Фэнтези истории

– Тебе надо было её выманить! Выманить, как я тебе сказал! – обратился правитель к сыну, человеку, которого Лия так давно знала. – Теперь же она ранена... А что, если она сдохнет? И заберёт на тот свет все силы Лесного Царя?!

– Колдуны крепче, чем могут казаться, – пробормотал Принц Зигфрид, упорно отводя взгляд от закованной в цепи колдуньи. Всё его внимание занимала белокурая девица, прильнувшая к нему хрупким телом. Та, что ещё недавно была птицей. – До новолуния она протянет.

– Молись, чтобы так и случилось, наследный принц. Когда я обрету власть Бога, ты сможешь стать моим наместником среди смертных.

Такое заявление вызвало у Лии приступ хохота. Рана тут же отдала острой болью в животе, и звук смеха прервался кашлем. Сквозь слёзы Лия произнесла:

– Бог? Наместник? Если вы не убьёте это милое и нежное существо, – Лия посмотрела на Лебедя, которая по-коровьи хлопала глазами, смотря в пустоту, – Лесной Царь из такого куска свинины, как вы, скорее сделает ужин, чем собственное воплощение.

– Дрянь… – отрезал король, хмыкнул и махнул рукой, заявив о намерении выйти. Вскоре орава из стражи и прислуги покинула тесное помещение, и только Фрид задержался. Он смерил Лию пустым взглядом, так, будто бы перед ним в крови и грязи не та, которую он обещал спасти. Не выдержав отвращения в глазах Лии, похожих на две бездны, он отвернулся.

– И давно ты это придумал? – спросила Лия прежде чем дверь «тюрьмы» закрылась. В одиночестве она могла полностью упиваться бушующим внутри гневом. Лия слышала, о чём переговаривались её надзиратели: принц с первого взгляда пал жертвой её красоты. «Одетта» и стала одной из наград за крах Колдовского Двора. Одетта. Смешно. Лебедя назвали человеческим именем. Оказывается, Фриду хорошо давались выдумки.

В нескончаемых кошмарах горячки Лия видела лебедей, что становились людьми и испарялись, возносясь чёрными перьями к луне. Она смотрела на Одетту в подвенечном платье. А затем на её месте себя, счастливую и улыбающуюся Фриду.

Проснувшись, Лия в беспамятстве сидела, облокотившись о заплесневелую стену сарая. Слои краски осыпались на пол, стоило ей едва шелохнуться. Воняло тухлятиной. Полы, потолки, дряблые доски: всё гнило в сырости озера. Сама Лия загнивала: рана от выстрела медленно съедала её.

День и ночь сменялись калейдоскопом, в котором было невозможно понять, сколько времени утекло с разгрома двора. Лия видела лишь свет луны, который всё меньше пробивался через щели сарая. Однажды он истлел совсем, оставив Лию наедине с тьмой.

Новолуние купалось во мраке короткой майской ночи. До Лии доносились мелодия вальса, отдалённый звон смеха и взрывы фейерверков. Дворяне пили за триумф на развалинах замка, пока её братья и сёстры лежали непогребёнными.

Лесной Царь до сих пор голоден. Вскоре к себе на стол он заберёт последнюю выжившую. Возможно, это к лучшему. Лия не увидит мир, в который вернулся разгневанный Бог.

– Что сутулишься, словно собака?

Лия подняла глаза. Чёрные перья заполонили маленькое помещение. Их вместе с запахом свежей крови принёс ветерок, ворвавшийся в распахнутую дверь.

– Моя дочь должна держать спину гордо. Ведь с ней никто не сравнится.

Барон Ротбарт сел перед Лией на колени. Всхлипнув, она подползла к отцу и уткнулась в его рубашку. Ткань была мокрой. Ощупав его спину она почувствовала десяток отверстий, из которых сочилась влага. В нос ударил запах гари.

– Отец… Ты выжил... Но зачем ты пришёл? – сказала Лия и не узнала в хрипе, вырвавшемся из груди, собственный голос. Ротбарт стёр с её щёк слёзы и обнял. От неожиданного прилива тепла тело Лии дёрнулось. Никогда прежде Ротбарт не проявлял к ней столько любви.

– Как я мог оставить тебя? – сказал он, смотря на раненый живот Лии. Указательным пальцем он рассёк воздух перед собой. Зачарованные цепи не поддались. Выругавшись, Ротбарт уже не ограничился одной руной: металл начал таять, как если бы стал льдом.

– Что с остальными?

По одним плотно сжатым губам всё стало ясно.

– Люди короля сошли с ума... Они вырезали всех лебедей…

– …чтобы мы не воссоздали жертвенного агнца. – продолжила за отца Лия. – Но сейчас у нас есть та, «Одетта». Поэтому ты сказал провести обряд раньше… Папа…

– Это я виноват, Лия. Знал же, что короне нельзя доверять, а сам попал под град пуль из зачарованного металла. Но мы всё ещё можем их переиграть. И ты должна мне помочь.

Одиллия покачала головой. Слёзы текли по щекам, смешиваясь с кровью. Ротбарт продолжал пристально смотреть на неё. Как в детстве. Не отводя взгляд, темнее ночной глади. И Лия сдалась.

– Что мне сделать?

– Выиграй мне немного времени. Наведи на пирующих морок, а я выкраду Лебедя прямо у них из-под носа. И проведу обряд, – голос отца был непривычно хриплым. – Даже если меня поймают, у тебя будет ещё один цикл Луны. Ты сможешь найти подходящую красавицу. Пускай даже это будет человеческая дочь.

– Папа, – щёки Лии обожги дорожки слёз. – Но я умираю… У меня нет времени…

Не раздумывая, Ротбарт достал из сапога лезвие и провёл им по своему чёрному запястью.

– Я передам тебе верховенство над двором. Ты получишь Дар Лесного Царя. Будет больно, Одиллия. Но твою рану иначе не исцелить. Пей! – Ротбарт попытался приложить кровоточащую рану к губам дочери. Лия слабо мотнула головой. Если отец передаст все свои силы, он станет немощным стариком ещё до зари.

– Но тогда, что будет с тобой!?

– Это не должно тебя заботить. Ты должна меня слушать.

Лия, слабо кивнула и подчинилась воле отца, коснувшись губами раны, сочащейся кровью. От одного глотка внутри Лии всё запылало. Она закричала и попыталась вырваться из плавильной печи собственного тела. Ротбарт держал Лию настолько крепко, насколько мог, помогая капля за каплей пить кровь.

– Ты должна выпить как можно больше.

Казалось, ещё немного, и Лия умрёт, сгорев изнутри. Но с последней каплей треск скорлупы пронзил Лию до самых костей. Семя, рождённое вместе с ней, оказалось яйцом. Из трещин в адамантовой скорлупе родились скользкие крылья. Чёрные. Без единого пятнышка света.

Порочные желания Лии обрели форму Чёрного лебедя.

– Прошу, Одиллия, хотя бы ты должна выжить… – где-то далеко донёсся до неё голос отца, постаревшего вмиг на десяток лет.

Боль от воспаления отступила, как и от непрекращающихся чёрных шрамов. Лию переполняли силы Лесного Царя. Вокруг всё плыло. Она была одновременно везде. Шла и стояла. Летела и бежала семимильными шагами. Она была – Одеттой, Лебедем, Монстром. Кем угодно, но не той девочкой, что мечтала о вечной любви.

Став облаком перьев, Лия просочилась сквозь деревянные стены, и, покачиваясь на порывах ветра, зависла над руинами замка Лесного Царя. Прежде голые стены были закрыты шёлком, а между монолитными колоннами тянулись нити жемчуга. Воздух теперь наполнял не аромат сорных трав, а пьянящий дух крепкого вина. Но Лия чувствовала сладко-солоноватый запах разложения, исходивший от озера. Ни пряности, ни розовая вода не могли скрыть сотни трупов, лежавших в тени факелов.

Лия смутно помнила, как опустилась среди наряженной толпы и приняла форму человека. Все расступились перед ней. Тысячи паутинок заклинаний опутывали и слуг в блёклых ливреях, и почётных гостей, на чьих шеях сияли рубины и изумруды. Даже Фрид, облачённый в белые одежды, замер под действием древних чар. Каждый видел в ней Одетту, в то время как под покровом ночи старик-Ротбарт уводил белого лебедя прочь.

– Можно пригласить тебя на танец? – спросил принц, протягивая руку. Казалось, от его прикосновения Лия разобьётся хрустальным бокалом. Обернётся осколками. Пылью. Но от тепла знакомых рук сердце радостно забилось под ритм вальса. Эхо от их каблуков разносилось вверх по витым колоннам, пока песня капризной скрипки не съедала его.

Сладкая мелодия гобоя резала уши. От визга виолончели кровоточили перепонки. Как же была прекрасна мелодия в саду, и как отвратительны звуки настоящего оркестра. Громче была только кровь, пульсирующая в висках. Лия хотела, чтобы эта мелодия сменилась на крики мольбы и хруст позвоночников. Но Лия не могла разрушить этот сладкий сон, где она была чиста в глазах других. Даже если в этом сне глупый Фрид влюбился в другую.

– Я не хотел, чтобы ты это видела.… Лия… Моя Лия… – казалось, Фрид шептал её имя. Но это было лишь имя «Одетта», извращённое затуманенным разумом. Агония нарастала.

Он наклонился и поцеловал иллюзию так, как никогда не целовал Лию. Глупец не мог отличить фальшивку от той, чьей красотой был заворожён. Затем Лия почувствовала на губах привкус соли. Из уголков губ и носа Лии потекли чёрные густые струйки. Кровь, наполнявшая её желудок, рвалась наружу. Нити заклинаний превратились в ничто.

– Морок же изгоняют солью? Ты меня этому научила, – шепнул Фрид на ухо Лии.

– Как ты узнал меня? – спросила она, растирая по лицу кровь.

– Я узнаю тебя из тысячи, Лия. Ты устала. Тебе нужно отдохнуть…

Рука со звериными когтями сжалась на голом плече, и мир потух, как когда Лия бросилась за матерью в бездну.

***

Лия очнулась под ивами у озера. Ужасно хотелось пить. Инстинктивно она зачерпнула воду прямо из озера, но привкус железа заставил её поперхнуться. Впервые руки Лии были не чёрными. А кроваво-красными.

Над её головой простирались не деревья. На ветках, на перекладинах: везде висели колдуны. А под ними в воде валялось ещё больше аристократов, искалеченных и выпотрошенных. На импровизированном троне из тел теснились обезображенные трупы короля и его младших сыновей. Как чучела, их набили гнутыми ружьями. Дыхание сбилось. Ногтями Лия раздирала запястья, покрытые грязными перьями.

«Я их убила?» – пронеслось в истерзанном магией разуме. – «Нет.»

Это было нечто другое. Злое, отрывающее зубами куски мяса. Само воплощение голода. Виолончель всё ещё звучала в голове. Смутно Лия помнила чей-то хохот, что разносился среди древних стен. В танце когти монстра кромсали и рвали людские тела. Крики убиенных резонировали. Сливались в голове Лии в одно чудовище. Никому не удалось выбраться с того пира живым. Кроме неё. И Фрида.

Принц шёл в сторону Лии. Его изысканный белый камзол пропитался кровь настолько, что он стал коричневым. Несмотря на это, Фрид был невредим. Ротбарт преградил ему путь, встав перед Одиллией. Из последних сил старик удерживал почти что кукольную Одетту.

– Барон, прекратите! Настало время закончить всё!

– Пока моё сердце бьётся, клянусь, ты не коснёшься моей дочери! – взревел Ротбарт и прижал кинжал к шее Одетты.

Фрид вытянул руку.

Гладкая сталь выскользнула из ослабевшей хватки колдуна и упала рукоятью вниз. Зелёный всполох. За клинком пал и Ротбарт. Магия вывернула его ноги наружу, как тряпку. Глухой звук. Острие запросто проткнуло бледное горло. Ротбарт захрипел. Сквозь силу Лия подползла отцу. Она безрезультатно пыталась закрыть рану на шее. За хрипами она могла разобрать короткое:

– Он зло…

Со злым гением было покончено. Лия рассмеялась. Хотя смех и походил больше на хрип, в душе он отзывался облегчением. Лия опустила руки. У отца они были такими же. Цвета неискуплённых грехов. Семена тьмы дали всходы, и кровь бессмысленных жертв заполнила колодец до краёв. Лии не переписать конец его пьесы, но кульминацию испортить сумеет. Больше не будет Колдовского двора. Больше она не будет жить с грузом вины за тысячи отнятых жизней. Она станет последним Чёрным лебедем под властью дьявола и заберёт в Ад силы, что могли бы пробудить чудовище.

– Подавись моим тленом, – рявкнула Лия в сторону бездны и засунула в рот два пальца. Желудок сжался, освобождая себя от крови отца. На место искушающей силы пришло умиротворение. Мир в глазах Лии пошатнулся. Отвергнутый дар Лесного Царя больше не исцелял зияющую в её животе рану.

Хрупкая Одетта сидела между двух тел. Подол её платья окрасился красным. Непонимающе Лебедь хлопала глазами. Глупое существо ничего не понимало. Фрид оттолкнул её, чтобы подойти к умирающей Лии и склониться над ней. Вытащив из горла Ротбарта нож, он крепко схватился за стальную рукоять.

Глазами Лия молила его: «Если между нами было что-то искреннее, просто добей меня.» Ей показалось, что он её услышал.

– Пожалуйста, закрой глаза, – прошептал Фрид, и Лия приготовилась почувствовать сталь в сердце.

Но смертельного удара не последовало, а Лия не закрыла глаза. Прежде чем её сознание растворилось в пустоте, она наблюдала, как Фрид с кинжалом в руках подошёл к Одетте.

– Любимый? – раздался звон её высокого голоса.

Отдалённый вопль объявил об убийстве. Всплеск рассказал о глубинах озера, проглотивших разбитое сердце. Хохот Лесного Царя поведал о колдовстве, за которое нет прощения.

В озере теперь не было воды. Только бездна, из которой тянуло холодом.

Шаг за шагом, Фрид шёл по винтовой лестнице вниз, к усыпальнице Лесного Царя.

***

В окружении зелёных огней Фрид наблюдал за обрядом по ту сторону озера. Хотя лицо Лии было скрыто маской, он всё равно мог узнать её по малейшему движению чёрных длинных рук, напоминавшим крылья птицы.

– Я хочу подарить ей лучшую жизнь. Такую, чтобы она навечно была со мной. Если я помогу утолить твой голод… Если убью их всех… Ты сделаешь это?

Хриплый голос из водных глубин ответил:

– Клянусь всеми моими сердцами – твоя любимая выживет и больше не будет страдать от того глупого соглашения. Лишь выбери подходящий сосуд, и вы будете, как в сказке, «жить долго и счастливо».

Фрид вновь бросил взгляд на противоположный берег. Лия подняла руки над окровавленным существом. С каждым новым заклинанием чернь поднималась всё выше по хрупким плечам.

«Сколько раз она уже повторяла этот обряд?» – подумал Фрид, когда комок из мышц превратился в человека.

Бледные губы задрожали.

– Впустишь меня в душу? Тогда об остальном позабочусь я сам.

Лесной Царь уже знал, какой ответ даст влюблённый мальчишка.

***

– Госпожа, давайте я помогу! – голос пажа дрожал перед видом невесты короля.

Принцесса опустила глаза и притворилась, что так и должно быть. Услужливость слуг была ей в новинку. Зайдя к жениху в карету, она стянула с головы плащ. Руки, не затронутые шрамами, казались невесомыми. Светлые локоны рассыпались по покатым плечам, подчёркивая красоту жемчужной кожи.

– Прости меня, – вновь и вновь принц Зигфрид повторял избраннице. Его глаза были всё такими же, цвета идеальной грусти. Но в них девушка видела тьму с зеленоватым пламенем.

– Что ты наделал, Фрид? – сказала она чужим для себя голосом и взяла жениха за руки. До самой спины их покрывала чернеющая паутина шрамов.

– Я не мог не стать злом ради тебя.

Лия не знала, сможет ли простить Фрида. Или хотя бы выжить во власти монстра, которого взрастил для себя чернобог. Но она любила Фрида, и ради него была готова пасть вновь. Стать вновь Чёрным Лебедем.

«Нет».

Белоснежные пальцы сжались в кулак на чёрных ладонях. Одиллия расправила плечи. Она дочь страшного колдуна. Её с самого детства учили держаться гордо. Даже перед новым воплощением Лесного Царя.

Автор: Зина Никитина
Оригинальная публикация ВК

Отец Лии был слишком жесток в воспитании. Быть может, из-за того, что она слишком на него походила: от носа с горбинкой до кривых, больше напоминавших ветки ивы пальцев. Последние всё время предательски дрожали.

Когда Лия рисовала на водной глади руны, древняя магия зверем вгрызалась в детскую плоть. Пристальный взгляд отца делал боль невыносимой. Дрожь. За ней ошибка. Вскрикнув, Лия тут же опускала глаза. Лучше было видеть на кистях кровоточащие раны, чем тень презрения на лице родного отца. Увидев слёзы Лии, колдун наклонялся и шептал: «Что сутулишься? Ты кто? Псина горбатая?» В ответ Лия только сильнее сжималась. Лишь бы стать меньше. Стать пылинкой. Чтобы отец больше её не видел. Чтобы руки больше не горели в пламени чар.

«Заново».

Тогда Лия не видела выражение его лица. Лишь только собственное отражение, искажённое мутными водами. Лия-из-озера будто бы нашёптывала: «Ты стоишь пред Лесным Царём. Наследница Колдовского двора. Ты не должна позорить своих людей». Невидимая струна в сгорбившейся спине натягивалась. Лия вновь поднимала чёрные ладони над озером. Пахло солью и жжёной кожей.

С годами нити заклятий стали более послушными. Руки Лии были в язвах, но зато на окровавленных кончиках пальцев играла магия. Подданные Колдовского двора, простые чародеи, чувствовали растущее могущество дочери их хозяина. Молодая госпожа – новая надежда, что их заточение подойдёт к концу, и больше не будет кровавых обрядов в свете луны. Её уважали. И боялись. Рано или поздно она прогневает их жестокого бога и, если мятежница проиграет, не сносить головы тем, кто близок ей.

Часами Лия бродила одна среди поросших мхом развалин замка Лесного Царя. Обрушенные стены почти вплотную примыкали к убогим хибаркам колдунов. Отец Лии когда-то хотел разбить гранитные блоки, но сад, прежде зажатый меж живых изгородей, заявил о правах на эту землю. Стебли шиповника ползли вверх по булыжникам, превращая руины в цветущую крепость. Среди диких роз Лия чувствовала себя своей.

Иногда Лия боялась, что забудет, как говорить. Поэтому она напевала песни рогозу. Вслух читала лебедям баллады о рыцарстве и благородстве. Если конец их был печальным, Лия, не стесняясь, вырывала последние страницы из кожаного переплёта, и дописывала историю сама. Её мир был слишком тесен для трагедий. Да и Лия мечтала о любви. Хотя бы о самой маленькой.

Тогда она не знала: сущность на дне озера слышит все её желания.

Лия встретила Фрида в пятнадцать. Чумазым лицом и разорванным в клочья камзолом он походил скорее на бродягу, чем на заплутавшего в лесу охотника.

Его лошадь подвернула ногу, и он несколько дней бродил по лесным дебрям. После компании диких зверей и роя кровососущих тварей даже нищая деревня, расположившаяся на берегу идеально круглого озера, казалась благословением. Во тьме Фрид забрался в чей-то сарай и упал без сил в солому, в надежде выбраться с проклятой земли утром. Проснулся он лишь на закате, когда чародейка в птичьей маске рассыпала над ним соль.

– А я уже думала, морок, – усмехнулась Лия, разглядывая незваного гостя. – Что такой красивый человек забыл в моём укрытии?

Был бы Фрид мороком, на его светлой коже появились бы пустоты. Но кристаллы соли скользили по светлым волосам, сыпались на плечи, пока не оказывались на земляном полу. Безмолвно Фрид таращился на незнакомку и стальной клюв маски в её руке. Разум, ещё не проснувшийся от крепкого сна, мог выдать только глупые, но искренние слова. От них лицо Лии приобрело пунцово-красный оттенок:

– Это ты больше похожа на прекрасный призрак.

Фрид отличался от других смертных. Его не отвратили руки Лии, чёрные и испещрённые шрамами. Не интересовали обряды, что Двор колдовства проводит по ночам. Вместо этого он в сумерках учил Лию вальсу, отдаваясь звукам воображаемой мелодии. В их головах скрипки, гобои и виолончели играли не для сотен дворян в расшитой жемчугом парче, а только для них.

Как бы Фрид ни хотел, ему нельзя было оставаться с Лией надолго. За пять лет его не раз прогоняли из прибежища колдунов. Но Фрид всегда возвращался – мысли о девушке, благородной, как чёрный лебедь, тянули его обратно, на Колдовской двор. И Лия каждый раз его принимала. Она верила, что его душа была чиста, как и серо-голубые радужки глаз.

Однако глаза Фрида утаили, что в первый раз на Колдовской двор его привёл свет. Не тёплый, как пламя в камине или огонёк внутри масляного фонаря, а холодный, цвета горящего фосфора. Или глаз Лесного Царя.

В очередной раз, спустя долгую зиму, Фрид вновь вернулся к возлюбленной.

В реках давно тронулся лёд, но первые грозы ещё не загремели в небесах. Вдвоём Лия и Фрид сидели посреди сада руин. С небольшого холмика виднелся Колдовской двор, раскинувшийся вокруг идеально круглого озера. Под апрельским небом всё казалось немного другим: и изрисованные рунами дома, и косые заборы, и лебеди, что гнездились в тени плакучих ив. Солнце заливало всё светом, ярко подчёркивая каждую тень, черту, трещину, наделяя окружение собственным сиянием.

Лии было уже двадцать, но душой она оставалась ребёнком. Неловкость её движений и не сходящий с щёк румянец забавляли Фрида. Стоило ему хоть слегка улыбнуться, Лия робела. Её взгляд сначала нервно бегал по стеблям рогоза, по едва колышущейся водной глади. Когда Лия наконец-то поворачивалась к Фриду, она вздрагивала, как от удара молнии, и только тогда улыбалась в ответ, пряча смущение за локонами каштановых волос.

– А давай я тебя украду, – прошептал Фрид, наклонившись к Лии, и мурашки лавиной прокатились по её спине. С тяжёлым вздохом Лия стала расчёсывать запястья. Стоило ей чуть перенервничать, шрамы на бугристой коже начинали чесаться.

– Не боишься сотворить подобное с дочкой колдуна? Барон Ротбарт страшен в гневе.

Горячая ладонь Фрида легла на кровоточащие дорожки на чёрной коже Лии. Зуд прекратился. Неловко Лия прижала запястья к груди.

– И что он мне сделает? Неужели съест? – он усмехнулся и повалил Лию на траву. Её волосы, заплетённые в множество косичек, раскинулись по земле корнями дерева. – Тогда я съем тебя раньше.

Лия залилась пунцовым румянцем. Она захотела коснуться щеки Фрида, но смущение взяло над ней верх. Руки так и остались прижатыми к телу. Как Лия могла касаться его этим уродством, похожим на два обгорелых полена? Может быть, только в день их знакомства. Тогда Лия не знала значение эполетов на плечах Фрида. Не знала цену одной пуговицы его пурпурного мундира. А той было достаточно, чтобы сполна кормить крестьянскую семью целый год. Теперь же каждый раз, когда Лия видела королевские вензеля на рукавах Фрида, правда не давала ей покоя.

– Опять ты говоришь глупости. Нам, колдунам, запрещено покидать Двор без дозволения короля. А уж водиться с членами его семьи и подавно…

– А ты когда-нибудь заботилась о правилах? – Фрид продолжал прижимать Лию к земле. Девушка была не против. Ей нравилось чувствовать, как быстро бьётся сердце любимого. Не касаясь кожи Фрида, Лия положила руки на бархатистую ткань мундира.

– Почему ты об этом заговорил снова? Мне казалось, мы уже договорились…

…что наши чувства не выйдут за стены двора… – хотела продолжить Лия, но в горле образовался ком.

– Даже если мы сбежим, Фрид. Я даже не крестьянка. Язычница. Кем я для тебя буду? Твоей наложницей? Рабыней? – Лия протянула ему запястье, изуродованное магией. – Или, может быть, трупом? Твой отец не примет колдунью! А когда меня сожгут костре, он отправит и тебя следом! Может, вот тогда, в следующей жизни, мы будем вместе?!

Лия постыдилась своих слов, увидев, как скривилось лицо Фрида. Оно наполнилось отвращением. Не к Лии, а к самому себе. Во дворе положение у Фрида было шатким и без тайного романа. Король боялся переворота и видел угрозу даже в собственном сыне. Годами он отстранял его от государственных дел под предлогом «душевного неравновесия». Когда Фриду наконец-то удалось пробиться в Совет, почти половина министров уже выступала против наследного принца, а оставшиеся сохраняли нейтралитет. Один неверный шаг – и один из младших братьев переступит труп Фрида на пути к трону.

– Прости меня, Фрид. Я не хоте…

– Это ты прости меня. Я что-нибудь придумаю… – речь Фрида стала сбивчивой. – Но у меня нет власти. Лия… Мне так страшно за тебя. Знати не нравится, что только вы владеете...

– Колдуны не владеют Лесным Царём! – перебила Лия Фрида. От досады она оттолкнула Фрида и села в стороне от него. – Мы лишь сторожим его сон. И делаем всё, чтобы так было вечно.

Смертные боялись возвращения Лесного Царя, что не мешало им пользоваться услугами его приспешников. Кто не жаждал его чудовищной силы? Двор колдовства был костью в горле королевской семьи. Ненужным посредником в общении с первородным богом. Вот только во дворце даже не подозревали, на что приходилось идти колдунам, чтобы сдерживать тварь на дне проклятого озера.

– Они не первые, кто жаждал божественной власти. Но никто ещё не преуспевал. Род Ротбарт им был не по зубам. Мой отец им не по зубам, – Лия не врала. Её отец как никто был близок к могуществу Лесного Царя. У него был дар, особые силы, что давали ему право быть правителем колдунов. Когда-нибудь и Лия унаследует эту ношу через линию крови.

– Сейчас всё намного сложнее. Вас, колдунов, уже сотни лет держат у этого чёртового озера. Мир за это время изменился… Месяц назад торговцы привезли для армии почти сотню ящиков с огнестрельным оружием. Мне кажется, отец что-то замышляет.

Ружья… мушкеты… или как их там – Лия читала про эти стреляющие огнём механизмы. Однако даже не представляла, каким образом эти палящие раз в пять минут палки могут быть быстрее заклинаний.

– Фрид, всё будет хорошо!

– Нет, уже всё очень плохо. Лия…

Не успел Фрид договорить, как Лия его остановила. Она услышала знакомые нотки. Ветер принёс запах жжёной плоти. Мужчина в плаще багряного цвета поднимался на холм.

– Тебе нужно уходить.

– Я не договорил…

– Мой отец! – этих двух слов хватило, чтобы с лица Фрида пропал весь цвет. Без промедления он встал и скрылся в зарослях шиповника. Лия второпях попыталась стряхнуть траву, но холодный взгляд отца заставил её замереть. Верховный колдун равнодушно проводил взглядом исчезающего вдали Фрида. Барон больше походил на вытянутую тень, чем на человека. Синяки на неестественно молодом лице казались только чернее из-за радужек цвета засохшей крови: результат десятилетий колдовства. Пахло от него соответствующе: сырой землёй и палёным мясом.

– Одиллия, – полным именем её называл только отец. Лия уже приготовилась к упрёкам. «Я же говорил, он не должен тут появляться». «Ты хочешь, чтобы я его убил? Хочешь?». Но отец лишь бросил:

– Мне нужно в столицу. Если не вернусь к полуночи, проведи обряд сегодня.

– Да, отец.

«На три дня раньше», – про себя удивилась Лия. Она подняла глаза на отца. Ротбарт был слишком спокоен, и это пугало Лию.

– Этот слабак и правда тебя любит? – вдруг спросил он.

– Что? Да… Мне кажется, да, – промямлила Лия. Затем, секунду погодя, уверенно сказала – Точно любит!

– Ясно.

Отец растворился в облаке перьев, не попрощавшись. Сердце Лии тревожно застучало.

***

Стоило луне взойти, Двор колдовства ожил. Из распахнутых настежь окон слышался скрежет механизмов, сопровождаемый звоном колб. Воздух наполнился тяжёлой вонью горелой смолы и серы. Сотня колдунов в масках птиц столпились на берегу и наблюдали за Лией, стоявшей по колено в озере. Половину её лица скрывал стальной клюв. На некогда отполированной поверхности играли рыжие блики огней, но сейчас серебро почернело. Так маска даже лучше вписывалась в леденящую атмосферу обряда.

Сколько бы факелов ни зажигали слуги, даже под сиянием звёзд и луны, роща у водоёма всё равно утопала во мраке. Озеро будто бы пожирало весь свет, и только белое пятно лунного диска беспечно колыхалось на адамантовой глади. В центре озера дно обрывалось воронкой, напоминавшей наполненный до краёв колодец. Витая лестница вдоль стенок впадины с каждой ступенькой всё глубже уходила под воду, пока не растворялась в бездне.

Полушёпотом Лия зачитывала молитвы:

«О, Лесной Боже, спящий во мраке,

Слышу я зов твой из глубин саркофага.

Кровь на воде – обещание верности нашей.

Пусть чёрные лебеди в небе кружат,

Пусть лес слышит их тихий стон»

Люди на берегу повторяли за ней, и сотня голосов наполнили ночной воздух. Когда слова закончились, слабым кивком Лия начала ритуал.

Двое крепких парней поднесли к Лии белоснежного лебедя. Птица пыталась вырваться, но колдуны только сильнее сжимали хватку на длинной шее. Вопреки себе, Лия держалась уверенно. Даже крик птицы, протяжный и испуганный, не мог заставить дрогнуть хрупкие руки, которые будто бы окунули по плечи в дёготь. Каждое движение Лии было намертво вбито в её разум отцом.

Кончиками пальцев Лия ощутила, как со дна озера к ней потянулись ниточки могущества Лесного Царя. Она ухватилась за них, и привычное жжение коснулось кожи. Лия стиснула зубы и отточенным движением рассекла воздух. Подобно бутону, грудная клетка птицы раскрылась. Магия буквально разрывала существо на части. Лебедь закричал вначале по-звериному, но потом его голос сменился на женский. Из крови и плоти, что струями выливались на лунное отражение, рождалась девушка с белыми, как оперение лебедя, волосами. Нагая, она осела на мель недалеко от «колодца».

– Отмойте её и подготовьте всё для следующих ритуалов.

Когда колдуны уволокли девушку-лебедя, Лия опустила руки в воду. Солоноватая вода обожгла свежие раны. Тихо она захныкала, надеясь, что новые раны скоро перестанут гореть. В детстве страдали лишь запястья, теперь чернота доходила до самых плеч. Лия подняла глаза. Тусклый огонёк болотного цвета появился по ту сторону берега. В последний раз она видела такой в глубоком детстве.

– Только не это…

Лия понеслась к всполоху. Юбка липла к ногам. Босые ступни утопали в иле. «Нет! Нет! Обряд же прошёл правильно! Оно не могло проснуться!» – про себя повторяла Лия. Давние воспоминания искрами вспыхивали перед глазами. В них её мать заходила в озеро в окружении зелёных огней. Не слыша криков дочери, с каждой секундой она шла по ступеням всё ниже и ниже. Лия помнила, как нырнула за ней, и мир вокруг почернел. Затем жилистая рука Ротбарта вытянула её из вод, что в темноте казались смолой.

Потом отец сам прыгнул в озеро, но вскоре вылез. Задыхаясь, он катался по траве и выл диким зверем.

«Прости! Мои руки не должны были дрогнуть!» – кричал Ротбарт, пока маленькая Лия могла лишь неподвижно стоять на ледяной земле. За маленькую ошибку отца её мать заплатила сполна.

Из воспоминаний её вырвал испуганный возглас: «Осторожно!» Что-то потянуло её за рукав. Фрид стиснул Лию в объятьях и не дал сойти с мелководья в бездну «колодца».

– Фрид… Он звал тебя!? Ты слышал его голос!? – задавая вопросы, Лия едва не переходила на крик.

– Ты о чём, Лия? Тут ничего нет…

Лия бросила взгляд на их отражение в озере и вздрогнула от собственного обезумевшего взгляда. Фрид осторожно опустил её в воду. От озёрной прохлады в разуме прояснилось. Лия вспомнила, что всё ещё была в маске.

– Как ты меня узнал?

– Я узнаю тебя из тысячи, – ответил Фрид и со всплеском рухнул на колени перед Лией. Едва касаясь её кожи, он убрал с её лица спутавшиеся локоны волос.

– Лия… – он колебался, пытаясь подобрать слова. – Я всё видел. Вы правда убиваете людей ради…

– Нет, мы не скармливаем Лесному Царю людей. Как минимум, настоящих.

Пошатнувшись, Лия встала. Струями вода стекала по шерстяной накидке. В воздухе Лия нарисовала руну солнца, и от одежды пошёл пар. Стоило Фриду подняться за ней, Лия выпалила:

– Очень давно колдуны тоже были лебедями. Поэтому наши маски похожи на клювы.

– Разве это не просто старые сказки?

На лице Лии появилась нервная улыбка.

– Когда Лесной Царь правил миром, он заигрался и пожелал создать Двор. Как у людских правителей. Но для этого ему нужны были приспешники. Чёрные лебеди, гордые и самобытные, понравились ему больше всего. Он заключил с ними договор, обязав приносить ему людские жертвы. В обмен мои предки обрели человеческий облик и часть его сил. Однако Лесной Царь обманул нас. Древняя магия слишком сильна для простой плоти и даёт больше боли, чем могущества. Веками он держал нас за рабов, пожирал и изводил, пока в отместку предки не помогли смертным создать путы, чтобы заточить его на дне озера. Вот только договор, как и дань плотью, никуда не исчез. С тех пор мы разводим белых лебедей, чтобы превращать в жертвенных красавиц: людская плоть, но звериная душа. Так Лесной Царь продолжает спать сытым сном.

Затаив дыхание, Лия ждала ответа от Фрида. Но между ними повисла тишина.

– Ты не веришь мне?

– Лия! Мне всё равно! Я тут не чтобы тебя допрашивать! – Фрид уставился на неё безумными глазами. – Король отдал приказ – утром солдаты прибудут сюда, чтобы вырезать здесь всех!

– Что? – слова Фрида обрушили на Лию всю тяжесть вод озера. – Пусть Его Величество посыпет голову солью! – тут же прорычала она – И солдат своих тоже! Может, дьявольский морок сойдёт!

– Лия! Чёрт тебя подери! Выслушай! – ладонь Фрида до боли сжала её плечо. – Я серьёзен!

– А я, что ли, нет?! Когда отец вернётся, он смирит его пыл. Не будет нас, никто не совладает с голодом демона, – слова быстро слетали с губ Лии.

– Барон Ротбарт уже не придёт! Лия! Его расстреляли во дворце. Я сам видел…

– Ты что вообще говоришь?

– Он… – голос Фрида дрожал. – Он направил предложение о брачном союзе. Между нами. Когда его пригласили в зал приёмов, я подумал… Король не будет столь жесток… – от этих слов Лия почувствовала, будто провалилась в другую реальность. Её холодный, вечно уставший отец не мог думать о чувствах забитой Одиллии. А уж тем более – просто так умереть.

– Ротбарт выжил, иного быть не может, – губы Лии словно окаменели. Каждое слово с трудом рождалось из её уст. – Но если он не придёт, Двор даст отпор.

От негодования лицо Фрида стало белее лунного света.

– О каком отпоре ты говоришь? Винтовые ружья рубят плоть в кашу за мгновение! Вы не продержитесь и нескольких часов, – он обвёл рукой ряды ветхих домиков из досок и глины. – Как вы будете обороняться?

Лия выпрямила спину. Каждое следующее слово ей приходилось выдавливать силой из лёгких, чтобы не сорваться на рыдания.

– Если в это новолуние Лесной Царь не получит пищу, по договору он заберёт наши тела. Тогда ему вернётся и часть силы, что он когда-то нам отдал. Он проснётся, – на последнем слове голос Лии чуть не сорвался. – Мама… – изо всех сил молодая колдунья пыталась собрать силы, чтобы продолжить говорить. – Мама добровольно стала жертвой, когда отец не смог обратить лебедя! Она отдала жизнь ради нашего двора. И ради мира людей тоже! – с каждым словом голос становился громче. – Фрид, ни Лесной Царь, ни король ни за что не пощадят меня. Мне некуда бежать.

Ошарашенно Фрид прижал Лию к себе. Его руки были тёплыми и нежными. Совершенно непохожими на её. Лия попыталась запомнить прикосновения, что, вполне возможно, были последними.

– Когда меня будут убивать, Фрид, притворись, что ты меня не знаешь. Соври ему обо всём. Обещай мне…

– Не говори глупости. У меня есть возможность всё исправить.

– Не исправишь. Он тебя убьёт, если узнает, что ты тут был, – прошептала Лия, отстраняясь. Фрид попытался схватить возлюбленную за руку, но девушка изо всех сил оттолкнула его.

– Тебе лучше уйти!

– Лия…

– Сейчас же!

Глаза Фрида, цвета утреннего неба, омрачили страх и отчаянная решимость. Он покинул Двор, а Лия впервые не поверила тому, что увидела в его глазах. Фрид ничего не сделает.

Всё-таки им не суждено быть вместе.

***

Продолжение следует...

Автор: Зина Никитина
Оригинальная публикация ВК

– Р. – Потомок неразборчивой в молодости старушки осмотрел транспорт.

– Р-р! – рыкнул он на дыру в воздушной подушке.

– Р-р-р!!! – взвыл тоном существа, обнаружившего пропажу годового запаса бананов. – Кто?!

Из идентификатора на капоте выпал органический алмаз, оставив вместо имени круглую дыру. Вот так: «О. Курок».

Виновник нашёлся тут же. Конечно же, водитель Бугатти. Бодрый старичок в лабораторном халате и при стильной бородке.

– Очки не зарядил?– Курок поднял старичка за воротник. – Я лечу! Ты должен отвалить!

– Молодой человек! Это вы свалились на нас… как… птичий экскремент, – резонно заметил бодрый старичок из Бугатти. Но когда тебя трясут, получается что-то вроде «Мр-р-а-а-др-рь-мо».

Из машины выскребся пассажир – долговязый, шевелюра врастопырку, чистенький – к его лабораторному халату пристало носить галстук-бабочку. Непонятно, как он уместился в машине. Если только упирался коленями в собственные уши.

– Вы! – замахал он тонкими ручонками. – Вы! Поставьте Профессора на место!

О.Курок оскалился. Есть на ком сорвать недовольство. Наверняка, у этих хануриков есть что-нибудь ценное.

Он ещё раз встряхнул старичка и заметил, что в нагрудном кармане у дедули выпирает нечто привлекательное.

Мощная рука выхватила это нечто…

– О! Симулятор! Новьё! В какую виртуальность ныряешь, дедуля? «Скрип коленей» или «Вставные зубы»?

– Аккуратней с прибором, молодой человек! Опытный образец…

– Цыц! – Курок уже нацепил симулятор на покатый лоб. Прибор приклеился, как будто прирос, даже окрасился в цвет прилизанных кудрей.

– Доброе утро! – тут же включился жизнерадостный женский голос. Симулятор загорелся желтым. – Приветствую отважного искателя приключе-е-е… кхе-кхе…

Во лбу верзилы захрюкало. Жёлтый свет замигал.

– Халтура! – зарычал верзила. – Дрянь!

– Э, полегче! – возмутился прибор. – Пальцы убрал! Грубиян! Восемь-пять, время вспять!

И Курок исчез.

Двое в халатах разглядывали пустую дорогу.

– Может, стоило его предупредить… – Профессор пригладил растрёпанную бородку, – хроно-скутер – прибор, хм… своенравный. Хотя прошлый испытатель и вернулся…

– …большей частью, – подсказал Умник.

– Ему повезло, что его раса владеет регенерацией, – осуждающе взглянул на коллегу Профессор. – А без головы…

– ...он кажется умнее.

– Мда-а-а… вряд ли у нашего забияки имеются запасные мозги, – погрустнел Профессор. – Коллега, сколько времени?

Продолжение следует

Уильям задумался, потирая подбородок. "А что, если я попробую?"

На следующее утро Филипп и Уильям открыли пекарню "Драконья выпечка". Каждый день они готовили пироги, булочки и печенье, а местные жители приходили в восторге и спрашивали: "Как у вас вышел такой чудесный тандем — дракон и рыцарь!"

Филипп с ухмылкой отвечал: "Вот видишь, Уильям, драконы тоже могут быть хорошими друзьями, и не обязательно сжигать их в огне!"

С тех пор дракон и рыцарь вместо сражений проводили время, выпекая пироги и пытаясь не сжечь кухню. Друзья решили, что побеждать на полях боя — это хорошо, но сражение за желудки любителей вкусной еды — гораздо веселее!

А здесь было невероятно интересно. Взять хотя бы этот бесконечный сад. Мы с Шери часто по нему вместе гуляли. Я рассказывала о том, что скоро у меня будет еще один братик или сестренка, а она говорила о чем-нибудь своем. Однажды мы забрались так далеко, что наткнулись на деревянную ограду, и я тут же попыталась пролезть под ней, чтобы посмотреть, что еще есть в этом мире, кроме сада (за оградой виднелась желтая песчаная дорога, и я подумала, как славно было бы по ней пробежаться), но Шери меня остановила.

Она сказала, что я слишком уж крошечная и беззащитная, чтобы гулять вот так одной.

После того раза мы каждый день доходили до ограды, чтобы посмотреть на песчаную дорогу. Шери понимала, как мне это нравится.

Потом мы устраивались под одним из яблоневых деревьев: я клала голову Шери на колени, а она гладила меня. И я знала, что она меня любит. Я же была такой миленькой, я позволяла ей повязывать цветные ленточки и звонкие колокольчики мне на шею и каждый день играла с ней в догонялки.

И тогда я думала, что, когда я вырасту, мы с Шери все же перелезем через эту ограду. Мы пойдем по длинной-предлинной песчаной дороге и дойдем до еще одного сада. И там тоже будет стоять много домиков, но они будут побольше — так я представляла себе город, — и там будут жить все мои родственники, которые когда-то уехали. И, кстати, не только мои.

Как-то раз, когда мы вместе лежали под яблоней, Шери рассказала мне о своем старшем брате. Что он был очень веселым, почти каждый день играл с ней в этом саду, а еще иногда приносил из школы конфеты. Шери сказала, однажды, в один зимний день, после их игр он лег в постель и так больше и не встал. А потом пропал.

Я тогда ответила, что, скорее всего, его повезли в город, чтобы вылечить, и он остался там. Шери ничего не сказала на это, но я подумала, что мне надо вырасти как-то побыстрее, чтобы отправиться в город и найти ее брата. Тогда мы смогли бы играть вчетвером.

Я говорю «вчетвером» не потому, что я не умею считать, а потому, что иногда к нашим играм присоединялась моя сестренка Милли. Шери любила и ее, но, разумеется, не так сильно, как меня. Все же, хоть мы с Милли и были сестрами, я считаю, что была капельку красивее. По крайней мере, мне всегда доставались самые новые ленточки и самые звонкие колокольчики, а еще именно мне Шери всегда приносила самые вкусности, а вот Милли получала то, что не доела я.

Хотя однажды я засомневалась в том, что Шери любит меня больше. Дело было утром, мы с ней и Милли играли в прятки. Милли пряталась под кустом, я — среди цветов, а Шери бегала между деревьями, выкрикивая наши имена.

В этот самый момент из их дома вышел седой человек, который держал меня, когда я впервые увидела Шери. Как я позже выяснила, это был ее отец. Он мне не особо нравился — в отличие от Шери он редко улыбался, а когда касался меня своими холодными и жесткими руками, то делал это всегда очень больно. Грубо. И он никогда меня не гладил.

Когда он по ступеням спустился к саду, я сильнее вжалась в траву, надеясь, что так он меня не заметит. Вместо него заметила Шери.

Сначала она подбежала к Милли, опустилась рядом и погладила ее, а после взяла на руки и приблизилась уже ко мне, усадив сестренку рядом. После этого она и сама села между нами, приобняв за шеи.

И вот тогда подошел ее отец. Он хмуро посмотрел на нас троих, и я почувствовала, как Шери сжалась под его взглядом.

— Юная леди, — строго произнес он, — хватит этих детских игр. Они — не игрушки. Выбирай, или за тебя это сделаю я. Еще немного, и они выйдут из нужного нам возраста.

Как я потом поняла, Шери выбирала, кто из нас двоих поедет в город. И она выбрала не меня! Я могла бы отправиться туда и жить в больших домиках, могла бы встретить ее брата, но… Вместо этого Шери кивком указала на Милли. А потом заплакала.

И больше я Милли не видела.

Хотя нет, вру. Я увидела Милли еще два раза. Первый — утром, когда мамочка с моими братьями и сестрами еще спали.

Было так рано, что из-под двери нашего домика еще даже не пробивались первые солнечные лучи. Меня разбудил, как мне показалось, тихий голос Милли. Это было странно, ведь еще вчера отец Шери забрал ее. Возможно, Милли стояла снаружи и звала меня, чтобы попрощаться.

Отец Шери на ночь всегда закрывал двери нашего домика, но у нас с Милли был свой тайный ход. Дыра в полу под одной из стен. Протиснувшись в нее, я выскочила в сад и тут же увидела розовеющий горизонт. А потом я увидела еще и огни среди деревьев. Поежилась от сырости. Хоть мне и было любопытно, идти туда не особо хотелось.

— Милли, ты где, глупенькая? — негромко произнесла я.

Несколько секунд все было тихо, а потом из сада, со стороны огней, вновь донесся ее тихий голосок. Пришлось сделать пару шагов в ту сторону.

— Милли? — спросила я уже громче.

Сестренка не отвечала, поэтому я, скрываясь среди высоких цветов, направилась в сторону огоньков.

— Милли, ты тут? — прошептала я.

Мои бока намокли от росы, пока я заходила все глубже и глубже в сад. Огни становились все ярче. Милли я больше не слышала, но вместо этого различала речь родственников Шери. Обычно я понимала, о чем они говорят, но сейчас... Их голоса монотонным гулом висели в воздухе, так что было сложно разобрать отдельные слова.

Одетые в темные балахоны, люди стояли полукругом.

Потом один из них замолчал. Скинул с головы капюшон, и я узнала отца Шери. Я спряталась за куст роз, чтобы он меня не увидел.

Отец Шери шагнул вперед. Наступил на край красной ткани, расстеленной на земле. Ткань иногда шевелилась. Кажется, на ней кто-то лежал, но из-за ног людей я не могла его увидеть.

Мужчина зарылся рукой в складки балахона, а через секунду извлек оттуда кинжал. Мой носик задергался, я задышала чаще. Лезвие холодно блеснуло в первых лучах солнца. Все родственники Шери резко замолчали. Я снова услышала голос Милли.

Тонкий и просящий.

«Помогите!»

Я завертела головой, сделала несколько шагов на месте, ища сестрёнку, не понимая, где она, и тогда веточка под моей ногой хрустнула. Люди обернулись.

Я отшатнулась. Несколько шипов роз впились в шею и бока. Потекли струйки крови. Я притихла, надеясь, что меня не заметят, но они все равно заметили.

— Убери свое животное, Шери, если не хочешь, чтобы оно стало следующим, — грозно прорычал седой мужчина. — Как оно вообще тут оказалось?!

Шери выбежала из толпы в распахнутом балахоне, под которым виднелось светло-голубое платьице.

Бросившись ко мне, она подхватила меня на руки и потащила к ближайшей яблоне.

Ее место в кругу осталось пустым. Остальные постарались распределиться так, чтобы закрыть этот пробел. Они немного расступились, и тогда, пока Шери, сдернув со своего платья пояс, привязывала меня к яблоне, я увидела белое пятнышко на красном покрывале.

Нет, не пятнышко. Я увидела Милли.

Мою Милли, смотрящую на меня расширившимися от ужаса глазами.

«Помоги», — проблеяла она, а я задергалась и даже лягнула Шери копытом, но та лишь крепче привязала меня к яблоне, а после отступила и... Вернулась к своим.

— Милли! Милли! Милли, уходи оттуда! — выкрикивала я, пока мои маленькие легкие не начали гореть.

Пояс Шери впивался мне в шею, и это было так непохоже на цветные шелковые бантики!

— Прими эту жертву. Одари нас, благослови нас, помоги своим детям. Помоги нам! — прогремел голос отца Шери. — Надели эту овцу своей силой, передай нам ее.

Я увидела лезвие и услышала пронзительный крик Милли, когда оно ухнуло вниз. Я тоже закричала и, разумеется, кричала дольше, чем она.

Когда фигуры расступились, я внезапно вспомнила один из самых солнечных дней этого лета: тогда Шери вышла в сад вместе со своей бабушкой. Старушка села в вынесенное заранее плетеное кресло, Шери устроилась у ее ног, а мы с Милли положили головы ей на колени, наслаждаясь мягкими поглаживаниями.

Бабушка вязала, и мотки красной пряжи были раскатаны по земле, и некоторые нитки путались в наших с Милли шерстках.

И сейчас я подумала, что Милли, лежащая на покрывале со вспоротым животом и распахнутыми глазами, обернута в блестящую серо-красную пряжу. Поняв, что это выпущенные наружу кишки, я снова закричала.

Взрослые уже начинали расходиться, поэтому Шери, не теряя времени, бросилась ко мне. Упала на колени и уткнулась носом в мою белоснежную шерстку.

Я дышала часто и прерывисто, почти задыхаясь от сжимавшего мое горло пояска. Поняв это, она тут же отвязала меня, и тогда я дернулась вперед, но Шери не позволила мне вырваться. Она крепче обхватила меня ручками, ее пальцы впились мне в бока, и я заблеяла от боли.

Когда я перестала сопротивляться, Шери немного ослабила хватку. Тогда я легла в траву, прижала ушки к голове и закрыла глаза.

Второй раз я увидела Милли вечером того же дня.

Я лежала в саду, все на том же месте, вдыхая запах цветов и крови, когда отец позвал Шери ужинать.

— Я люблю тебя, — прошептала она мне.

Ее руки, поглаживавшие меня на протяжении всего дня, пропали. Я, точно в каком-то трансе, потянулась за ними.

Когда дверь большого дома Шери захлопнулась за ней, я запрыгнула на ящик и, оперевшись копытцами о подоконник, заглянула в окно. Это был обеденный зал. По центру стола из темного дуба стояло позолоченное блюдо.

На нем лежала Милли.

Без шерстки, почти неузнаваемая, но… Я знала, что это она. Я чувствовала.

Я наблюдала за семьей Шери весь вечер, стоя на том самом ящике. Шери даже не притронулась к мясу Милли, хотя ее мерзкий отец то и дело пытался ее заставить.

Когда они доели, то собрали кости в небольшую тряпочную сумку, и тетя Шери вышла закопать их под одной из яблонь. Я следила за тем, как она копала яму, но только до тех пор, пока в саду не раздались голоса.

— Мы сделаем это через месяц, — произнес мерзкий отец Шери. — Сделаем, и нам подарят возможность наконец заключить эту сделку.

— Но я не могу. Я не могу так, — высокая женщина, редко выходившая в сад, разумеется, была матерью Шери. — Мы не можем так с ней поступить. Это бесчеловечно, она же… Наша дочка. Нет, нет, я не могу.

И в этот момент я все поняла. Мое сердечко снова забилось быстрее. Носик опять задергался. Я задрожала, оступилась и, потеряв равновесие, плюхнулась в траву. Со мной такое часто случалось раньше, когда я только училась ходить. Тогда Шери поднимала меня и вновь ставила на ножки, гладила по белым кудряшкам и говорила, чтобы я не волновалась и попробовала снова.

— Я не смогу себе простить этого, — прошептала мама Шери.

— Она как раз достигла нужного возраста. Если станет старше, ее кровь перестанет быть достаточно юной и невинной. Проведем ритуал в следующее полнолуние. Я все сказал.

Когда они вернулись в дом, я все еще лежала в высокой траве сада усадьбы «Пеликан». Мне не потребовалось подниматься, чтобы увидеть, как в одном из окошек зажегся свет. В проеме мелькнул силуэт Шери. Отец подхватил ее на руки, как она всегда подхватывала меня, после чего мать надела ей что-то на шею.

В их глазах, наверное, Шери была такой маленькой и милой. Наивной. Не понимающей, что ее тоже хотят отправить туда, в город, куда уже отправили Милли, куда каждый месяц отправляли моих братьев и сестричек и… Куда отправили ее брата.

Видимо, через месяц у семьи Шери будет не просто ужин, а ужин из Шери. Ужин с сюрпризом.

На следующее утро, стоило Шери выйти в сад, я сразу же вцепилась зубами в подол ее платья. Она, не ожидавшая этого, чуть не упала. Что-то зазвенело. Я подняла глаза и, увидев на ее шее бусы с колокольчиком, потянула лишь сильнее.

— Эй, эй, что ты делаешь? — Шери даже пришлось немного повысить голос, чего она никогда не делала со мной, ее любимицей, но я лишь потянула ее вглубь сада и тянула до тех пор, пока мы не достигли ограды. — Да что с тобой такое?

Я никак не могла понять, как она может оставаться такой спокойной, живя среди убийц. По тому, как они с ней обращались, выходило, что Шери была одной из нас, одной из моей семьи. Я понимала, что вчера она боялась сказать что-то против, но еще я понимала, что сейчас нам нужно бежать.

Будь у меня возможность, я бы забрала с собой и мамочку, и братьев и сестер, но сейчас опасность грозила не им.

Они хотели убить не мою семью. Они хотели убить Шери. Мою Шери, которую я так обожала, которая была моей любимицей среди людей и которая была такой милой, что, глядя на нее, просто не выходило не радоваться. Я не хотела, чтобы и ее внутренности превратились в блестящие влажные ниточки, разбросанные по красной ткани.

Я попыталась поднырнуть под ограду, но Шери вновь вонзила свои пальчики мне в бока. Я жалобно заблеяла, пытаясь вырваться. Колокольчики на наших шеях зазвенели в такт.

— Глупая! — огрызнулась Шери, резко дернув меня на себя. — Знаю, тебе нравится тут гулять, но хватит пытаться сбежать.

«Нам надо уходить! Они хотят убить тебя, как убили мою сестренку! Они даже нацепили на тебя этот колокольчик, чтобы всегда знать, где ты!» — все это я могла бы сказать Шери, если бы она меня понимала.

Вместо того чтобы прислушаться, Шери уверенным движением подхватила меня на руки и понесла к одной из яблонь. Сев под ней, она попыталась уложить мою голову себе на колени, но я постоянно поднимала ее, порываясь вскочить на ноги. Тогда Шери это надоело.

Она оттолкнула меня и, поднявшись, пошла в дом. А я осталась в саду.

Шери все еще выходила играть со мной в сад. Каждый день я тащила ее к ограде, и каждый день она послушно шла за мной, но всякий раз, когда я пыталась пролезть под забором, Шери ужасно злилась.

Наконец она сказала, что ей больше не нравится со мной играть, а я подумала: какая же она глупенькая. Ну почему она не может понять, что ей угрожает опасность?

Мою милую Шери хотели забить, точно ягненка, а она этого не замечала. Она обнималась с отцом, целовала мать в щеку и не осознавала, что совсем скоро они вспорют ей живот.

Каждый день, видя Шери, я жалась к ней все ближе. Я жалобно звала ее по имени и, когда она садилась на траву, проходилась языком вдоль ее лица в надежде, что это поможет ей понять, как сильно я ее люблю.

Она поняла, когда было уже поздно.

Я говорила, что умею считать, но на самом деле считать я умела только до четырех. Но я все равно смогла понять, когда прошел месяц.

В тот день Шери пришла в сад вся заплаканная. Она опустилась передо мной на колени и разрыдалась только громче, а я, вместо того чтобы привычно прижаться к ней, вновь потянула ее за платье. Настаивать долго не пришлось, она сама пошла к ограде. Когда Шери позволила мне поднырнуть под нее и выскочить на желтую песчаную дорогу, я поняла, что победила.

Моя маленькая голова наполнилась жгучим восторгом, я тут же радостно запрыгала и заблеяла, подзывая Шери к себе. Она почему-то не пошла.

Она продолжала стоять у ограды и смотреть на меня слезящимися глазами. Я снова несколько раз прыгнула, надеясь, что она перелезет через забор и пойдет ко мне, но она лишь сказала короткое:

— Уходи.

Вместо этого я подошла ближе.

— Шери, пойдем. Давай же, — я снова потянула ее за край платья.

Обычно Шери не понимала меня, но в этот раз, кажется, поняла. Она замотала головой.

— Я не могу. Иди! — она повысила голос, и слезы вновь покатились по ее щекам. — Уходи!

Я не могла уйти без нее. Просто не могла. Не могла бросить тут мою милую подружку, почти что сестренку. Я, пригнувшись под оградой, вернулась в сад. Шери упала на колени и зарыдала. Я позволила ей вжаться лицом в мою шерстку.

Я чувствовала, как Шери дрожит, и понимала, как ей страшно. А еще понимала, что не могу бросить ее одну. Я не хотела, чтобы она была одна, как Милли.

Видимо, Шери смогла объяснить это своим ужасным, жестоким родителям. Я хочу верить, что они хоть немного, но любили ее, раз позволили на рассвете, когда в саду горели огни, прийти в сад вместе со мной.

Шери вела меня на атласной голубой ленточке и плакала. Мне тоже хотелось плакать, но вместо этого я жалась к ее ногам, пытаясь хоть немного подбодрить. Над нами высились яблони.

Мы зашли в круг людей в балахонах и встали на кусок красной ткани, расстеленной на земле.

И когда отец Шери достал свой страшный кинжал, блеснувший в воздухе, я поняла, что просто не могу позволить Шери умереть так, как умерла Милли. Я вообще не могу позволить ей умереть.

Я дернулась вперед.

— Держи ее крепче, Шер! — крикнул кто-то из толпы.

Кинжал пронзил мое маленькое сердечко. И я поняла, что защитила ее.

Автор: Тина Берр
Оригинальная публикация ВК