Фэнтези истории

Амгхорн старался сохранить видимость уверенности и спокойствия, но его выдавали нетерпеливые движения, а взгляд всё время возвращался к узору на вороте платья его прекрасной гостьи. Он немного подался вперёд, склоняясь ближе к девушке и смущённо улыбаясь:

— Конечно, мой вопрос может показаться вам докучающим, и наверняка я не первый, кто вам это говорит, но… неужели вас назвали в честь нашего морозного светила? — Драгг был рад хоть как-то начать разговор, но голос вдруг сорвался, когда он перешел на шёпот. Его попытки казались чересчур прямолинейными и неловкими, будто он, сам того не понимая, хватал девушку за руку вместо того, чтобы просто предложить ей напиток.

Шиар загадочно улыбнулась, и её глаза, зелёные, как тёмные изумруды, отразили отблеск пламени канделябра. Она медленно наклонила голову, словно примеряясь к тому, какой эффект её образ производит на собеседника. Девушка вздохнула, словно от тепла в комнате, и, сохраняя успокаивающий тон, ответила:

— Именно так, господин наместник, — голос её был как шёлк, тёплый и почти успокаивающий. — Меня назвали Шиар в год, когда зима уступала место Кааросу. Моя мать тяжело болела, когда вынашивала меня, и родители боялись, что я могу не выжить. Но я родилась здоровой. — Она позволила себе мягкую, немного грустную улыбку и опустила взгляд, будто смущённая откровенностью.

Амгхорн приосанился, стараясь не выдать своего смущения и желания как-то украсить её настроение. Воспользовавшись её словами, он пробормотал, пытаясь, как мог, прозвучать галантно:

— Думаю, это было предсказание, ведь вас назвали так из-за ослепительной красоты. — Он почувствовал, как жар заливает его лицо и уши, а голос предательски дрожит.

Шиар слегка хихикнула, придавая своей улыбке игривости, будто ей было чуть неловко. Она взмахнула черными, как уголь, волосами, и её глаза вспыхнули таинственным блеском.

— Вы слишком любезны, господин наместник, — мягко ответила она, будто бы скромничая.

Она на мгновение замерла, глядя на него с едва уловимой улыбкой, будто раздумывала, стоит ли продолжать. Её молчание было на грани флирта, и она явно видела, как он следит за каждым её движением. Амгхорн почувствовал слабость, его сердце забилось чуть быстрее.

— Расскажите мне немного о себе, господин наместник, — обронила она. — Как вам удаётся справляться с такими важными обязанностями?

Амгхорн почувствовал себя польщённым и даже чуть более уверенным.

— Видите ли, у нас у драггов служба не ограничивается светлым временем суток, — он слегка подался вперёд, не отводя взгляда от её глаз. — Наша работа… она, конечно, бывает непростой. Например, сейчас на драггов всё чаще совершаются нападения. Я стараюсь сделать так, чтобы в городе было безопасно… но…

— И вот вы здесь, а не в своём кабинете, — мягко перебила его Шиар, будто поддразнивая.

Амгхорн почувствовал, что это намёк, но его язык предательски замер, словно он утратил способность выражать мысли. Бывали у него романы, но никто из них не производил такого ошеломляющего впечатления. С Шиар он чувствовал себя словно ребёнок, наивный и беззащитный перед её красотой: её улыбка и спокойная уверенность сбивали его с толку, делая каждое слово тяжёлым, как металл. Он нервно поправил воротник, подался вперёд, пытаясь придать голосу низкий, будто бы обольстительный тон:

— Мисс… Шиар, я скажу вам честно, в городе мы не привыкли видеть таких прекрасных, э-э… таких обворожительных гостей, как вы, — пробормотал он, надеясь, что прозвучало достаточно убедительно.

Шиар слушала его с лёгкой, как будто даже сочувственной улыбкой, подбадривая кивком.

— Приятно слышать, господин наместник. Но для меня тоже… непривычно находиться в компании такого влиятельного, такого, — её взгляд словно ненароком задержался на его лице, — решительного драгга.

Амгхорн почувствовал, как сердце забилось чаще. Он сделал вид, что его отвлекло что-то в комнате, хотя на самом деле старался скрыть волнение. Чуть поправив волосы, он слабо улыбнулся, пытаясь продолжить.

— Не хочется тянуть с пустыми разговорами, — пробормотал он, с трудом подбирая слова. — Вы ведь здесь не для того, чтобы… э-э… слушать мою болтовню. Как я понимаю, вы предложили провести время… интересно, как бы это сказать… более близко познакомиться.

Шиар, сохраняя милую, чуть кокетливую улыбку, кивнула, не сказав ни слова, и сложила руки на коленях, ожидая, что он скажет дальше. Его взгляд скользнул по её лицу, затем задержался на вороте платья, вкрадчиво раскрывающемся чуть ниже ключиц.

Он нервно облизал губы, в груди стало горячо.

— Скажите… быть может, вы могли бы… — Он запнулся, в поисках правильных слов, — остаться со мной на более… личную беседу? Скажем, вы ведь знаете, как приятно, когда рядом такая… такая…

— Искушённая спутница? — мягко подхватила она, чуть наклоняя голову и пряча улыбку. В её взгляде было ровно столько невинного интереса, чтобы окончательно лишить его спокойствия.

Драгг кивнул, горло пересохло, а мысли путались. С каждой минутой разговор становился для него испытанием, и он ловил себя на том, что слова не слушаются, будто язык отказывается подчиняться. Она словно играла с ним, и он, сам того не осознавая, погружался в её мягкую, но уверенную игру. Его рука неловко потянулась, чтобы коснуться её руки, но в последний момент он отдёрнул её, не решившись.

— Вам не нужно стесняться, господин наместник, — Шиар склонилась чуть ближе, её голос зазвучал тише, интимнее, будто в знак доверия. — Здесь нет посторонних, ваши охранники там, за дверью, и здесь только мы. Я уверена, что никто нас не потревожит… если, конечно, вы не будете против открыть окно. Мне кажется, что вам душно — с улыбкой закончила она, переводя взгляд на занавешенное стекло. — Как вы сами сказали, кто бы посмел потревожить господина наместника в таком укромном уголке?

Амгхорн, чувствуя себя совершенно сбитым с толку, порывисто кивнул и, встав, неловко пошёл к окну, стараясь, чтобы её взгляд не заметил его охватившего смущения. Ему казалось, что она ждала этого момента так же, как и он, а её невинные просьбы только придавали ему уверенности.

Он медленно повернулся, снова подходя к ней, всё ещё робко улыбаясь.

— Ну что ж, тогда, может быть… мы начнём?

— Действительно, пора бы, — её взгляд, тёплый и заигрывающий всего миг назад, внезапно стал ледяным и отстранённым. Драгг почувствовал, как внутри сжался комок тревоги, словно инстинктивно уловив опасность. Он замер, неловко выпрямляясь, и ошарашенно спросил:

— О чём это вы?

— О том, что мне пора вас убить, — спокойно ответила Шиар.

Амгхорн отпрянул, но его громоздкие движения были слишком медленными. Она изящно потянулась к запястью, и от лёгкого щелчка из тонких, скрытых ножен выскользнул изогнутый кинжал. Лезвие сверкнуло в свете канделябра, как быстрый отблеск холода. Он не успел и пикнуть, как она одним точным, ловким движением скользнула к его горлу.

Сталь полоснула по его шее — и на бледной коже осталась тонкая, темная линия. Багровая жидкость обильно потекла по пальцам, окрашивая его кулаки в тёмно-красный цвет, оставляя пятна на его тяжёлом наряде. Амгхорн вскинул руки к ране, охнул, когда по шее прокатилась волна обжигающей боли. Ужас захлестнул его, и он беспомощно сдавил ладонями горло, чувствуя, как жизнь вытекает из него вместе с горячей кровью. Наместник захрипел, издавая отчаянные, рваные звуки, пока его глаза не встретились с её холодным, равнодушным взглядом.

Шиар равнодушно наблюдала, как он медленно теряет силы, его тело колышется, будто старый механизм, утративший опору, а затем беззвучно оседает на пол, утопая в собственной крови. Он рухнул со скамьи, из последних сил протягивая руку к ней, как будто ещё надеялся на пощаду. Но её лицо оставалось непроницаемым, как маска.

— Господин наместник, всё ли в порядке? — голос стражника за дверью звучал подозрительно, но ещё с нотками растерянности.

С одним отточенным движением Шиар сдёрнула парик, открыв длинные серебристые пряди. Сбросив платье, наемница привычным движением поправила на себе кожаную жилетку. Она была спокойна и собрана, каждый жест отточен, словно она была создана для этой роли. Убийца уже была почти готова, но стук за дверью стал всё громче, и в голосе охранников проскользнули нотки паники:

— Господин наместник, откройте немедленно! — голос второго стражника теперь звучал уже с тревогой.

Шиар быстро застегнула ремень, припрятала окровавленный кинжал в браслет и, бросив холодный взгляд на труп драгга, бесшумно направилась к окну. Охранники снаружи, не дождавшись ответа, принялись за дверную ручку, и их приглушённые голоса стали яростными.

— Взламываем! — приказал один из них.

На последней секунде Шиар, мягко став на подоконник, оглянулась на дверь и, удовлетворённо усмехнувшись, легко выпрыгнула в окно. Оказавшись на улице, она без лишних движений скользнула в сторону, скрываясь в тени улиц. Она не собиралась останавливаться: вся её подготовка к этому делу, все отработанные до мелочей пути отхода служили лишь одной цели — позволить ей ускользнуть незамеченной.

Пробежав несколько кварталов, она добралась до нужного тупика. Тёмная мостовая была пуста, и её взгляд тут же выхватил полуоткрытый люк канализации. Она подбежала к нему и, не теряя ни секунды, сняла тяжёлую крышку, быстро опустилась на металлическую лестницу и осторожно закрыла люк над головой, погружаясь в тишину подземелья.

Канализация, в которой она оказалась, представляла собой огромный лабиринт пересекающихся коридоров, полных шипения пара и гулкого эха, отражающегося от массивных труб. Шиар достала из кармана небольшой флакон и встряхнула его — тёплый свет озарил коридор, отразившись от влажных стен и ржавых металлических соединений. Её путь проходил через этот тёмный мир под городом, где тени мерцали, как живые, а трубы стонали под давлением пара.

«Мне нужно быстрее дойти до конца квартала и пересечь границу таайрийской территории», — напомнила себе Шиар, чувствуя, как нервы напряглись. Люди «крестного» должны были ждать её в квартале, готовые помочь скрыться. Однако стоило ей сделать несколько шагов, как вдалеке раздался металлический лязг — звук открывающегося люка.

— Она наверняка пошла сюда! Это ближайший вход! — донёсся приглушённый голос драгга сверху, перекрытый шумом паровых труб.

— Бросай кроллов! — рявкнул другой голос, не менее решительный.

Её сердце заколотилось быстрее. Она не ожидала, что ее маршрут раскроют так быстро. Побег пошел не по плану. Шиар, стиснув зубы, устремилась вперёд по коридору, слыша за спиной глухие стуки механических колёс, когда кроллы, тяжёлые паровые машины, упали вниз. Их яркие световые лучи начали зигзагами прочёсывать коридоры, освещая и самые тёмные углы. Она ускорила бег, сосредоточившись на одном — добраться до центрального перекрёстка, где она сможет свернуть к кварталу таайров.

Тени от резких лучей света метались по стенам, и вот уже один из кроллов осветил её силуэт. Она резко свернула за угол, вжимаясь в стену, но двигалась слишком быстро, чтобы конструты смогли сразу навести на неё прожектор. Шиар, едва ловя дыхание, продолжала скользить по коридорам, прячась в темноте между трубами и каналами.

Она нащупала в кармане граненый флакон с зельем. Бросив его за спину, она рванулась дальше, не оборачиваясь. Взрыв эхом разнёсся по тоннелям, мгновенно наполнив воздух клубами пара и резким запахом горелого масла. Затем последовал крик, перемешивающийся с матерщиной. Как минимум один драгг отстал, это даст лишних несколько минут. Из-за взрыва её на мгновение ослепило, но она продолжила путь, чувствуя, что взрыв задержал их хотя бы на несколько секунд.

Наконец впереди мелькнул тусклый свет — центральный перекрёсток. Она рванулась вперёд, почти вылетела в освещённый коридор и свернула в сторону, ведущую к нужному кварталу, надеясь, что этот путь останется её спасением. Но в тот же миг острое жжение пронзило её плечо. От боли её прошиб холодный пот, и, вскрикнув, она споткнулась и упала на металлический пол. Из раны торчал засапожник — короткий и острый нож, а тёмная кровь стремительно стекала по её плечу и руке.

Тяжело дыша, Шиар на мгновение потеряла самообладание, она отползала, упираясь в холодный пол и стараясь подняться на ноги. Но драгг настиг её почти мгновенно, его громоздкая тень нависла над ней, а взгляд был полон презрения. Он не торопился добить её — напротив, наслаждался её слабостью.

Девушка попыталась повернуться, но не успела — телохранитель ударил её тяжёлым сапогом в бок. Удар был чудовищным, и её тело отлетело к металлической стене. В ушах зазвенело, перед глазами всё поплыло, силы резко оставили ее. На миг Шиар показалось, что это конец, но какой-то внутренний инстинкт заставил девушку стиснуть зубы и попробовать двинуться, хоть дыхание сбивалось и каждый вдох приносил мучительную боль.

Драгг не собирался терять времени. Его грубая рука ухватила её, и он резко вырвал нож, который застрял в её плече. Боль ослепила Шиар, как удар молнии, пронзив до самой груди. Она невольно вскрикнула, корчась от невыносимого ощущения, и сквозь слёзы видела, как на лице противника появилась жестокая ухмылка.

— Не надейся на лёгкую смерть, — проговорил он с ледяным спокойствием. — Сперва ты побываешь у нашего мастера-вызнающего. Он вырвет из тебя все тайны — вместе с криками и ногтями, — он усмехнулся, смотря, как она сжимается от боли.

Шиар, не сдаваясь, нащупала пальцами ремень с флаконами, но драгг заметил это движение и, не раздумывая, выпнул зелье из пальцев.

— Даже не думай! Твоя взрыв-смесь выбила Моррану глаз, но со мной также не выйдет. — процедил он и с силой наступил ей на запястье, раздавив хрупкие кости.

Девушка мычала и беспомощно возилась на полу, пытаясь сделать хоть что-нибудь, но со стороны это выглядело как жалкая предсмертная агония. Она уже несколько раз пыталась согнуть руку и задействовать нож в браслете, но усталость и бессилие накатывали с новой силой, рука почти не слушалась - слишком глубокая была рана от топора.

Драгг тем временем подошел к зеленому флакону, взял его и пошел обратно к девушке:

— Молчишь? Или сама не знаешь, что это за зелье? Купила на черной ярмарке? – усмехнулся стражник. Шиар молчала, из ее глаз ручьем текли слезы. - А что, если вылить его на тебя? А? Как быстро оплывет твое милое личико на этот пол?

Драгг посчитал это хорошей идеей и уже начал откручивать крышку, когда Шиар вдруг заерзала и попыталась отползти от драгга.

— Видать хорошая смесь, что ты так из последних сил уползаешь, а? - язвительно бросил драгг. Но тут он заметил, что что-то светится у девушки в еще здоровой руке.

Быстрым шагом он направился к Шиар, но наемница с воплем ударила его двумя ногами в торс. Драгг повалился, но тут же начал вставать. Шиар уже ползла к нему.

— Ах, ты маленькая дрянь! - зарычал он, пытаясь встать с колен.

Шиар вцепилась в него и зубами впилась в грубую щеку телохранителя. Он ойкнул и ударил ее ладонью по голове.

Девушка сначала отпрянула, но затем всем телом навалилась на драгга и повалила его наземь. В ее руке был светящийся флакон, она сдернула пломбу и плеснула противнику в глаза сверкающую жидкость. Он заорал от боли и спихнул ногами тело Шиар. Яркая смесь горела в его глазах, мгновенно закипев на коже.

Драгг, ослеплённый и обезумевший от боли, шатался, вслепую размахивая руками, пытаясь отогнать её, как от назойливую муху. Но Шиар не сдавалась. Она подкралась с его стороны и, собрав всю свою оставшуюся силу пальцами вытащила лезвие из браслета на запястье и нанесла удар — её нож глубоко вошёл ему в ногу, и стражник взвыл, снова потеряв равновесие.

Он рухнул на колено, хватая её за плечи, с силой прижимая к холодной стене. Шиар, задыхаясь, упёршись ногами в пол, рванула руку драгга вниз, а затем резко вонзила зубы в его запястье. Стражник взвыл от боли, но его хватка ослабла, и Шиар смогла освободиться от хватки.

Её последние силы уходили с каждым движением, но она не собиралась сдаваться. Снова занеся нож, она целилась в его горло, и отточенный тренировками удар оказался точным. Лезвие вошло глубоко, и кровь потекла по шее противника. Драгг споткнулся, пытался ухватиться за нее, но безуспешно.

Шиар, с трудом удерживая равновесие, смотрела, как он, пошатнувшись, наконец осел на пол. Его тело с глухим стуком рухнуло на металлический настил, а в её ушах стоял только его тяжёлый, прерывающийся хрип.

Едва дыша, наемница упёрлась в стену и закрыла глаза. Ее охватило истощение, по ушам стучало собственное сердцебиение, а сознание мутилось. Она знала, что времени мало, но ноги будто налились свинцом, и казалось, что вот-вот она сама упадет рядом с телом поверженного врага.

Но останавливаться было нельзя. Её путь к свободе только начинался.

Она глубоко вздохнула, собираясь с силами, и, подволакивая ногу, направилась к ближайшему выходу, уже видневшемуся вдали тусклым светом. Её лицо было мокрым от пота, раненое плечо ныло, а кровь, казалось, пульсировала во всем теле, замедляя каждое движение.

Вскоре она добралась до металлической лестницы, ведущей наружу. Её рука коснулась холодных прутьев, и она медленно потянулась вверх, пытаясь выбраться. Резкая боль пронзила её плечо, и она едва не соскользнула вниз, но, стиснув зубы, продолжала подниматься, упираясь коленями и здоровой рукой, пока, наконец, не дотянулась до тяжёлой крышки люка.

Люк поддался с трудом. Шиар всем телом навалилась на него, с трудом поднимая и сдвигая в сторону. Хлынувший поток свежего ночного воздуха мгновенно оглушил её, а свет звёзд заставил зажмуриться.

Вздрогнув от пронзившей ее боли, она с трудом поднялась на ноги, схватившись за холодный металл люка, и сделала несколько шагов по холодной земле. Но тут её взгляд замутился, а ноги подкосились. Впереди лишь туманно виднелся ночной квартал драггов с его мощёными улицами, ведущими в никуда. Спасителей «крестного» поблизости видно не было. Она сделала ещё один шаг и вдруг почувствовала, как силы полностью оставляют её. Всё вокруг закружилось, и, не удержав равновесие, Шиар опустилась на колени.

Всё ещё цепляясь за реальность, она огляделась и тут увидела высокую фигуру, неясную и призрачную, словно не от мира сего. Перед ней стоял таайр – невольный свидетель ее побега.

«Твою ж мать», — пронеслось в голове Шиар.

Существо было пугающе худым и невероятно высоким — на добрых три метра, с тонкой шеей, переходящей в длинный, изящный клюв, загнутый книзу. Оно медленно наклонило голову, склонив клюв к лицу Шиар, и в его глазах блеснул странный огонь, почти болезненный интерес, как у птицы, разглядывающей редкую находку.

Таайр приближался бесшумно, не оставляя следов на влажной мостовой, словно паря над землёй. Полное отсутствие рук, длинное, изогнутое тело и покрытая короткими перьями кожа делали его облик ещё более инородным и пугающим. Шиар зацепилась взглядом за его холодный, безмолвный взгляд и почувствовала, как сердце отчаянно заколотилось.

Она попыталась пошевелиться, но тело не слушалось. Сознание становилось туманным, и веки тяжело опустились. Последнее, что она видела, был этот длинный, мрачно-изучающий клюв, замерший совсем близко к её лицу, и бесконечно пустой взгляд больших глаз, излучавших древнюю, непостижимую мудрость.

Силы окончательно покинули её, и она погрузилась во тьму.

Моррин брёл по пустынному ночному кварталу, пытаясь подавить нарастающую усталость. Лёгкий, моросящий дождь освежал его лицо, и он глубоко вдыхал воздух, словно впервые за долгое время чувствовал живительную прохладу. В тусклом свете ламп лицо его казалось выточенным из потускневшего металла, коренастое и суровое, как сама порода драггов. Всё вокруг, от тяжелых, сгорбленных домов до узких проходов, тянулось бесконечным лабиринтом запачканного железа.

Ангмар, город-паук, медленно перемещался на своих восьми опорах, словно живое существо, чьи суставы скрипели и гудели под невероятной тяжестью. По легендам, его когда-то построил Брогом — но где-то в недрах Моррина жила тихая тоска по родному Дро Агбару, по старым камням, что не дышали соляркой и паром, а были пропитаны древним покоем. Здесь, в Ангмаре, повсюду витал удушающий аромат масла, гари и машинной смазки, который, казалось, проникал в каждую щель, каждый дюйм его раздираемой металлом души. Каждый тяжёлый шаг по каменным плитам этого скрежещущего города напоминал ему, как далеко он оказался от дома.

В этот поздний час гул и лязг металлических тяг звучали зловеще, как дыхание огромного зверя. Город стонал и потрескивал, а огоньки фонарей отбрасывали длинные тени, что ползли по стенам, создавая причудливые, почти чудовищные очертания. Из каждого угла сочилась мрачная мгла, а свет, едва пробивавшийся из редких окон, был то приглушённо-жёлтым, как у старых ламп, то холодно-синим от таайрийских кристаллов, чьё свечение казалось пугающе нечеловеческим.

Ноги сами вынесли его на центральную площадь, вымощенную серым булыжником из его далёкого дома, откуда он пришёл в поисках заработка и остался на долгие тридцать лет. Когда-то родной уголок теперь дышал только гарью, а каменные плиты были покрыты чёрными пятнами.

В центре обширного пространства высилась необычная конструкция, и Моррин не мог её ни понять, ни принять. Чуждый, серебристый таайрийский обелиск сиял своим странным, неуловимым светом — слишком утончённый, слишком хрупкий для этого грубого, ржавеющего города. Его единственная цель — поддерживать днём защитный купол, оберегающий Ангмар от палящего солнца Каароса. Моррин знал, что без этого купола город давно бы выгорел в пустынной жаре, и что ему, мастеру големов, не понять, как именно работает эта таинственная конструкция с её магией рун и кристаллами.

Скрипящий город, низкие серые дома, запах угарного дыма и звенящая прохлада ночного дождя — всё это окружало Моррина, всё это напоминало ему, как безжалостно Ангмар стирает любую надежду на тихий дом, превращая жизнь в нескончаемую, ржавую пряжу.

Погруженный в нелегкие мысли, Моррин свернул в боковой переулок, ведущий к его дому. Здесь, на окраине площади, всё выглядело для него странным: низкие дома со скрипящими дверьми, длинные металлические трубы, ведущие к неизвестным глубинам города, и случайные блёстки огней, мелькающие в тёмных окнах, создавали атмосферу скрытой опасности.

Внезапный гулкий треск прорезал ночную тишину, словно сама реальность треснула, рассыпавшись. Моррин замер, сердце ухнуло куда-то в глубину груди, и он обернулся, чувствуя, как холодный пот пронзает его спину. У него пересохло в горле. Прямо перед ним, извиваясь, словно живое, расширялось изумрудно-чёрное пятно разрыва — зловещее, глубокое, будто само ничто решило раскрыться у него на глазах, бесконечно расширяя свою пасть.

Тёмные края этой жуткой раны дрожали, извиваясь, как голодные щупальца, тянущиеся к городу. Слишком близко. Слишком живое. Ледяной страх сдавил виски. Драгг застыл на месте, раздираемый внутренним ужасом перед тёмной неизвестностью, и лихорадочно метнул взгляд вокруг, ища хоть что-то, за чем можно укрыться. Но вокруг — лишь запертые двери да старая бочка.

Каждая секунда казалась вечностью, и звук собственного дыхания, слишком громкий, оглушал его. Моррин медленно прижался к стене, надеясь, что зловещая тьма останется безразличной к его дрожащей фигуре, что из этой чёрной пропасти не вырвется нечто ужасное, готовое пожрать всё вокруг. Он притаился за углом дома, дрожа от напряжения и держась рукой за рукоять топорика, готовый рвануть его из-за сапога при первом признаке опасности. Чернота разрыва медленно увеличивалась, поглощая свет уличных фонарей и оставляя за собой ощущение зловещей пустоты, в которой не чувствовалось ничего живого. Драгг ощутил, как тяжело бьётся его сердце. В прошлый раз из такого разрыва на него напал рогатый зверь, и драггу повезло, что тогда рядом оказались стражники. Но сейчас он был один.

Из разрыва доносился странный звук — тихий, как шорох и шелест, будто что-то пыталось выбраться на свободу, зацепившись за край реальности. Воздух вокруг стал каким-то тяжелым, и Моррин почувствовал, как на его кожу оседают мелкие зеленоватые искры, что летели от разрыва, слабо светясь в темноте.

Неожиданно раздался влажный, омерзительный шлепок, словно что-то мягкое и липкое вывалилось из пустоты, приземлившись прямо на камни мостовой. Моррин замер, но потом осторожно выглянул, чтобы увидеть, что же выпало из этой чёрной бездны. Но в следующий миг разрыв захлопнулся сам собой, и вместе с едва слышным причмокиванием исчез, оставив после себя сноп мелких зеленоватых искр, словно горсть тусклых светлячков. Секунды спустя огоньки потухли, будто их и не было, а мир вновь погрузился в ночную тишину.

Моррин, стараясь не шуметь, осторожно вышел из-за угла, крепко сжимая топорик в руке, и огляделся. В центре площади что-то лежало. Он замер, всматриваясь в это темное пятно, и, не издавая ни звука, начал приближаться. Напряжение не отпускало, и драгг чувствовал, как каждый шаг отдаётся гулом в ушах. Впереди, среди камней мостовой, он разглядел невысокую фигуру, сжавшуюся в комок и упершуюся ладонями в землю, словно готовую в любой момент броситься в сторону.

Это был человек — бледный, со спутанными волосами, в странной одежде, явно не приспособленной для суровых условий Метектума. Он тяжело дышал, его грудь судорожно вздымалась, и казалось, что он не понимает, где находится. На мгновение у Моррина даже мелькнула мысль, что это существо вообще не отсюда, не из их мира, а из каких-то дальних земель или, может, даже с другого конца вселенной. "Как такое возможно? — мелькнуло у него в голове. — Дикие разрывы не должны выводить в заселённые миры…"

Драгг замер, настороженно следя за человеком, не решаясь подходить ближе. Незнакомец выглядел странно, а в воздухе ещё витали остатки разрыва — мелкие искорки зеленоватого света, которые тускло переливались вокруг него, как мелкие светлячки. Человек медленно поднял голову, его затуманенный взгляд метался в поисках ответа, и Моррин, стараясь подавить напряжение, перехватил в руках топорик, решив, что лучше держать оружие наготове, пока не станет ясно, кто перед ним.

Подыскивая в памяти несколько слов на агъентумском, который он считал родным для большинства людей, драгг, как мог, постарался изобразить на лице приветливое выражение и, выдавив из себя неловкую улыбку, произнёс:

— Нье беспокоиться, друг мой!

Человек поднял глаза, и выражение его лица тут же изменилось. На мгновение он оцепенел, а затем, издав приглушенный стон, вскочил на ноги и бросился прочь. Моррин остолбенело смотрел ему вслед, пока фигура не исчезла в ночной тьме, и только потом отважился ослабить хватку на рукояти топора. Ощущение опасности рассеивалось, оставляя вместо себя только недоумение.

"Неужели мой агъентумский так плох?" — подумал драгг, ошарашенно разглядывая пустую площадь. Он склонился, разглядывая место, где только что сидел незнакомец, и вдруг заметил под ногами что-то маленькое и блестящее. Наклонившись, он поднял небольшой чёрный камушек, гладкий и правильной формы. Камень поблёскивал в свете тусклых фонарей и казался совершенно чуждым этому месту.

"Сувенир из другого мира? Или, может, осколок разрыва?" — драгг внимательно разглядывал камень, крутя его в руках и посмеиваясь про себя. "Парню явно не повезло сегодня. Лежал спокойно дома в постели, может, даже с женой рядом, а тут — бах! На карачках под дождем, перед ним стоит коренастый мужик с топором... У кого угодно душа в пятки уйдёт". Он усмехнулся, слегка успокаиваясь.

Снова взглянув на топор в руке, Моррин покачал головой и убрал его за сапог. "А что, если он вовсе не из постели? Одет как-то странно... Да что я вообще знаю о людях?" Драгг невольно нахмурился, раздумывая, откуда этот человек мог взяться и как он связан с разрывом. Погружённый в свои мысли, он даже не заметил, как ноги сами привели его вместо дома к знакомому кабаку.

Моррин уже целый час сидел в углу таверны «Пьяный голем», неторопливо крутя в руках чёрный камушек и размышляя над случившимся. В глубине души он чувствовал себя здесь куда спокойнее, чем на гнетущих улицах Ангмара. Гул разговоров, запах копоти и металла, смешанный с ароматом пряного вина, создавали уютную атмосферу, которая отвлекала его от недавнего столкновения с разрывом и инцидента с человеком, выпавшим из него.

«Пьяный голем» всегда был для него словно островок спокойствия среди механического хаоса города. Кованые двери, украшенные барельефом гигантского механического конструкта, словно приветствовали гостей — и Моррина в особенности. Здесь он мог расслабиться, забыться среди привычного шума и компании металлического голема, вечно держащего в руках кружку тёмного пива. Сев в дальнем углу, он рассчитывал заглушить смутные, тревожные мысли и успокоиться.

Таверной управлял драгг Тришар — крепкий, с широкой улыбкой и голосом, который всегда заглушал любой шум. Взгляд его был цепким, и он замечал всё: от оброненной монеты до хитроумного жульничества за столами. Он всегда говорил, что его таверна — безопасное место, где каждый драгг или человек мог почувствовать себя в компании друзей.

Бар венчался массивным медным краном, украшенным узорами и гербом Ангмара. Возле стойки всегда было полно народу — здесь обсуждали последние слухи, торги и новости с родных миров. На стенах, обшитых грубым темным деревом, виднелись старинные карты и грубые эскизы разломов, оставленные учеными и путешественниками, которые возвращались из дальних походов.

Каждый уголок "Пьяного голема" дышал историей, и посетители чувствовали себя в этом месте уютно, как дома, — под защитой древних стен и под неусыпным оком хозяина, который знал толк в своём деле.

Внезапно дверь отворилась, и в кабак вошел старый знакомый Моррина — Арли Лу Верно. Невысокий для человека, но с удивительной грацией в движениях, Арли был агъентумцем с крепким телосложением, загорелой кожей и черными, вечно спутанными волосами, торчащими, как копна сухой травы. На его лице почти всегда была лёгкая небритость, придающая его образу небрежность, но вместе с этим — и обаяние. Он обладал даром — к нему сразу же тянулись те, кто искал лёгкого разговора и задушевного собеседника. Вся его внешность говорила о том, что ему не привыкать к путешествиям и ночёвкам в самых неожиданных местах. Собственно, примерно так они с Моррином и познакомились. С хитрой, слегка лукавой улыбкой Арли направился прямиком к драггу.

— Как поживаешь, Мастер-пьющий? — с лёгкой усмешкой спросил Арли, явно настроенный поддразнить друга.

— Скорее, Мастер-не-делящийся-выпивкой, — буркнул Моррин, вовремя прикрыв ладонью свою кружку с медовухой, когда его друг уже протягивал к ней руку.

Арли усмехнулся, но взгляд его тут же упал на небольшой камень, который драгг крутил в руках. Он прищурился и, не удержавшись, спросил: — Интересная штучка. Это что за драгоценность?

— Да нет, — отмахнулся драгг. — Даже не уверен, камень ли это вообще. Выпал вместе с человеком из разрыва, — добавил он, стараясь говорить как можно спокойнее, но явно сдерживая волнение.

— Человек из разрыва?! — Арли чуть не поперхнулся от удивления. — И тебя больше удивляет какой-то камень? — Он снова рассмеялся, и Моррин, вздохнув, сдержанно рассказал другу о странной встрече на площади, не упуская ни одной подробности.

— В этот раз без рогов и копыт, да? — усмехнулся Арли, изображая разочарование. — Дай-ка взглянуть на эту чудную находку, — он протянул руку, и драгг, помедлив, всё же передал ему камень. Человек покрутил его в руках, проверяя твёрдость, но Моррин тут же выхватил его обратно, словно опасаясь, что камень мог обрушить на них новую порцию неприятностей.

— Не надо, — предостерег он, убирая находку подальше, — кто знает, что за этим последует.

— Ну ты и паникёр! — усмехнулся Арли, пожав плечами. — Камень как камень! — Он покачал головой, всё так же незаметно пододвигаясь поближе к кружке с медовухой, явно не теряя надежды прибрать её к рукам.

Моррин бросил на него строгий взгляд, но в душе начал немного расслабляться. Тревога после странной встречи всё ещё не отпускала, но лёгкий и спокойный настрой друга немного смягчал его беспокойство. Арли, заметив напряжение Моррина, наклонился чуть ближе, как будто собирался обсудить нечто чрезвычайно важное.

— Ты знаешь, друг, от твоего мрачного лица медовуха скиснет, — усмехнулся он, изучающе глядя на драгга. — Всё время с големами, а тут еще и камни с разрывами… Такое ощущение, будто ты ищешь повод для беспокойства. Тебе давно бы расслабиться, просто выдохнуть, — Арли со значением сделал паузу и добавил с улыбкой, — а то на тебя уже смотреть страшновато становится.  

Моррин нахмурился, но по губам его проскользнула тень улыбки. Его друг умел отвлекать.

— А ты бы на моём месте попробовал сам расслабиться, — проворчал драгг. — Только и думаешь: то ли очередной разрыв откроется прямо под ногами, то ли ангмарские механизмы снова откажут на ходу. Всё, что нам нужно, — это хоть какой-то порядок в этих безумных днях.

Моррин поджал губы, а Арли, улучив момент, наконец схватил кружку и, довольно усмехнувшись, отпил хорошую порцию медовухи.

— Ну будет тебе, друг, — сказал он с улыбкой, заметив возмущение в глазах драгга, — разве жаль кружку медовухи?

Арли подмигнул, отхлёбывая ещё глоток, а потом подался чуть ближе и, прищурившись, тихо спросил, как будто речь шла о чем-то крайне важном:

— Слушай, ты ещё помнишь ту заварушку на медном руднике? Когда Ангмар остановился на очередной добыче, и ты всё заладил про какой-то разрыв, который якобы открылся в недрах? — Арли усмехнулся, отхлебнув из кружки. — А потом оказалось, что это голем просто застрял в грязи! Ты ещё тогда кричал, что он его затягивает куда-то под землю, а на деле — весь механизм забился камнями и щебнем.

Моррин фыркнул, но глаза его слегка прищурились.

— Это не просто грязь была, а что-то большее. Я знаю, что слышал странные звуки — тяжелые, как если бы что-то двигалось где-то под нами. О таких вещах не шутят, Ар. Это не паранойя, если можно кого-то уберечь от несчастья.

Человек махнул рукой, отбиваясь от этой серьёзной мысли.

— Ну конечно, ты всегда говоришь, что "здесь что-то не так". Всё-то у тебя вечно рядом — то разрыв, то ещё что-нибудь. Да и кто теперь скажет наверняка, что тогда на руднике случалось? Может, просто случайность. А этот камень – он хитро прищурился, глядя на камень в руках Моррина – может вообще давно лежал на площади еще до разрыва.

Драгг покачал головой, но усмехнулся, чувствуя, как напряжение слегка спадает от беззаботного тона Арли.

— Ладно, будь по-твоему. Но завтра с утра надо будет обязательно рассказать всё наместнику. Всё это крайне странно. Камень, разрывы... Мне кажется, это только начало чего-то серьезного, — задумчиво подытожил Моррин.

Тут оба друга заметили рыжеволосую девушку, робко поднимающуюся к подиуму, где обычно выступали барды. На плече у нее висел странный инструмент, сразу приковавший взгляды всех в кабаке. Он напоминал лютню, но был массивнее, с крупными шестернями по бокам и множеством металлических деталей, как у драггьих самострелов. Небольшие рычажки с выгравированными рунами располагались вдоль корпуса, а на одном из концов тянулись тонкие металлические трубки, которые, казалось, вели внутрь инструмента. На его поверхности были закреплены шестеренки, похожие на механические "пальцы", которые можно было настраивать для создания разных звуков.

Хозяин кабака, драгг Тришар, оживился и с улыбкой окликнул её:

— Ну, здравствуй, Миена! Ребята! Поприветствуйте нашего нового минестреля!

Рыжеволосая кивнула и села на подиум. Устроившись поудобнее, она пробежалась пальцами по механическим рычажкам, и из корпуса инструмента послышалось легкое жужжание. Нажав на одну из металлических педалей, Миена привела в движение крошечные шестеренки, которые подняли из корпуса несколько струн. Теперь её инструмент казался настоящей смесью музыкального устройства и механизма, словно лютня и самострел в одном.

Едва она провела пальцами по струнам, послышался глубокий, вибрирующий звук, будто бы инструмент отзывался эхом в своих металлических недрах. Звук был гулким и переливчатым, немного глухим, как в горной пещере, но насыщенным и чистым. Мелодия постепенно набирала силу, унося присутствующих в баре вдаль от этого города. Это была мелодия с нотками тревоги, наполненная таинственными переливами, которые звучали то мягко, как шелест листвы, то резко, как звенящая тетива арбалета. Она звучала как что-то из другого мира — что-то, навеянное древними историями и забытыми легендами.

Когда мелодия достигла пика, Миена запела. Её голос был низкий, но нежный, будто он лился откуда-то из глубин самого инструмента. Слегка хриплый, он завораживал и притягивал внимание, как звон стали в тишине. В её голосе слышалась печаль, но в то же время и какая-то бесстрашная стойкость, как будто сама девушка несла в себе что-то от отваги героев, о которых она пела. Миена пела спокойно, но с силой, заставляя каждого почувствовать связь с древними драггьими легендами, словно бы она сама была их частью.

До друзей донеслись слова:

Очнись, очнись,
Сбрось с себя пыль веков,
Снова гордым явись
Ты -любимец богов.

Расскажи снова всем,
Как разлом укротил,
Заточил насовсем,
Славу тем заслужил.

О, ты драгг, ты - Брогом,
Как в наш мир, ты видал,
Черной искрой разлом
Демонов изрыгал.

Армий монстров толпа,
Рухнув с белых небес,
Истреблять города
Принялась со всех мест.

Первым пал Ар Дер Рум,
Город драггов в горах,
В след за ним Эйеердум,
Среди нас пошел страх.

Таайры, гордый народ,
Быстро сняли с оков
Свой летающий флот,
Взмыли выше богов.

И живут в облаках
В кораблях-городах
Только блещет в глазах
Грусть о тех временах.

Драгги чудом спаслись,
Убежав из-под гор,
Возвести град взялись
Звать Ангмаром с тех пор.

Он ползет по земле,
Уходя от угроз,
От существ, как в щите
Он в жару и в мороз.

И тогда ты, Брогом,

Сквозь горечь и страх,

Увидал, как брат-драгг

Утаился в горах.

Слова прозвучали с тихой решимостью, в голосе Миены появилась некая тяжесть, напоминание о тех, кто защищал их мир. Пение её становилось всё тише, как будто бы увлекая всех в воспоминания о старом герое и его жертвах.

Ты взял знанье как меч,
Седина была щит,
Чтоб навеки пресечь,
То что твой мир губит.

Ты три ночи кроптел,
У разлома стоял,
Наконец ты сумел
И врата изваял.

И с тех пор, где разлом,
По твоим чертежам
Монстрам диким на зло
Строят всюду врата.

И открыты врата
Лишь к родным городам,
А чудовищный страх
Стал лишь сказкой старух.

И снова голос её поднялся, звучал всё сильнее и ярче, возвращая надежду и веру в победу. В её пении слышалась отвага и гордость за тех, кто стоял у начала Ангмара. Но закончить Миена не успела. Звук мелодии прервала громкая и торопливая поступь, и все головы повернулись к входу. В дверях стоял Тришар, его лицо было серым, а дыхание сбивчивым. Он обвёл зал взглядом, задержался на Моррине и хрипло произнёс, громким голосом, прервавшим все разговоры:

— Нашего наместника убили.

Кайн дышал тяжело, но ровно. Пот стекал крупными каплями, и напряженные мышцы блестели на жарком солнце.

Пахло сиренью. Но даже сквозь ментальную броню Кайн различал сладковатый запах карамельных орешков, которые пухлая торговка насыпала в хрустящие пакетики. С ним мешался другой, болезненно кислый – от бродяги, урывками дремлющего в тени на скамейке в самом дальнем и неухоженном конце парка. Но ярче всех – терпкий, пряный, заставляющий одуреть аромат. Броня замерцала, грозя рассыпаться, и Кайн сжал зубы, удерживая концентрацию.

Он не видел, но чувствовал, как ученицы Школы Искусств бросали на него взгляды из-под трепещущих ресниц в притворной попытке замаскировать жгучий интерес под смущение. Девушки краснели, хихикали, и после шиканья наставниц снова брались за кисти. Но что уж там, степенные дамы и сами вышли на свежий воздух не только потому, что долг обязывал сопровождать подопечных. Седовласые женщины в строгих серых платьях с преувеличенным вниманием осматривали пейзаж, но интересовали их вовсе не деревья. Кайн знал это по замирающему дыханию и, опять же, запаху. Куда бы от него деться? Все чаще юноша ужасно жалел о пробудившейся силе. Чувств и ощущений этого мира было слишком много для него одного.

Кайн пошевелил плечами, медленно поднимаясь из боевой нижней стойки в оборонительную. Глубоко вдохнул, выдохнул, отпустил броню. И защита, повторяющая контуры тела, будто застывшая аура, таяла. Еле мерцающие полигональные фигуры растворялись в воздухе, возвращая миру нити истинной силы. А Кайну – неудержимый шквал звуков, запахов и эмоций, которые он, поборов желание рухнуть на землю и вжаться лбом в колени, пропустил сквозь себя.

Он справится. Он уже справляется.

Переждав вспышку, юноша открыл глаза, упер кулак в раскрытую ладонь, завершая упражнение, и выжидательно уставился на мастера. Тот, казалось, вовсе забыл про ученика, всецело увлекшись наблюдением за муравьем, который пытался утащить слишком большую для него крошку макового бублика.

— Ты отвлекался, — бесстрастно констатировал мастер Тре, когда Кайн уже начал звереть в ожидании. – В третьем потоке потерял силовой узел. А в пятом наоборот добавил лишние петли. Поэтому, когда отпускал броню, потоки пошли внахлест и тебя затопили ощущения, – мастер всмотрелся в светло-карие, мерцающие золотыми всполохами, глаза ученика.

Спокойствия, а тем паче равновесия, столь необходимого для сдерживания силы, он в них не нашел. Наставник флегматично кивнул:

— Еще раз.

Кайн дернулся, но сдержал возмущение при себе. В Академии быстро и доходчиво объяснили, чем чревато недостойное поведение. Его не прощают даже самородкам.

Юноша рывком через голову снял рубашку, которую успел натянуть, и зло махнул в сторону раздавшегося «ох-х-х»:

— Мне обязательно тренироваться здесь? – Кайн скосил глаза, хотя и так знал, что, несмотря на жару, зрительниц стало больше. – Они… мешают.

Но мастер вновь разглядывал муравья.

***

Солнце по-прежнему стояло высоко, но больше не припекало. Мастер Тре ушел, оставив Кайна распластавшимся на мягкой траве.

Больше не в силах удерживать броню, юноша сконцентрировался на звуках земли. Но и те казались оглушительным. Черви копошились отвратительно громко, и Кайн хотел шикнуть на них. Выпустить силу, заставить умолкнуть. Но нельзя. Сорвавшись однажды, можно в порыве злости усыпить кого-то больше червя. Например, живую рощу. Или небольшую деревню. Или глупую девицу, которая осмелела настолько, чтобы приблизиться!

Кайн подавил горестный стон. Эхо земли донесло до него мягкий звук девичьих шагов. Он слышал, что незнакомка замерла в нерешительности. Отступила, подарив сладкую надежду, что его, Кайна, оставят в покое. Но затем плеча коснулась теплая ладошка.

Кайн нехотя повернул голову. К влажной после многочасовой тренировки щеке прилипли травинки. Он собирался зло зыркнуть на девчонку – обычно это помогало, но увидел лишь удаляющуюся спину. Васильковая легкая блузка. Лимонная юбка ниже колен.

Незнакомка шла босиком, сверкая розовыми пятками, а темные волосы, собранные в высокий хвост, смешно подпрыгивали.

Уже не в первый раз девицы, набираясь достаточно безрассудства, а то и подстёгивая друг друга, все-таки подходили к Кайну. Ведь как же иначе, перед ними чудо из чудес – настоящий Чувствующий. Однако, интуитивно ощутив исходящую от парня угрозу, отступали. И Кайну приходилось пугать, ведь он не был уверен, чем для девушек обернется его интерес. А эта, надо же, сама ушла.

И оставила рядом кулечек тех самых карамельных орешков с большим стаканом уже остывшего молочного шоколада.

Раньше бы у Кайна зубы свело, но после занятий действительно ужасно хотелось шоколада. Непременно молочного. И чтоб с карамелью. Обычно приходилось сдерживаться, ведь мужчине не пристало заедать сладостями усталость или плохое настроение.

Но сейчас Кайн вымотался настолько, что стало плевать на свои же предрассудки. Протянув заметно дрожащую руку, он высыпал орешки сразу в рот и громко захрустел, оглушая самого себя. По языку растеклась карамельная сладость, и он поспешил затопить ее большими глотками еще более сладкого, топленого со сливками, шоколада.

Чуть позже, переведя дух и убедившись, что вновь может себя контролировать, Кайн осторожно поднялся. Взгляд сразу выцепил яркое пятно вдалеке – девушка в лимонной юбке сидела на маленьком складном стульчике рядом с мольбертом у самой границы парка. Тень от густых деревьев и тяжелые ветви скрывали ее от прохожих, но девушка не пряталась. Он прислушался, раздраженно отмахиваясь от тысяч невидимых нитей, и пытался почувствовать только одну.

Ровное дыхание. Мерный стук сердца. Увлеченность процессом. И еще что-то, что насторожило, но было неочевидным, а Кайну не хотелось разбираться.

Переступив через себя, он все-таки подошел к незнакомке. Девушка сделала вид, что не видит его из-за холста, но Кайн чувствовал, что от рисования она отвлеклась. Хотя привычную нервозность, возникающую у людей в его присутствии, тоже не ощущал.

Кайн замялся. Почесал щёку. И разглядывая опавший рваный лист постарался сказать почти вежливо:

— Спасибо.
— Пожалуйста, — ответ пришел не сразу. И почему-то шепотом.

Девушка водила кистью по холсту, не пытаясь продолжить беседу. И Кайн уже развернулся, чтобы уйти, но рискнул поинтересоваться:
— Как ты догадалась, что я ужасно хочу сладкого?

Кисть замерла. И продолжила рваную линию мазков. Девушка молчала так долго, что Кайн успел пожалеть и о вопросе, и что вообще подошел к зазнайке. Он пожал плечами, не собираясь мешать девочке заниматься своими ужасно важными делами. Но незнакомка соизволила ответить. И снова шепотом:
— Просто знаю.
— Почему ты шепчешь?

Кайн нахмурился. Болеет, что ли? Он присмотрелся. Нет. Здорова насколько это возможно. Вот только есть нечто странное, черное. Там, у самого сердца. Еще не болезнь, но что?

Разглядеть Кайн не успел. Девушка шевельнулась, картинка смазалась.

— Потому что таким как ты легче, если говорить тихо.

Кайн хмыкнул. Звонкие голоса он и вправду переносил особенно тяжело – от них в голове взрывались фейерверки. А от женских всхлипываний вообще хотелось удавиться.

Кайн вспомнил сестру. Юная и эмоциональная, она истерила по любому поводу, за что хотелось отвесить ей звонкую оплеуху. А теперь, вроде как, Кайн даже скучает. Сколько он не видел семью, пока за стенами академии учился справляться с силой? Год? Два? Сейчас Кайну шестнадцать, а, значит, пошел уже третий.

Когда подул слабый ветерок, играючи лизнув листву, Кайн привычно задержал дыхание. И с удивлением отметил, что незнакомка не пользовалась духами.

Он шагнул ближе и принюхался, раздувая ноздри.

— Эй, эй, — девушка выставила ладонь, отгораживаясь, и Кайн узнал, что голос её мягкий, с еле слышимой хрипотцой, как после долгого сна. – Ты что, собака? Перестань меня обнюхивать.

Кайн резко отпрянул:
— Извини. Извини, я, — он кашлянул в кулак, — уже ухожу.

Вот только опять не ушел.

Девушка почесала мизинцем кончик носа, не заметив, что размазывает желтую краску, и вдруг протянула руку:

— Я Аони.
— Аони, — кивнул Кайн, запоминая. – Кайн.

Юноша пожал узкую ладонь, опасаясь, что к нему пристанет химозный душок краски и непременно вызовет мигрень. Но картинка запахов вновь не поменялась.

— Не воняет, — с удивлением отметил Кайн и, опомнившись, поспешил исправить дурную речь, процитировав наставника, — в смысле, растительные компоненты не оказывают губительного воздействия на нервную систему.
— Забавный ты, — прищурившись, вынесла вердикт Аони.

Никто еще не называл Кайна забавным. Талантливым, одаренным, невыносимым, вспыльчивым, неконтролируемым – да. Но не забавным.

Не зная, как к этому относиться, он предложил:
— Хочешь орешков?

Аони кивнула. Свои-то она ему отдала. Знала, что Чувствующему было нужнее.

***


Аони встретила Кайна в том же парке через два месяца после знакомства. В прошлый раз они так и не дошли до ларечка с орешками – Чувствующий вдруг побледнел, развернулся на полпути и ринулся к кустам. Его шумно тошнило, и, как догадалась Аони, дело было в духах почтенной дамы, проходившей мимо. От резкого аромата голубого ириса стало дурно даже ей. Для Кайна же все наверняка ощущалось, будто его в этих в духах топили. От души так. С бульканьем.

Подойти, как и помочь, он не позволил. Вытер рот ладонью и, не глядя на Аони, шатаясь, поплелся к академии. Окликать, как и навязываться, девушка не стала.

А тут надо же. Стоит. С пакетом орешков.

— Вот, — Кайн почти припечатал угощение к животу Аони, и она поспешила подхватить шелестящий кулечек.
— Спасибо, — девушка рассеянно оглядела парня.

Еще более нервозный, чем в прошлую встречу. Взлохмаченный. Щёки впали. Под глазами круги, а сама радужка ярче. И золотыми пятнами в ней надвигающееся безумие. Долгожданная вспышка, которая подарит облегчение. Пускай ненадолго.

Куда только наставники смотрят? Хотя, не Аони судить их. Она-то тогда не справилась, не заметила …

— Тебе плохо, — прежде, чем Кайн отшатнулся, девушка обхватила его горячую ладонь. – Пойдем.

И ведь пошел. Злой, вымотавшийся. Уставший слышать мир.

Удивительно, что Кайна вообще выпустили из академии. И Аони, глупая Аони, попытается помочь, хотя безопаснее держаться подальше.

Она привела Кайна к старой липе.

— Вот. Посмотри. Что ты видишь?
— Дерево.
— Нет же, — Аони приложила его ладонь к сухому стволу. – Что. Ты. Видишь.

Кайн возвел очи горе. Еще одна. Мало ему наставников, изнуряющих отупляющими тренировками. Но девочка смотрела так… умоляюще?

Ладно. С него не убудет глянуть на старую деревяшку.

Кайн закрыл глаза. И посмотрел.

***


Наставники перестали пускать Кайна в тихую комнату – единственное место, где он мог отдыхать.

Говорили, что так Чувствующий быстрее научится справляться. Говорили, что обучение зашло в тупик и надо переломить барьер. Да и вообще много чего говорили. Лишь мастер Тре вглядывался в лицо Кайна пристальнее обычного, и это внимание юноше не нравилось. Кайн ощущал: великие и мудрые наставники понятия не имеют, что с ним делать. И, хуже всего, не знают, чего от него ждать. Или наоборот знают слишком хорошо.

Сначала Кайн был полон решимости. Он верил в то, что молодой организм, сила воли и тренировки сделают свое дело. Вот только усталость накапливалась. И он чувствовал себя как подогретое дерьмо.

Вчера он, не выдержав, пробрался среди ночи в тихую комнату, напугав запертого в ней ученика. Судя по ободранным костяшкам и распухшему носу, бедолагу изолировали за драку. Щуплый первокурсник, вряд ли мальчику больше двенадцати лет, сначала вскинулся, но, разглядев Чувствующего, тихонько забился в угол. Кайн же просто лег на мягкий пол и впервые за шесть недель крепко уснул.

Из сладкого забытья его бесцеремонно выдернул шквал обрушившихся ощущений. Кайн захлебывался, скулил и пытался наспех выставить щит, который то и дело мерцал и плавился.

Первокурсник, распахнувший дверь, как только его наказание закончилось, стоял в проеме испуганно хлопая глазами.

— Ублюдочный сын тупых козлов! – рявкнул Кайн, когда, наконец, совладал с силой.

Чувствующий слышал беспокойный пульс ребенка, а запах страха щекотал ноздри, распаляя гнев. Но больше всего злила непроходимая тупость малолетнего кретина. Нужны ли идиоты этому миру? Вряд ли.

Всего-то и надо схватить за ниточку жизни, дернуть посильнее. Вместо этого Кайн выскочил из комнаты, оттолкнув с пути отупевшего от страха мальчишку.

Кайн бежал. Сначала по коридорам академии. Потом по мощенным улочкам. Затем по земле. Хватая ртом холодный воздух, заставляя себя бежать еще дальше. И когда резь в боку стала невыносимой, упал. В парке уже не цвела сирень. Но по-прежнему пахло орешками в карамели. Сразу вспомнилась Аони. И как его выворачивало наизнанку.

Тогда Кайн был уверен, что после такого позора лучше бы им никогда не встречаться. А сейчас он стоит перед старым деревом, выполняя нелепую просьбу.

— Что. Ты. Видишь, — с нажимом повторила Аони.

Кайн посмотрел на некогда мощную корневую систему, уходящую глубоко в землю. Энергии в ней почти не осталось.

— Дерево умирает.
Аони кивнула. У нее не было зрения Чувствующего, но она видела крупные отслаивающиеся куски коры и порошок белой плесени на листах.

— Помоги ему, — шепнула девушка.
— Я не знаю, как.
— Усыпи.

Кайн нахмурился. С первого дня проявления силы ему втолковывали, что подобное проявление способностей – приговор для таких как он. Нельзя убивать живое.

— Так будет лучше, — грустно сказала Аони. – Знаю, тебя учат другому, но это как будто… Прекратить чужую боль.

Кайну не было дела до печалей старой липы, но переносить свою боль изо дня в день становилось труднее. И если они помогут друг другу…

Кайн сделал глубокий выдох и попросил-приказал:
— Спи.

От кончиков пальцев к дереву потекла энергия. Она убаюкивала липу, уговаривая не сопротивляться. Довериться. Погрузится в долгожданный сон. И липа уступила воле Чувствующего. Она правда устала и не пережила бы эту зиму.

Кайн убрал руку с шероховатой коры и проморгался. Прислушался к ощущениям. И уставился во все глаза на Аони:
— Откуда ты знала, что делать? Мне легче.

Аони перевела дух, ощущая, как ломит скованные от напряжения мышцы.

— Тебя переполняла сила, а ты вернул ее частичку миру. Считай, сделал доброе дело. Только не надо теперь бегать по роще, убаюкивая каждый куст! – Аони поспешила предупредить. – Отдавай с умом. По чуть-чуть. И только там, где действительно надо.
— Ладно, — Кайн вдруг сделался ужасно серьезным и указал на область груди Аони, где по-прежнему клубилась неприятная чернота, но теперь ее стало чуть меньше. – А как помочь тебе?

Девушка недоуменно посмотрела на свое бежевое пальто. Задумалась. Грустно улыбнулась, понимая, о чем говорит Чувствующий. Прижала ладонь к сердцу, где все время болело.

— У меня был брат. Такой же, как ты. И он не справился, — Аони посмотрела куда-то вдаль за плечо Кайна. — Это просто горе. Оно пройдет.

Кайн не поверил. Чернота пустила корни в душу девушки глубже, чем старая липа вросла в землю.

Чувствующий спорить не стал:
— Ладно. Замерзла?

Кайн видел, что девушка нахохлилась, как воробей, и спросил больше для приличия. Когда Аони кивнула, предложил:

— Пойдем найдем горячий шоколад.

Теперь уже он обхватил замерзшую ладошку и повел девушку к разноцветным ларькам с угощениями.

Шоколад поможет согреться. А с чернотой Аони Кайн как-нибудь справится.

Автор: Саша Малетина
Оригинальная публикация ВК

Жизнь в доспехах, как будто от всего мира прячешься, сидишь у костра с братьями, а внутри — пустота… И даже огонь не греет. Делаешь вид, что всё нормально, а на самом деле мечты давно угасли, как этот дым… А потом встаёшь один, среди серых туманов, с мечом в руках, и кажется, что это всё, что осталось — тишина и холод. И куда дальше идти — сам не знаешь.❤️🇷🇺