Катался прошлой весной по национальному парку Arches, что в штате Юта, фотографировал разные красивые места. Потом просматривал получившиеся картинки и застрял на одном фото с сильным чувством дежавю. Полгода мучался. А потом как вспомнил.
Одесса много чем прекрасна, и ее можно много за что любить, но я больше всего кайфую от того, как тут разговаривают люди.
Сажусь в такси:
— У вас пристегиваются? (Был молод, задавал глупые вопросы, ага)
— Та я не летаю.
Купил в баре на пляже стакан кваса. Пошел хорошо, возвращаюсь за вторым. Бармен:
— Вам вкусно или вы просто пить хотите?
На пляже рядом загорает пара сильно за пятьдесят. Мужчина аккуратно стряхивает песок с покрывала, на нас ничего не попадает, но жена бдит:
— Миша, не тряси на хлопцев!
— Да какие то хлопцы. То ребята. Ты шо не видишь, что они з России.
Иностранец пытается спросить что-то у двух местных жительниц по-английски. Тяжелый взгляд, глубокий вздох:
— Извините, вы нас не понимаете.
Жду вызванное такси перед зданием аэропорта. Подходит бомбила и без всякого вступления:
— Будем ехать?
— Спасибо, за мной уже едут.
Теряя интерес и отворачиваясь:
— И мы будем ждать? Как будто там накрыли стол к вашему приезду и держат.
Приехавший Жора оказывается не менее славным парнем. К десятой минуте поездки он уже рассказывает, как они с шурином, отправив жен с детьми к бабушке в Мелитополь, знакомятся с дамами в Аркадии и ходят в стрипбар «тут недалеко»:
— Понимаешь, в Одессе на одного человека с саблей десять тех, кто без сабли. Как же тут по другому то.
Знаете как в самолетах некоторых авиакомпаний включают после приземления легкую приятную музыку, чтобы пассажиры расслабились и не скучали, пока самолет рулит по летному полю и ждет трап? Вот и в казахстанской Air Astana так делали (а может и продолжают). Только почему-то музыку включали не после приземления, а в тот момент, когда самолет начинал заходить на посадку.
Летел ими несколько лет назад в начале мая. Раннее серое утро, отвратительная дождливая погода. Начинаем садиться. Плотные облака, струи воды по иллюминаторам, сильная турбулентность, ревут двигатели, освещение выключено. Сосед судорожно подтягивает ремень безопасности, женщина через проход крестится, я вцепился в подлокотники и негромко матерюсь. И тут на весь салон в честь грядущего 9 мая: «Нас ждет огонь смертельный, и все ж бессилен он, сомненья прочь, уходит в ночь отдельный, десятый наш десантный батальон».
Я хоть и большой поклонник абандонов и монументального социалистического наследия, но не уверен, что этого хватило бы, чтобы заставить себя провести целый день в машине на монгольских дорогах с единственной целью — увидеть Чойр и Баянтал, крошечные, богом забытые городки, известные лишь тем, что в них когда-то стояли советские войска. Но тут добавились сантименты: в конце семидесятых дед три года командовал в этих краях бригадой, так что было решено посвятить один день паломничеству к практически родным местам.
Рассчитывать на монгольский общественный транспорт не приходилось, машины в прокат туристам тут не дают, так что пришлось зафрахтовать авто с водителем за сотню долларов и бак бензина. Прикупив в ближайшем супермаркете воду, овсяное печенье и колбасу из конины, мы покатили в степь на юг от столицы.
Повезло по-меньшей мере дважды. Во-первых, от Улан-Батора до Чойра построили новую дорогу, и путь в 250 км от столицы стало возможным проделать часа за три с половиной вместо прежних шести.
Во-вторых, повезло с погодой. Хоть солнечные дни для Монголии и не редкость, но на дворе был все-таки октябрь: уже на следующий после поездки день в Улан-Баторе шел снег. А тут синее небо, желтая степь да пасущиеся лошадки. Красота.
Баянтал встретил ржавым знаком «Летчик первого класса» на въездной арке.
25 лет назад тут стоял полк истребителей. Сегодня остались только ангары,
колючая проволока,
ржавые бочки,
фрагменты построек,
неплохо сохранившаяся взлетка,
агитстенды,
редкие символы эпохи,
некогда роскошный МиГ-21,
и абсолютная звенящая тишина.
В какой-то момент на горизонте показался движущийся в мою сторону мотоцикл. На мотоцикле был местный житель, который оказался очень большим, очень пьяным и очень недружелюбным: без каких-либо попыток вступить в контакт он начал меня давить. Увернувшись пару раз, прикинул, что долго так бегать не смогу, и надо начинать переговоры. Максимально интернациональные пришедшие на ум слова звучали как «америка, авто, доллар, гоу». Их оказалось достаточно, чтобы убедить мотоциклиста проследовать в сторону машины со спящим водителем. Залез внутрь, ткнул в бок водилу, мол, разбирайся. По результатам десятиминутной беседы, гость удалился с барбариской и сигаретой. В принципе недорого за возможность рассказывать теперь, что я бегал по степи от пьяного монгола на мотоцикле.
В блочных пятиэтажках стоящего неподалеку военного городка еще теплится жизнь. Монголы не могут позволить себе роскошь бросить добротные дома. Трудно представить, что нужно было натворить в прошлой жизни, чтобы в нынешней оказаться в Баянтале.
В стоящем в 25 километрах от Баянтала Чойре жизни побольше. На станции даже останавливается поезд раз в день.
Под памятником монгольским космонавтам (да) по вечерам собирается молодежь.
В скверике имени монгольско-советской дружбы иногда играют дети.
На центральных улицах, говорят, можно встретить людей, но мне не повезло. Ну, или повезло, если вспомнить мотоциклиста.
Памятник воину-освободителю рядом с разрушенным стадионом медленно умирает.
А вот и дом в котором когда-то жили дед с бабушкой.
Миссия выполнена, скорее назад в Улан-Батор, пока не стемнело. Никогда бы не подумал, что в Улан-Батор можно хотеть вернуться.
Выход на белый песок занзибарских пляжей ознаменовался знакомством с аборигенами, которые ненавязчиво предлагали купить тапочки, сплавать на лодке к рифу или прокатиться на какую-нибудь экскурсию. Невысокий паренек в розовой кепке с надписью «Сибирский Тракт» по имени Алибаба увлеченно рассказывал о закатах Стоун-Тауна, острове столетних черепах и купании с дельфинами.
«Земляк, хрен с ними, с дельфинами. Как у вас тут с футболом? Может есть что поблизости посмотреть, пока жена на массажах лежит?» — поддержал я светскую беседу. «Сделаем», — не задумываясь ответил Алибаба, который как настоящий профи так же отреагировал бы и на просьбу посмотреть на Занзибаре хоккей, и пошел куда-то названивать. На следующий день в назначенный час у отеля ждала машина. Других идиотов, желающих посмотреть игру третьего дивизиона чемпионата Занзибара, не нашлось.
К стадио мы подкатили за 15 минут до начала игры. На выжженном пустыре среди пальм разминались синие и желтые.
Приличная экипировка, новые сетки на воротах и угловые флажки адски контрастировали со зрительскими местами из кирпичей, протоптанной через поле тропинкой и срачем, начинавшимся сразу за кромкой поля.
Алибаба был тут явно в почете: сразу повел меня в стан синих, выделил гида Исмаила из числа администрации клуба, которому велено было не отходить от меня всю игру и обеспечить Access All Areas, познакомил с тренером и директором и заставил команду построиться в центре поля для группового фото.
Выбирать за кого болеть не пришлось. В дополнение к радушному приему оказалось, что синие представляют ближайшую к моему отелю деревню Пвани Мчангани, а под восьмым номером за них играет отельный инструктор по виндсерфингу.
Подробности матча опущу. Нормальный такой дворовой футбол, вся красота и экзотика которого исключительно в околофутбольных деталях.
Основная масса зрителей расположилась на одной стороне поля, спиной к солнцу. На противоположной встало человек 20 ультрас, роль которых оказалась несколько значительнее, чем стучать в барабан и скандировать «судья — пидарас» на суахили. Например, когда кто-то из игроков получал травму, ультрас выбегали на поле и выносили тело: медиков на Занзибаре и на туристов то не всех хватает, не то что на любителей ногомяча из рыбацких деревень.
Еще тру-фанаты бегали за боковым судьей и давали ему по жопе за неправильные взмахи флажком. Тут, правда, все по делу было: боковой судил исключительно плохо, да к тому же еще и опоздал на игру минут на 20.
Под конец игры ультрас выступили в роли миротворцев, разняв почти сошедшихся в рукопашной рыбаков. В общем, фаны оказались порядочными: болели за своих, по шее судье давали за косяки в любую сторону и игроков выносили с поля независимо от цвета формы.
Вместо хот-догов и пива на стадионе подавали жаренных осьминогов. К неприметному старичку с большой накрытой газетой тарелкой подходили зрители, совали монетку, поднимали газету, макали кусок осьминога в кокосовый соус и тут же съедали. Опробовать эту часть местного колорита в стране, где бутылку кока-колы иностранцу дают от греха подальше с трубочкой, не решился.
В перерыве команды расселись в грязи под пальмами вперемешку со зрителями, и все 15 минут сначала тренер, а потом директор клуба толкали выразительные речи, периодически делая резкие движения руками в области паха.
«Исмаил, а что на установке то говорили?», — поинтересовался я в начале второго тайма. — «Говорили, что очень надо побеждать».
В конце перерыва директор вдруг подошел ко мне и предложил сказать пацанам пару напутственных слов и вообще дать какие-нибудь рекомендации по игре. От неожиданности я отказался, упустив уникальную возможность порулить тайм дюжиной занзибарских рыбаков.
Мое появление вообще вызвало заметное оживление. То ли меня приняли за скаута «Ливерпуля», то ли просто белый человек внушает уважение, но местная общественность всколыхнулась: каждый проходящий мимо считал своим долгом пожать белую руку и попозировать перед камерой. Особенно назойливы были детишки.
Игра закончилось 2:2, одной красной и пятью желтыми карточками, едва начавшейся дракой и парой травм.
В лучах заходящего занзибарского солнца гости погрузились в клубный автобус и укатили в сторону Пвани Мчангани ловить лобстеров и осьминогов, а я на обратном пути расспрашивал Алибабу про дельфинов и Стоун-Таун.
«Мы с женой в Бутан через месяц собрались. Погнали с нами?» — написал мне однажды друг. Про Бутан я знал только, что его столица называется Тхимпху, на флаге изображен дракон, и что это где-то в Азии, хотя, возможно, я путаю его с Брунеем. Точно мог сказать только, что в Бутане я не был. Этого было достаточно для ответа «Конечно, погнали», и я купил билет в Катманду, чтобы оттуда добраться до одной из самых необычных и душевных стран, что я видел.
Просто так прилететь туристу в Бутан нельзя. Нужно обязательно купить тур, в который войдут билет на самолет, виза, отели, гид и водитель, входные билеты на всякие достопримечательности и еда.
Из Катманду летим на новеньком самолете с драконом на хвосте. По совету интернетов просим на регистрации места у окон по левому борту: если повезет с погодой, увидим Эверест. С погодой не везет: сплошные облака. От касания самолетом полосы до выхода из здания аэропорта с чемоданом и визой в паспорте проходит девять минут.
На выходе встречают гиды – приятные улыбчивые парни в традиционных нарядах. Но это не показательные выступления для туристов: в Бутане обязательное ношение традиционной одежды шесть дней в неделю. Народ, кажется, особо не возражает, и многие не переходят на джинсы даже в воскресенье.
Нас сажают в микроавтобус и везут смотреть страну. Много зелени, рисовых полей и облаков.
В основном показывают буддистские храмы и монастыри разной степени нереальности и красоты.
Перемещаемся преимущественно по приличным горным дорогам.
К вечеру приезжаем в столицу.
Несмотря на то, что тур жестко организованный, в свободное от основной программы время никаких ограничений на передвижение — иди куда хочешь.
Мы захотели по барам. Бары нашлись, и весьма приличные. В них охотно наливали как местные пиво c самогоном, так и вполне себе Jameson, и хорошо изъяснялись на английском. С английским в стране вообще все неплохо. Не то чтобы довелось много общаться с местными, но все кого встречали, говорили очень достойно.
В бутанском языке (правильно называется «дзонг-кэ»), кстати, отсутствует звук «ж», отчего имя «Женя» вызывает у бутанцев невыносимые страдания.
После пары баров заходим на местный футбол. Стадион похож на арену Mortal Combat.
Футбол в Бутане любят почти так же как стрельбу из лука (о ней ниже), что не мешает местной сборной быть одной из худших в мире. Лет 20 назад пара голландских энтузиастов даже организовала матч между Бутаном и Монтсерратом, второй худшей на тот момент командной планеты. Бутан выиграл.
На следующий день едем в деревню членов. Предысторию уже не вспомню, но тут все верят, что члены на стенах домов оберегают от злых духов, а поделки соответствующей формы приносят удачу. А ежели в местном храме получить деревянным хером по лбу от правильного монаха в правильный час, то и все болезни отступят.
Члены на домах встречаются и в других местах, но не так часто как здесь.
Ночуем в небольшом городке с монастырем, где молодые монахи играют в футбол связанными тряпками. Рядом обнаруживается вполне приличный магазин спорттоваров. Покупаем пацанам нормальный мяч. Продавец, узнав для кого покупаем, скидывает 20%. Парни приходят в восторг и зовут погонять с ними. Теперь на свиданиях рассказываю, что играл в футбол с тибетскими монахами в буддистском монастыре на закате. Ну, ладно, с бутанскими.
На следующий день продолжаем погружаться в темные пучины бутанского спорта. В программе главная национальная развлекуха — стрельба из лука.
Стрельбище, кое найдется в каждой деревне, представляет собой вытянутый метров на сто пустырь с мишенями в виде деревянных досок в каждом конце. Вокруг стрельбища трибуны, куда влезет вся деревня. Стреляют командами человек по десять. Перед каждым выстрелом групповой танец с песнями. Стрелки жуют кат (растение, в листьях которого содержится не такой уж легкий наркотик) и выглядят умеренно обдолбанными, что не мешает им попадать по мишеням почти всегда. За редкие промахи раздают подзатыльники, особенно молодым.
Стрельба из лука – единственный спорт, в котором Бутан был представлен на Олимпийских играх чуть ли не до 2012 года. Потом появились какой-то пловец и стрелок из пистолета, но больше для галочки; стрельба из лука — по-прежнему единственный спорт, где бутанцы хоть сколько нибудь конкурентны.
Просим гидов свозить нас куда-нибудь пострелять самим. Когда я с десятой попытки попадаю в деревяшку, гиды и хозяин стрельбища начинают петь и танцевать. Те еще тролли.
Всю поездку живем в очень приличных гостиницах с сильным национальным колоритом в интерьерах. Некоторым смело можно дать 4 звезды. Кормят в специально отведенных для туристов местах. Точнее места (в смысле рестораны) может и обычные, а вот еда точно специальная — для слабаков. Долго уговоривали гидов дать нам то, что они сами едят. Те отнекивались, мол, парни, не стоит, поверьте. Уломали в последний вечер: съел какой-то овощ из салата, чуть глаза на лоб не вылезли, настолько остро. В общем, даже индусов отдельно кормят. Им тоже островато.
Индусы, кстати, составляют 70% всех туристов в Бутане, еще 20 — китайцы, оставшиеся 10 — все остальные.
Последний хайлайт поездки — тигриное гнездо (вот прям Tiger nest, ага). Там какая-то мутная история то ли про орлицу, привратившуюся в тигрицу, то ли наоборот. В общем сейчас это монастырь в скале, до которого надо херачить по горам три часа строго вверх.
Вдоль тропы продают посохи, с которыми идти сильно удобнее. Каждые полчаса движения цена на посохи увеличивается на 30%. Совсем ленивые могут арендовать пони, но последний час все равно придется топать.
Улетаем. На регистрации снова просим себе места у окна, только уже по правому борту. С погодой везет, и Эверест открывается. Вряд ли вид из самолета на него может быть лучше.
Несколько лет назад оказался в начале марта в Нью-Йорке с тремя свободными днями в кармане. Погода к прогулкам по городу не располагала, и решено было купить билет в какое-нибудь вкусно звучащее место. Например, на Бермудские острова.
На всех отечественных географических картах это место называется «Бермудские острова» или «Бермуды». Американцы и местные используют единственное число — Bermuda. Определенный смысл в этом есть: все острова площадью больше тысячи квадратных метров давно соединили мостами и виадуками, превратив Бермуды в единое пространство Бермуду.
В первую очередь Бермуда — это такой райский остров, где давно уже перестали пропадать самолеты, с белыми пляжами и водой из клипартов. В марте тут зима (то есть вода и воздух по +20), поэтому самолеты с восточного побережья Америки летят полупустые, круизные лайнеры в бухты не заходят, местные на улицу выходят в пуховиках, а жизнь на бермудских пляжах представлена исключительно саргассами.
Бермуда — это заморская территория Великобритании, что выражается в крайней степени цивилизованности места, красных почтовых ящиках и телефонных будках, черных урнах с золотой надписью Litter, ежедневном рейсе British Airways из Гатвика, портрете королевы в сити-холле, Union-джеке в левом верхнем углу флага, некотором количестве чистокровных экспатов-саксов и официальном английском.
Все остальное тут американское, включая 90% туристов и деньги. Деньги на Бермуде есть и свои (c птичками и дельфинами), но доллары в ходу на тех же правах при удобном курсе 1:1.
На Бермуде сравнительно недешево. Отели на Booking начинаются от 250 долларов, комната в гестхаусе — от 100, ужин в приличном кабаке — от 30. Получасовая поездка на такси, среди которых, к слову, можно встретить исключительно микроавтобусы, из аэропорта обойдется долларов в 35 в будний день и в 45 в выходной.
Тарифы на такси фиксированные и везде одинаковые. Есть даже услуга «Sightseeing»: за 40 долларов в час таксист будет возить вас по острову с остановками в интересных местах и развлекать историями. В такси помимо тарифов висит предупреждение о запрете блевать: если стало плохо, нужно попросить таксиста остановиться; не успели – штраф 300 долларов, плюс еще 150, если предпочтете делегировать право отмыть.
Бермудские таксисты бывают двух типов: 60-летние дедушки и здоровенные тетки около 30, легко швыряющие одной рукой 30-килограммовые чемоданы. А вот водители автобусов — исключительно средневозрастные здоровяки в самом расцвете сил.
Из общего между таксистами обеих групп — незакрывающийся рот. Вообще на Бермуде любовь к потрандеть в крови. Small talk в любой ситуации – местный ритуал, неучастие в котором будет помимо настроения стоить и нескольких вполне материальных плюшек. Работает это примерно так:
— Привет. Маяк закрыт да?
— Да.
— Привет. Как дела? Отличный день сегодня. Солнце и легкий ветер.
— Привет. Моя любимая погода. А ты откуда?
— Да, я вот из России приехал, тоже из морского города. Маяк смотрю, закрыт.
— Ага, ремонт. Через месяц откроют.
— Жаль, я люблю маяки. Ну ладно, пойду я тогда. Хорошего дня, приятно было поболтать.
— Погоди, у меня тут где-то ключик от маяка был. Оттуда виды хорошие.
Альтернативное средство передвижения по острову — автобусы. Правда на Бермуде законодательно запрещено садиться в автобус с чемоданом. То есть такси — единственные для туриста вариант добраться в аэропорт. Прокатная машина среди доступных альтернатив не значится: туристам машины напрокат тут не дают, только скутеры. Но с бермудским траффиком, узкими дорогами, левосторонним движением и отсутствием опыта скутер — дело небезопасное. Несколько лет назад на таком скутере тут разбился насмерть россиянин.
Но самый крутой транспорт — это паромы. За пару долларов и 15-20 минут можно переместиться из практически между любыми точками острова.
Главная локальная особенность — крыши. На всей Бермуде они одинаковые: ступенчатые и белые.
На Бермуде нет никаких источников пресной воды, поэтому все собирают дождевую. Под каждым домом есть для этого резервуар. Крыши красят специальной безвредной краской, которая вместе со ступенями крыши играет еще и роль фильтра.
Со временем на крыше оседает осадок и ее нужно перекрашивать. Кровельно-малярный бизнес на Бермуде — один из самых прибыльных.
Бермуда — невероятно зеленое место. Даже в Юго-восточной Азии не всегда встретишь такое буйство зелени.
Покатаемся по острову. Столица Гамильтон — небольшой колониальный городок с летними кафе на набережной, магазинами, парками и административными зданиями.
Мэрия служит одновременно и музеем искусства.
К искусству Бермуды, особенно современному, следует приобщаться осторожно.
Сент-Джордж — милопоказушный городок, где на центральной площади по прежнему стоят помосты для порки плетьми.
В Док-Ярде крутой форт и старые королевские верфи вперемешку с яхтами.
Цифры вроде 1837 на плитах кладбища английских моряков дополняют картинку, и духъ фрегатов, канониров, пиратов и вообще времени на северозападной оконечности Бермуды чувствуется как нигде сильно.
Еще тут самая живописная в мире тюрьма.
Недалеко от Такерс-тауна крутые пещеры.
Ну все, можно и домой лететь. Однако, JetBlue решила отменить рейс, поэтому отправляюсь за счет авиакомпании в пятизвездочный Fairmont приобщаться к жизни американского upper-middle class на пенсии. Все эти светские беседы о погоде в лифтах со старичками, теннисные корты и поля для гольфа, свежая клубника с шампанским на завтрак, коктейли в лобби по 24 доллара, шаттлы от входа в отель к пляжу в двухстах метрах, полянки для созерцания заката после ужина, шорты с гольфами в цвет рубашки.
Удивительная все-таки логика у некоторых авиакомпаний: купить билет за 250 долларов на соседней стойке на рейс Delta через два часа взамен отмененного JetBlue не может, ибо «we do not have an agreement», а отправить на сутки в пятизвездочный отель ($370 по букингкомовской цене), заплатить за такси в обе стороны ($80), ужин ($65), завтрак ($35) и интернет ($15), в довесок добавив кредитных $100 и дав мне сделать 8 звонков в Россию общей продолжительностью в час, чтобы перенести на сутки попавший под раздачу аэрофлотовский полет домой — это легко. Ну, я особо и не против.
Немолодой таможенник на вылете, глядя в мой паспорт, показывает свой бейдж «Yuri Richardson»:
— Папа космос любил?
— Мама.
Когда мне было три года, отец уехал на два месяца в командировку в другой город. Мы оба друг по другу скучали, и он писал мне письма. Но мне было три, и читать я не умел, поэтому свои письма отец рисовал, тушью и металлическими перьями. Почтальон обычно бросал их в почтовый ящик ранним субботним утром, и когда я просыпался, нераспечатанный конверт уже лежал на столе. Всего 8 штук. Последнее он нарисовал за день до возвращения домой, когда билет на самолет уже лежал в кармане, и положил его на стол субботним утром уже сам.
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
