно высыпал кашу себе на лысину и поливал голову сладким чаем, делая вид, что моется.

Марти сидел, не дыша. Полным восторга взглядом он наблюдал то за одним, то за другим пациентом, представляя, как и ему тоже позволят вытворить что–нибудь эдакое!

На прогулке первым делом Марти пошёл знакомиться. Двор лечебницы оказался весьма просторным и пустым, ведь большинство пациентов кучковались на лужайке возле старой игровой площадки. Там на кочке стоял широкоплечий статный мужчина и что–то рассказывал, выпятив грудь. Каждый его кулак был размером с голову Марти, а мужественный профиль внушал благоговейный страх.

Переборов стеснение и подойдя ближе, Марти услышал его речь:

—… и каждому по собственной козе. Да! Козье молоко очень полезное!

— И коровье! — крикнул кто–то из собравшихся.

— Верно мыслишь, Пауль! У каждого будет своя корова. Да!

— А соевое?

— Точно, друзья! Когда я стану директором больницы, у каждого будет своя сойка!

— Сойка?! — восхищённо переглянулись пациенты.

— Конечно, ведь они дают соевое молоко!

— Чад, а где ж мы держать–то их будем? — устало сказал бледнолицый мужчина из толпы.

— Когда я стану директором, Нельсон, обязательно поручу к каждой палате сделать пристройку!

— Пристройку?! Где ж для неё место взять?

— А мы со стороны окон достроим.

— Гениально… — роптала толпа.

— На этом собрание объявляю законченным, — здоровяк, названный Чадом, задрал нос, спрятал верхнюю губу под нижнюю и постучал себя по голове. Все остальные повторили жест, и Марти, чтобы не выглядеть чужим, стукнул себя по голове. Чад заметил это и жестом подозвал к себе.

— Неправильно! Нужно не просто стукнуть, а постучать три раза! И обязательно делать это с выпяченной нижней губой! Так делал Вилли, наш прошлый директор, и мы чтим его память правильно.

— А Отшид? — с трудом произнёс Марти.

Чад припал на одно колено, сощурился и заговорщически сказал:

— Ротшильд? О–о–о, малыш, ты здесь новенький и ничего не понимаешь. Бедлам принадлежит нам, а не санитарам. Бедлам — это пациенты! Мы просто грамотно симулируем симптомы и живём всласть. Держись Чада, малыш, и всё будет хорошо!

И он держался. Марти смотрел на Чада, как на бога. Тот стал для него новым супергероем: сильным, мудрым и смелым! Жаль, без плаща, но это мелочи. На прогулках Чад познакомил Марти почти со всеми общительными пациентами, обучил парочке супергеройских приёмов рукопашного боя для борьбы с видениями, и даже показал, как правильно прятаться от санитаров, притворившись деревом. Главное — это сдвинуть ноги вместе, а руки развести пошире, как ветви. Всем этим премудростям Чада научил Вилли.

Правда, Глорию таким трюком провести не получалось, но были подозрения, что девушка тоже обладала супергеройскими способностями: чтобы Марти ни делал, хорошее, плохое, глупое или умное, неважно — Глория всегда мило улыбалась ему и хвалила. Не то чтобы мама часто его ругала, но за внимание миловидной санитарки Марти готов был горы свернуть! Каждое утро он рассказывал ей сны. Да, всего парой фраз, но он не помнил, чтобы когда–либо раньше разговаривал так часто, и с каждым разом слова давались чуточку легче, чем раньше. И, конечно, Марти жутко ревновал, стоило Глории уделить внимание другим пациентам, коих было немало, но всегда помнил, что они одна семья.

***

В Бедламе с прояснениями часть 2 из 4

Бессмертным классикам посвящается.

Ночью, около двенадцати, по проспекту Республики шли два друга. Один — красавец, высокий брюнет, в стильной, приталенной рубашке и джинсах, второй — рыжий, невысокий парень, в старенькой, застиранной футболке и шортах. Шли молча, без разговоров. Брюнет напевал негромко что-то про «чумачечую весну», а его приятель сплевывал тягучую слюну прямо на асфальт.

— Посидим? — спросил брюнет, когда приятели добрели до пересечения Кенесары и Республики, туда, где под фонарями расположилась огромная шахматная доска с фигурами.

Рыжий кивнул, и оба присели на лавочку.

— Тут такое дело, Серый, — сказал брюнет. — Займи тысяч пятнадцать, на неделю?

Рыжий молчал.

— Да не, ты чё, мне реально надо. Лажанулся я сегодня. Жена дала цепочку, в ломард заложить — сегодня надо по ипотеке платить. Я заложил и вот, сегодня при тебе в автоматах эти деньги и оставил...

Рыжий сплюнул на асфальт.

— Тварь ты, Марат. — сказал он, покривив губами. — Тварь. Какого рожна ты играл в автоматы, если денег своих нет? Тварь и слабак. Не, ты помолчи, я тебе скажу сейчас... Прибарахлился опять, джинсы прикупил? Модник, твою мать — ни работы, ни денег. Сидишь на шее у жены, по десятке выпрашиваешь то на штаны, то на туфли. Связи, знакомства... Типа и того знаешь, и с тем дела имел — понты одни. Ты сегодня понтовался перед людьми, а мне за тебя стыдно было. А уж когда слюну пускать на эти автоматы начинаешь — так и дал бы в рожу...

— Серый, ты чего? Серый...

— Да фиг с ним, я все пойму, если что... Но не понимаю, зачем ты сейчас в автоматах скандал поднял, мол, свет моргнул, а у тебя стрит был до туза? Позорище.

Марат покраснел, как рак, начал что-то горячо говорить. Серый стоял на своем. Постепенно оба устали и замолчали.

— Облажался я, — сказал брюнет после паузы. — Пойми... Вшатал денег прилично, чужих, долгов сделал, теперь кранты мне... Я ж как на иголках сейчас, как на иголках... По уши в дерьме... А от этого и еще больше косячить начинаю, по-черному косячу. Вот выиграл бы сегодня — все бы бросил, заново бы начал жить... Не наезжай, сам вспомни Ваську Корейца...

— Помню я твоего Корейца, — перебил рыжий. — Помню... Наворовал чужого, набил мошну, а когда прихватили — рыдать начал. Пока воровал — не рыдал. Стыдно должно быть... Не будь у него родственников, выгородивших его, не было бы этого Корейца сейчас. А потом пристроили за дочку важняка, все — как у Христа за пазухой. Вот так у вас всегда, у альфонсов...

Сергей вскочил и начал жестикулировать.

— Жена твоя, например... И хозяйка, и с карьерой... Зачем ты ей? Что она нашла в тебе? Ты сегодня троих молодух глазами раздел, у одной даже телефон выпросил. Тебе дали, альфонсу, а я всю жизнь пашу, честно — и хоть бы хны! А помнишь, ведь свадьбу играть собирались мы с твоей женой, пока с тобой я её не познакомил... И все, пропала моя Жанна.

— Опять ревнуешь? — засмеялся брюнет. — Не знал, что ты до сих пор нозишь по этому поводу!

Сергея вдруг как накрыло. Автоматически, на злости он выбросил руку вперед — и двинул ей в челюсть приятеля. Глухо ударилась о брусчатку сотка брюнета и разлетелась на части. Все произошло разом, в один миг, глупо, нелепо. Рыжему сразу стало стыдно. Он повернулся — и зашагал прочь. Дойдя до украинского посольства, он оглянулся, подождал чего-то — а потом, вдруг пошел дальше.

Марат долго сидел молча, не двигаясь. Мимо прошел патруль, проверил его документы. Марат продемонстрировал им свое удостоверение — и пошел домой.

«Щас начнет нудеть Жанка, — думал он, поднимаясь на лифте. — Нудеть за деньги. Разноется, развоняется... Овца... Скажу, что ограбили...»

Дверь открыла теща. Улыбающаяся.

— Поздравляю! — радостно улыбалась она.

— С чем?

— А щас узнаешь! Проходи.

Марат покачал головой и зашел в спальню. На кровати сидела его жена, Жанна, миниатюрная брюнетка с химией на голове. Увидев мужа, она вскочила и бросилась ему на шею.

— Маратик! — закричала она. — Повезло! Ты не представляешь, я чуть умерла от радости... Смотри!

Она подскочила к кровати, схватила с неё газету.

— Ну, читай же! Мои акции «Народного IPO» выросли! У нас теперь куча денег, ведь у меня есть акции... Я просто их спрятала, потому что ты бы их продал... А Сергей мне их подарил, когда мы собирались жениться, а потом назад не взял... Мы теперь богаты, Марат, ты теперь исправишься, все будет хорошо... Ты же мне изменял и играл на деньги только от безысходности, от бедности... Я же понимаю. Ты на самом деле умный, хороший...

Жанна запрыгала на кровати.

— Неожиданно, да? Я грустила сидела, ненавидела себя, а потом прочитала газету — и вижу! Всех обзвонила уже... Все поздравляют! Марат, ты куда?

Марат заглянул в газету. Ошеломленный, потерянный, молча, стоял посреди комнаты. Потом повернулся и с газетой в руках вышел из квартиры.

— До «Китайской стены», пятьсот! — крикнул он в окошко остановившейся старенькой иномарки, с шымкентскими номерами.

Приехал по адресу. Никого.

«На работе, видать, — подумал он, — а потом с подружками зависла... Подожду...»

И он встал у подъезда. Прошло полчаса, час. Пробило уже три ночи — усталый, он потихоньку двинулся на выход, в арку со двора. И тут у самой арки, он встретился в высокой, худой блондинкой в коротком платьице. Блондинка шла в сопровождении крепкого, спортивного парня.

— Поговорим, Настя? — обратился Марат к ней.

Спортивный парень насупился и стал напирать на Марата.

— Я щас, — сказал блондинка парню и отошла с Маратом в сторонку. — Что нужно?

— Я к тебе, Настюш... По делу... — начал заикаться Марат. — Жаль, что ты не одна, мы бы...

— Давай быстрее, мне некогда!

— Нового хахаля завела? Некогда? Почему ты выгнала меня? Почему не захотела жить вместе? Потому... Потому что денег я тебе мало давал? Вот и облом, представь себе... Да-да! Помнишь, я тебе дарил акции «Народного IPO». На, читай! Это теперь миллионы!

Блондинка взяла газету в руки и жадными глазами стала пробегать строчки первой страницы.

А в то же время другие глаза, опухшие от слез, безумные от горя и несчастий, глядели в ящик трюмо и искали акции «Народного IPO». Всю ночь напролет. Акции были украдены — и Жанна знала, кто их украл.

Сергей так и не заснул в ту ночь. Ему было стыдно за тот удар, нанесенный Марату.

Купил арбуз в "Самокат".

Это он тухлый? Это признак химозы? Я умру если успел откусить пару раз?))